Текст книги "Страсти по Вечному городу"

Автор книги: Всеволод Кшесинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

«Ин зэ сан», – как на духу признался, перевел на итальянский: «Il sole», – и для убедительности показал рукой на солнце.

Лёка Ж. подняла взгляд и заморгала.

– Иль соле эзистэ пэр тутти, – наконец-то правильно выговорила она свою любимую фразу, впервые наполнив ее хоть каким-то смыслом.

Джованни тоже посмотрел на солнце и объяснил, что сегодня в Италии мало верующих – люди проснулись.

Я иронично заметил, что до них наконец-то дошло: религия – опиум для народа.

– Ah! Carlo Marx, – узнал Джованни.

– Да. Карл Маркс, – оживилась Лёка Ж. и неожиданно спросила: – А тебе нравится новый папа римский? Он такой милый!

Джованни лишь ухмыльнулся. Религиозная тема наскучила ему. Мне, честно говоря, тоже.

Он направился к скутеру, по-прежнему не расставаясь с кейсом.

– Зачем он таскает с собой этот дипломат? – поинтересовался я у Лёки Ж. – У него там что, предметы первой необходимости?

– У него там… – начала она, но спохватилась. – Ой. Я не могу тебе сказать. Это не моя тайна.

– Да мне и неинтересно, – хмыкнул я. – Ну пока.

– Ты куда? – напряглась Лёка Ж.

– Пойду искать действительное счастье, – процитировал я Маркса.

– А я-а-а? – растерянно протянула Лёка Ж.

– А ты катайся с Джованни на скутере, – порекомендовал я. – Мне эти гонки по вертикали уже поднадоели.

– Но сегодня Джованни пригласил на семейный ужин… – растерялась Лёка Ж.

– Желаю счастья в личной жизни, – сказал я и попрощался: – Чао!

Я развернулся и пошел куда глаза глядят.

Хватит рубить мне хвост по кусочкам.

Я побрел по брусчатому тротуару. Сзади кто-то посигналил – Джованни вез Лёку Ж. на своем «Беверли 500». Лёка Ж. помахала рукой. Я махнул в ответ и даже улыбнулся. Они понеслись дальше. Вот и всё. Теперь я совершенно свободен.

Продвигаясь по лабиринту тихих и безлюдных улочек, я даже не пытался заглянуть в карту и выяснить, где нахожусь и куда направляюсь. Римские пейзажи сменялись сами собой, совершенно не мешая состоянию транса, в которое я погрузился.

Пришел в себя, лишь когда снова оказался на площади «Уст истины». Скользнул взглядом по длиннющей очереди к античному канализационному люку, которая вытянулась на весь квартал. И не сразу понял, что мы с Лёкой Ж. были здесь всего лишь сегодня утром.

Я разозлился. На Лёку Ж., которая прыгает от одного типа к другому как стрекоза-непоседа. На себя, позволяющего ей это. На то, что без конца задаюсь одними и теми же дурацкими вопросами вместо того, чтобы хоть что-то предпринять.

Я двинулся дальше, мимо пальм и античных развалин Римского Форума, мимо многотонного соска Алтаря Отечества и фаллической Траянской колонны, мимо арок проходов и решетчатых окон…

Так я оказался на крохотной виа дель-Джезу, где обнаружил неприметный супермаркет «DiperDi». Мортаделла, прошутто, брезаола, десятки видов сыров, десятки видов хлеба, молока и молочных изделий, сотни сортов вина – по доступной цене, и все это, как я выяснил, посмотрев на карту, в двух шагах от Пантеона и пьяцца Навона!

На полках с вином я, к своему удовольствию, нашел пятилитровую бутыль «Fontana di Papa» – Джованни демонстрировал нам такую же. Пять литров удовольствия за пять евро – перед таким соблазном я не мог устоять. Взял три прозрачных пакета с гордой зеленой надписью «Eco rispetto» – «Уважение к природе», поставил их друг в друга для крепости, поместил внутрь бутылку вина с пластиковыми стаканчиками и отправился с этим грузом на пьяцца делла-Ротонда, к Пантеону, храму всех богов.

