Текст книги "Дети Атлантиды"

Автор книги: Ян Сигел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава шестая

Уилл поднялся, как только проехал мотоцикл, и прислушивался к его реву, ожидая сам не зная чего. То ли прекращения рева мотора, то ли крика сестры. Он чувствовал себя беспомощным и злым, и ему было страшно. Мы должны были взять с собой Лугэрри, подумал он и произнес ее имя, но голос заглушила окружающая его стена тумана. Затем рев мотора стал тише, но Ферн не было слышно. Он вернется, подумал Уилл и начал разыскивать оружие – камень, палку, что-нибудь, чтобы выбить мотоциклиста из седла и остановить машину.

И тут рядом с ним возникла Лугэрри. Он всхлипнул от радости, но она не обратила на него внимания. Она пригнулась к земле, уши ее были плотно прижаты к голове, она с напряжением вытянулась и стала похожа на ракету.

Снова взревел мотор, и из пыли и тумана выскочило первое колесо мотоцикла. И в этот момент Лугэрри прыгнула. Она ударила наездника, пока колесо было еще в воздухе, выбила его из седла, его ноги в тяжелых ботинках затянуло под заднее колесо, и он вместе с мотоциклом рухнул на дорогу. Над ним возвышалась волчица. Колеса продолжали крутиться, а мотор пронзительно визжал. Мотоциклист неуклюже раскинул руки и ноги, над ним нависали клыки Лугэрри, ее когти вонзились в черную кожаную куртку. Но иод курткой ничего не оказалось, а упавший шлем покачивался недалеко от мотоцикла на пустой дороге.

– Что случилось? – тихо спросил Уилл, но Лугэрри только посмотрела на него, и ему не удалось прочесть ее мысли так, как это легко удавалось сделать его сестре. – Где Ферн?

Но Лугэрри уже отошла от разбросанной одежды и начала взбираться на холм. Уилл последовал за ней. Через некоторое время волчица остановилась и стала бегать кругами, вынюхивая какой-то потерянный след. На этот раз, когда Уилл встретился с ней взглядом, он все понял,

Куда она ушла? – спросил он скорее себя, чем спутницу. – Не могла же она вот так просто исчезнуть, а?

Он несколько раз выкрикнул имя сестры – Лугэрри прислушивалась. Вскоре они вернулись обратно на дорогу. Туман рассеялся, и проезжавший мимо шофер остановился, чтобы рассмотреть мотоцикл.

– Чудно, – сказал он Уиллу. – Не могу понять, где же сам парень. Вот смех-то, ушел и оставил свой прибор и все вещички. Видно, здорово получил по голове. Ты что-нибудь видел?

– Нет, мы не видели.

– Мы? О!.. Ты и собака. Сильное впечатление производит твой зверь. Это что, какая-то овчарка?

– Что-то в этом роде, – сказал Уилл.

Уилл помог шоферу оттащить мотоцикл к обочине.

– Во избежание нового несчастного случая, – объяснил шофер.

Затем он поехал в Ярроудэйл доложить властям о происшествии, а Уилл заторопился в Дэйл Хауз. Он хотел поскорее попасть домой, надеясь, что Ферн придет прямо туда.

Но Ферн домой не возвращалась.

Уилл провел остаток дня, слоняясь по комнатам, не в силах ничем заняться или решить, какие действия он должен предпринять.

– Ферн пошла прогуляться, – сказал он миссис Уиклоу. – Ей хочется побыть одной.

Миссис Уиклоу это не взволновало, она расстроилась лишь оттого, что приготовила слишком обильный ланч. Она стала расспрашивать, нашли ли они что-нибудь в пиджаке Нэда Кэйпела. Уилл нарочито небрежно ответил:

– Там под подкладкой был какой-то ключ. Может быть, это и есть ключ от секретера. Надо проверить. – И, переменив тему разговора, спросил: – Элайсон звонила? А папа? – Но никто не звонил.

Миссис Уиклоу рано ушла, отправившись по магазинам, а Уилл, несмотря на обычный аппетит, съел только половину своей порции и не притронулся к порции Ферн. Все, что осталось, вылизала Лугэрри. Дикие звери всегда голодны, подумал Уилл, и даже если они очень встревожены, еда все равно будет на первом месте.

