Текст книги "Повесть о каменном хлебе"

Автор книги: Яна Тимкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Золотинка оказалась страшной болтушкой, можно было просто задать ей вопрос – а дальше спокойно слушать и иногда даже отключаться, потому что трудно было вынести непрерывный поток речи. Правда, слушать Золотинка тоже умела – другое дело, что сама Аэниэ не была расположена что-либо ей рассказывать. Тем не менее, иногда приходилось, и Аэниэ по мере сил просвещала ее, объясняя и про тусовку, и про глюколовство, и про игры… Золотинка поглядывала на нее с опасливым восхищением, видимо, считая ее древним и многоопытным монстром.

– Наверное, в Арте все-таки…

– Вот и не путай, – наставительно сказала Аэниэ, щелкнула зажигалкой, закурила – слегка закашлялась, – и?

– Понимаешь… Там мы были муж и жена… – девочка смущенно засмеялась, покрутила головой, – эльф и майя.

– Да-а? – Аэниэ выгнула бровь, изобразила удивление.

– Да! Только там так забавно получилось! Я – эльф! Из Эллери! Представляешь? Я всегда это чувствовала… Чувствовал!

Аэниэ сморщила нос, притворяясь, что вот-вот чихнет – так смешно девочка старалась втиснуть себя в образ эльфа-Эллеро.

– И звали меня там – Ахто!

Аэниэ вскинула голову:

– Что?!

– Ну, Ахто! А майю – Тхурингветиль! Представляешь? Та самая Тхурингветиль! И потом меня казнили на скале, а ее хотели развоплотить, но ничего не вышло, только изранили ее, а потом мы…

Аэниэ уже не слушала. На забытой сигарете нарастал столбик пепла, но она не замечала этого. Она ничего не слышала и даже почти не видела – все утратило очертания, расплылось в мутном тумане, затянувшем глаза. В голове билась только одна мысль: "Не может быть."

– Что с тобой, пушистая?

– Ничего…

– Ну я же вижу… Что случилось?

Лави рядом, Лави обнимает за плечи, Лави легонько касается ползущей по щеке слезы. Совсем близко – сквозь тонкую рубашку чувствуется тепло ее тела. Дыхание – у самого уха.

– Да так… Дома всякое-разное… Родители… – язык с трудом поворачивается на вранье, но не говорить же, что на самом деле! По крайней мере – сейчас.

А Лави обнимает крепче, прижимается – и горячая волна поднимается изнутри, кружит голову.

– Бедная пушистая… – шепот, и нежно-щекотное движение губ эльфки – от уха, по шее вниз…

Глаза закрываются сами, в голове все мутится, хочется – таять в руках, все забыть, все отбросить. Какое значение имеет вся эта ерунда? Главное – Лави тут. Ее можно взять за руку, можно обернуться к ней – всем телом, прильнуть – вот она я, я твоя…

Звонок. В дверь. Аэниэ почувствовала, как мгновенно напряглась Лави, вся превратилась в слух – Нэр пошла открывать – кого там принесло?

– Мяу! Золотинки пришли!

Словно ушатом холодной воды окатили. Аэниэ вздрогнула.

– Мур! – крикнула Лави в коридор, а на ухо девочке прошептала: – Ну, держись там, пушистая! – тут же извернулась, вскочила – выбежала в прихожую, и оттуда донесся ее веселый голос. Что именно она говорила – Аэниэ не стала вслушиваться. Машинально пригладила успевшие растрепаться волосы, стараясь не встречаться глазами с Дарки и другим застольным народом. Взяла со стола бокал – чей? Свой? Чужой? Неважно… Поставила обратно, так и не сделав ни глотка, поднялась.

– Народ, пойду я.

– Чего ты? Рано же еще! – это Йолли. ("Ну, спасибо, лапушка…")

– Рано-то рано, но у меня на завтра еще одна фигня не доделана. ("Ага, сделаем хорошую мину при плохой игре… Вдруг да и поверят…")

– Нууу… – протянула длиннокосая девочка, – а жаль.

– Удачи. – Аэниэ взмахнула рукой и вышла, не дожидаясь ответных прощаний.

В прихожей уже никого не было, значит, лишних вопросов тоже не будет. Как же жжет глаза… «Что, нравится литовский праздник Обломайтис?» – язвительно спросила себя. – «Будем праздновать… До утра… Дура…» Она и сама не знала, кого так ласково поименовала.

