Текст книги "Повесть о каменном хлебе"

Автор книги: Яна Тимкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– Лави всех знает, – отозвалась Зю, – только про эту лучше с ним не говорить.

– А чего так?

– Ничего… Просто не надо. Не к ночи будет помянута, да не уподобимся, и все такое… – на этом Зю остановилась и дальше хранила многозначительное молчание.

Аэниэ прикинула, не подойти ли все-таки к Лави, но посмотрев на лицо эльфки – та с отсутствующим видом уставилась в пол – решила, что лучше повременить. Хотя – может быть, кто другой проговорится… "Сплетничать-то все любят…"

Планы на день были ясны. Лави и большая часть свиты ушла на семинар по игротехнике, кто-то отправился в кабак, начихав на все семинары оптом и в розницу, а Аэниэ ждала литературного семинара. Чтобы убить время, девочка вертелась в коридоре второго этажа и читала – а тут было что почитать…

Почти всю левую (если смотреть от лестницы) стену занимали листы бумаги – большие и маленькие, исписанные, изрисованные, в клетку и в линейку, посаженные на скотч или – о ужас! – на клей. Организаторы, справедливо опасаясь, что от нехватки бумаги и избытка чувств народ вскоре начнет писать прямо на свежепокрашенных стенах, сделали благое дело – повесили огромный лист ватмана.

– Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось, – прокомментировала вчера Лави, осматривая нововведение.

Сегодня же ватман оказался исписан уже почти на треть – а ведь всего ничего провисел! Медленно прогуливаясь по коридору, Аэниэ читала тексты и разглядывала изредка попадавшиеся рисунки. Кто-то рекламировал свой сайт, кто-то объявлял о продаже оружия, кому-то срочно требовалась на игрушку "команда нолдоров". Девочка фыркнула: наберет товарищ таких «нолдоров», что и сам не обрадуется… Вперемешку с объявлениями попадались стихи, рисунки, признания в любви (без подписи), дурашливые рожицы, непременное "Здесь был…" (вписать нужное имя) и "Такой-то – козел"…

Здесь же висел и ее собственный стих. Вчера, выпросив у Гэля листок из блокнота и спрятавшись в уголке стойбища, прикрываясь ладошкой, Аэниэ набросала портрет огромноглазого эльфа в таэльском берете, а ниже каллиграфическим почерком вывела свои стихи. Разумеется, с посвящением Лави.

Начав писать стихи в прошлом году, Аэниэ так и продолжала – чувств было много, чувства бродили внутри и стремились наружу, и девочка изливала их, как умела, и непременно показывала их эльфке. Та хвалила чистоту и глубину эмоций, советовала продолжать писать, но никому не показывать, со вздохом произнося: "Не поймут". Но сейчас Аэниэ все же решилась вывесить стишок на всеобщее обозрение. Пусть без подписи – Лави все равно догадается, кто автор, а другим знать необязательно. Другие будут читать и восхищаться, а Аэниэ, счастливая, но неузнанная, будет стоять рядом и улыбаться про себя. Может быть, даже и откроется кому-нибудь… Пусть удивляются: такая молоденькая, а такой талант!

Правда, с утра Лави думала только о завтраке и об очередном семинаре, и даже не взглянула на "стену откровений", но наверняка в течение дня у нее найдется время! А если не найдется… "Я подожду… Я терпеливая…" – думала Аэниэ, изучая надписи, появившиеся на ватмане со вчерашнего дня, и вдруг заметила, что в коридор неторопливо вошли две девушки и сразу же направились к расписанной стене. В окна пролета светило солнце, било прямо в глаза, и девочка напрасно щурилась, силясь лучше рассмотреть новых ценителей настенного творчества – пока видно было только то, что одеты они в цивильное (джинсы и свитера с воротниками "под горлышко") и ничем особенным не выделяются. "Ничего… Скоро подойдут ближе…" – Аэниэ осторожно сманеврировала поближе к своему листку: на тот случай, если девушки до него доберутся и что-нибудь скажут.

А они медленно шли вдоль стены, внимательно прочитывая надписи и изредка негромко переговариваясь. Одна из них, по-видимому, более нетерпеливая, шла на шаг впереди и иногда указывала другой на что-то, привлекшее ее особое внимание, и они изучали это «что-то» вместе. Остановились. Вторая девушка покачала головой, первая хихикнула. Двинулись дальше. Разрываясь от нетерпения, Аэниэ тем не менее заставила себя стоять спокойно, нагнулась и притворилась, будто разбирает чью-то длинную записку мелким почерком – в самом низу ватмана.