Я присел на ступеньки у фонтана Пантеона, в центре которого возвышался красногранитный обелиск из Гелиополя, изготовленный для Рамзеса II. Достал пластиковый стаканчик, открутил крышку бутылки, плеснул себе вина и раскрыл свой замечательный путеводитель. В большинстве электронных гидов, которые я просматривал перед поездкой, сообщалось о неком художнике, который приехал в Рим и был поражен Пантеоном настолько, что больше никуда в Вечном городе и не ходил. Каждый его день начинался и заканчивался в Пантеоне, поскольку в нем и был весь Рим. Имя художника я так и не запомнил – память у меня не настолько хорошая, как у Лёки Ж., – и решил поискать его в моем путеводителе.

В книге сообщалось, что первое здание Пантеона было построено предположительно в 27 году до нашей эры при консуле Марке Випсании Агриппе, зяте императора Августа. Агриппа вошел в историю Вечного города тем, что очистил акведуки и городскую канализацию, устроил бесплатные раздачи еды и посещение бань в течение года, прогнал иноземных астрологов и жрецов, а также завершил многие объекты античного долгостроя, начатые еще при Юлии Цезаре.

Первый Пантеон, четырехугольный, серьезно пострадал во время пожара 80 года нашей эры. Храм был восстановлен, но в 110 году удар молнии уничтожил его до основания.

Предположительно в 125 году на месте разрушенного храма император Адриан возвел новый Пантеон, известной нам цилиндрической формы с полусферическим куполом и девятиметровым в диаметре отверстием сверху. Диаметр купола, выполненного из бетона, прослоенного кирпичами, почти равен высоте храма – примерно 43 метра.

Понтифики на свой лад пытались приспособить языческий Пантеон к нуждам папского Рима. Урбан VIII распорядился снять бронзовые скульптуры, барельефы, потолочные покрытия и переплавить их. Папский любимчик Бернини использовал античную бронзу для создания балдахина над алтарем в соборе Святого Петра.

Тот же Бернини по заказу того же Урбана VIII пристроил над входом в Пантеон миниатюрные башенки, которые римляне прозвали «ослиными ушами» – именно на них намекал Борромини, когда поставил каменные ослиные уши напротив окон Бернини. «Что не сделали варвары, сделали Барберини» (слово «barbari» – «варвары» – созвучно с фамилией Барберини) – язвили горожане. В 1883 году «ослиные уши», ко всеобщему удовольствию, снесли.

Про художника, приходившего в Пантеон каждый день, я так ничего и не узнал. А был ли художник-то?..

Я налил себе еще вина, выпил, закрутил бутылку и вошел в Пантеон. Сто сорок кессонов ступенчатого сечения пятью концентрическими кругами уносили к небосводу сферический купол. Пространство храма прошивал косой столб солнечного света. Из внутренней полутьмы свет казался матовым. Широкий луч падал под углом, образуя большой овальный зайчик на стене в метре от пола. Я двинулся к нему, но, когда проходил под отверстием купола, луч неожиданно исчез, в небе громыхнуло и прямо на меня полился дождь. Не прогневал ли я чем-нибудь божество Джованни?

Я вышел под дождь и побрел к метро. Холодные капли стекали за ворот, прошивая дрожью всё тело.

Вернувшись в номер, я открыл бутылку вина и начал пить. Как-никак праздник нынче.

 
Бьется в тесной печурке огонь…
 

– запел я и хлебнул вина. —

Мне в холодной землянке тепло

От твоей негасимой любви.

Как там дальше-то?.. Что-то не пошла песня.

Я включил маленький обшарпанный телевизор. На экране появился хор итальянских старушек, которые пели что-то забористое, пока группа бодрых старичков изображала на танцполе нечто похожее на буги-вуги.

На другом канале шел итальянский час рекордов, в котором, судя по заставке, собирались претенденты на то, чтобы попасть в анналы Книги Гиннеса. В анонсе передачи одно за другим мелькали лица. Потрепанная мускулистая женщина, которая садилась на шпагат на шесте, карлица-индуска, целиком умещавшаяся на одной руке ведущего, негритянка, которая умела вываливать белки глаз на полтора сантиметра, японец, протыкающий тыквы пальцем…

Я щелкнул пультом. Огромный белый слон в панаме ехал на одноколесном велике. В панаме слона сидел мальчик в костюме клоуна. Он сбивал из рогатки воздушные шары и считал от одного до десяти:

– Uno! Due! Tre! Quattro! Cinque! Sei! Sette! Otto! Nove! Dieci!