Звон чашек из кухни, голоса, смех. Нэр явно занята чаем. "Ма-астер," – передразнивает про себя Айрэнэ.

– Ну, Тху-ури! – игриво звенит радостный голосок, и тут же, другим голосом – успокаивающее бормотание.

"Уговаривают деточку поумерить децибелы…"

Так, шнурки готовы, плащ есть, застегнуть можно и потом, перчатки вроде не потерялись… Теперь тихонько открыть дверь ("Треклятый замок!"), теперь – на лестницу, дверь – прикрыть. Все.

Пассажиры троллейбуса с неприкрытым изумлением и страхом косились на девочку, застывшую на заднем сидении у окна. Лицо девочки было неподвижно, но ногтями правой руки она медленно, размеренно полосовала кисть левой – сначала следы оставались белые, потом розовые, затем розовое набухло красным. Люди отводили взгляды. Девочка сложилась пополам, ткнулась лицом в ладони. Плечи дрогнули и застыли. Больше она не шевелилась до самого метро.

– Ой, а ты сердиться не будешь?

– Ну как же я могу сердиться на таких пушистых… А что такое?

– А… – золотоволосая девочка потупилась, стрельнула лукавым взглядом из-под ресниц, – я нечаянно Аэниэ сказала…

– Что?

– Ну, про нас… Я правда нечаянно… А он хороший… Правда, это не страшно?

– Сказала… – Лави усмехнулась, хрустнула пальцами, – Сказала – так сказала, что уж теперь… – вполголоса, – поживем – увидим.

– Чего?

– Да ничего, муррр, – эльфка нежно улыбнулась Золотинке, легонько стукнула ее по кончику носа, – все нормально, пушистая… Ты лучше расскажи, что там еще насмотрела…

Звонок.

– Ма-ам, возьми трубку, я занята! – Аэниэ со злостью швырнула на стол карандаш, схватила другой. Карандаш, конечно, ни в чем не виноват, но надо же хоть на чем-то сорвать злость?

– Алло? Да, конечно… Спасибо, хорошо… Светочка, давно вы к нам не заглядывали…

Карандаш хрустнул в пальцах и сломался.

Мать заглянула в комнату:

– Держи, доча. Тебя Света.

– Слышала… – процедила Аэниэ, забрала трубку, вернулась к столу. – Алло?

– Привет, пушистая! – "Какая веселая… С чего бы это?" – Ты чего – уже который день не показываешься? Дорогу забыла? Ты же знаешь – у нас наработки к игре, все такое… А ты взял и делся. И ни слова, а? Ну что я должен думать?

– Да ничего страшного… Просто дел полно, по учебе… – набрав в грудь побольше воздуха, – Знаешь, мне бы поговорить с тобой…

– Ну так в чем дело? Приходи, выберем время.

"Неужели еще не знает? Не верю…"

– Да у тебя вечно шум такой… Давай лучше в городе.

– Ладно тебе! Посидим на кухне – первый раз, что ли?

– Ну… Посмотрим…

– Так когда будешь?

– На днях постараюсь. Вот подразгребусь с делами…

* * *

Кругом сновал народ: кто-то садился за столик, кто-то уходил, кто-то пытался куда-то подсесть, а его не пускали, кто-то выкликал знакомого, и изредка из общего шума плескали выкрики молодых ребят на раздаче, но Аэниэ любила эту забегаловку. Здесь никто ни на кого не обращал внимания, и можно было быть в толпе – но одной. Вздохнув, девочка обернулась – как раз вовремя, чтобы заметить нацелившуюся на место рядом с ней раскрашенную девицу:

– Занято здесь!

– А…

– За-ня-то! – как всегда в таких случаях, Аэниэ яростно подумала что-то вроде "Только попробуй – убью!!!", и это, как всегда, сработало. Видимо, кровожадная мысль достаточно ясно отразилась в ее глазах, так что девица, посмотрев на нее получше, спорить не стала и убралась восвояси. – Дхойна… – презрительно пробормотала Аэниэ и тут же забыла о ней. Аэниэ ждала Лави.

Ей стоило огромных усилий выцепить эльфку и вытащить ее в город – та упорно не соглашалась, предлагала поговорить у нее дома или пересечься в Эльфятнике, но Аэниэ, проявив неожиданное для себя самой упрямство, все же настояла на своем. Она прекрасно знала, что дома никакого разговора не получится: рядом будет крутиться кто-нибудь из свиты ("А если Золотинка, так вообще кранты…"), да и сама Лави – просто посмотрит, улыбнется, скажет что-нибудь, и решимость растает, как снег, а вся старательно заготовленная речь вылетит из головы, и останется только глупо улыбаться и таращиться как завороженной…

– Ага, вот ты где, пушистая! Ну закопалась, ну даешь!

