Текст книги "Время жнецов (СИ)"

Автор книги: Вячеслав Паутов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– В обоих произведениях ни одно из любовных приключений не приводит Дон Жуана к гибели. Это и понятно, иначе он бы перестал быть Дон Жуаном. Его может победить лишь великий конфликт с самим миропорядком, его и породившим. В «Каменном госте» конфликт возникает лишь тогда, когда Дон Жуан перестаёт чувствовать себя только «импровизатором любовной песни», а становится человеком, переродившимся под влиянием внезапно нахлынувшего и дотоле неведомого ему чувства. Да, общество, жизнь и судьба доводят Дон Жуана до той черты, когда чувство под названием «настоящая любовь» становится для него настоящей трагедией, и тут совершенно не до смеха. За настоящую любовь надо платить, иногда – жизнью. Чертовски прав Александр Сергеевич: в каждой комедии есть место трагедии. Однако, и Мольер рационален в своём комедийном подходе к серьёзным моментам общественного бытия… Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно… Обличая пороки людские, комедия тоже призвана воспитывать общество.

В 22:00, покинув кабинет, Вяземский отправился в спальню. Сон сразу захватил его с головой. Петру Апполинарьевичу снилось детство, родители и родной дом, а в нём праздник с серябряным рождественским колокольчиком. Колькольчик звонил, дребезжал надрываясь, кого-то упорно звал. Вяземский открыл глаза – это неистовствовал телефонный аппарат, настойчиво призывая к себе. И Вяземский поспешил в кабинет, нетвёрдой от сна рукой крутанул индуктор и поднял телефонную трубку.

– Прощения прошу, ваше высокоблагородие господин судебный медик, вас беспокоит дежурный Сыскной полиции Колыванов. Лавр Феликсович Сушко выслал за вами пролётку для доставки на место происшествия у Пантелеймоновского моста. Через двадцать минут пролётка с сопровождающим городовым будет ждать вас у парадного.

– Сообшение принял, буду готов к обозначенному сроку, – ответил Вяземский. Сборы заняли немного времени и, захватив медицинский саквояж, Пётр Апполинарьевич спустился к пролётке.

По пустой улице двигались быстро, а в голове Вяземского накрепко застряла лишь одна мысль:

– Неужели Цветочник снова объявился? Не дай Господь…

Глава 3

Глава 3. Агент уголовного сыска.

Снаружи здание по Офицерской 28, что на углу Мариинского переулка, где теперь располагалась уголовная сыскная полиция Санкт-Петербурга, не отличалось от соседствующих с ним домов, разве что ворот было больше – следы прибывания здесь пожарного депо съезжего дома Казанской части в прошлом. Однако, движение людского потока наружу и внутрь здания обращало на себя внимание большей интенсивностью и своеобразным внешним видом разношёрстной публики. Полицейские мундиры сочетались со скорбными и заплаканными лицами посетителей, состоятельные и откровенно богатые петербуржцы – с малоимущими горожанами, а уверенные в себе служители закона – с характерным неуверенным поведением потерпевших. Повсюду витала атмосфера горя и лишений. Сюда стекались граждане, претерпевшие от уголовного мира всей столицы или потерявшие своих близких, потому что, именно здесь, занимались розыском и задержанием уголовных преступников, работой со свидетелями преступлений и их вещественными доказательствами, уличением в преступлениях задержанных нарушителей закона, а так же поиском пропавших без вести людей.

С момента своего появления в 1866 сыскная полицейская служба столицы находилась на Большой Морской в доме 22 – здании съезжего дома Адмиралтейской части, выглядевшего, как объединение полицейской и противопожарной служб: с каланчой, местом столования, медицинского обеспечения и проживания персонала – полицейских и пожарных. В 1883 году Сыскная перебралась в съезжий дом Казанской полицейской части – на Офицерскую 28.

Долгое время внутреннее обустройство Сыскной менялось, подстраивалось и переделывалось под потребности развивающейся службы. И теперь в собственных, отдельных помещениях находились её необходимые функциональные подразделения. «Справочно-регистрационное бюро» занималось регистрацией преступников и систематизацией всех поступающих о них сведений. В состав бюро входила наблюдательная часть, осуществлявшая надзор за подозрительными личностями и адресами. «Стол розыска» проводил работу по выявлению и задержанию преступников, поиску пропавших.

