Текст книги "Измена. Он не твой (СИ)"

Автор книги: Яна Мосар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 41

На следующий день я стою на пороге дома Ярослава.

Сразу включаю запись на телефоне. Мне нужны доказательства.

Дверь открывается, и его мать смотрит на меня, как на надоедливое насекомое.

– Ты что тут делаешь? – голос холодный, резкий, глаза колючие, цепляют меня ненавистью.

– Я хочу поговорить. С глазу на глаз. Вы же любите такие разговоры, да? Чтобы никто не слышал.

Она прищуривается, раздумывает, потом делает шаг назад, пропуская меня внутрь. Дом пахнет лекарствами и валерьянкой. Я захожу в гостиную и медленно сажусь на край дивана.

– Ну, – начинает она, скрестив руки на груди, – что тебе еще от нас надо?

– Правду, – спокойно говорю, чувствуя, как внутри поднимается горячая волна. – Это ведь вы, правда? Анна – это вы.

Ее глаза вспыхивают презрением, губы кривятся в насмешке.

– Какая Анна? Ты забыла уже как меня зовут?

– Вы та, что влезла в нашу семью и подкидывала мне фотографии, чтобы я думала, что Ярослав мне изменяет.

– Ты совсем больная? Крыша поехала? С какой стати мне это делать?

– С той самой, с которой вы говорите, что я должна исчезнуть из жизни вашего сына. Вы ненавидите меня с первого дня, и наконец решили добить.

Она фыркает, отмахивается, будто я говорю полную ерунду, но голос слегка дрожит от напряжения.

– Ты слишком много о себе думаешь. Я бы не стала марать руки ради тебя. И тем более заниматься такой ерундой.

– Правда? А я думаю по-другому.

– Ты что, совсем охамела? Думаешь, Ярослав тебе поверит больше, чем мне?

– Давайте проверим.

Она подходит ближе, ее дыхание учащается, и в глазах пылает чистая, неприкрытая ярость.

– Ты разрушила его жизнь. Ты испортила все, о чем он мечтал. Он мог стать другим человеком, мог добиться намного большего, если бы не ты!

– Я не держу его. Он взрослый человек и сам выбирает, с кем ему быть.

– Да он никогда не выбирал тебя! Ты вцепилась в него, как клещ. Залетела специально, да? Я знаю таких, как ты, – ее лицо краснеет, голос становится пронзительным и хриплым. – Ты украла у него мечты, ты украла его будущее! Да я бы собственными руками тебя придушила, если бы могла!

Она как будто живет в какой-то другой вселенной и мы говорим про разных сыновей.

– Он же вам рассказывал все, доверял. Поэтому вы это и использовали. Подкидывали мне фотографии, подписи провокационные, когда он ночевал не дома.

– Чтобы ты исчезла! Чтобы бросила его. Чтобы ты почувствовала хотя бы часть той боли, что чувствовала я каждый раз, когда мой сын шел к тебе, а не ко мне! – она прижимает ладонь к груди, словно там, под ребрами, у нее что-то рвется. – Ты его украла! Ты украла его любовь ко мне!

– Он всегда любил вас. Никто не отбирал у вас сына! А вы сейчас своими руками разрушаете его жизнь, не я, – я смотрю на нее и понимаю, что она абсолютно искренна. В своей ненависти, в своей ярости, в своем искаженном материнском чувстве она совершенно искренна.

Ее глаза становятся пустыми, вдруг в них мелькает паника, боль и ужас.

– Ты не понимаешь… Он мой единственный сын. Я не могу его отдать никому. Не хочу его делить ни с кем. Он мой сын!

– А я не забираю у вас роль матери. Я его жена. Извините, сексом, ему с кем заниматься? С матерью? Вы думаете, если мы разойдемся, то он будет всю жизнь рядом с вами?

Она хватается за грудь. Тяжело дышит. Лицо бледное, руки дрожат, она снова хватает воздух ртом и прижимает ладонь к сердцу.

– Убирайся! Уходи, слышишь? Я не хочу тебя видеть! И лучше из жизни моего сына тоже.

– Жаль, что вы не понимаете, что он один не будет счастлив.

– Да я лучше умру, чем буду его делить с кем-то.

Я разворачиваюсь и иду к выходу. Это бесполезно.

Она за моей спиной хрипит. Я уже не верю ни единому ее движению.

Но, когда слышу, как что-то падает за спиной, оборачиваюсь.

