Текст книги "Агидель стремится к Волге"

Автор книги: Яныбай Хамматов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

XIV

Возведение крепости на холме в месте слияния трех рек – Агидели, Кук-Идели и Караидели – шло с 1574 года. В помощь башкирам были отряжены русские стрельцы во главе с воеводой Нагим.

Место для закладки города-крепости было во всех отношениях удачное. С восточной стороны защитой ему станет протекающая с севера на юг речка Сюльтэкэй-Сутолока, с запада – крутая гора и глубокий овраг. Да и сама река Агидель, на правом берегу которой ставится крепость, – хорошая преграда на пути врага. Ну, а с северо-востока город будет оборонять земляный вал.

Основу города составил кремль, занимавший южную оконечность высокого мыса на правом берегу Сутолоки-Сюльтекей при впадении ее в Агидель.

Поначалу крепость именовалась, как и холм, Тура-Тау. После того как она была обнесена частоколом из дубовых бревен, башкиры стали называть ее Имэнкала[19]19
  В переводе: Дубовый город. Со временем вошло в употребление нынешнее название, в которое вписываются как башкирское слово уба, означающее «холм», так и название реки Уфа (Караидели).


[Закрыть].

На севере и с южной стороны поставили две рубленые из дуба проезжие башни. Северную назвали Михайловской, южную – Никольской. Михайловской башне предстояло защищать главную дорогу в крепость, а ворота Никольской были обращены в сторону Сюльтэкэй.

В центральной части города в 1579 году была возведена и освящена каменная церковь. К югу от нее расположились закрома и пороховые склады, с северной стороны – усадьба воеводы, приказная изба, тюрьма и прочие учреждения. Чуть подальше, в более тихих местах, выстроили красивые особняки для знати.

Простой люд, как и башкиры, внутрь крепости не допускались. Им определили жительство в посадах и аулах на возвышенности за Сюльтэкэй.

Для базара было отведено открытое место за крепостной стеной. С тех пор как он начал действовать, в город стали прибывать купцы, и с каждым разом число желающих вести здесь торговлю прибавлялось.

Имэнкала-Уфе предстояло стать центром Башкортостана, куда должен был поступать ясак, уплачиваемый не только башкирами, но и проживавшими за Уралом народностями. И, таким образом, городу суждено превратиться в связующее звено между Сибирью и Европой.

Едва князь Большой Ногайской орды Урус[20]20
  С распадом Золотой Орды территория Башкирии была расчленена между Сибирским, Казанским ханствами и Ногайской Ордой. Территория современной Уфы оказалась под властью Ногайской орды. В 1556 году Ногайская Орда раскололась на 3 части. Большие Ногаи сохранили за собой основной массив ее владений (в Прикаспии, от Волги до реки Урал).


[Закрыть] проведал о том, что на башкирских землях в междуречье закладывается новый город, он пришел в бешенство и открыто стал проявлять враждебность к России. Участились случаи нападения ногайцев на Уфу. Правда, местному стрелецкому гарнизону удавалось отражать их.

Так и продолжалось бы, наверное, если бы Иван Грозный не решил задобрить Уруса, отправив в Большие Ногаи послов. Вручая князю богатые дары, царские посланники объяснили:

– От нового града всем будет выгода великая. Он послужит ногаям для защиты от лихих людей – от донских да волжских казаков.[21]21
  Соколов Д. Н. Опыт разбора одной башкирской летописи/Труды Оренбургской ученой архивной комиссии. – Оренбург. 1848. № 4. С. 48.


[Закрыть]

Однако тот оказался не столь доверчив.

– Ой, хитрите! – сощурившись, молвил князь и высокомерно добавил: – На что мне защита ваша?! Думаете, не вижу я, зачем вы силы свои в то место стягиваете? Знаю, что у Белого царя на уме. Так что передайте ему мое слово: ежели не прекратит строить город, я разгромлю его войска и снесу все укрепления![22]22
  Отдел рукописей Государственной публичной б-ки им. Салтыкова-Щедрина. Ф. 568 (П. П. Пекарского). Д. 96. Л. 13.


[Закрыть]

С таким ультиматумом отпустил он послов обратно в Москву.

Так и не сумев поладить с ногайцами, Иоанн призвал к себе из Астрахани находившегося под его покровительством царевича Мурата, изгнанного из Крыма родным дядей Ислам-Гиреем, убийцей его отца хана Мурат-Гирея. Несколько дней кряду государь ублажал, угощал его, сетуя на обострение отношений с ногайским князем.

