Текст книги "Страсти по Вечному городу"
Автор книги: Всеволод Кшесинский
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Гарик снова погрузился в меланхоличное молчание. История действительно грустная.
Но Лёку Ж. ничего не смутило.
– Что-то у меня разыгрался аппетит после мороженого, – сказала она. – Может, сходим в какой-нибудь бар?
Гарик очнулся и предложил на выбор любой из ресторанчиков, которые находились на идущей от фонтана Пчел виа Венето – «Excelsior», «Majestic», «Ambasciatori», «Cafe de Paris»… Лёка Ж. недовольно поморщилась и пожелала посетить какое-нибудь настоящее итальянское заведение.
Гарик радостно кивнул и повел нас к своему фиату.
Наступил вечер. Римляне спешили домой, на улицах стали возникать глухие пробки, но где-то через полчаса мы добрались до моста Гарибальди, с которого нам открылся вид на единственный в Риме остров – остров Тиберина, как корабль, разрезающий воды извилистого и вечнозеленого Тибра.
Лёка Ж. порылась в своей памяти и извлекла из нее сказку Джанни Родари «Рыбак с моста Гарибальди» в переводе Евгении Козыревой.
– «Джорджо-Джузеппино забросил удочку и сказал, – продекламировала Лёка Ж., – „Рыбка-омбрина, плыви к фра Мартино!" И рыбы понеслись к его удочке со всей реки и даже с моря… Когда на крючок сам собой поймался громадный тунец, Джузеппино пришлось позвать на помощь двух водителей автобуса № 60 и пару официантов».
Гарик съехал с моста и припарковался на набережной напротив острова. Лёка Ж. вышла из машины, села на парапет и уставилась на одиноких рыбаков, закинувших удочки в болотно-зеленые воды Тибра.
– А здесь действительно можно поймать тунца? – спросила она Гарика с интонацией заядлого у рыбака.
– Бо! Кто его знает, – ответил он. – Очень грязная вода… тут больше ходят загорать, а не рыбу ловить…
Лёка Ж. встрепенулась, извлекла из глубин своей памяти какой-то кусок информации, и произнесла нараспев:
– Река была белой, звалась она Альбула. В ней утонул Тиберин Сильвий. Сделал его Юпитер богом, реки покровителем сделал, реку же в память Тибром назвали. Это мужик с бородой словно струи воды…
– Сама сочинила? – поинтересовался я.
– Мы, девушки, существа очень способные и любознательные, – ответила Лёка Ж. – Не то что вы, мужчины. Вот ты, например, знаешь, что дальше было?
Гарик посмотрел на меня с усмешкой. Ну что ж… Об основании Рима я мог бы рассказать и после веселой ночи.
Древний город Альба-Лонга, возведенный еще в начале II тысячелетия до нашей эры, стал погружаться в пучину порока. В VIII веке до нашей эры царь Амулий, дабы избавиться от нежелательных наследников, приказал положить в корзину своих внучатых племянников, младенцев Ромула и Рема, и бросить в Тибр. Корзину прибило к Палатинскому холму, где малышей вскормила волчица, а заботились о них дятел и чибис. Выросшие братья построили на холме город, который стал называться Римом, собрали войско и разрушили Альба-Лонгу.
Постепенно Тибр стал главным судоходным путем. Реку называли Отцом Тиберином (Tiberinus Pater) и поклонялись ей как божеству, отцу всех рек.
Но со временем Тибр обмельчал и засорился. Частые наводнения и отходы Большой клоаки, системы древней канализации, оставляли толстые слои ила и грязи. После открытия порта во Фьюмичино в I веке нашей эры поддерживать навигацию по Тибру не было смысла.
– Да, – подтвердил Гарик. – Теперь по Тибру ходят только прогулочные катера и пароходы. – Гарик повел нас по узкой набережной, чтобы из-под густой кроны тропических деревьев рассмотреть остров Тиберина, слева упирающийся острым носом в мост Гарибальди, а справа уходящий под античные мосты Честио и Фабричо.
По пути Гарик поведал, что остров возник в VI веке до нашей эры после изгнания из Рима последнего древнеримского царя Луция Тарквиния Гордого, известного тиранией, жестокостью, зверствами и святотатствами. Сынок его пошел в папашу – Секст Тарквиний, угрожая оружием, изнасиловал жену римского патриция Коллатина, Лукрецию.
