Текст книги "Четыре танкиста и собака"

Автор книги: Януш Пшимановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 55 страниц)

– Мост разбит… Первая рота переправляется на пароме. Двух телефонистов ранило… Где-то, наверно, прячется немецкий наблюдатель и по радио корректирует огонь… Танки взвода управления на переправу!

Остатки дневного света еще держались на рыжей коре сосен, но внизу все быстрее разливался мрак, мигали зеленым и красным светом сигнальные фонари. Ехали сначала по опушке леса, затем через мостик, дорога вошла в ивняк, извиваясь по сыпучему песку. По скату сползли вниз, миновав скелет сожженного грузовика и разбитое, поваленное набок орудие без колес. Потянуло речной сыростью.

Василий подал команду:

– С машины!

Втроем пошли вперед к помосту из не очищенных от коры стволов, а за ними сапер с фонариком в руке, пятясь, показывал дорогу механику. Саакашвили действовал уверенно, осторожно подвел танк к помосту и плавно въехал на паром. Танк хорунжего Зенека уже стоял впереди слева, а их машине определили место сзади справа – так они и стояли на пароме, как два черных знака на карточной двойке пик. Едва умолк мотор, затарахтела моторная лодка, натянула стальной трос, который, продолжая дрожать, ударил еще несколько раз по воде. Между помостом и паромом стала расширяться полоса воды.

Паром был сделан из двух барж, соединенных друг с другом. Кроме танков на него погрузились взвод автоматчиков и отделение противотанковых ружей, потом вскочили несколько советских солдат, тащивших ящики с боеприпасами. Все молчали, словно разговор мог выдать их врагу, а молчание могло оградить от опасности.

Восточный берег уже растворился в темноте, а очертания западного можно было только угадывать по черным вершинам тополей, вырисовывавшимся на фоне рыжего от пожаров неба. Вверху просвистели два снаряда, с шумом плюхнулись в воду, но далеко в стороне от парома, южнее. Из реки поднялись вертикальные фонтаны, на несколько мгновений освещенные взрывами.

С запада к Висле стал приближаться гул моторов бомбардировщиков. По нарастающему и гаснущему вою определили, что это не наши.

– Чтоб вас разорвало, антихристы проклятые, – выругался Елень.

С обоих берегов открыла огонь артиллерия. Словно ошалевшие куры, снесшие яйцо, затарахтели скорострельные 37-миллиметровые зенитки. Они посылали вверх зеленые и красные бусинки очередей, которые мчались сначала отвесно по прямым линиям, а затем, устав от полета, устремлялись вниз, гасли короткими вспышками. Басом, как тяжелые цепы по гумну, били зенитные 85-миллиметровые орудия. Путь их снарядов невозможно было проследить, но вокруг самолетов, теперь уже видимых простым глазом, неожиданно возникали колючие клубочки огня, облачка черного дыма.

Люди на пароме, плывущем по Висле, чувствовали себя, как на дне клетки, вокруг которой сверкало и грохотало. Наверху этой клетки раздался резкий свист, и раньше, чем люди услышали взрыв, за паромом вскипела вода, обрушилась всей массой на настил, разлетелась брызгами. Янек загреб воздух руками, как пловец, которого неожиданно по голове ударяет волна, помост стал уходить у него из-под ног, и он крепко ухватился за гусеницу, чтобы не свалиться за борт. С другой стороны танка к тему подбежали Василий, Густлик и хорунжий Зенек.

– Цел?

– Цел.

– Как мокрая курица, – рассмеялся хорунжий. – С такими молокососами одни хлопоты. Я вот расскажу Лидке, пусть она позабавится.

– А ты, Янек, здорово вымок, – перебил Зенека Семенов. – До нас не достало. Снимай-ка с себя все… Все, все. Елень, выжимай, только осторожно, а то порвешь на клочки, медведь. И клади к мотору, высохнет быстрее. Григорий!

– Что такое?

– Давай запасной комбинезон! Видишь, «люфтваффе» нам Янека выкупала. Давно уже такой чистый не был.

