Текст книги "Агидель стремится к Волге"

Автор книги: Яныбай Хамматов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

XII

Второго февраля 1565 года Иван Грозный торжественно въехал в Москву и по возвращении своем созвал представителей духовенства, бояр и знатных чиновников.

Они смотрели на государя во все глаза и диву давались: надо же было так измениться! Прямо с лица спал. Черты лица заострились, щеки ввалились. Задорный прежде взор угас, густая некогда шевелюра оскудела, борода поредела. Иоанн осунулся, казался утомленным, больным и постаревшим. По всему было видно, нелегко далось ему добровольное отшельничество. Небось, тоскливо и нелегко было пережидать, думать да гадать, как все повернется, как сложится. Тяжелая это ноша – бремя ответственности за судьбу целого государства.

Тем временем члены совета выстроились чинно и стали ждать, что скажет им Великий князь. Но тот почему-то медлил. Уставившись рассеянным взглядом в одну точку, Иоанн стоял перед всеми и молчал.

Тут теряющие терпение мужи зашушукались, и царь, вскинув голову, грозно спросил:

– Ну, чего вам не так?

Не получив ответа, Иоанн зловеще произнес:

– Я собрал вас тут, чтоб явить вам волю свою: я беру власть по желанию и челобитью московских людей и духовных. Но зарубите себе на носу и другим передайте: отныне я буду править по своему усмотрению. Не потерплю боле непослушников. Никакой пощады изменникам! Не посмотрю на чин да заслуги прежние. Повинных буду карать со всею строгостью и забирать на себя их имущество.

В тот день Иоанн объявил всем о своем решении поделить державу Русскую на две части – на земщину и опричнину[17]17
  Это слово было в употреблении задолго до царствования Ивана Грозного. Так называли остаток поместья, достаточный для пропитания вдовы и сирот павшего в бою или умершего на службе воина («вдовья доля»). Поместье, жаловавшееся великим князем за службу, отходило в казну, опричь (кроме) этого небольшого участка. Иван Грозный назвал опричниной города, земли и даже улицы в Москве, которые должны были быть изъяты из привычной схемы административного управления и переходили под личное и безусловное управление царя, обеспечивая материально «опричников» – корпус царских единомышленников, его сослуживцев. Состав опричных земель менялся – часть их со временем возвращалась в «земщину» (т. е. к обычным формам управления), из которой, в свою очередь, к «опричнине» присоединялись новые территории и города.


[Закрыть]. Ивану Грозному не терпелось осуществить задуманное.

В опричнину он включил многие города и участки столицы и установил над ними личное управление. А земскую часть России поручил боярам и жертвовал ею, когда было нужно, своей опричнине. Окружив себя буйными молодцами-опричниками, царь объезжал города и села, предавал их огню и мечу, творил над людьми насилие, казнил их в большом количестве.

Впоследствии, в ходе государственного переустройства, Иван Грозный додумался до того, что поставил главою земщины правнука последнего великого большеордынского хана Ахмата Саин-Булата, нареченного по добровольном крещении Симеоном Бекбулатовичем.

Посадив на трон и венчав Симеона в Успенском соборе царским венцом, Иоанн стал называть его Великим князем всея Руси, а себе оставил более скромный титул князя Московского.

Люди недоумевали, шептались, строили всевозможные догадки. А вскоре прошла молва, будто бы Иван Грозный поступил так из суеверия, мол, ведуны напророчили московскому царю скорую смерть, вот он и решил таким образом обмануть провидение.

Иоанн настолько увлекся ролью простого боярина, что даже подавал соправителю от себя челобитные, подписываясь как Иванец Васильев, и всем остальным приказывал писать грамоты на имя его.

Очень многим не по нраву пришлась эта вздорная царская прихоть. Но никто не решался перечить Ивану Грозному. Все решил случай.

Как-то раз митрополит московский явился к нему с челобитной и только было приступил к изложению своей просьбы, как тот недовольно одернул просителя:

– Ты, что, никак запамятовал, что я не у дел?! Коли есть нужда, ступай к Симеону Бекбулатовичу. Он – великий князь всея Руси!

– Да что проку к нему ходить, – пробурчал митрополит.

– А от меня, от простого князя, какой прок?

– Дался же тебе этот татарин! – в сердцах выпалил священник.

Иоанн нахмурился:

– Постой-ка, постой! А я? Али тебе неведомо, что и в моих жилах кровь татарская течет?

– Как так?

– Да вот так, – передразнил священнослужителя тот и напомнил, что мать его Елена происходит из рода князей Глинских, потомков бежавших в Литву сыновей золотоордынского правителя Мамая.