В «Стол личного задержания» доставлялись арестованные и задержанные лица для выяснения личности и проверки на предмет правонарушений. «Летучий отряд» нёс постоянное дежурство на вокзалах, в театрах, его служащие осуществляли обход гостиниц, рынков, вели дневное и ночное патрулирование, проводили облавы на бродяг и таящихся от правосудия преступников. «Ломбардный отряд» занимался розыском похищенных вещей и ювелирных драгоценностей. Также при сыскной полиции столицы существовали «Стол приводов», «Стол дворников и швейцаров» и «Стол находок». Сотрудники первого собирали информацию о лицах, имевших судимости, второго – сведения обо всех петербургских дворниках, швейцарах и сторожах, а третьего – разыскивали и возвращали владельцам потерянные документы, деньги и вещи.

Ещё одним, совершенно необходимым и обособленным помещением, стал кабинет начальника сыскной полиции столицы: в его стенах глава службы занимался организационной, аналитической и направляющей работой с персоналом, встречами с весьма родовитыми и именитыми потерпевшими, которые были просто помешаны на конфиденциальности собственной жизни. Шесть лет назад в Сыскной появился телефон. Аппарат был установлен в отдельном помешении с постоянным дежурным. Телефоны стали появляться и на участках полицейских частей столицы. Телеграфную связь с 1865 г. обеспечивало МПиТ – Министерство Почты и Телеграфа.

В самом начале восьмидесятых монаршее внимание коснулось и полиции, сыскной в том числе – высочайшим повелением должность главного полицейского столицы – обер-полицмейстера Санкт-Петербурга была упразднена. С того времени уголовный сыск подчинялся Департаменту полиции Министерства внутренних дел Российской империи, а сыскные отделения входили в состав полицейских участков.

С лета 1884 года Департамент полиции Министерства внутренних дел возглавлял Пётр Николаевич Дурново. Но сам Пётр Николаевич в будущем не смог бы стать министром внутренних дел без прямого вмешательства деятельного императора, который сам представлял собой смелую, настойчивую и твердую натуру, крепкую и целеустремлённую личность. Потому Дурново смог статьал шефом Департамента полиции только при таком монархе, как Александр III. Что касается политики, то Дурново исполнял лишь то, что ему указывал сам император, старался со всеми ладить и собственных инициатив не проявлял. В административной части управления Департаментом полиции МВД он опирался только на своих помощников-фаворитов, а не на дельных советчиков и добросовестных исполнителей. Несмотря на доверие императорской семьи, в столице Дурново не пользовался ни авторитетом, ни уважением как в среде высших чиновников, так и среди столичной общественности. Любое необходимое и полезное начинание, реформа или нововведение, прежде всего, требовали инициативы, аргументированного собственного мнения, умения и желания его отстаивать ради общего блага, но ни того, ни другого у Ивана Николаевича не было – он, скорее, демонстрировал обязанности директора департамента, чем по-настоящему их исполнял. К этому нужно добавить, что Дурново отличался крайней злопамятностью и не чурался сведения личных счётов, используя высокое положение. Зачастую Пётр Николаевич поступал, как придворный шаркун, а не как человек, исполняющий обязанности главного полицейского всей Российской империи.

Последним столичным обер-полицмейстером, а теперь и градоначальником служил Пётр Аполлонович Грессер, деятельный и всегда радеющий о состоянии полиции человек. Будучи петербургским градоначальником Грессер провёл серьёзную реорганизацию полиции, пожарной охраны, упорядочил извозный промысел. При его участии в Санкт-Петербурге строилась Центральная одиночная тюрьма «Кресты», появилось электрическое освещение части Невского проспекта. Ни до Грессера, ни после него столица не имела подобной по энергии и здравомыслию личности градоправителя. И чего греха таить, обеспечивая общественный порядок и криминальную безопасность столицы, новый градоначальник сразу столкнулся с неприятным феноменом: многие необходимые начинания Грессера всегда сталкивались с косностью позиции начальника-директора департамента Министерства Внутренних дел Дурново, что откровенно вредило общему делу высоких государственных чиновников. На свои преобразовательные проекты, относительно города и полиции, Грессер очень часто слышал безосновательные отговорки Дурново: «Государь мне об это ничего не говорил» или «Государь точно будет против, у него другие первостепенные планы». Будучи градоначальником, Грессер в душе оставался обер-полицмейстером, а вот Дурново так и не стал настоящим руководителем Департамента Министерства внутренних дел всей Империи, чей труд оказался бы ей хоть чем-нибудь полезен.

