Текст книги "Четыре танкиста и собака"

Автор книги: Януш Пшимановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 55 страниц)

25. Твердый орешек

Прошла добрая четверть часа, прежде чем на командном пункте пехотного полка прекратилась стрельба и телефонисты свернули линию связи, ведущую к батальону под кодовым названием «Росомаха». Потом еще некоторое время было слышно, как охрана штаба выкуривает немецких автоматчиков из домов на соседней улице, где-то длинными автоматными очередями сопровождалась внезапно предпринятая атака, подавленная огнем из пушки.

Через несколько минут у входа в подвал выросла седая от пыли фигура хорунжего из комендатуры.

– Артиллеристы прибыли, – доложил он.

– Где они? – спросил полковник.

– Сюда идут.

– Так не стой в дверях.

От сквозняка задрожало пламя лампы, на стене заплясали тени. Вошел командир гаубичной бригады, офицеры поздоровались.

– Садись, – предложил пехотинец. – Перекусишь?

Он подал знак, и на штабной карте мгновенно появились хлеб, банка с консервами и бутылка коньяка.

– Трофейный, – наливая, объяснил командир полка. – С семьсот пятнадцатого года эта фирма существует, чтобы тебе сегодня угодить.

– Не подкупишь, – буркнул артиллерист и, чокнувшись, спросил: – Когда тебе огонь нужен?

– В два – в половине третьего. Хотя бы за час до рассвета.

– Что нужно подавить?

– Станции подземной железной дороги.

– Бетонное перекрытие. Слишком крепкое для моих зубов. Нужны снаряды калибром двести три миллиметра.

– Выпустишь тысчонки две снарядов – так хоть оглушишь. Последний крупный узел сопротивления, понимаешь? А там только три с половиной километра через парк – и сразу рейхстаг, Бранденбургские ворота.

Командир гаубичной бригады, слушая, крутил в руках стакан и внимательно рассматривал золотые искорки, поблескивавшие в глубине ароматной жидкости. Он отпил глоток, причмокнул от удовольствия, ощущая, как тепло от напитка разливается по всему телу.

– Ладно, постараемся. Дам тебе еще в придачу танк с десантом.

– Танков у меня хватает, но и этот пригодится. А откуда он у тебя?

– Армейский. Номер машины «сто два».

– Я знаю экипаж, это те «специалисты по шлюзам»… – Он усмехнулся и крикнул: – Хорунжий!

– Слушаю вас! – Офицер вырос в дверях.

– Знакомые приехали. Те самые, которых вы хотели расстрелять… Разыщите сержанта Коса, я ему задачу поставлю.

Развалины на передовой линии фронта напоминали лунный ландшафт. Верхние части разбитых каркасов бетонных конструкций ярко поблескивали, а углубления покоились в густом мраке.

Исходная позиция штурмовой группы сержанта Коса находилась внутри разбитого бомбой дома.

Задачи были уже поставлены, объект атаки указан – желтый пятиэтажный дом на противоположной стороне улицы. Из подвала дома пробивался слабый луч света, освещая острые псевдоготические своды окон.

В ожидании артиллерийской подготовки и сигнала к атаке солдаты еще раз проверяли оружие…

Под прикрытием кирпичного свода толстых стен на треугольнике пола, уцелевшего на высоте второго этажа, расположился Кос со своей снайперской винтовкой в руках, посматривая на противоположную сторону улицы. Рядом присела Маруся и настойчиво повторяла:

– Командиру нужно быть в танке, в танке!

– Не всегда.

– Всегда. Всегда.

– «Рыжий» с места будет вести огонь. Хватит трех человек.

– Я пойду с тобой.

– Нет. Сама согласилась присматривать за танком, а вдруг кого-нибудь ранят…

– Там Зубрык.

– Хорунжий пойдет с нами.

– Он не выносит свиста пуль.

– Вот и хорошо. Он будет осторожней… Марийка… – Он ласково прикоснулся к ее волосам, выбивающимся из-под пилотки. – Давай не будем спорить. Я думаю, когда обнаружится, что ты сменила форму, будет страшный скандал.

