Текст книги "Ловчие удачи"
Автор книги: Вячеслав Седов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)
«Новая дорога, что новая обувка…. Бродягами рождаются»
Жан по прозвищу «Стоптавший сотню сапог»
Т емноту разорвал детский крик полный ужаса.
Маленький мальчик стоял один посреди ночи на склоне черной как сажа горы. Чьи-то сильные руки протянулись к нему и схватили. Он вырывался. Там, на самом краю, извивалась в вихрях пламени женская фигура.
Словно огонь факела… ОНА сгорала, проливая гиблый свет кругом себя, разрывая темноту ночи… И сильный ветер, уносящий вверх пепел с черного мрамора «жертвенного алтаря».
Для мальчика ОНА была воплощением всего того, что вообще светлого могло быть в серой безысходности, что заполняла жизнь тех, кто созерцал Сокрушение Идолов.
– Мама! – сиплый крик простуженного ребенка был просто криком мало еще понимающего в этой жизни существа, чтобы полыхнуть злобой или обагриться яростью.
– Будьте вы прокляты!!! – раздался другой крик, полный того, чего, покамест, был лишен предыдущий.
Отец прижимал его к груди, пытаясь скрыть происходящее от взора, но две черные бусинки продолжали смотреть из-под упавшей на лоб челки кроваво-красных волос, как сгорала в страшных мучениях Рунэада. Изгнанница, покинувшая свою родную страну, а теперь, по решению драконов, изгнанная и из жизни.
Дважды ее изгонял этот мир. Палачами несчастной стали достаточно могущественные и самые безжалостные служители судьбы: закон и пророчество.
– Прими достойно наше решение, Xenos, – словно гром раздался сверху голос мелькнувшей в звездном небосводе тени.
Мальчик испугался и отвернулся, уткнувшись в грудь беловолосого эльфа.
Отец прижал его крепче к себе.
Аир А'Ксеарн бессильно стоял на коленях, заключив в объятия последнее, что у него осталось. Изумрудные глаза горели в темноте едва ли не ярче того пламени, что забирало возлюбленную.
Эльф ощерился до хруста сомкнутых зубов на взмывающую все выше в ночное небо тень. Из не плачущих глаз отца скатилась слеза. Она сбежала по щеке, и мальчик почувствовал, как на его нос упала теплая капля. Он посмотрел туда, где сверкали два огромных «изумруда» во взоре истинного Xenos. Встретив взгляд сына, Аир, не отрываясь, смотрел в эти, новые, глаза. Совсем другие. И, когда стихло хлопанье огромных крыльев, прижал голову Карнажа к груди, не в силах больше выносить этого взгляда, рвущего немым вопросом те осколки, что оставались еще от разбитого отчаянием сердца…
Карнаж вздрогнул и открыл глаза.
Скиера мирно посапывала у него на плече. Из небольшого окна проникал скудный свет пасмурного, холодного и влажного после вчерашнего ливня утра.
Рядом с печкой храпел, завернувшись в старую медвежью шкуру, Филин. Сам хозяин дома, пошел спать на второй этаж в любимом гамаке, устроенном среди склада инструментов. У Яна «Часовщика» не имелось погреба и в помине, поэтому приходилось хранить весь, далеко не самый скромный по размерам рабочий инвентарь, где придется.
Феникс тяжело поднялся и встал. Скиера тоже проснулась и сонно терла глаза. «Ловец удачи», проходя мимо храпящего Филина, задержался и дал тому легкого пинка. Дуэргар ухнул, недовольно заворчал и продолжил храпеть дальше. Полуэльфка украдкой наблюдала за этой сценой, одеваясь в высохшую одежду. Карнаж усмехнулся и, хорошенько размахнувшись ногой, от души врезал обитым мыском сапога по толстой заднице спящего.
– Курва! Ты, что, ошалел!? – возопил дуэргар, вскочив с вытаращенными глазами.
– Собирайся, нам пора в дорогу, если не хочешь бесплатно кусок прочной веревки и мыла, – объявил полукровка, надевая рубаху.
Филин обиженно заворчал, но последовал совету.