Указом от 12 мая 1887 года вводилось новое штатное расписание Санкт-Петербургского градоначальства и Санкт-Петербургской городской полиции, которое считалось действующим с 1 января 1887 года. Теперь штат сыскной полиции составлял:

Начальник сыскной полиции: жалованья – 2000 рублей, столовых денег – 1000 рублей, квартира предоставлялась натурой, разъездных денег – 800 рублей. Классный чин по должности VI, коллежский советник.

Помощник начальника сыскной полиции: жалованья – 1000 рублей, столовых денег – 500 рублей, квартирных денег – 500 рублей, разъездных денег – 500 рублей. Классный чин по должности VII, надворный советник.

2 чиновника сыскной полиции по особым поручениям 1-го разряда: жалованья – по 800 рублей, столовых денег – по 500 рублей, квартирных денег – по 300 рублей, разъездных денег – по 400 рублей. Классный чин по должности VIII, коллежский асессор.

2 чиновника сыскной полиции по особым поручениям 2-го разряда: жалованья – по 600 рублей, столовых денег – по 400 рублей, квартирных денег – по 200 рублей, разъездных денег – по 300 рублей. Классный чин по должности VIII, коллежский асессор.

Полицейских надзирателей, в том числе и сыскных агентов:

До 25 авгентов первого разряда: жалованья – по 800 рублей. Классный чин по должности XIV, коллежский регистратор.

До 25 агентов второго разряда: жалованья – по 700 рублей. Классный чин по должности XIV, коллежский регистратор. Но эти штаты были многочисленными и полными лишь на бумаге. Тем более, что они касались всей полицейской службы столицы. Основных же рабочих единиц уголовного сыска в реале оказалось намного меньше. И к тому было, как минимум, две причины: низкое, по столичным меркам, содержание, невозможность ускоренного карьерного роста – чтобы пройти чиновничий путь от XIV до VIII класса, обеспечивающего личное дворянство, нужно было оставаться живым и здоровм 28 лет. Ряды сыскных агентов зачастую пополнялись отставными военными: эти люди знали дисциплину, свободно обращались с оружием, многие из них были участниками боевых действий, и начинали службу в Сыскной уже не с XIV класса.

Притерпело изменения и делопроизводство – деятельность профессиональных юристов, "собирающих" и оформляющих уголовные дела, готавящих даказательную базу для предачи на этап следствия и суда. Сыскная полиция следствием не занималась. Делопроизводитель: жалованья – 700 рублей, столовых денег – 360 рублей. Классный чин по должности VII, надворный советник.

Старший помощник делопроизводителя: жалованья – 600 рублей, столовых денег – 400 рублей, квартирных денег – 300 рублей. Классный чин по должности VIII класс, коллежский асессор.

2 младших помощника делопроизводителя: жалованья – по 400 рублей, столовых денег – по 200 рублей, квартирных денег – по 240 рублей. Классный чин по должности IX, титулярный советник.

Журналист, он же архивариус: жалованья – 400 рублей, столовых денег – 200 рублей, квартирных денег – 180 рублей. Классный чин по должности IX, титулярный советник.

Нижние и самые многочисленные полицейские чины Санкт-Петербурга городовые – стражи покоя улиц и площадей, в зависимости от выслуги, имели годовой оклад до 180 рублей, к этой сумме ежегодно добавлялись ещё 25 – на поправку обмундирования и снаряжения. В то время как квалифицированные заводские рабочие получали годовое жалование в 300 рублей. Но, возвращающегося с работы трудягу, от поползновений преступного мира, подвергая свою жизнь опасности, защищал и выручал из беды тот самый городовой. Чего греха таить, основным оружием которого являлся сигнальный свисток. Слева на поясном ремне висела шашка, но ей от пули преступника не прикрыться, не спастись. В 1880 г в городском полицейском обиходе появились «Смит-Вессоны», но до сих пор не все городовые ими обеспечивались. Работая посменно, одна смена передавала оружие другой, и лишь у Сыскной оно было личным. Криминальный элемент теперь стрелял чаще, чем орудовал ножом.