Но митрополит не унимался.

– Ты – наш истинный Богом данный государь! Ты взрастил, укрепил Россию, ее славу и величие. Подчинил Орду Ногайскую, победил царство Казанское да Астраханское… А Симеон Бекбулатович чего свершил? Неужто дашь оному до скончания века царствовать?

– А хоть бы и так… – загадочно произнес Иоанн.

– Свят, свят, свят! Не губи, государь, помилуй Христа ради! Грех-то какой… – судорожно перекрестился несколько раз кряду владыка.

Иван Грозный смерил митрополита пристальным взглядом.

– Экий ты, однако, пугливый. Я ж пошутил, – сказал он с серьезным видом и добавил: – Твоя правда. Пора и честь знать. Почитай, год прошел, как он на царском месте сидит. Побаловались и будет. Отпущу-ка я Симеона покуда в Тверь, а то, неровен час, нехристи казанские шутки наши по разумению своему истолкуют да за старое примутся.

– Воистину мудрые слова! – облегченно вздохнул митрополит. – Негоже херить великие дела усердного святителя Казанского Гурия, царство ему небесное, да чудотворного Варсонофия. Многоплодны труды сих благочестивых служителей. Сколь инородцев в стране мрака оные наставили, сколь душ ко Христу привели!

Иван Грозный оживился.

– Да, я и по сей день ясно помню, как отправлял обоих с наказною грамотой терпением татар к себе приучать да в крещение неволею не обращать, а приводить любовию, без страха и без всякого понуждения… – сказал он и вдруг помрачнел. – Да вот ослушались меня окаянные наместники, стали жестокости иноверцам чинить, новых подданных от нас отвращать.

И в самом деле, воеводы и наместники преследовали татар, бежавших от насильственного крещения. Тех, кого удавалось поймать, умертвляли или заточали в каменные темницы, в подземелья и держали их там месяцами, пока те не соглашались принять христианство.

XIII

Башкиры не пожелали предать избранную и завещанную предками веру мусульманскую и, в подавляющем большинстве своем, избежали участи быть новокрещеными. Отстояв и сохранив свою веру, они всерьез столкнулись с другой напастью: вот уже несколько лет с тревогой и неудовольствием наблюдали они, как наглеют Строгановы. То и дело прихватывая, прибирая к рукам их земли, промышленники прочно на них закреплялись, отстраивая остроги и городки. Между тем из центра России в Башкортостан прибывали другие предприниматели и валили без счета все новые партии людей.

В 1572 году башкиры не выдержали и взбунтовались, объединившись с черемисами, удмуртами и остяками. Узнав об этом, Иван Грозный отправил Строгановым грамоту, в которой писал: «Вы бы жили с великим береженьем, выбрали у себя голову доброго да с ним охочих Козаков, сколько приберется, с всяким оружием, ручницами и саадаками… Этих голов с охочими людьми, стрельцами, козаками… посылайте войною ходить и воевать наших изменников… А которые будут… добрые… таких вы не убивайте и берегите их, и мы их пожалуем; а которые… захотят нам прямить и правду свою покажут, таким велите говорить наше жалованное слово, что мы их не накажем и во всем облегчим, пусть только собираются и вместе с охочими людьми ходят воевать наших изменников, и которых повоюют, тех имение, жен и детей пусть берут себе, и вы бы у них этого имения и пленников отнимать никому не велели».

Имевшие собственное войско и управу Строгановы быстро усмирили бунт и снова взяли с мятежников присягу на верность государю. Уверившись в своей силе и безнаказанности, они уже с вожделением поглядывали на территории за Каменным поясом.

К тому времени Сибирское ханство давно порвало отношения с Москвой. С 1563 года за Уралом правил Кучум, разгромивший и умертвивший данника Едигера. Он представлял серьезную угрозу не только для башкир, но и для колонистов.

Строгановы уведомили царя о нападениях на русские поселения людей сибирского хана и били челом, чтобы тот позволил им расширить владения, распространить их за Урал, дал разрешение возводить крепости на реке Тобол и по его притокам и нанимать стражников для их безопасности. Они дали понять, что за счет освоения сибирских просторов смогут приобрести для России новых данников.