Незнакомки подошли совсем близко, и Аэниэ наконец-то смогла рассмотреть их получше. Та, что шла первой, встряхнула прямыми смоляно-черными волосами, повернулась боком, показав профиль хищной птицы, и уткнулась в очередной текст.

Тем временем подошла и вторая девушка – просто темная шатенка, хотя когда она нагнулась прочитать что-то внизу листа, Аэниэ заметила, что у корней ее волосы – светлые. "Красится… Хотя беленькой ей было бы лучше. И чего ради? Чтобы больше на эту походить, что ли? Но ведь все равно непохожи…"

Вторую девушку действительно никак нельзя было спутать с первой; она даже двигалась иначе – мягче и плавнее. Аэниэ старалась рассматривать крашеную незнакомку украдкой, но та, видимо, что-то почувствовала и подняла голову. Девочка не успела отвернуться, и глаза их встретились. Секунду Аэниэ растеряно таращилась, потом опомнилась и поспешно отвернулась, скрывая мгновенно залившееся краской лицо. Радужка прозрачно-серых глаз незнакомки была обведена широким черным ободком, отчего взгляд казался безумным, как на фотографиях гиен, встречавшихся девочке в альбомах, а в сочетании с полуопущенными тяжелыми веками – еще и презрительным. Девочка передернула плечами – по хребту прополз холодок.

Тем временем первая девушка добралась до листка Аэниэ, начала читать, но тут же оторвалась и с тихим возгласом дернула подругу за рукав.

– Что?..

– Сюда смотри…

Дальше они продолжили читать вместе, но больше никаких эмоций не выражали и вообще ничего не говорили. Дочитали. Помолчали, переглянулись. Кто-то из них протянул:

– Мдааа…

– Ну так… – отозвалась другая. – Годится? Пишем?

– Еще бы.

Шорох и шелест. Аэниэ рискнула украдкой глянуть в их сторону и чуть не ойкнула от удивления: они переписывали ее стих! С трудом удерживаясь, чтобы не запрыгать и не крикнуть: "Это я! Это мое!", девочка отвернулась и нарочито неторопливо пошла к стойбищу. Внутри у нее все пело: "Им понравилось! На память переписывают! Я могу, я умею, по-лу-ча-ет-ся!" На радостях Аэниэ даже простила крашеной девушке ее неприятный взгляд – в конце концов, глаза себе не выбирают, да и вообще внешность, она ж не виновата… Да и не может она быть сволочью – ей же стихи понравились!

– Мяаааууу!!! – едва войдя в стойбище и прикрыв за собой дверь, девочка все-таки не удержалась. – Мяаааа!!! – и тут же одновременно и порадовалась, что в комнате пусто, а значит, можно орать, сколько угодно, и огорчилась – ведь даже похвастаться некому.

Заслушавшись очередного «оконного менестреля» (так Аэниэ обозвала для себя тех, кто играл вообще-то неплохо, но не участвовал в концертах), девочка едва не опоздала к началу литературного семинара. Когда она добежала до дверей с косо прилепленной бумажкой с надписью «лЕтИратурный сИмЕнар» (все ошибки аккуратно зачеркнуты красным, а над ними выведены правильные буквы), тихонько постучалась и заглянула в аудиторию, все участники уже рассаживались по местам. Проскользнув внутрь, Аэниэ углядела местечко возле окна (вдобавок впереди сидел какой-то шкафообразный парень, и за его спиной можно было замечательно прятаться), быстро плюхнулась на расшатанный стул, достала блокнот и карандаш (которые ей все-таки удалось извлечь из недр рюкзака) и приготовилась слушать.

За столом ведущих сидели две девушки. Те самые девушки, что утром переписывали стишок Аэниэ. Девочка невольно вжалась в спинку стула и постаралась стать как можно незаметнее: разумеется, они не знали, что стих – ее, но они видели ее утром и могли узнать. А ей почему-то не хотелось быть узнанной.

Тем временем девушки переглянулись и поднялись. Первая – та самая черноволосая, с матово-смуглым лицом и чуть раскосыми темными глазами – улыбнулась и начала:

– Здравствуйте все. Мы рады приветствовать вас на литературном семинаре. Для тех, кто нас еще не знает: мы – ведущие семинара, а также критики, в просторечии – кадавры.

