Текст книги "Повесть о каменном хлебе"

Автор книги: Яна Тимкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Ой, а я, а мне? – сунулась Нэр. ("А тебе – по балде…" – отозвалась Лави.) – Ой, мяааау!

– Правда, здорово? – гордо спросила Лави, поворачивая подарок и так, и этак, – Класс!

Народ – в лице Нэр и подбежавшей Зю – истово закивал.

– Ну-ка… – Гэль протиснулся между двумя эльфями, наклонился над ладонью Лави, – покажи… А неплохо. – взглянул на Аэниэ. – Это ты сделала? Сама?

– Конечно!

– Очень неплохо.

Девочка просияла – Гэль редко снисходил до похвалы, и его «неплохо» означало примерно то же, что и «отлично» в устах любого другого.

– "И принес он ему кинжал – первое, что сделал сам…" – нараспев проговорила Лави и заливисто рассмеялась, – Аэни, ты у нас теперь еще и Артаном будешь!

– А Мелькором кто? – немедленно подхватила Зю.

– Ну, я, наверное… Хотя лучше Гэль! Гэль, Гэль, Гэль! – Лави дернула его за рукав, затормошила. – Вот тебе ученик!

– Ученик, – хмыкнул Гэль, с сомнением оглядывая Аэниэ, но эльфка не обращала внимания:

– Все, теперь будете работать вместе! Гэль, скидывай ему пока что попроще… Ну в общем, найдешь, чем загрузить! – смеясь, взъерошила волосы девочки. – Судьба у тебя такой, Артанушка – в учениках ходить! Гэль у нас крут, Гэль тебя быстро научит всему, что надо… Ну что, не против?

Аэниэ замотала головой, глаза девочки горели от восторга – как же, в подмастерья к Гэлю определили! Это значит, можно будет чаще Лави видеть, можно будет делать для нее подарки… Уж сколько пришлось намучиться с этим кулоном: кинжал, лезвие которого обвила змея и положила голову на рукоять – а теперь, наверное, все будет быстрее и лучше, с таким-то учителем…

Быстрее и лучше не получилось. Просто потому, что Гэль ничему ее и не учил. То он, то Лави поручали девочке всякие мелочи – то фибулу, то колечко или браслет, иногда – кулон. Лави спрашивала довольно строго и очень не любила, когда почему-либо Аэниэ не успевала в срок, правда, продолжалось это всего с месяц. Потом эльфка сообщила, что «выбила» для Аэниэ место на выставке на посленовогоднем КОНе и поэтому от нее сейчас требуется рисовать, и рисовать много…

* * *

Несмотря на обычную толпу и толкотню КОНа, Лави ухитрялась нестись по коридору с такой скоростью, что Аэниэ едва успевала за ней. А успевать было нужно, потому что Лави и половина свиты отправлялись на один семинар, а другая половина – на другой, и сейчас эльфка раздавала ценные указания насчет того, где и во сколько все они должны снова собраться вместе.

– …встречаемся… – где именно они потом буду встречаться, Лави так и не успела сказать. Завидев впереди полноватую девушку в алом атласном платье, расшитом кружевами, она рванулась к ней. Девушка стояла в окружении народа в таких же роскошных одеяниях, так что Лави, протискиваясь, едва не сбила с ног какого-то парнишку, – Пардон! День добрый, леди Катрин!

Та обернулась, расцвела в улыбке:

– Лав! Сто лет не виделись! – оглядела эльфку сверху донизу, скользнула оценивающим взглядом по Аэниэ (та смущенно отвела глаза). – Ка-акой ты сегодня!

– Да какой там… – притворно смутилась Лави, пожимая плечами, – как обычно! Это ты красавица! С ума сойти, какое платье! Сколько ж ты на него времени угрохала?

– Неважно… Много. – девушка улыбнулась еще шире. – Оно того стоило, правда?

– Разумеется. Мои глаза не выдерживают подобной красоты… – Лави картинно заслонила лицо рукавом, – Ах!

Девушка рассмеялась, поправила тщательно завитые светлые локоны, ниспадавшие по обе стороны круглого лица.

– Леди, кстати… – спохватилась Лави, – позволь представить тебе – это моя Аэниэвьель. Ай, это леди Катрин.

– Очень приятно, – полные губы Катрин сложились в улыбку.

– Очень, – тихонько отозвалась девочка.

– У Аэниэ выставка на втором этаже. – сообщила эльфка. – Она у меня удивительно талантливое создание. Заходи посмотреть, хорошо?