Уголовной сыскной полицией в это время руководил, уже третий с перерывами срок, знаменитый на всю Россию сыщик Иван Дмитриевич Путилин. Сорок лет противостояния ворам и убийцам наделили Путилина бесценным опытом работы с уголовным контингентом. И опытом этим Иван Дмитриевич пользовался ежедневно. Даже став начальником-администратором, Путилин никогда не переставал быть сыщиком. В полицейских кругах, да и далеко за их пределами, не один десяток лет живо пересказывались дела, раскрытые с его непосредственным участием: дело братьев фальшивомонетчиков Пуговкиных, дело по изобличению и поимке убийц австрийского военного атташе князя Людвига фон Аренсберга, дело о злоупотреблениях в изготовлении и торговле золотыми и серебряными изделиями.

Кто из сыскных, хоть немного знал Путилина, обязательно слышал от него напутствие для розыска уголовных преступников: «Для того, чтобы полиция и сыск успешно боролись с криминалом, нужно лучше и глубже знать его изнутри – тут вам и карты в руки. Замечу, что у преступников в отношении полиции таких возможностей нет». Иван Дмитриевич был первым российским сыщиком, познавшим жизнь уголовного мира изнутри – актёрские способности и талант перевоплощения позволяли ему внедряться в уголовную среду и длительное время существовать в ней нераскрытым. Коллеги искренне восхищались криминальном чутьём Путилина: тот мастерски проникал в воровские притоны и самые потаёные уголки бандитских «лёжек», маскируясь под чумазого чернорабочего, замызганного оборванца или отвратного бродягу, в два счета вычислял убийц и воров.

Однако, сам Путилин всегда выступал против любого насилия в отношении задержанных, считая такие методы звериными, а не людскими. «Полицейский подобен пастуху, охраняющему стадо от волков и других хищников, но хорошо исполняя своё дело, должен оставаться человеком, ни в коей мере не уподобляясь зверю. Роясь в грязи преступлений и задыхаясь от мерзкой вони мира убийц да воров, служитель закона, прежде всего, сам чтит этот закон, требующий от него в любых обстоятельствах оставаться человеком с верой в то, что закон призван быть щитом от стороннего насилия и мерой поступков его стражей, главной моралью для его служителей. Тяжело? Невозможно? Но я так живу уже сорок лет и другого подхода к правосудию не вижу» – очень часто повторял Иван Дмитриевич тем, в ком улавливал готовность перейти эту тонкую грань человеческого облика. И это была отнюдь не похвальба, а след профессионального опыта и давно сформировавшаяся позиция отношения к преступникам. Своё первое преступление, к слову сказать, в отношении себя самого, ещё не будучи сыскным, Путилин раскрыл с кастетом и револьвером в карманах, но так и не воспользовался оружием – оно ему просто не понадобилось, таким быстрым и убедительным оказалось это задержание. Уже в бытность шефа Сыскной Иван Дмитриевич лично контролировал правомерность и необходимость каждого применения оружия своими подчинёнными.

Не имея ни дворянского происхождения, ни влиятельных родственников или высоких покровителей при дворе императора, за сорок лет службы Путилин самостоятельно проделал головокружительную профессиональную карьеру: от писца канцелярии МВД, чиновника четырнадцатого класса, до начальника уголовной сыскной полиции столицы – тайного советника, по «Табели о рангах» представителя высокого, IV класса. Полицейской школы или другого учебного заведения по подготовке специалистов уголовного сыска ещё не существовало, потому опыт работы и её необходимые навыки передавались от старшего младшему, от начальника – подчинённым, а наставничество ещё долгое время оставалось единственным способом подготовки нужных полицейских кадров. Потому учеников и последователей у Путилина насчитывалось не меньше, чем у профессора университета. Одним из таких учеников являлся и Лавр Феликсович Сушко, которого в полицию привела сама судьба. Нынешний старший сыскной агент, под руководством которого находились одиннадцать подчинённых, попал туда совсем не случайно.

***

Лавр Феликсович происходил из петербургских мещан – «правильных» городских обывателей, основных плательщиков государственных налогов и владельцев городского имущества, включая недвижимость. Отец Лавра – Феликс Орестович трудился управляющим обувной фабрики немцев Кирштенов, впоследствии – «Товарищество Санкт-Петербургского механического производства обуви». Детство Лавра было безбедным и безоблачным, мать часто баловала единственного сына, но от этого он не стал слабовольным неженкой. В двенадцать лет Лавр осиротел. Родители, в тёмное время возвращаясь с именин брата отца – Аркадия Орестовича, натолкнулись на шайку уличных грабителей: отец оказал яростное сопротивление, и оба родителя погибли на месте. С тех пор у Лавра началась совсем другая жизнь. Дядя стал его официальным опекуном, а до вступления в права наследства Лавру было ещё далеко.