– Стоп! Стоп! – закричала Лёка Ж. И она снова принялась декламировать:
Гарик продолжил трагедию Шекспира своим рассказом о несчастной Лукреции, которая обо всем поведала мужу и заколола себя на его глазах. Родственники Лукреции вынесли ее тело на форум и призвали граждан изгнать тирана. Восставшие граждане захватили поля Тарквиния, на которых колосилась пшеница, обмолотили собранный хлеб, поделили его между собой, а снопы бросили в Тибр. Снопов было так много, что из них и возник остров.
– Верна, верна супругу! – декламировала Лёка Ж. – Свет небесных звезд! И не небесных… Свет!
Затем Гарик поведал другую легенду, по которой остров появился в 291 году до нашей эры. Тогда на Рим напал страшный мор, и римляне отправились на корабле в греческий город Эпидавр, где стоял храм бога здоровья Асклепия (у римлян – Эскулап). Из храма навстречу им выползла огромная змея, которую римляне доставили на корабль и привезли в страдающий от эпидемии город. У римских берегов Тибра змея соскользнула в воду, а корабль, на котором она прибыла, тут же превратился в остров. Местные жители построили на острове храм Эскулапа, и мор прошел.
На самом деле форма лодки придана острову гораздо позже – в память о легенде. От храма Эскулапа сегодня остались только колодец и несколько колонн. На месте античных руин в XVII веке основали госпиталь. Потом его сменила больница Сан-Джованни-ди-Дио, ее еще называют «Фате-бене-фрателли», что означает: «Братья, творите добро».
Тут Гарик рассказал о брате Джованни Батисте Орсениго, который в конце XIX века работал в Фате-бене-фрателли дантистом. Монах вырывал зубы прямо руками. И делал это так споро, что пациенты даже не успевали почувствовать боль. Очередь к врачу-чудодею выстраивалась с острова до берега Тибра. А после смерти монаха в его келье нашли несколько корзин с вырванными зубами.
– Столько извращенцев на один город! – Лёка Ж. неодобрительно покачала головой и вспомнила о голоде, мучившем ее последний час. – Гарик, где твой ресторан, в конце концов?
– Здесь, – ответил тот и широким жестом показал на дома, стоявшие на набережной. – В Трастевере.
Трастевере – это настоящий, вечный и сочный, как в фильмах Феллини, Рим. Хотя долгое время он и Римом-то не был. Недаром район называется Трастевере – от латинского trans Tiberim – «за Тибром».
Сначала здесь жили этруски, потом селились пришлые сирийцы и евреи. И лишь в I веке до нашей эры император Октавиан Август сделал Трастевере изолированным районом Рима. А в III веке нашей эры император Луций Доминий Аврелиан оградил этот район новыми городскими стенами, признав его полноценной частью города.
Узкие и тесные улочки сплетаются здесь в такой плотный клубок, что даже если пользуешься картой, нет никаких гарантий попасть с одной виа на другую.
Между домами натянуты веревки, на которых сушится белье. Упитанные итальянки выглядывают из окон, чтобы пообщаться с соседями, которые стоят внизу на уличной брусчатке.
Сокрушенно вздыхая, Гарик сообщил, что в 1870 году район Трастевере разделили надвое наглым, прямым и широким проспектом. Это шумный проспект Трастевере с грохочущими трамваями, с магазинами, больницами, фабриками и орущим рынком, на котором продается все – от безразмерных хлебов и сыров до свежих фруктов и рыбы. Многие ругают его за неуместность в этом уютном районе. Но проспект этот – всего лишь маска, в гипертрофированных чертах которой проглядывает истинный облик Трастевере, где бурлит и фонтанирует жизнь, реальная и показная.
Гарик припарковал машину, и мы втроем отправились по узким улочкам и тесным пьяццале. На одной из них Лёка Ж. углядела снек-бар и ринулась внутрь, полагая, что это как раз ее формат. На витрине лежали колоссальные гамбургеры, чизбургеры, сэндвичи, хот-доги, в каждый из которых был воткнут маленький флажок страны, где предпочитают данное кулинарное извращение. Представляю, сколько презрения вложили повара в эти грандиозно неизысканные произведения кулинарного антиискусства.