– Грозится Урус Уфу и прочие города порушить. Ежели поможешь усмирить его, уж я не поскуплюсь.

Мурат-Гирей вначале противился, но под давлением царя был вынужден согласиться пособить московитам.

Вернувшись с царскими подарками в Астрахань, он зазвал к себе послов Уруса. Прикинувшись, будто ему неизвестно о недовольстве князя строительством нового города, он, как бы между прочим, поинтересовался:

– Вы, часом, не знаете, как идут дела в том самом граде на земле башкир, что строится по моей просьбе?

Вкушавшие московское угощение послы Больших Ногаев растерянно переглянулись.

– Впервые слышу, что город строят по просьбе царевича Мурат-Гирея, – удивился один из посланников.

– Я тоже не знал… – пожал плечами другой.

Мурат-Гирей громко рассмеялся.

– Что ж вы так оплошали, а? Неужто не слыхали, что земли по Идели, Дону, Яику и Тереку я получил в дар от Москвы? И все тамошние укрепления возводились и возводятся по моей просьбе, – не моргнув глазом, продолжал врать царевич и стал внушать гостям, чтобы ногайцы не трогали построенных русскими укреплений, не портили с ними отношения.

Довольные приемом, ногайские посланники внимали ему благосклонно и дали обещание повлиять на князя Уруса. Вернувшись с щедрыми дарами из Астрахани, они убедили князя скрепить договор с Москвой.

А тем временем колонизация Башкортостана шла полным ходом. Число переселенцев из центральной части России неуклонно росло. Направляемые из Москвы чиновники, стрельцы, пушкари, подьячие бесцеремонно сгоняли башкир с прилегавших к Уфе исконных вотчинных земель. К тому самому времени относится появление первых русских поселений в окрестностях города. Кроме русских, на башкирские земли стали переселяться верные царю татарские мурзы.

Иван Грозный, удовлетворенный тем, что ему удалось при помощи хитроумной уловки склонить князя Больших Ногаев Уруса к подписанию соглашения, начал было подумывать о том, чтобы наведаться как-нибудь в Казань. Но государю все недосуг было осуществить свое намерение. Во-первых, он никак не мог разобраться со своими женами и сожительницами, меняя их одну за другой. Во-вторых, в том же самом году Крымское ханство и Малые Ногаи попытались завладеть Астраханью. Правда, тщетно. В ноябре же следующего года погиб, попав под горячую руку грозного отца, наследник престола Иван.

Между тем царю все больше и больше досаждали неприятные вести, приходившие с востока. Сибирский хан Кучум, неоднократно нарушавший договор с государством Московским об уплате дани, продолжал совершать набеги на подвластные ему территории, в том числе на пограничные башкирские земли. Особенно активизировался он, когда проведал о неудачах русских в продолжающейся Ливонской войне.

Узнав о том, что тот подстрекает к разборкам с Россией ногайцев с казахами и, угрожая расправой, запрещает сибирским народам платить дань, Иван Грозный и вовсе разгневался.

– Вконец обнаглел Кучум-салтан, – проговорил он сквозь зубы. – И куда только смотрят купцы Строгановы? Разве не поручал я им укрепления ставить да защищать подданных российских? Что слышно-то?

– Не могу знать, потому как никаких вестей оттудова пока что не было, – сказал ему на это Федор Басманов.

– Стало быть, надобно немедля гонца слать. Пускай выведает, как выполняется мой приказ, – распорядился государь.

XV

Получив новую грамоту Ивана Грозного, Строгановы встревожились. А тут еще, как на грех, кучумовские татары с остяками да вогуличами нагрянули. Напали числом в семьсот человек на их городки.

«Ладно, Ермак с казаками выручили, отбили непрошеных гостей. Выходит, не зря мы их тут держали, кормили, поили да одевали. Хоть и накладно вышло, а все не без пользы…» – рассуждал старший Строганов.

А тем временем люди Кучума, получив отпор, отправились к Соликамску, захватили его и сожгли дотла, как и многие окрестные деревни.

Строгановы запаниковали.

– Грянул час! Вижу я, нет у нас выхода иного, – сказал Семен, обращаясь к племянникам. – Мешкать нынче уже нельзя. Приперты к стенке так, что дальше уж некуда. Придется Сибирского салтана воевать, воров на дело пускать.

– А кто ж наши-то городки охранять станет? – спросил Максим.

– Соберем новую дружину. Мало ли вокруг всяких бездомков…

Договорившись, Строгановы, не откладывая, послали за казачьим атаманом.