Сам Феникс собрался довольно быстро. Его пальцы ловко застегнули все три небольшие пряжки на бандаже, за который он заткнул свой худой кошель и длинную цепь с мелкими звеньями. Шнуровку у рубахи на горле он не стал завязывать, а лишь одел на шею два небольших мешочка на тесьме. Проверив, на месте ли кинжалы и легко ли они выходят из ножен, Карнаж накинул свою короткую куртку и принялся со сдавленным шипением расчесывать спутавшуюся шевелюру, жертвуя гребню немало волос.
Ян, зевая, спустился по лестнице вниз и с полным безразличия видом наблюдал за возней собиравшихся в дорогу гостей.
– Карнаж, я тут вспомнил. Ночью прибежал парнишка от хозяина кабачка «У старой гарпии» и сказал, что твои вещи у него, и чтобы ты поторопился их сегодня забрать, – произнес, наконец, Часовщик.
– Ты сказал ему, что я у тебя? – спросил полукровка, усаживаясь за стол рядом с уминающим за обе щеки дуэргаром.
– Конечно нет! Я что, похож на идиота?! Он зашел, потому, что знает, что мы знакомы. В конце концов, в этом городище не так много мест, куда ты мог бы податься.
– Это точно, но я ведь тоже не похож на идиота, – засмеялся Феникс, – Сходить в кабак за оставленной там поклажей! Проклятье! За кого меня вообще держат?!
– Мда, – протянул Филин, терзая зубами кусок вяленого мяса, – Ну и шкура же этот кабатчик! Видать, за разгром его заведения никто платить не стал, вот он и решил дать страже ущучить кого-нибудь за хороший барыш. Придет «ловец удачи» забирать свое барахло, а его тут же и сцапают.
Карнаж хмыкнул и рассек ножом луковицу.
– Однако, я остался ни с чем. Даже без отмычек, – полукровка многозначительно покосился на Яна.
– Черт бы тебя побрал! – Часовщик, тихо ругаясь, поднялся по лестнице наверх и оттуда, немного погодя, крикнул, – Ладно, соберу я тебе торбу. А ты, как до Лангвальда доберешься, поищи мне хату, где устроится и пошли весточку.
– Договорились! – ответил с набитым ртом Феникс.
Перемигнувшись с Филином, они чокнулись кружками с остатками вчерашнего рома.
Кроме всего прочего, надо сказать, довольно приличного снаряжения, которое Ян положил от щедрот своих в торбу, Карнаж попытался растрясти мастера на пару кульков с провизией и на старый, но еще способный послужить плащ, что пылился на крюку у двери. Часовщик воспротивился, резонно утверждая, что тем, кто всякий раз пускает в ход этот предмет одежды не по прямому назначению давать его бесполезно и убыточно.
Снабдив гостей провиантом и напутствовав поскорее убираться из города, пока стража не заинтересовалась ими всерьез, Ян облегченно захлопнул дверь.
Скиера давно была в седле и подозрительно посматривала на пасмурное небо, грозившее, того и гляди, вновь разверзнуть свои хляби. Рядом с ней со значительным видом восседал на осле Филин, подбоченившись и задрав для пущей важности подбородок, как какой-нибудь знатный барон. Такое средство передвижения вполне устраивало дуэргара, хотя он бы конечно предпочел карликовую лошадь. Но такая покупка была им не по карману. Да и вообще, «покупать» лошадей в Швигебурге могли только приезжие, а местные знали достаточно способов просто «одолжить» животное и даже с седлом и упряжью.
Начинался торговый сезон и в фивландской столице склады и конюшни были полны. Даже искать особо не пришлось. Что, собственно, и сделал Феникс, хорошенько вдарив по затылку отворившему поутру стойла конюху. Покуда Скиера и Филин завтракали и собиралась в дорогу, Карнаж таким способом раздобыл лошадей, а за неимением карликовых прихватил осла, явно изумленного до глубины души тем, что смог понадобиться бесхитростному конокраду.