Она лежит на полу. Бледная. Смотрит на меня широко раскрытыми, стеклянными глазами. Губы ее шевелятся, но слов нет, только немой, задыхающийся крик.

– Хотите умереть? – оборачиваюсь к ней, – И не видеть нас? Или хотите жить? Видеть, как растет ваша внучка, как рождается еще один внук? Всем свою любовь отдавать или умереть от ее количества хотите?

Я ведь могу уйти. Она же этого и хочет. Умереть, чтобы никто не забирал у нее того, что у нее есть.

Только губами шевелит: “Помоги”.

Я могу. Ее жизнь от меня зависит и без нее, возможно, стало бы жить проще, но… я даже уверена, что мне это еще обернется.

Что я довела… что я хотела убить…

Я застываю, чувствуя, как внутри меня сражаются два желания. Одно – уйти, хлопнуть дверью, бросить ее здесь, позволить ей испытать хотя бы часть той боли, которую она причинила мне. Второе – броситься ей на помощь, потому что это правильно, это человечно, и я никогда не смогу простить себе, если уйду.

У меня дрожат руки. Я смотрю на нее и вижу перед собой не врага, а просто человека – беспомощного, испуганного, умирающего.

Она смотрит на меня, ее пальцы дрожат, губы снова беззвучно шепчут: "Прости…"

Сердце колотится в груди, словно пытается выбраться наружу. Я подбегаю к ней, нащупываю пульс – нитевидный, слабый.

– Черт, черт, держитесь… Я вызову скорую.

Достаю телефон, быстро набираю номер.

– Женщина, около шестидесяти, ей плохо с сердцем, кажется, приступ…

Пока говорю, уже пытаюсь что-то сделать, открываю окно, расстегиваю пуговицы на ее блузке, чтобы ей стало легче дышать.

Я смотрю на нее, как она слабо сжимает мою руку. Она не говорит ничего, просто смотрит – взгляд виноватый, мучительный, словно пытается мне что-то сказать, но уже не может.

Скорая приезжает быстро. Я слышу голоса врачей, шуршание медицинских пакетов. Ее уносят на носилках, а я стою в дверях дома, не в силах пошевелиться.

Телефон в моих руках все еще записывает тишину. И я понимаю, что там все осталось – ее признание, ее ненависть, ее боль. Все это теперь со мной.

Я выключаю запись и выхожу на улицу за скорой и еду с ними, чувствуя себя совершенно пустой и разбитой. Теперь мне предстоит решить самое главное – что сказать Ярославу и как сказать, что его мать чуть не умерла на моих глазах.

Стою в больничном коридоре, и запах антисептика режет нос. Люминесцентные лампы дрожат холодным светом, кажется, будто он проникает прямо под кожу и светит насквозь, обнажая все мои страхи и сомнения.

Пальцы дрожат, пока набираю номер Ярослава. Гудки тянутся бесконечно долго, прежде, чем его голос звучит коротко, устало, холодно.

– Да.

– Яр, твоя мама… она в больнице, – слова рвутся, путаются, дыхание сбивается. – Я тут с ней, в городской, приезжай скорее.

Пауза. Слышу, как он тяжело вздыхает:

– Что с ней?

– Я пока не знаю. Сердце, кажется. Ее увезли на операцию, состояние тяжелое, я… Я все тебе объясню. Просто приезжай.

– Почему ты там?

– Приезжай, потом поговорим.

– Еду, – коротко отвечает он и отключается.

Я опускаюсь на пластиковый стул, спиной к холодной стене. Мысли мечутся, сталкиваются друг с другом, и от этого только хуже. Хочется закрыть глаза и исчезнуть, но реальность не отпускает.

Через двадцать минут Ярослав появляется в коридоре. Лицо бледное, губы сжаты, глаза тревожные и злые. Он бросает на меня короткий взгляд, словно не веря, что я тут.

– Как она, Даш?

Я поднимаюсь и обнимаю его.

– Я не знаю, но никто ко мне не выходил и как она, не говорят. Значит, жива. Яр, прости меня… – говорю с трудом, – я приехала к ней поговорить. Просто поговорить, клянусь…

Он отстраняется и смотрит:

– Что ты ей сказала, Даша? Что ты ей наговорила, что довела ее до приступа. У нее же сердце…

– Яр, – хватаюсь за рукав его куртки, пытаясь удержать его рядом, – пожалуйста, послушай меня…

Он снова смотрит на меня, и в глазах его вижу гнев и усталость, боль и сомнения, которые переплелись тугим узлом.

– Что послушать, Даша? Что на этот раз?