Как только волчица вычистила тарелку, она выскользнула в приоткрытую кухонную дверь. Уилл бросился за ней, увидел, как она перепрыгнула через ограду сада в самом низком месте и одним быстрым движением исчезла в высокой траве. Стало ясно, что догнать ее невозможно. Он вернулся в дом и почувствовал себя таким одиноким, что был бы рад увидеть даже Ролло и его помощников, но строителей в этот день не было.

Тогда Уилл решил как следует рассмотреть секретер и пошел на кухню взять какой-нибудь инструмент, чтобы поковырять им в замке, но, испугавшись, что потом ключ не сможет открыть замок, отказался от своей затеи. Потом он пошел наверх и постоял около комнаты Элайсон, но дверь была заперта, а ручка снова ужалила его. В любом случае, они с Ферн там уже побывали, подумал он, и знают все тамошние секреты. Затем он вернулся в гостиную и спросил идола:

– Ты что-то знаешь, не правда ли? – Но идол,

подвижный и каменный, каким он и был на самом деле, сидел и молчал.

– Яхве, – сказал Уилл. – Джезриил. – Он пытался вспомнить имена, которые упоминала Ферн. Камень не пошевельнулся. Уилл вышел, закрыл за собой дверь и уныло уселся на кухне за пустым столом.

Там и нашла его Ферн, которая, пройдя через пустошь, вышла из сада как раз к задней двери.

– Где ты была? – воскликнул он с радостным облегчением, которое было так не похоже на его обычное безразличие. – Как тебе удалось убежать?

Не давая Ферн ответить, Уилл тут же перешел к своим приключениям:

– Прибежала Лугэрри, я позвал ее, и она появилась, она остановила мотоцикл. Она прыгнула и опрокинула мотоциклиста, но когда он упал на дорогу, то под курткой не оказалось ничего, совсем ничего, и шлем, пустой шлем катался по дороге взад-вперед, взад-вперед. И мы начали искать тебя в тумане, не нашли и вернулись сюда. Я жду тебя уже несколько часов.

– А где теперь Лугэрри? – перебила его Ферн.

– Она ушла. Не знаю куда.

– Наверное, к Рэггинбоуну. А где же миссис Уиклоу?

– Отправилась по магазинам. А от Элайсон – ни звука.

– Хорошо. Теперь мы должны открыть секретер и сделать это прежде, чем кто-нибудь появится. Я не хочу, чтобы кто-нибудь отобрал у меня ключ или по пытался как-нибудь на меня повлиять. Пошли…

Уилл побежал за сестрой, подумав, что сегодня она особенно решительна, даже безрассудно решительна. Казалось, она инстинктивно чувствует, что сделала самый опасный выбор, однако поняла, что должна поспешить, не обращая внимания на инстинкты и здравый смысл, избегая размышлений об опасности. Уилл, который никогда не отличался благоразумием, теперь хотел, чтобы она была поосторожнее.

– Что с тобой случилось? – спросил Уилл, когда они вошли в гостиную.

– Я встретила единорога, – ответила сестра. – Того, который был на картине. Это точно был единорог. Он мчался быстрее мотоцикла. – Она пока еще не могла рассказать о серебряном пляже под звездным небом.

– Но тебя не было так долго.

Ферн вставила ключ в замок секретера. Поспешность сделала ее неловкой, и ей не удавалось сразу попасть в скважину замка.

– Что ты сказал о мотоциклисте?

– Он упал на дорогу – повторил Уилл, – и Лугэрри вспрыгнула на него, но под его одеждой ничего не оказалось. Шлем откатился в сторону – это было ужасно, будто ему отрезало голову, но и в шлеме было пусто. Я пытался понять, что это такое. Тебе не кажется, что он был, как и идол, чьей-то куклой, только ниточек не видно, и им кто-то управлял издалека?

– Возможно, кукла, но не передатчик. Древний Дух использует передатчики, но я уверена, что Элайсон не может этого делать. Хотя ясно, что Элайсон управляла мотоциклистом. Я видела, как она с ним разговаривала. Я, правда, не слышала самого разговора, но… – В этот момент ключ попал в скважину замка. Ферн повернула его, и замок открылся.