Насколько полукровка знал своего старого друга и компаньона, тот, даже в самом неудачном положении, мог повернуть дело так, чтобы превратить в достоинство любой недостаток, а насмешку сделать поводом для гордости. Вот и теперь Филин самодовольно расписывал истории из хроник своего народа, поминая древних мыслителей, ученых, алхимиков и просто «бравых парней», разъезжавших, как и он, на ослах. Скиера сначала слушала, но, к тому моменту, как Карнаж вскочил в седло, и они двинулись к городским воротам, уже бросала на красноволосого умоляющие взгляды, в которых читалась немая просьба заткнуть ходячий цитатник дуэргарской истории.
Перехватив этот взгляд, «ловец удачи» только пожал плечами. Он вынул из торбы аккуратно сложенный плащ, который Ян ни в какую не хотел отдавать, и набросил себе на плечи.
– Ну, ты, брат, хитер! Собрался в дорогу как надо, – хохотнул Филин, увидев обновку друга.
– Куда мы направляемся? – спросила Скиера, стараясь поддержать смену разговора.
– Как я и говорил раньше, в Лангвальд, там мы встретимся с одним магом. О нем мы говорили с Филином. Ты, я думаю, слышала. Он поможет избавиться тебе от твоего клейма, а мне – от финансовых затруднений, – солгал Феникс, ведь истинные причины его визита были не столь просты и безобидны.
– А я там устроюсь аптекарем, – слова дуэргара меж тем не светились энтузиазмом, – Похоже, пришло время подыскать себе конуру, что б помереть тихо и спокойно.
– Но-но, Филин! Выше бороду, – приободрил полукровка, – И в Лангвальде у тебя дел будет по горло. Будто не знаешь тамошней публики.
– Да уж, все лучше, чем каменный мешок в «Башне Умолкших Криков», – проворчал Филин.
– Скажите мне, а почему она так называется? – спросила Скиера.
Ей действительно стало интересно происхождение этого жутковатого названия.
Полуэльфка задала свой вопрос довольно громко и совсем некстати, так как они подъехали к воротам.
– Тихо, – прошипел Феникс, приложив палец к губам, – За лишние разговоры об этом месте туда можно ненароком и угодить.
Скиера заметила, что взгляд Карнажа устремлен мимо нее в сторону ворот. Глаза «ловца удачи» пристально за кем-то наблюдали. Она последовала по направлению взгляда и увидела, как среди толпы приезжих мелькнула фигура с надвинутым на лицо капюшоном отороченной золотом сильванийской накидки.
– Я вас нагоню за городом, – тихо произнес полукровка, придерживая лошадь.
– Что случилось? – насторожился Филин.
– Ничего особенного. Занятное совпадение, но ничего не опасайтесь. Скорее проезжайте, а я не дам этой змее пустить в ход ядовитый язык.
– Да объясни ты толком! – потребовал дуэргар.
– Проклятье! Не теряйте времени! Проезжайте быстрее! – прикрикнул Карнаж, спешиваясь.
Не смотря на то, что западные ворота из Швигебурга не были скованы ведущим к ним тоннелем, а находились на открытом воздухе, все же, при всей своей огромности, они не могли пропустить за городские стены всех желающих сразу. Особенно в начале торгового сезона, когда с Большого Тракта у Цитадели Бормов сворачивали целые обозы, направляясь в столицу Фивланда, и гораздо реже к ее соседу, Лангвальду – месту небогатому и беспокойному.
Повозки стража пропускала только после тщательного досмотра. Совет Кланов делал все, чтобы город не стал перевалочным пунктом контрабандистов. Поэтому не удивительно, что у ворот с утра до вечера было постоянное скопление народа. Приезжие заполняли небольшую площадку, огороженную высокой каменной стеной, проходя через первые ворота. Внутри производился досмотр и, после, их пропускали через врата, ведущие к тоннелю внутрь потухшего вулкана.
Карнаж протискивался сквозь толпу к той самой фигуре в зеленой сильванийской накидке, что явно торопилась достичь сторожки. Там со скучающим видом курил свою трубку капитан швигебургской стражи.
Скиера и Филин уже проехали внутрь огороженной стеной внешней площадки, и медлить было нельзя. Понимая, что не успеет, Феникс резко окликнул того, кого так упорно преследовал:
– Эй, сударь!
