Текст книги "Дети Атлантиды"

Автор книги: Ян Сигел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

– Но ты ведь еще не нашла ключ? – спросил Уилл.

– Не нашла, хоть и искала, – ответила сестра.

Элайсон уехала в Лондон только во вторник на следующей неделе. За это время дважды звонил Робин, и хотя Ферн удавалось немного поговорить с ним, она решила не будить его дремлющий здравый смыл. Вместо этого она наносила отцу удары ниже пояса, говоря с ним голосом тоскующего ребенка, напоминая ему о планах, которые они строили на это лето и все время повторяя, что в Йоркшире без него вовсе не весело. В конце концов, рассуждала она про себя, их проблемы никто не назвал бы веселыми. Робин заверял ее, что скоро вернется, после чего вступала Элайсон, быстро растолковывая, что он не может отменить важных визитов к ее друзьям в Америке. Ферн оставалось только надеяться на его отцовские чувства, которые должны были перебороть издательский азарт.

Утром в понедельник Ферн попыталась зрительно представить отца, который вернется, смущенный, как рыцарь, опоздавший к началу сражения и появившийся на поле битвы тогда, когда ему там уже нечего делать. Хорошо бы он попросил Элайсон уехать, но скорее всего, он попросит ее остаться. И если случайно столкнется с каким-либо удивительным явлением, то постарается найти этому любое объяснение, как бы нелепо оно ни было. Слегка угнетенная этими размышлениями, Ферн отправилась в деревню, якобы для того, чтобы запастись апельсиновым соком.

На обратном пути она увидела Элайсон, беседовавшую с мотоциклистом. Ферн, желая остаться незамеченной, постаралась пройти стороной. Мотоциклист подъехал к тротуару, Элайсон стояла на некотором расстоянии от него. Ее голос звучал резко и повелительно. Только позже Ферн вспомнила, что за все время беседы мотоциклист так и не поднял щитка своего шлема, закрывающего голову и шею, несмотря на то, что ему, наверное, было очень жарко. Тем более, что на нем еще были черные перчатки с крагами, черная кожаная куртка, блестящие черные джинсы и тяжелые ботинки. Его машина выглядела очень громоздкой, но она резко рванулась с места и в движении сразу обрела равновесие. Элайсон быстро пошла в Дэйл Хауз. Ферн, чуть переждав, тоже двинулась к дому.

– Я видела, как вы разговаривали с мотоциклистом, – сказала Ферн за ужином, с тайным желанием увидеть растерянность на лице Элайсон.

– Ты видела… Да!.. Мотоциклист. Он заблудился. Ему нужна была дорога на Уитби. Надеюсь, что я правильно указала ему направление.

– Она соврала, – позже сказала Ферн. – Он не спрашивал у нее дорогу. Он местный, мы его уже несколько раз видели.

Строители прибыли в то утро, когда Элайсон уехала в Лондон. Это были Ролло и два его помощника. Ферн и Уилл были разочарованы, когда увидели, что вечером, уходя, строители заперли дверь в амбар. Слишком дружеское поведение Ролло, особенно по отношению к Уиллу, стало еще более пугающим.

– Кто за это будет платить? – бормотала Ферн. – Папочка ничего не давал, кроме словесных обещаний.

В среду она решила, что необходимо все разузнать.

– Их наняла Элайсон, – доложила она Уиллу. – Это значит, что она в состоянии платить, хотя неизвестно, как она договорилась с папочкой. Конечно, он не откажется выложить денежки независимо от размера счета, ты же знаешь, какой он. И все-таки она сильно рискует. Интересно почему?

Но на этот вопрос пока еще не было ответа.

Рано утром следующего дня перед Дэйл Хаузом остановился очень длинный, очень белый автомобиль. Верх его был открыт, обивка сияла чистотой, металлические детали блестели, на них не было ни единого пятнышка. Он был так же неуместен на узкой йоркширской дороге, как акула в аквариуме. Волосы водителя сверкали так, будто они были хромированы, а светлый шелковый костюм, как будто сшитый специально для этого случая, выгодно обрисовывал его изящную фигуру.