– Вот какое у нас до тебя дело, Ермак Тимофеев сын! Намедни был тут гонец от самого государя. Иоанн Васильевич требует доложить, что да как, мол, доколе салтан Сибирский своевольничать будет… – сказал Семен.

– Доверь нам с Кучумкою разобраться, хозяин, – не дал ему закончить Ермак. – Пошли казаков за Камень. Чай, казаки мои показали, на что способные, – с гордостью добавил он. – Не одни городки обороняли, а и вогуличей, вотяков да пелымцев по велению твоему воевали.

– Верно говоришь, дружину твою мы испытали. Да вот ума не приложу, как Иоанну Васильевичу про нашу затею доложить?.. Не осерчает ли, что мы без царского его ведома казаков на салтана Сибирского бросили?.. – все еще сомневался Семен.

– Неужто станете у царя дозволение испрашивать? Пока суд да дело… А ну как сибирцы в другой раз заявятся?

– Твоя правда, Ермак. Врага надобно упредить, – согласился Семен Строганов и, почесав за ухом, махнул рукой. – Эх, была не была! Как говорится, сто бед – один ответ. Готовь войско свое к походу. Токмо помни про наш прежний уговор: ежели чего, на нас не кивай. Сами, мол, решили грехи тяжкие подвигами во благо Руси великой искупить.

– Ладно, хозяин, по рукам! Положись с племяшами на нас. Вы – наши благодетели. Уж мы-то вас не подведем, – отвечал ему с поклоном Ермак. – Пока салтана Сибирского не одолеем, государю про нас не докладывайте.

– Прежде чем в поход выступать, снарядиться бы как следует…

– Верно, хозяин, – согласился атаман. – Перво-наперво должно удвоить число ратников и положить дружине поболе денег, платья, ружий, зелья[23]23
  Порох.


[Закрыть] да свинца.

– Припасы – не твоя забота, Ермак Тимофеев. Ратных людей тоже тебе подберем…

И вскоре дружина, состоявшая поначалу из казаков и всех мастей лиходеев, пополнилась еще тремя сотнями ратников. Среди них были не только русские, но и татары, а также выкупленные из ногайского плена литовцы и немцы. У каждого из них была своя цель: казаки надеялись на помилование, разбойников привлекала добыча, пленных иноземцев – свобода.

Атаман-воевода Ермак, приобретший ратный опыт в брани под Москвой против хана Давлет-Гирея и в битвах во время Ливонской войны, организовал дружину со знанием дела, поделив ее на пять полков, назначив атаманов из числа близких соратников, есаулов, сотников и пятидесятников. Смертник Иван Кольцо получил чин податамана.

Строгановы же тем временем раздобыли для воинов три пушки, триста пищалей, порох, свинец, съестные припасы, а также барабан, литавры и духовую трубу, повелев грузить все в ладьи. Не забыли и о проводниках с толмачами.

Как только приготовления были закончены, назначили день отправления.

XVI

И вот наступило первое сентября 1581 года. Прежде чем отдать приказ спуститься к стругам[24]24
  Старинное речное деревянное судно.


[Закрыть], Ермак построил свой отряд на берегу. Подоспел священник. Отпели молебен, после чего к воинам обратился с наказом Строганов-старший.

– Витязи вы мои бесстрашные!.. Нынче выступаете вы в поход многотрудный, идете в неведомое нашему человеку Сибирское царство. Кучум-салтан с приспешниками все боле наглеют. Мало того, что оные нарушили уговор с Московией, отказались платить дань в казну царскую. Так они еще посягают на наши владения законные. Именно вам предстоит великая миссия – смирить супостатов, покорить Сибирь и присовокупить ее к государству Российскому. Ежели с отвагой и доблестью исполните сей долг священный, царь всея Руси Иоанн Васильевич одарит вас своею милостью. Будет вам и богатство, и честь, и вечная слава!..

Настал черед Ермака.

– Мы, свет наш батюшка Семен Аникиевич, с честию оправдаем доверие ваше и не успокоимся, покуда басурманов не одолеем, – дал обет атаман от имени дружинников, не забыв при этом поблагодарить солепромышленников за помощь.

Сразу же по окончании церемонии он выкрикнул зычным голосом команду, и под громкие звуки медных труб ратники заспешили к стругам. Как только расселись по местам, раздалась новая команда, после чего флотилия отчалила и величаво двинулась по реке.

Плыли долго по притоку Камы – Чусовой, причаливая время от времени к берегу и располагаясь на привал. Ели, выпивали и, передохнув, снова – на струги. Потом повернули на Серебрянку.