Ферн вытащила выдвижную часть секретера и увидела два небольших отделения, каждое с тремя ящичками, как и описывал это Пигуиллен. Ферн отодвинула старую бутылочку с чернилами и пакетик с наклейками, потянула за изогнутый край ящика. Ящик легко отодвинулся, и брат с сестрой смогли увидеть отверстие позади секретера. Уилл сунул туда руку и сразу же вытащил ее, осознавая напряжение, которое владело его сестрой и важность момента. Свет не проникал в глубь отверстия, и увидеть находящееся внутри было невозможно. Ферн попыталась найти что-нибудь на ощупь, и тогда ее пальцы наткнулись на нечто бумажное. У нее упало сердце. Она вытащила большой коричневый конверт.

– Ключ, – сказал Ферн, глубоко вздохнув. – Ключ.

В конверте лежало старинное колечко со связкой ключей, возможно, для замков спален и, может быть, для замка шахматной доски. И был там один неметаллический ключик, он был меньше всех остальных, но гораздо тяжелее их. Ферн сняла его с кольца, и он так потяжелел в ее руках, что его вес, казалось, потянул ее к полу, через пол, ниже, ниже, к самой сердцевине земли. Тогда она закрыла ладонь, сжав ключ в кулаке, и ключ снова стал легким, таким же, как и другие ключи.

– Дай посмотреть, – сказал Уилл, и Ферн, со странной неохотой, показала ключ. Она подумала, что, даже просто показывая ключ, выдает тайну, которой может владеть только одна она.

Ключ был прост по форме, с плохо обработанной поверхностью. Видно было, что он очень древний.

Казалось, будто великие океанские течения, тени утонувших сокровищ, жадные, равнодушные или жестокие пальцы, даже холодные прикосновения русалки оставили на нем свой трепет, свой пот, свои тайны, которые отягощали его все прошедшие бессчетные годы.

Неожиданно Ферн почувствовала, каким легким стал ключ, легким и теплым, как нагретый солнцем камешек гальки на пляже, ей почудилось, что он принял тепло ее рук, что его субстанция начала изменяться, его матовое покрытие стало истончаться и превратилось в блестящее. «Это фрагмент другой вселенной, ключ от Врат Смерти», – сказала себе Ферн и почувствовала, как на нее сошло благоговение, как закружилась голова при мысли о могуществе этой вещи. И тогда Ферн, и Уилл, и комната завертелись, как вертятся листья при листопаде. Ферн глянула на брата и увидела то же благоговение на его лице, у него тоже кружилась голова, он сжал ее руку, и она сжала его, и так они, ошеломленные, стояли, пока вихрь не пронесся мимо, пока кружение не остановилось и аура того, что Ферн держала в руках, вновь не уменьшилась до размеров самого ключа.

– Ты как думаешь, он так же действовал и на дедушку Нэда? – наконец промолвил Уилл.

– Очень может быть, все оттого, что мы знаем, что это такое, – предположила Ферн, – и он отвечает на наше понимание.

А мы ответим ему, подумала Ферн, и тепло камня, казалось, больше не вырывалось из ее рук, оно стало проникать в нее, прошло сначала сквозь кожу в пальцы, затем в кровь, и так быстро побежало по телу, что она почувствовала себя прозрачной и стала

задыхаться от жара в груди. Мы ответим, подумала она. Нет. Я отвечу. Я отвечу.

– С тобой все в порядке? – спросил Уилл. – Ты сильно покраснела, а глаза у тебя горят, как глаза кошки в темноте.

– Вот, – сказала Ферн, вкладывая ключ в руку брата. – Держи его. Я не могу – он что-то делает со мной.

Уилл взял ключ, и с ним явно не произошло ничего ужасного. Он положил ключ в карман джинсов и прикрыл карман майкой.

– А что теперь?

«Я должна знать, – упрекнула себя Ферн. – Я была так уверена, что если найду ключ, то буду знать, что делать…»

И тут внезапно прозвенел звонок у входной двери. Это не было дребезжание электрического звонка, а глубокое динг-донг, динг-донг. Все, начиная от священника и кончая Лугэрри, пользовались обычно дверью заднего входа, только Элайсон или Ролло могли войти через парадный ход, но у них были свои ключи. Ферн всегда тревожно прислушивалась к звуку подъехавшего автомобиля Элайсон, но сейчас ничего не слышала. Динг-донг, требовал звонок. В дом вторглась грубая угрожающая реальность. Но ее нельзя было игнорировать.