– Не будет. У генерала мой рапорт, и, наверно, уже подписан приказ о моем переводе в польскую армию…

Четырьмя метрами ниже хорунжий Зубрык, старательно замаскировавшись в развалинах, выглядывал из подвала и засыпал вопросами Лажевского, который сидел в кругу своих разведчиков и нещадно коптил самосадом.

– Они будут отстреливаться?

– Будут. Надо проскочить с последним гаубичным снарядом, тогда не убьют.

– Опаснее всего в тылу тащиться, – пошутил один из солдат, – если споткнешься, то уже никто не поддержит.

– Не беспокойтесь, не отстану, – отрезал Зубрык. – Я четыре недели как в армии. Что уж, и спросить нельзя?

С минуту царила тишина.

– Ну хватит, давай, – протянул руку один из солдат.

– Держи. – Второй подал ему недокуренную цигарку.

– Пан Магнето, – тихим голосом шепнул Зубрык, близко придвинувшись к подхорунжему.

– Ну?

– Я иногда сознание теряю… Вы, как заметите, так по щекам мне…

– Он показал, как надо ударить. – Не откажите в любезности.

– Ладно. – Лажевский кивнул головой.

…В уцелевшей от разрушения ванной комнате на полочке перед зеркалом горела свеча, а рядом вместо стаканов с зубными щетками стояли две пары сапог. Григорий и Густлик сидели на краю ванны и мыли ноги. Не теряя времени, Саакашвили, наклонившись к свечке, изучал фотографию девушек-близнецов.

– А если забыли? – спросил он трагическим голосом.

– Напомнишь, – деловито успокоил его Густлик, оттирая пемзой пятки.

– Отличный камень, трет, как наждак.

Елень прислушался. Сквозь необычные звуки берлинской ночи доносилась знакомая мелодия. Разобрать слова было невозможно, но плютоновый знал их уже на память.

Растут на полях взрывов кусты, Пули звенят, как склянки.

Первая бригада лавиной прет На штурм, на Студзянки!

…Около танка стояли Кос, Лажевский и офицер-артиллерист. Слегка прихрамывая, подошел сержант Шавелло.

– Поручник сообщает, что через минуту начнут, – обратился к Константину Янек. – Минутный огневой налет из всех стволов – и в атаку, потому что с боеприпасами плохо.

– Триста снарядов, – объяснил поручник и попросту, без всякой официальности спросил: – Станцию возьмете?

– У нас задача взять только тот дом, – показал Лажевский.

– История покажет, – философски заметил Шавелло.

– По местам! – приказал Кос.

– Мы с Томашем три красивые дырочки на первом этаже сделаем, – подшучивал Густлик, влезая в танк. – Только, прыгая, через них не зацепитесь.

Франек Вихура со снятым с танка пулеметом встал рядом с Косом. Тот подошел к артиллеристу.

– Гражданин поручник, вы знаете всех офицеров бригады?

– Всех до одного, – улыбнулся тот.

– А есть у вас поручник или капитан…

За их спинами будто кто-то очень быстро начал откупоривать огромные бутыли, в воздухе зашумело, и последние слова Кос выкрикнул уже сквозь шум и свист:

– …был командиром танка, а до армии – синоптиком, погоду предсказывал.

Гаубичные снаряды крутыми дугами взмывали вверх и ложились в нескольких десятках метров от них, на противоположной стороне улицы; разрывы слились в один общий гул.

В воздухе засвистели осколки. Оба упали. Совсем рядом, укрытая в развалинах, глухо била полевая пушка. Защищенный развалинами, «Рыжий» выпустил первый снаряд в стену противоположного дома.

– Нет! – кричал поручник прямо в ухо Янеку. – Такого не было и нет, точно знаю.

Кос встал, за ним Вихура, Стасько. На развалинах появились согнутые фигуры пехотинцев. Густая цепь высыпала на широкую улицу, ринулась в огонь, в дым, в пекло артиллерийских разрывов.

Орудия внезапно смолкли. Из дома напротив застучали пулеметные очереди – одновременно из трех мест, с разных этажей. Кос из снайперской винтовки снял пулеметчика с крыши. Вихура очередью из ручного пулемета заставил замолчать второй этаж. Самый быстрый, Лажевский уже успел пересечь асфальт и, прислонившись к стене почти рядом со стволом сеющего смерть пулемета, бросил гранату в изрыгающий огонь подвал. Ослепительная вспышка, клубы пыли, сильный взрыв.