Окружавшие Катрин существа внезапно уставились на Лави с неприкрытой враждебностью, а приветливое выражение лица атласной леди несколько поувяло:

– Обязательно. А ты… – вверх взлетел веер, прикрывая пол-лица, затрепетали длинные ("Явно крашеные!") ресницы, – обязательно загляни на менестрельный конкурс. Хорошо? – веер опустился, и Катрин одарила Лави хищной улыбкой, мгновенно превратившейся в сияюще-обворожительную. – Правда, заглянешь?

– Куда же я денусь, – усмехнулась Лави, – мне положено, там мои будут выступать… Ну, прошу прощения, леди, мне пора. Дела, дела… Позволь… – и эльфка склонилась к руке Катрин, потом поклонилась (та благосклонно кивнула и чуть присела, намечая реверанс) и пошла дальше.

– Нет, надо же… – процедила Лави сквозь зубы, и Аэниэ недоуменно взглянула на нее. – На менестрельник приходи, блин… – увидела лицо девочки, принужденно рассмеялась. – Да ничего страшного, пушистая! Просто эта Катрин… Эх, такая зараза!

– Как? – захлопала глазами Аэниэ.

– Ну вот что ты про нее слышала, к примеру?

– Ну… Клуб у нее какой-то… Исторический, да?

– Исторический… – Лави хмыкнула, передернула плечами, – Гадюшник у нее там. Натуральный. Да и не одна она такая… Ладно, потом, потом!

* * *

Девочка подпирала колонну у самого входа в зал – хотя здесь и гуляли самые жестокие сквозняки, отсюда было великолепно видно каждого входящего. Прямо над головой девочки красовалась табличка: «Выставка работ Аэниэвьель» – ну и, разумеется, цивильные имя-фамилия, без этого никак не обойтись. На соседней колонне висели две ее акварели («День. Поляна» и «Озеро») – и так на всех остальных колоннах. Имя девочки было четко прописано на бейджике, и она одновременно и хотела, чтобы кто-нибудь узнал в ней автора, и боялась этого. Правда, бродивший по залу народ – пара нуменорцев, кто-то странный в камуфляже, несколько девочек в хайратниках – не обращал на нее ни малейшего внимания. Иногда девочки шушукались и хихикали, отчего Аэниэ заливалась краской и начинала подумывать сбежать куда подальше – но этого было делать нельзя: обещала прийти Лави, причем не одна, а с кем-то из оргкомитета. Правда, время эльфка не назвала, сказала только, что это будет «днем», что в ее устах могло означать как час дня, так и пять.

Аэниэ вздохнула, переступила с ноги на ногу, и тут дверь открылась, впуская нового посетителя. Точнее, посетительницу. Невысокая худощавая женщина в синих джинсах и белом вязаном джемпере с высоким воротником уверенно шагнула в зал, огляделась – цепкий взгляд мазнул по Аэниэ – и прошла к картинам, ломким жестом поправляя очки в тонкой металлической оправе. Девочка поежилась, наблюдая за ней: так изучали работы студентов преподаватели в ее колледже. "Вот, блин, повезло – даже тут на училку нарвался…" Сразу вспомнились все недочеты и ошибки. Конечно же, когда она рисовала, то выкладывалась на полную, старалась сделать все идеально, и все поначалу и казалось идеальным, но стоило немного остыть… "Тут напорола, а там вообще рука какая-то левая…" Не удержавшись, хихикнула – эта самая рука была левой еще и в прямом смысле. "А там… Уй… Можно, можно было лучше!" Как только женщина оказалась спиной к Аэниэ ("Патруль скоя'таэлей на отдыхе" – разумеется, с Филавандрелем), та тихонько прошмыгнула к затянутому тяжелой синей занавесью окну, уселась на жесткий стул из светлой фанеры и достала карандаш и блокнот. Все равно работать надо – можно, к примеру, сделать набросок того эльфа, что вчера прошел на второй тур конкурса менестрелей… А эта дама как раз про нее благополучно забудет – да и вообще не факт, что с такого расстояния можно было прочитать надпись на бейджике…

– Простите… – высокий журчащий голос.

Аэниэ подпрыгнула на месте и выронила карандаш.

– Простите, я не хотела Вас пугать, – та самая женщина легко нагнулась, подняла карандаш и вручила его девочке.

– Спасибо… – Аэниэ смутилась. "Даже шагов не слышала… Ой…"

– Не стоит. Ведь это Вы автор? Аэниэвьель?