В аудитории плеснули смешки.

– Позвольте представить вам мою подругу, – и смуглянка указала на соседку, – Безумная сабля Кунда Вонг, Блистающая.

Та коротко поклонилась, улыбнулась:

– Безумным многое позволено, так что не обессудьте… – и, в свою очередь, указала на первую, – А это – Фариза, Человек.

– Как видите, – продолжила Фариза, – мы равны. Не оружие и не Придаток… – переждала краткий приступ веселья и шушуканья, – а именно Блистающая и именно Человек.

– Сегодня – первый день семинара, – вступила Кунда так гладко, словно это она говорила все время, – и для начала, чтобы вы имели хоть какое-то представление о том, для чего мы здесь собрались…

– …Мы прочитаем вам одно стихотворение. Где мы его нашли, мы не скажем…

– …Разве только то, что он висел на всеобщем обозрении и без подписи…

– …А значит, мы никого не обидим, прочитав его здесь.

Фариза и Кунда ухитрялись говорить по очереди, не перебивая друг друга и не оставляя повисать неловких пауз – казалось, будто говорит один человек. Только на два голоса.

– Итак, стихотворение. – Кунда сделала приглашающий жест в сторону Фаризы, та взяла со стола бумажку, поднесла к самым глазам, близоруко сощурилась и начала читать.

С первых же слов Аэниэ заерзала на месте и попыталась одновременно и спрятать горящее лицо за спиной впередисидящего парня, и не упустить из виду Фаризу. Критик и кадавр читала ее, Аэниэ, стихотворение!

Откуда-то слева послышался сдавленный смешок. Впереди какая-то девушка в бисерном хайратнике наклонилась к уху соседа и что-то прошептала – девочка увидела, как его плечи вздрогнули от смеха. Сзади перешептывались. Аэниэ не отрывала глаз от Фаризы.

Та закончила и положила листок обратно на стол:

– Вы это слышали… – и Кунда продолжила:

– …А вот теперь пожалуйста, запомните – вот так писать не надо!

Не веря своим ушам, Аэниэ уставилась на критиков, но почему-то видела их расплывчато и смутно, и только когда мокрое капнуло ей на руку, она поняла, что плачет, и поспешила уткнуться носом в блокнот. Словно издалека до нее долетали обрывки фраз:

– …чтобы не быть голословными, разберем подробнее…

– …не рифмуется…

– …сбой ритма…

– …заезженный штамп…

– …вылезает из размера на две стопы…

– …на одних эмоциях далеко не уедешь…

Украдкой вытирая слезы, Аэниэ слушала и не могла дождаться, когда же закончится этот разбор по косточкам. Наконец Фариза остановилась, обвела взглядом аудиторию и проговорила – негромко, но слышали все:

– Над этим стихотворением был набросок – портрет эльфа. Я не очень разбираюсь в таких вещах, но могу сказать, что для автора этого стиха будет намного лучше, если он продолжит совершенствоваться в живописи…

– …И станет отличным художником…

– …А не очередным бездарным графоманом.

Аэниэ согнулась пополам и, вцепившись зубами в рукав, очень, очень старалась не зареветь в голос.

* * *

– Ура, открыто! Залетай!

Раннее морозное утро, жесткий искристый снег, а отвыкшие от солнца глаза слезятся и сами сощуриваются до узеньких щелочек. Чистое высокое небо – бледно-голубое, ни единого клочка облака, ветер налетает порывами, взвихряет поземку и метет по ногам, иногда колючее крошево попадает в лицо, и Аэниэ недовольно морщится. От стойбища до здания, в котором проходит утренний семинар по ролевым играм, всего ничего – пройти по улице, свернуть, еще немного пройти, но за эти несколько минут теряется все накопленное тепло, коченеют руки, даже глубоко упрятанные в карманы ("Опять перчатки забыла…"), мерзнут уши, а ресницы смерзаются от выступающих от невозможно яркого солнца слез.

Сразу после пробуждения обнаружилось, что все запасы еды – той, что так хорошо грызть утром с кофе, уютно устроившись в еще теплом спальнике – уничтожили еще ночью, под вино и пиво, и осталась только лапша в пакетиках, а времени готовить уже не было. Лави рассердилась, потом махнула рукой и решила, что вся стая перекусит по дороге на семинар – вроде по пути была какая-то забегаловка.