– Ура-а-а-а! – Через проломы, проделанные снарядами «Рыжего», в дом ворвались разведчики, а за ними остальные.

– Смотри за подвалами! – приказал Магнето одному из своих, а сам бросился наверх по лестнице. Его опередила низкая бесшумная тень. Шарик удрал из танка, чтобы участвовать в бою. Когда подхорунжий выскочил на лестничную площадку, темноту прошила автоматная очередь, но сразу ушла в потолок и захлебнулась, прерванная криком и злобным ворчанием овчарки. Откуда-то сверху фейерверком посыпались искры новой очереди. Магнето отскочил в нишу, а Вихура снизу, поставив пулемет на перила, стал стрелять в направлении вспышек.

Ни один вид боевых действий не приносит столько неожиданностей, как ночной бой в городе. Данные разведки теряют ценность уже через несколько минут. Обстановка меняется мгновенно, и наступающий должен быть очень бдителен, чтобы не допустить контратаки противника и не попасть в окружение.

Командир полка, чтобы быть ближе к своим штурмовым группам, наблюдал за атакой через амбразуру заложенного мешками окна третьего этажа. Сюда протянули телефонный кабель, здесь расположилась рота автоматчиков из резерва.

Бинокль был не нужен. На расстоянии нескольких сот метров полковник видел наступающую цепь у самых стен, видел, как солдаты делали попытки ворваться через проделанные снарядами проломы, как из темноты били по ним автоматные очереди. Тех, кто хоть на секунду задерживался, пулеметный перекрестный огонь прижимал к земле. С верхних этажей и крыш домов, превращенных в крепости, полетели гранаты. По асфальту ползли раненые, на лестницах валялись убитые.

Из глубины, со стороны видневшейся между домами станции, загрохотали пушки «Тигров», по башню закопанных в землю. Горел угол видневшейся над зданием надписи «Метро».

Танкам активно отвечала паша артиллерия, но даже прямые попадания снарядов не могли пробить толстую броню на башнях.

Полковник, плотно сжав губы, молчал.

– Да. Понимаю… – кричал в трубку начальник штаба и докладывал командиру: – «Росомаха» захватила дом, но была остановлена по всему фронту… Да, да, слышу… На левом фланге, у самой Шпрее, контратакуют.

– Прикажи им отступить на исходные позиции. Организуй заградительный минометный огонь. Фрицы попрятались во время артподготовки в подвалы, а сейчас повылазили. А что с этим желтым домом?

– Он снова у немцев, – доложил майор, наблюдая в бинокль. – Не удержали его танкисты.

Доклад майора был не совсем точен. Противник предпринял внезапную контратаку и захватил первый этаж, но верхние были еще наши.

В то время как штурмовые группы Коса и Лажевского устремились наверх, в нескольких десятках метров от желтого дома из подземной станции по широкой лестнице, предназначенной для туристов, просочились штурмовые взводы эсэсовцев. Одна из этих черных колонн, пробираясь по непростреливаемым участкам, появилась в широких воротах, где угасали последние следы пожара.

– Наверх по лестнице! – приказал офицер.

В полумраке лестничной клетки снова завязался бой. Снизу непрерывно били автоматные очереди, сверху летели гранаты. Наши сменили позицию и организовали оборону третьего этажа.

Внезапно перестрелка смолкла. Вокруг шел бой, рвались снаряды, свистели пули, а в желтом доме царила такая тишина, что был слышен каждый шаг и поскрипывание пола. В прямоугольнике света, падающего через окно, показалась спина пятящегося Зубрыка.

– Пан Стасько, – простонал он, – если что… сделайте одолжение…

– Обязательно, – вежливо согласился сержант. Он перебросил пистолет в левую руку, машинально вынул несколько томов, посмотрел переплеты. Маленькую книжечку со схемами и рисунками спрятал в карман и, заметив Коса, отступил, как вор, пойманный на месте преступления.

Янек подошел к окну, осторожно выглянул и приказал Шарику:

– Вперед!

Собака принюхивалась, но с места не двигалась, видимо боясь высоты.

– К машине! Вперед! – решительно повторил Янек и легко подтолкнул собаку.

