Текст книги "Военная-история-Египта.-Том-2"

Автор книги: Всеволод Авдиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

северный фланг – к северо-западу от Мегиддо.

Его величество находился в центре между ними, Амон защищал члены его в

сече, а мощь

Сета укрепляла тело его».40)

Судя по этим словам летописца, египетские войска рано утром в день битвы

уже занимали

очень выгодную боевую позицию. Южный, т. е. правый, фланг египетской

армии был

расположен на южном берегу Кина и упирался в холм, находившийся к юго-

востоку от

этого потока. Северный, т. е. левый, [115] фланг египетского войска был

расположен к

северо-западу, а центральная группа под командованием самого фараона – к

юго-западу

от Мегиддо, против правого фланга сиро-палестинского войска. Как видно из

описания

египетской лагерной стоянки, египетские войска заняли эту боевую позицию

вечером или

ночью накануне боя, так как фараону, когда он еще находился в лагере в

своей палатке,

сообщили, что в северном и южном отрядах все благополучно, иными словами, что оба

фланга заняли указанные им позиции. Эти позиции были заняты египетским

войском

чрезвычайно удачно. Южный египетский фланг, находясь на южном берегу

Кина,

препятствовал правому флангу противника перейти через реку, чтобы зайти в

тыл

египетской центральной группе или хотя бы ударить на нее с фланга.

Северный же фланг,

заняв северную дорогу, ведшую на Джефти, с одной стороны, отрезал

неприятелю

отступление по этой дороге, с другой – гарантировал египетским войскам

возможность

маневрировать по этой дороге. Наконец, центральная, очевидно, наиболее

сильная часть

египетского войска предназначена была для нанесения решительного удара

неприятелю,

правый фланг которого находился под угрозой обхода с севера и окружения.

Поэтому

сиро-палестинские войска были принуждены принять бой в неудобных для них

условиях.

Описывая расположение египетских войск, египетский летописец, как это и

подобало

льстивому придворному историографу, приписывает всю заслугу победы

фараону,

который, по его словам и согласно религиозным верованиям того времени, находился под

охраной самих богов. Однако на самом деле победа египтян, очевидно, объясняется их

численным превосходством и большей военной организованностью и, кроме

того, тем,

что египетскому войску удалось благодаря скорости его передвижений и

большей

маневренности занять очень выгодную боевую позицию. Когда утром в день

боя сирийцы

увидели расположение египетских войск, они, возможно, сделали попытку

растянуть свой

правый фланг к северу, по направлению к Мегиддо, чтобы избежать обхода с

севера и

окружения, а также для того, чтобы приблизиться к крепости, откуда они

рассчитывали

получить подкрепления и куда они могли скрыться в случае поражения.

Однако этот

маневр, предпринятый перед самым боем в виду неприятеля, надвигавшегося

на

сирийские войска в полном порядке, не удался и лишь привел к ослаблению

сирийского

центра. Центральная группа египетского войска, быстро наступая на

противника, легко

прорвала растянувшуюся линию сирийского войска и стала угрожать тылам его

флангов,

чем внесла полную деморализацию в ряды неприятеля, наголову разбитого

главным

образом в долине Кина, где, очевидно, и произошел основной [116] прорыв

неприятельской линии. Эта блестящая победа египетского войска образно

описана

автором «Анналов» в следующих словах:

82

«И тогда стал побеждать их его величество во главе своего войска.

А когда они увидели, что его величество побеждает их, они поторопились

бежать, будучи

разбиты, к Мегиддо, с лицами полными страха».41) Факт быстрого разгрома неприятельского войска именно в долине Кина

благодаря

энергичному и стремительному удару египетского отряда, находившегося под

командованием самого Тутмоса III, подтверждается надписью в Джебель-

Баркале,

содержащей ряд интересных деталей относительно первого похода Тутмоса III в Сирию.