Забегаловка оказалась закрыта "на санитарный день", и Лави сначала зафыркала, как рассерженная кошка, а потом ринулась искать что-нибудь другое. К счастью, еще одно кафе, притом работающее, обнаружилось в соседнем доме.

Лави рванула жалобно скрипнувшую дверь и нырнула внутрь, за ней – все остальные. Крошечная – всего на три круглых высоких столика – забегаловка была пуста, не считая двух дородных продавщиц в выцветших голубых передниках: одна стояла за прилавком, другая меланхолично протирала витрину – правда, стекло от этого чище не становилось. Продавщицы в ужасе уставились на ворвавшуюся развеселую и промерзшую компанию: похоже, за три прошедших дня семинара местные тетушки так и не успели привыкнуть к шлявшимся по улицам персонажам в туниках, плащах, беретах с беличьими хвостами, при мечах и кинжалах.

– Так, народ… Что у нас тут есть? – Лави уже подскочила к стойке и внимательно изучала засаленную бумажку с от руки написанным заголовком: «Меню». – Тоже мне, меню… Меня… Тебя… Ага, кофе есть, классно… Шесть кофе, пожалуйста, – это продавщице, – чебуреки, если горячие…

– Нету чебуреков, – опасливо поглядывая на Лави, произнесла стоявшая за прилавком. – Из горячего только горячие сосиски. В булочке.

– А из холодного – только холодные бутерброды? – дружелюбно спросила эльфка. Нэр хрюкнула, сдерживая смех.

– Еще пирожки с мясом есть… – кажется, тетя не поняла шутки.

– Тогда шесть сосисок. В булочке!

– Ой, – пискнула Зю, – у них кооотик есть!

– Где? – завертела головой Лави, – Ой, прелесть какая! – и ринулась гладить большого серого кота, развалившегося на батарее у окна.

– Ой, Лав, я не про то! – засмеялась Зю, – У них этот есть – «Тимофей»! А кот пушиииистый! – Зю присоединилась к почесыванию и поглаживанию, и вокруг животного тут же сгрудилась вся свита, на разные лады восхищаясь его пушистостью и мурлычностью. Зверь урчал так, что слышно было даже несмотря на галдеж эльфей и рычание кофейного аппарата.

– Девочки, кофе заберите!

– Дарки, сделай доброе дело… – попросила Лави, и Дарки метнулась к стойке.

– Ой, а «Тимофея» возьмешь? – вспомнила Зю. «Тимофеем» называлось местное пиво, весьма уважаемое всеми гостями города за дешевизну и неплохой – за такие деньги – вкус. А так как на этикетке под вычурными буквами названия был нарисован вальяжно развалившийся кот, то пиво довольно быстро перекрестили из «Тимофея» просто в «котика». Правда, в окрестностях ДК, где обитал приехавший на КОН народ, «котика» уже было днем с огнем не найти.

– Возьму, уговорила, – оторвавшись от кота, Лави снова двинулась к стойке, – нам, пожалуйста, еще… Ээээ… – обернулась, оценивающе взглянула на компанию, – Пять «Тимофеев».

– А чего пять-то? – возмутилась неугомонная Зю, – нас же шесть!

– Ты чего, у нас же Аэниэ не пьет!

– Аааа, – хихикнула пекинеска, – ну и хорошо, нам больше достанется.

– Между прочим, могли бы и помочь! – встряла Дарки, пытавшаяся донести до столика две доверху наполненные чашки кофе, – ай, мляаааа!!! – все было бы благополучно, но Дарки, ставя чашки на место, нечаянно оперлась о столик, он резко качнулся, и черная обжигающая жидкость, которую предполагалось считать кофем, плеснула из чашек, да так, что несколько капель попали девушке на пальцы.

– Что, таки пролил? – с фальшивым сочувствием осведомилась Зю.

– Нет, не пролил, а всего лишь обрызгался… – Дарки слизнула капли, сморщилась, – фиии, горький какой… Горячо, блин… Все, я теперь потерпевший! Таскайте все сами.

Не дожидаясь, пока ее позовут и с сожалением оставив кота в покое, Аэниэ тихонько скользнула к прилавку, на который продавщица как раз выставила еще две пластиковые чашечки.

– Слууушай… А ты чего пива не пьешь? – полюбопытствовала Зю, запивая сосиску основательным глотком «котика». – Вино вроде нормально… А пиво чего не?