Аэниэ вздрогнула и подняла голову. Лави, ослепительно улыбаясь, пробиралась к ее столику, попутно отряхивая мокрый берет и ничуть не беспокоясь о том, что капли летят на окружающих – какой-то мужчина в кожаной куртке было вскинулся, но эльфка мило ему улыбнулась, а как только он отвернулся, презрительно наморщила нос.

– Нет, я тебя высматриваю-высматриваю… Конспиратор фигов… – стянула куртку, повесила на спинку стула, но сама не спешила садиться. – Слушай, тебе чего взять?

– Ничего… Я уже. – Аэниэ указала на стоящий перед ней стакан с чаем.

– Ну ладно, тогда я быстро, сиди жди. – Лави устремилась к стойке, а Аэниэ проводила эльфку тоскливым взглядом и стиснула руки так, что побелели костяшки пальцев.

– …Как ты могла! – со слезами в голосе воскликнула Аэниэ и поспешила отодвинуться от протянутой руки Лави – только не дать ей прикоснуться, иначе… – Это же наша квэнта! Ахто и Тхури, это же мы с тобой!

– Кысь, успокойся, – промурлыкала эльфка, наклоняясь к девочке через столик, – ну что ты шипишь? Так надо было.

– Но ты же… ты ей неправду сказала! – даже сейчас грубое «наврала» застревало в горле. – Я ей все расскажу!

– Да-а? – протянула эльфка, и глаза ее опасно блеснули и сузились. Она откинулась на спинку стула и смерила девочку этим новым, жестким и неприятным взглядом, – А она поверит тебе, радость моя? – губы скривились в усмешке. – Неужели ты думаешь, что напугал меня? Бред ревности, радость моя, и только. Сама подумай – оно полезно, для разнообразия…

– А Нэр, а Зю? Они же знают, они подтвердят!

– Да ну? – выгнула бровь Лави, и Аэниэ осеклась, проглотив готовую вырваться тираду.

– С какого это дуба, радость моя?

Аэниэ промолчала. "Ну разумеется…"

– Лапушка… – голос эльфки вновь потеплел, в нем появились мягкие, успокаивающие нотки, – ну что ты завелась, а? Успокойся. Какая разница? А ревновать – это ты брось. Ты же знаешь, я не только с тобой связан… К тому же – природа у меня такая, – эльфка лукаво подмигнула, – и, можно подумать, тебе плохо было… Брось, кыса. Не дури, не валяй ежей. Хочешь, – Лави снова перегнулась через стол, заглядывая девочке в глаза, – поехали сейчас ко мне?

Аэниэ опустила глаза и уставилась на собственные пальцы – с удивлением заметила, что они, оказывается, уже успели растерзать вдребезги и пополам пластиковый стаканчик и принялись за ложечку. Сейчас можно согласиться, плюнуть, забыть – поехать с Лави, быть с ней, быть с ней сегодня, и снова – бездна нежности, и снова – рядом, касаясь теплого плеча, снова – вместе… А потом – опять стискивать кулаки в бессильной ярости, вонзать ногти в ладони, видеть, как Лави ухаживает за Золотинкой, как понимающе переглядывается свита… Опять – служить, исполнять все, что скажет, ради одного взгляда, прикосновения, легкого поцелуя – мимоходом, в темном коридоре, на кухне, в другой комнате…

– Лав, прости… – "Еще я и извиняюсь!", но иначе никак, нет сил, невозможно, – прости, но… Ты сделал мне слишком больно. Ты… говоришь неправду. Я пока уйду… Понимаешь, я боюсь – вдруг ты и мне когда-нибудь, так же…

– Значит, нет?

Все еще глядя вниз, Аэниэ помотала головой.

– Что ж… – сухо проговорила эльфка, – как хочешь. Когда-нибудь, значит?

Странные нотки в ее голосе заставили девочку поднять голову – Лави, нехорошо улыбаясь, накручивала на палец выбившуюся прядку.

– Когда-нибудь… – повторила она, словно пробуя слова на вкус, и вдруг выпрямилась, резко подалась вперед и прошипела прямо в лицо Аэниэ, – а откуда ты знаешь, что не уже?

– Что?!