Фигура вздрогнула и резко обернулась. Под капюшоном мелькнуло перевязанное тряпками лицо, оставляя открытым только один глаз.
Их взгляды встретились. Карнаж отрицательно покачал головой и покосился на свой шабер, который незаметно держал в левой руке, прижав лезвием к предплечью.
Мгновение, и фигура отпрянула назад, замешавшись в толпе.
Теперь была очередь его, Феникса, уносить ноги. Наверняка Кеарх явился не один, а с дружками из гильдии воров, и, даже если ему не удалось привлечь в дело стражу, то все равно он попытается отомстить своими силами. Вертя головой во все стороны, Карнаж начал медленно продвигаться в сторону ворот.
Повозок было очень много и у стражи хватало забот, поэтому его одного пропустили быстро. Оказавшись на огороженной стеной площадке, полукровка, не смотря на все неудобства, продолжал вести лошадь под уздцы и не торопился вскочить в седло, за что слышал кучу ругательств в свой адрес, в том числе и от проезжавших мимо всадников. Желтые глаза внимательно изучали каждый фут парапета, каждый укромный угол каменной фортификации на полукруге стены.
Ему показалось, что со стороны внешних ворот возле дозорной башни мелькнула чья-то тень. Ее выхватило проглянувшее ненадолго сквозь тучи полуденное солнце.
Лучник занял неплохую позицию во многом благодаря связям гильдии воров, так что отравленный наконечник стрелы мог поджидать «ловца удачи» и здесь, и снаружи на широком каменном мосту через пропасть, обрывавшую там тракт.
В любом случае, снаружи было больше шансов. Там можно было пришпорить коня и гнать, что есть духу до спасительных крон деревьев. Внутри же лучник вряд ли будет стрелять из-за тесноты и скопления народа. Но и стража может заприметить подозрительного полукровку, что препятствует общей торопливости и суете. К тому же, вырваться из живого потока, несущего «ловца удачи» к воротам, было практически невозможно.
Под аркой, ценой невероятных усилий, Фениксу удалось остановиться и вскочить в седло. Он задержался настолько, насколько это было возможно, усердно осыпая особо рьяных торопыг ударами хлыста.
Вскоре поднялся настоящий гвалт, что явно добавило нервозности поджидавшему убийце, так как цель все не появлялась. Наконец, когда вмешалась стража, Карнаж пришпорил лошадь и рванулся вперед, опрокинув несколько человек на своем пути.
Лучник непроизвольно дернулся, когда из ворот вылетел всадник и поскакал во весь опор по мосту.
Стрелку пришлось снова целиться.
– Ну же! Ну, давай, убей его! – вопил сидящий рядом Кеарх, чье напряжение дошло до предела.
Карнаж мчался вперед. Его сердце бешено колотилось. Невозможно было привыкнуть к бегству от смерти, пусть со временем страх переродился в какой-то безумный азарт. «Ловец удачи» кожей чувствовал, как в нетерпении скрипит тетива лука и жадно сверкает на солнце нацеленный ему в спину наконечник стрелы…
Слишком тесно и долго! Он не успевал, и даже хорошие навыки наездника не могли ему помочь.
В решительную минуту на глаза Феникса попался воз, где под куском старой мешковины, едва прикрытый ей, лежал щит с узором одного из гномьих кланов. Судя по краске и зеркально начищенному металлу, владелец вез его на продажу, будучи из тех кузнецов, кто не любили шумных городов, почитая их мешающими истинному искусству. А это значило, что щит действительно сделан на совесть!
Полукровка резко осадил коня, тот встал на дыбы. Едва удержавшись в седле, Карнаж выхватил щит из-под парусины. Пущенная к тому времени стрела бессильно звякнула о начищенную фивландскую сталь.
Со швигебургских стен донеслось громогласное проклятие, подобное реву смертельно раненого зверя. Окружающие задрали вверх головы, изумленно уставившись на фигуру, укутанную в плащ, с бессильно сжатыми от злости кулаками. Кеарх проводил взглядом скрывшегося под сенью деревьев полукровку и с ненавистью глянул на брошенный тем, надежный, словно фивландские банкиры, фивландский же щит.