– Я открою, – сказала Ферн. – А ты все убери, закрой и запри секретер.

– Что делать с ключом от секретера? – спросил Уилл.

– Проглоти его, – ответила сестра.

Она сбежала по лестнице, дрожа подошла к двери, почти не надеясь, что посетитель, не дождавщись ответа, уже ушел. Но звонок снова прозвонил, в холле его динг-донг прозвучало еще громче. Хорошо воспитанная Ферн открыла дверь.

– Вы! – сказала Ферн.

Это был Наблюдатель. Капюшон слетел с его головы, и лохматые волосы развевались, как солома в стогу при сильном порыве ветра. Перед Ферн стоял истинный бродяга, неуважаемый, почти сумасшедший, встрепанный человек и его встрепанная дворняга, с которой они бродили по деревням в поисках дарового ужина или потерянных идеалов. Однако глаза его были ясными и проницательными, ярко-зелеными в свете заходящего солнца.

– Зачем вы звоните? – спросила Ферн. – Лугэрри всегда приходит через заднюю дверь. Она всегда открыта.

– Я не могу войти в дом, пока ты меня не пригласишь, – ответил Рэггинбоун.

Ферн открыла рот, чтобы произнести приглашение, и тут же закрыла его. В его взгляде она прочла понимание. Порог, лежащий между ними, создавал невидимый барьер. Это была преграда, которую он не мог переступить не будучи позванным. Преграда, защищающая ее.

– Что же произойдет, – спросила она, – если вы переступите порог?

Она представила себе силовое поле, гром среди ясного неба, мгновенное уничтожение. Ничего этого не могло случиться.

– В таком случае я нарушил бы один из древних законов, – мрачно ответил Наблюдатель. – Этого нельзя себе позволить. И скоро пришла бы расплата. Даже Древние Духи боятся подобного проступка.

Я приглашала войти Джейвьера, подумала Ферн, когда он приезжал в четверг. А теперь не осмеливаюсь впустить Рэггинбоуна.

– У нас есть ключ, – сказала она, глядя ему прямо в глаза.

– Ты уверена, что это именно тот ключ?

– Он обжег меня, – сказала Ферн. – На руке не осталось ожога, но он жег меня внутри. Однако Уилл ничего не почувствовал.

– Он еще очень молод. Даже если у него и есть Дар, он еще не проявился. Прикосновение Лоудстоуна вызывает твои собственные силы, только если ты готов.

– Он восстановит вашу силу, если я вам его отдам? – спросила она.

– Возможно.

– И поэтому вы хотите его получить?

– Может быть, и поэтому. – Он вздохнул. – Когда я был молод и голоден, я эгоистически использовал свою силу, как делали это и многие другие. Потом я открыл для себя соблазн благотворительности и играл в Бога, который судит и карает. Только когда я стал беспомощным, я начал пытаться делать добро во имя добра – или во имя себя, кто знает? – и тогда осталось так мало того, что я вообще мог сделать. Я – наблюдатель, тружусь для других. Но до сих пор мечтаю снова обрести силу. – Неожиданно веселье промелькнуло у него на лице, зажгло его глаза. – Я всего лишь человек, при всей моей долговечности. Я всего лишь отчаявшийся смертный. Я спешу. У духов бесконечная жизнь. Они, если захотят, могут вообще ничего не делать, но людей торопит смерть. Близко ли – далеко ли – конец всегда виден. Сделай свой выбор, Фернанда. Разговаривая о времени, ты упускаешь свое… Что ты будешь делать с ключом, если не отдашь его мне?

– А если отдам, то что вы сделаете с ним? – быстро спросила она.

– Не знаю, что сказать, – ответил Рэггинбоун. – Я всегда думал, что когда я овладею ключом, то буду знать, как с ним поступить.

– Проклятье, – сказала Ферн. Внезапно она улыбнулась. – И я думала так же и была не права. Вам лучше войти в дом.