В один из ненастных студеных дней озабоченный Ермак решил созвать казачий круг.

– Браты! – обратился он к товарищам. – Гляньте-ка, вода уж стынет, по ночам ажно до льда промерзает, двигаться по реке все натужнее. Что делать станем?

– А ты сам-то как разумеешь, батька? – спросил Мещеряк.

– Как разумею, спрашиваешь?.. Верней всего будет, мыслю я, обождать зиму у волока[25]25
  Участок между двумя судоходными реками, через который перетаскивали судно для продолжения пути.


[Закрыть].

Казаки зашумели.

– Обождать? Ишо чего! Перетащим струги да на Туру двинемся, – возразил кто-то.

– Ну, положим осилим волок, а дале как? По льду поплывем, что ли? – съязвил Ермак. – Поспешишь – людей насмешишь!

– Верно, батька! Зачем поспешать, будто кто за нами гонится? Подберем местечко удобное, городок земляной поставим по старому нашему казацкому обычаю да заляжем на зиму, – вторил ему Иван Кольцо.

– Вот и ладно, решено – зимовать будем! – заявил атаман.

И тут некоторые, опомнившись, зароптали:

– Нет уж, дудки! Зимовать на волоке не останемся. И в Сибирь не желаем на погибель верную!

– Погуляли и будя! Пора назад вертать.

Ермак нахмурился, зыркнул на горлопанов и осадил, грозя кулаком:

– Ишь, заскулили, псы шелудивые! Я вам дам народ баламутить!

– Не слухайте, браты, отступников! – поддержал атамана Иван Кольцо. – Дороги назад нам нет. Вон, вожи[26]26
  Проводники.


[Закрыть] гуторят, будто Тагил-река недалече, всего-ничего – верст двадцать. Переждем до весны и – айда в Сибирь!

Желающих перечить больше не было. А вскоре, обследовав местность, казаки отыскали подходящий для зимовья участок в устье небольшой речушки и принялись, засучив рукава, за работу. Одни валы насыпали, другие рыли рвы и землянки, третьи избы-времянки сколачивали да амбары. Потом, как водится, обнесли городок тыном. Струги, что полегче, вытащили на берег и разместили их на катках, тяжелые ладьи оставили в воде.

К середине января съестные припасы истощились, и разбойники запаниковали.

– Ну, и как же мы теперича? – спросил Ермак у помощников. – Охотиться станем в лютую стужу?

У тех был готов ответ:

– Не горюй, атаман, пока у окрестных дикарей в деревеньках скотинка не переведется, не пропадем!

Ермак подумал немного и махнул рукой:

– А и впрямь, незачем голову ломать! Деваться нам некуда. На охоту ходить – токмо зелье переводить. Так что будь по-вашему!..

Получив добро, разбойнички, горланя от радости, разбежались голодными сворами по окрестным аулам. А ближе к сумеркам к казачьему лагерю стали подгонять отнятую у местного населения скотину.

Обеспечив себя припасами, мужики успокоились, обленились. Да только праздная жизнь продлилась недолго. К концу марта забирать у местных было нечего. Оставшиеся без скотины и заготовок, те стали умирать от голода.

– Ежели заставить местных нехристей али рыбу удить, авось да продержимся, – рассудил Ермак и велел свести к речке из окрестных селений мужчин.

Вконец обессилевшие, они не в состоянии были долбить лунки и заниматься рыбной ловлей. В приступе свирепого отчаяния казаки изрубили их в куски. Жестокая расправа над местными положение не улучшила: некоторые из разбойников до тепла не дотянули.

Как только в воздухе пахнуло грядущей весной, началась подготовка к походу. Легкие струги решено было оставить, тяжелые – бросить, а вместо них долбить и смолить новые. Ермак принудил к этой работе и местное население.

Едва дождавшись, когда половодье пойдет на убыль, казаки надумали плыть, и вскоре груженая флотилия двинулась вначале по Жаровле, потом по Баранче добралась до Тагила. Тагил же принес дружину к реке под названием Тура, где как раз и начиналось Сибирское ханство.

Потехи ради решили попугать оружием не успевших откочевать на летовку жителей первого попавшегося им на пути городка. Те попробовали было встретить непрошеных гостей стрелами, но вскоре разбежались, обезумев от вида и грохота огнедышащих пищалей, от громовых раскатов пушек и бросив жилища на разорение.