Лёка Ж. намеревалась попробовать непременно каждый продукт, выразительно поглядывая на Гарика, чем давала понять, что готова толстеть и делает это с удовольствием.
Но мы с Гариком уговорили ее потерпеть еще немного, чтобы насладиться настоящим итальянским ужином в настоящем итальянском ресторане.
– А в туристические бары ходить нельзя, – объяснил Гарик, – потому что там готовят плохо. Как для туристов.
Мы вышли на пьяцца ди-Санта-Мария-ин-Трастевере – самый центр этого района. Посреди площади стоял скромный восьмиугольный фонтан с морскими раковинами. На его ступеньках, как на палубе Ноева ковчега, сидели экзотичные бомжи с крашеными в яркий малиновый цвет волосами, негры, американцы, японцы, алкаши в суровых и грязных куртках, итальянские подростки в чистых и обтягивающих джинсах. Алкаши ругались, японцы жевали бутерброды, подростки пили, американцы хохотали.
За фонтаном располагалась тоже скромная по римским меркам терракотовая базилика со строгой четырехугольной башней с часами. Это базилика Санта-Мария-ин-Трастевере, построенная в III веке. Гарик поведал легенду о том, что на этом месте за несколько десятилетий до рождения Христа из-под земли пробился фонтан черного масла. Впоследствии христиане интерпретировали это как знак новой эры и вечного источника жизни. Сегодня полагают, что черное масло – на самом деле нефть, так как и сейчас в почве Трастевере обнаруживают нефтеносные слои.
Мы прошли мимо базилики, свернули в переулок, снова свернули, еще раз, еще и еще… В конце концов оказались возле небольшого бара с двумя столиками снаружи и шестью внутри. Гарик поздоровался с барменом и повел нас… на кухню.
Пройдя сквозь наполненное запахами пиццы, тушеного мяса, овощей и приправ помещение, мимо больших плит, на которых жарилось, варилось и дымило, мимо неспешных поваров, лениво нас поприветствовавших, мы оказались у ничем не приметной двери. Гарик отворил ее, и мы ступили в коридор со стеклянным полом. Внизу бурлила пивоварня, по прозрачным трубам подавалось наверх свежее пиво.
Миновав коридор, мы подошли к следующей двери, за которой открылся трехэтажный ресторан.
Похоже, Гарика тут хорошо знали – во всяком случае, здоровались с ним все, кто нам встречался. Мы поднялись на третий этаж, откуда открывался вид на плоские крыши и увитые плющом стены. Хозяин ресторана лично принес меню – две страницы, полностью исписанные мелким почерком. По-моему, блюд в нем было гораздо больше, чем нужно нормальному человеку. Карбонара, аматричана, тестароли с песто, равиоли с каштанами, артишоки, бычий хвост, ригатони с утиным рагу под трюфельным соусом, ягненок с цветками тыквы, фисташковое суфле… Не было только цен. Лёка Ж. в растерянности заморгала:
– И как же тут выбирать?
– А выбирать не надо, – успокоил Гарик, – они сами.
– И платят они тоже сами? – Я прикидывал, сколько мы можем заплатить за это невинное удовольствие последовать вкусу повара и его аппетиту, а еще аппетиту Лёки Ж.
Хозяин забрал меню и удалился, пообещав, что все будет prelibato – очень вкусно. Вскоре нам принесли два поллитровых графина вина и три бокала.
Выпив вино, Лёка Ж. тут же захотела кофе, но хозяин сделал круглые глаза, искренне поразившись тому, что синьорина пожелала кофе сейчас. Лёка Ж. имела неосторожность настаивать: ну да, она «уонт ит нау». Хозяин ресторана отрезал: «Dopolo il pospasto! Онли афтер дизёт!» – обиделся и ушел.
– А когда будет десерт? – жалобно спросила Лёка Ж. Гарика.
– После второго блюда, – сообщил он.
Однако еще перед первым блюдом нам принесли антипасто – четыре огромных тарелки с баклажанами, помидорами, шампиньонами и прошутто. Затем подали минестроне, овощной суп, затем артишоки, затем аббаччо-аль-каччаторе, ассорти из мяса барашка и молочного поросенка, затем равиоли с каштанами…
Этому пиршеству не было конца. Часа через два мы добрались до десерта, ромового бисквита с ванильным кремом. Лёка Ж. ела его без воодушевления. К десерту ей подали желанный кофе – маленькую чашечку крепкого эспрессо с граппой, виноградной водкой.