– Да… – девочка хотела было поправить женщину, ведь она неверно поставила ударение в ее имени, но не решилась. – Я…

Женщина присела на корточки, и ее глаза оказались на одном уровне с глазами Аэниэ.

– Меня зовут Гвендалин.

– Очень приятно, – полушепотом.

– Взаимно, – легкий наклон головы, – Вы ведь где-то учитесь, так?

– Да… – запинаясь, девочка выговорила полное название своего колледжа.

– Это заметно. Вы хорошо рисуете. Знаете… – Гвендалин улыбнулась, и тут же ее плоское широкоскулое лицо утратило часть своей замкнутости. – Ваши рисунки напомнили мне… меня. Весьма похоже. Когда-то я рисовала почти так же…

– А сейчас?

– Сейчас… – рассеянно убрала за уши выбившиеся пряди коротких черных волос, – немного сложно сказать. А Вы – из Москвы? – дождавшись кивка Аэниэ, продолжила. – Очень хорошо, я тоже. В Москве я веду художественную студию – Вы могли бы как-нибудь приехать, посмотреть работы, свои показать, может быть…

Аэниэ открыла было рот, чтобы ответить, что да, она с удовольствием… Но тут дверь распахнулась, словно от хорошего пинка, и в зал влетела Лави под руку с кем-то смутно знакомым, в сопровождении нескольких существ из свиты. Эльфка завертела головой, углядела Аэниэ и бросилась к ней с криком:

– Ага, вот ты где, пушистая!

Аэниэ бросила виноватый взгляд на Гвендалин, радостный – на Лави, и поднялась навстречу, на этот раз уронив не только карандаш, но и блокнот. Девочка засуетилась было, но Гвендалин быстро нагнулась, подняла все оброненное – и почему-то не спешила отдавать, застыв на корточках вполоборота, глядя на приближавшуюся эльфку

– Мяу, пушистая! – эльфка улыбалась во весь рот, и Аэниэ засияла в ответ. – Смотри, кого я привела – аж целого Ородрета! Пусть полюбуется, как мои пушистые рисуют… И пусть только попробует на следующий год тебе места не дать! Рразорву!

Высокий полноватый мужчина, поддерживавший Лави под локоток, смущенно улыбнулся, но промолчал.

– А… – тут взгляд Лави остановился на Гвендалин, все еще державшей блокнот и карандаш Аэниэ, но уже успевшей подняться. Улыбнулась, не разжимая губ – девочка хорошо знала эту ее холодную улыбку, не затрагивающую глаз. – Ну здравствуй.

– День добрый. – отозвалась Гвендалин, слегка наклонив голову. Протянула девочке ее вещи.

– Спасибо… – еле слышным шепотом.

– Так она… с Вами? – женщина зачем-то снова поправила очки, уставилась Лави прямо в глаза. Та властным жестом притянула к себе девочку, обняла за плечи:

– Конечно. Правда, у нее великолепные картины?

– Талант, – сухо проронила Гвендалин.

– Ну так! Иначе никак! – гордо тряхнула волосами Лави, и ответная улыбка Гвендалин оказалась не менее натянутой:

– Ну, да, разумеется. Не сомневаюсь. Позвольте вас оставить… – уверенно шагнула вперед – Лави невольно посторонилась, пропуская ее, но женщина приостановилась, взглянула на девочку:

– Надеюсь, мы еще увидимся, – и пошла к выходу.

Аэниэ кивнула и недоуменно уставилась ей вслед, но эльфка легонько щелкнула ее по носу:

– Тю, пушистая, не спи, замерзнешь! Ородрет, между прочим, страшный человек! Пардон, эльф! Вот ка-ак посмотрит он, и на будущий го-од…

– Да что ж ты из меня монстра делаешь? – шутливо запротестовал Ородрет, но Лави замахала на него руками:

– А ты и есть монстр! Кто весь паркет клыками пропахал?!

Тут девочка вспомнила, что видела этого типа среди оргкомитетчиков на открытии КОНа – на собрании, обозванном Лави «говорильней», где сидеть было смертельно скучно, но нужно.

– Аюшка, ну-ка расскажи, что ты хочешь на будущий год приволочь?