При взгляде на него выражение лица миссис Уиклоу стало более чем суровым, а в глазах Уилла появилось насмешливое любопытство. Ферн настороженно поздоровалась с посетителем и сказала:

– Если вы ищете Элайсон, то ее нет. Она только сегодня уехала в Лондон.

– Я оказался здесь случайно, – сказал Джейвьер Холт. – Я навещал одного из своих лучших клиентов в Шотландии. Этим путем было удобнее возвращаться, и, честно говоря, я этому рад.

По мнению Ферн, его объяснение выглядело чересчур тщательно продуманным. Пожалуй, в этом не было необходимости.

– Думаю, ей трудно было отсюда уезжать, – продолжал Холт. – Деревня прелестна, дом очаровательный. Я знаю, как много значат для Элайсон такие вещи. Да, да, она мне говорила, как высоко ценит возможность жить в этом доме.

– Неужели? – сказал Ферн.

– Вы не предложите мне чего-нибудь выпить? – промурлыкал он. – Или хотя бы чашку чая?

– Чай, – сказала домоправительница, вежливо улыбнувшись.

Миссис Уиклоу подала требуемый напиток, ясно показав Ферн взглядом, что она готова кинуться на помощь, если Джейвьер переступит границы джентльменского поведения. Уилл, решив, что гость ему надоел, тихо удалился. Оставшись наедине с Холтом, Ферн со все возрастающей тревогой чувствовала смутную угрозу от его присутствия в доме. Блестящая внешность, вкрадчивая обходительность поведения, его манера слегка поддразнивать ее – все это настораживало.

– А вы не выпьете чего-нибудь? – допрашивал он, – Вы всегда выглядите такой скромницей, но я уверен, что это впечатление обманчиво.

– Вы знаете, что я могу выпить, – ответила Ферн. – В галерее вы видели меня с бокалом шампанского. Вы просто не обратили внимания.

– Прошу прощения. – Извинение было элегантным, но неискренним. – Дело в том, что мое внимание было поглощено вами, а не вашим бокалом. Вы меня интересуете. Совершенная дочь, руководящая беспомощным отцом, совмещая при этом преданность и расчетливость. Интересно, вы когда-нибудь ведете себя плохо? Вы можете выпить, но немножко, у вас есть друзья, но нет бойфренда. Верная картина?

– Может быть, – сказала Ферн. – В некотором роде. Только не понимаю, почему я должна показывать картину, как вы это назвали, – вам или любому другому незнакомцу?

– Разве я незнакомец? Мы с вашим отцом связаны общим деловым проектом. Это поднимает меня до уровня знакомого вашей семьи, если не выше.

– Вы знакомый моего отца, – возразила Ферн, – но не мой.

Она испугалась, что перешла границу вежливости, хотя ей это показалось забавным. Джейвьер, казалось, не обиделся.

– В таком случае, – сказал он, – мне представляется благоприятная возможность расширить наши отношения. Если бы Элайсон была здесь, я бы пригласил ее на обед, Позвольте вместо нее пригласить вас.

– НА ОБЕД? – удивленно повторила Ферн. – Вы хотите сказать, в ресторан? – Со своими сверстниками она иногда заходила в небольшое кафе съесть пиццу или рыбу с картошкой, но никогда не была в ресторане с другим мужчиной, кроме отца. Но шок был не только от приглашения в ресторан.

– Почему бы и нет?

– Здесь такая глушь, – пыталась справиться со смущением Ферн. – Я даже не знала, что здесь есть ресторан. Во всяком случае, настоящий ресторан. – Как истинная жительница Лондона она не представляла себе, что где-то, кроме ее города, может быть хорошая кухня.

– Если только в этом дело…

– Нет! Я не понимаю, почему вы меня приглашаете?

– Попробуйте догадаться…

Миссис Уиклоу, узнав об этом приглашении, стала возражать, долго приводя всевозможные доводы, а Уилл был просто обескуражен:

– Некоторые думают, что ты настоящая девушка…

Но Ферн уже все решила сама. Она чувствовала, что должна быть осторожна, но не знала почему. Ферн не думала, что Холт начнет к ней приставать. Она сказала Уиллу, что должна воспользоваться случаем и выведать у него что-нибудь об Элайсон, но в действительности она просто поддалась его настойчивости и собственному любопытству. Девушка находила Джейвьера Холта одновременно и отталкивающим, и интригующим. Мрачное предчувствие, которое возникало в его присутствии, составляло часть его загадочного очарования.