– Да ничего, – с довольной улыбкой Лави откинулась назад. – Кыса, ты всегда была удивительно наивным ребенком. – нарочито неторопливо взяла стакан кофе, поднесла к губам, наблюдая за девочкой.

– Что? – горло перехватил спазм, слезы сами собой навернулись на глаза – вот-вот прольются. – Погоди…

Что угодно ожидала девочка – только не это, только не так…

– А вот так… – Лави поставила стаканчик на место, так и не сделав ни глотка, и склонила голову к плечу, – а знаешь… – помедлила немного, – на тебя ушло гор-раздо меньше времени, чем на Золотинку.

Мысли путались, в голове звенело как от хорошей полновесной оплеухи.

– Погоди, Лав… Это что – ты и мне?.. Все – наврала?!

– Ну почему же сразу все… – эльфка передернула плечами, – так, кусками в кустах. А много знать будешь – скоро состаришься, – неожиданно резко заключила она и встала, – хотя тебе бы это не повредило, ребенок.

Сквозь пелену слез Аэниэ смотрела, как Лави собирается, накидывает куртку, убирает под берет волосы. Все плыло, звон в ушах становился все громче, но девочка нашла в себе силы выговорить:

– Ла-ави… Но… Если не все – то что?

Лави приостановилась, искоса взглянула на нее:

– Теперь-то тебе зачем? – резко развернулась и ушла.

* * *

Тикают часы. Секундная стрелка, подергиваясь, совершает который уже по счету круг. Почти полночь. Полночь. Чуть-чуть за полночь. Аэниэ сидит, положив руки на стол, и голову – на скрещенные руки. Следит за движением стрелок. Как медленно тянется время… Свет выключен, горит свеча в покрытом копотью металлическом подсвечнике. Тишина – только потрескивает фитилек.

Одна. Совсем одна. Уже несколько дней молчит телефон, и некуда пойти вечером, и не с кем поговорить – обо всем и ни о чем, так, чтобы отключиться от боли и ноющей пустоты внутри. Одна.

"Я не хочу быть одной…" – слез нет, глаза сухи. – "Я не могу одна…"

Всего-то – позвонить самой. Сказать все, как хочет Лави, просить прощенья – лишь бы вернуться обратно, лишь бы позволили…

"Быть среди своих… Да где ж их, своих, взять…"

Нет своих – пусть будут хотя бы эти. Пока – эти. Только не одной.

Всего лишь – набрать номер. Сказать несколько давно заготовленных фраз. И, что самое противное, даже лгать-то особо не придется, ведь хочется назад, и тянет, и – Лави…

Аэниэ вздыхает.

"Только… Не хочу, чтобы звали так."

Все ложь – или нет? Нет, об этом лучше не думать, слишком больно, да и все равно самой не разобраться. Имя должно было быть верным, но теперь называться так… Нет. Ахто – тоже нет, никогда. Возвращаться к прежнему, самому первому имени? Тоже нет, слишком уж оно – детское?

"Надо новое. Ладно, придумаю что-нибудь…"

Телефон в коридоре, до него – всего пять шагов. Надо сделать это, иначе каждый вечер будет таким, тоска и темнота, и теснящаяся боль в груди.

"…не сковывала меня цепями. Просто отняла ноги…"

Пройти всего пять шагов, поднять трубку – уже заранее кажется, какой она будет неподъемно-тяжелой, набрать номер – едва ворочается диск, гудки – и голос… Всего-то.

Аэниэ прячет лицо в ладонях.

"Сейчас. Сейчас пойду. Только наберусь сил…"

– …Слушай, а ну его на фиг. Прости меня… Я хочу обратно к вам… К тебе.

– Мммм? – Аэниэ не видит, но чувствует, как Лави выгибает бровь, довольно щурится. – Ну ладно, уговорил, речистый… Сегодня у меня хорошее настроение, повезло тебе. Муррр…

– Мур! – Аэниэ гримасничает, услышав неподдельную радость в своем голосе – но это и к лучшему: так Лави точно поверит.

– Ну вот и славно… Не будешь больше дурить, Аюшка?

– Не буду… Проехали, хорошо?

– Хорошо…

Молчание. Чувствуя, что сейчас эльфка начнет прощаться – положит трубку – Аэниэ торопится:

– Только я имя хочу поменять – на Айрэнэ.

– С чего так?

– Да просто красивое – оно значит что-то вроде "побережье, край прибоя"… Мне подходит.

– Ну да, ну да… Волнуется, выбрасывает на берег всякую всячину… То ракушки, то драный башмак… – переливчатый смешок. – Ну пускай.