– Так рано же еще… – смутилась Аэниэ, – Я пока не знаю точно…

Но Лави не стала слушать:

– Думать об этом надо уже сейчас! Ну и ладно, сам тогда скажу! – и вывалила на Ородрета кучу своих соображений и предложений, а под конец заявила:

– В общем, ближе к делу я с тобой свяжусь и скажу, что к чему, а место нам ты все-таки забей. И не вздумай забыть! – и снова потащила его по выставке, указывая на отдельные картины и что-то возбужденно ему втолковывая. Ородрет молча улыбался, свита уже успела разбежаться по углам, а некоторые так и вовсе ушли – они-то все работы девочки уже давно видели. Всеми забытая Аэниэ так и осталась стоять возле своего фанерного стула, прижимая к груди блокнот и карандаш, и в ней начинало закипать тихое возмущение: "Но это же моя выставка! Это же… Это мое! Не хочу я сюда ювелирку тащить, я же еще не умею как следует… Но… Лави… А как же я?"

* * *

– Лав, а ты не знаешь, где у Гвендалин студия?

– А зачем тебе? – Лави оторвалась от пришивания пуговицы к рукаву и взглянула на девочку.

– Она меня приглашала в гости, а где это, не сказала…

– Вот что, Артануш, – эльфка внезапно посерьезнела, – сейчас… Погоди. – воткнула иголку в ткань, закрепила нитку и отложила рубашку. – Поди сюда.

Недоумевая, Аэниэ подошла и присела рядом.

– Пушистая… – Лави испытующе заглянула ей в глаза. – О чем ты с ней разговаривала?

– Да так… Ерунда всякая…

– А все-таки?

– Она спросила, где я учусь, что еще умею… Похвалила… Сказала, что сама похожее рисовала.

– Да ну?

– Ну… – Аэниэ потупилась, – вроде и все.

– Точно все?

– И еще в студию пригласила…

– Она к тебе не прикасалась? Ничего у тебя не брала?

– Что? Нет, ничего…

– Это хорошо… – эльфка вздохнула с видимым облегчением. – Пушистая, мой тебе совет – не общайся с ней. Гвендалин – существо опасное.

– Как? Чем?

– Чем… – Лави задумчиво потерла переносицу. – Понимаешь, она… Инвольтирует.

– Чего?

– Она магичит всерьез – и всех завязывает на себя. Понимаешь? Она делает так, чтобы от нее зависели, чтобы ее слушались, подчинялись, обожали… А наигравшись, она таких выбрасывает. И плевать ей, что они теперь жить без нее не могут. Почему я и спросил, брала она у тебя что-нибудь или нет… По волоску, по фотографии – она может. А я за тебя боюсь, кыся моя. Не надо тебе с ней контачить, хорошо?

Аэниэ истово закивала:

– Конечно! А знаешь, когда она только зашла, я почувствовал что-то не то… – девочка пошевелила в воздухе пальцами, пытаясь показать это самое "не то".

– Конечно, ты почувствовала! – эльфка улыбнулась и обняла ее за плечи. – Ты же у меня умница, ты хорошо такие вещи просекаешь. Ну, муррр?

– Муррр! – с готовностью подтвердила Аэниэ, и эльфка, рассмеявшись, легко коснулась губами кончика ее носа:

– Ну и отлично, теперь я за тебя спокоен, – и снова взялась за шитье.

– Лав, давай я помогу… – застенчиво предложила Аэниэ, и Лави, поотказывавшись немного, согласилась.

* * *

Маленький отряд легко прорезал обычное коридорное столпотворение. Во главе шла Лави: развевался черный бархатный плащ, колыхались в такт шагам беличьи хвосты – на берете и на плечах; возле нее шагала Чиаран, придерживая меч на бедре, позади двигалась свита. Аэниэ плелась в самом хвосте, обхватив обеими руками пластиковый пакет с печеньем и еще какой-то, как выражалась Лави, «грызью». Народ, расступившийся перед эльфкой, так и норовил сомкнуться перед девочкой, и ей приходилось быть осторожной, чтобы не споткнуться, ни в кого не врезаться и не выронить сумку. Внезапно она ткнулась в спину остановившейся Нэр:

– Эй, ты чего?!

– А? А смотреть кто будет?

– У меня ж сумка!

– Да ладно…

Девочка вытянула шею, чтобы посмотреть, почему это они все вдруг остановились.

Возле правой стены коридора кто-то расставил ряды стульев – уродливых, обитых коричневой пародией на кожу, сцепленных вместе по три или четыре, какие обычно ставят в актовых залах школ. На одном из них притулилась девочка с копной мелко вьющихся золотистых волос ("Крашеная, небось…"), в свитерке и джинсах, и легком помятом плащике ("Занавеска, одна штука, фи…"). На коленях девочка держала гитару, рядом с девочкой сидели еще какие-то малявки, видимо, ее подруги, но смотрела она не на них.