Она тщательно оделась для выхода, одновременно ощущая себя и девушкой, которая собирается на свидание, и солдатом, который готовится к битве. Ее нарядная одежда осталась в Лондоне, а здесь нашлось лишь простое черное платье, которое приехало в Йоркшир, так как Ферн забрала его из химчистки по дороге в Дэйл Хауз. Сверху пришлось накинуть светлый шелковый жакет Элайсон, который висел на вешалке в холле. Обычно Ферн не одалживала одежду даже у подруг, но в этот раз она подавила свою щепетильность. Импровизированный обед требовал экстренных мер.

– Не понимаю, что это ты так стараешься, – сказал Уилл, критически наблюдая, как Ферн красит ресницы. – Он такой старый, к тому же, как мне кажется, ужасно скучный.

– Я же тебе сказала, – ответила Ферн, – он хозяин Элайсон. Он тоже может быть вовлеченным во все ее дела. В любом случае, мне очень любопытно.

– Любопытство погубило кошку, – сказал Уилл.

– Я не кошка.

Джейвьер повез Ферн в старомодный паб в деревне, название которого Ферн не запомнила. Длинный белый автомобиль катил по деревенской дороге, а по небу разливался зеленый вечер с бледной, еще дневной луной. Паб был прочным каменным сооружением с толстыми стенами, которые должны были защищать от йоркширской зимы. Низкий карниз нависал над окнами, в которых уже желтели огни ламп. Внутри находились малолюдный бар и ресторан, обшитый деревянными панелями, где уже было несколько посетителей. Официантка зажгла свечи, трепещущее пламя ровно загорелось и протянуло между ними мистические нити. Лицо Джейвьера, нечеткое в этом мягком мерцании, напоминало лики византийских святых: у него был такой же мягкий овал, тот же золотистый цвет, те же изогнутые ноздри и миндалевидные глаза, которые прятались в тени под бровями.

– Зачем вы меня сюда привезли? – спросила Ферн, пробуя непривычный для себя джин с тоником и демонстрируя свое безразличие.

– А зачем вы поехали? – усмехнулся он. – Кстати, не мог ли я видеть Элайсон в жакете, очень похожем на этот?

– Возможно, – ответила Ферн. – Светлые шелковые жакеты очень похожи один на другой.

– А этот не великоват ли вам?

– Нет, – ответила Ферн. – Это я слишком мала для него.

Он рассмеялся, как будто искренне, но Ферн уловила в его смехе неправильную ноту, едва различимый диссонанс, как будто веселость должна была быть обязательно показана, хотя ему это не доставляло никакого удовольствия. Скрытая угроза, которую Ферн чувствовала под его лощеной внешностью, казалась гораздо более опасной, чем все, что Ферн уже знала об Элайсон. Однако она не смогла бы объяснить, почему у нее возникло такое ощущение. Иронический юмор, который слетал с его уст, крошечные вспышки, которые возникали и гасли в его глазах, были всего лишь мелкими волнами на поверхности маски, скрывающей своего хозяина. Ее мысли ушли далеко от реальности момента, но перед ней появилось меню, и надо было выбрать еду, и попивать джин с тоником, и вести беседу. Вспомнив о том, как она объяснила Уиллу свое любопытство, Ферн спросила Холта, как давно он знаком с Элайсон.

– Не так уж давно, – ответил он, – если называть это знакомством. Но правильнее было бы сказать, что я знаю всю ее жизнь, вернее, все ее жизни. Я без раздумий могу понять, в каком она настроении. Ничто в ней не может меня удивить. Некоторые встречи оказываются фатальными. Они являются частью того, что неизбежно должно произойти, – минутной, но многозначительной деталью в огромном, непостижимом проекте. Вы такого никогда не ощущали?

Странно, но Ферн подумала о Наблюдателе и сказала:

– Такова ваша встреча с Элайсон?

