Текст книги "Страсти по Вечному городу"

Автор книги: Всеволод Кшесинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Глава 5
Бонджорно, Рома!

– Настоящий итальянец – сразу видно. Я читала, что все итальянцы – прирожденные гонщики. – Лёка Ж. вставила в уши наушники плеера и запела: – Лошара и кантара…

Я легонько толкнул ее в бок и приложил палец к губам. Недоставало еще, чтобы выживших после вертикального взлета пассажиров хватил удар от Лёкиного пения.

«Боинг-737» летел теперь параллельно земле. Внизу, в прорехах между облаками, мелькали геометричные зелено-бежевые европейские ландшафты. Монитор показывал маршрут. Со скоростью 900 километров в час мы приближались к Италии.

«Надеюсь, под впечатлением от Лёки Ж. наш командир не совершит такую же вертикальную посадку», – подумал я.

В проходе между пассажирскими креслами появился стюард с тележкой, заставленной тетрапаками и бутылками. Это же наш Мимино – «командир»! Фу, слава богу. Значит, за штурвалом все-таки не он.

– Смотри-ка, твой командир экипажа идет! – подмигнул я Лёке Ж.

Она вынула наушники, приподнялась с кресла и узнала своего нового любимчика по силуэту.

– Как трогательно! – умилилась она. – Бросил штурвал, взял тележку с напитками – и все для того, чтобы меня увидеть.

– Боюсь тебя разочаровать… – начал я.

– Вот и не надо разочаровывать, раз боишься, – перебила Лёка Ж.

Тем временем с другой стороны к тележке подошла стюардесса, которая, разливая пассажирам напитки, завела оживленную беседу со стюардом.

– А это еще что такое? – возмутилась Лёка Ж. – Ей что, не объясняли, что на работе болтать неприлично!

– Да ты никак уже ревнуешь? – заметил я.

– Вот еще! – хмыкнула Лёка Ж. – Дай-ка мне твой учебник. Я на нем погадаю…

Получив книгу, Лёка Ж. зажмурилась и загадала:

– Что ждет меня с итальянцем? Страница сто восемь, первая строчка снизу.

Она открыла глаза и нашла нужную страницу.

– «Переведите на итальянский, – прочитала она. – „Нам нравится путешествовать. А вам? – А нам нравится сидеть дома"…» Что за фигня? Какая-то неправильная книга, – недовольно сказала Лёка Ж., вернула мне самоучитель и отвернулась к иллюминатору.

Я раскрыл учебник, намереваясь скоротать дорожку за чтением, и тут заметил, что в кармашке кресла передо мной лежит газета. Я вытащил ее наружу. Газета называлась «Cronaca di Roma» – «Римская хроника». С газетной полосы на меня смотрел выглядывающий в пролом кирпичной стены молодой человек с огромными испуганными глазами, которые казались еще больше и испуганнее под сильными линзами крупных очков в роговой оправе. Из одежды на нем были только трусы. Рядом шла колонка текста. Заголовок над ней сообщал: «Non diventare tonto. Compa casa con Tuttotondo». Порыскав в скудном словарике моего учебника, я перевел: «Не будь дураком. Купи дом в Туттотондо». Наверное, это тоже итальянский юмор. Я положил газету в свою сумку, чтобы как-нибудь на досуге попрактиковаться в настоящем итальянском.

Стюард с тележкой поравнялся с нашим рядом. Лёка Ж. старательно делала вид, что не замечает итальянца. Он обслужил соседей напротив и двинулся дальше.

– Э! Синьор, перфавора! – обиженно крикнула ему Лёка Ж.

Стюард обернулся, увидел Лёку Ж. и улыбнулся.

– Oh, scusi, singorina! Acqua minerale, vino, succo? [1]1
  О, простите, синьорина! Минеральная вода, вино, СОК? (ит.).


[Закрыть]

Лёка Ж. оторопела.

– Какая еще сука? – выдохнула Лёка Ж.

– Лёка, «сукко» – это «сок» по-итальянски, – тихо объяснил я. – Не забывай, он русского не знает…

– А-а-а… – оттаяла Лёка Ж. – Нет, суку я не хочу. Вино, – ласково сказала она стюарду.

– Vino, – перевел сам себе итальянец и уточнил: – Rosso o bianco?

– Что он говорит? – шепнула мне Лёка Ж.

– Спрашивает: красное или белое, – ответил я.

– А… белое, – выбрала Лёка Ж.

– Пэрфаворэ, вино бьянко пер ля синьорина, – перевел я.

– И красное, – добавила Лёка Ж.

– Э россо, пэрфаворэ, – перевел я.

– И себе возьми оба, – не могла остановиться Лёка Ж. – Я у тебя заберу, когда он уйдет.

– Ми анкэ, пэрфаворэ [2]2
  Мне – так же, пожалуйста (ит.).


[Закрыть], – вздохнул я.

Стюард немного удивился, но налил четыре стакана вина и поочередно протянул их мне, приговаривая:

– Prego.

– Грациэ милле! – ответил я.

– Ты так хорошо знаешь итальянский! – восхитилась Лёка Ж., когда стюард удалился.

Она приподняла пластиковый стакан.

– Я хочу выпить за… О-ё, – спохватилась она, – зачем я набрала вина? У меня же мартини! Придется тебе выпить вино самому.

– В меня столько не влезет, – воспротивился я.

– Надо, Сева, – настаивала Лёка Ж. – А то перед итальянцем неудобно. Еще подумает, что я вином его брезгую.

Дабы не подмочить в глазах итальянца репутацию Лёки Ж., мне пришлось выпить все четыре стакана.

Потом как-то сам собой образовался обед: сыр, салат с креветками, рис с овощами и красной рыбой, печенье, булочка, фрукты… Лёка Ж. ела за двоих – в буквальном смысле. Видимо, ей очень хотелось понравиться Энрико Карузо. Или стюарду. Или сразу всем, не знаю.

Когда Мимино снова появился, чтобы забрать использованную пластиковую посуду, Лёка Ж., поблагодарив его по-итальянски, ткнула меня локтем.

– Спроси, как его зовут.

– Комэ си кьяма? – спросил я.

– Pasquale, – ответствовал стюард.

– О! – восхитилась Лёка. – А меня зовут Лёка. Переведи ему.

– Си кьяма Лёка, – перевел я и добавил: – Ми кьямо Сева.

После этого Лёка Ж. потребовала, чтобы я выяснил, кто ведет самолет, а то она беспокоится за безопасность полета. Не знаю, каким образом я это перевел, но Мимино меня понял и ответил, что синьорина может не волноваться – за безопасностью полета следит командир экипажа, который находится сейчас в кабине экипажа. Наверное, итальянское вино разрушает языковой барьер.

– Как же так! – поразилась Лёка Ж. – Вы же здесь!

– Комэ? Лэй э куи! – перевел я на автомате и заснул.

После терпкого итальянского вина и сытного итальянского обеда грех было не уснуть. Последнее, что я успел увидеть перед тем, как впасть в забытье, – вытянувшееся лицо стюарда.

Проснулся я оттого, что в ушах у меня звонко заголосил Робертино Лоретти:

 
O sole, o sole mio
Sta'nfronte a te!..
 

Я открыл глаза. На моей голове торчали наушники. Лёка Ж. лукаво улыбалась и тыкала пальцем в иллюминатор. Внизу, под нами, проплывали буколические средиземные ландшафты – рощицы округлых дерев посреди зеленых лугов и желтоватых полей.

– Мы в Италии! – радостно сообщила Лёка Ж., освободив от наушников. – Мы на родине Адриано Челентано, Тото Кутуньо и Дольче с Габбаной!

– Во-первых, Италия это еще и родина Пуччини, Феллини, Пазолини, Росселини… – заметил я.

– Они что, родственники? – перебила меня Лёка Ж.

– Однофамильцы… Во-вторых, я бы сказал: мы над Италией. А в-третьих – и что тут особенного?

– Какой ты зануда! – Лёка Ж. бросила на меня взгляд, полный сожаления, и потребовала: – Посмотри, какая красота.

Я посмотрел еще раз. Невдалеке показалось нечто похожее на вулкан.

Пассажиров попросили пристегнуться – боинг пошел на снижение. Мы приближались к ландшафтам, которые превращались в еще более умиротворенные пейзажи, вдохновлявшие итальянских художников на всякие каприччио.

Вот уже показалось здание аэропорта Леонардо да Винчи, он же – Фьюмичино. Я внутренне сжался, приготовившись к пикирующей посадке. Но едва опустившись к взлетной полосе, «боинг» резко взмыл в воздух и полетел дальше.

– Я не поняла, – растерянно сказала Лёка Ж. – Куда это мы? Мы что, в Рим сегодня не попадем?

Я глянул на часы. До нашего прибытия в аэропорт был еще целый час. Наверное, нам не разрешили посадку из-за того, что прилетели слишком рано.

Самолет сделал круг над Римом довольно низко, так что можно было рассмотреть все основные достопримечательности, перечисленные в тексте самоучителя о поездке масок в Вечный город.

– Зато у нас бесплатная экскурсия по городу с высоты птичьего полета, – сказал я Лёке Ж., указывая на архитектурные памятники. – Вон смотри: Колизей, там проходили бои гладиаторов. А вон Ватикан, там живет папа римский.

– Что мне твои гладиаторы с папой римским! – возмутилась Лёка Ж. – Я курить хочу.

– Синьорина! – сказал я строго.

– Да, я синьорина, – признала Лёка Ж., – но я женщина, и ничто человеческое мне не чуждо…

Самолет снова пошел на посадку и опять взмыл в воздух, отправившись на второй круг.

– Ну вот, теперь, пока не рассмотришь все как следует, пока не покаешься в оскорблении папы римского, мы не сядем, – пояснил я.

– Боже! – взмолилась Лёка Ж., воздев ладони. – Прости меня. Я очень люблю папу… римского. Обязательно схожу к нему и передам от тебя привет. Но сейчас я очень хочу курить. Можно мы приземлимся?

Самолет качнуло – сначала в одну сторону, потом в другую. Нехорошо качнуло – так, что по телу побежали мурашки.

– Лёка, ты очень некорректно сформулировала запрос! – воскликнул я.

– Что не так? – испугалась она.

– Ты не уточнила, как мы приземлимся!..

Нос боинга резко накренился, и мы понеслись к земле.

– Я сейчас уточню, – пообещала Лёка Ж.

– Поздно!

Хлопок. Самолет задребезжал, в иллюминаторе побежали строения аэропорта. Мы приземлились. В полной тишине.

Пассажиры из самолета также выходили молча.

– Какие-то неправильные итальянцы, – шепнула мне Лёка Ж. – Тихие.

У выхода на трап стоял Паскуалино.

– Смотри, твой командир. Попрощаться хочет, – сказал я Лёке Ж.

– Никакой он не командир. Он самый обыкновенный стюард, – грустно сообщила она.

– Как ты догадалась? – поинтересовался я.

– Он мне сам сказал, – ответила Лёка Ж.

Кажется, я что-то пропустил…

– Когда ты дрых, – ответила Лёка Ж. – Мы с ним очень мило поболтали.

Вот это поворот!

– И на каком же языке вы с ним поболтали? – уточнил я.

– На русском конечно. – Лёка Ж. достала очки, посадила их на нос и стала похожа на учительницу. – Я обучила его нескольким словам. – Она нежно улыбнулась стюарду. – Чао, Паскуалино! Вот видишь, надела очки, чтобы рассмотреть тебя получше.

– Прьивьэт, Лиока! – ответил Паскуалино. – Иа тьэба льубльу. Ты дэвушк миёй мэчты. Ты первачуда… – Паскуалино запнулся, забыв слова. Лёка Ж. вежливо подсказала:

– В моей жизни…

Паскуалино кивнул, видимо не в силах это выговорить из-за переполнявших его чувств.

Я оторопел. Интересно, сколько же я проспал, раз у них до «первачуды» дошло. Как мило!

– Анка ты ама [3]3
  Я тожа тебя любит (искаж. ит.).


[Закрыть], – промурлыкала Лёка Ж.

– Anch’io ti amo, – поправил Антонио.

– Да сколько ж можно! – возмутилась снова оказавшаяся за нами дама с детьми. – Приехала тут с итальянцами шашни водить! Своих, русских, ей мало! Дайте пройти…

Лёка Ж. не удостоила даму ответом. Не обращая внимания на соотечественницу, она чмокнула Паскуалино в щеку и сняла очки.

– Ариведерча, Паскуалино!

– Да звиданьи, Лиока! – отозвался разомлевший от счастья командир-самозванец.

Мы сошли с трапа и ступили на итальянскую землю.

– Бонджорна, Рома! Бонджорна, Италия – нараспев повторяла Лёка Ж., притоптывая по асфальту летного поля. – Сева, давай ты будешь целовать итальянскую землю, а я буду петь про «Не сунь долма».

Воспользовавшись случаем, я попросил Лёку Ж. не коверкать хотя бы слова классической арии, и, глянув на бегущую в аэропорт вместе с другими пассажирами даму с детьми, предложил предаться вокальным упражнениям, когда вокруг никого не будет.

Лёка Ж. согласилась, двинулась вперед, но остановилась, увидев большую таблицу, запрещавшую курение на всей территории аэропорта.

– Ужасно курить хочется, – сообщила она. – Но меня Энрико ждет. И я по нему уже соскучилась…

– Погоди, а как же Паскуалино? – напомнил я.

– А что Паскуалино? У нас с ним чистая и светлая любовь, – сказала Лёка Ж. и объяснила почему: – Ему женщины физически вообще не нравятся.

Она и это успела узнать!.. А так по его виду не скажешь…

Зайдя наконец в здание аэропорта, Лёка Ж. бросилась искать место для курения. Разумеется, такового нигде не было.

– Я буду курить прямо здесь, – решила она.

– Тогда приготовь пятьсот евро, – напомнил я.

– Ты же шутил! – Лёка Ж. недовольно заморгала.

– Нет, со штрафами не шутят, – моргнул я в ответ.

– Скорее на улицу! – нервно вскрикнула Лёка Ж. В зоне паспортного контроля стояли две очереди: очень короткая для «граждан Евросоюза» и очень длинная – для всех остальных. В последней были преимущественно китайцы, японцы и представители прочих азиатских национальностей. Лёка Ж. встала в короткую очередь, решив, что «мы же не азиаты». Но что-то подсказывало мне, что к европейцам мы тоже не имеем отношения.

Наша очередь двигалась быстро, и через пару минут Лёка Ж. выяснила, что я оказался прав: раз Россия в Евросоюз не вступила, извольте постоять.

Лёка Ж. смешалась с азиатами и подергивалась всем телом, словно ей делали иголоукалывание.

– Терпи, все равно еще багаж придется ждать, – успокоил я. – Или ты оставишь свой «Доширак» на съедение сотрудникам аэропорта?

– Ага, щас! – сказала Лёка Ж., посмотрев на меня так, словно я сотрудник аэропорта, который покушается на ее «Доширак».

Через полчаса мы прошли паспортный контроль. Еще через полчаса получили багаж. И наконец с чемоданами побежали на выход. Вернее, Лёка Ж. бежала налегке, а я с чемоданами плелся за ней.

– Льёка! – услышал я чей-то возглас с сильным южным акцентом.

От толпы встречающих отделился черновласый тип лет тридцати пяти невнятной национальности. С равным успехом его можно было бы принять и за итальянца, и за кавказца, и за еврея. Впрочем, те итальянцы, которых мы успели увидеть живьем, выглядели примерно так же.

– Энрико! – радостно отозвалась Лёка Ж. – Я хочу курить – не могу больше терпеть. Это Сева, познакомься.

– Привет! – сказал Энрико, забрав у меня один чемодан и пожав мою руку. Затем он укоризненно посмотрел на Лёку Ж. – Я ожидал тебя весь день. Сегодня четыре рейса из России. Первый в десять утра. Как ты могла мне не писать, каким рейсом будешь прилетать!

– Она такая, – вставил я, вручая Энрико и второй чемодан. – Рассеянная.

Лёка Ж. выскочила из аэропорта, на ходу достав пачку сигарет и зажигалку. Прикурила и с удовлетворением выпустила струю дыма.

– Фуууу! Так, куда мы идем? – осведомилась она.

– К моей машине. Вот, напротив, – Энрико снова кивнул.

Лёка Ж. прищурилась, разглядела тачку на противоположной стороне улицы и защебетала:

– Этот милый пятисотый фиатик цвета весенней листвы?

Энрико гордо кивнул.

Мы сели в зеленый фиатик, Лёка Ж., разумеется, вперед, рядом с Энрико, я – назад, и двинулись по автобану к Вечному городу.

– Так, Энрико, быстро поставь мне, пожалуйста, знаменитую песню «Лошара-кантара», – потребовала Лёка Ж.

– Извини, что? – не понял Энрико.

– Она имеет в виду «Лашатэми кантарэ»… – объяснил я.

– Я не знаю такую песню, – пожал плечами Энрико.

– Да ты что! Ее все знают! Тото Кутуньо поет, – проинформировала Лёка Ж. и напела, не попадая ни в одну ноту: – Итальяна феро.

– А, эту! – каким-то образом догадался Энрико. – На моем мобильном она была. Сейчас буду искать.

Энрико достал телефон и одной рукой действительно начал искать на нем песню. Другой он придерживал руль, изредка поглядывая на дорогу. Лёка Ж. в ожидании любимого хита исследовала вечерний пейзаж за окном.

– Ой, Сева, смотри, какие большие пальмы! – поделилась она со мной своим наблюдением и кокетливо обратилась к водителю: – Энрико, дай мне прикурить.

Не выпуская мобильного, Энрико оставил руль и достал зажигалку.

Опасаясь, что наше путешествие может очень быстро закончиться, я решил обратить внимание водителя на дорогу и поинтересовался, с какой скоростью мы едем.

– Сто пятьдесят, – невозмутимо ответил Энрико, целиком сосредоточившись на том, чтобы прикурить сигарету Лёке Ж., и совсем позабыв о руле.

– Грация, – ответила Лёка Ж., выдохнув сигаретный дым. – Ну что, нашел?

– Да, вот она, – спохватился Энрико и включил песню на своем мобильном.

Это был ремикс хита Тото Кутуньо в стиле драм-н-бэйс.

Лёка Ж. поморщилась:

– А без обработки нет?

– Нет, – с сожалением ответил Энрико.

– Ладно, пойдет и так, – согласилась Лёка Ж. и, как она считала, запела, потребовав, чтобы мы составили трио.

Мы с Энрико честно попробовали присоединиться, но подпевать Лёкиному вокалу было просто невозможно.

– Если нас кто-нибудь услышит, они решат, что едет машина крэйзи… – сказал Энрико, бросив попытки спасти песню.

– Разве у вас не поют? – удивилась Лёка Ж.

– Такие песни – нет. Здесь такое, – Энрико сделал акцент на слове «такое», – давно никто не может слышать.

– Почему? – все еще не понимала Лёка Ж. очевидного.

– Потому что это неприлично, – объяснил я. – Все равно что если бы ты Кобзона по утрам включала вместо Петра Налича.

– Надо же… – удивилась Лёка Ж. и переключилась на мобильный Энрико. – Ой, это же «Порше дизайн. Блэк эдишен»!

Лёка Ж. забрала у Энрико телефон, увидела местное время – девять вечера – и выразила неподдельное удивление тому, что за окном такая тьма.

– У вас что, белых ночей не бывает? – осведомилась Лёка Ж.

– Откуда! Тут не Питер, – посетовал Энрико. – Я вот ни разу белую ночь не видел.

– Так приезжай к нам. Мы с Севой тебе покажем, – легкомысленно пообещала Лёка Ж. и обратилась ко мне за поддержкой: – С нами будет весело. Правда, Сева?

– О да! Иному и жить ровно шутку шутить, – язвительно заметил я.

– Это ты на кого намекаешь? – Лёка Ж. прищурилась и даже забыла про мобильный Энрико. – Смотри мне! – Она перевалилась через спинку сиденья и стукнула меня ладошкой по голове.

Энрико, с интересом наблюдавший за этой сценой, задал вопрос, который давно вертелся у него на языке:

– Сева – твой брат?

Мне даже стало интересно, как она теперь выкрутится. В предвкушении я набрал воздуху и задержал дыхание.

– Нет, муж, – ответила Лёка Ж. не моргнув глазом.

Повисла пауза, вся неловкость которой ощущалась почти физически. Энрико открыл окно со своей стороны. Лёка Ж. уткнулась в телефон и стала усиленно подпевать Тото Кутуньо. Я тихо щипал себя за ногу, чтобы не сорваться в гомерический хохот.

– А это Colosseo quadrato – Квадратный Колизей, – сменил тему Энрико, кивнув в окно на высокое, испещренное темными арками белое здание, которое виднелось за автобаном.

– Разве Колизей не круглый? – блеснула архитектурными познаниями Лёка Ж.

– Это другой, – сказал Энрико и объяснил, что круглый Колизей, известный всему миру, построили при античном императоре Флавии, а этот, квадратный, о котором мало кто знает, возведен в конце 1930-х при Муссолини. Диктатор хотел с помпой отметить двадцатилетие фашизма в Италии и расширить границы Рима от Тибра до самого моря. Но не успел – началась война, и появились более важные дела.

На самом деле сначала здание называлось Дворцом итальянской цивилизации, потом Дворцом труда, но римляне обзывают его Колизеем – за обилие арок (216) и грандиозность (высота 68 метров, площадь 8 400 квадратных метров, объем 205 000 кубометров!).

Похоже, Энрико настроился на серьезную лекцию об архитектурном шедевре периода Муссолини и наверняка засыпал бы нас разнообразными сведениями о Квадратном Колизее, но тут на очередном припеве про «лошару» в «Порше дизайн. Блэк эдишен» закричал женский голос:

– Гарик! Где тебя фистулы носят? Ужин давно остыл, Джанни хотел показать тебе домашние задания, теперь обиделся и уснул. Я тоже лягу спать, и ты останешься голодный! Ты меня слышишь?

– Ой! – испугалась Лёка Ж. – Кажется, я включила громкую связь. А кто такой Гарик?

– Гарик – это я, – ответил Эрико, выхватив у Лёки Ж. телефон. – Да слышу, слышу я! – закричал он в трубку. – Я клиентов встречаю… Рейс задержали… Нет, я с ней не один. С кем, с кем. С мужем!.. С ее мужем, конечно… Сюсанна, basta! Дома поговорим. – Энрико отключил телефон, сунул его в карман куртки и раздраженно бросил: – Stronza [4]4
  Итальянское ругательство – курва, зараза.


[Закрыть].

Лёка Ж. молчала. Она осмысливала услышанное.

– Что такое «стронца»? – наконец спросила она.

– Ну как тебе сказать… – замялся Энрико, который оказался Гариком.

– Это твоя жена? – продолжила допрос Лёка Ж.

Энрико-Гарик неохотно кивнул.

– А почему она называет тебя Гарик? Ты же Энрико… – недоумевала Лёка Ж.

– Энрико Карузо – так меня зовут итальянские друзья, – объяснил он, – потому что я Гарик Курузян.

– Понятно, – вздохнула Лёка Ж. – А почему мы клиенты?

– Я guadagnucchio… подработаю как гид, – объяснил Энрико-Гарик. – Провожаю туристов по городу, по музеям, ищу, где жить, показываю, где покупать…

Лёка Ж. опять вздохнула и отвернулась.

Фиат несся по ночным кварталам Вечного города. Лёка Ж. спохватилась:

– Мы уже в Риме, а я так и не открыла мартини!

Она вытащила из сумки полиэтиленовый пакет, разорвала его, отвинтила крышку бутылки.

– За Рим! За Вечный город! – сказала она нарочито бодро и отхлебнула прямо из бутылки.

Глава 6
Римская ночь

– Куда ты прешь, весталка похотливая! – по-русски заорал Гарик итальянке, втиснувшей свой смарт на парковку в плотном ряду мотоциклов прямо перед нашим носом.

Маленькая улочка в три-четыре дома была слишком узкой, и дорога с односторонним движением теснила полоску брусчатого тротуара, рассчитанного на одного пешехода. Видимо, разозлившись, Гарик выкрикнул первое, что пришло ему в голову, – какой-нибудь стишок Ивана Баркова.

– Сразу видно – итальянка за рулем! – продолжал Гарик, раздраженно жестикулируя. – Все итальянцы тупые и наглые. Куда мне теперь вставить!

Лёка Ж. неодобрительно покосилась в его сторону.

Гарик выскочил из фиата и побежал к вышедшей из смарта итальянке. Они обменялись парой реплик, сопровождая их экспрессивными жестами, после чего синьорина поставила свою тачку на сигнализацию и как ни в чем не бывало удалилась.

– Идите пока с Алессандро, – сказал Гарик, вернувшись, – а я машину вставлю и приду.

Гарик направился к русоволосому парню, который спокойно наблюдал за происходящим, стоя на тротуаре.

– Твой Энрико все-таки не очень хорошо знает русский, – тихо сказал я Лёке Ж.

– Никакой он не мой, – усмехнулась Лёка Ж. – Он – Сусанин.

Гарик вернулся к нам вместе с Алессандро, который вблизи оказался двадцатипятилетним юношей с ярким природным румянцем. Он помог Гарику вытащить чемоданы Лёки Ж., взял один – второй достался мне – и повел нас по узкому тротуару к металлической решетке, над которой висела основательная мраморная доска с названием: via Caltagirone, улица Кальтаджироне.

У Лёки Ж. появился новый объект для приложения нерастраченной энергии. Судя по тому, с каким энтузиазмом она обменивалась с Алессандро двумя хорошо усвоенными ею итальянскими словами, «прега» и «грация», Лёка Ж. успела уже позабыть о разочаровавшем ее Энрико-Гарике.

Алессандро отворил высокую железную калитку, и мы зашли во двор. Широкий проход, облицованный бежевой керамической плиткой, вел к такой же металлической калитке напротив. Справа уходила ввысь отвесная стена серого здания. Слева, внизу, приютились три двухэтажных дома в курортном стиле, к ним спускалась древняя каменная лестница.

– Ой, какая прелесть! – Лёка Ж. показала мне на фигурку Мадонны в голубом одеянии, установленную в стенной нише за стеклом. – Чем-то на меня похожа, правда?

Я сравнил Мадонну и Лёку Ж.

– Ну да, – согласился я. – Она тоже женщина.

– Мог бы и полюбезнее быть. – Лёка Ж. хмыкнула и переключилась на Алессандро. – Прега! – сказала она, разрешая ему двигаться дальше.

Понаблюдав за широкой спиной молодого итальянца, Лёка Ж. напела:

– Алессандро, Але-алессандро… – И громко спросила: – Алессандро, знаешь такую песню?

Тот обернулся. Судя по его недоумению, он, если и слышал такую песню, то в исполнении Лёки Ж. попросту не узнал.

– Ну, Леди Гога, глупый! – снисходительно объяснила Лёка Ж.

– Lady? – переспросил Алессандро. – Оh! Si, Lady Gaga.

На этом содержательная беседа закончилась. Мы прошли вдоль здания, свернули в арку посреди дома и оказались в еще одном дворике, уставленном кадками с невысокими пальмами. Двор был таким же идеально чистым, как предыдущий. У одной из стен бил небольшой фонтан из трех мраморных чаш.

– Куда мы попали! – залилась в восторге Лёка Ж. – Итальянский дворик перед отелем «шесть звезд – все включено».

– Погоди, мы еще квартиру не видели, – попытался я остудить пыл Лёки Ж.

– Да, представляешь, как хороша квартира, если тут такой двор! – поняла меня Лёка Ж. по-своему. – Я готова жить прямо здесь, у фонтана.

– Вот и оставайся, а я пойду с Алессандро, – предложил я. – Честно говоря, очень уже хочется принять душ…

– Обломись, в душ я пойду первой, – пообещала Лёка Ж. и наконец-то вошла в подъезд, дверь которого Алессандро терпеливо держал, пока она восхищалась итальянским двориком.

По широкой, сияющей белизной лестнице мы поднялись к крохотному лифту на площадке между нулевым и первым этажами. Лифт, под стать дому, был старым, но тоже чистым. Застекленные деревянные двери блестели в ярком электрическом освещении. Табличка над пультом сообщала: «335 Kg, 3 persone». Похоже, субтильных жильцов тут не бывает.

Лёка Ж. глянула на себя в зеркало, закрепленное на стенке лифта напротив двери, оценила свою фигуру и занервничала. Она тайком бросила взгляд на Алессандро – не заметил ли он ее переживаний. Но Алессандро, кажется, вообще ни на что не обращал внимания.

Он нажал на седьмой, последний, этаж. Лёка Ж. занервничала еще сильнее. Наверное, опасалась, что не доедем. Чтобы отвлечь ее от панических мыслей, я спросил, пойдем ли мы сегодня гулять.

– А как же! – живо отреагировала Лёка Ж. – Зря я, что ли, приехала. Я не намерена терять ни минуты! Вот только приму душ, переоденусь, приведу себя в порядок…

Пожалуй, я погуляю один, а потом зайду за Лёкой Ж. За те три-четыре часа, которые ей понадобятся, чтобы «привести себя в порядок», я успею обойти полгорода. Я поделился своими соображениями с Лёкой Ж. и в ответ услышал:

– Я к тебе со всей душой, в Рим привезла, а ты… – На этом слова у нее кончились, и она пустила в ход пальцы, дав мне щелбана по лбу.

– Ну погоди, – зло шепнул я Лёке Ж., потирая лоб. – Как твой новоиспеченный муж я тебе устрою ночь новобрачных. Вот только останемся без свидетелей…

В испуге Лёка Ж. попыталась отпрянуть на безопасное расстояние, но лифт для этого был слишком тесным, и она шмякнулась об стену. Кабинку затрясло, лифт остановился. Алессандро невозмутимо открыл дверцы…

Итак, жилье, которое снял для нас Гарик, оказалось двухкомнатными апартаментами. Первая комната совмещала гостиную и кухню, вторая была спальней с двумя кроватями.

– Мольто бэнэ! – сказал я, не удержавшись, что означает «очень хорошо».

Услышав это, Алессандро решил, будто я в совершенстве владею итальянским и начал экскурсию по квартире на родном языке. Из потока итальянских слов я вылавливал лишь один знакомый оборот e poi – «а затем». В тексте первого урока им часто пользовались маски-персонажи, пытаясь выяснить, куда еще поведет их изверг Ругантино.

Этим e poi Алессандро начинал каждую новую главу повести о замечательной квартире. Я ходил следом за ним, вежливо кивая и произнося единственный звук «м-м». Лёка Ж. наблюдала за нами со стороны и на всякий случай молчала.

К счастью, язык жестов у итальянцев очень развит, поэтому незнание разговорного языка мне не помешало. Сначала Алессандро показал закуток с письменным столом, книжными полками и настенными, напольными лампами. Он присел за стол и жестикуляцией объяснил, что здесь можно писать и читать. Затем – крохотную гардеробную справа от закутка, в ней имелись вешалки, лестница-стремянка, сушилка для белья, чистые полотенца и постельное белье, а также гладильная доска и утюг. Алессандро продемонстрировал, как пользоваться утюгом.

Затем он отвел нас в ванную, рассказал о душевой кабине, раковине для умывания, стиральной машине, унитазе и биде. Как пользоваться биде, показывать не стал. Постеснялся, наверное. В ванной взгляд Лёки Ж. упал на окно с рифленым стеклом, но она ничего не спросила.

Со спальней управились быстро – дверь была открыта, поэтому мы с Лёкой Ж. успели ее как следует рассмотреть, избавив нашего гида от необходимости объяснять, чем заниматься в постели. Затем Алессандро повел нас на кухню, показал холодильник, в котором стояли бутылка молока и большая банка кофе, показал кухонные шкафчики, заполненные разнокалиберной посудой, газовую плиту с духовкой, посудомоечную машину.

Затем мы перешли в зону гостиной, где Алессандро обратил наше внимание на кожаный диван, кондиционер, телевизор и дивиди-проигрыватель с пультами. Лёка Ж. устала и присела за кухонный стол.

В этот момент в квартиру вошел Гарик. Обнаружив, что Алессандро говорит с нами по-итальянски, Гарик сообщил ему, что мы non capiscono italiano, то есть не понимаем ни фига.

Невозмутимость нашего гида по квартире впервые за все это время была поколеблена. Он посмотрел на меня со смешанным чувством недоумения и досады: мол, что, теперь всю экскурсию заново проводить? Я успокоил его, соврав, что все прекрасно понимаю, только говорю не очень хорошо.

Алессандро кивнул и продолжил рассказ о телевизоре, демонстрируя, как пользоваться пультом. Телевизор включился. На экране появилась старушка в качалке. Она мирно пила кофе, слегка покачиваясь в кресле. В кадр высунулся длинный слоновий хобот. Слон набрал воздуху и сдул старушку вместе с кофе, как пушинку. Это была реклама высокоскоростного Интернета. Алессандро переключил канал. Возник крупный план молодого человека, который что-то пил из жестяной банки. Парню тут же оторвало голову. На ее месте выросла новая. Это реклама аранчаты – апельсинового лимонада. Все-таки у итальянцев, что ни говорите, очень странное чувство юмора.

– Что ж… – перешел я к вопросу, волновавшему всех участников вечеринки. – И сколько мы должны за такую красоту?

Гарик перевел Алессандро. Тот ответил:

– Settecento.

В итальянских числительных я пока добрался только до четырех. Нужной цифры в этом ряду не было. Я посмотрел на Гарика.

– Семьсот, – перевел он.

– Евро??? – не поверила Лёка Ж.

– Ну да, за десять дней, – пояснил Гарик.

На лице Лёки Ж. отразился мучительный процесс подсчета. Она где-то вычитала, что для въезда в Италию нужно иметь минимум по 50 евро на день. Мы взяли с запасом – по 60 евро. Но во сколько нам обойдется квартира, Лёка Ж. уточнять не стала – она же была уверена, что нас поселят даром. Теперь у нас останется 500 евро на двоих на десять дней. Маловато, конечно. Но что поделаешь. Раньше надо было думать. Придется экономить…

– А заплатить надо сейчас? – наконец спросила Лёка Ж.

– Как тебе удобно, Льёка, – ласково ответил Гарик. – Лучше сейчас. Но можно не всё.

– Отлично! – обрадовалась она и, быстро прикинув в уме, предложила заплатить сейчас только за неделю, а остальное отдать, когда ей мама пришлет. И вообще она не рассчитывала, что надо будет так много платить…

Обиженно жестикулируя, Гарик стал сердито объясняться:

– Для Рима это очень мало! В отелях самые дешевые номера – 50 евро за день.

– Все в порядке, Гарик, – вмешался я. – Просто Лёкины расчеты редко соотносятся с действительностью.

Гарик, кажется, не очень понял, что я сказал. Но все-таки кивнул и согласился с тем, что мы заплатим пока только за неделю.