У Аркадия Орестовича, приказчика мастерской столичного ювелира Алексеева, имелись трое собственных детей разного возраста – все дочери. Супруга дяди не работала, всё время занимаясь детьми, хлопотала по дому. Дохода семьи одинаково на каждого не хватало, а тут ещё новый рот и новые заботы, потому жильё родителей Лавра дядя сдавал в наём, но и эти средства делились на всех. И Лавр сполна познал, что такое личное одиночество и бытовые неурядицы, что значит отсутствие материнской ласки и мужской направляющей руки отца. Теперь Лавр жил не как хотелось и было привычным раньше, а как получалось. Во всех своих житейских проблемах он винил уличных грабителей, мечтая когда-нибудь найти их и поквитаться за отнятое детство и суровую юность. О возможностях законного правосудия и участии в нём полиции он даже не помышлял. Шайку грабителей, убивших родителей Лавра, задержали через два года, но об этом он узнал намного позже. При всём том единственный племянник был благодарен дяде за то, что тот, после окончания гимназии, устроил его в Николаевское военно-инженерное училище. Там и сформировались основные задатки характера, да и самой личности Лавра Сушко. Острую чувствительность к несправедливости, способность всегда иметь своё мнение и желание оставаться независимым, горячую убеждённость в своей правоте, наряду с гибкостью личной позиции замечали и преподаватели, и соученики. Таким стал Лавр в двадцать три года.

В 1877 г началась очередная русско-турецкая война, и Сушко призвали в военно-инженерную часть в чине поручика. Однако, Лавр, горячая голова, не желал руководить рытьём окопов, постройкой защитных сооружений и мостов, потому и напросился в действующую пехоту – 16-ю пехотную дивизию под командованием генерал-лейтенанта Скобелева, куда его, в конце концов, взяли прапорщиком. Природная смекалка, точный глаз и инженерный расчёт сослужили Сушко достойную службу. Кроме хорошего командира, Лавр слыл заправским разведчиком. В сражении при Шейново Сушко получил первое ранение, слава Богу, не тяжёлое, а потом и первую награду – медаль «За храбрость». Не смотря на победные реляции в столицу, война шла тяжело и кровопролитно: офицерские потери оказались весьма чувствительными – турки, в первую очередь, выбивали людей в погонах. Так Лавр стал поручиком, а затем и командиром пешего разведотряда дивизии, в который входили опытные унтеры и солдаты-ветераны, хорошо знавшие турецкий и повадки противника. При осаде Плевны Сушко получил второе ранение, а позже и вторую воинскую награду – серебряную медаль (1-я степень) за участие в русско-турецкой войне 1877–1878 гг. На её аверсе был высечен шестиконечный православный крест, а на реверсе находилась надпись «Не намъ, не намъ, а Имени Твоему» в честь императора-победителя Александра II. Войну он закончил в чине капитана. Войска с победой вернулись домой, а перед Лавром встал очередной важный вопрос: оставаться ли в армии дальше или уволиться на гражданскую службу, теперь его воинский чин соответствовал титулярному советнику – гражданскому чиновнику девятого класса. За Сушко не стояли влиятельные армейские начальники или друзья, потому в мирное время сделать блистательную воинскую карьеру Лавру не светило – можно до старости оставаться в майорах. В армии Сушко некому было двигать наверх, даже при всех его выигрышных воинских качествах и боевом опыте. Получалось так, что деятельный по натуре Лавр искал и не мог найти себе достойное применение.

После возвращения с войны он перебрался в квартиру родителей на Офицерской 13, но чуть ли не взвыл от тоски и одиночества, запаха стоялой пыли и запустения: здесь всё напоминало о ещё не пережитом горе. Не снимая мундира и наград Сушко целыми днями бесцельно бродил по окрестным улицам, а нужное решение так и не приходило. В один из вечеров, возвращаясь домой, Сушко стал свидетелем нападения грабителя, угрожавшего жертве – прилично одетому господину средних лет, ножом. Нападавший пытался отобрать у прохожего часы и кошелёк. Лавр, не раздумывая, вступился. Но такого от себя Сушко совсем не ожидал: детская обида, злость и мстительный порыв утроили его силы и скорость реакции – отработанным движением выбив у грабителя нож, Лавр пустил в ход кулаки. Разбойник уже стонал, хрипел и плевался кровью, но Лавр продолжал бить, не жалея сбитых костяшек пальцев. Сушко так отделал лиходея, что тот из нападавшего превратился в потерпевшего с телесными повреждениями. Троицу задержал наряд городовых, и всех участников инцидента доставили в первый участок Коломенской полицейской части, что располагался в доме по Офицерской 40. Предстояло неприятное разбирательство и возможное задержание Сушко, но тут ему неожиданно повезло. Старшим наряда оказался Аким Злобин – унтер, с которым вместе воевали в разведотряде, и бывший подчинённый узнал командира.