Овчарка наконец решилась, выпрыгнула через окно и угодила на небольшой козырек крыши, нависший над лестничной клеткой. Оттуда она соскочила на улицу и исчезла в темноте, прошиваемой очередями трассирующих пуль.

Немцы, находящиеся в доме, закончили, видимо, подготовку к атаке, ударили сразу из всех стволов.

– Янек! – позвал Вихура.

– Я тут! – ответил Кос, стреляя по бежавшему вверх эсэсовцу.

Некоторое время обороняли третий этаж, но противник подтягивал подкрепление, а наша пехота, хотя и находилась на противоположной стороне улицы, оказать существенную поддержку не могла. Эсэсовцы фаустпатронами развалили перекрытие, поднялись по сваленным в пирамиду столам и шкафам и атакой с флангов заставили танкистов оставить позицию у лестничной клетки.

Бой не прекращался ни на минуту. Все короче, экономнее били очереди поляков, все более длинными становились они у немцев.

Небольшая группа наших, отступая, забиралась все выше и теперь оказалась на чердаке. Чтобы хоть на минуту задержать преследователей, израсходовали все гранаты. Через узкое отверстие один за другим выползали на плоскую крышу. Брезжил ранний рассвет. Их было семеро – хорунжий Зубрык, Вихура, оба Шавелло, Стасько, Кос и Лажевский.

– Плохо, что гранаты кончились, – покачал головой Константин. – Говорил тебе, Юзек, бери больше.

– У меня семь было, – оправдывался племянник.

Сержант, ворча, подполз к лазу и, использовав минутную передышку, дал длинную автоматную очередь.

– Живем, ребята! – крикнул Лажевский, выбегая из-за трубы со связками трофейных гранат. Он держал их за рукоятки, как картофель за ботву, и торопливо рассказывал: – Гады, оборудовали тут командный пункт.

Небрежным движением одну за другой он бросал их в темный лаз. Загрохотали взрывы, повторяемые эхом бетонной лестничной клетки. Снизу донеслись крики и стоны.

Подхорунжий направился за следующей порцией.

– Не сиди, Юзек, когда старшие работают, – бросил Шавелло.

– Магнето! – крикнул Янек, заглядывая с крыши вниз.

Подхорунжий лег рядом, и с минуту оба молча наблюдали: из подземных помещений станции появлялись все новые и новые подразделения; отсюда были хорошо видны вкопанные в землю «Тигры», густая сеть соединительных рвов, противопехотные заграждения.

– Ясно, – сказал Лажевский и придержал за руку Коса, который готовил снайперскую винтовку. – Подожгут с чердака. Они в Варшаве научились такие крепости брать.

В начале атаки Огонек вместе со всеми вела огонь из автомата. Обнаруживала вспышки фашистских пулеметов и автоматов и била по ним короткими, прицельными очередями. Потом появились двое раненых. Она наложила им повязки и от них узнала о том, что атака захлебнулась.

– Твердый орешек, – сетовал старый усатый солдат. – Здесь нужны зубы покрепче.

С тревогой смотрела она на желтый дом, который снова захватили гитлеровцы. Выдержка окончательно изменила ей, когда собака вернулась одна. Огонек села в проломе стены рядом с танком, автомат положила на колени и, вместо того чтобы охранять танк, расплакалась, обняв левой рукой голову Шарика. Собака скулила, старалась утешить, лизала ей ладони шершавым розовым языком.

«Рыжий» вел огонь из пушки. Через приоткрытый люк Черешняк, выбрасывая еще дымящиеся гильзы, заметил девушку.

– Ты что плачешь?

– Шарик вернулся, а они остались.

– И правильно сделали, что отпустили собаку! – крикнул Густлик. – Потому что она для действий на лестничных клетках непригодна. Смотри, чтобы нам никто работать не мешал.

Оба скрылись в башне, грохнула пушка, и снаряд, пролетев через отверстие в стене, глухо разорвался внутри дома.

На верхнем этаже вдруг засветились окна, огонь не затухал, а становился все ярче и наконец веселыми языками перебросился на стену и принялся лизать выщербленную пулями штукатурку, добрался до водосточной трубы и карниза.

– Густлик, Густлик! – выкрикнула Маруся.

– Ну?

– Это от снаряда?

– Нет, не от снаряда. Немцы подожгли.