– А может быть, и ваша со мной…

Джин с тоником был заменен на вино, были поданы закуски. Джейвьер наслаждался едой с видом знатока, но ел без особого аппетита. Ферн мало привлекала еда, напитки – чуть больше. Бургундское было темным и насыщенным, оно лениво, но сильно туманило ее сознание.

– Чем же важна наша встреча? – наконец спросила она.

– Я пока еще точно не знаю, – ответил Холт. – Проект, как я уже сказал, огромен и непостижим, и никому из нас не дано увидеть отдаленное будущее. Очень часто мы можем почувствовать свой путь, но остаемся слепым мотыльком в темноте. Сейчас вам предстоит сделать выбор. О, нет, не курсы или колледж, я говорю о чем-то более серьезном. Перед вами лежит много путей, и все они окутаны тайной. Вы должны выбирать вслепую, как бабочка. Как бы то ни было, мы существа более высокоразвитые, чем насекомые, помимо инстинктов, у нас есть и рассудок, и ощущение судьбы. Очень может быть, что вы обладаете силой. Вы должны научиться управлять этой силой. Я мог бы вас выучить.

– Силой? – У Ферн отчаянно забилось сердце, в горле пересохло. – Что?.. Что вы имеете в виду? Чему вы можете меня выучить?

Он не пропустил выделенное ею слово.

– У вас – красота и юность, – легко сказал он. – Это ваша сила. Однако юность не знает, как распорядиться своим очарованием, а со временем обнаруживает, что все ушло. Я мог бы дать вам полезный совет.

– Спасибо, – ответила с облегчением Ферн, – но не думаю…

– Вы не нуждаетесь в учителе? Жаль. Инстинкт не всегда хороший спутник. Молодые склонны бездумно доверять, верить всему с открытым сердцем – но, послушайте, моя скромная и чувствительная Фернанда… Вы слишком много знаете… для вашего возраста. – Его легкость обернулась серьезностью, он перешел от шуток к угрозе, но с мягкостью, которая смущала ее. – Вы не должны дарить вашу преданность без колебаний, не задавая вопросов, не раздумывая о выборе.

– Что вы мне предлагаете? – прошептала Ферн.

– Образование. В жизни так много всяких разностей, которым вас не обучит и лучший университет. – Он чуть было не начал читать ей нравоучения, что свойственно всем взрослым. Но тут подали горячее блюдо, и он изменил предмет беседы.

Он стал разговаривать об искусстве и литературе, расспрашивая Ферн, что она думает о Босхе и Дали, Мильтоне и Макбете. Кусок баранины на его тарелке был съеден наполовину, и Ферн поняла, что наблюдает за тем, с какой элегантностью он вгрызается в мясо, как его белые зубы прокусывают недожаренную плоть. Моментами встречаясь с ним глазами, она воображала, что сверкающие пятнышки в его зрачках движутся и вылетают оттуда с головокружительной скоростью. («Это дракон, не смотри в его глаза», – невольно пронеслось у нее в голове.)

– Макбет – интересный образ, – сказала Ферн, пригубив вина, – но я думаю, что ведьмы глупы. Как действующие лица в пантомиме.

– Пантомима – это для детей, – сказал Джейвьер. – В искусственном воздухе театра дети смеются над страхом. Это эмоции сказки, безопасной, как игра. Но взрослые знают, что страх – не повод для смеха. Вы уже взрослая, Фернанда? В пантомиме представляют реальный мир, но мир из-за этого не становится менее реальным. Вы верите в колдовство?

– Конечно, не верю, – побледнев, ответила Ферн.

– А вам никогда не мечталось оседлать ветер, погнаться за облаками, поплясать солнечным лучом на лице воды? Вы не хотели увидеть прошлое в пустом зеркале или услышать музыку звезд, скатиться по радуге, вызвать давным-давно умерших? У вас есть воображение, используйте его, оживите его, дайте ему толчок. Сделайте его своим оружием, оружием более мощным и смертоносным, чем все изобретения современного человека. А ваша красота – вы задумывались о ней? О вашей недолговечной юности, вашем скоропреходящем цветении? Вы – как первый цветок, как подснежник, проснувшийся раньше весны. Но вы могли бы превратить вашу красоту в хрусталь, в сталь, которые не подвержены старению, изменению, которым не угрожает время. Подумайте о том, чтобы всегда быть любимой, всегда! Вы можете получить все это, если только захотите! – В его глазах сверкал огонь, но Ферн избегала их. – Вы верите в колдовство, Фернанда? Или вы все еще держитесь за свой страх?