Опьяненный первой победой Ермак, колотя себя кулаком в грудь, самодовольно изрек:

– Браты вы мои, быть мне теперича ентой земле хозяином! Богатство и жонки царька поганого – мое! Все, что отыщете, берите и делите по справедливости. Закатим пир. Душу отведите! Ликуйте, пейте да ешьте, сколь пузо примет, с молодухами порезвитесь.

– Ура! Атаману нашему слава! – завопили ошалевшие от радости Ермаковы подельники.

– Слава, слава! – Разбойники с истошными криками ринулись на поиски женщин.

Ермак остался наедине с Иваном Кольцом.

– Атаман, надолго ли мы тута осели? – спросил его помощник.

– Зачем спрашиваешь?

– Да вот думаю, забалуются мужики-то. Опосля их с места не сдвинешь.

– Пущай передохнут, порезвятся малость, с бабенками натешатся. Чай, изголодались. Весенние соки в жилах бродят…

– Наипервейшее ремесло наше – сеча! Казак без ратного дела – не казак!

– Верно! Ну так что?

– Так ведь и Сибирь – не юга. Обернуться не успеешь, глядь – а там уж и новая зима не за горами. Ежели загодя о припасе да об теплой одежке не похлопотать, будет как в прошлый раз. Так и без людей остаться немудрено.

– Ты чего это раскаркался, аки ворон? Пошто я должен казачков своих неволить? Сказано, обождать надо. Пускай передохнут покуда, а там поглядим.

– Доколе ждать-то? – упорствовал Кольцо.

– Ох, и достал ты меня пуще гнуса! – воскликнул в досаде Ермак, с остервенением расчесывая руки. – Приспичило, что ли? А ну, выкладывай начистоту, чего тебе от меня надобно?

– Дозволь по улусам пройтись…

– Э-э-э, брат! Так бы сразу и выложил, а то заладил!.. – повеселев, усмехнулся Ермак. – Отчего ж не позволить-то, сердешный мой, коли охота? Благое дело казацкое…

Одобрив почин своего помощника, атаман велел разыскать и привести к нему жен местного князька…

На другой день Иван Кольцо покинул стан. Пока Ермак кутил да развлекался, казаки опустошали ближние улусы, сжигая жилища тех, кто отказывался делиться с ними своим добром.

Завидев как-то со стругов укрепленный городок, Кольцо велел пристать к берегу. Представившись купцом, он уговорил стражников открыть ворота и проник со своими людьми внутрь.

В Тархане нашлось чем поживиться.

Неделю спустя отряд вернулся назад.

– Сказывай, где атаман? – первым делом осведомился Кольцо у казака, сторожившего вход в княжескую избу.

– Почивает.

Иван Кольцо вбежал внутрь без доклада.

Возлежавший на ложе бежавшего хозяина с самой юной из его жен Ермак лениво обернулся на вошедшего и, громко зевнув, протянул:

– A-а, вернулся?

– Как видишь.

– Ну и как, велика ли добыча?

– Велика. Ажно струги под грузом осели, чуть ко дну не пошли. Одежи теплой добыли, рухляди[27]27
  Меха.


[Закрыть], хлеба да прочей снеди… Короче, не зря сходили.

Отстранив от себя наложницу, Ермак кое-как поднялся и тут же схватился за сивуху. Выдув без продыху с полкувшина, он тряхнул курчавой головой и с размаху хлопнул друга по плечу.

– Молодец, Иванец!.. Чем же мне одарить тебя за великую службу, а? – еле выговорил он заплетающимся языком и обвел затуманенным взором обстановку. Не найдя среди шкур, ковров-келямов, расшитых халатов ничего достойного внимания, он сорвал с молодухи ожерелье из драгоценных камней и протянул его Ивану. – На-ка вот тебе яхонтов, забирай! Да сверх того выбери себе среди княжеских жонок, какая приглянется!

– А на кой ляд мне евоные бабы! – гордо отказался Кольцо.

– Ишь зажрался, нос от знатных жонок воротит! А вот я, как вишь, не побрезговал… – засопел с обидой атаман.

– Не серчай, атаман, не со зла я. Никто мне ноне не люб. Положил я глаз на одну чернявую красотку из града Тархана. Крепко в душу запала.

– Как звать-то твою зазнобу? – заинтересовался Ермак.

– Не припомню. Имя мудреное, басурманское. Учить долго надо…

– Показал бы… Пошто скрываешь?

– Не отважился забрать ее с собою. А теперича вот жалею…

– Ить, чудной! Нашел, о чем тужить! У князя нашего пять жонок. С радостью поделюсь с тобой любою.