Самолеты, сбросив бомбы, удалились. От моста, который продолжали наводить саперы, доносились крики и перестук топоров. Ярким пламенем пылал на восточном берегу подбитый грузовик. Видно было людей, лопатами бросавших на него песок. Кто-то на пароме закурил цигарку, кто-то другой ворчал на него, а тот оправдывался, утверждая, что теперь немец не так скоро прилетит.

Моторная лодка деловито тарахтела, таща натянутый трос. Паром продолжал продвигаться вперед, наискось против течения. Уже замаячили на западном песчаном берегу густые заросли кустарника и показался темный прямоугольный силуэт пристани, к которой плыл паром.

У самого берега немного сбавили ход. Саперы с носа кормы бросали канаты, которые на лету подхватывали их товарищи и привязывали к колышкам.

– Готово, высаживайся!

Первыми побежали пехотинцы, потом танки один за другим медленно сползли на сушу, а мимо них в противоположную сторону шли раненые, спешили успеть на паром, пока происходит высадка. Санитары несли раненых, укладывали их тесно друг к другу. Лиц не было видно, белели только руки, ноги или головы, а иногда широким пятном мелькала перевязанная грудь. Лязг гусениц заглушал слова, ухо улавливало только отдельные проклятия, стоны, обрывки фраз.

– Этого оставить. Уже умер. Здесь похороним.

– Фриц прет, как дурной, ни с чем не считается…

– Держались полдня, а потом невмоготу стало.

– Осторожно, союзники, смотрите, чтоб вас не поцарапали.

– Из нашей роты всего четырнадцать…

Экипажи заняли свои места в машинах, и на броне тесно, один возле другого, разместились автоматчики.

– Эй, смотрите, а то там форма сушится.

– Сам смотри, чтоб нас не замочил.

Паром прибился к острову. Проскочив по нему наискось, танк Василия вышел к мелководному рукаву реки, въехал в воду, которая почти подобралась к люку механика. Затем Саакашвили повел машину на крутую дамбу, сооруженную против наводнения, съехал на другую сторону и остановился под старыми тополями.

– Здесь ожидать?

– Здесь.

Елень снял подсушившийся комбинезон Янека, и тот, не вылезая из танка, переоделся. Может, от этого переодевания ему стало холодно и по телу побежали мурашки. А может, от страха.

Впереди, вдоль всей линии горизонта, пылали зарева пожаров. Одни только набирали силу, горели желтым огнем, как овсяная солома, другие, коричневатого оттенка, уже угасали. Танкистам казалось, что грохот выстрелов несется со всех сторон, что стреляют рядом, что они находятся на клочке земли, не намного большем, чем нужно, чтобы на нем встали два танка, и что за спиной у них река.

Из темноты внезапно выскочили испуганные кони, таща передок, оторванный от повозки. Они пронеслись рядом, зацепились дышлом за ствол и с диким ржанием свалились, запутавшись в собственной упряжи.

Не дальше чем в ста метрах впереди сверкнули огнем стволы, выхватив из темноты странные, согнувшиеся в движении силуэты артиллеристов. Батарея четырежды ударила залпом, а когда умолкла, темнота стала еще гуще.

Неожиданно танкисты услышали поблизости знакомый голос.

– Чьи машины?

– Взвод управления, докладывает поручник Семенов, – ответил Василий генералу.

– Хорошо. Поедете не к Оструву, а прямо на передовую. Берите проводников, они вам покажут дорогу. На марше все время держите со мной связь по радио. Автоматчики и бронебойщики, ко мне.

На броню танка взобрался высокий, стройный боец в каске и плащ-палатке, с автоматом на груди. Он отдал честь, вывернув ладонь наружу, и, пытаясь перекричать гул мотора, доложил:

– Гвардии старшина Черноусов! Поехали?

Поблизости батарея снова ударила один за другим двумя залпами.

– Поручник Семенов. Идите сюда, в башню. Раз надо, значит, поехали.

– Включив переговорное устройство, приказал: – Механик, вперед!

Раньше чем Григорий выжал сцепление и включил скорость, все услышали ответ старшины:

– Надо, позарез надо! Если не успеем, моих гусеницами перемелют.