Возле нее стояла Лави – стояла, чуть склонившись к ней и положив руку на плечо, и что-то говорила. Аэниэ не слышала ни слова – слишком далеко, да и шумно, но прекрасно видела, как сияет обращенное к эльфке лицо «мелкой». «Мелкая» что-то ответила, смущенно улыбнулась, Лави запрокинула голову…

"Смеется…" – Аэниэ закусила губу, поудобней перехватила тяжелый пакет, – "И что он в этой… этой… этой кукле нашел!"

Отсмеявшись, Лави протянула «кукле» руку – такой знакомый жест! – и девочка приняла ее, чтобы встать. Оказалось, что роста в ней чуть меньше, чем в Аэниэ – пушистая, слово увенчанная золотистым нимбом головка едва доходила эльфке до бронзовой застежки плаща на горле. Лави легко перехватила гитару девочки, повесила себе на плечо. Снова – сияние улыбки, снова – о чем-то говорят… Аэниэ закусила губу. Как-то сразу – по блеску глаз Лави, по ее преувеличенной галантности – она поняла, что это – надолго.

Разумеется, и раньше бывало, что Лави, в сопровождении свиты гордо шествовавшая по Эльфятнику, останавливалась возле какой-нибудь стайки девочек, привлеченная милой мордашкой, симпатичным прикидом или голоском чуть лучше, чем "вой менестреля, что чернее ночи". Эльфка подходила рассмотреть подобное явление, и девочки узнавали ее (а кто не узнавал, того быстро просвещали). Девочки приседали под тяжестью оказанной им чести, дышали чаще и отвечали на вопросы едва слышными голосками, срывавшимися в писк – а то и в благоговейный шепот. Лави благосклонно кивала, улыбалась и пыталась беседовать. Но как правило уже после двух-трех вопросов на ее лице появлялась легкая презрительная гримаска – ухмылка в уголке губ, чуть приподнята бровь – и девушка сворачивала разговор и уходила. Правда, бывали и забавные случаи – как-то раз эльфка поставила на место очередную новоявленную Сауронушку, разразившись длиннющей фразой на Ах'энн и многозначительно выгнув бровь в ответ на беспомощное "Чего?".

Все это было не так. Аэниэ даже гордилась тем, как здорово Лави ухитряется высмеивать этих девочек – причем так, что вся свита падала со смеху, а объект веселья до последнего ничего не понимал. Аэниэ смирилась с тем, что у Лави есть еще и Чиаран… и Гэль… и Нэр… Но это все – свои… А сейчас?!

Придерживая на плече ремень гитары, Лави двинулась дальше. Свободной рукой она приобняла за плечи кудрявую девочку – губы ее шевелились, она улыбалась, и девочка улыбалась в ответ.

За Лави двинулась вся свита, и в самом хвосте плелась Аэниэ, задыхаясь от слез.

* * *

Очередь в столовой двигалась медленно – две дородные тетушки едва успевали наваливать пельмени в тарелки, разливать кофе-чай-компот («Кофе или чай? Чай. А вот и не угадали, кофе…» – съязвила про себя девочка) и считать деньги, и Аэниэ прикрыла глаза и задумалась. Сколько еще надо было успеть за сегодня: беготня по семинарам вместе с Лави и всей свитой отнимала кучу времени, а надо было еще зайти на свою выставку, и попробовать попасть на концерт древней испанской музыки – и кого-нибудь с собой сманить, а если не получится, то не пойдет она ни на какой концерт, лучше побудет с эльфкой, а ближе к вечеру еще семинар, но может быть на него тоже не удастся попасть, если Лави передумает. А без нее идти… Как-то неуютно одной… А если пойти одной – то Лави будет со всеми – и с этой новенькой… Как там ее – Золотинка? Кажется, так…

– Аэниевьель? – знакомый журчащий голос. Девочка обернулась:

– Здравствуйте… – вежливое приветствие далось с трудом – уж слишком отчетливо вспомнилось предупреждение Лави. Аэниэ во все глаза глядела на Гвендалин, пытаясь обнаружить признаки обещанной злокозненности, и даже ухитрилась найти их. "Выдающиеся скулы – признак хитрости" – всплыла в памяти строка из прочитанной в детстве приключенческой книги, и сейчас девочка готова была в это поверить, – "Ой… Отвязаться бы побыстрее… И в глаза не смотреть!"