Когда Лажевский сказал, что эсэсовцы штурмовать не будут, а подожгут с чердака, Коса зазнобило. Может, утренний ветер забрался под обмундирование и пробежал по вспотевшей спине, а может, страх заговорил. Некоторое время он лежал, ничего не слыша и ни о чем не думая. А о чем, собственно, можно думать в безвыходном положении? Он пришел в себя, когда подхорунжий положил ему на плечо руку:

– Бензин чувствуешь? Сейчас зажгут. Надо удирать.

– Как? С парашютом?

– Есть выход, я знаю. Идем!

Он провел Коса на другую сторону крыши и показал вертикальную лестницу на глухой стене.

– Пожарная! – крикнул он под звуки взрыва – это пикирующие бомбардировщики сбросили свой груз примерно в полукилометре восточное.

– Я ее еще раньше высмотрел, знал, что может пригодиться…

Первым, перекрестившись, начал спускаться старший Шавелло. За дядей полез племянник. Вслед за ним пошли подхорунжий Стасько и Вихура. Языки пламени появились из-за водосточной трубы.

– Успеем, не поджарят нас, – проговорил Лажевский.

– О нет, нет! – вдруг начал сопротивляться Зубрык. – Я боюсь высоты. – И потерял сознание.

– На шкварки придется оставить, – буркнул взбешенный Лажевский.

Пламя бушевало все сильнее. Оно охватило лаз, взметнулось высоко вверх – лестничная клетка напоминала огромный дымоход.

Внизу на лестничных перекладинах темнели скользящие вниз фигуры. На противоположной крыше сверкнула вспышка одиночного выстрела снайпера, через секунду раздался звук выстрела, а снизу – человеческий вопль. Кто-то упал с лестницы на развалины.

– Черт! Проснулся голубятник… Поснимает нас…

Кос, заметив вспышку, прижал приклад к щеке, медленно нажал на спусковой крючок.

– Этот уже не поснимает.

Тяжело передвигаясь, из-за дымохода показался раненый. Перегнувшись в поясе, он съехал по крыше в многоэтажную пропасть.

Выстрел вывел Зубрыка из оцепенения.

– Раненый ждет! – крикнул Кос.

– Где? – робко спросил Зубрык.

– Внизу.

Фельдшер, преодолевая страх, пополз по нагревшейся крыше.

Проклиная Гитлера, хорунжий скрылся за выступом стены.

Упала подгоревшая стропилина, полыхнуло пламя, посылались искры. Подкатилась головешка, прожгла гимнастерку на рукаве. Кос, подпрыгнув от боли, отбросил ее и сбил пальцами огонь – затушил тлеющее обмундирование.

– Пора, – сказал он Лажевскому.

– Ну давай, – бросил Магнето. – Я последний. У меня опыт с восстания.

Они лежали на краю крыши, пристально глядя в глаза друг другу.

– Я командую, – сказал Кос. – Иди.

Магнето повиновался. Янек должен был остаться на крыше, чтобы дать Лажевскому время спуститься хоть на несколько метров вниз. Он забросил за спину автомат, взятый у Зубрыка.

Рухнуло еще одно стропило, выше взметнулись языки пламени. На чердаке разорвался снаряд, взрыв подбросил в воздух бесформенные куски нагретой кровли, которые, описав дугу, ударили в стену. Этот неожиданный грохот перепугал Зубрыка. Он споткнулся, запутался в металлических перекладинах, выпустил поручни из рук и упал с двух последних перекладин прямо в руки Вихуры.

– Сюда, пан доктор! – звал старший Шавелло, заканчивая перевязывать ногу подхорунжему Стасько. – Перелом.

– Вот здесь очень больно. – Раненый прижал ладони к животу – между пальцами просачивалась кровь.

Фельдшер тотчас же принялся за перевязку. Руки у него были быстрые и ловкие. Ему помогал Шавелло, время от времени переворачивая Стасько. Раненый сжал зубы.

– Поэта, гады, ранили, – сообщил Вихура спрыгнувшему с лестницы Лажевскому.

Подхорунжий внимательно осмотрелся: они находились в развалинах между глухими стенами домов, занятых врагом. До тех пор пока они не двинутся отсюда, им ничто не грозит. Правда, немцы выбили амбразуру в стене.