Слова прозвучали грозно, но оба голоса, и генерала, и старшины, выражали такую деловитость и решительность, что Янек, потуже пристегнув наушники, перестал ощущать холод. Ему показалось, что он знает не только командира бригады, но и того другого, советского бойца. Казалось, что он будто уже где-то слышал его. Но сейчас не было времени думать: он должен был все внимание сосредоточить на рации, дежурить в эфире. В ушах то и дело звучал голос Черноусова, которому Семенов дал запасной шлемофон. Казалось, что проводник знает дорогу на память, будто родился здесь, у Вислы.

– Тише, сейчас будет мостик. Теперь газуй… Осторожно, справа глубокий ров. Две воронки от бомб, одна справа, другая слева… Теперь снова газуй на всю.

Танки взвода управления мчались сквозь ночь, не включая фар. Машины можно было заметить только по красным огонькам на броне или, когда танк Семенова спускался ниже, по очертаниям на фоне горизонта. Однако им не суждено было сражаться вместе. Когда въехали в лес, два из них приняли другие проводники, а старшина повел экипаж Василия по холмистой дороге к прямой лесной просеке и, дважды предостерегая: «Тише, тише, помаленьку», завел танк в готовый окоп. На бруствере танкисты увидели силуэты солдат с лопатами, оборудовавших для них огневую позицию.

– Выключай мотор.

Стало тихо. Старшина снял шлемофон, вылез из башни на броню и вполголоса произнес:

– Успели. А тут – как дома у мамы. Гвардейцы-автоматчики прикроют вас с флангов. Можете быть спокойны: ни один гренадер с фаустпатроном не подберется. На той стороне просеки, где гнилушки светятся, стоит наше орудие. Сзади, за вершиной холма, два миномета. А перед вами, кроме фрицев, уже никого больше нет…

Слушая проводника, Янек вспомнил слова командира бригады: «Где мы – там граница родины». Только сейчас он понял смысл этих слов: свободная Польша простирается до того пня на просеке, где стоит советское орудие, до окопа их танка. Впереди – узкая полоска ничейной земли, а дальше на запад – гитлеровцы. Если фашистов отбросят хотя бы на сто метров – освобожденная территория родины увеличится; если же отступят – она станет меньше. Вот она, эта ответственность, которую несут они, четверо друзей-танкистов. Янек подумал тут же, что, может, все-таки не четверо, а пятеро: ведь Шарик тоже член экипажа. Янек улыбнулся и погладил своего друга по голове.

11. В засаде

Глубокая прямоугольная выемка защищала корпус танка спереди и с боков до самого основания башни. Ствол пушки торчал над бруствером на две ладони. Василий повел им влево, вправо, проверяя сектор обстрела. Янек освободил ручной пулемет от зажимов, выбрался из танка и забросил за спину подсумок с запасными магазинами.

– Я пойду. Там внизу мне нечего делать. Пойду и буду вас охранять.

Василий подумал, что на своем месте в танке пареньку было бы безопасней, чем где-нибудь еще. Однако он не имел права удерживать его, не имел права лишать позиции пехоты дополнительного пулемета и меткого стрелка.

– Погоди, – остановил он Янека, – ты же не знаешь, куда идти. Я позову Черноусова.

Старшина положил руку на плечо Янеку и повел его в темноте за танк, а потом по ходу сообщения к окопу, который находился у левого борта танка. Огневая позиция была оборудована старательно, отрыта в полный рост в виде дуги, внешней стороной обращенной к противнику. На бруствере была приготовлена площадка для пулемета, на дне окопа стоял деревянный ящик, чтобы можно было присесть или положить магазинные коробки.

– Первым не стреляй. Жди, пока не подам команду или пока остальные не начнут. Здесь засада. Подпустим их поближе и только тогда ударим.

Старшина дотронулся рукой до лица, затененного сверху шлемом, пригладил усы. Это движение показалось Янеку удивительно знакомым. Он сделал полшага, чтобы лучше присмотреться, но не успел, потому что в это время телефонист, сидевший где-то рядом, наверное на дне окопа, произнес:

– «Волга» слушает… Ясно, передаю трубку ноль четвертому.

Старшина обернулся, наклонился и взял трубку.