– Мур…

– Мур. Значит, в воскресенье приходишь?

– Ага…

– Захвати только чего-нибудь с собой – на предмет пожевать. Жидкая еда-то у нас есть…

– Хорошо…

* * *

Слишком громкие голоса бьют по ушам, в голове слегка звенит, но уходить не хочется – ведь это означает снова остаться одной. Да и не то, чтобы тут было, куда уходить – квартира вот она вся, на кухне уже кто-то засел, в соседнюю комнату кто-то удалился и прикрыл за собой дверь, даже из ванной доносятся голоса и смех. Напротив Айрэнэ сидит Лави – придвигается ближе к Золотинке, обнимает за плечи… Руки эльфки скользят по спине девочки, сползают на талию – девочка млеет и обмирает, прикрыв глаза, личико раскраснелось, волосы почему-то встрепаны.

Айрэнэ берет свой бокал, подносит к губам. "Что там Лави про силы говорил когда-то? Вот сейчас-то как раз и нет…"

Вино мягко ударяет в голову, и между девушкой и внешним миром вырастает мягкая стенка. Боль становится глуше и отступает, но сосущая пустота все еще здесь.

Лави затаскивает Золотинку к себе на колени – та смущается и слабо сопротивляется, но ясно, что это только для вида.

Еще глоток – кислит на языке, кислит во рту.

Кто-то чешет девушку за ухом – она оборачивается.

– Ка-акие мы-ы гру-устные, – тянет улыбающаяся Дарки, – иди-и сюда, мы тебя за ухом чеса-ать будем…

Из-за плеча Дарки возникает Тиаль, усмехается, не разжимая губ.

– Муррр? – Дарки перебирает ее волосы.

"Не одной…"

– Мурррр, – Айрэнэ пытается почесать ее за ухом в ответ и никак не находит этого самого уха, – да сколько ж у тебя тут шерсти, а?

Дарки смеется, а Тиаль берет Айрэнэ за запястье (теплые сухие пальцы) и помогает найти искомое. Мурлыканье в три голоса. Дарки прикрывает глаза, трется носом о руку девушки. Тиаль придвигается ближе и обнимает их обеих.

Еще можно оглянуться – или отстраниться – но зачем?

"Не одна."

Кисловатый привкус вина на губах Дарки, холодящий мятный вкус – на губах Тиаля.

Хлопает дверь – в комнату вваливается сдержанно сияющий Гэль, вокруг него обвилась Зю. Тиаль отрывается от девушек, встает – плавные, изящные движения, великолепным уверенным жестом протягивает руки:

– Мммм?

Айрэнэ рассматривает его так, словно впервые видит – откровенно любуясь. Он опускает ресницы, улыбается – на щеках появляются озорные ямочки. Помогает подняться ей и Дарки, обнимает за плечи. И уводит в освободившуюся комнату.

* * *

Все пошло по-прежнему… Впрочем, почти по-прежнему. Айрэнэ стала жестче и резче – «кусачее», как выразилась однажды Лави, потрепав ее по волосам и чмокнув в макушку.

Днем девушка полностью погружалась в учебу (в конце концов, выпускной год!), а по вечерам – несколько раз в неделю, не меньше – приходила к Лави. Сидела вместе со всеми, оставалась на ночь – ложилась спать (скорее, вздремнуть) только в три утра, а то и около пяти, просыпалась по будильнику, специально купленному для таких целей, и уходила в колледж. Появлялась там невыспавшаяся и злая, огрызалась в ответ на все вопросы – преподаватели качали головами, но замечаний не делали: в конце концов, работы у девушки получались отличные, одни из лучших, а чем она там по ночам занимается, это ее личное дело. Однокурсники стали смотреть на нее с внезапно прорезавшимся уважением, а она, заметив, презрительно усмехалась и язвила про себя: "Ну да, таких великолепных синих кругов под глазами они еще не видели…"

А вечером – снова к Лави, снова – вино, вермут, джин, глоток коньяка из фляжки усмехающегося Тиаля – лишь бы отступила ноющая пустота, лишь бы не чувствовать, не думать… Одной – нельзя, одной – страшно. С этими – больно. А других – нет…

Вглядывается в серые, до прозрачности светлые глаза Гэля:

– Слу-ушай… – тянутся патокой слова. – Как же… так?

Чуть изгибаются в усмешке тонкие губы:

– А что, кому-то что-то не нравится?