Так, в этой надписи говорится: «И вот это было в долине Кина, [когда они]

разбили лагерь

в... случилось дело удачное для меня среди них. Мое величество атаковало

их, и они сразу

обратились в бегство; сраженные падали, [образуя] кучи трупов».42) Судя по тексту «Анналов», сиро-палестинские войска потерпели полное

поражение под

стенами Мегиддо. Только некоторые военачальники, очевидно, во главе с

князьями

Мегиддо и Кадеша, о пленении или смерти которых ничего не сказано в

«Анналах», а

также небольшое количество воинов, стремительно бежавших в Мегиддо, смогли

скрыться за мощными стенами этой крепости. Панически отступая, «они

бросили лошадей

своих, колесницы свои из золота и серебра. Их втащили, держа их за их

одежды, в этот

город, так как жители эти заперли от них этот город и [спустили] они

[одежды, чтобы

поднять их наверх, в этот город]».43)

Этот яркий эпизод, который мог сохраниться в памяти только у очевидца

событий,

подтверждает предшествующие слова летописца о том, что северный фланг

египетского

войска накануне боя находился к северо-западу от Мегиддо, и отчасти

объясняет смысл

данной диспозиции. Очевидно, этот фланг должен был угрожать

непосредственно самой

крепости и помешать ее защитникам сделать во время боя вылазку, чтобы

поддержать

сиро-палестинские войска. С другой стороны, этот северный отряд

египетских воинов

воспрепятствовал жителям Мегиддо открыть ворота города, чтобы принять под

защиту

крепостных стен всех сирийцев, бежавших с поля сражения. Таким образом, северный

фланг египетского войска, возможно, не принимавший непосредственного

участия в

сражении, создав непосредственную угрозу самому городу, дал возможность

центру и

правому флангу полностью разгромить сиро-палестинское войско. Это имело

большое

значение для дальнейшего хода военных действий, так как если бы

неприятельские силы

[117] укрылись в стенах Мегиддо, то гарнизон этой мощной крепости, усиленный

полевыми войсками, избежавшими разгрома, мог бы оказать длительное

сопротивление

Тутмосу III и создать ему ряд осложнений при последующем развертывании

этой военной

кампании. Именно поэтому данный эпизод был отмечен составителем

«Анналов». Наше

предположение, что северный отряд египетского войска был предназначен в

некоторой

степени для быстрого захвата Мегиддо в случае удачного исхода битвы, подтверждается и

словами летописца, который указывает, что стремительное занятие Мегиддо в

момент

создавшейся среди врага паники предусматривалось планом военных действий, разработанным накануне в царской палатке. Летописец говорит: «И если бы

войско его

величества не отдало своего сердца захвату имущества этих врагов, то они

[захватили] бы

Мегиддо в тот момент, когда второпях втаскивали этого презренного врага

из Кадеша

вместе с презренным врагом из этого города (Мегиддо. – В. А.), чтобы дать

им войти в их

город. Ведь страх перед их величеством проник в их члены, и руки их

потеряли свою

силу. Царская диадема одержала победу над ними».44) Приняв все меры к тому, чтобы полностью разгромить врага под стенами

Мегиддо и даже

в случае победы захватить город, пользуясь паникой среди неприятеля, Тутмос III, однако,

не учел примитивных грабительских инстинктов, которые всегда охватывали

войска

древневосточных рабовладельческих деспотий после большой победы. Можно

думать,

83

что грабить сиро-палестинский лагерь бросились не только воины

центрального отряда и

южного фланга египетского войска, но даже того северного отряда, который

не принимал

непосредственного участия в битве и был предназначен для быстрого захвата

крепости

после одержанной победы. Но, с другой стороны, захват огромной добычи под

стенами

Мегиддо был наглядным показателем значительного успеха, достигнутого

египетским

войском в результате завершения первого этапа этой кампании. Ведь не надо

забывать,

что захват всякого рода добычи, в первую очередь пленных, обращавшихся в

рабство, был

одной из важнейших целей, которые преследовали древневосточные деспоты, ведшие

нескончаемые захватнические войны. Поэтому и в официальных и в частных

надписях

того времени всегда подробно перечисляется добыча, захваченная после

каждой победы,

после завершения каждого победоносного похода в иноземную страну.

Соответственно с этим и автор «Анналов» с восторгом описывает в

приподнятых словах

богатую добычу, захваченную египтянами под стенами Мегиддо, а также

ликование

войска.