– Яр, это она…

– Кто она?

– Анна Резник. Она не призналась напрямую. Но я уверена, что это она. Я записала разговор. Я все записала, чтобы ты поверил, что я не вру.

Дрожащими руками достаю телефон, включаю запись и подношу к его уху. Он не двигается, только слушает. С каждой секундой его лицо темнеет, брови хмурятся сильнее, глаза расширяются в неверии и шоке.

Он отстраняется, резко, будто его обожгли. Я вижу, как тяжело он дышит, словно пытается осмыслить то, что услышал.

– Нет… это не может быть… – он отступает, закрывает лицо ладонями. – Мама бы не смогла… не так…

– Яр, мне самой это больно слышать, – мой голос дрожит, слезы наворачиваются на глаза, но я сдерживаюсь. – Она ненавидит меня, всегда ненавидела. Я это знала, но не думала, что настолько…

– Я просто хочу, чтобы ты знал правду! Она хотела нас разлучить, хотела, чтобы ты бросил меня! И я так устала от всей этой лжи.

Ярослав смотрит на меня, глаза его пылают от гнева и обиды, но я вижу и другое – в них боль и разочарование, которые убивают его изнутри.

– Я устала видеть, как она манипулирует нами обоими. Я хотела выяснить, кто такая Анна, кто пишет мне гадости, кто пытается нас развести. Это была она, Яр. Только она могла знать, что ты был в той рубашке, в толстовке, в которой ты уехал! Она все знала, потому что ты ей сам рассказывал! Ты приезжал к ней, доверял ей, а она использовала это против нас!

Он молчит, тяжело дышит, смотрит куда-то сквозь меня, будто я прозрачна и меня нет рядом.

Переваривает все это и понимает, что я права. Хотя и не хочет верить.

Из палаты выходит врач. Мы оба резко оборачиваемся к нему.

– Доктор, что с ней?

Врач снимает маску, устало выдыхает.

– У вашей мамы диагностирован острый коронарный синдром. Проще говоря, это предынфарктное состояние, спровоцированное, скорее всего, резким скачком артериального давления и стрессом. Мы успели вовремя – приступ был купирован, пациентка стабильна, но состояние остается средней тяжести.

Делает паузу.

– Проведены необходимые мероприятия: снятие болевого синдрома, введение антиагрегантов и нитратов, мониторинг ЭКГ. Сердечная мышца повреждена незначительно, но потребуется тщательное наблюдение и реабилитация. Возможны осложнения – аритмии, повторные эпизоды ишемии. Сейчас она в палате интенсивной терапии.

– А прогноз? – спрашиваю, затаив дыхание.

– Все зависит от того, как строго будут соблюдаться рекомендации. Она должна исключить стресс, курение, физическое перенапряжение. И, главное, эмоциональную перегрузку. Это сейчас для нее опаснее всего.

Ярослав кивает, и я вижу, как напрягаются его плечи, будто он держит на них непомерный груз. Когда врач уходит, он поворачивается ко мне, и в его взгляде читается вопрос и одновременно обвинение.

– Яр, я правда не хотела, чтобы с ней случилось что-то плохое, – тихо говорю я, – да, я зла на нее, да, я обижена, но не настолько, чтобы желать ей зла. Я бы никогда…

Он медленно садится на стул, упирается локтями в колени, сцепляет руки в замок и опускает голову.

– Все, чему я верил, все, что я думал, оказалось ложью.

Я присаживаюсь рядом, осторожно касаюсь его плеча. Он не отстраняется.

– Ты можешь не верить, Яр, можешь думать, что она по-прежнему ни при чем, но это правда. Я почти уверена. Нам только надо проверить ее телефон и найти доказательства.

Он поднимает на меня глаза – уставшие, растерянные, но больше не злые.

– С днем рождения был перебор.

– Я хотела спровоцировать Анну, чтобы узнать, кто она. Я думала до последнего, что это Марина, но ошиблась. Прости, что так получилось, прости, что ты подумал обо мне плохо. Но я не изменяла тебе и не собиралась.

Он долго смотрит на меня, будто пытается что-то разглядеть, что-то очень важное и настоящее, то, что он мог упустить. Кладет руку мне на плечо и обнимает.

– Мы вроде как должны доверять друг другу, чтобы начать все сначала, а получается опять врем?

– Нет, это еще не начало, Яр. Начало будет, когда будут доказательства и конец этой истории. И твоя мама… ты слышал. Она не хочет, чтобы мы жили вместе. Она будет продолжать. Это будет не жизнь, а постоянное недоверие и сомнения.