Кос спрыгнул, приземлившись около Магнето.

– Долго оставаться здесь нельзя, а через улицу начнешь пробираться

– каждый второй погибнет, – бросил подхорунжий.

Не отвечая, Кос отполз в сторону и склонился над раненым. Перевязка была закончена. Янек вытер ему мокрое от пота лицо куском пакли, вынутой из кармана.

– Носилки готовы, – сказал Шавелло.

– Кос, – с трудом произнес Стасько. – Держи, пригодится. – Он протянул ему небольшую книжечку. – В этом доме, в библиотеке, раздобыл.

Янек молча сунул томик за пазуху и положил ладонь на горячий лоб Стасько.

…Густлик стоял навытяжку перед полковником. За ним, у переднего люка «Рыжего», стояли Саакашвили, Черешняк, Маруся и рядом с ней Шарик.

– Гражданин полковник, разрешите доложить. Задание было выполнено, дом захвачен. Но потом из подвалов полезли немцы и наших оттеснили наверх.

Полковник поднял голову, посмотрел на охваченные пламенем верхние этажи и крышу здания.

– Вам нужно двух человек в экипаж.

– Не надо.

– В чудеса верите?

– Нет. В товарищей.

– Дам на время.

– Не надо. Экипаж полный.

– С собакой?

– Она у нас тоже солдат. У нее и продаттестат есть…

С противоположной стороны улицы из-за развалин раздались необычные автоматные очереди: та-та-та, та-та. Густлик вслушивался, и лицо его расплывалось в улыбке: тире – точка – тире, потом три тире, три точки.

– Это Кос, – радостным шепотом сообщил он экипажу.

– Что такое? – спросил полковник.

– Наш командир, – выскочил из строя Саакашвили.

– Командир, – объяснил Елень, – помощи требует.

Забыв о командире полка, он вскочил на броню, залез на башню и крикнул, как через мегафон:

– Пехота… по моей команде, огонь!

Силезец исчез в танке, загрохотала танковая пушка. И вдруг весь участок фронта утонул в шквальном огне из всех видов оружия. Не смолкая, застрочили автоматы и пулеметы. Филином ухнул разбуженный миномет и выплюнул высоко вверх смертоносный снаряд. Ударила стоявшая неподалеку пушка.

В предрассветной мгле занимающегося дня из развалин выскользнула небольшая группа солдат с носилками и бросилась поперек улицы. И прежде чем противник успел их заметить и разгадать замысел, они проскочили в ворота.

Огонь прекратился. Елень вылез из башни.

– Вам бы дивизией командовать, – усмехнулся полковник.

– Не дают.

Оба рассмеялись и пошли навстречу солдатам.

– Гражданин полковник, штурмовая группа в составе семи человек… – начал докладывать Кос.

– Умер, – громко произнес, наклонившись над боевым товарищем, Зубрык.

– …в составе шести человек вернулась с боевого задания.

Полковник склонился над убитым, с минуту всматривался в бледное лицо и прикрыл его фуражкой.

– Благодарю за мужество, – произнес он, встав по стойке «смирно», – хотя вы и не удержали дом… – Он замолчал и добавил: – А я не взял станцию подземной дороги…

– Есть способ взять ее, – сказал Кос.

– Какой?

– Он поможет. – Янек показал на лежащего неподвижно Стасько.

– Пойдем.

И оба, к огорчению Маруси, ушли.

– Вот что значит любить командира. – Саакашвили подошел к девушке.

– Меня надо было полюбить. Почему меня никто не выберет?

– Сам выбирай, – фыркнула Маруся.

Здесь же во дворике, на крохотном газоне у замшелой каменной стены, Юзеф Шавелло саперной лопаткой копал каменистую городскую землю. Вихура отыскал сломанный штык, нацарапал на стене крест и стал выбивать большие печатные буквы.

Старший Шавелло вернулся с Черешняком, усадил его на принесенном из дома диване, обитом зеленым плюшем, сам примостился рядом и приказал:

– Сыграй.

Томаш заиграл песню, сочиненную Стасько. Всем было тяжело. Было ясно, что вот-вот кончится война и все-таки не все доживут до победы. Надо взять эту проклятую подземную станцию. Взять во что бы то ни стало.