– Кто вы? – спросила Ферн.

Но она уже все знала. Это знание жило в ее подсознании уже давно. Она уже все понимала, когда расспрашивала Рэггинбоуна несколько дней назад. Процесс старения может быть замедлен, могут поседеть волосы… Жилец за маской улыбался, ощущая ее состояние.

– Кто вы?

Ресторан, казалось, растаял, они стояли в середине огромной голой пустоши. В углублениях почвы лежал туман, в воздухе проплывали одинокие деревья без корней. Звезды дрожали, испуская резкий свет. Ветер пробрал ее до костей. Пламя свечи выпрямилось между их лицами.

Его улыбка исчезла, и дубовые панели стен вернулись на свое место.

– Я – Джейвьер Холт, – сказал он с вежливостью, которая не могла ввести в заблуждение. – Кем еще могу я быть?

– Я раньше слышала ваш голос, – сказала Ферн. – Но он раздавался изо рта каменной статуи. Меня заинтересовало, почему ваш голос звучит не много иначе. Теперь поняла: тогда вы были менее вежливы. – Она знала, что должна его бояться, она должна была быть благоразумной и молчаливой, но выпитое вино и какие-то безудержные внутренние силы тянули ее вперед. Это было не любопытство, а необходимость. Необходимость быть уверенной, знать, кто твой враг, знать точные факты и, несомненно, понять свой выбор.

– Вас не звали, – сказал Холт, и тон его был одновременно и резким и мягким.

– А я пришла, – ответила она, – незваной.

– Именно незваной. – Он забыл улыбнуться. – Следовательно, ты видела круг. Неважно. Имеющие Дар обладают ярким воображением, на этом и остановимся. А насчет того, кто я такой?.. Что значит имя? Я мог бы назваться Яхве и Йезриил, Эзаймут и Эзмордис, Ингр и Ману, Бабалукис, Ксикатли. Разве имя передаст сущность души? Можешь ли ты предположить, что я волшебник или демон, человек или сверхчеловек? Ты дитя, которое судит о том, что есть добро, а что – зло. Или имя, простое слово, ставит все на свои места?

– Я не дитя, – беззаботно сказала Ферн, поддавшись на наживку.

– А вот посмотрим. Найди то, что ты ищешь, принеси его мне. Элайсон попытается забрать у тебя этот предмет. Будет еще и бессчетное множество желающих получить его. Но я ничего не возьму. Я открою тебе его секрет, и мы с тобой разделим его могущество…

Вот почему он не разрешал Элайсон вызывать меня, подумала Ферн. Он ей не доверяет и хочет использовать меня в своих интересах…

– Вы хотите указать мне мое место? – резко спросила она. – Это та судьба, о которой вы мне рассказывали? А не могу ли я чем-то вас удивить?

– Умно. – Его губы презрительно скривились. – Удивить меня? Сомневаюсь. Тебя сдерживают твои страхи, ты не в состоянии вырваться на свободу. Для того чтобы решиться, тебе не хватает храбрости.

Ферн подняла подбородок, это быстрое движение вызвало секундное головокружение. Она поняла, что очень пьяна.

– Я не знаю, – неуверенно сказал она. Я должна… Я должна подумать. Пожалуйста, отвезите меня домой.

Он мог отвезти ее домой, он мог отвезти ее куда угодно – у нее даже не возникла мысль о бегстве. Она потеряла ощущение места и времени. Когда она оглядывалась вокруг, ей было понятно, что они все еще в ресторане, хотя комната с барной стойкой тонула в темноте, и посетители и прислуга, казалось, исчезли. Свечи догорали. Другого освещения не было. Она встала – и пол поплыл под ее ногами. Свечи мигнули – и Ферн показалось, что она опять на голой пустоши, под звездным небом, но Джейвьер поднял ее на руки, несмотря на ее бормотание, и отнес в автомобиль.

Она не помнила, как они добрались до дома.