– Я – ноль четвертый… Да, «кабаны» в лесу… на месте… Да, готовы.

Кос установил свой «Дегтярев» и осмотрелся. Почти ничего не увидел: темень подступала со всех сторон. Единственное, что он мог снизу увидеть на фоне неба, были сосны; высокие, они стеной стояли по обеим сторонам просеки. Просека была шириной не больше тридцати метров, а еще дальше впереди – свободное пространство, похожее на выкорчеванный участок леса, потому что кое-где светлыми пятнами проглядывали прогалины. За этим выкорчеванным участком виднелись очертания новой стены леса, острые, как отколотая грань скалы.

Позиции проходили по пологому скату высоты, местность понижалась в сторону противника. Прямо за лесом бушевал пожар; искры пригоршнями взлетали над деревьями, и от этого внизу становилось еще темней. В окопе горько пахло срезанными корнями и завядшей травой, а справа, со стороны танка, – металлом и маслом.

Янек довольно долго пребывал в одиночестве. Он дождался, когда снова появился узкий отвесный серп месяца, с трудом переползавшего между ветвями сосен влево от просеки. Орудия и минометы подавали голоса с флангов и с тыла и делали это как-то лениво, не спеша.

Неожиданно раздавшийся свист и последовавшие сразу за ним взрывы на выкорчеванном участке заставили Янека вздрогнуть. Сразу местах в шести, а то и больше сверкнул огонь, а потом еще раз, уже ближе. Янек смотрел, перепуганный, не зная, что делать, пока телефонист не потянул его сзади за руку на дно окопа. Янек едва успел схватить пулемет и прикрыть дуло ствола, чтобы туда не набилось песку. Снаряды рвались уже рядом, в воздухе жужжали осколки, но вскоре разрывы переместились дальше за окоп, на вершину высоты.

– Вставай. Перенесли огонь, – толкнул его телефонист.

В воздухе стоял резкий запах тротила и гари, где-то в лесу горел мох.

– Смотри, – советский солдат взмахнул рукой над бруствером.

Янек, напрягая зрение, всмотрелся в мрак и там, где месяц уже осветил часть выкорчеванной поляны, заметил маленькие расплывчатые фигурки, которые, быстро передвигаясь, то исчезали, то появлялись снова. Их становилось все больше, и в каждую следующую секунду они все больше приближались.

Янек установил пулемет, выдвинув его вперед, отвел затвор и дослал первый патрон в патронник.

– Не стреляй, – прошептал телефонист.

Янек увидел, что тот, привязав тесемкой и пояском от шлема телефонную трубку к голове, чтобы освободить руки, готовил винтовку к стрельбе.

Артиллерия уже вела огонь по обратному скату высоты, снаряды с резким свистом проносились прямо над окопом. Косу казалось, что он чувствует на лице дуновение ветра от них. Он никак не мог преодолеть страх и каждый раз втягивал голову в плечи.

Слева в глубине леса вспыхнула жаркая перестрелка. Янек улавливал сухие хлопки винтовок, треск автоматов, деловитый перестук «максимов» и захлебывающиеся очереди немецких пулеметов. Гулко бабахнула танковая пушка.

Почти в ту же минуту из лесу, из-за засеки, наискось взметнулась ракета, и яркий, ослепляющий глаза свет залил все вокруг. Янек и телефонист присели на дне окопа, но и здесь их достал мертвенно-бледный свет ракеты.

– Елки-палки! – воскликнул вдруг телефонист. – Это ты? Значит, ехал, ехал и доехал… А где твоя собака? Помнишь, как она кусок от моей шинели оторвала?

– Это ты, Федор? – обрадовался Янек. – Вот это да! – Он смотрел на улыбающегося толстощекого солдата, того самого, с которым еще в Сибири дрался за место в вагоне.

В небе повисла вторая ракета и стала медленно опускаться, а Федор быстро заговорил, словно спешил закончить раньше, чем ракета погаснет.

– Елки-палки! Встретились все-таки, а? Помнишь, как ты меня боднул?.. У меня прямо защемило внутри, как тебя узнал… Наших уже никого тут нет. Командира убило, когда Вислу форсировали, в роте остались только я да старшина. Помнишь, усатый?..