Обдумав предложение промышленников и найдя его всесторонне выгодным для государства, Иван Грозный послал к ним гонца с грамотой. Братья получили право укрепляться за Уралом на тех условиях, что были выдвинуты царем, когда речь шла о заселении земель по Каме и Чусовой: «Где Строгановы найдут руду железную, то ее разрабатывают; медную руду, оловянную, свинцовую, серную также разрабатывают на испытание. А кто другой захочет то же дело делать, позволять ему да и пооброчить его промысел, чтоб нашей казне была прибыль; если кто-нибудь за этот промысел возьмется, отписать к нам, как дело станет делаться, во что какой руды в деле пуд будет становиться и сколько на кого положить оброку – все это нам отписать, и мы об этом указ свой учиним. Льготы на землю тахчеев и на Тобол-реку с другими реками и озерами до вершин, на пашни, дали мы на 20 лет: в эти годы пришлые люди не платят никакой дани. Которые остяки, вогуличи и югричи от сибирского салтана отстанут, а начнут нам дань давать, тех людей с данью посылать к нашей казне самих. Остяков, вогуличей и югричей с женами их и детьми от прихода ратных людей-сибирцев беречь Якову и Григорью у своих крепостей, а на сибирского салтана Якову и Григорью собирать охочих людей – остяков, вогуличей, югричей, самоедов – и посылать их воевать вместе с наемными козаками и с нарядом, брать сибирцев в плен и в дань за нас приводить. Станут к Якову и Григорью в те новые места приходить торговые люди бухарцы и киргизы и из других земель с лошадьми и со всякими товарами, в Москву которые не ходят, то торговать им у них всякими товарами вольно, беспошлинно. Также пожаловали мы Якова и Григорья: на Иртыше, и на Оби, и на других реках, где пригодится, для обереганья и охочим людям для отдыха строить крепости, держать сторожей с огненным нарядом, ловить рыбу и зверя безоброчно до исхода урочных двадцати лет».

Ознакомившись с ответом царя на свое послание, довольный Григорий отправился тут же к главе тайнинского рода с визитом. Промышленник улыбался ему, как ни в чем не бывало.

– Не будем держать друг на друга зла, Айсуак-бей. За земли, что без спросу вашего освоили, обязуюсь заплатить сполна. Теперь же по велению царя мы будем защищать башкирцев от салтана сибирского, – объявил он и попросил помощи в строительстве укреплений на реке Тобол.

– Уж и не ведаю, кому на пользу будут те урысовы укрепления, – усомнился Айсуак и добавил с усмешкой: – Поручать Строгановым охрану наших земель все равно что волкам доверить стадо овец.

– Пошто так говоришь?

– А то не знаешь. Уж сколько ты нашего брата дурачил!

– Разве мало было от нас пользы башкирцам? – с притворной обидой произнес Строганов. – Соль, почитай, даром раздаем. Съестным да одежей обеспечивали, почитай, с самого начала.

– Что и говорить, насчет этого вы не скупились, – согласился Айсуак-бей. – А вот за то, что земли башкортов к рукам прибираете, нет вам больше доверия! Пускай лучше войско московское нас охраняет.

– Зачем упираешься, Айсуак-бей? Ведь не сами же мы это затеяли. Не веришь, так послушай, чего царь пишет, – сказал Григорий и зачитал грамоту Ивана Грозного с разрешением Строгановым закрепляться на Оби, Иртыше и на Тоболе, населять земли за Уралом людьми, пашни пахать и угодьями владеть, заниматься промыслами и строить острожки для их оберегания, держать там пушкарей и пищальников, вести войну с изменником Кучумом да защищать данников от его ига, от татарских нападений и разъездов.

Айсуак-бей и сам был не рад, что съездил в свое время к царю просить защиты от сибирских притеснителей. «Неспроста велел он Строганову укрепления за Уралом ставить. Хочет сделать вид, будто печется о нас, сам же хочет добраться до наших богатств. Как же нам выкрутиться? Если мы с урысами не поладим, на кого тогда опереться? Выходит, прав был Саитгали, когда предупреждал нас, настраивал народ против Строгановых. Эх, зря я его тогда не послушал…»

Видя, что грамота Белого царя произвела на башкирского бея впечатление, Григорий Строганов решил, что сумел переубедить его.

– Ну, что ты на это скажешь?

– Не знаю… Такие непростые вопросы в одиночку не решаются. Посоветоваться надо с другими родоначальниками. Как скажут, так и будет.

– Стало быть, царская грамота вам не указ?

– У нас тоже есть Жалованная грамота. И других грамот мы не признаем, – с достоинством промолвил Айсуак.

Хитрый Строганов, не желая портить с ним отношения, препираться не стал.

– Ну что ж, как говорится, ваше право, – отвечал он с улыбкой. – Сказать по правде, и мне недосуг с укреплениями возиться, потому как своих дел невпроворот. Токмо не могу я государя ослушаться. Посему соберитесь, обдумайте, обсудите, а как решите, дайте мне тотчас же знать.