С трудом поднявшись из-за стола, Лёка Ж. отправилась в туалет. Пока ее не было, нам подали счет. Я открыл его, чтобы посмотреть сумму и внести свою часть, но Гарик горячо запротестовал, почти выхватив меню. Я не стал возражать – на это у меня уже не было сил. К тому же, как я успел заметить, весь этот пир обошелся нам фантастически дешево – 48 евро на троих.
– Это и был твой сюрприз? – вяло поинтересовалась Лёка Ж. у Гарика, вернувшись из уборной.
– Нет, сюрприз еще впереди! – Гарик опять хитро подмигнул и бодро вскочил.
Откуда столько сил у человека?
– Едем теперь… – энергично начал он.
– Это без меня, – перебил я. – Я лучше домой, прилягу…
Гарик так обрадовался, что даже отвез меня на виа Кальтаджироне. Лёка Ж. еще какое-то время пыталась заставить меня поехать с ними, упирая на то, что обязательно потеряет ключи, а я усну как сурок, и она не попадет домой. Но я забрал у нее ключи и вручил Гарику. Если он хотел от меня избавиться, накормив сытным ужином, то ему это удалось. Гарик увез Лёку Ж. на ночную прогулку, а я, вернувшись домой, упал на диван и сразу уснул мертвецким сном, так и не узнав, в чем заключался сюрприз от Гарика.
Глава 9
Театр кукол
– Вставай… – услышал я сквозь сон и с угрозой процедил:
– Молчи!!!
Я открыл глаза. Лёка Ж. по обыкновению устроилась на диване у меня в ногах. Она явно не ожидала, что я так бесцеремонно нарушу ее утренний ритуал. Но мгновение растерянности уже прошло, и по ее взгляду было понятно, что Лёка Ж. намеревается заявить горячий протест. Она даже приоткрыла рот и набрала воздуху.
– Молчи. Или я буду бить больно, – спокойно предупредил я.
В глазах Лёки Ж. читалась напряженная работа мысли. Возможно, она решала, что лучше: обидеться, чтобы восстановить собственное достоинство и вызвать у меня чувство вины, или перевести все в шутку. После тяжелых раздумий Лёка Ж. остановилась на втором варианте.
– Не бей меня, а то я стану гадить по углам, – сказала она и улыбнулась, любезно пояснив: – Так мой кот говорит, когда я хочу его наказать.
Боже всемилостивый! Она еще и с котами разговаривает…
Лёка Ж. слегка наклонила ко мне лохматую голову, словно сама она – большая рыжая кошка, которая ждет ласки хозяина. Я приподнял руку, еще чуть-чуть, и действительно погладил бы ее кудрявый загривок. Но вспомнил, с кем этот загривок шлялся ночью, и удержался.
– Ну и куда возил тебя твой хахаль? – поинтересовался я нейтральным тоном.
– Ой. – Лёка Ж. вернулась к обычному возбужденному состоянию. – Мы ездили на этот холм… как его… Анукул…
– Яникул, – поправил я. – Поздравляю.
– Спасибо, – поблагодарила Лёка Ж. и начала делиться впечатлениями. Мол, оттуда виден весь город в огнях и все такое… Я напомнил, что мы оба уже видели эту иллюминацию. И Лёка Ж. вынуждена была признать, что в прошлый раз она мало чего запомнила, зато теперь… Но я не дал сбить меня с темы и уточнил:
– И что, вы всю ночь провели на холме?
– Нет, конечно, мы еще ездили… – начала Лёка Ж., но почему-то осеклась.
И тут же радостно поведала, что выяснила у Гарика, где тут все нужные ей бутики. Оказывается, их надо искать совсем не на виа Национале, как Лёка Ж. думала, а на виа дель-Корсо. Она выразительно глянула на меня и со значением добавила, что эта улица от нас совсем недалеко. Поэтому сегодня после штурма Колизея мы отправимся на пьяцца Венеция, а оттуда на виа дель-Корсо…
– Смотрю, ты уже хорошо ориентируешься… – заметил я.