– Я Вам не успела дать адрес своей студии… И свой телефон. Держите, – Гвендалин протянула девочке картонный прямоугольничек. "Ой, визитка…" – девочка помедлила, но все же взяла карточку. "Надо потом Лави отдать. Или выкинуть… Еще намагичила что-нибудь…"

От Гвендалин не укрылось ее колебание, и тонкие губы женщины тронула горькая усмешка:

– Скажите, пожалуйста – Вы давно… с Филавандрелью?

– Нууу… – Аэниэ прикрыла глаза, прикидывая. – Года два… Или три. А что?

Женщина кивнула, но на вопрос не ответила. Рассеянно покрутила кольцо на безымянном пальце:

– Вы все-таки приходите как-нибудь. – хотела еще что-то добавить, передумала, зачем-то поправила очки, хотя они были в полном порядке. – Что ж, удачи. Аэниевьель. – и отошла, не дожидаясь ответа девочки.

"Ффффу…" – с облегчением выдохнула Аэниэ, – "пронесло…"

* * *

Темная комната – и за окном темно, плотные облака затянули небо, так что не видно ни луны, ни звезд, и даже фонари не горят. Бледно-зеленые стрелки на слабо светящемся циферблате будильника показывают полночь. Лежащего на застеленном диване человека совсем не видно, и не угадать очертаний среди складок и теней.

В коридоре раздается резкая трель телефона, человек шевелится, приподнимается на локте, собираясь встать, но в коридоре раздаются мягкие шаги и вспыхивает свет. Кто-то берет трубку, отвечает приглушенным голосом – как не вслушивается лежащий, но не может разобрать ни слова. Свет гаснет.

– Э-эй!

Дверь приоткрывается.

– Что, солнце?

– Это кто был?

– Гэль сказал, что его сегодня не будет.

– А… И где его носит?

– Где… У Кошей, вестимо. Там какие-то существа стопом из Казани пришли…

– Понятно… – с размаху утыкается лицом в подушку.

– Лав… – Чиаран прикрывает за собой дверь, подходит к дивану и присаживается возле него на корточки. – Хороший… – осторожно кладет руку на голову эльфки.

Лави приподнимается, глядя на Чиарана сухими блестящими глазами:

– Чиаль… – шепотом.

– Да? – глуховатый, тихий голос.

– Как думаешь, здесь еще есть… Из наших?

Чиаран пожимает плечами, опускает голову:

– Не знаю, Зарэк. Не знаю.

– Они же все идиотки… – свистящий, резкий шепот. Лави садится на диване, сбрасывает руку Чиарана, вцепляется ей в плечи, – Им скажи, что люди ходят на руках и люди ходят на боках – поверят! Они же думать не умеют! Игрушки безмозглые… А, к леш-шему… – передергивает плечами, – какая разница, из кого пользу извлекать… К тому же – я же им романтику даю… Сказку… И стаю. Правда, здорово, когда все свои? Правда? – голос звенит растревоженной струной, и Чиаран становится на колени, бережно берет ладони Лави в свои, согревает дыханием:

– Зарэк, мой лорд, тише, тише… Все будет хорошо. Правда. Правда…

Лави осторожно высвобождает одну руку, кладет на затылок Чиарана, перебирает темные волосы – и внезапно до боли стискивает несколько прядей.

* * *

Длиннющий серый дом, прозванный в народе «тещиным языком», все никак не заканчивался. Аэниэ бежала по тротуару, пытаясь одновременно и спрятать нос в воротник, и отвернуться от ветра, и при этом хотя бы одним глазом видеть дорожку. Левая рука благополучно пряталась в кармане, а вот правая мерзла нещадно – в правой девочка несла мороженое на палочке, купленное на последнюю собранную по всем карманам мелочь.

Никогда прежде девочку особо не волновало, как она будет добираться до метро, но в этот раз она почему-то долго стояла перед киоском, запустив руку в карман и нерешительно перебирая холодные монетки. Вспомнились сердитые контролеры: ее обычно не высаживали из троллейбуса, но как же стыдно было каждый раз опускать глаза и едва слышным шепотом бормотать что-то о бедных студентках и о том, что стипендию задерживают.

Странно. Раньше она никогда об этом не думала.