– Ладно.

Проводив гостя в Кергедан, Айсуак-бей разослал повсюду гонцов с предложением провести общий сбор. Однако затея собрать вождей на йыйын не удалась. В тот же день на земли подданных Российского государства башкир обрушился племянник сибирского хана Кучума Мухаметкул[18]18
  В литературе упоминается как Маметкул либо как Махметкул, что может рассматриваться как результат искажения (стяжения) мусульманского имени Мухаметкул («раб Мухамета»).


[Закрыть]. Огнем и мечом прошелся он по селениям, уничтожая мужчин, угоняя в полон детей и женщин.

Не щадил Мухаметкул и поселения других народов, расправлялся со всеми, кто встречался ему на пути. Прознав, что посол Белого царя Третьяк Чебуков направляется в Киргиз-Кайсацкую орду, он бросился за ним вдогонку.

Уничтожив свиту и пленив посла, Мухаметкул нацелился было на городки по Чусовой. Но разведка доложила ему, что они находятся под надежной защитой хорошо вооруженной рати и грозных пушек. И тогда кучумовский племянник перекинулся на земли минских башкир.

Не в состоянии противостоять ему, те вынуждены были обратиться за помощью к Строгановым. Но братья-промышленники, сославшись на то, что у них недостаточно сил, не спешили на подмогу попавшим в беду башкирам, а сами тем временем готовились к войне с Кучумом.

Строгановы понимали, что добиться дозволения царя взять за Уралом земли и завести на ней промыслы, хоть и важно, но недостаточно – их предстояло еще отбить у сибирского хана. А для этого братьям нужны были не столько охочие инородцы да бродяги бездомные, сколько искушенные в военном деле, падкие на добычу, отчаянные и бесстрашные казаки.

Таковые разбойничали в ту пору на Дону и Волге. Они нападали не только на ногайцев, азовцев и крымцев, но и грабили царские суда, убивали русских купцов, персидских и бухарских послов. Несколько раз против них высылались дружины. Одной из них удалось поймать большое число казаков. Все они были казнены. Остальные бежали, но расправа над собратьями их не остановила. Они возвращались и продолжали свой воровской промысел.

Особенной дерзостью прославилась шайка волжских атаманов Ермака Тимофеева, Ивана Кольца, Якова Михайлова, Никиты Пана и Матвея Мещеряка. И именно к ним обратились Строгановы с «ласковою грамотой», призывая стать воинами царя и примириться с Россией. «Имеем крепости и земли, но мало дружины, – писали они. – Идите к нам оборонять Великую Пермь и восточный край христианства».

Однако случилось так, что Григорий и Яков слегли в одночасье и вскоре умерли, так что продолжать начатое ими грандиозное дело пришлось их младшему брату Семену, а также сыновьям Никите Григорьевичу и Максиму Яковлевичу.

А тем временем опальные казаки обдумали приглашение Строгановых и, откликнувшись на призыв, привели с собой в Соль Камскую пятьсот с лишним человек.

Промышленники тепло приняли казацких начальников, рассадили их за уставленным всевозможными яствами столом. Семен Строганов велел первым делом налить каждому по полной чарке водки, после чего обратился к гостям с речью:

– Повелев сколотить нам дружину, государь поставил условие не брать воров, беглых людей боярских, татей да разбойников. Скажу вам прямо: я вам не судья. Коли слово дадите впредь русских и полезных России людей не грабить, вести жизнь праведную и служить нам верно, мы похлопочем, чтобы вам простились грехи ваши прежние.

– И как же ты полагаешь избавить нас от кары неминуемой? – недоверчиво спросил Ермак Тимофеев и глотнул сивухи.

– Отпишу государю челобитную о помиловании!

– Будто Грозный тебя послушает!

– Ежели государь даст добро, чтобы вы служили в моей дружине, тужить вам не о чем.

Атаман огладил ладонью густую бороду и спросил:

– Возможно ли такое?

– Не сумлевайся! – уверенно произнес Семен и добавил: – Токмо взамен я буду требовать службы верной…

Разбойники, как по команде, вскочили и загалдели:

– Премного благодарны за великодушие!

– Повелевай нами! Мы за тебя – хошь в огонь, хошь в воду!

Ермак нахмурился, стиснул зубы до скрипа и, размахнувшись, ударил кулачищем по столу.

– Да уймитесь вы! – рявкнул он на подельников, и как только те притихли, вдруг размяк, пустил слезу и, обращаясь к Семену, проговорил со всхлипом: – Господин, благодетель, заступник наш! Коль сумеешь нашего брата выгородить, навек буду твой!.. Располагай нами. Отныне ты наш повелитель, отец родной!..