– Еще бы! – гордо сказала Лёка Ж. – Мне Гарик вчера раз десять объяснил, показал на карте и даже провез по всему маршруту. А в воскресенье мы с тобой пойдем на Порта-Портезе – это у них такая барахолка, где можно купить «Версаче», «Дольче и Габбана» всего за пять евро.
– Всех трех и за пять евро! – изумился я.
– Нет, я думаю, за пять евро каждого, а трех – за пятнадцать… – подсчитала Лёка Ж.
Затем она рассказала, как Гарик свозил ее к Порта-Портезе и объяснил, чего следует остерегаться. На этом рынке запросто могут подсунуть какую-нибудь рваную одежду, поэтому нужно очень внимательно ее рассмотреть. И если нашел целую вещь, то ни в коем случае не выпускать ее из рук, а то могут опять подменить на рваную. А еще – кто бы мог подумать – на рынке могут ограбить! Украдут кошелек, пройдешь пару шагов, а его уже продают в ближайшем ларьке…
– Вот как опасно там даже днем! – заключила Лёка Ж.
– Поэтому вы поехали туда ночью? – уточнил я.
– Гарик предупреждал, что ночью там страшно, – признала Лёка Ж., – но мне очень хотелось глянуть на этот прекрасный рынок, чтобы потом, когда мы с тобой туда пойдем, я не заблудилась. Правда, там оказалось очень темно… Но я запомнила путь.
– Ты что, как Мальчик-с-пальчик хлебушка по пути набросала? – поинтересовался я, уже с трудом сохраняя серьезность.
– Мальчик-с-пальчик бросал белые камушки, – поправила Лёка Ж., не чувствуя подвоха. – Потому что камушки никто не ест и их можно разглядеть в темноте… У меня не было с собой белых камушков. Зато чего я только не углядела в темноте!
И Лёка Ж. начала увлекательное повествование о том, как они с Гариком отправились от рынка Порта-Портезе гулять по улочкам ночного Трастевере. А там… Лёка Ж. вдруг замолчала и покраснела.
– Ну, не томи уже! – поторопил я. Помявшись для приличия, мол, воспитание не позволяет и так далее, она собралась с духом и призналась, что когда увидела, то сначала даже не поверила… Там прямо на улице кто-то спал! Лёка Ж. подумала, что человеку плохо, надо помочь. А он, оказывается, просто спит, прямо на камнях.
Я разочарованно хмыкнул и хотел вернуться ко сну, но тут Лёка Ж. наконец-то решилась:
– Это еще не всё! Рядом… Ну, совсем рядом… Парень с девушкой… – Она замолчала, подыскивая нужное слово.
– Трахались, что ли? – помог я.
– Фу, Сева! – фыркнула Лёка Ж. – Они предавались плотским утехам. Вот! И ни на кого не обращали внимания.
Разумеется. Плотские утехи требуют предельной сосредоточенности… Какая, однако, длительная у них с Гариком была прогулка.
– Так это и был сюрприз Гарика? – спросил я.
– Не совсем. Но в целом – да… – ответила Лёка Ж., отведя взгляд.
Нарочито бодро она принялась тормошить меня, требуя, чтобы я немедленно поднимался. Иначе мы опять не успеем в Колизей. А еще Гарик объяснил, как ходить в музеи бесплатно, – ведь нам нужно экономить! Поэтому мы должны зайти в «Табакки», пока он не закрылся на сиесту, и купить карточку «Рома-пасс». Она стоит двадцать пять евро, и по ней можно посетить бесплатно аж два музея!
– Тебе не кажется, что если мы покупаем карту за двадцать пять евро, то это уже не бесплатно? – обратил я Лёкино внимание на явное несоответствие суммы слагаемых результату.
Лёка Ж. подумала и решила задачу по-своему:
– Наверное, это дешевле. Теперь пойду в душ, а ты приготовь кофе.
– Вот уж нет. Разбудила – теперь жди, пока помоюсь, – сказал я.
Не успела Лёка Ж. опомниться, как я подскочил и перебежал в ванную комнату. У меня даже колено прошло – как будто и не болело вовсе. Заняв позицию, я приоткрыл дверь и крикнул:
– И впредь не буди меня, пока ванная не будет свободна!
После чего заперся и с наслаждением встал под холодные струи воды.