Ферн крикнула Уиллу, чтобы он спустился, и когда он подошел, незаметно прошептала ему, чтобы он до поры до времени хранил ключ у себя в кармане. Все отправились в кухню. Рэггинбоун, сидящий за большим деревянным столом и попивающий крепчайший сладкий чай, показался Ферн любопытным созданием просто потому, что он так легко вписался в атмосферу дома, он был здесь так же естествен, как и на холме. И Лугэрри, положившая морду на лапы и время от времени настороженно поднимающая уши, вела себя, как обычная собака, выбравшая самое уютное место на кухне возле плиты. Трудно было поверить в то, что этот слегка эксцентричный человек с тяжелой кружкой чая в руке, который похрустывает печеньем, как обычный гость, был когда-то волшебником, и все еще сохранил власть, если не силу, а его компаньон – это оборотень, который рыскал в северных лесах и утолял свою жажду человеческой кровью. Слегка запоздало Ферн поняла, что это она изменилась, ее кругозор расширился настолько, что теперь обнимает два мира: старый – безопасный, ограниченный и вечно остающийся в детстве, и новый – ужасающий, незнакомый мир поверженных законов и иллюзорного очарования мир, который учит ее быть взрослой. Теперь оба мира естественным образом слились – свет и отражение, очертания и тени. Здесь, в кухне, сидят Уилл, у которого в кармане лежит ключ от Врат Смерти, и она, Ферн, принявшая события последних дней, как часть обычной повседневной жизни. Она снова подумала о том, как они начали искать ключи, затем ее мысль перепрыгнула к Джейвьеру, к ее снам, к сцене с идолом.

Рэггинбоун подождал, пока она закончила свои размышления, и затем высказал свое мнение. К удивлению Ферн, его больше всего заинтересовали ее сны и идол.

– Эзмодел, – сказал он. – Его я боюсь больше всего. А больше ты никого не видела?

– Только какие-то образы в храме.

Лицо Рэггинбоуна затуманилось воспоминаниями.

– Я проходил через Сад Упущенных Мгновений, когда лапа гоблина и раздвоенное копыто танцевали среди листвы, и из упрятанных гротов раздавалась музыка. Я стоял вместе со всеми на богослужении в шатре и вдыхал испарения курилен и видел кровь жертвоприношений, сбегающую по ногам идолов. Только разноцветные озера были всегда пустыми. Никто не мог долго переносить воздух, стоящий над ними, рядом с ними нет ни зверя, ни птицы.

– Я видела птицу, – сказала Ферн, – которая пила из одного такого озера. Но ведь это был всего лишь сон?

– Да? Опиши мне эту птицу.

– Я знала, что это за птица, – ответила Ферн, – знала, как это всегда бывает во снах. Это была птица Феникс.

– Так, так, – сказал Наблюдатель с явным удовлетворением. – Это может быть знаком, а может быть и нет. Это могло быть и случайной игрой воображения. Многие приходили туда и ждали, когда птица Феникс прилетит напиться, но им становилось дурно, и они ничего не видели.

– Мне не было дурно, – сказала Ферн.

– Ты видела сон, – возразил Наблюдатель. – Как бы то ни было, сны тоже бывают разными. Обладающие Даром могут настроиться на разум и воспоминания других людей часто как раз во сне. И их сила может заставить сны передать некое сообщение, порой идеи, установить связь, ввести в заблуждение, внести какие-то команды глубоко в подсознание. Подозреваю, что именно так все и произошло. Ты странствовала во сне вне своего тела или тебя заставили, навязали тебе галлюцинации, скорее всего, тебя запрограммировали на определенную реакцию. Когда ты увидела идола, ты произнесла его имя. В наших беседах я тщательно избегал этого, я не называл Древнего по имени. Ибо назвать его – значит вызвать. И это очень плохо.

– Но и я пытался это сделать, – вступил в разговор Уилл, – сегодня днем, когда вернулся домой и был в ужасном отчаянии. Я звал, произносил имена: Яхве и Джезриил, правда, больше не вспомнил никаких имен. Но ничего не произошло.

– Тебя спасла твоя плохая память, – сказал Рэггинбоун, погрозив ему пальцем. – Ты сделал одну из самых больших глупостей – позвал сатану, потому что не знал, что тебе делать. К твоему счастью, идол представляет только одного демона и на другие имена не откликается. Постарайся больше не делать подобных глупостей, это может плохо кончиться. Что нам надо сделать теперь, – он обернулся к Ферн, – так это очистить твое сознание от заданной тебе программы. Мы тратим время на пустяки. Ты должна постараться…

– Я-я-я? – стала заикаться Ферн. – Но я не знаю… как…

– Я тебе скажу, – настаивал Рэггинбоун. – Сначала мы должны это найти. Освободи мозги от всех мыслей, освети каждый уголок твоего сознания. Ты скоро это увидишь. Оно возникнет как пятнышко, как крошечный сгусток тени, который не исчезает от света. Видишь что-нибудь подобное?