Глава пятая

На следующее утро ее разбудил Уилл, колошмативший кулаком по двери комнаты. Он вошел, не дожидаясь разрешения, и устроился на краю кровати.

– Вчера вечером ты напилась, – заявил он тоном обвинителя. – Этот человек втащил тебя в дом. Я не спал, я его видел. Миссис Уиклоу тоже была здесь, она сказала, что не уйдет домой, пока не убедится, что с тобой все в порядке. Она внизу: репетирует, как выказать тебе свое неодобрение. Тебе пора подняться.

Ферн ничего не ответила. От головной боли глаза ее не хотели смотреть на белый свет. В оживающем сознании проплывали обрывки вчерашней беседы, постепенно складываясь в бесконечное воспоминание. Сомнения, не до конца сформулированные вопросы ворвались в ее похмельный разум, тревожа своей непреложностью. Стук в висках не давал ясно рассуждать.

– Как все было с Джейвьером? – допытывался Уилл. – Он что, пытался…

– Что пытался?

– Ферн!

– Нет, не пытался. Не в этом смысле. Хотя кое-что он пытался, как я понимаю… – Она знала, что он – враг, но его вкрадчивые речи нарушили ее душевное равновесие, теперь ей нужны были доказательства того, что Рэггинбоун – друг. Ферн чувствовала, что пришло время, когда нельзя слепо доверяться

инстинкту. В ночном сне она видела себя запутавшейся в паутине, в бесплотной сети предательства и обмана и не знала, как найти выход из ловушки.

– Принесешь мне аспирин? – тихонько спросила она.

– Что он пытался? – настаивал Уилл. – Он что, часть этого колдовского дела и охотник за ключом, да?

– Он – амбулант, – сказала Ферн, осторожно сев на кровати, стараясь не шевелить головой.

– Что?

– Амбулант. Ты разве не помнишь, что нам рассказывал Рэггинбоун. Это чем-то одержимое человеческое существо. У него есть и отличительные знаки: рано поседевшие волосы и неестественно молодое лицо…

– Ты уверена? – Уилл был в шоке. – Ты ведь была жутко пьяная.

– Конечно, уверена. Он был идолом. Он Древнейший Дух, тот, которого Рэггинбоун даже не назвал. Тот, с которым невозможно справиться.

– Он тебе это сказал?

– Почти, – ответила Ферн, стараясь привести в порядок свои воспоминания. – Он сказал, что мог бы называться Яхве или Йезриил, или другими странными именами – Эзаймут, Эзмордис… Остальные не помню. Он управляет и статуей и человеком, он существует во многих людях, и он – множество древних богов – один Дух со множеством лиц. Точно так, как рассказывал Рэггинбоун.

– Эзмордис. Он упоминал что-то похожее. Какая-то долина… Но я не понимаю, почему Джейвьер, или кто бы он ни был, почему он все это рассказал тебе?

– Он хочет меня использовать, – ответила Ферн. – Джейвьер – еще один из тех, кто рассчитывает, что я буду искать ключ. Он не доверяет Элайсон. Он думает… Он думает, что я обладаю Даром.

– Что?

– Ничего. Пожалуйста, принеси мне аспирин, чтобы я стала получше соображать.

Аспирин избавил Ферн от головной боли, но не придал ясности мыслям. В нынешнем состоянии нерешительности она отвергла предложение Уилла пойти поискать Рэггинбоуна и Лугэрри, чтобы доложить им о последних событиях. Ферн хотелось побыть одной и как следует подумать. В кухне она постаралась восстановить доверие миссис Уиклоу и неожиданно получила поддержку.

– Он сам сказал, что вино было для тебя слишком крепким, – нехотя произнесла миссис Уиклоу. – Говорил, что сам, мол, виноват, что заказал такое. Должен был, выходит, раньше подумать. Уж так извинялся! Ну, раз ты говоришь, что он вел себя, как джентльмен…

– О да, – быстро сказала Ферн. – Именно так.

Он превратил ресторан в пустыню под холодным мерцающим небом, но вел себя прилично.