Интересно, Лёка Ж. уже освоила итальянские числительные? Надеюсь, Джованни ей помог?

Я выпил еще вина и громко запел:

Ты сейчас далеко-далеко…

До тебя мне дойти нелегко…

В стену гулко постучали.

– Эх, Лёка, Лёка! Зачем ты так далёка! – вздохнул я и понял, что должен это записать, пока не забыл.

Я схватил путеводитель, ручку и стал карябать на чистых страницах результат моего вдохновения…

Глава 14
Папа римский

– Вставай, алкоголик, – услышал я сквозь сон знакомый до боли голос.

Это что, слуховая галлюцинация?

Я разлепил глаза и, щурясь, разглядел кучерявое облако пшеничных волос.

– Похоже, ты вчера перебрал, – сказала Лёка Ж., кивнув куда-то на пол.

Я проследил за ее взглядом и увидел пустую пятилитровую бутылку.

– Как ты сюда попала? – поинтересовался я, даже не пытаясь изобразить любезность.

– Сказала, что твоя жена, меня и пустили.

– На их месте я бы проверил твой паспорт, – пробурчал я.

Я натянул одеяло к подбородку, широко зевнул и прочистил окуляры. В проясненном поле зрения обнаружился Лёкин чемодан.

– Джованни уже разочаровался в твоей компании? – усмехнулся я.

– Лучше скажи, что ты вчера учудил? – ответила Лёка Ж. вопросом на вопрос. – Хозяин гостиницы, милейший, кстати, мужчина интересной внешности, сказал, чтобы я за тобой как следует приглядела. Потому что ты вчера дебоширил, поджег номер и сломал унитаз.

Я приподнялся на локти и осмотрелся. Никаких следов пожара не обнаружил. Разве что обуглившаяся дырка на матрасе возле подушки. Это я, видимо, окурок затушил. Но дырка-то небольшая совсем – от такой пожар не случится. Ну а унитаз еще до меня не работал – там слив не функционирует. Большая клоака…

– Ну, как семейный ужин? – поинтересовался я, укладываясь обратно в постель.

– Семейный ужин прошел замечательно, – ответила Лёка Ж. чересчур бойко и во всех подробностях поведала о прошедшем вечере.

Начала она с появления папы Джованни, Франческо. Очень бодрый дядечка лет под шестьдесят, крепкий, подтянутый, веселый только седой. «Но ему идет», – заключила Лёка Ж. Франческо сразу стал рассказывать ей про свою жену, Лауру. Показывал фотографии – у него весь мобильный в фотках супруги, причем в таких ракурсах… А Лаура, по мнению Лёки Ж., не то чтобы модельной внешности, но очень хорошо выглядит, свежо и стройно. Лёка Ж. сначала даже подумала, что это Лаура в молодости. Но когда та пришла, оказалось, что так она сейчас и выглядит – лет на тридцать семь, не больше. Лёка Ж. ее даже немного пожалела: пожалуй, староват для нее Франческо.

Затем Лаура сразу принялась за уборку квартиры, и Лёка Ж. помогла…

– Ты убирала квартиру? – поразился я.

– Да, представь себе! – сказала Лёка Ж. не без гордости. – А пока мы вместе вытирали пыль и драили пол, Лаура призналась, что ей пятьдесят пять! Я чуть не упала прямо на свежевымытый пол. А когда мы пошли готовить супли…

– Чего-чего? – От удивления я даже привстал.

– Супли, – повторила Лёка Ж. и объяснила: – Это такие рисовые шарики с моцареллой.

– Я не об этом. Ты готовила еду? – не поверил я.

– А что такого? Мне надо было себя чем-нибудь занять, пока Джованни запекал рыбу, Франческо тушил мясо, а Лаура лепила супли, – сказала Лёка Ж. – Не могла же я сидеть, как дура, в гостиной, когда все они крутились на кухне. Так что я выбрала самое простое и стала катать шарики. Лаура, между прочим, сказала, что я прирожденный кулинар!

– Ты??? – вскрикнул я, окончательно потрясенный. Лёка Ж. оскорбленно засопела. – Ладно, извини, – сказал я примиряюще. – Просто у меня не было возможности убедиться в твоих кулинарных талантах.

– А у Лауры – была… – сердито ответила Лёка Ж., задумалась и неожиданно заключила, что итальянцы все-таки слишком много едят.

И тут Лёку Ж. понесло. Она рассказала, как под конец ужина приехал Паоло, приехал со своей девушкой Паолой, той самой, которой Лёка Ж. писала про русскую водку. Объяснила, что они опоздали, потому что Паоло решал проблемы Цезаря, который еще никогда не был с женщиной, и Паоло отвел его к одной… Джованни звонил Паоло каждые пять минут и спрашивал: «Ну что, удалось Цезарю потрахаться?» Потом Паоло приехал и сообщил, что все хорошо – Цезарь стал мужчиной. И выяснилось, что Цезарь – это его песик. Далее Лёка Ж. перечислила, что Паоло и Паола привезли с собой: вино, какой-то виноградный пирог, скьяччату, что ли, и тирамису. Лёка Ж. есть уже не могла, а они уплетали за обе щеки.

– Как же, интересно мне знать, Лауре удается так стройно выглядеть при таком напряженном режиме? – задалась она риторическим вопросом.

– Ну и чем все кончилось-то? – спросил я, подводя Лёку Ж. к финалу этой занимательной истории.

– Чем-чем… – вздохнула Лёка Ж. – Тем, что Лауре понравился мой нос, и она сказала, что мы с Джованни должны сделать бамбини с таким же красивым носом, а Франческо предложил называть его папой.

– И почему же ты сидишь здесь, а не делаешь бамбини с Джованни? – поинтересовался я, ухмыльнувшись.

– Знаешь, я поняла, что устала замуж ходить, – ответила Лёка Ж. нарочито бодро. – Уже четыре раза ходила. Пора сделать паузу.

– Погоди. Как это – четыре? Ты же говорила – пять, – напомнил я.

– Пять? – удивилась Лёка Ж. – А, ну это я как-то дважды с одним и тем же замужем была. Так что этот повторный брак можно не считать.

– Что-то ты темнишь, – проницательно заметил я. – Чтобы от такой прекрасной семьи взять и сбежать только потому, что, видите ли, устала… Прости, Лёка, но я тебе не верю.

– Как хочешь… – сказала она, наклонилась и подняла с пола раскрытый самоучитель по итальянскому. Лёка Ж. пробежалась глазами по странице и спросила: – Что это? «Эх, Лёка, Лёка. Зачем ты так далёка…»

Я попытался выхватить у Лёки Ж. книгу, но она оказалась проворнее. Отбежала в дальний угол номера и начала декламировать:

 
Эх, Лёка, Лёка.
Зачем ты так далёка!
Ты смотришь однобоко
На вопрос полов.
Мне без тебя так плохо.
Не будь ко мне жестока…
 

Мое терпение лопнуло, я подскочил с постели, в два прыжка оказался у Лёки Ж. и выхватил книгу.

 
– Какая ты дуреха…
Это же любовь! —
 

успела дочитать она и спросила: – Ты это сам сочинил?

– Нет, у Пушкина содрал, – зло ответил я, пряча книгу в сумку.

– А что значит «ты смотришь однобоко на вопрос полов»? – Лёка Ж. улыбнулась.

– Понятия не имею… – бросил я, направляясь в душ.

– Подожди, – остановила меня Лёка Ж. – Помнишь, когда мы гуляли по Тибру, ты хотел мне что-то сказать, но позвонил Джованни и…

– Не помню, – мрачно перебил я. – У меня нет такой феноменальной памяти, как у тебя.

– Значит, не хочешь говорить… А я скажу. – Лёка Ж. решительно начала: – Вот я встретила Джованни, такого мужественного, такого заботливого, нежного. Он мне очень понравился. И я подумала: почему бы и нет? У него хорошая семья, и сам он приятный во всех отношениях. Да нет у меня к нему безумной любви, но я уже и не хочу… Сыта по горло безумием этим. Ни к чему хорошему сумасшедшая страсть не приводила… И вот на ужине… Ты бы видел, как Джованни был счастлив! Все время держал за руку, глаз с меня не сводил…

– Что ты передо мной исповедуешься? – перебил я угрюмо. – Я тебе не папа римский.

Лёка Ж. замолчала и растерянно посмотрела на меня. Я отвернулся.

– Это еще не все, – наконец сказала она. – Мы сидели за столом, и тут Лаура с Франческо посетовали, что никогда не были в Питере. Ну и я, разумеется, как умная Лёка говорю: «У меня на странице в „ВКонтакте" есть очень красивые фотографии». Открываю и показываю, а там на половине фоток – мы с тобой. Открываю другой альбом – и там то же самое. Открываю третий… И Лаура спрашивает: а кто этот приятный парень, который всегда с тобой? И вдруг я поняла: ты же действительно всегда со мной. Мне уже трудно представить, что когда-то тебя не было в моей жизни. Ты готов исполнить любое мое желание, ты защищаешь и оберегаешь меня, ты мне и друг, и брат, и отец. Ты мне больше, чем муж! И поняла я, что совершаю ужасную глупость. Почему я с Джованни, в этой дурацкой квартире с видом на дурацкий квадратный Колизей? Там, в гостинице, без меня страдает мой… единственный человек, с которым я хочу быть рядом и… В общем, я поняла: как бы ни сложилось у нас с тобой, не хочу я парить мозг Джованни. Это нечестно и по отношению к нему, и по отношению к тебе… Да и сама перед собой я хочу быть искренней. Поэтому я здесь. Теперь ты все знаешь.

Вот это разворот на сто восемьдесят градусов! Выходит, и ей без меня тяжко. Но это же вовсе не значит, что вместе нам будет легко. Да и какое-то десятое чутье подсказывало мне: это отнюдь не последний выкрутас Лёки Ж. Где-то на задворках души поднималось неприятное саднящее чувство. Я молчал.

– Теперь ступай в душ и пойдем к папе римскому, – неожиданно предложила Лёка Ж.

– Попросим нас обвенчать? – иронично спросил я.

– Исповедовать, – ответила Лёка Ж., достала из сумочки зеркальце, косметичку и занялась ритуалом создания лица.

Я ушел в душ, чтобы ничего больше не говорить. От моих реплик становилось только хуже.

Когда я вернулся в комнату, Лёка Ж. завершала макияж. Она оторвалась от зеркальца и сообщила:

– Представляешь, теперь они звонят мне на пару – Гарик и Джованни. То один, то другой.

– Что хотят? – поинтересовался я нейтральным тоном.

– Не знаю. Я трубку не беру, – ответила Лёка Ж.

Ее телефон залился рингтоном.

– О, снова Джованни… – сказала Лёка Ж., глянув на мобильный.

Мелодия поиграла еще некоторое время и смолкла. Тут же раздался следующий звонок.

– А вот и Гарик, – сообщила Лёка Ж.

– Может, тебе отключить телефон? – предложил я.

– Ты что! – возмутилась она. – А вдруг мне кто-нибудь нужный позвонит!

Дело пошло на лад – к Лёке Ж. вернулось самообладание.

Я стал собирать вещи. Сегодня в полночь закончится срок проживания в этом негостеприимном отеле.

– Куда ты собираешься? – поинтересовалась Лёка Ж., положив косметичку и зеркальце в сумочку.

– Я оплатил номер только за двое суток. Больше у меня средств нету, – объяснил я. – Так что ты чемодан тоже не распаковывай.

– Черт! – воскликнула Лёка Ж. – Зря я не взяла деньги у Джованни – он предлагал, сказал, что могу даже не отдавать…

Я застегнул свою дорожную сумку на молнию и подумал, что стоит взять документы и билеты с собой. На всякий случай. Нас весь день не будет – вдруг кто-нибудь сподобится сделать в номере уборку.

Я попросил Лёку Ж. отдать мне и ее паспорт с билетом. Пусть у меня лежат – так надежнее.

– Как скажешь, мой господин, – согласилась она. Это что-то новенькое в нашем этикете… Лёка Ж. кивнула на свою сумочку: – Возьми сам.

Через час с небольшим Лёка Ж. завершила макияж, облачилась в белые джинсы, красную футболку и фиолетовую куртку, мы вышли из номера и сдали ключи портье.

Портье холодно глянул и сообщил, что хозяин отеля хотел бы со мной о чем-то потолковать. Тратить время на выяснение отношений мне совершенно не хотелось. По крайней мере – сейчас. Поэтому я пообещал, что побеседую с хозяином гостиницы вечером, когда вернусь. И удалился, взяв Лёку Ж. под руку.