«И тогда их кони и их колесницы из золота и серебра были [118] захвачены, став их

легкой [добычей]. Их [бойцы] лежали распростертые, подобно рыбам в углу

сети. А

могучее войско его величества подсчитывало имущество, им принадлежавшее.

И вот была

захвачена палатка [этого] презренного [врага], украшенная серебром... И

тогда все войско

стало ликовать и воздавать хвалу [Амону, за победу], которую он даровал

сыну своему [в

этот день]. И восхваляли они его величество, превознося его победу. И они

принесли

легко захваченную ими добычу: руки, живых пленников, коней, колесницы из

золота и

серебра и пестро раскрашенные».45)

Эти образные слова летописца особенно ярко подчеркивают стремительность

египетской

атаки и молниеносный разгром сиро-палестинских войск. Противник, разбитый

наголову

и обратившийся в паническое бегство, не смог спасти ценностей, которые

находились в

его лагере. Именно поэтому египетское войско сравнительно легко захватило

на месте боя

большую и богатую добычу. Особенно характерно то, что писец в перечне

захваченной

добычи на первом месте поставил пленников, а затем коней и колесницы, о

которых он

упоминает дважды в этом маленьком отрывке. В этом сказалась психология

типичного

рабовладельца, смотревшего на грабительские походы как на наиболее легкий

способ

захвата рабов. С другом стороны, египетское войско, очевидно, уступало

сирийским

войскам в количестве колесниц. Именно поэтому египетский летописец всегда

особенно

подчеркивал захват коней и колесниц, этого нового для египтян

технического оснащения

войска, столь необходимого при больших переходах и обеспечивавшего

быстроту

передвижения отдельных войсковых соединений.

Осада Мегиддо

Несмотря на блестящую победу, одержанную под стенами Мегиддо, египтянам

не

удалось, пользуясь воцарившейся среди вражеского войска паникой и

деморализацией, с

хода ворваться в Мегиддо и овладеть этой сильной крепостью. Это

обстоятельство было,

несомненно, крупной неудачей египтян, на которую откровенно указал Тутмос

III в

специальном приказе, отданном по войску сразу же после битвы.

«...И тогда его величество отдал приказ своему войску, сказав:

«О если бы вы, [прекрасное войско] победоносного [царя], захватили [этот

город], то я бы

отдал [всю страну за этот город, согласно приказа] Ра, отданного в этот

день, так как все

князья всех непокорных северных стран находились в нем, так как захват

Мегиддо [равен]

захвату тысячи городов»».46) [119]

84

И действительно, стремительный захват Мегиддо имел бы огромное значение

для

быстрого окончания всей кампании. Во многих надписях времени Тутмоса III отмечается

крупнейшее военно-стратегическое значение Мегиддо, который господствовал

над узлом

важных торговых военных путей и князь которого вместе с князем Кадеша

возглавлял

союз сиро-палестинских князей, направленный против Египта. В перечне

покоренных

Тутмосом III северных городов и областей упомянуты 359 названий

местностей,

правители которых, очевидно, со своими войсками были осаждены Тутмосом

III в

Мегиддо.47) Наконец, в надписи из Джебель-Баркала говорится, что в

Мегиддо пришли

«330 вождей, каждый [из которых] был во главе своего войска».48) Все это

указывает на

то, что Мегиддо был большой и сильной крепостью, под защитой мощных стен

которой

могло укрыться не только многочисленное боеспособное население, но также

и довольно

значительный гарнизон. В той же надписи говорится, что Тутмос III осаждал

Мегиддо в

течение семи месяцев. Понятно поэтому, что взятие Мегиддо означало для

египтян

овладение важнейшим центром Палестины и Южной Сирии и равнялось взятию, по

образному выражению летописца, «1000 городов» или целой страны. 49) Правильно

проведенная осада Мегиддо могла бы отдать в руки египтян все войска

неприятеля,

находившиеся в крепости, и к тому же большую добычу, так как Мегиддо был, невидимому, большим и богатым городом. С другой стороны, осада города

могла бы

максимально сократить потери египтян, в то время как штурм был сопряжен с

большим

риском.