Разозлившись на себя, Аэниэ выковыряла мелочь и все же купила мороженое, но обычной радости все равно не почувствовала. Раньше достаточно было одной мысли: это мороженое для Лави. Лави будет рада. И все. Сейчас почему-то не помогало…

"Она любит эскимо в шоколаде… И с вареньем…"

Морозный ветер жжет щеки, нос и лоб, пробирается под куртку. Аэниэ ежится, пытается идти спиной вперед, но чуть не падает.

"Ему понравится… Всегда нравится."

В прошлый раз тоже было мороженое ("Угу, кысь, положи в холодильник… Чего, Нэр? Ну возьми. Аэниэ, солнышко, ты же не против?"), и блины были домашние, и конфеты, и ярко-рыжие мандарины – мелкие, но сладкие, и яблоко, которое мать дала с собой погрызть, и апельсин, купленный на деньги, что мать давала на обед, тогда пришлось весь день вообще не есть… Вспомнилось, как мама мыла ей яблоко, делала бутерброд – и говорила вредничающей сестренке, что тебе мы еще купим, а вот Леночка весь день учиться будет, ей нужно… Старалась для нее, для Аэниэ. Заботилась. А она… Кровь приливает к щекам.

("Кысь, ты? Ты как раз вовремя – сделай нам чаю…")

Ветер унялся, на ресницах мерзнут слезы.

("Кысь, пойми – у меня нет времени. Не все же тебе, правильно?")

Аэниэ мотает головой – слетает капюшон, и вновь поднявшийся ветер свирепо вымораживает обнажившуюся полоску кожи между шапкой и воротником свитера. А ведь то яблоко так и пролежало на кухне у Лави – пока не испортилось.

("Открой дверь, ага?")

Аэниэ всхлипывает.

("Так, тут я кому-то говорил сделать браслет – если мне ни с кем не изменяет память. И где оно?")

Аэниэ останавливается. Аэниэ сдирает обертку – пальцы скользят, срываются, кусок мороженого падает под ноги, туда же летит обертка, ветер тут же уносит ее, какая-то бабка бурчит: "Мусорят тут…" – девочка кидает на нее злобный взгляд, какая разница, плевать, плевать… Вгрызается в мороженое. Холодные куски проваливаются в желудок, зубы ломит, все тело сотрясает крупная дрожь. Выступающие слезы замерзают мгновенно.

* * *

Все как всегда, все как обычно: смех и песни, разгоряченные лица, на столе – пиво и вино, только вот рядом с Лави – золотоволосое хрупкое создание с кукольным личиком, ей эльфка подливает в стакан газировки (или уже не газировки?), ей подает печенье и делает бутерброды, ее гладит по голове и с ней переговаривается, доверительно понизив голос. Аэниэ почти не ест и не отвечает, когда к ней обращаются. Она просто не слышит. Болезненно сжимается сердце, пропуская удар, и девочка закусывает губу, чтобы не дать вырваться стону. «Какого черта ее занесло на этот КОН? Мелкая же еще… Сидела бы себе дома…»

– А пушистая с руки ест? – и смех, переливчатый звонкий смех…

Сил больше нет. Аэниэ встает, неловко протискивается мимо Зю, наступает на ногу Чиарану. В дверь. Дверь – прикрыть. Плотно. Теперь можно остановиться и дать себе волю, все равно никто не заметит – а как хотелось бы, как хочется, чтобы Лави вышла следом, пришла, обняла… Слезы текут по лицу девочки. Она оглядывается – в коридоре темно, это хорошо, вот вешалка, заваленная грудой одежды, под вешалкой – скамеечка. Если сесть на нее и закрыться куртками, пальто и плащами – зарыться в них – то никто не увидит… Спрятаться.

"Меня тут нет. Меня больше нет. Меня вообще нет. Лави, любовь моя, Лави… Нет, меня нет…"

Кто-то раздвигает куртки. Шепотом:

– Кто тут? Аэниэ? Ты чего тут?

Сердце подскакивает к самому горлу – и тут же обрушивается вниз. От разочарования почти пропадает голос:

– Да нормально, Дарк.

– Ага, как же… – Дарки сощурилась, пытаясь разглядеть в темноте лицо Аэниэ, потом провела пальцем по щеке девочки, – Ну вот, я так и думал. Ревешь. Что такое-то?

– Ничего страшного. Я буду нормально, ты иди.

– Ню-ню… – девушка легко потрепала Аэниэ по волосам и встала.

Одежда снова сомкнулась. Звук удаляющихся шагов, скрип двери. Но наплакаться так и не удалось – снова дверь, снова шаги, но на этот раз перед девочкой оказалась Лави.

– Так, Артануш. Ты с чего это вдруг?