– Не нравится оно мне, – пожала плечами Аэниэ, – невкусно.

– Это пиво-то невкусно?!

– Угу.

– Ну ты даешь…

– Может, и невкусно, зато питательно, – назидательно сообщила Лави, поедавшая свою порцию за столиком у окна, вместе с Чиараном, – ты попробуй лучше!

– Неее, – помотала головой девочка, возя пальцем по черному с белыми прожилками, "под мрамор", пластику стола и пытаясь скрыть подступивший страх. Горло перехватили болезненные спазмы, в животе словно поселился ледяной ком. Почему-то с вином у нее никогда не было никаких проблем, но вот "белую полугорькую" и пиво она не могла воспринимать спокойно – перед глазами мгновенно всплывала картина под названием «Лави-на-прошлом-КОНе»: жалкое и унизительное зрелище… – Неохота.

– Да ладно тебе! – неожиданно вступила Нэр от соседнего столика. – Ты хоть раз-то его пробовала? (Аэниэ помотала головой, краснея.) Ну вот, а говоришь «невкусно». На самом деле оно почти что как квас. На вот, – и протянула девочке бутылку, в которой пива осталось – совсем на донышке. – Я все равно уже не хочу.

Не решаясь отказаться, Аэниэ робко взяла «котика», повертела в руках.

– Да попробуй хотя бы! Не отравишься!

Девочка сделала глоток. Горчащая холодная жидкость не была похожа на квас, но и особенно противной не показалась. Еще глоток.

– Ну вот, ага, видишь? Ничего страшного с тобой не сделалось! – пробубнила Зю с набитым ртом.

Действительно, ничего страшного. Но и не то, чтобы уж очень понравилось… "Сойдет, наверное…" – Аэниэ допила остатки, поставила бутылку на столик и снова принялась за сосиску и кофе.

– Все поели? Так, мусор в нафиг, нафиг стоит вон там, у двери, бутылки можно оставить на столах – может, кто подберет. Пошли! – скомандовала Лави, вытирая измазанные кетчупом губы.

Аэниэ выбросила в мусорную корзинку оставшиеся на ее столике бумажные тарелочки и пластиковые чашечки (Зю предпочла побыстрее слинять), и у самых дверей столкнулась с Лави. Кажется, эльфка специально задержалась на выходе.

– Пушистая… – она тихонько коснулась плеча Аэниэ, заглянула ей в лицо, пытаясь поймать взгляд, но девочка опустила ресницы и смотрела в пол, – да не дергайся ты так, кыся… Знаешь, сколько надо пива выхлебать, прежде чем оно в голову ударит?

У Аэниэ чуть было не вырвалось – "Знаю, видела", но она только помотала головой.

– Ну, не пугайся. Оно даже правда полезно иногда, да еще и питательное. Сейчас это тем более надо, ведь у нас время поесть не всегда выдается… А с пары глотков ничего не станется. Вино же ты пьешь, а оно покрепче будет. Мррр?

– Ну мррр… – поднимая глаза, улыбнулась девочка, и эльфка заливисто рассмеялась, чмокнула ее в нос и выскочила на улицу. Аэниэ, поглубже надвинув шапку, выбежала за ней.

* * *

– Ой, мяу!!! – Аэниэ ворвалась в квартиру Лави, едва не сбив с ног открывшую дверь Нэр («Обалдела, да? Смотри, куда несешься!»). – Ой, мяааау! А на Эльфятнике такая объява висит!

– Что за объява? – Лави, перегнувшись черед ручку кресла, выглянула в коридор из своей комнаты. – Кстати, привет!

– Ага, – согласилась Аэниэ, сражаясь с курткой – второпях забыла снять варежку, и теперь она застряла в рукаве и основательно мешала. – Там это! Концерт! Анкалимэ петь будет! С ума сойти! А… – вывернувшись из куртки, девочка взглянула на Лави и замерла от неожиданности. Лицо эльфки мгновенно застыло, и она проговорила сдавленным голосом:

– Ну-ну… Ну да… Флаг в руки. Не советую. – и скрылась в комнате.

Все еще с курткой в руках, Аэниэ в растерянности обернулась к Нэр:

– Чего это он?

– Чего-чего… Того! – свистящим шепотом ответила Нэр. – Думать надо… – с силой налегла на дверь, защелкнула тугой замок, – …хотя бы иногда!