Вернувшись, я застал Лёку Ж. за ее любимым занятием – она проверяла почту, сидя за ноутбуком, курила и ожесточенно стучала по клавишам.
– Какая бурная переписка! – заметил я.
– Нет! Нет! Нет!!! Инет отвалился. Как же… Как же я теперь всем напишу! – Лёка Ж. страдальчески воздела руки, потянулась, затушила окурок в кофейном блюдце и успокоилась. – Ладно, потом напишу, а теперь – в душ.
Она оставила ноутбук и убежала в ванную. Я заварил кофе, прикурил сигарету и уселся у раскрытого окна с видом на кампанилу с остановившимися часами.
Часа через два мы покинули квартиру. Первым делом направились в «Табакки». Продавец, наверное, уже намыливался на сиесту и очень недовольно поинтересовался, чего желает синьорина. Узнав, что синьорина хочет приобрести «Рома-пасс», он как фокусник одним движением руки материализовал карточку на прилавке и сразу попросил оплату. Но Лёку Ж. так просто не возьмешь – на вполне законных основаниях она потребовала разъяснений, как этим пользоваться. В ходе долгих переговоров, сопровождаемых переводом с двух языков на русский и обратно, мы узнали, что вожделенная карта бесплатных посещений действует только три дня.
– Это что, я теперь должна как савраска без узды три дня подряд носиться по музеям! – возмутилась Лёка Ж., выйдя из «Табакки» и оставив продавца в крайне нервном состоянии.
– Конечно, лучше по бутикам носиться, – заметил я. – Там точно бесплатно, потому что покупать не на что…
– Спасибо, что напомнил, – неожиданно поблагодарила меня Лёка Ж. – Пойдем скорее, пока не закрылось. Я присмотрела замечательные босоножки. Сейчас покажу.
Началось… Нет уж. С меня довольно.
Я пообещал Лёке Ж. не мешать в столь интересном ей занятии и твердо решил отправиться в Колизей немедленно.
Лёка Ж. надулась, прошла пару шагов вперед и остановилась, разыгрывая оскорбленную невинность. Все слова она уже использовала на виа Национале, поэтому сцена была немой. Я развернулся в противоположную сторону и тихо улизнул, скрывшись в соседнем магазинчике. Впредь, когда Лёка Ж. в очередной раз захочет продемонстрировать свои актерские способности, она хотя бы станет играть лицом к зрителю.
Не успел я зайти в магазин, как услышал Лёкин визг:
– Помогите!!! Помогите!!!
Ну ни на секунду оставить нельзя! Я выскочил на улицу, ожидая увидеть, как Лёка Ж. отбивается от грабителя или секуального маньяка. Но разглядеть ничего не удалось, потому что ее плотно обступили прохожие, над которыми возвышался продавец из «Табакки». Он гладил Лёку Ж. по голове!
Я подбежал ближе, пролез сквозь толпу. Лёка Ж. горько плакала. По щекам ее текли черные струйки туши.
– Ты чего? – спросил я, взяв ее за руку.
– Куда ты делся? Я оглянулась – тебя нет. Думала, тебя украли. Испугалась, – скороговоркой ответила она, всхлипывая.
– Детский сад какой-то, – вздохнул я.
Я сообщил окружившим нас зевакам, что «тутто бэнэ», все в порядке. Сердобольные прохожие стали расходиться, желая Лёке Ж. счастья в личной жизни. Продавец с укоризной покачал головой. Лёка Ж. тяжело вздохнула и утерла щеки, размазывая тушь. Надо бы ей умыться…
– Довэ си трова ляккуа? – спросил я у продавца, где находится вода.
Странный вопрос, но продавец меня тем не менее понял.
Он показал рукой на маленькую треугольную площадку позади нас и сказал:
– Nasone.
– Назоне? – переспросил я.
– Si, nasone, – подтвердил продавец и, видя, что я не понимаю, провел рукой в воздухе большую дугу от носа. Видя, что я так ничего и не понял, он снова показал на площадку и с досадой сморкнулся.
Лёка Ж. оглянулась туда, куда продавец все время махал рукой, и догадалась:
– Это он про колонку говорит. Видишь, там колонка…
Я обернулся и действительно увидел колонку в виде серого столбца с наклоненным отростком трубы у верха.
– А нос тут при чем? – спросил я.