– Ну-у… – Айрэнэ теряется, поводит плечами. – Понимаешь… – а как сказать, да и что говорить, если – вот он, Гэль, рядом, а Лави там, в другой комнате, и плывет все вокруг, то ли от вина, то ли от слез ("Откуда слезы? Вроде все уже…"), и зачем говорить об этом – никому же, никогда… А сейчас вдруг всплыло, и не сдержалась – всхлипывая в объятиях Гэля ("Подумать только, Гэля!") – ну почему Гэлю, ведь он и так все знает, хуже – он…

– Понимаю, – лицо Гэля каменеет – хотя, казалось бы, куда уж дальше. С неожиданно прорезавшейся горечью, – я-то понимаю. И ладно. Не стоит. Спи, спи…

Укладывает ее голову себе на плечо, едва касаясь, проводит рукой по волосам. Еле слышное:

– Глупые вы, глупые…

И почему-то необидно, и ясно и понятно, что завтра она опять будет здесь – только вот с кем, неизвестно, да и неважно, можно и ни с кем, только чтобы не одной… Но сейчас – чуточку легче.

Родители, которым очень не нравилось то, что дочка почти перестала ночевать дома, поочередно пытались то запретить, то не пустить, то устроить скандал. Ничего не помогло – Айрэнэ с боем отстояла свое право жить так, как ей хочется. Случайно услышав, как мать жалуется кому-то по телефону: «Такая тихая и послушная девочка была… Что с ней такое… Хорошо хоть, учебу не запускает, тьфу-тьфу…», она усмехнулась: «Ага, как же…» Учебу она ни запускать, ни бросать не собиралась: напротив, прикладывала все силы, чтобы стать лучшей. Рисовала, как одержимая – очень надеялась, что Лави выбьет ей выставку на грядущем зимнем КОНе, да и у самой были кое-какие задумки на этот счет.

* * *

Как же жарко, душно, шумно… Хочется свежего воздуха, холодной воды. Встать… Ох! Айрэнэ и не подозревала, насколько ей уже «хорошо» – девушку ощутимо повело, и она тяжело оперлась на плечо Тиаля:

– Ой, сорри, прошу пардона…

– Ничего, не страшно, – поддержал под локоть, помог выпрямиться. – Ты, главное, не падай.

Она вымученно улыбнулась, отерла взмокший лоб и осторожно, придерживаясь за все, что попадало под руку, вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Темнота и тишина, и как же хорошо – только бы добраться до стекла, прижаться пылающим лбом, постоять так… Потом можно будет и воды налить, фиг с ней, что из-под крана… «Не отравлюсь же с одного стакана, в самом деле…» Пол покачивается под ногами, в голове мутно и муторно. Кажется, впервые опьянение не приносит удовольствия. А как было хорошо – раз! – и все заботы и прочая ерунда остаются за ватной стеной, глушатся, и можно не обращать ни на что внимания, ни на кого, главное – что в одиночестве не остаешься, да еще и весело – ну, не всегда, но бывает. А сейчас…

– Йолли?! Ты чего здесь делаешь?

Сидевшая за столом девочка подняла залитое слезами лицо, но ничего не сказала и уткнулась обратно в ладони. Плечи вздрогнули, послышался сдавленный всхлип.

Айрэнэ не знала, сердиться ей или смеяться. Вроде бы накрылись все планы посидеть одной тихо-мирно… Но с другой – это дите приползло сюда явно с той же целью, что и она сама. "Вот, блин, друзья по несчастью…"

– Не хлюпай… – тяжело опустилась на табуретку, достала пачку сигарет, но не закурила – положила на стол. – Бедное глупое создание…

Йолли снова всхлипнула.

Айрэнэ удрученно вздохнула, положила руку девочке на макушку.

– Ну чего ты, а?

Вопрос был риторическим, и девушка совершенно не ожидала, что на него ответят.

– Того! – свистящий шепот откуда-то из спутанных волос, скрещенных рук, переплетенных пальцев, – кому я нафиг нужна? Зачем я там? Никто и не заметил, что меня нет…

Ком в горле, и не вздохнуть, и не сглотнуть, перехвачено дыхание, и перед глазами все расплывается. "Глупая… Не нужна… А никто и не нанимался!" А вспоминается – укромное убежище под грудой курток, и собственные слезы, и то же самое – "не нужна и не заметят". Надеешься, что придут – вытащат – и обламываешься каждый раз, и если замечают, то случайно, а если ищут и вытаскивают – то раздраженно, потому что глупо, мешаешь…

– Бедная зверя… – пальцы сами собой стиснули затылок девочки, – бедная глупая зверя…

Айрэнэ перегибается через угол стола, наклоняется ближе, пытается рассмотреть – что там, в глазах, что на лице? Не видать…

– Не плачь, лапа… Ну… Я же тут… – само слетает с языка, и не успела даже подумать – зачем сказала, для чего… И в упор – огромные глаза и вопрос-выдох:

– Правда?!