Феникс быстро нагнал Филина и Скиеру. Дуэргар отпустил поводья и похлопал в ладоши:
– Ловко, ловко, ничего не скажешь. Только в следующий раз со щитом может и не повезти.
– В следующий раз может и этому сильванийцу не повезти, и мой кинжал доберется до его глотки раньше, – ответил, отдышавшись, Карнаж.
– У тебя еще будет такая возможность, поверь мне. Кеарх этого так просто не оставит, – заметил Филин, – Ты же утверждаешь, если не соврал конечно, что перепахал ему пол лица своим темноэльфийским чудищем.
– Надо же было оставить что-нибудь на память, – ответил «ловец удачи», когда они тронулись в путь.
После этих слов дуэргар помрачнел, немного задержался и бросил полукровке безделушку, что хранил за пазухой, со словами: «Вот кое-что памятное и для тебя». Карнаж мгновенно среагировал и схватил вещицу, даже не глядя. Вопросительно посмотрев на дуэргара, красноволосый разжал руку – на ладони лежал медальон Галчонка с засохшей кровью владельца. Феникс смотрел на украшение широко раскрытыми глазами, отказываясь верить.
– Почему? Почему не отдал мне его раньше?! – запинаясь, почти крикнул, а не спросил «ловец удачи».
– А зачем?! Ты же тогда никуда бы не уехал, а стал бы искать отмщения. Хотя совсем не об этом просил Галчонок… И погиб бы, в итоге! И так еле ноги унесли. Черт возьми, не воры, так стража проломила бы твою горячую башку! – Филин впервые показался Скиере таким раздраженным, – Я не для того выходил тебя, чтобы так просто дать погибнуть, причем еще так глупо! Ты же мне почти как сын.
– Можешь хотя бы ты не говорить этого «почти как сын», – тихо, но твердо сказал Феникс, убирая медальон, – Потому что все мои «почти отцы», наставляя меня, сами погибали очень глупо и снова оставляли меня одного.
Дуэргар растеряно посмотрел на Карнажа и, как-то совсем по-стариковски, опустил голову и насупился. Достав из кармана трубку, он с тихим неразборчивым ворчанием принялся набивать ее табаком.
Скиера попыталась успокоить Феникса, но тот зло стряхнул ее руку со своего плеча. Некоторое время они ехали молча, и вдруг «ловец удачи» неожиданно повернулся к полуэльфке и ответил на недавно заданный ей вопрос:
– «Башня Умолкших Криков» называется так, потому что конструкция стен не позволяет звукам изнутри выходить за пределы узилища. Хоть сорви глотку, но снаружи никто не услышит. Когда к ней волокут осужденных, они в отчаянии вопят так, что уши закладывает. Но, стоит захлопнуться воротам, и крик не просто стихает, а резко обрывается. Я видел такое, и мне приходилось слышать эту неожиданную тишину.
Скиера ошеломленно воззрилась на него, но Карнаж снова устремил взгляд вперед. Лучница обернулась и проводила шпили утопающего в кронах деревьев Швигебурга. Город более не казался ей таким удивительным…
Путь до пересечения с Большим Северным Трактом был не столько дальним, сколько однообразным и нудным. В скором времени путники выбрались из леса на равнины Фивланда. Даже в сравнении со степями Империи Заран, окружающее выглядело голо и покинуто, храня память о давней войне гномов и дуэргаров.
Издревле эта страна славилась своей безжизненностью, так как столкновения прибывших с Восьми Островов народов и коренных обитателей Материка оканчивались по разному. И если люди, ушедшие в степи будущей Империи, смогли договориться с кентаврами настолько полюбовно, что отправили тех в резервацию на остров посреди Моря Скал, доходчиво окрестив жалкий клочок суши Островом Четырех Копыт, то гномы и дуэргары бились на полях будущего Фивланда грудью в груди еще пару веков. Попутно совместными усилиями они давали отпор любой третьей стороне, неважно пытавшейся примирить или, наоборот, разжечь конфликт.