Губы девочки жалобно искривились, но она не смогла выговорить не слова. Все упреки вдруг показались такими нелепыми и ненужным…

– Пушистая, говори. Что такое?

– Ты… – судорожный вздох. Слова не шли. Девочка со страхом всмотрелась в глаза Лави – они были темны. Непроницаемы.

Лави вздохнула и взяла в ладони лицо Аэниэ:

– Это из-за Золотинки, так?

Девочка не ответила, но слеза, скатившаяся по щеке, оказалась достаточным подтверждением.

– Понятно… Слушай меня, – строгий, жесткий голос. – Ты же знаешь, что завязки мои – не только на тебя. Я не могу быть только с тобой. Сейчас это нужно ей, и я даю ей, что могу – этого не так много… Но я должен. Да, тебе я уделяю меньше времени. Но вас много, а я один. Понимаешь?

Аэниэ попыталась выдавить что-то, потом просто молча кивнула.

– Пушистая, ревность – это очень плохо. Она разъест тебя изнутри и уничтожит наши отношения. Тебе это надо? Мне совсем не хочется, – голос эльфки смягчился. – Ты мне дорога, и Золотинка тоже. Лучше – будь лапушкой, сделай мне приятное. Подружись с ней. Она у нас новенькая, стесняется, боится… Помоги ребенку. Ей будет легче, а мне будет приятно видеть вас вместе. Ты же можешь ей браслетку сделать или колечко? Ну, вот, умница. И мне тоже будет муррр, что вы не грызетесь, а дружитесь.

– А… Как?

– Ну как это – как? – подняла брови эльфка. – А со мной ты как начинала дружить? Поговори с ней – о том, что ей интересно. Расспроси ее про нее саму, о себе все любят говорить. Слушай внимательно, задавай вопросы, хвали почаще… Ты умница, все у тебя получится. И меня порадуешь.

– Честно?

– Конечно, честно, пушистая моя.

– Лави… Я люблю тебя…

– И я тебя люблю, – эльфка крепко обняла девочку, потом мягко отстранилась, мгновение вглядывалась в ее поднятое лицо – и легко поцеловала. – Ну, а теперь беги умойся и приходи. Муррр?

Девочка кивнула.

Пустив холодную воду, девочка осторожно присела на край ванны, тяжело оперлась на раковину. Надо, надо было умываться и возвращаться, тем более что обещала… Не хотелось.

Из-за шума воды Аэниэ не услышала шагов и, когда в дверях появилась Дарки с сигаретой в зубах, девочка вздрогнула.

– Ага, теперь ты сюда перебрался. И чего?

– Ничего.

– Ревел, да?

– Ну и что с того? Хорошо и делал!

– Да не кусайся ты, – Дарки затянулась, выпустила тонкую струйку дыма. Вошла и присела рядом. – Что, из-за Лави все переезжаешься?

– Слушай, да отстань ты! – ощетинилась Аэниэ.

– Да не страдай ты так, – продолжала девушка, пропустив ее слова мимо ушей, – а то ты его не знаешь. Он всегда такой, тоже мне, новости… Успокаивайся давай, и пойдем обратно.

– Ага…

Дарки снова затянулась:

– Не пробовал, кстати? От стресса хорошо помогает. Сразу, знаешь, так споко-ойно становится. И непереездно.

Аэниэ заворожено следила за появляющимися кольцами – одно, второе, третье… Расплылись. От дыма щипало в носу.

– Помогает? Ну давай…

* * *

– Он говорил никому не говорить, но… Ты никому не скажешь? – Золотинка пытливо вглядывалась в опущенное лицо Аэниэ. Та встрепенулась:

– Конечно, не скажу. А что там у вас?

– Ну… – Золотинка смущенно потупилась, потом снова вскинула голову. – Понимаешь, Лав нас нашел! Причем знаешь где? В Арде!

– В Арде или в Арте? – не удержалась Аэниэ.

Помня наставление Лави, она действительно подружилась с новенькой девочкой – это оказалось на удивление легким делом. Золотинка, все еще чувствовавшая себя чужой в этой стае, с такой доверчивой готовностью откликнулась на попытку Аэниэ наладить отношения, что той даже стало не по себе. Ей-то эта девочка была совсем не нужна… Только потому, что об этом просила Лави… Да и не то, чтобы это имело такое уж огромное значение – просто если делать то, что хочет Лави, то можно получить кусочек самой эльфки – ее время, ее внимание, ее саму.