Не верит, не может поверить, и не поверить – тоже не может. Хватает за руку:

– Правда?! – безнадежно-отчаянно, и вглядывается, ищет подтверждения.

– Правда, правда… – Айрэнэ прикрывает глаза. Голова клонится все ниже, ложится на стол – а ладошку девочки можно и под щеку, все ж лучше, чем холодный пластик. – А фигли я тут делаю?

– А кто тебя знает…

– Я себя знаю, уж поверь… – со смешком. – И вообще… Мур?

"Чего мур-то, идиотка? Чего мур?!"

– Мур… – невесомое, робкое прикосновение к волосам. Еще и еще. Айрэнэ не шевелится, боясь спугнуть – ей приятны осторожные касания. Не властно-уверенные, как у… у всех… остальных… Нежные – словно каждый раз спрашивает: "Можно?". Чуть смелее, чуть дальше – перебирает волосы, играет с прядками. Айрэнэ слабо улыбается в полудреме, чуть крепче сжимает ту лапку девочки, что под щекой.

– Пуши-истая… – губы еле двигаются, и Йолли наклоняется ближе:

– Что-что?

– Хорошая…

На этот раз девочка слышит, и на губах расцветает несмелая улыбка:

– Мяу…

– Посиди со мной, кыся, – прорезаются повелительные нотки, совсем ей не свойственные, но Йолли не обращает внимания – напротив, с готовностью кивает, придвигается еще ближе, гладит и гладит волосы, изредка робко касаясь щеки, но тут же отдергиваясь, словно в испуге. Туман постепенно уходит из головы Айрэнэ, но вставать девушка не собирается – настолько ей сейчас хорошо и… необычно.

Йолли стала чаще подсаживаться к Айрэнэ, заглядывать в глаза, пытаясь завести разговор. И смотрела Йолли на нее так, как когда-то Золотинка – с той же смесью уважения и восхищения. Но вот почему – Айрэнэ не могла понять. Правда, все это ее немного забавляло, и из интереса, не особенно надеясь на успех, она попробовала применить те же методы, что и тогда, когда пыталась подружиться с новой игрушкой Лави. Советы эльфки услужливо всплывали в памяти. «Говори с ней о ней самой… Каждому существу больше всего интересно оно само…» И вскоре девушка знала практически всю историю жизни Йолли. «Пойми, что ей нужно больше всего… Пойми и дай. Потом она сама придет к тебе и попросит еще…» Девочка хотела внимания, внимание ей дали, и вот уже стоило Айрэнэ достать зажигалку, как Йолли подносила огонь; едва чашка девушки пустела, Йолли кидалась наполнять ее; когда девушка собиралась уходить, Йолли выходила в коридор и провожала ее – и все ради одного только взгляда, прикосновения, ласкового слова.

"Как все просто…"

Йолли давно звала Айрэнэ к себе в гости, но, так как обе они учились, причем одна в школе, а другая в колледже, и выходные у них зачастую не совпадали, получилось это только к ноябрьским праздникам. Пришлось пожертвовать грандиозным отмечанием у Лави, но Йолли, казалось, совсем не была этим огорчена.

– Ну и ладно, – говорила она, встряхивая длиннющими косами, – тише будет, хоть поговорим как следует…

Айрэнэ с улыбкой кивала, хотя про себя думала: "Ну о чем еще тут говорить-то можно?! И так уже ее биографию скоро наизусть выучу…" Но решение было принято, да еще и обещанное угощение оказалось весьма соблазнительным…

Ровно в назначенное время Айрэнэ надавила черную пуговку звонка возле внушительной, обитой черной кожей двери. Изнутри не доносилось ни звука, и девушка хотела было снова позвонить, но дверь распахнулась, и на пороге возникла улыбающаяся до ушей Йолли:

– Ой, мяу! Заходи! – и шепотом, – Родители пока дома, но скоро в гости уходят. Тебя по цивилу как? Ага… – и снова громко, – Ма, ко мне Лена пришла! Чайник поставьте там!