Ракета погасла, и внезапно они услышали грозный низкий рев моторов.

– После поговорим. Сейчас фриц в атаку полезет.

Через минуту уже ничего не было видно, только еще сильнее заревели моторы. Взлетела красная ракета, вершины деревьев на линии горизонта покачнулись, и на освещенную месяцем поляну выползли черные угловатые коробки. Они быстро двинулись вперед, на глазах вырастая ввысь и вширь. Между ними появились силуэты бегущих фигурок в глубоко надвинутых касках.

– Огонь! – скорее произнес, чем крикнул Черноусов.

Пробудился лес. Огоньки выстрелов замигали между деревьями и над бруствером окопа. Янек слушал их грохот, выбирая цель для пулемета, но затем эти звуки пропали, раздался треск коротких очередей, и Янек всем телом ощутил ритмичное подрагивание своего «Дегтярева», похожее на трепетание вытащенной из воды рыбы. Янек видел пламя у дула ствола и красные черточки трассирующих пуль, которыми он сегодня утром старательно набивал магазины. Заметив, что красная нитка пересекла двигающийся силуэт и цель исчезла, он слегка отводил ствол и снова нажимал на спусковой крючок.

За спиной один за другим охнули два миномета, извергнув в небо свист. В верхней точке траектории свист затих, мины как бы замерли на мгновение, потом ринулись к земле, свистя еще более злобно, и треснули, разметав по поляне огненные брызги.

У орудийных стволов немецких танков загорелись язычки пламени. Отрывистые взрывы и свист заполнили просеку; срезанное дерево сначала наклонилось будто неохотно, а потом, падая все быстрее, рухнуло на землю.

Танки немцев продолжали приближаться. Они уже перестали быть бесформенными коробками. Янек видел перископ на лобовой броне. Сжатый в руках пулемет испуганно прострочил и замолк, выпустив последний патрон. Торопливо меняя магазин, Янек подумал: «Почему наши молчат?»

Слева ударила советская пушка, а секундой позже отозвался укрытый в окопе Т-34. На броне немецкого танка, выползавшего на просеку, сверкнули два огонька и погасли. Он продолжал двигаться вперед; но теперь беспрерывно, раз за разом, по нему били по очереди то гвардейцы, то Василий из своей башни. Неизвестно, после какого выстрела над танком взметнулось высокое пламя, заклубилось вверху, накрыло его колпаком из черной сажи. Горючее из разбитого бака брызнуло в стороны, и танк запылал гигантским факелом.

Свет залил всю засеку. Янек и Федор увидели два других танка, повернувших назад, и вприпрыжку убегавших гренадеров. Янек преследовал их огнем, короткими очередями останавливал их бег. В горящем танке начали рваться боеприпасы, башня сорвалась, упала на землю.

Старшина, пробираясь рядом, положил руку на плечо Косу и крикнул:

– Довольно, побереги патроны!

Не задерживаясь, он подбежал к танку и застучал прикладом по броне.

– Назад!

Танк задом выполз из окопа и, ведомый Черноусовым, отошел метров на сто в тыл. Рядом одновременно отходили пехотинцы, помогая артиллеристам тянуть орудие. У самого гребня высоты остановились около окопов и снова заняли позиции.

– Чего мы отступаем? Не понимаю, – спросил Янек у Федора.

– Погоди немного, скоро поймешь.

– Янек! Янек! – услышал он рядом голос Григория.

– Я здесь. Что случилось?

– Ничего. Василий приказал узнать, где ты. Шарик беспокоится, скулит, зубами за ноги хватает. Иди в танк.

– Я тут останусь.

– Я так и думал. Я тебе новые магазины принес. Давай пустые, я набью их, а то нудно мне сидеть без дела и смотреть, как вы деретесь.

Едва Саакашвили исчез в темноте, заговорила немецкая артиллерия. Она вела огонь не по всему лесу, как до этого, отыскивая цели, а сразу обрушила его на передний край. От снарядов оставались глубокие воронки, деревья вырывались с корнями из земли, вершины сосен падали, как срезанные.