– А что?

– Да ничего, – оглянувшись, Нэр наклонилась к уху девочки и едва слышно проговорила, – Лави когда-то у Анкалимэ в свите был! Понятно?

– У нее?!

– Ну… А потом поругались они вроде… Эта Высокая вообще сволочь еще та! Я тебе потом как-нибудь расскажу… – Нэр мотнула лохматой головой и убежала в другую комнату, а озадаченная Аэниэ обнаружила, что все еще держит куртку, и поспешила повесить ее на единственный свободный крючок.

Осторожно ступая, Аэниэ прошла по коридору и заглянула в комнату Лави: эльфка сидела за письменным столом и что-то писала – очень быстро и очень мелко.

– Мя? – полушепотом пискнула девочка.

– Вполне себе мя, – отозвалась Лави и подняла голову. Она приветливо улыбнулась, но казалось, что смотрит она не на девочку, а куда-то мимо нее или вообще насквозь, – слышь… Ты пока ползи на кухню, чайку организуй… Я скоро, – и снова склонилась над листком, покусывая нижнюю губу.

Аэниэ не сумела сдержать облегченного вздоха: "Не сердится… Ура…" – и побежала выполнять веленое.

Пока чай грелся и заваривался, Аэниэ выложила на блюдечко притащенное из дома печенье, нарезала лимон. Смахнула с белой в желтую клетку клеенчатой скатерти оставленные кем-то крошки, поставила чашки: Лави побольше, себе поменьше. Эльфку пришлось звать несколько раз: увлекшись текстом, она сначала не слышала, а потом кричала в ответ, что вот еще секундочку, еще пару строчек, и все, и сейчас будет. Наконец все же пришла и рухнула на стул:

– Оххх, – спрятала лицо в ладонях, помассировала виски. – Устааал…

– А что у тебя? – с жадным любопытством спросила Аэниэ. Она успела бросить взгляд на листок Лави и, хотя не разобрала ни слова, все же поняла, что это не песня и не стихи. Может быть, что-то новое увиденное? – Держи сахар…

– Ага… Да так, – отмахнулась Лави, – ты лучше расскажи, как ты и что ты, и кстати… – плюхнув сахар в чай, эльфка отложила ложку и внезапно серьезно уставилась в лицо девочки, – ты сказала, что была на Эльфятнике. Насколько я знаю, у тебя занятия так рано не заканчиваются. Ты что, с уроков удрал? Опять?

– И что с того? – попыталась возмутить девочка. – Мне тут интересней… – но возмущаться под строгим взглядом эльфки как-то не получалось. Лави вернула на блюдечко печенье, которое уже поднесла было ко рту, оперлась локтями на стол и положила подбородок на переплетенные пальцы:

– Пушистая… Не хочу тебя грызть или мораль читать, но ты, пожалуйста, больше так не делай. Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня или всего этого были неприятности. Я тоже хочу тебя видеть чаще, но вот так может быть только хуже, – предостерегающе подняла руку, увидев, что Аэниэ собирается протестовать, – нет, погоди. Я тебя понимаю, но ты все-таки потерпи. И еще одно: тебе что, приятно, когда твои соученики-дхойны учатся лучше тебя, эльфа?

– Какое мне до них дело… – пробурчала девочка.

– Да не ради них. Ради себя. В конце концов, тебя там чему учат? Творчеству. А с каких это пор кто-то умеет творить лучше эльфа? Ну, пушистая, хорошая, муррр… – Лави улыбнулась ободряюще и провела кончиками пальцев по щеке девочки – Аэниэ поймала ее руку и чмокнула в середину ладони.

– Мрррррр! – рассмеялась Лави. – Ну, будь лапушкой, и расскажи, что у тебя нового.

Аэниэ тут же выбросила из головы все огорчения и обиды и начала длинно рассказывать, что ей удалось высмотреть: на этот раз в качестве Ахто, приемыша Эллери Ахэ.

Они закончили с чаем и перебрались в комнату Лави, выгнали оттуда Гэля (он поднялся с дивана и меланхолично убрел в другую комнату, так и не оторвавшись от книги), устроились на диване сами: Лави, откинувшись на подушку и поджав под себя ноги, и Аэниэ – на самом краешке, от волнения размахивая руками и путаясь в словах.