Шаркающие шаги, и в прихожую заглянула мать Йолли – низенькая светловолосая женщина с усталым и добрым лицом:

– Здравствуйте, Леночка. Асенька, дай Лене тапочки… Заходите…

Айрэнэ смутилась и пробормотала некий гибрид между "добрый вечер" и "спасибо, не надо", но ее уже не слушали – женщина ушла обратно на кухню.

– Пойдем в комнату! – Йолли схватила девушку за руку и потащила ее к себе. Обычная квартирка в «хрущобе» – крохотные комнаты, в которых и развернуться-то негде, хрустальные многорожковые люстры ("Ой, пыль с них вытирать задолба-аешься…"), на стенах – традиционные ковры ("И почему все так любят красные? Бррр…")… Но в комнате Йолли на письменном столе красовалось невиданное белое чудо – компьютер, а на тумбочке возле дивана гордо возвышался музыкальный центр ("Ничего себе… А мы, оказывается, не бедные… Японский настоящий, это ж надо ж!").

– Садись, я счас!

Айрэнэ послушно уселась в приземистое кресло (в нем могли запросто поместиться две таких, как она) и стала ждать, осматриваясь. К ковру над диваном были приколоты распечатанные на цветном принтере картинки, среди них странно смотрелся полный алфавит Квэнья (с подписанными русскими буквами), на двери синим фломастером был криво, но явно старательно скопирован рисунок с врат Мории. На забитых книгами полках книжного шкафа взгляд девушки тут же выхватил необычного формата томики. Айрэнэ прищурилась: "Ну надо же… А ведь мы-то не из простых, оказывается… Где ж она Профа в оригинале накопала?!"

Тут вернулась Йолли с чашками и миндальным печеньем, водрузила все это на журнальный столик на колесиках и подкатила его к девушке:

– Вот, угощайся и питайся! – подскочила к магнитофону, хотела было нажать кнопку, но тут же оглянулась, – Кельтятина подойдет? Или что-нибудь другое поискать?

– Да пусть будет…

– Угу…

Сначала Айрэнэ слышала только скрипку и флейту, и не сразу заметила, что в струящийся, мягкий разговор двух инструментов вплелся высокий женский голос.

– Красиво…

Йолли просияла.

Осторожный стук в дверь.

– Да, можно! – крикнула Йолли, и в комнату заглянула ее мать. Где-то позади маячил отец, но видно его было плохо.

– Девочки, мы ушли. Всего доброго, – это к Айрэнэ, и тут же, озабоченно, к Йолли, – доченька, не забудь, там в холодильнике…

– Да помню я! – отмахнулась девочка. – Ну, пока!

Дверь закрылась. Шаги, щелчок замка…

– Ну вот, свалили! – радостно воскликнула Йолли. – А теперь – что у меня есть… – девочка встала на четвереньки и полезла под диван. Вынырнула она оттуда с двумя внушительными «торпедами» пива в руках.

– Контрабанда? – рассмеялась Айрэнэ.

– А то! – гордо заявила девочка, вытирая нос, – фи, пылищщи-то… Ночью, тайком, под курткой, все как положено! – с трудом свинтила крышку. – Держи!

– Ага, если не помру, то и ты будешь?

– Обязательно!

– Понимаешь… Мы там вместе были. И тут он меня нашел, вспомнил… Я так радовалась… А теперь… – Йолли всхлипнула, сердито помотала головой – взметнулись распущенные волосы, упали волной, скрывая лицо. – Как все так получилось…

Они сидели уже больше часа; первую «торпеду» благополучно прикончили и принялись за вторую. Где-то посередине первой Йолли пристроилась на подлокотник кресла Айрэнэ, разговор принял доверительный оборот и речь зашла о глюколовстве – девушка еще не слышала полностью квэнту Йолли и воспользовалась случаем, чтобы направить беседу в эту сторону. Результат получился… неожиданный.

– Понимаешь…

Водопад русых волос с золотистым отблеском – Айрэнэ с трудом поборола в себе желание запустить пальцы в шелковистые пряди:

– А что там у вас вообще такого было? Как вы… пересеклись?

Йолли помедлила, затем встала и подошла к шкафу, ломко опустилась на колени. Открыла нижний ящик и зарылась в него: на свет появились какие-то тетрадки, блокноты, отдельные листки, лоскутки, фотографии… Наконец девочка извлекла красную картонную папку, положила на колени и с минуту вглядывалась в нее. Потом смахнула с обложки пыль, встала: