Текст книги "Страсти по Вечному городу"

Автор книги: Всеволод Кшесинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Жуть какая, – вяло отреагировала Лёка Ж. Теперь экскурсовод обратил наше внимание на египетский обелиск из красного гранита, стоявший на площади перед Латеранским дворцом. Его сделали для фараона Тутмоса III в XVII веке. Потом Константин привез его в Александрию и хотел ставить на вершине горы в Константинополе. Но не успел – умер. Его сын переправил обелиск в Рим и установил его на арене Чирко-Массимо, Большого цирка. Однажды во время сильной грозы обелиск был разбит ударом молнии, а затем варвары обрушили его останки. Тысячу лет лежал он под землей, и все забыли про существование легендарного обелиска.

Возможно, и мы бы никогда о нем не узнали, если бы Доменико Фонтана, тот самый, который перестроил Латеранский дворец, не сообщил своему покровителю папе Сиксту V, что в римской земле, по наблюдениям архитектора, покоится множество египетских обелисков.

– Папа, конечно же, зашелся от восторга! – съязвила Лёка Ж.

– Вот-вот! – заторопился Гарик, видимо намереваясь заговорить Лёку Ж. до изнеможения.

В ту пору монахи устроили в Чирко-Массимо огород, где растили капусту. Один человек тайком от монахов решил проверить, не лежит ли в этой земле обелиск. Он взял длинный прут, стал тыкать им между капустой и наткнулся на что-то твердое. Это и был обелиск Тутмоса III.

Папа сдержал обещание заплатить нашедшему монумент, рассчитался за находку и приказал откопать обелиск. Поскольку дело было зимой, а в Риме в этот сезон всегда льют проливные дожди, то после раскопок от огорода ничего не осталось. Монахи, добившись аудиенции у папы, поинтересовались, где же им теперь сажать капусту. Неужели папа хочет, чтобы они умерли от голода? Папа заплатил и им.

– А я вот скоро умру от культурного переедания! – прошипела Лёка Ж. – И никто мне за это не заплатит.

Однако Гарик был неумолим. В его глазах сияли огоньки – он явно получал удовольствие от собственного рассказа.

– Как много ты знаешь, Гарик! – нетерпеливо восхитилась Лёка Ж. и схватилась за ручку дверцы машины. – Куда теперь?

– Мы можем поехать по виа Мерулана к церкви Санта-Мария-Маджоре – это очень красивая базилика, – начал Гарик знакомить нас с маршрутом. – Потом на улицу Четырех фонтанов. Потом на пьяцца Барберини – там фонтан «Тритон», его сделал Бернини. Потом…

– Стой! – вскрикнула Лёка Ж. – Бернини-Барберини… Что-то я устала. Скажи, Гарик, а можно как-нибудь посмотреть Рим сразу и весь?

– Можно, – ответил Гарик. – Есть такое место. Холм Джаниколо. Оттуда весь Рим как на руке…

– Как на ладони, – поправил я.

Гарик кивнул.

– Вот и хорошо, – согласилась Лёка Ж. – Поехали.

К ее огромному удовольствию, после затянувшейся экскурсии мы наконец снова уселись в машину. Но едва тронулись, Лёка Ж. подскочила:

– Ой, Гарик! А где же мы купим выпить? За первую ночь в Риме.

Я, конечно, понимаю, что первая ночь в Риме – это святое… Но иногда мне кажется, что по какому-то недоразумению природы Лёка Ж. только выглядит женщиной, а на самом деле, судя по страсти к алкоголю, это настоящий мужик.

– Зачем купить выпить? – хитро сказал Гарик.

– Вот именно! – поддержал я. – Сделай паузу.

– Я? Паузу? – поразилась Лёка Ж. – Вы что, сговорились?

– Синьорина, зачем купить! – ответствовал Гарик. – У меня все с собой. Campari, Chianti, Grigillo, Fontana di Papa?

– О-ё! – только и смогла вымолвить Лёка Ж. Быстро подумав, она выбрала «Лимончелло».

– Сева, возьми, там рядом с тобой коробка, – попросил Гарик. – И стаканы там.

Началось… Я открыл коробку и загремел бутылками, выискивая нужную. Нашел емкость с желтым напитком ядовитого зеленоватого оттенка, открыл, налил в пластиковый стаканчик, подал Лёке Ж. Она забрала у меня стакан и бутылку.

– А ты не пей! – распорядилась она.

Ну вот это уж фиг. Я вытащил бутылку наугад. Это оказалось белое вино «Fontana di Papa» – «Папский фонтан». Я открыл и хлебнул из горла. В стакан решил не переливать. Зачем посуду портить.

Гарик тем временем все еще пытался продолжить экскурсию.

Вот руины терм Каракаллы – получили свое название от имени императора, после смерти которого их закончили. Каракалла пошел помочиться, а его ножичком пырнули. Термы вмещали полторы-две тысячи человек, занимали одиннадцать гектаров, считались восьмым чудом света.

Вот площадка Чирко-Массимо, где был найден тот самый обелиск Тутмоса III. В античные времена здесь проходили состязания на конных колесницах; ипподром вмещал более 200 тысяч зрителей. В средние века цирк полностью разобрали на строительный материал.

Вот Форо-Романо, Римский Форум на холме Палатин, где волчица вскормила Ромула и Рема и где Ромул заложил город.

Лёка Ж. не слишком внимательно слушала Гарика и часто реагировала невпопад, хохоча над какой-нибудь очередной трагичной историей из жизни древних или высказывая сожаление по поводу того, что от античного Рима осталось так много – всего не пересмотришь.

Гарика это в восторг не приводило, но он старался обыграть любое неуместное высказывание Лёки Ж. как милую шутку. «Да он джентльмен», – подумал я, приканчивая бутылку «Папского фонтана». Я достал следующую. Campari. Нет, это я не хочу. Что тут еще? Какое-то игристое. Этикетку я прочесть не успел – Лёка Ж. выхватила у меня сразу обе бутылки и попыталась открыть их одновременно.

– Гарик, далеко ли еще до Джаниколо? – спросил я и кивнул на Лёку Ж. – По-моему, нам пора на свежий воздух.

– Да, – печально согласился Гарик. – Уже подъезжаем.

Небольшую церковь, какие-то древние здания и шикарный фонтан Гарику пришлось проехать без комментариев. Мы остановились на площадке у высокого памятника грозному всаднику, постамент которого окружали фигуры с различными видами оружия.

– Кто этот мужик на коне? – поинтересовалась Лёка Ж., сфокусировав взгляд на памятнике.

– Это Джузеппе Гарибальди, народный герой Италии, – объяснил Гарик.

В ответ Лёка Ж. уважительно промычала, вышла из машины и уткнулась носом в табличку.

– «Пиаццале Джиузеппо Гарибальди», – прочитала она. – Смотри-ка, точно Гарибальди! Гарик, хочу задать тебе давно волнующий меня вопрос: чем отличается пиацца от пиаццале?

– Пьяцца это… ну, большая площадь. А пьяццале – маленькая, – ответил Гарик.

– Именно так я и думала, – Лёка Ж. важно кивнула. – Спасибо, что подтвердил мою м-м-мысль. Куда мы идем дальше?

Гарик повел нас на смотровую площадку, протискиваясь сквозь толпу туристов – очевидно, это еще не разъехавшиеся по домам поклонники блаженного папы. Площадка была огорожена, как выяснилось, не слишком высоким парапетом – он доставал до пупка. На всякий случай я взял Лёку Ж. за руку. Она неловко попыталась отбиться от меня бутылкой игристого.

Гарик не обманул – перед нами действительно открылся весь Рим, сияющий в электрических огнях. Но полюбоваться видом во всей полноте мне не удалось – надо было следить за Лёкой Ж., чтобы она не свалилась с самого высокого римского холма.

– Вон там собор Сан-Пьетро, – снова начал Гарик экскурсию. – А вон там, если приглядеться, можно увидеть Колизей…

– Колизей, – неожиданно оживилась Лёка Ж., до этого совершенно безучастная к ночному пиршеству огней и архитектуры. – Идем туда!

– Но сейчас он закрыт! – сказал Гарик.

– А я хочу! – крикнула Лёка Ж., размахивая бутылкой.

Окружающие нас туристы поспешили отойти на безопасное расстояние. И не зря. Потому что в следующее мгновенье попытка Лёки Ж. открыть бутылку оказалась успешной. Пробка с шумом вылетела в ночной воздух над городом, игристая пена обдала брызгами меня и Гарика. Лёка Ж. бодро засмеялась и прокричала:

– Возьмем Колизей штурмом!

После этого Лёка Ж. сделала несколько больших глотков и, едва я выхватил у нее бутылку, отключилась, упав на парапет.

Глава 7
Похмелье

– Вставай, алкоголик! – бодро проголосила Лёка Ж., пихая меня в бок.

Я открыл глаза. Лёка Ж. уселась на кожаный диван в гостиной, на котором я прикорнул после бессонной ночи, и с любопытством меня разглядывала. Я взял мобильный и посмотрел время. Еще только восемь утра. Я спал всего четыре часа. Вздремнуть не вздремнул, а всхрапнул да присвистнул.

– Сон алкоголика крепок, но короток, – сказала Лёка Ж. еще бодрее.

– Это ты о ком? – поинтересовался я.

– Мне скучно, – начала канючить Лёка Ж., проигнорировав мой вопрос. – Сделай мне кофе. А то я сама не могу. Что я вчера пила?

– Проще сказать, что ты вчера не пила, – ответил я.

– Можно подумать, ты вчера употреблял только воду римского акведука… – Лёка Ж. скорчила гримасу. – Вставай, нас ждет Вечный город. И вообще я есть хочу. Молоко в холодильнике я уже выпила. А ты спишь.

Я понял, что придется вставать. Во-первых, снова уснуть она мне все равно не даст. Во-вторых, действительно обидно приехать в Рим и все проспать.

Прежде чем подняться, я хотел для приличия надеть штаны, чтобы не смущать Лёку Ж., но она, кажется, не собиралась покидать диван, на котором сидела. Я вежливо попросил ее хотя бы отвернуться.

– Хм, чего я там не видела! – ответила Лёка Ж., но все-таки встала с дивана, направилась к кухонному столу, на котором стоял ее ноут, и уселась ко мне спиной.

Лёка Ж. погрузилась в волшебный мир ее почтовых ящиков, а я натянул штаны и пошел в ванную. С душем больше не экспериментировал – просто принял холодный. Освежившись, я выскочил из душевой кабинки и стал растираться широким махровым полотенцем. В этот момент дверь в ванную распахнулась, и я услышал Лёкин визг:

– Ой! Тут было открыто! Я забыла, что ты здесь!

– Может, ты все-таки выйдешь? – сказал я, прикрываясь полотенцем.

Лёка Ж. кивнула и удалилась, не преминув оглянуться.

Я оделся и вышел из ванной. Лёка Ж. сидела за столом и как ни в чем не бывало проверяла свои почтовые ящики.

– Представляешь! Я подключилась к инету! К чужому! – сообщила она. – Поймала через вай-фай сеть какого-то доброго человека, дай ему Бог здоровья, и теперь пользуюсь. Ой, я же хочу в туалет, – вспомнила она. – А вдруг он за это время уйдет? Сделай мне кофе. Я быстро.

Лёка Ж. убежала в ванную. Я нашел в кухонном шкафчике гейзерную кофеварку, покрывшуюся толстым слоем кофейного налета. Другой не было. Оставалось надеяться, что после тщательной промывки и термической обработки ей можно будет пользоваться. Я начал тереть кофеварку попеременно металлической щеткой и мыльной губкой.

– Посуду моешь? – заметила Лёка Ж., вернувшись из ванной и усевшись за ноут. – Правильно. Потому что я посуду мыть не буду, и готовить – тоже. У меня отпуск, – ответила Лёка Ж., не отрываясь от просмотра почты.

– А у меня, по-твоему, что? – Я налил в кофеварку воду и поставил на огонь, чтобы убить кипятком оставшиеся бациллы.

– У тебя?.. – удивилась Лёка Ж. и вдруг закричала: – Ой! Всё! Он отключился! Я не успела проверить еще два ящика. Ну что, кофе готов? – спросила она, успокоившись.

– Лёка, не наглей, – ответил я. – Пойду поглажу брюки, а ты следи за кофеваркой. – И дал подробную инструкцию: как закипит, слить воду, ополоснуть кофеварку, снова налить воды, положить кофе и поставить на огонь.

– Это для меня слишком сложно. Я тебя позову, когда закипит, – сказала Лёка Ж. и присела к окну, закуривая сигарету. – Или лучше в душ пойти…

Что ж, я мог спокойно отправиться к утюгу – кофеварка в надежных руках. Я двинулся в гардеробную, но решил, что сначала все-таки надо договориться, как попадать в ванную, – пока инцидент еще жив в памяти у Лёки Ж.

– Да, Лёка, – сказал я, вернувшись, – поскольку дверь в ванную у нас не закрывается, давай договоримся: если закрыто, значит, занято, а если открыто, то свободно. – Лёка Ж. не реагировала. Я повторил: – Закрыто – занято, открыто – свободно. Хорошо?

– Не надо разговаривать со мной как с ребенком. Я все поняла, – отозвалась Лёка Ж. – Так и сделаю. Я вот пытаюсь вспомнить, чем я вчера занималась…

– Лучше не вспоминать, – грустно сказал я.

– Боже! Что я натворила? – испугалась Лёка Ж.

– Ты помнишь, как хотела штурмом взять Колизей? – спросил я, прощупывая почву.

– Да… – неуверенно ответила Лёка Ж. – И что, взяла?

– Еще как! – постарался я сказать как можно убедительнее. – Ты забросала его бутылками, которые Гарик неосмотрительно привез на встречу с девушкой своей мечты.

– Да? – По лицу Лёки Ж. было видно, что она усиленно пытается вспомнить, как брала Колизей, но память ей отказывала.

– Тут же приехали карабинеры… – продолжил я.

– Симпатичные? – по привычке поинтересовалась Лёка Ж.

– Не знаю, я не рассматривал. Но тебе они понравились, потому что ты пожелала непременно вступить с ними в интимную связь, – сказал я с укоризной.

– Прямо там, у Колизея? – Лёка Ж. снова принялась ворошить память – та оставалась глухонемой.

– Ага, – подтвердил я. – Но они предложили заняться этим в полиции, или как это у них называется… И посадили тебя в камеру с проститутками.

– Меня??? А вы с Гариком куда смотрели? – окончательно купилась Лёка Ж.

– А мы с Гариком взорвали стену полиции… – сказал я предельно серьезно.

– Как? – поразилась Лёка Ж.

– Взрывчаткой конечно. – Я одарил Лёку Ж. снисходительным взглядом. – У Гарика куча взрывчатки – он же тебе вчера показывал.

– Откуда у него взрывчатка? – не на шутку перепугалась Лёка Ж.

– Прессу надо читать. Вот. – Я достал из своей сумки итальянскую газету, которую взял в самолете, и открыл на полосе с испуганным молодым человеком в очках, рекламирующим недвижимость «Туттотондо». – Читай.

Лёка Ж. нацепила очки, посмотрела на страницу и воскликнула:

– Тут же по-итальянски! Я не понимаю…

– Ну да, куда тебе! Тут написано…

Для достоверности я стал водить пальцем по буквам рекламного текста, на ходу сочиняя текст: «Чрезвычайное происшествие в полицейском отделении Рима. Вчера известный исламский террорист и неизвестный русский взорвали стену здания полиции и освободили русскую, которая совершила акт вандализма в Колизее, забросав амфитеатр бутылками с горячительной смесью…»

– Что, прямо так и написано? – спросила Лёка Ж., вглядываясь в незнакомые слова.

– Так и написано: «горячительная смесь», – подтвердил я, указывая пальцем на строчку посредине. – Ты же знаешь, у итальянцев развито чувство юмора. Дальше. «Вместе с русской на волю сбежали местные проститутки».

– А это кто? – спросила Лёка Ж., показывая на испуганного парня в стенном проломе.

– Это… Это карабинер, – нашел я объяснение. – Он в недоумении… такого он за все годы службы не видел. – Я закрыл газету и сунул ее себе в сумку. – Теперь Гарик в бегах. Больше мы его поди не увидим.

– Ты меня разыгрываешь! – вдруг догадалась Лёка Ж. – Какой же из Гарика исламский террорист! Он армянин и э-э… католик! Да, католик!

– Это единственное, что тебя смущает в моем рассказе? – уточнил я.

– Не единственное, – сказала Лёка Ж. – Теперь колись, чем вы с Гариком на самом деле занимались после того, как я… взяла Колизей штурмом.

– Ну до штурма, слава богу, не дошло, – успокоил я. – Потому как ты покинула нас еще на холме Джаниколо.

– В смысле – покинула? – не поняла Лёка Ж.

– Перестала реагировать на внешние раздражители. Почти, – уточнил я и рассказал, как сначала Лёка Ж. действительно едва не свалилась с холма, свесившись с парапета вниз головой. А потом, когда мы с Гариком спасали ее от окончательного падения, начала брыкаться, как бешеная лошадь. Правда, брыкала она исключительно меня – в колено.

– Это значит, что я к тебе неравнодушна… – закокетничала Лёка Ж.

– Лучше бы ты была неравнодушна к Гарику… – мрачно заметил я, потирая коленку.

– И что потом? – потребовала продолжения Лёка Ж.

– Потом мы уложили тебя на заднее сиденье в машине и продолжили экскурсию по холму Джаниколо, он же – Джаникулум, он же – Яникул. В общем, от имени двуликого бога Януса, – объяснил я.

– Продолжили без меня? – возмутилась Лёка Ж., но замолчала, напоровшись на мой взгляд.

– С тобой, с твоим бесчувственным телом, – сурово напомнил я. – Мы продолжали экскурсию, а твое тело охраняло машину – вряд ли кому-нибудь придет в голову угнать тачку с трупом.

Лёка Ж. хотела возразить, но снова поняла по моему взгляду, что лучше этого не делать. Я же вкратце поведал ей историю фонтана Аква-Паола. Построили его в XVII веке по распоряжению папы Павла V. Папа как раз восстанавливал разрушенный акведук Траяна, чтобы провести чистую питьевую воду для местных жителей, а то они вынуждены были пить из грязного Тибра. И чтобы собрать деньги на строительство, ввел налог на вино. Местным жителям это, конечно, не очень понравилось – но потом они поняли, что чистая питьевая вода лучше, чем вино. Надеюсь, Лёка Ж. сегодня это тоже поняла.

Когда фонтан запустили, струя оказалась такой мощной, что разбила балюстраду. Но местным жителям фонтан понравился – красивый, большой, с вместительной чашей. Они стали купать в ней своих лошадей и сами мылись – всё лучше, чем в Тибре. Фонтан быстро засорился, и папа запретил в нем купаться под страхом сурового наказания…

– Ты все это записывал, что ли? – нетерпеливо перебила Лёка Ж., видимо, вспомнив, что собиралась в душ.

– Во-первых, мой самоучитель всю правду говорит. Во-вторых, я люблю читать. В-третьих, с твоим Карузо пообщаешься, и не такое запомнишь, – объяснил я. – Кстати, он сказал, где можно купить сим-карту, чтобы звонить ему без проблем.

– А почему он говорит об этом моему мужу? – возмутилась Лёка Ж.

– По-моему, он догадывается, что я тебе не муж. – Я выразительно посмотрел на Лёку Ж. и сказал: – Обычно мужа не знакомят с предполагаемым любовником.

– Ты плохо знаешь женщин. Вернее, ты вообще их не знаешь, – язвительно заметила Лёка Ж., снимая очки. – Сразу видно матерого холостяка… – Лёка Ж. задумалась, снова надела очки и оценивающе посмотрела на меня. – А может, ты на мне женишься – после того, что я видела в ванной?

– Во-первых, это еще не повод жениться. – Я усмехнулся. – А во-вторых, я слишком хорошо к тебе отношусь.

– Что ты хочешь этим сказать? – не поняла Лёка Ж.

– Что прибью тебя в брачную ночь, – любезно объяснил я.

– По-моему, вода в кофейнике скоро выкипит, – указала мне Лёка Ж.

Я подскочил к кофеварке, снял ее с огня. Воды действительно уже почти не осталось. На стенках образовался плотный белый осадок. Я показал кофеварку Лёке Ж.

– Смотри, сколько минеральных солей!

– Знаю, – ответила она, сняла очки и бросила их в сумочку. – Мне Гарик писал, что у них тут вода, богатая минералами. Зато она идет прямо с гор, как в старые времена. Ладно, я пойду в душ, а ты свари, наконец, кофе. – И, предупреждая мое замечание, сказала: – Я помню, я закрою дверь…

Я сварил кофе. Выпил чашку. Вторую. Третью. Четвертую. Заварил кофе снова. Почитал самоучитель. Потом – путеводитель. Еще выпил кофе. Стрелки башенных часов по-прежнему стояли без движения.

Лёка Ж. вышла из душа часа через полтора. Ее темпоритм явно снизился.

Я налил ей кофе.

– Что ж такой холодный? – недовольно спросила она. – Нет, я такой пить не буду. Пойдем лучше в какой-нибудь бар. Там я возьму себе нормальный кофе. Вот только приведу себя в порядок. – Лёка Ж. достала косметичку и поставила перед собой зеркальце и потребовала, чтобы я развлек ее рассказом о нашей с Гариком дальнейшей экскурсии – после того, как бесчувственное тело Лёки Ж. охраняло машину.

Я поведал Лёке Ж. о том, как мы ходили к церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио, которая, разумеется, была в этот час закрыта. Однако это совершенно не помешало Гарику. Активно используя жестикуляцию, он увлеченно рассказывал о Темпьетто, круглой часовне, построенной Донато Браманте на том месте, где по приказу Нерона распяли апостола Петра – вниз головой.

Способ казни так поразил Лёку Ж., что она даже оторвалась от зеркальца. Видимо, у нее возникли конкретные негативные ассоциации, раз она возмутилась: чем Петр этому Нерону не угодил, что его вниз головой-то?

В очередной раз пораженный избирательностью Лёкиных познаний я объяснил, что Петр сам об этом попросил – чтобы не уподобляться своему Учителю, то есть Христу. А насчет того, чем не угодил… Известно чем. Нерон провозгласил себя богом. А тут появились христиане во главе с Петром и Павлом, которые популярно объяснили, что Бог один и это не Нерон. Вот он и ликвидировал смутьянов.

Но для Гарика такая версия событий была слишком очевидной, поэтому он изложил мне сразу несколько занимательных и противоречивых римских легенд. Одна из них утверждает, что Петр обратил в христианство жен Нерона, и они перестали выполнять супружеские обязанности.

– Я бы на их месте тоже отказалась, – заметила Лёка Ж., накладывая на веки тени с эффектом сияния драгоценных камней.

Не отрицаю. Только с фактами тут неувязочка. Потому что, как известно из исторических источников, свою первую жену, Октавию, Нерон к тому времени давно уже отправил в ссылку. А его вторая жена, Поппея, была иудейкой и все свои обязанности выполняла исправно – как раз в период расправ над христианами она носила второго ребенка от Нерона. Правда, не доносила – однажды, во время ссоры, Нерон, изрядно выпив, пнул беременную Поппею в живот и убил ее.

– Ой, Господи! Такого мужа, как Нерон, и врагу не пожелаешь, – возмущенно отреагировала Лёка Ж., принимаясь за бровь. – То лягушку рожает, то беременную жену лупит! Козел…

Я разделил возмущение Лёки Ж. и рассказал еще одну легенду. Согласно ей, Нерон казнил Петра, чтобы отомстить за своего любимчика, мага Симона. Был такой модный в ту пору фокусник. Он превращался в животных, изменял облик, причем не только свой, стряпал привидения и летал по воздуху, как Дэвид Копперфилд.

Симону понравилась христианская идея Единого Бога в трех лицах, поэтому он крестился и объявил себя воплощением сразу всех трех ипостасей: и Отца, и Сына, и Святого Духа. Затем выкупил в борделе проститутку и сказал, что она реинкарнация гомеровской Елены, через которую Бог родил ангелов, сотворивших мир. Полагаю, в те времена это было что-то запредельное для понимания.

Затем Симон пришел в Рим и втерся в доверие к императору, забавляя его разными фокусами и философскими измышлениями. Но тут на его карьерном пути возник Петр. У одной богатой римлянки умер сын, совсем еще юноша. Римлянка позвала на похороны апостола Петра и волхва Симона – оба они славились тем, что умели воскрешать мертвых. Симон согласился воскресить юношу с одним условием: если покойник оживет, Петра сожгут заживо на глазах волхва. Народ, охочий до зрелищ, с радостью согласился.

Симон использовал известные ему магические приемы и заставил-таки покойника пошевелить головой. Люди бросились на Петра и собирались уже устроить большой пионерский костер, но Петр сказал им: если парень шевелит головой – это еще не значит, что он жив. Вот пусть встанет, откроет глаза, ходит и говорит. Симон снова приступил к покойнику, но ничего больше сделать не мог. Тогда Петр стал молиться, и юноша воскрес. Посрамленный волхв бежал.

Чтобы восстановить репутацию, Симон придумал свой самый известный трюк – полет над Римом.

– Ну это все выдумки! – фыркнула Лёка Ж.

– Выдумки – невыдумки, но в назначенный день на глазах у тысяч римлян и в присутствии императора Нерона Симон воспарил над городом, – возразил я. – На перформансе был и Петр, он обратился к Господу с просьбой развеять бесовские чары волхва, и Симон брякнулся наземь, опрыскав своей кровью одежду Нерона.

Вот тогда-то Нерон и решил казнить Петра. Правда, есть и другая легенда, которая утверждает, что Симон остался жив после падения, еще долгое время пудрил всем мозги и даже обзавелся кучей учеников. А когда его арсенал фокусов иссяк, он попросил своих учеников похоронить его заживо, чтобы доказать им, что он бог. Симон обещал, что если его откопают через три дня, он будет жив. И это был его последний трюк. Некоторые полагают, что он и не собирался воскресать, просто хотел уйти красиво. Сделать эскейп…

– На что только люди ради красоты не идут… – заметила Лёка Ж., рассматривая накрашенный глаз в зеркало. – Так. Один глаз готов. Как тяжела участь идеальной женщины…

Лёка Ж. принялась за второй глаз, а я начал печальную повесть Беатриче Ченчи, двадцатидвухлетней отцеубийцы, обезглавленной и похороненной там же, в церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио. Согласно легенде, граф Франческо Ченчи заточил свою дочь Беатриче в замке и стал ее домогаться. А Беатриче обратилась за помощью к папе римскому. Но ее просьба осталась без ответа.

Лёка Ж. на секунду замерла, словно хотела было о чем-то спросить, но потом передумала и продолжила свое занятие. Папа римский смотрел на злодейства графа сквозь пальцы, потому что граф всегда и хорошо откупался. Тогда Беатриче сговорилась со своей мачехой и двумя братьями убить старого греховодника. И вот когда Франческо Ченчи в очередной раз попытался совратить свою дочь, она дала ему опиум. Но яд не подействовал…

– Она бы ему лучше мышьяка дала! – заметила Лёка Ж. со знанием дела. – От опиума граф, наверное, завелся еще сильнее…

Я подтвердил догадку Лёки Ж. и сказал, что на этот случай Беатриче наняла убийцу, который пронзил его сердце кинжалом, как раз когда тот завелся не по-детски. Затем тело развратника выбросили из окна, чтобы все выглядело как несчастный случай.

Однако следствие неожиданно вышло на убийцу наемного убийцы. Оказалось, что Ченчи решили убрать киллера, который убил графа, – чтобы киллер их не сдал. Но арестованный убийца киллера во всем сознался.

– Да это просто семейка Аддамс! – изумилась Лёка Ж.

Само собой, всю семью арестовали. Целый год их пытали самым жестоким образом. Беатриче, несмотря на суровые пытки, так ни в чем и не призналась. Папа был беспощаден. Беатриче, ее мачеху и старшего брата казнили. Им отрубили головы на мосту Святого Ангела.

На надгробии Беатриче в церкви Сан-Пьетро-ин-Монторио, как рассказал Гарик (лично убедиться в этом мне, разумеется, не удалось), вырезано одноединственное слово: «Orate» – «Молитесь». Говорят, призрак казненной девушки до сих пор бродит ночами по пустынным улицам Рима…

– Боже мой! – Лёка Ж. давно уже отложила зеркальце и совсем забыла про второй глаз. – Зачем ты мне все это рассказываешь? Ты хочешь, чтобы я вообще не закончила сегодня? Может, у тебя есть какая-нибудь более оптимистичная история?

– Есть, – сказал я и изложил другую версию событий, согласно которой Беатриче не убивала своего отца и он не принуждал ее к сожительству. Просто у Беатриче был любовник, от которого она родила. Отец укрыл ее в замке, наказывая за распутство. Поэтому любовник Беатриче, чтобы освободить девушку, убил графа Ченчи. Возможно, Беатриче действительно ничего об этом не знала, как она и утверждала.

– Бедная девушка… – Лёка Ж. задумалась. – Слушай, а про нее никто не писал?

– Кто только не писал про Беатриче Ченчи! – сказал я и перечислил: – Моравиа, Диккенс, Стендаль, Уайлд, Шелли…

– Вот-вот. Точно! Шелли! – обрадовалась Лёка Ж. и вдруг, вперив в меня скорбный взгляд, начала с выражением декламировать:

 
Быть может, это даже хорошо,
Что нам нельзя жениться. В вас я вижу
Какую-то неискренность и скрытность,
Что мне не нравится. О, горе мне!..
 

Затем Лёка Ж. вышла из образа и представила:

– Перси Биши Шелли в переводе Константина Бальмонта! – Лёка Ж. раскланялась.

– Какие глубокие познания в литературе английского романтизма! – вымолвил я, отойдя от культурного шока.

– Если бы ты столько лет посидел замужем, сколько я, то у тебя были бы такие же глубокие познания, – сказала Лёка Ж. – Когда безвылазно находишься дома, как эта несчастная Беатриче в отцовском замке, поневоле перечитаешь всю домашнюю библиотеку. Книг у всех моих мужей было много, а память у меня хорошая… – Лёка Ж. посмотрела на недокрашенный глаз, парой штрихов придала ему законченный вид и повелела: – Хватит на сегодня кошмарных историй. Пойдем брать Колизей.

Наш путь к Колизею затянулся на несколько часов. В течение первого часа Лёка Ж. появлялась из спальни в различных нарядах и интересовалась: «Я не похожа на старую женщину легкого поведения?» Сначала я пытался отшучиваться: «Что ты! Скорее уж на молодую монашку». Затем давал четкий отрицательный ответ. Но каждый раз Лёка Ж., не получив удовлетворения моей реакцией, скрывалась в спальне, чтобы появиться в новом облачении. Наконец я ответил утвердительно, и она остановила свой выбор на юбке с рюшами, полупрозрачной блузке и кокетливом шелковом шарфике.

Второй час ушел на изучение ставен, которые Лёка Ж. обнаружила с внешней стороны окна ванной. Она заинтересовалась: почему сквозь рифленое стекло в ванную комнату поступает так мало света. Если снаружи защита от вуайеристов, то зачем вообще делать здесь окно? Открыв его, Лёка Ж. увидела пластиковую ставню. Она продолжила исследование в других комнатах и выяснила, что на всех окнах есть ставни, которые можно закрывать на щеколду.

Я напомнил Лёке Ж., что мы собирались взять Колизей. Это придало ей немного энергии, которую она использовала для того, чтобы показать мне, как закрываются и открываются ставни, и обсудить со мной: что лучше – закрыть окна и открыть ставни или, наоборот, открыть ставни и закрыть окна. Затем она попробовала оба варианта, но ни один из них не казался ей верным. Тогда Лёка Ж. решила, что закроет лишь часть окон и часть ставен.

Я не стал ей мешать. Обулся и вставил ключ в замочную скважину, намереваясь открыть дверь. Заметив это, Лёка Ж. испытала новый прилив сил, которого хватило на то, чтобы закрыть все окна и ставни и наконец покинуть квартиру.

Еще час ушел на то, чтобы при свете дня осмотреть фрагменты стены античного акведука, поросшей плющом и прочей растительностью, и пройтись к часовне, башня которой видна из нашего окна. Башня оказалась скрытой собором Санта-Кроче-ин-Джерузалемме. Справа базилику ограждала высокая стена с чугунными решетчатыми воротами. С внутренней стороны ворота были обвешаны разноцветной смальтой, как новогодняя елка стеклярусом. Лёка Ж. пожелала сорвать себе какую-нибудь игрушку на память, но ей не удалось это сделать. Тут она увидела, что за кирпичной стеной скрывался огород с цветами и, возможно, какими-нибудь овощами. В Лёке Ж. снова ожил проснувшийся с утра голод, и она бросилась на решетку с удвоенной энергией. Воистину нет существа страшнее, чем голодная Лёка Ж. К счастью, людей вокруг не было – видимо, паломники, приезжавшие на беатификацию папы, уже окончательно разъехались по домам. Иначе, боюсь, кто-нибудь позвал бы экзорциста.

Дабы остудить пыл Лёки Ж., я повел ее в церковь. Бросив беглый взгляд на высокие своды, украшенные мозаикой раннего Ренессанса, Лёка Ж. обнаружила стол с буклетами на разных языках, в том числе английском и итальянском. Сопоставив оба текста и выловив в них знакомые слова, мы выяснили, что Санта-Кроче-ин-Джерузалемме, базилика Святого Креста в Иерусалиме (базилика Святой Елены), скрывает внутри себя еще несколько построек.