Мы сели на метро, доехали до станции Оттавиано, добрались до виа Леоне VI, которая привела нас к высокой ватиканской стене, возведенной папой Львом VI для защиты от варваров. Вдоль стены на пол-квартала тянулась очередь, скрывавшаяся за углом.

– Ты уверена, что нам туда действительно нужно? – спросил я.

– Конечно! – воскликнула Лёка Ж. – Моя интуиция подсказывает, что я просто обязана попасть в Ватикан.

– А она не подсказывает тебе, вытерпишь ли ты такую очередь? – уточнил я.

– Она подсказывает… Подожди. – Лёка Ж. прислушалась. – Точно. Моя интуиция указала верный путь. За мной.

Лёка Ж. рванула за большой группой японских туристов, прошедших мимо нас.

– Маскируемся, – шепнула мне Лёка Ж., когда мы пристроились к замыкающему группу невысокому японцу в белой кепке с размноженной золотистой надписью «I love Roma».

– Думаешь, мы похожи на японцев? – спросил я.

– Не отвлекайся, делай вид, что мы с ними! – распорядилась Лёка Ж.

– Как?! – не понимал я.

– Ну расскажи мне что-нибудь о Ватикане, – предложила она.

– Лучше прочитаю, – сказал я, достал путеводитель и нашел нужную главу.

Ватикан – карликовое государство площадью 44 гектара, резиденция главы Вселенской католической церкви. Население – около 1000 человек. Расположен на правом берегу Тибра, на Ватиканском холме.

Существует несколько версий этимологии названия. Согласно одной из них, в древности на холме находилось поселение этрусков, которые называли эту территорию Ager Vaticanus. Согласно другой – холм получил название от латинского слова «vates» – «пророк», «прорицатель», так как здесь обитали многочисленные гадалки и прорицатели, которые приставали к прохожим, предлагая свои услуги.

Японец, за которым мы шли, услышав монотонный монолог за спиной, оглянулся и вопросительно посмотрел на Лёку Ж.

– Конничива! – по-свойски сказала она и вдруг закричала: – Абунай!

Поскольку японец повернулся к нам, он не видел, что шел прямо на ямку в асфальте. Я подхватил его под локоть, как раз когда он заносил над ней ногу.

– Doumo arigatou. – Японец обнажил мелкие зубы в улыбке и закивал головой.

– Это он мне «большое спасибо» сказал, – перевела Лёка Ж. Она покачала головой в ответ и серьезно изрекла: – Онегай. Тада има. Это я говорю: «Пожалуйста. Вот и я», – пояснила мне Лёка Ж.

Японец прыснул в ладошку и ответил:

– Okaeri nasai!

– Добро пожаловать! – перевела мне Лёка Ж. – Видишь, мы с ним нашли общий язык.

Японец что-то еще пролепетал, но увидев, что никто его больше не понимает, покивал головой, отвернулся и двинул дальше.

– Откуда ты знаешь японский? – с удивлением спросил я Лёку Ж.

– Обижаешь! – ответила она. – Я же культурный человек. Я Акунина читала.

Похоже, сегодня у меня день культурных потрясений от Лёки Ж.

– Ну что там с ватиканскими холмами? – вспомнила она.

Я вернулся к путеводителю и прочитал о третьей версии, согласно которой холм назван по имени божества первого крика ребенка и зарождения речи, Vaticanus. Согласно четвертой – по имени обитавшего на нем оракула – Vaticinium…

– А много ли еще версий? – нетерпеливо поинтересовалась Лёка Ж.

– Всё, больше нет, – успокоил я. – Иссякли. Далее путеводитель сообщал, что первоначально территория Ватикана была болотистой, поэтому использовалась преимущественно для захоронений. Однако на рубеже конца I века до нашей эры и начала I века нашей эры на холме были разбиты сады Агриппины Старшей. Ее сын, известный император Калигула, возвел посреди садов цирк, который был перестроен и расширен Нероном и получил название Цирк Нерона; известен также как Circus Vaticanus, и Circus Gaianus. Согласно легенде, именно в этом цирке казнен апостол Петр…

– Погоди, ты же говорил, что его казнили в другом месте, – перебила Лёка Ж.

– Вся римская история это сплошные легенды! – напомнил я. – Где удобно, там и казним.

Затем в путеводителе излагался ключевой католический миф. Ученики Петра выкрали его тело и тайком похоронили на кладбище у дороги, ведущей к Цирку Нерона. Спустя век над могилой Петра была возведена стена, так называемый «Трофей Гая», которая стала местом паломничества ранних христиан.