– Ваше благородие, Лавр Феликсович, не стоит горевать из-за налётчика. Начальник отделения хороший и справедливый человек, а я за вас похлопочу. Побудьте туточки немного, – успокоил Сушко старый знакомец.

Лавру непривычно было видеть сослуживца в другой форме, но его обрадованный, задорный взгляд внушал доверие.

– Как служится на новом месте, Аким? – спросил Сушко.

– А куды ж мне деваться, ваше благородие. Семья ведь имеется – всех кормить надоть… А моя воинская пенсия токмо 6 рублей 45 копеек в год – собаку не прокормишь. Потому и двинул в полицию. Здесь-то меня хорошо приняли, ветеранов уважают. Их теперича много в полицию идёт, – второпях ответил Злобин и быстро удалился.

Уже через двадцать минут конвойный отвёл Сушко к начальнику отделения. В небольшой комнате за рабочим столом сидел человек в тёмно-зелёном полицейском мундире – стоячий воротник, обшлага из чёрного бархата, гербовые пуговицы из металла жёлтого цвета, галунные погоны с просветами и звёздочками. Лицо выглядело усталым, но глаза – живыми, заинтересованными, взгляд скорее понимающий, чем осуждающий.

– Добрый вечер, господин капитан. Как вас величать по имени-отчеству? Я Алексей Иванович Стержнёв, начальник этого отделения. Ваш знакомец уже поведал мне суть случившегося… А из криминальной передряги вы выручили совсем непростого человека, а помощника городского судьи, который тоже о вас замолвил веское слово, – такими словами полицейский начальник встретил Лавра Сушко, а из уважения к его офицерскому мундиру встал и говорил стоя, потом решительным тоном добавил. – Присядем, есть разговор.

– Очень приятно, Алексей Иванович. А я Лавр Феликсович Сушко. Из мещан, холост и без службы, проживаю по адресу Офицерская 13. Две недели как из армии. До войны закончил Николаевское военно-инженерное училище. О произошедшем сожалею… Но такие вот грабители лишили меня отца и матери, когда мне было двенадцать… Сами понимаете… Не удержался, – ответил Сушко стоя, и лишь потом опустился на стул.

– Лавр Феликсович, нужно уяснить для себя, что война ваша закончилась, а вы уже не в окопах, и здесь нет явных врагов-турок, которых непременно нужно уничтожить. Со временем вы к этому привыкнете, пооботрётесь в мирной жизни. Кстати, вы задержали грабителя-рецидивиста Фрола Ожогина по прозвищу Косоротый, который год как в розыске. Он хоть и махровый преступник, клейма ставить негде, но меру государственного, так сказать «мордобоя», ему определит только суд, – начал разговор Стержнёв. – Естественно, мы отправим преступника в Сыскную, но предварительно я с ним приватно побеседую. Дабы избежать жалобу прокурорским, надзирающим за работой полиции с задержанными.

Не доходя до главной части разговора, Стержнёв остановился, теперь для продолжения беседы нужно было, чтобы собеседник взял нужный настрой.

– Спасибо, Алексей Иванович. Я понимаю, что, самовольно избив налётчика, поступил против закона, но в тот момент очень хотелось взять на себя роль судьи… Расквитаться с прошлым, которое не оставило меня и на войне. Да, я поступил неправильно и сожалею об этом. Вы меня задержите? Что мне грозит? – почувствовав паузу, Лавр обратился к полицейскому начальнику с вопросом, на который у него пока не было ответа.

– Даже, если вы привыкнете к гражданскому житью, Лавр Феликсович, вы всё равно останетесь человеком с военной косточкой, готовым к неожиданностям, виду крови и смерти, привычным к чрезвычайным ситуациям, человеком, отдающим и выполняющим приказы. Знаете ли, у нас здесь идёт своя война – с ворами, грабителями, налётчиками и убийцами, которые порой, честное слово, хуже турок. Не хотите ли повоевать с ними без конницы, пушек и ружейной пальбы? И в разведку тоже прийдётся ходить, – вновь серьёзным голосом заговорил Стержнёв.