– …и вот я увидел ее – такую красивую! Кожа белоснежная, а глаза черные, огромные, и когда смотрит – прямо насквозь пронзает! Меня аж холодом пробрало.

– Одета тоже в черное? – уточнила Лави, которая теперь сидела, чуть наклонившись вперед и прикрыв глаза. – Вся в черном, и ничего другого?

– Ну… Да… – Аэниэ запнулась. "Но я видела пояс блестящий… И брошь – с алым камнем, большим таким. Но если Лави говорит по-другому, значит…"

– Ну-ка, ну-ка… Что-то очень знакомое… – Лави сдвинула брови и еще подалась вперед, оказалась совсем близко, коснулась колена девочки, – еще говори, что видишь… Показывай мне картинку.

Повинуясь властным ноткам в голосе эльфки, Аэниэ тоже прикрыла глаза, сосредотачиваясь:

– Так… Она вся в черном… ("Но почему же так упорно эта брошь глючится? Рррры!") Высокая…

– Стоит или идет?

– Стоит… Ага, вот шагнула ко мне, еще раз. Улыбается… Ой…

– У нее очень красные губы, так?

– Да… Странно смотрятся – лицо же очень бледное…

– Она к тебе подходит, да?

– Да… Что-то говорит…

– Не слушай звуки, смысл лови!

– Что-то хорошее…

– Смотри внимательно – у нее в волосах есть украшения?

– А… ("Ох… А как правильно? Чтобы не ошибиться?") Кажется, поблескивает что-то…

– Да, у нее какие-то булавки, заколки, блестят очень сильно, серебряные, наверное. Много заколок, держат высокую прическу…

– Ага… – кивнула Аэниэ, безуспешно пытаясь исправить свою «картинку» так, чтобы она соответствовала словам Лави: в ее видении волосы странной дамы были распущены и спускались чуть ли не до пояса.

– Тааак, – тягуче проговорила Лави, и девочка удивленно раскрыла глаза – голос эльфки изменился, стал глубже и немного ниже, и интонации проскользнули совершенно ей не свойственные, – Ахто…

– Что? – девочка, сама того не замечая, крепко сжала похолодевшие ладони.

– Ахто… – мечтательно пропела Лави, потягиваясь и выгибая спину, – Ахтооо…

Девочка в испуге смотрела на эльфку – словно кто-то другой занял ее место и теперь осваивался в непривычном, чужом теле, пытался говорить ее голосом. Лави-Филавандрель – это было понятно и знакомо, в конце концов, это же любимый муж по-там, да и по-здесь, в общем-то, тоже… Но сейчас…

– Лав? – рискнула спросил девочка. – Ау?

Глаза Лави распахнулись, и с улыбкой, все так же растягивая слова, эльфка произнесла:

– Ты совсем забыл меня, любимый?

– А…

Лави нежно притронулась к щеке девочки – легчайшее прикосновение подушечками пальцев:

– Тебя трудно узнать здесь… Но я узнала… Ты – все тот же Ахто, что и тогда, в нашем мире… Я вижу это в твоих глазах. – улыбка стала шире, – Как я рада тебе, любимый!

Не зная, что сказать, Аэниэ осторожно взяла узкую холодную ладонь Лави. "Кажется, это кто-то из нашей Арты… Кто-то, кто любил меня тогда… Но кто? Я не узнаю… Я не могу вспомнить!"

– Помнишь, как мы были счастливы тогда? – продолжала Лави. – И как ты удивился, узнав, кто я на самом деле…

– Скажи мне имя, – тихонько попросила Аэниэ, – я… Не могу услышать.

Звонко рассмеявшись, Лави склонила голову к плечу:

– Ты не помнишь, Ахто? Любимый мой… Иди сюда… – и одним сильным движением привлекла девочку к себе, обняла крепко, прошептала. – Как же не помнишь? Я – Тхурингветиль, ты звал меня просто Тхури, и ты любил меня… А я…

Внезапно вырвавшийся из груди эльфки всхлип не дал Аэниэ поразмыслить над обрушившимся на нее откровением.

– А я не могла быть с тобой! Когда вы все погибали… Я не могла… – она говорила все сбивчивей и горячей, прижимая к себе девочку так, что ей было больно, – потому что меня саму поймали раньше, я не успела, я не могла, я… О! – неожиданно отстранившись, Лави отодвинулась на дальний край дивана, вскинула голову, зажмурившись и оскалившись в беззвучном крике.