Потихоньку от Уилла Ферн вышла из дому, но не пошла на холм, где могла бы встретить нежеланных союзников, а спустилась вниз к реке. Дорожка вела как раз по берегу реки, и, найдя выступающие из-под земли могучие корни дерева, она села и стала смотреть на Ярроу. Невдалеке молодое деревце упало и перегородило реку, рядом была мель, и поднимающиеся из воды большие камни делили течение на несколько небольших потоков. Дальше, за мелью, река темнела под свисающими над ней деревьями. Даже в солнечный день это место выглядело таинственным и зловещим. Тени листьев дрожали над поверхностью воды, позволяя случайному солнечному лучу только изредка осветить ее.

Ферн долго сидела, запутавшись в своих мыслях и в собственных неуверенных заключениях, одновременно прислушиваясь к щебетанию птиц и к музыке воды, перекатывающейся через камни. Постепенно птичьи песни и мелодии реки вытеснили из головы мрачные мысли. Как уже было однажды, когда она искала Рэггинбоуна, Ферн почувствовала себя связанной с природой, будто ее ноги и руки являлись продолжением ветвей и деревьев, а сердце билось в унисон с шелестом листьев и пульсом земли. Они стали листом и тенью, корнем и былинкой. Рядом появился один из невидимых певцов, малюсенький пучок коричневых перьев с быстрыми глазками, принявший Ферн за продолжение корня, на котором она сидела. Пролетела, сверкая крыльями, стрекоза. Время ускользало незаметно.

Солнце уже добралось до горизонта, когда Ферн наконец пошевельнулась. Теперь она знала, что ей надо делать. Она найдет ключ. Рэггинбоун сказал, что она должна найти его. Джейвьер верил – ей это удастся, тем более, что ключ должен быть в доме и ждет он только ее, поглядывая из-за какого-то угла. Она вспомнила, как Элайсон вызывала духов в круг, вспомнила ее безжалостную требовательность, ее нетерпеливость. Вспомнила презрение идола – презрение Джейвьера – к той, что растрачивала силу по пустякам. И внезапно Ферн, еще не зная вопроса, поняла, кого ей надо спросить.

В Дэйл Хаузе Ролло с двумя своими помощниками работали с утра и сейчас вместе отправились в паб на обед.

– Они забыли запереть амбар, – сказал Уилл. – Давай пойдем посмотрим.

Но там не на что было смотреть. Теперь, когда «Морская ведьма» была вынесена наружу, строение, казалось, потеряло всякий смысл, оно было мрачным и пустынным. Повсюду валялись столярные инструменты и стружки. Луч солнца падал вниз из верхнего окошка, и в нем спиралью завивались пылинки. И прямо перед ними, накрытый защитным покрывалом, стоял квадратный предмет, возможно, картина. Вспомнив единорога, которого Элайсон держала в картине, Ферн подняла покрывало. То, что она увидела, заставило ее сдернуть ткань, не думая об осторожности. Перед ними была арка, более высокая, чем ей казалось раньше, возможно, в десять футов в самой высокой ее точке. Ржавое железное кольцо выглядело отполированным, и цветы, а не лишайник, свисали с перемычки над дверью – странные цветы, как змеи, напоминающие чьи-то длинные гибкие пальцы и кроваво-красные губы.

– Это Врата, – прошептал Уилл.

– Д-дда…

– Рэггинбоун сказал, что они всегда разные.

– Мы можем только чувствовать, что это они. Да, это, должно быть, Врата. Элайсон хочет, чтобы это были Врата, но вещи не всегда представляют собой то, что нам хочется видеть. Что-то должно быть по ту сторону двери, что-то…

– Это же картина, лапочка, – произнес у входа в амбар голос Ролло. – То, что они называют trompe l’oeil. По-французски это значит «обмануть глаз». Картина должна быть завешена, чтобы на нее не попадали пыль, стружки и опилки.

– Мы знаем, что означает trompe l’oeil, – сказала Ферн, быстро оправившись от шока. – Но мне непонятно, почему Элайсон поместила ее здесь? Она не сочетается с кирпичной кладкой, к тому же это наружная дверь. Соответственно, должна быть

и внутренняя?