Поладив с разбойниками, обещавшими исправно служить в его войске, он назначил Ермака Тимофеева воеводой и поручил ему обустройство дружины.

Подготовив свою рать, Ермак в предвкушении скорого похода явился к своим благодетелям. Оправив усы и бороду, он с торжественным видом обратился к старшему Строганову:

– Дружина готова, барин! Мужики мои рвутся в бой, аки кони.

Но Семен, вопреки ожиданиям Ермака, восторг его не разделил.

– Мы вами вельми довольны, – сдержанно произнес он. – Но спешить не надо. Покамест крепости наши будете оборонять да соляные варницы.

– Так ведь в государевой грамоте, кажись, про Сибирь чего-то прописано. Али новая грамота была?

– Нет, новой не было.

– А тады чего тянуть? Выступим в поход без всякого мешканья.

Но Строганов не уступал.

– Прежде надобно царевым указом заручиться.

– Рази ж грамота не указ?

– Грамота, говоришь… Грамота, вестимо, в силе… Да вот государь витязями нашими дюже интересуется, мол, что за народ да откуда…

– Не ты ль, батюшка, сулил похлопотать за нас?.. – помрачнев, с упреком промолвил Ермак. – Али передумал?

– Нет, что ты, что ты! Не передумал я! – замахал руками Семен Строганов. – Просто нельзя прежде времени разговор о том заводить. Будем оказии ждать. А то неровен час, прознает государь про ремесло ваше прежнее, воровское, так и велит дружину, немалых хлопот нам стоившую, распустить, а самих вас схватить.

– Как же, накось, выкуси! – зловеще усмехнулся Ермак и, вытянув руку вперед, показал здоровенную фигу. – Поди, попробуй-ка теперича войско наше распустить, такая заваруха зачнется!

Но тот и сам хорошо понимал, чем это может кончиться. Головорезы вооружены. Стоит их завести, такой пожар всколыхнется, что не приведи господь! Лиходеев этих, коли сорвутся, ничем не удержишь. Разнесут купеческое добро, праведными и неправедными путями добытое, в пух и прах. Так что выгоднее всего будет, пока не поздно, избавиться от неблагонадежных защитничков, отправить дружину подальше да поскорее. А с другой стороны, перед царем боязно. Прознает, что Строгановы понабрали на службу колодников да смертников, самих не пощадит…

Как же все-таки поступить? Известить царя или помалкивать до поры до времени?

Семен пребывал в полнейшей растерянности. Ермак терпеливо выжидал, а потом все же не выдержал и спросил:

– Ну так что ж, хозяин, каково твое слово?

Тот еще раз все взвесил и решительно сказал:

– Нет, братец мой, спешить покамест не станем… Переждем малость. А там видно будет. Перемелется – мука будет…

– Сумлеваюсь я… – исподлобья зыркнул на него разочарованный Ермак.

– Ты о чем это, братец?

– Не верю я в государеву милость! – запальчиво выкрикнул атаман. – Токмо на поле брани сумеем мы доказать всем доблесть свою. Без этого не будет нам прощения.

– Ну и как же мне быть прикажешь, что присоветуешь? – спросил Строганов.

– Возьми это дело на себя, хозяин. Сам благослови дружину в поход.

– Да нет у меня права без царева ведома посылать вас супротив Сибирского ханства! – побледнел от страха промышленник. – А ну как проведает Иоанн Грозный про самоуправство, тотчас же велит всех казнить.

– Не пугайся ты так, барин, Христа ради, – сказал Ермак, вникнув в его положение. – Уж мы-то, небось, не подкачаем. А как одолеем вражину, государь ишо наградит тебя по-царски, милостями осыплет. Да и нас, грешных, бог даст, кара суровая минует. Помяни мое слово.

– Э-э-э, братец, пока вы еще Сибирь возьмете, Иоанн Васильевич успеет меня на виселице вздернуть.

– Знамо дело, – кивнул атаман. – Не сносить тебе головы, ежели что. Так ты помалкивай, не трезвонь прежде времени о походе-то.

Семен поскреб затылок.

– Так и сделаю, пожалуй… – неуверенно произнес он и, немного подумав, добавил: – Токмо потянем еще немного. Дай мне еще сроку чуток на раздумье.

Отпустив Ермака, Строганов метался весь день, не находя себе места, советовался с племянниками. Так ничего и не придумав, решил он наведаться к казанскому наместнику. Но не застал. Тот отбыл на Белую Воложку – к реке Агидель, чтобы посмотреть, как продвигается строительство нового града.