Огневой налет длился минут пять, а может, и десять (время в бою бежит неровным шагом), и снова у противоположной стены леса появились танки, снова двинулась за ними цепь гренадеров, поливая перед собой пространство свинцовым дождем. Когда от оставленных гвардейцами окопов их отделяло несколько десятков метров, когда разорвались первые брошенные немцами гранаты, засада ответила огнем с нового места. Снова танкисты и артиллеристы били попеременно, словно молотом по наковальне, и подожгли еще один танк.

Минуту спустя пламя ослепило Янека, близкий разрыв швырнул его на дно окопа. Он поднялся, смахивая с глаз песок. Орудие гвардейцев молчало, слышно было только пушку Семенова. На границе просеки с засекой появился еще один танк с длинным пушечным стволом. Янек увидел его и узнал в нем «Пантеру». Короткой очередью он сразил две тени, бежавшие рядом. В то же мгновение на лобовой броне «Пантеры» сверкнул огонь и погас. Танк резко повернулся на месте, тут же получил еще один бронебойный снаряд от Василия и замер.

Кос смотрел в ту сторону, ожидая, когда этот танк загорится, но пламя не вспыхнуло. Зато он увидел, как поднялась крышка и из люка быстро выскочил гитлеровец и спрятался за броней. Янек понял, что теперь нужно делать, и прижался щекой к прикладу пулемета. Второй и третий фашисты появились одновременно и тут же упали, прошитые очередью. Четвертый вылез через нижний люк и исчез за пнем, но не выдержал, бросился бежать и упал после выстрела Янека. Пятого Кос не увидел. Может быть, он убежал раньше, а может, остался в танке.

Атака захлебнулась, все утихло. Бойцы снова продвинулись вперед, на прежние позиции; сначала – пехотинцы, потом – танк Василия. Тут же принялись откапывать засыпанные ходы, осторожно оттаскивали нападавшие толстые ветки, чтобы не затрудняли обзор впереди. Трое солдат остались около разбитой пушки, чтобы похоронить артиллеристов.

Месяц торопливо уплывал на запад. Холодные струи воздуха, опускавшиеся сверху, и влажный запах трав подсказывали Янеку, что рассвет близок.

С противоположной стороны засеки простучала очередь, потом где-то намного левей бабахнула танковая пушка, и снова стало тихо. Даже самолеты, казалось, задремали на аэродромах: небо было пустынное и в нем ни одного звука. За бором догорал пожар.

Старшина подошел к Янеку, прислонился спиной к стенке окопа и закурил толстую самокрутку, пряча огонь в руке. Делая затяжку, он наклонял голову, и тогда Кос видел его лицо, освещенное снизу красным светом цигарки.

– А я тебя в темноте и не распознал. Как все-таки мундир меняет человека. Это уже Федя, телефонист, сказал мне, что знакомого встретил. Значит, настоял на своем? Решил попасть на фронт и попал. – Старшина привычным движением руки пригладил усы. – Я тебе говорил, помнишь, чтобы ты во все глаза глядел, как на фронт прибудешь. Гора с горой не сходится, а человек с человеком… Ну а отца еще не нашел?

– Нет, не нашел… О вас я тоже ни у кого не мог спросить. Я ведь даже вашей фамилии не знал.

– Черноусов моя фамилия. Запомнить легко: усы у меня на самом деле светлые, а по фамилии черные. Расскажи-ка о себе, как живешь, как воюешь.

Янек начал рассказывать об экипаже, о бригаде.

Впереди них небо сделалось темно-синим, а сзади хотя и не начало розоветь, но стало понемногу проясняться, приобретать теплые тона. И тут Янек услышал, как люк танка открылся и кто-то спрыгнул на землю. Он пригнул голову и посмотрел – снизу было лучше видно.

– Гражданин поручник, я здесь, – отозвался Янек, узнав по движениям Василия.

– Янек? Где старшина?

– Я здесь.

– Знаете, мне кажется, стоит посмотреть, что в этой «Пантере». Может, удастся чем-нибудь воспользоваться.

– Ясно, товарищ поручник. Сейчас скажу нашим, чтобы случайно не постреляли.

– Хорошо… Пойдешь со мной, Янек. Подползем. Я первый, ты за мной следом.