– Все слишком запуталось.

Я киваю, пытаясь проглотить ком в горле.

– Да. Может, нам и не надо сходиться… Из этого не…

– Не говори так. Надо. Мне надо.

Он медленно встает, смотрит на дверь палаты, где лежит его мать. Потом снова на меня – взгляд его темный и усталый.

– Даш, – наконец тихо произносит, – где ее телефон?

– Я не забирала.

– Значит, поехали к ней домой. Проверим ее телефон и узнаем уже правду.

Глава 42

Мы едем молча. В машине тихо, слышно только шорох шин по мокрому асфальту и мое учащенное дыхание. Сердце колотится тревожно и болезненно.

В голове крутится одна и та же мысль: "А вдруг я ошиблась? А если это все-таки Марина? Что тогда? Как я смогу потом жить с этим? А если с ней случится что-то? Яр же мне не простит"

Ярослав держит руль крепко, костяшки пальцев белеют от напряжения. Вижу, как подергиваются мышцы на его скулах, как он пытается подавить волнение и страх. Наверное, ему даже хуже, чем мне. Ведь речь идет о его матери.

Когда подъезжаем к родительскому дому, у меня начинают дрожать руки.

Ярослав открывает дверь своим ключом, пропускает меня вперед и ведет сразу в мамину спальню. Остановившись на пороге, замирает на несколько секунд, словно собираясь с духом, потом решительно проходит внутрь.

В комнате пахнет ее духами – тяжелыми, цветочными. На комоде аккуратно лежит ее телефон. Ярослав берет его, экран загорается, и сердце у меня пропускает удар.

– Ты знаешь ее пароль? – тихо спрашиваю я.

– Да. Она всегда использовала мой день рождения.

Быстро вводит цифры, и телефон разблокируется. Его пальцы слегка подрагивают, когда он начинает просматривать приложения и переписки. Я стою чуть позади, и каждое мгновение кажется бесконечностью.

– Вот… – голос Ярослава ломается, и он вдруг садится на край кровати. – Вот и ответ.

Он протягивает мне телефон. Я беру его с осторожностью, будто держу в руках что-то хрупкое и взрывоопасное одновременно. На экране два аккаунта. Один – мамин, а второй…

Анна Резник.

Я чувствую, как у меня подгибаются ноги. Сажусь рядом с ним, тяжело опускаясь на покрывало, которое слегка пахнет лавандой.

– Это правда, – шепчет Ярослав глухо, глядя куда-то мимо меня. – Все это время… мама…

– Яр, прости, – я касаюсь его плеча, пытаясь хоть немного передать ему свое тепло, поддержать, но чувствую, как он напряжен. – Я не хотела, чтобы так вышло.

– Ты не виновата, – произносит он хрипло и резко поворачивается ко мне. Его глаза полны боли и сожаления, которых я никогда раньше не видела. – Это я виноват. Я не верил тебе. Я сомневался… Обидел тебя, когда должен был защищать и верить.

– Ты не мог знать, – осторожно говорю я, чувствуя, как слезы начинают подступать к горлу. – Никто не мог представить, что это она.

Он качает головой, словно пытаясь сбросить с себя всю тяжесть произошедшего. Потом берет мои ладони, крепко сжимая их в своих.

– Ты не представляешь, как мне сейчас стыдно, Даш, – его голос дрожит, и впервые за долгое время я вижу, как в его глазах блестят слезы. – Я не могу понять, почему она это сделала? Зачем? Ради чего? Я… Я не верю, что это моя мама…

– Может быть, она просто хотела для тебя другой жизни, – тихо говорю я, сама не до конца веря в это. – Может быть, она была уверена, что так будет лучше для тебя? Она слишком тебя любила. Слишком, чтобы делить с кем-то.

– Как может быть лучше, если я потерял бы тебя? – его голос звучит горько и надломлено. – Если бы я потерял Катю? Если бы я разрушил свою семью?

Он резко встает, отходит к окну, упирается руками в подоконник и склоняет голову, будто его давит тяжесть всей этой ситуации. Я вижу, как дрожат его плечи. Ему сейчас не нужны слова. Ему нужно пережить это самому.

Проходит несколько минут, прежде чем он оборачивается. Взгляд уже не такой тяжелый. Он медленно подходит ко мне, садится рядом и берет за руку.