Никаких легендарных побоищ и громких имен на подобие Гарана Молотобойца, первым приведшего своих собратьев на негусто заселенные дуэргарами территории, история не сохранила. В бессмысленной мясорубке герои появлялись каждый божий день и так же каждый день погребались под шестью футами земли, за которую рвались вперед в бой навстречу арбалетным болтам с топором наперевес.
В конце концов, обеим сторонам надоело воевать. Поскольку никто не хотел уходить так же, как и драться дальше, оба народа начали отстраиваться на ставшей общей территории, показывая друг другу волосатые задницы в шпионские зрительные трубки.
Потрясающим для Материка оказался тот факт, что и те, и другие немало преуспели на поприще созидания. Мораль обоих народов предлагала иметь вместо надежного врага худого друга, даже если в подобном случае столь обожаемая гномами и дуэргарами однозначность не была на лицо. За прошедшие века они сблизились и стали фактически одним целым. Возможно, благодаря тому, что сами дуэргары, едва выбравшись из-под рабского ига темных эльфов, только начинали осваивать новые земли, а появление гномов во многом спасло будущую страну от захвата. Ведь многие народы имели свое видение дальнейшей судьбы богатых недр Фивланда при откровенной бедности поверхности.
– О Сильван! Сколько я здесь была, но никак не могу привыкнуть, – испустила вздох Скиера, – Как здесь пусто.
– Но-но, – буркнул Филин, – Тут просто кипит жизнь по сравнению с вашими Пепельными Пустошами!
Удар попал в цель.
Знаменитые некогда леса Роккар, также называемые «Вольными», раскинувшиеся на севере, за грядой Драконьего Проклятия, были сожжены дотла в ходе войны между Лароном и Истанией. Защищали древние дебри вместе с малочисленными дикими эльфами как раз полукровки и прочие. Все те, кому не нашлось места в мрачном мире Сокрушения Идолов, полном жестокости и резких суждений о чужаках. В те времена на «своих» и «чужих» делили не по убеждениям, а по чистоте крови.
Горе поражения выпало и на долю полуэльфки, которая потеряла семью слишком рано и, едва обретя новую в лесах Роккар, снова потеряла все и сразу за несколько лет войны.
Дуэргар не считал, что сказал со зла. Он просто заступился за свою отчизну. Но, при всей известной черствости, фивландцы не были лишены сердца, тем более, когда на их слова отвечали молчаливым укором мокрые от слез глаза.
– Зря ты так, – укоризненно посмотрел на Филина Карнаж, – Я бывал у края Пепельных Пустошей. Это страшное зрелище.
– Скиера, – дуэргар почувствовал себя весьма погано, – Я не хотел… Наша земля настрадалась не меньше, просто времени прошло больше… И на твои слова любой урожденный фивландец ответил бы также.
– Я понимаю, – достаточно твердо сказала полуэльфка.
Тракт, будто швигебургский гном, шел прямо, через холмы, протискивался сквозь нагромождения камней, в которых строители находили лазейки, даже не думая обогнуть. Солнце ярко светило, высушивая мокрую землю с редкими травинками вокруг. Откуда-то издали доносились странные звуки, издаваемые живностью, что умудрялась обитать здесь, вырыв нору или забившись в расщелины меж больших серых камней. Знаменитых фивландских камней, которые были разбросаны по всему королевству, будто Основатель просыпал горсть, украсив таким образом пустынные равнины и холмы на свой вкус.
– Странные эти фивландские дороги, – тихо произнес Феникс.
Сколько разных трактов он изъездил, но нигде подобных не встречал. Здесь каждый забирался в себя, оставляя лишь маленькое оконце глаз, через которое смотрел, чтобы не сбиться с пути или не угодить в яму. А, едва стоило к кому-нибудь обратиться, как тут же вырывался жесткий ответ. Словно трактирщик, разбуженный по утру ранним путником, спросонья посылает гостя ко всем чертям, так как радушие и гостеприимство еще отдыхают после напряженного дня, где трудились они на славу, одаривая теплом и улыбкой всякого, кто просил постоя и трапезы.
– И все же, взгляд стынет от того холодного запустения, что царит здесь и зимой и летом, – не выдержала полуэльфка.