– Я первый. Я лучше это умею в лесу.

– Ну ладно. Только будь осторожен.

Обойдя свой танк, они стали осторожно красться от дерева к дереву. Добравшись до засеки, легли на землю и некоторое время прислушивались.

Подбитый танк неподвижно чернел в каких-нибудь ста метрах впереди них. Видно было высокую корму, разбитую внизу и задранную вверх, часть повернутой башни, а рядом с танком свернувшуюся, как уж, гусеницу. Немного ближе чернели два вырванных из земли пня и воронка от артиллерийского снаряда.

Янек, чуть приподняв голову, внимательно осматривал местность. Он уже решил, как будет ползти через заросли папоротника, минуя воронку слева от деревьев. Он обернулся и подал знак Василию. Поручник кивнул головой: можно продвигаться.

Янек отправился в нелегкий путь. Держа левой рукой за ствол ручной пулемет, он подтянул колено правой ноги под себя, выбросил вперед правую руку, затем медленно перенес на нее всю тяжесть тела и снова повторил то же движение, только теперь поджал под себя левую ногу, вытянул вперед левую руку с оружием, перенес вес тела на левый бок. Таким способом он преодолел полметра из ста.

Он полз медленно, не торопясь, но ритмично и упорно, так, как учил его Ефим Семенович, когда они подкрадывались к выслеженному зверю на склонах горы Кедровой. Янек ощущал поверхность земли всем телом, выбирал места поровнее, избегая прижимать сухие сучья, которых в лесу всегда много и которые всегда ломаются ночью с громким треском, похожим на выстрел. Он старался сильнее прижаться к земле, голову почти не поднимал. Росистые стебельки травы лизали его в щеки своими влажными язычками.

Вдруг низко, почти над самой головой, просвистел рой пуль, застучал сзади по деревьям. Замерев, Янек слушал, как отлетает от стволов высохшая кора.

«Заметили или случайно стреляли?» – тревожно подумал он.

Выждав еще немного, он слегка приподнял голову и осторожно раздвинул перед собой сухой кустик мышиного гороха. Затрещали стручки. И снова все тихо.

«Значит, не заметили. Стреляют, чтобы не дать захватить себя врасплох или чтобы не заснуть», – подумал Янек.

Он почувствовал прикосновение руки Василия к его сапогу – поручник давал ему знак ползти дальше.

«Все в порядке, – подумал Янек, – зверь бы учуял, а человек не такой бдительный».

Он снова пополз, миновал заросли папоротника, затем пни и наконец, уже ощущая капли пота на лбу, оказался в тени танка. Лежа за разбитой, съежившейся гусеницей, он задержался на минуту и двинулся дальше, освобождая место поручнику.

Янек поднял голову, чтобы посмотреть, близко ли Семенов, и по другую сторону стальных звеньев гусеницы, рядом, увидел человека. Он лежал на спине, правая рука неестественно вывернута и придавлена телом, голова прижата к гусенице, светлые волосы рассыпались по металлу. Было достаточно светло, чтобы разглядеть его моложавое лицо, струйку крови, застывшую в уголке губ, и темную полосу, пересекавшую наискось грудь.

Янек вдруг почувствовал, как горячая волна крови прилила к голове, а к горлу подступила тошнота. Это не было мишенью, силуэтом, безликим бегущим гренадером, пойманным на мушку. Это был человек. Человек, одетый в чужой мундир.

В трех шагах виднелась тень Василия, который подполз вплотную к танку, прижавшись ухом к броне, послушал, что делается внутри, а потом обернулся и шепнул:

– Приготовься прикрыть меня на всякий случай.

Янек собрал все силы, выдвинул пулемет вперед и стал наблюдать за противоположной стеной леса. Краем глаза он все же смог увидеть, как Василий, вытащив нож, взял его в зубы, ухватился руками за высокий борт танка, подтянулся, одним прыжком достиг башни и через открытый люк головой вниз проскользнул внутрь. Он учил их всех пролезать в танк таким способом: при этом тело не отрывается от брони, а, наоборот, прилипает к ней, как улитка к листку.