– Прости меня, Даш, – произносит он чуть слышно, почти шепотом. – За все, что было. За каждое мое сомнение, за каждое слово, которое могло тебя ранить. Я не знал, кому верить, и ошибся.

– Я уже простила, – говорю я, пытаясь улыбнуться, хотя это дается с трудом. – Ты не виноват, что поверил ей. Она твоя мама, Яр.

Он молчит, потом тихо произносит.

– Вчера вечером, она позвонила, зашла издалека. А где ты? А знаю ли я точно, где ты и с кем? Ты еще не отвечала. Она закидывала меня сообщениями. Я сам себя накрутил, что ты с кем-то.

– Ты права, она моя мама. Но теперь я не знаю, как с этим жить дальше. Как смотреть ей в глаза и не вспоминать каждый раз, что она сделала?

– Она сейчас сама за это платит, – тихо напоминаю я. – И тебе придется простить ее. Потому что иначе ты не сможешь жить дальше. Мы не сможем жить дальше.

Ярослав снова смотрит на меня, в его глазах светлеет, но горечь остается.

– Я не знаю, как это сделать, – признается он. – Пока не знаю.

– Со временем узнаешь. А пока просто живи дальше. Мы справимся вместе.

Он медленно кивает, и впервые за весь этот кошмар я вижу в его глазах надежду – пусть слабую, пусть едва заметную, но надежду.

Переплетает наши пальцы и целует мою ладонь.

– Я люблю тебя, Даш. Ты самое ценное, что у меня есть. Я больше никогда не позволю никому, даже собственной матери, вставать между нами.

Я прижимаюсь к нему, утыкаясь в его плечо, чувствуя, как стук его сердца успокаивает меня, как его тепло обволакивает, вытесняя страхи и сомнения.

Он не изменяет. И не изменял. А Марина…

– Я тоже люблю тебя, – шепчу я. – И мы справимся, Яр. Обязательно справимся. И нам бы еще с Мариной поговорить. Всем вместе. И выяснить, наконец, кто к кому приставал той ночью.

– Поехали, хоть сейчас. Мне скрывать нечего. Хочу посмотреть, как она теперь скажет тебе в глаза, что я к ней приставал.

Мы выходим из дома, молча идем к машине. Яр шагает быстро, будто хочет скорее разделаться с этим всем. Я едва успеваю за ним, сердце колотится в груди, будто предчувствует новую беду.

Яр останавливается возле машины, но вдруг его взгляд цепляется за двух человек, идущих нам навстречу. Я вижу, как его лицо меняется – удивление, потом гнев.

Смотрю в ту же сторону.

Это тот самый мужчина, который заказывал у меня торт. С ним идет женщина, вероятно, его жена. Ярослав резко делает шаг навстречу, перегораживая им дорогу.

– Эй! – голос его звучит холодно и резко. – Мы знакомы, помнишь?

Мужчина замирает, на лице проступает замешательство и тревога. Он явно узнает Яра.

– Я… я не знаю, о чем вы…

Ярослав не слушает, хватает его за грудки и толкает к ближайшему дереву.

Я выскакиваю за ним.

– Кто тебя просил устроить ту сцену с тортом? Кто заплатил тебе за это? Говори быстро, или я выбью из тебя признание прямо здесь!

– Отпусти, мужик! – задыхается тот, пытаясь вырваться, но хватка Яра непреклонна. – Я ничего… Это не моя идея была!

– Ярослав, – пытаюсь его остановить.

– Подожди, Даша. Чья тогда? – рычит Ярослав, еще сильнее прижимая его к стволу.

Мужчина переводит дыхание, бросая тревожный взгляд на жену, потом на меня.

– Анна Анатольевна попросила. Сказала, что просто хочет проучить кого-то. Заплатила хорошо, я не знал, что это серьезно. Я думал, обычная семейная разборка какая-то…

– Моя мама попросила? – голос Ярослава становится тихим, почти шепотом, но в нем столько боли, что я невольно отвожу взгляд.

– Я не знаю, кто она вам. Сказала заказать, потом отказаться и наговорить, что не подходит торт.

Ярослав резко отпускает его, отступает назад, будто от удара. Мужчина тут же убегает, оглядываясь, жена с ним.

Я подхожу к Ярославу, касаюсь его руки, пытаясь привести в чувство.

– Поехали к Марине, – снова говорит он тихо. – Сейчас.

Я не возражаю, просто киваю. Мы садимся в машину, и он молча ведет ее через город, стискивая руль так, будто боится потерять контроль.