– Наверное, они называют колонку носищем – из нее так же течет, – сказала Лёка Ж. и шмыгнула.
Продавец изрек, что синьорина не только bella, красивая, но и intelligente, смышленая. Мы поблагодарили его за помощь, распрощались и пошли к «носищу».
– Слышал, как он меня назвал? – сказала Лёка Ж., умывшись. – А ты меня на улице бросаешь! Не делай так больше никогда.
– Хорошо, не буду, – пообещал я, вздохнув, и предложил вернуться домой, чтобы Лёка Ж. могла привести себя в порядок.
– А что, я так ужасна? – Она схватилась за свою сумочку и быстро вытащила зеркальце.
– Нет, ты прекрасна, – сказал я. – Но без грима…
– Без макияжа, – поправила Лёка Ж., рассматривая себя в зеркальце. – Да бог с ним, присядем вон на ту лавочку, и я по-быстрому…
Лёка Ж. действительно по-быстрому уложилась минут в сорок. Завершив священнодействие над своим лицом, она внимательно оглядела меня и пришла к выводу, что мне тоже не мешает привести себя в порядок.
– Ты хочешь, чтобы я тоже накрасился? – испугался я. Конечно, теперь, когда я так виноват…
– Нет, краситься не надо, – успокоила меня Лёка Ж. – Но переодеться не мешает. Вечером.
– А что будет вечером? – насторожился я. И Лёка Ж. объяснила, что вечером мы пойдем в ночной клуб «Муккассассина». Гарик сказал ей, что это отличный клуб для тех, кто хочет познакомиться с традициями и обычаями местного населения. Там собираются знойные мачо с демоническим взглядом и бугристыми мускулами…
– Ты только послушай: «Муккассассина»… – произнесла Лёка Ж., подражая Гарику.
– По-моему, это что-то неприличное, – недовольно заметил я.
– Это «корова-убийца» по-нашему, – пояснила Лёка Ж.
Она хотела что-то еще рассказать о клубе с таким странным названием, но я напомнил, что мы собирались в Колизей, и, взяв ее за руку, повел в нужном направлении.
По пути к Колизею нам встретился небольшой продуктовый рынок, вытянувшийся на полквартала. Лёка Ж. забыла о том, куда шла, начала носиться от прилавка к прилавку и восхищенно читать мне ценники вслух:
– Хлеб – 2 евро за килограмм! Молоко 1 евро 38 центов за литр! Свежая рыба – 6 евро за килофамм! Яйца куриные – 1 евро 5 центов за шесть штук! Колбаса – 6 евро 36 центов за килограмм! Прошутто – 7 евро 90 центов. Моцарелла – 5 евро 90 центов! Творог – 6 евро! Сыр «Горгонзола» – 7 евро 5 центов!
На мой взгляд, рыночные продукты были не так уж и дешевы. Но поскольку Лёка Ж. была теперь маниакально увлечена идеей экономии, то она, разумеется, сравнивала с ценами ресторанных блюд. Подсчитав, Лёка Ж. быстро сделала вывод, что купить килограмм моцареллы или прошутто выгоднее, чем пообедать в ресторане. С этим, конечно, не поспоришь. Но Лёка Ж. требовала, чтобы мы немедленно скупили всё, пока столь дешевые продукты не разобрали. Я предложил зайти на обратном пути.
– Ты что, издеваешься? – возмутилась Лёка Ж. – Ты когда-нибудь видел, чтобы этот рынок работал? Мы застали его открытым в первый раз в жизни и, может быть, в последний. Он, может, вообще раз в месяц функционирует. Спроси у этого симпатичного продавца колбас, когда он работает.
– Как же я спрошу, если слов таких не знаю! – ответил я.
– Ты же умный. Придумай что-нибудь, – потребовала Лёка Ж.
Я придумал. Показал рукой на левое запястье, намекая на часы, сказал «иль темпо» и добавил «лаворарэ». Продавец задумался. В буквальном переводе то, что я сказал, означало: «время работать». Похоже на приказ. Что крайне возмутительно, учитывая нелюбовь римлян к труду любого рода. Продавец внимательно меня изучал, и в его взгляде появлялась открытая неприязнь. Я решил, что наверное, лучше сделать ноги. Но тут его осенило, и он дал нужный ответ: «alle due ore».