Тем временем мы миновали общую очередь в Ватикан и подошли ко входу, вернее, к отдельному коридору из металлических ограждений для туристических групп. Здесь тоже была очередь, но гораздо меньше. У входа в музей стояли охранники в синей униформе, которые следили, чтобы с группами не пробивались «левые» посетители-одиночки. Лёка Ж. хотела уже повернуть обратно, но сзади нас прижала группа американцев.

– Продолжай читать, а я буду делать вид… – Лёка Ж. задумалась, какой именно вид ей делать, и нашлась: – Что тоже читаю.

– Тогда зачем мне читать вслух? – спросил я.

– Не спорь со мной! – потребовала Лёка Ж.

– Ладно, – согласился я и продолжил чтение.

В 312 году императору Константину, известному Лёке Ж. с самого первого дня нашего пребывания в Риме, накануне решающей битвы с императором Максенцием явился во сне Христос. А на следующий день Константин увидел в небе сияющий крест. Константин победил Максенция. После этого римский император прекратил гонения на христиан.

Согласно другой легенде, Константин был наказан Богом как раз за преследование христиан и заболел проказой. Болезнь прогрессировала, Константин ослеп. Языческие жрецы настаивали на том, чтобы император принял ванну из крови невинных младенцев.

Но тут к императору, прослышав о болезни, явился римский епископ Сильвестр I. Епископ крестил Константина, и тот излечился. В благодарность исцеленный император вручил христианам так называемый «Константинов дар». Этим документом император передавал Сильвестру I власть над Римом, Западной Римской империей и всеми христианскими конфессиями. А чтобы не мешать духовному руководителю властвовать в полной мере, Константин перенес свою резиденцию в Византий, переименованный в дальнейшем в Константинополь.

– Во мужика вшторило-то! – поразилась Лёка Ж. и стала нетерпеливо подпрыгивать на месте: – Что же мы стоим-то? Почему не пускают?

Наш знакомый японец обернулся и засмеялся, глядя на Лёку Ж.

– Anata no o-namae wa? – спросил он.

– Чего-чего? – перешла на русский Лёка Ж.

– Думаю, он спрашивает, как тебя зовут, – предположил я.

– Лёка. А это, – она показала на меня, – Сева.

– Lioka-san, Sieva-san, – повторил японец и сказал: – Hadzimemasite. Vatashi va Kimura desu.

– Хадзимэмасите, Кимура-сан, – ответила Лёка Ж. и перевела мне: – Говорит, что ему приятно познакомиться и что его зовут Кимура.

Я, как мог, покивал японцу, он снова прыснул в ладошку. Очередь двинулась. Мы приближались к охранникам.

– Читай скорее, – вскрикнула Лёка Ж.

Я вернулся к тексту, авторы которого опровергали все приведенные легенды. В действительности Константин был крещен лишь перед самой смертью в Никомедии, а документ «Константинова дара» был сфальсифицирован на рубеже VIII–IX веков.

Но как бы то ни было, именно по велению Константина стена над могилой апостола Петра, тот самый «Трофей Гая», была накрыта ракой, а в 324–326 годах над нею возведена первая каменная базилика. Вплоть до XV века ее расширяли и перестраивали, однако здание сильно пострадало из-за подземных ручьев, и пришлось его снести.

Папа Юлий II приказал построить на месте древней базилики новый собор Святого Петра, который должен был затмить не только языческие храмы, но и существовавшие христианские церкви. В 1506 году по проекту архитектора Донато Браманте начали возводить центрическое здание с крыльями в виде равностороннего греческого креста. После смерти Браманте строительство храма возглавлял Рафаэль, который хотел придать зданию форму латинского креста с удлиненной четвертой стороной. Затем работы по строительству храма возглавил Микеланджело – он планировал здание с центральным куполом и многоколонным входным портиком. После смерти Микеланджело…

– Что же они все помирали-то! – перебила Лёка Ж.

– Так долгострой же, – объяснил я. – У римлян даже есть такое выражение «fabbrica di san Pietro» – «строительство собора Святого Пара», – которое аналогично нашей «сказке про белого бычка».