– Каждый смотрит сам. И так, как умеет, – гораздо спокойнее возразил Филин, и с неожиданным чувством произнес, – Посреди холмов есть болота – излюбленное место чудаковатых алхимиков. Кое-где курганы. Там живут мои сородичи. Обитаемых мест здесь на самом деле очень много! К примеру, поселения гномов в горах на западе. И если там не шумят листвой леса и не поют птицы, это еще не значит, что там нет жизни. Стоит вслушаться! Ведь там, среди снежных шапок гор, жизнь гномов поет стуком кирки старателя на рудниках и штольнях, шипением раскаленного металла в кузнях и бульканьем кипящего на огне горького и крепкого лангвальдского чая. Наши далекие предки сражались только меж собой, и никогда с землей, что даровал Основатель. Даже сберегли леса, которыми скупо поделился Сильван. И мне искренне жаль, что с роккарскими дебрями случилось такое. Подумать только! Сжечь дотла объект споров Истании и Ларона с помощью драконов, чтобы в итоге не досталось никому.
* * *
Кеарх был из старой породы сильванийских эльфов, в которых еще оставалось довольно древней крови, чем, собственно, и гордился весь род молодого «рыцаря плаща и кинжала». Юный, по эльфийским меркам, отрок унаследовал и мстительность, и жестокость, присущую сильванийским эльфам, поэтому никак не мог оставить все как есть и позволить Карнажу безнаказанно уйти. Хотя, надо признать, Кеарх недооценил противника. Попрыгун еще в юношеские годы успел отличиться, да так, что многие его уважали. Правда, на этом их приятельские отношения с эльфом в гильдии воров и закончилось.
Сильваниец хорошо помнил как былые, казалось, такие сердечные наставники запихнули их в настоящее пекло. Он, Попрыгун и еще несколько молодых «стажеров» были направлены в одну из башен в Высоких Шпилях. И, если для юношей это было захватывающей авантюрой, то для бывалых воров являлось чистой воды самоубийством. В вопросе противостояния ловкого и смекалистого воришки, с быстрым как молния кинжалом, и мага, вооруженного такими знаниями, как, например, превратить щелчком пальцев человека в горстку пепла, все решал случай.
В тот момент обитатель башни, случайно задержавшийся там несколько дольше обычного, оказался молодым ворам явно не по зубам. Прежде чем они сумели оправиться от удивления, застав мага в библиотеке за чтением старинного фолианта, тот в гневе испепелил двоих. После чего немного успокоился, собрал нужные книги на глазах остолбеневших от страха Кеарха и Попрыгуна.
То был Рэйтц. Магу едва перевалило за тридцать, но талант заслуживал признания. Он направлялся на собрание чародеев в традиционно выбранных для этого залах феларской резиденции придворной гильдии, чтобы там сделать свой легендарный доклад и образовать орден Красных Башен. Будущий магистр пребывал в весьма скверном расположении духа, а, так как он славился своими маниакальными наклонностями прирожденного пиромана, то сожжение пары никчемных, по его мнению, молокососов только подняло настроение.
Маг воздел руки и зашептал формулу, открывая в огромном зеркале в глубине библиотеки портал. Весьма самоуверенный поступок – он повернулся к оставшимся в живых спиной. Хотя, откуда ему было знать о пережитом Карнажем в детстве потрясении и о том, какое последствие оно возымело? Оправившись от оцепенения, в которое повергло сожжение товарищей, Попрыгун, словно оголодавший волчонок, набросился с яростным рыком на Рэйтца. Если бы маг не успел повернуться, то удар потрепанного старого шабера пришелся бы между лопаток, а так стилет вонзился лишь в плечо…
Кеарх пришпорил коня, продолжая гнать во весь опор по дороге на Лангвальд.
Дальше он плохо помнил. Но очнулся, когда библиотека пылала, а мага и след простыл. На свое счастье он оказался рядом с дверью. Попрыгун же стоял столбом с широко распахнутыми жуткими черными глазами и таращился на отгородившую его от выхода стену огня, подле разбитого зеркала. Эльф даже не позвал его, а, что есть духу, бросился вниз по лестнице, спасая собственную шкуру. Хотя он прекрасно знал, в какое оцепенение вводил Карнажа открытый огонь. За это, впрочем, после он получил от учителей воровского дела хорошую взбучку. Даже у воров бросать напарника никуда не годилось.