– Я не смогла… – выдавила еле слышно и уронила голову в ладони, заговорила снова – ошеломленная Аэниэ с трудом разбирала невнятные слова. – Она набросились на меня… Они рвали мои крылья, отрывали клочья, и ужасная боль пронзала меня насквозь… Кровь… Соленый вкус… А я даже не замечала, потому что была – мысленно с тобой, я хотела забрать твою боль, Ахто, мой Ахто… Ты – на скале, и… Раны на теле твоем, на руках твоих…

У Аэниэ потемнело в глазах: "Неужели… Опять нашлась… Нашлись… Мы и там были вместе, но… Опять так ужасно все… Не надо!" Преодолев наваливающуюся слабость, придвинулась к Лави, взяла ее за плечи:

– Что ты, что ты… Все хорошо… Это прошло…

Но эльфка продолжала говорить, давясь рыданиями, и Аэниэ закрыла глаза и поняла, что видит отчетливо все, о чем та говорит, более того – чувствует на себе. "Боль, сколько боли, разрывающая, страшная…" Острая игла кольнула в сердце, потом еще раз, потом волны боли пошли по всему телу, ошпаривая огнем каждую клеточку, докатились до висков – Аэниэ сжала голову судорожным движением, в ушах зазвенело, поплыли черные с зеленым круги, голос Лави, казалось, доносился с другого конца длинной жестяной трубы – гулко и издалека и, сдавшись накатывающей дурноте, Аэниэ медленно завалилась на бок.

– Эй, эй! Аэниэ!?

– Блииин, народ, у кого валидол? Быстро, галопом!

– Дай сюда стакан!

– Аэни, не дури!!!

– По жизни…

– Чего с ней?

– Того!

– Лав, не фиг было…

– Без тебя знаю!

– Ах, елки…

– Аэни!!!

Знакомые голоса пробились сквозь закладывающую уши вату, и Аэниэ попыталась открыть глаза. Получилось не очень, всего лишь едва уловимая дрожь ресниц, но это заметили.

– Ага, приходит!

Голову девочки приподняли, в губы ткнулось что-то холодное и мокрое, затем в рот влилась тонкая струйка воды, Аэниэ непроизвольно сглотнула и закашлялась.

– Тише, тише!

– Пей потихоньку, маленькая… – Аэниэ наконец-то смогла распознать голоса: это была Лави, а еще вроде бы был Гэль…

Снова попробовала открыть глаза. На этот раз все получилось, и девочка обнаружила, что лежит на диване, эльфка держит ее голову одной рукой, а другой подносит ей чашку с водой. Рядом перетаптывался Гэль с полотенцем, за ним маячила Нэр с упаковкой каких-то таблеток.

– Вот напугала… – проговорила эльфка, силясь улыбнуться дрожащими губами. – Ты больше так не делай, пожалуйста…

– Я нечаянно… – прошептала Аэниэ. В голове еще гуляли клочья черного тумана, но она уже вспомнила, что произошло, и чуть не ударилась в слезы: так всех переполошить, и из-за ерунды какой-то!

– Ну разумеется, нечаянно! – воскликнула Лави, сунула Гэлю чашку и заявила. – Всем спасибо, все мотайте отсюда, дальше мы сами.

– Таблетку-то возьми, – Нэр положила на край дивана упаковку, странно посмотрела на них двоих – Лави гладила девочку по голове – и вышла. Гэль нагнулся, что-то быстро шепнул эльфке и тоже вышел, прикрыв за собой дверь.

* * *

Всю дорогу от остановки до дома Лави девочка пробежала, не останавливаясь и не глядя под ноги, шлепая по лужам, и даже не стала ждать лифта – взлетела по лестнице, прыгая через ступеньку. Сколько она ждала, готовилась, старалась… Сколько неудачных попыток, слез и разочарований, сколько раз она вглядывалась в подарок, придирчиво изучала – и с приговором «недостаточно хорошо» откладывала в сторону. Но вот – получилось!

– Мяа-ау! – Аэниэ даже подпрыгивала от нетерпения, ожидая, пока ей откроют дверь. – Ну скорее, ну быстрей же…

Шаги, щелчок замка.

– Урааа!

– Вот… – девочка протянула ладонь.

– Ого себе… – пробормотала Лави, наклоняясь, чтобы получше рассмотреть, – ну ты даешь… Гэль, ползи сюда! Кайф какой!