Итак, после Микеланджело над зданием поработали Джакомо делла Порта, Джакомо да Виньола, Карло Мадерна и любимый Лёкой Ж. Бернини, который построил коллонаду и таким образом создал пьяцца Сан-Пьетро в виде раскрытой замочной скважины. А Доменико Фонтана, разумеется, поставил в ее центре древнеегипетский обелиск…

– Douzo, – сказал наш японец.

Мы почти подошли к кассам, и Кимура-сан, активно кивая, пропускал нас вперед.

– Домо аригато, – сказала Лёка Ж. и чмокнула японца в щеку.

Я пожал Кимуре руку и для приличия три раза кивнул.

Мы шагнули вперед, но стоявший у порога суровый охранник остановил нас, поинтересовавшись:

– Джапан?

Лёка Ж. прищурилась и сказала:

– Вота-вота? Андэстенда икэнай.

Охранник с досадой махнул рукой, пропустив нашу парочку к кассам в обход основной очереди. Там нас поджидал неприятный сюрприз. Оказалось, что билет стоил аж 15 евро. К таким расходам Лёка Ж. была совершенно не готова.

– Это что, теперь последние деньги отдать! – расстроилась она.

– Лёка, ты могла бы посмотреть, сколько стоит билет, прежде чем сюда направилась, – заметил я.

Японец, стоявший за нами, терпеливо ждал.

– Да где бы я посмотрела! В твоей гостинице даже интернета нет! – возмутилась Лёка Ж.

– Ну извини, что не снял номер класса люкс, – язвительно ответил я.

– Кэна ай хэлп ю? – вежливо спросил японец.

– Ноу-ноу. Сэнк ю вэри мач, Кимура-сан, – ответил я.

Общими усилиями мы с Лёкой Ж. наскребли 20 евро. У меня было еще 30 евро, но их я отложил на обратную дорогу – не пойдем же мы в аэропорт пешком. В общем, я хотел уже убираться восвояси. Но тут Кимура-сан протянул нам десятъ евро. Я вежливо отказался, Лёка Ж. схватила купюру, несколько раз поклонилась, присовокупила десятку к нашей сумме и вручила седовласой кассирше-итальянке, которая недовольно пересчитала мелочь и выдала нам два билета.

Лёка Ж. поблагодарила японца на всех языках, которые знала, сказала «Саёнара!» – «До свидания!» – и расцеловала его.

Мы взяли на столике у входа план музеев, поднялись наверх, вышли на площадку, с которой открывался вид на сады Ватикана. Лёка Ж. оперлась на каменный парапет над садами, закурила и сказала:

– Посмотри, что там в твоей книжке написано про папу римского.

Я раскрыл путеводитель и прочитал Лёке Ж., что с XIV века Ватикан является резиденцией папы римского, а с 1929 года – независимое государство. Здесь выпускаются собственные деньги, марки, телефонные карты. Есть своя пресса, вертолетная площадка, вокзал, железная дорога, автозаправки, супермаркет, ферма, пожарная служба, типография, мастерские, фабрика.

– Неплохо устроились… – заметила Лёка Ж. – Но я имела в виду – как попасть к папе.

– Что у тебя за навязчивая идея?

Я глянул на Лёку Ж. с подозрением – может, она все-таки тайком читала мой путеводитель? Лёка Ж. молчала. Я пробежался по тексту и нашел нужный абзац, где сообщалось, что по воскресеньям католики собираются на площади Святого Петра, чтобы послушать папу – понтифик читает проповедь и благословляет паству с балкона над главным входом в собор Святого Петра.

– По воскресеньям? – разочарованно переспросила Лёка Ж. – Нет, мне это не подходит. В воскресенье мы уже дома будем… А про музеи что пишут?

– Про музеи пишут следующее. – Я перелистнул страницу и прочитал, что история музейного комплекса Ватикана начинается в первой четверти XVI века, когда папа Юлий II открыл художникам и студентам доступ к античным скульптурам «Аполлон Бельведерский», «Бельведерский торс» и «Лаокоон с сыновьями», которые были найдены при раскопках и выставлены во внутреннем дворе Бельведер. А вообще есть музей на Капитолийском холме, музей религиозного искусства, музей языческого искусства, музей древнегреческих и древнеримских произведений искусства, Этрусский музей, Египетский музей…

– Все, хватит! Да сколько же тут музеев! – не выдержала Лёка Ж.