Послушно закрыв глаза, Ферн пыталась изгнать все мысли из своего сознания. Горящие угольки воображения вспыхивали и гасли. Она удивилась, что нашла что-то, какой-то луч света, входящий в нее откуда-то сверху, устремленный в самую сердцевину ее головы. И тут она увидела крапинку темноты, которая плавала в мерцающем пейзаже ее разума.

– Да, – ответила она. – Я это вижу.

– Сотри это, – приказал Рэггинбоун.

– Как? – Она сосредоточилась на темном пятнышке, стараясь удержать его на одном месте. Ее переполняла странная уверенность, которую она не могла понять и проанализировать.

– Освети это. Смягчи светом.

Не раздумывая, Ферн еще больше раскрыла сознание, впуская туда еще больше света, который был не столько ярким, как лучезарным, и в нем не было места тени. Пятно стало съеживаться, становиться слабее и более плотным, поскольку Ферн давила на него, пока оно не уменьшилось до черной точки, и тогда Ферн собрала все свои силы и, обхватив его потоком света, сжала плотно-преплотно. Уилл увидел, как кровь бросилась ей в лицо и из-под волос побежали капельки пота.

– С ней все в порядке? – спросил он у Рэггинбоуна, но тот не ответил.

Затем ее лицо побледнело, и она тихонько сказала:

– Оно ушло…

– Прекрасно, – сказал Наблюдатель. – Это очень трудно сделать. Так трудно! Поэтому я решил не давать тебе времени на сомнения. Как я и надеялся, у тебя есть та сила, которую я потерял.

– Разве вы не сказали мне, – все так же тихо проговорила Ферн, – что не уверены, получится ли у меня…

– В жизни ни в чем нельзя быть уверенным, – ответил Наблюдатель.

Ферн уставилась на него, услышав столь пугающий ответ.

– Это должно было быть сделано, – продолжал Наблюдатель. – Если бы Древний Дух мог легко удерживаться в тебе, он втянул бы тебя во что-то ужасное. Разве не понятно? Бессмертные не могут использовать могущество Лоудстоуна, камень принадлежит пространству за Вратами, и они, дотрагиваясь до камня, слишком приближались бы к тому миру. Он нуждался в тебе, чтобы ты управляла камнем. Элаймонд, несомненно, вышла из-под его контроля. Ты же молода, податлива, тебя легко заманить – во всяком случае, он так думает. Он все взвесил – и твое сопротивление, и силу твоего Дара.

– Ферн обладает Даром? – поразился Уилл.

– Конечно, – внимательно глядя на девушку, ответил Рэггинбоун. – Как ты думаешь, почему единорог вернулся сюда?

– Я освободила его из картин, – сказала Ферн. – Он отблагодарил меня.

– Эти создания не знают, что такое благодарность. Он пришел потому, что был тебе нужен, потому что он любит тебя. Он отзывается на твою силу, твою юность, твою чистоту…

– Что, что?

Из-под кустистых бровей Наблюдателя мелькнул лукавый взгляд.

– Разве ты не знаешь легенды? Единорога может приручить только девственница. Я уверен, что ты до сих пор еще девственница. Благодаря этому у тебя возникнут и другие отношения, это не последняя дружба.

Ферн с досадой обнаружила, что покраснела, а Уилл засмеялся.

– Куда он тебя возил? – продолжал Рэггинбоун.

– Это был берег моря, – нехотя ответила Ферн. – Была ночь и берег моря под звездным небом.

Кустистые брови полезли вверх, впервые Рэггинбоун растерялся.

– Мираж? – пробормотал он. – Не похоже, единорог не обладает таким мастерством. Должно быть, это правда… Кто в действительности видел серебряный пляж на краю света? Говорят, что этого места вообще не существует – а если оно существует, был ли там кто-нибудь? Похоже, мы получили ответ на этот вопрос. У тебя, Фернанда, удивительная судьба. Но, возможно, всего лишь удивительная случайность. Не знаю, судьба это или причуда, но надо проявлять крайнюю осторожность. Здесь замешаны такие силы, о которых я далее не мог и подумать.