Я поблагодарил продавца и сказал Лёке Ж., что все в порядке, можем двигать дальше.
– Что значит – все в порядке? – спросила она с подозрением. – Что тебе продавец-то сказал?
Я честно сообщил, что рынок закрывается в два часа. Лучше бы соврал…
– В два часа дня? – удивилась Лёка Ж. – Сева, уже час по-местному! Мы должны купить всё немедленно.
– И пойдем со всем этим скарбом гулять? – спросил я. Лёка Ж. твердо кивнула. – Хорошо, но с одним условием – все продукты ты понесешь сама.
– Я не могу. Я же девочка! – В Лёке Ж. проснулось природное кокетство.
Если так пойдет и дальше, то скоро она станет грудным младенцем… Я предложил компромисс: мы купим продуктов на завтрак, потом сделаем привал где-нибудь у Колизея и всё съедим, чтобы не нести дальше. Лёка Ж. согласилась. В принципе, ничего другого ей не оставалось. Хоть я сегодня и нашкодил, мое чувство вины совсем не безгранично.
Мы купили молоко, моцареллу, прошутто, чиабатту. И напоследок заглянули в милый ларек с винными бочками, где вино разливали по полуторалитровым пластиковым бутылкам – 2 евро за литр. Поспешившей к нам продавщице мы, как смогли, объяснили, что хотим сухое «вайн бьянко». Она с удивлением поинтересовалась, откуда явились носители такого странного диалекта, и, узнав, что из России, сразу ткнула пальцем в самую большую бочку, приговаривая: «Вэри-вэри стронг». Видимо, ей объяснили, что русские пьют только такое – чем ближе к водке, тем лучше.
Я отрицательно помотал головой и попросил «нон вэри стронг, перфаворэ». Продавщица удивилась еще сильнее, завела нас внутрь и показала на другую бочку, заверив, что это «molto gustoso», то есть очень вкусно.
– Не сомневаюсь, – сказал я, – за такую цену-то!
– Сева, в тебе мало оптимизма, – ответила мне Лёка Ж. и широко улыбнулась продавщице. – Си. Грация.
– Лёка, сколько раз тебе повторять: не грация, а грациэ, – назидательно сказал я, когда продавщица отправилась к бочке с вином.
– А в чем разница? – спросила Лёка Ж. с недоумением.
Как можно доступнее я разъяснил: разница в том, что grazia – это «грация», «изящество» и т. д., а grazie – это «спасибо», «благодарю». Гласные в итальянском имеют огромное значение! Скажешь парню amica, и он обидится. Потому что amica – это «подруга». А «друг» – это amico. Так что все гласные нужно произносить очень четко…
Лёка Ж. кивнула, но, по-моему, никаких выводов из урока итальянского не сделала.
Продавщица тем временем налила нам вина, подошла к кассе и, не выпуская бутылку из рук, попросила: «Uscite fuori». Что это означает, я понятия не имел. «Аут», – настаивала продавщица, кивая в сторону выхода. Она что, нас выгоняет?
– Она хочет, чтобы мы вышли, потому что у нее здесь касса, – объяснила Лёка Ж. и хмыкнула. – Тоже мне, языковед-любитель…
Нахваливая вино и перечисляя его достоинства, продавщица по-прежнему не расставалась с бутылкой. Она отдала алкоголь только тогда, когда получила деньги. Предусмотрительная…
– Спешел фор рашенс, – сказала она, протягивая карточку, на которой было написано ручкой: «5 %».
Затем продавщица объяснила Лёке Ж. – меня, видимо, в качестве собеседника она больше не рассматривала – в следующий раз, когда будем у нее что-нибудь покупать, получим скидку в 5 процентов. Лёка Ж. пообещала обязательно прийти и, расцеловавшись с любезной продавщицей, потянула меня к Колизею.
Однако рынок оказался не последним препятствием, которое нам предстояло преодолеть по пути к заветным руинам. Каким-то волшебным образом в наш маршрут все-таки затесался обувной магазин. Лёка Ж., конечно же, попыталась затащить меня внутрь, но после посещения виа Национале это было выше моих сил. Чтобы не возникло очередных сцен, я хитро закурил и не выпускал дымящуюся сигарету из руки на тот случай, если Лёка Ж. выглянет из магазина и возобновит свои попытки. Она не выглядывала.