Глава 43

Марина открывает дверь, глаза тут же расширяются от удивления и страха, когда она видит нас на пороге.

– Даша? Ярослав? Что случилось?

– Ты же понимаешь, почему мы здесь, – резко бросает ей Ярослав. Проходит без приглашения. – Хватит притворяться. Хватит играть.

Я за ним.

– Теперь скажи Даше в глаза, что я приставал к тебе. Давай, смелее!

Марина растерянно смотрит на меня, пытаясь поймать мой взгляд, но я просто жду ее слов. Она нервно поправляет волосы, пытаясь сохранить остатки спокойствия.

– Я уже все сказала Даше… – начинает она неуверенно.

– Теперь скажи при мне! Говори, что это я приставал, что я был инициатором всего! – кричит Ярослав, резко делая шаг к ней.

Марина отшатывается назад, упираясь спиной в стену коридора, и вдруг ее лицо меняется. Она сжимает губы, глаза наполняются слезами, и ее голос становится отчаянным и надломленным.

– Да, это я сама все сделала! Довольны? Ты счастлив теперь, Яр?

– Нет. Я, сука, не счастлив! Потому что ты мне семью хотела разрушить.

– Я люблю тебя всю жизнь! С первого курса, с первой встречи! Но ты даже не видел меня, не замечал, для тебя была только Даша! Все ей – лучшие свидания, кольцо, свадьба, дом, семья! А я была всегда рядом, просто тенью, подружкой, которой можно пожаловаться на жизнь! Я тебя ненавидела за это, Даша! Ненавидела, что он любит только тебя! Ты не заслужила его! Ты не ценила, что у тебя есть! А я любила, каждый день, каждую ночь мечтала, что он заметит наконец! Хоть раз! Хоть один раз!

Она всхлипывает, прижимает руки к лицу, плечи содрогаются от рыданий.

Ярослав стоит ошеломленный, смотря на нее с недоверием и отвращением. Он не может выдавить из себя ни слова.

– Марин, ты бы лучше сделала выбор не разрушить мою жизнь, а свою построить.

– А что бы это изменило? – кричит она в истерике. – Он все равно был бы с тобой! Всегда с тобой! Я бы ничего не получила, кроме жалости! А я не хочу жалости! Я хотела его! Только его, и никого больше!

– Яр, можешь оставить нас. Я сейчас спущусь.

Ярослав медленно отступает назад, лицо его искажено презрением и непониманием. Он отворачивается, выходит из квартиры, резко хлопнув дверью.

Я смотрю на Марину, и вижу, как вся ее маска рушится, как она тонет в собственных слезах, но жалости у меня уже не осталось.

– У меня никогда никого надежней и роднее, чем ты, не было. Ты как сестра мне была. Я тебе верила, секреты свои рассказывала.

– Я не Анна и не знаю, кто она.

– Я знаю, кто она.

– Да? И кто?

– Какая разница. Просто ты не одна, кто очень любит моего мужа. Не жди, когда мы оступимся следующий раз. Возможно то, что сейчас происходит, навсегда нас связывает. Уровень нашего доверия друг к другу после этого будет такой, что никто это не нарушит. Тебе лучше отстать от нас и заняться своей жизнью. Прощай.

Когда я догоняю его на улице, он молчит, глядя в сторону, и лишь спустя несколько мгновений говорит.

– Я не знаю, во что верить дальше, Даш. Я не знаю, как жить с тем, что самые близкие люди оказались моими врагами.

– Нам остается верить друг другу.

Он смотрит на меня, пытаясь найти опору в моих глазах. И я знаю – теперь нам обоим придется снова учиться доверять. Но по крайней мере мы уже не в темноте. Теперь мы знаем, кто был нашим врагом, и можем вместе начать все заново.

Утыкаюсь ему в грудь, обнимаю.

До сих пор не верится, то все это с нами сделала его мама. Его самый близкий и родной человек. А добила моя лучшая подруга.

– Перед Романом стыдно. Надо извиниться.

– Я не буду. Нехрен было обниматься с моей женой.

– Я сама схожу.

– Позвони.

– Ты должен мне доверять.

– Хорошо, но не делай так никогда больше.

– Если бы я предупредила, ничего бы не вышло. Ты бы не клюнул, твоя мама не выдала себя. И мы бы мучались дальше.

– Тебе надо в сыщики. Или в психологи.

– Кстати, да. Я подумываю над тем, чтобы найти работу и не сидеть дома. Твоя мама права. Нечего мне дома отсиживаться.

– Потом поговорим.