– Какие силы? – спросил Уилл.

– Даже я не знаю всего, – отрезал Наблюдатель. – Я на несколько тысяч лет моложе их. А теперь не хотите ли показать мне ключ?

Уилл посмотрел на Ферн, она кивнула. Уилл задрал майку, забрался в карман и… побледнел.

– Он исчез… – сказал мальчик упавшим голосом. – Он был здесь… был… а сейчас его нет…

– Да ты что! – Ферн вскочила со стула и вытащила брата из-за стола. – Дай мне посмотреть. Выверни карманы и не говори мне, что у тебя там дыра… – Она обернулась к Наблюдателю. – Могли его вытащить при помощи колдовства?

– О, нет, – ответил задумчиво Наблюдатель. – Колдовство тут ни при чем.

– Но мы же одни в доме.

– Не совсем.

– Он не сделает, – сразу поняв, о чем идет речь, ответила Ферн. – Он на нашей стороне…

– Он ни на чьей стороне. – Рэггинбоун поднялся. Вытянувшись во весь рост, он показался Ферн выше, чем был прежде. Лицо его стало суровым, морщины, которые придавали лицу грустное выражение, разгладились, остались лишь глубокие тени от выступающих скул и надбровных дуг, а глаза сверкали из своих затененных пещер, как драгоценные камни. Мгновенно исчез налет легкой эксцентричности, и впервые Ферн увидела настоящего мужчину.

– Иди, следи за Элаймонд, – сказал он Лугэрри. – Задержи ее, если сможешь. Нам нужно побольше времени. Я займусь этим карманным воришкой.

Лугэрри толкнула щеколду на двери и выскочила наружу, прежде чем Уилл успел ей помочь. Наблюдатель направил взгляд на вход в холл, сделав выразительный жест правой рукой и проговорив что-то на языке, который использовала Элайсон. Его слова и ритм начали казаться Ферн почти знакомыми. Голос Наблюдателя усилился, в нем появились сила, твердость, казалось, он генерирует электрический ток. Тень, возникшая при его взгляде на входную дверь, приобрела очертания, из нее вытянулся один скрюченный палец и уперся в место, где должен был быть желудок. На поднятом лице существа в печальных глазах изобразился ужас.

– Мэлморт… – начал Наблюдатель, но его перебила Ферн, охваченная сочувствием, которое в ней всегда вызывал Пигуиллен.

– Не обижайте его! Он не хотел сделать ничего плохого. Он никогда не предаст нас!

– Он не знает ни преданности, ни предательства. Он забыл, что обозначают эти понятия, если вообще когда-либо знал о них.

– Это неправда, – сказала Ферн. – Он домашний гоблин, он предан людям, живущим в этом доме. Что она тебе сделала, Пигуиллен? Она тебя запугала? Мне ты можешь рассказать.

Паника, которая, казалось, владела гоблином, улеглась, когда он посмотрел Ферн в глаза.

– Она призвала меня, – прошептал он. – Я должен был прийти. Отказываться нельзя. Даже он, – Пигуиллен указал на Рэггинбоуна, – не может отказаться. Она… она сказала мне ужасную вещь. Она… она сказала, что пришлет незнакомца с красной лихорадкой, как раньше, и ты и мальчик уйдете, как ушли Нэн, и Уэт, и Питер, И вы никогда не вернетесь назад. Оттуда никто не возвращается. Она сказала, что посмотрит на меня, когда я опять останусь один навсегда. Навсегда. Никогда не смогу заснуть и забыть…

– Она этого не может сделать, – сказала Ферн с необъяснимой уверенностью. – У нее нет такой силы. Этой лихорадки давным-давно нет. Прошлое не возвращается.

– Она – сможет, – сказал несчастный Пигуиллен. – Она слишком сильная. У нее много силы, чтобы сражаться,

– Дай мне ключ, – сказала Ферн, – и я сделаю все, чтобы ее победить.

– Ты сможешь?