– Вот и я ей говорю, – раздраженно произнес Ролло. – Говорю ей: сделай окно. За ним – кусок сада или пустошь под снегом, ну что-нибудь такое. Ха! У нее свои идеи. Я сказал ей, что это бессмыслица, но она не желает слушать. Ужас, какая упрямая, эта Элайсон. Создание изысканное и непонятное, прямо колдунья. – Ролло бросил на Ферн взгляд, ожидая ее согласия, но она не обратила на это внимания. – Такая хрупкая! Такая изящная! Такая фарфорово-твердая! Такая резиново-мягкая! Жалкая сучонка! Она и Микеланджело заставила бы нарисовать ее проклятую дверь!

– А это вы нарисовали? – спросил Уилл, указывая на trompe l’oeil.

– Я! По ее требованию! Лично у меня от нее мурашки.

– Как быстро вы это сделали, – заметила Ферн.

– Не-а, – смущенный Ролло заговорил с просто народным акцентом. – Она заказала это месяц назад.

Ферн больше ничего не сказала, она задумалась.

Днем миссис Уиклоу разговаривала по телефону с Элайсон, которая сказала, что приедет в Йоркшир только в субботу.

В Лондоне ее задерживает Джейвьер, решила Ферн. Элайсон, может быть, не знает, что он амбулант. Ему, вероятно, легче управлять ею, когда она думает, что выходит на контакт с Древним Духом только через идола. Холт держит Элайсон в Лондоне, потому что он хочет, чтобы Ферн нашла ключ…

Летом темнота наступает поздно. Закат мешкает, давая отблескам своих поздних лучей долго висеть в небе. Ферн оставила Уилла в кухне, а сама, взяв молоко и тарелку с печеньем, приготовленным миссис

Уиклоу, рано поднялась наверх. Уилл, поныв, как обычно, что нужен телевизор, включил музыку и взял рассказы Джона Бачена, которые нашел в библиотеке дедушки Нэда. Придя к себе в спальню, Ферн поставила молоко и тарелку с печеньем рядом с окном, потушила свет и забралась в кровать. Бледный свет уходящего дня наполнил комнату серебристой дымкой, смягчил очертания предметов, смешав свет и тени так, что жесткие линии пропали и все превратилось в туманную нереальность. Занавески были задернуты, и сквозь стекла лился мерцающий вечерний свет. Ферн сидела очень тихо, обхватив руками колени. Она не притворялась спящей, а только очень терпеливо старалась уловить шепот или зов, призывая его внутренним голосом. Слышит ли он, Ферн не знала, но была уверена, что он к ней придет. Вечер с Джейвьером наполнил ее тревогой и сомнениями, но с этого вечера, хотя она пока еще этого не осознавала, в ней возникла уверенность в своих силах, она чувствовала, что тени отзовутся на ее требования. Ферн могла бы читать при настольной лампе, но боялась, что даже этот слабый свет спугнет того, кто должен прийти. Она рисовала его себе существом, окутанным страданиями, уродливым и одиноким, живущим в веках благодаря смутной памяти сумеречного воображения. Она дотрагивалась до его руки с пальцами разной длины, но она научилась доверять своим ощущениям. Многие вещи иногда оказываются совсем не такими, какими ты их чувствуешь, и домашний гоблин показался ей тенью воображения на границе реальности, его зыбкий образ возникал только в полутьме живого мира.

Медленно тянулось время, и день почти перешел в ночь, когда Ферн наконец увидела его. За окном появился длинный, кривоватый, тоненький, как былинка, палец. Тени за подоконником зашевелились и собрались в маленькую, горбатую фигурку, которая скрючилась в последнем свете дня и робко ждала приглашения в дом, в котором ему никто не отказывал в течение многих сотен лет. К первому пальцу присоединились другие, Крошечная лапа, как паучок, ухватилась за раму окна, затем стали отчетливо видны худенькая ручка и плечо, а за ним и все тельце. Ферн не произнесла ни слова, пока он не попробовал молоко и печенье, затем проговорила его имя. Голос ее был мягче дыхания самого нежного ветра, это был звук, который могли услышать только тени.

– Пигуиллен?

Существо замерло, и Ферн испугалась, что оно исчезнет, ускользнет за границу реальности, но гоблин обернулся к ней, и она увидела блеск его глаз.