Кроме шума крови в висках и стука собственного сердца, Янек ничего не слышал. Вокруг царила тишина. Казалось, что она будет длиться очень долго, но прошло, наверное, не больше тридцати – сорока секунд, как внутри танка раздалось постукивание по броне: раз-два-три, пауза, раз-два-три, пауза, раз-два-три.

– Влезай, – услышал он шепот. – Подай пулемет.

Янек перевел предохранитель, подкрался к танку и, укрываясь за его броней, протянул сначала оружие, затем сам взобрался наверх.

– Прыгай, – шепнул Василий.

По примеру своего командира Янек нырнул в люк вниз головой, прямо на плечи Василию. Тот подхватил его на лету и поставил рядом с собой.

– Никого нет. Танк пустой, еще теплый… – тихо произнес командир.

Янек пошатнулся, оперся спиной о пушку. Пот холодил ему лоб, каплями скатывался по спине.

– Что с тобой? – встревожился Василий.

– Немец.

– Где?

– Около гусеницы лежит убитый.

– Тогда все в порядке. Мертвый уже никому зла не причинит, – буркнул поручник.

– Да это же я его из пулемета, прямо в грудь. И теперь он лежит там, молодой такой, светловолосый.

– Понимаю, – вздохнул Василий и с минуту помолчал. – Не мы начали эту войну и не вы. Они начали. Помни о своей матери, о Майданеке, о плюшевом мишке с оторванной лапой и вырванным глазом… Мы вспомним, что они люди, когда закончим войну и отберем у них оружие. Сейчас нельзя, – объяснял он мягко, а потом вдруг, без всякого перехода, добавил резко и твердо: – Внизу, рядом с сиденьем водителя, найди аварийный люк и открой его. Как сделаешь, скажешь.

Янек, шаря руками в темноте, долго искал. Он слышал, как Василий щелкает орудийным затвором, проверяя, в порядке ли он.

– В порядке, – пробормотал он – Ну как там у тебя?

– Сейчас, – отозвался Янек.

Он нащупал наконец ручку, толкнул стальной круг и, просунув голову в отверстие, посмотрел, есть ли необходимый просвет и можно ли выбираться наружу.

– Готово, – сообщил он.

– Теперь сложи все снаряды, чтоб они у тебя все под рукой были.

Танк, видно, уже давно вел бой. Оба убедились в этом, когда проверили ящики и нашли всего двадцать один снаряд. Пересчитали их еще раз, срывая колпачки предохранителей.

– Двадцать один.

– Все равно попробуем. Посмотри пока, куда ему влепили, а то потом не будет времени. – Василий показал Янеку на две пробоины.

Подкалиберный снаряд пробил оба борта. В одно отверстие проникал голубой свет, а сквозь второе, входное, виднелось розовеющее на востоке небо. Снова со стороны немцев застучал пулемет и быстро умолк. Оба припали к перископам. С минуту стояла тишина, потом вдруг между деревьями почти одновременно в двух местах блеснул огонь. Эхо разнесло по лесу гром пушечных выстрелов.

– Наша взяла, вышли как по заказу! – произнес Василий неожиданно громко и приказал: – Заряжай!

Теперь им уже незачем было скрывать свое присутствие. Развернув ствол пушки в ту сторону, откуда стреляли, он припал к прицелу и ждал, когда Янек щелкнет замком затвора.

– Готово, – сказал Кос, закрывая затвор и отпрыгивая в сторону под защиту брони.

Ствол дернулся назад. Возвратный механизм вернул его на место, и из открывшегося замка со звоном выпала дымящаяся гильза.

– Заряжай!

– Готово!

– Заряжай!

– Готово!

Выстрелы следовали один за другим. Снарядов не жалели. После одного из выстрелов Янек припал на мгновение к перископу и увидел, что перед ним, между деревьями, полыхают очаги огня.

– Попал?

Когда выпала очередная гильза, Василий ответил:

– Попал.

Янек считал про себя выстрелы: шестнадцатый… семнадцатый… После девятнадцатого корпус танка вздрогнул. Толчок был настолько сильным, что Кос едва не уронил снаряд.

– Попали! Но броня крепкая, рикошетом пошло! – крикнул Семенов. – Заряжай быстрей!