– Не знаю, – она чувствовала, что несмотря на цену, которую придется за это заплатить, лгать сейчас нельзя. – Лучше всегда попытаться, чем сдаться.

Он был на полпути к ней, сжатый кулачок прятался у него за спиной, другая его рука, почти невидимая, протянулась к Ферн. Его маленькое тельце, колеблясь между движением вперед и назад, даже увеличилось в размерах.

– Пигуиллен, – ласково сказала Ферн, и умоляя и приказывая, – отдай мне ключ.

Он двинулся к ней… она была уверена в этом… по его лицу было видно, что он сдался…

Но – слишком поздно.

Распахнулась входная дверь, и, как буря, влетела Элайсон. Теперь уже не Элайсон, а Элаймонд. Волосы ее развевались вокруг головы, как огромная спутанная паутина, глаза сверкали, как осколки стекла. Уилл в ужасе вскрикнул, Рэггинбоун проговорил какие-то слова защиты, но было ясно, что у него нет сил на сопротивление. Ферн кинулась за ключом, но Пигуиллен отбежал от нее, и Элаймонд, схватив его за руку, разжала пальцы с такой силой, что они хрустнули, как тоненькие щепочки.

– Ключ! – задыхаясь крикнула она, и у нее перехватило дыхание.

Ферн увидела, как энергия Лоудстоуна проникла в Элаймонд. Так было и с ней самой, когда она впервые коснулась ключа. Пламя пробежало по венам Элаймонд и проникло в каждый мускул, голова в экстазе откинулась назад, и красный тлеющий огонь ее сердца засветился и стал виден сквозь плоть, кости и одежду. Все ее тело охватила сильная дрожь, и затем она засмеялась, но хотя рот ее смеялся, звук, который выходил из него, не был радостным смехом.

– Освободи меня! – взмолился Пигуиллен. – Ты обещала…

– Я освобожу тебя от бремени твоего существования, – и она подняла его тельце, втолкнула его головку в грудную клетку, а ноги – в живот, сжала его так, что он превратился в шар, и стала мять, жать этот шар, пока он не просыпался меж ее пальцами и не разлетелся в воздухе, как пыль.

Ошеломленная Ферн неподвижно стояла посреди холла.

– А теперь, – сказала Элаймонд, – а теперь Кэйрекандал… – Наблюдатель подошел к ней, в выражении его лица смешались остатки отваги, чувство собственного достоинства, безнадежность и бесполезная в данную минуту значительность. Элаймонд, испытав прикосновение Лоудстоуна, теперь ни в чем не сомневалась. – Притворившись камнем, ты шпионил за мной. Как я понимаю, ты находишь некое сходство между собой и камнями. Так тому и быть. Ты выбрал камень – ты им и останешься, – Она сделала такое движение, будто что-то бросала, и по дому пронесся ветер, он распахнул все двери, поднял волосы всех присутствующих и выжал слезы из их глаз. Ветер отбросил Уилла обратно к кухонному столу, пришпилил Ферн к стене. Сопротивляясь, Рэггинбоун вытянулся, но не сделал ни шага, его одежда стала рваться в клочья, тело скрючилось и упало, и его закрутило, как охапку осенних листьев, и, когда Ферн глянула в кухонное окно, она увидела обломок скалы на склоне холма в том месте, где всегда и сидел Наблюдатель. Это был обломок скалы, который никогда больше не заговорит.

Отчаяние охватило Ферн, в нем не было места ни сожалению, ни гневу. Но она должна была что-то сделать. Она хотела двинуться, но у нее на пути стояла Элаймонд. И тут в открытую дверь вошла Лугэрри.

– Ну, наконец-то ты нашла меня, волчица, – сказала Элаймонд. – Ты опоздала и не сможешь помочь своему хозяину. Он теперь всего лишь обломок скалы на холме. Где-то в глубине камня работает его сознание, бьется его сердце, но он уже никогда не будет шпионить за мной и проклинать меня. Ты должна была поторопиться, мне было бы трудно Разделаться сразу с обоими. Я проехала мимо тебя, когда ты притаилась у дороги, где я потом оставила свою машину, но ты пропустила меня. Должно быть, мои волосы скрыли меня от твоих глаз. Хорошенькая парочка бросила мне вызов: бессильный бродяга и его тупая дворняжка! Убирайся, дворняжка. Лети, пока можешь!