Едва Кеарх выбрался наружу, где поджидали проверяющие, как сверху послышался звон стекла. Из маленького окошечка в тлеющей, а местами и горящей одежде, выпрыгнул оставленный им товарищ. Сделав в воздухе сальто, он умудрился ловко приземлиться, не переломав себе с такой высоты ноги. За Попрыгуном давно заприметили надежно вбитые кем-то в его голову рефлексы, и, порой, он вытворял удивительные акробатические «па!». Тогда-то, когда полукровка падал вниз в горящей одежде, кто-то и крикнул: «Гляди-ка, прям феникс какой-то! Из пламени выпорхнул и хоть бы хны!»
Сильванийца всегда бесило это молчаливое превосходство Карнажа над ним. Поэтому он только вздохнул с облегчением, когда красноволосый покинул гильдию.
Но теперь… Теперь дела обстояли иначе, и ставки были высоки. По крайней мере, для Кеарха. Репутация оказалась под ударом, и в гильдию возвращаться нечего было думать. Там его ждали только ножи Ротбарда. Такой убийца насадит его на клинок без колебаний.
Эльф прекрасно понимал, зачем все это было нужно. Чтобы отыграться, чтобы показать «Диким мечам», насколько воры Швигебурга и Шаргарда едины и способны отплатить убийством на убийство, пусть и в соотношении пары десятков к одному. Да и просто потому, что следующими целями ранкенов могут оказаться главы Совета Теней. Еще тогда, когда перед отъездом эльф пытался узнать больше о Фениксе, они поджали хвосты и с неприкрытой ненавистью говорили о Карнаже, напоказ жалея, что не прикончили полукровку, когда могли. Но, меж тем, дали Кеарху в подчинение только одного лучника – желторотого юнца, пусть и меткого как сам дьявол, но в делах стрельбы по гнилым тыквам и связкам хвороста. Чтобы убить живого противника, нужна была солидная практика.
Сильваниец горько пожалел о своей самоуверенности, когда схватился с «ловцом удачи» в трактире. За прошедшие годы Карнаж стал еще опаснее. Кеарх помнил, как с этим красноволосым бесом никто из учеников не хотел вставать в спарринг на тренировках, потому что тот был талантлив, но безжалостен, и любливал калечить кого-нибудь, якобы случайно…
Красноволосый был глух к чужой боли и страданиям. Как-то раз молодняк повели в подвал, чтобы начинающие путь в швигебургской гильдии воров сразу поняли цену за предательство. Там пытали одного переметнувшегося.
Кеарх содрогнулся в седле.
Никогда ему не забыть, как некоторых выворачивало наизнанку. Кого-то приводили в чувства из глубокого обморока. Самого сильванийца мутило, но он держался из последних сил. Потому что рядом стоял треклятый Попрыгун с каменным лицом, примечая все болевые точки и приемы, внимательно наблюдая за работой проводивших пытку мастеров так, словно рассматривал какой-нибудь манускрипт с описанием древней техники боя, а не лицезрел воочию страдания живого человека, чей истошный крик, не умолкая, рвался по стенам жутким протяжным эхом. На лице Карнажа тогда не появилось и капли эмоции. Он только часто-часто моргал своими огромными глазами, впившимися в извивающегося от мук предателя.
Всех патронов гильдии, что раньше с чинным видом молчали, когда Кеарх, невзначай, поднимал разговор о Фениксе, словно прорвало, когда перед отъездом эльф решил в последний раз попытать счастья. По их мнению, полукровка оказывался силен и опасен не столько своими клинками, которые тоже не стоило сбрасывать со счетов, сколько изворотливым умом и постоянно пополняемыми знаниями. Знаниями методов и всего сопутствующего тактике так называемой Войны Кинжалов. Даже когда начинало, как говаривали в гильдии, «пахнуть жареным», он действовал всегда по-своему, презирая большинство воровских законов. А ведь один из них гласил, что на пролитой крови можно рано или поздно поскользнуться. В свое время это доставило гильдии немало хлопот.