– Как это? – скрывая недоумение, спросил Лавр. – Я не понимаю вас, Алексей Иванович. Вы что предлагаете мне стать революционером?

В ответ полицейский начальник улыбнулся – момент истины настал, и ответил:

– Нет, я предлагаю вам стать офицером полиции, господин, судя по наградам, геройский капитан. У нас тоже есть свои солдаты и офицеры, и даже генералы. Но главное наше оружие – закон и правосудие. Лавр Феликсович, почему бы нам вместе не повоевать с преступностью? Уверен, у вас это получится не хуже, чем в армии. Решайтесь, голубчик, я же вижу, что вам себя девать совсем некуда. В случае согласия вас не будут преследовать за избиение Ожогина, а происществие будет квалифицировано, как сопротивление полиции при задержании особо опасного.

– Помилуйте, Алексей Иванович, но ведь я не знаю полицейской службы, – возразил Сушко. – Как же я стану служить?

– Так ведь и я не родился полицейским, – ответил Стержнёв. – Опыт приходит в след за временем кропотливой работы. Тем более, что это ваш родной город и вы его хорошо знаете.

И Лавр Сушко, может быть, впервые в жизни серьёзно задумался о карьере не как о способе получения средств к существованию, а как о деле, которому следует посвятить жизнь – служить по-настоящему, а не прислуживать недостойным, и долгое, болезненное решение пришло само собой.

– Когда приступать, господин начальник? – решительным тоном спросил Сушко.

– Завтра утром явиться сюда для начала оформления на службу, – строго, теперь как начальник подчинённому, ответил Стержнёв. – И поздравляю вас с первым успешным задержанием.

Место для надзирания Лавру Сушко досталось весьма хлопотное. Коломенская полицейская часть располагалась в пределах рек Фонтанка, Мойка, Пряжка, Большая Нева, а также Крюкова канала. Она состояла из трех островов – Малой Коломны, впоследствии Коломенского, Большой Коломны, впоследствии Покровского и Матисова острова. На западе к Коломнской примыкали Адмиралтейские верфи. Основное население части составляли адмиралтейские служащие и инженеры-кораблестроители, крупные чиновники, состоятельные ремесленники и купцы, петербургские и провинциальные дворяне. Близость Мариинского театра и Консерватории способствовала заселению района музыкантами и актёрами, а построенная синагога привлекала сюда большую часть еврейского населения Санкт-Петербурга. Достаток и роскошь сочетались с бедностью, знатность рода с безродностью, христианство – с магометанством и иудаизмом, тяготы жизни – с разгульным поведением представителей искусства. Разность населения Коломенской порождала и широкий спектр преступлений, в том числе, уголовных.

Учебников и руководств по полицейской науке не существовало. И новички занимались самообразованием под руководством опытных кадров. Таким наставником для Лавра стал сам Алексей Иванович Стержнёв. Местами обучения и приобретения практического опыта для Сушко оказались Сенной рынок и рынок в районе Апраксина двора. Там, помимо прочей, велась практически вся криминальная торговля столицы, как магнитом притягивая к себе преступников всех мастей, потому и обстановка здесь справедливо считалась самой криминогенной в городе. Именно тут Лавр и добывал необходимую информацию о своих подопечных – ворах, грабителях и торговцах краденым, параллельно изучая обычаи и нравы преступного мира, его законы и традиции, нарабатывал необходимые навыки: как отличить преступника от других людей, как отследить его контакты и связи, как брать с поличным, как собрать необходимые вещественные доказательства, уличающие преступника, как искать свидетелей и работать с ними.

Толкаясь среди базарного люда и непринуждённо разговаривая с любым встречным, Лавр в образе простого покупателя приобретал первые знания и наработки в новой для себя профессии, оттачивал мастерство полицейского. И дело это получалось у него хорошо. Уже через три года после начала службы в полиции Сушко получил свою первую профессиональную награду – медаль «За безусловные отличия при поимке воров и убийц», Лавр оличился при задержании у Калинкина моста шайки вооружённых налётчиков Саввы Петрухина. Ещё через три года Лавр получил повышение до должности помощника начальника отделения, но тяготение к уголовному сыску его так и не оставило.