– Обратно ты за свое! – огрызнулся Кольцо. – Отлепись, не до того мне!

Ермак аж протрезвел от изумления.

– Да какой бес в тебя вселился, Иваха? – икнув, спросил он.

– Не в меня бес вселился… Все гуляете, как я погляжу, не просыхаете. Кабы вусмерть не загулялись. Неужто не чуете, в каком мы крае. Окрест – враги. Шуму наделали мы немало. Молва, небось, далеко впереди скачет. Посему должно быть нам начеку, атаман. А то, неровен час, подкрадется хан со своим войском, застигнет хмельных врасплох, и тады поминай, как звали.

Ермак промолчал. Еще раз жадно глотнув из кувшина, он утер пятерней усы и бороду.

– Щас, как же! Али забыл, кто в Сибири ноне хозяин? – возмущенно произнес он и погрозил пальцем. – Эх, Иванка!.. Кабы не знал тебя, какой ты есть, решил бы, что ты трус. Ишь, салтана поганого спужался! – Сказав это, он запрокинул голову, опорожнил кувшин и вдруг твердо произнес: – Нет, врешь! Не отважится Кучумка напасть. Небось, сам нашего брата дюже боится!..

– Не скажи, атаман. Думаешь, ждет он нас не дождется, стоит на воротах, хлебом-солью встречает? Кабы не так! Прознает, зачем мы сюды пожаловали, обрушится ночкой темною да перережет всех до единого.

Ермак хотел было обругать Ивана, мол, вечно тот каркает, но не стал и лишь хмуро спросил:

– По-твоему выходит, мы должны упредить супостата?

– Вот-вот. Да токмо не оружием, а словом ласковым.

– Не понял, куда ты клонишь! – угрожающе сдвинув брови, процедил сквозь зубы Ермак. – Не за тем я в Сибирь тащился, лишенья терпел, чтоб с Кучумкою-нехристем якшаться!

– Да не кипятись ты, атаман! – сам с трудом сдерживая гнев, сказал Иван Кольцо. – Сперва послухай меня да раскинь хорошенько мозгами. Чтоб добиться чего, нужно действовать другой раз не силою, а умом да лукавством. Не забывай, салтан Кучумка во сто крат сильнее нашего. Сперва надобно поводить его за нос, все выведать как следовает, а уж опосля…

– Чтой-то не пойму я тебя, братец, – перебил его Ермак. – То стращаешь, то повременить велишь. А ну, сказывай, чего задумал!

– Так вот, значитца, перехватили мои мужики в пути важного татарина… – начал Иван.

Ермак оживился.

– Пошто сразу не доложил? Кто таков?

– Мурза из круга Кучумова. По улусам тутошним шастал, дань собирал.

– Ишь ты! И где ж твой язык?

– Суда твово дожидается. Кликнуть, что ли?

– Валяй!

Мурзу в сию же минуту втолкнули к атаману. Тот обошел пленника, оглядел с головы до пят и, велев развязать ему руки, обратился к нему по-татарски:

– Здоров ли?

– Хвала Аллаху, здоров! – закивал тот подобострастно.

– А как величать тебя прикажешь?

– Кутлуй мое имя, эфэндэ.

– Верно ли говорят, будто ты сборщик ясака?

Мурза подтвердил, не сводя с атамана заискивающих глаз.

Пригласив гостя к трапезе, Ермак принялся расспрашивать его про житье-бытье и осторожно завел речь о Кучуме.

– Стало быть, ты состоишь на службе у славного Кучум-салтана?.. Наслышаны мы о сем могучем и мудром царе. Жаль, свидеться не довелось. Хотел наведаться к нему, потолковать о том – о сем, да уж видно не суждено…

– Отчего же? – полюбопытствовал мурза, расслабившись.

– В обратный путь снарядились мы, пора восвояси, – вмешался Иван Кольцо. – До снега бы поспеть, а то зимы в Сибири лютые.

– Ой, лютые! – с готовностью подхватил его слова мурза и, разговорившись, поведал хозяевам про хана, про его окружение, про достоинства и многочисленное воинство.

Радость Кутлуя была безмерна, когда атаманы торжественно объявили, что отпускают его. Наказав бить челом высокородному хану, они поручили также передать ему от них богатые дары.

Чуть позже, оставшись с помощником наедине, Ермак заметил:

– Кажись, и взаправду поверил татарин, заглотал наживку.

– Так и задумано. Пускай наплетет своим…