В надписи из Джебель-Баркала, крайне сжатой и краткой, Тутмос III подчеркнул значение

Мегиддо и его осады несколькими словами, в которых сообщается, что царь

«осаждал его

в течение семи месяцев». 50) В «Анналах» описываются крупные осадные

работы, которые

были произведены египетскими войсками, чтобы полностью изолировать

крепость. По

приказу царя египтяне заняли строго установленные позиции вокруг Мегиддо, окружив

его плотной цепью войск так, чтобы «знал каждый человек место свое».51) Протяженность

внешнего кольца укреплений была измерена и на основе этих измерений в

непосредственной близости от города были возведены оцепляющие город

укрепления.

Судя по «Анналам», эти укрепления состояли из вала и палисада, построенного из

местных пород деревьев.52) Особенное внимание как командования египетских

войск, так

и всех воинов было обращено на то, чтобы отрезать Мегиддо от возможных

подкреплений

и подвоза продуктов. Поэтому царь приказал войскам: «Не дайте выйти ни

одному из них

за пределы укрепления этого».53) Судя по описанным выше крупным

подготовительным

работам, осада была длительной, [120] трудной и сложной. Составитель

«Анналов»

указывает на то, что происшедших за время осады событий «было слишком

много, чтобы

записать это в записях согласно приказа этого». Отсюда видно, что, помимо

«Анналов»,

существовала более подробная запись походов Тутмоса III, в которой все

события

отмечались «под названием [соответствующего] дня». Эти записи, занесенные

на

кожаный свиток, хранились впоследствии в храме Амона в Фивах. 54) К

сожалению, этот

документ не сохранился и поэтому мы не можем восстановить события осады

Мегиддо во

всех подробностях. Но совершенно ясно, что осада привела к полной

капитуляции войск

сиро-палестинской коалиции, разбитых под Мегиддо и частично укрывшихся за

стенами

города. После семимесячной осады защитники Мегиддо заявили фараону о

своей

готовности сдаться на милость победителя, проявившего столь большое

упорство во

время осады. Основной причиной сдачи Мегиддо был голод, начавшийся в

городе. В

надписи около шестого пилона Карнакского храма Амона говорится, что «не

вдыхали они

(жители Мегиддо. – В. А.) дыхания жизни», так как они были окружены

осадными

укреплениями египтян. В «Анналах Тутмоса III» и в надписи из Джебель-

Баркала очень

выразительно и образно, но в различных словах описывается, как сиро-

палестинские

князья вышли из крепости, неся фараону многочисленные дары и умоляя его

пощадить их

жизнь. В надписи из Джебель-Баркала сообщаются интересные сведения о том, что эти

85

князья послали фараону вместе с дарами своих детей, очевидно, в качестве

заложников, а

затем дважды дали Тутмосу III клятвенное обещание не восставать больше

против

господства египтян и не причинять фараону «снова зла».55) Взяв в Мегиддо

большую

добычу, состоявшую из пленников, лошадей, колесниц, бронзовых доспехов, оружия,

золота, серебра и скота, Тутмос III, как говорится в надписи из Джебель-

Баркала, отпустил

сдавшихся князей на свободу, приказав «открыть им путь в их города». С

особенной

гордостью и некоторой насмешкой над побежденными египетский писец от

имени

фараона сообщает о том, что побежденные иноземные князья отправились к

себе домой на

ослах, так как все их лошади были взяты фараоном в виде трофейной добычи.

Очевидно,

египтяне даже в эти времена старались после каждой победы захватить всех

лошадей и

все колесницы, которые в Египте столь высоко ценились, так как давали

возможность

организовывать новый вид воинских частей – колесничные отряды, обеспечивавшие

значительно большую маневренность египетской армии. Однако логическое

ударение в

этой, как и во многих других победных надписях, поставлено на следующей

фразе, в

которой говорится, что царь угнал в Египет в качестве [121] пленников

вместе с их

имуществом «жителей городов», по-видимому, находившихся под властью

Мегиддо и

сдавшихся вместе с ним. Ведь именно с этой целью в те времена велись

военные походы в

соседние страны.

Взятие Мегиддо означало не только разгром главных сил сиро-палестинской

коалиции,

направленной против Египта. Взятие Мегиддо отдавало в руки фараона всю

Палестину и

открывало ему путь на север, к предгорьям Ливана, где находились важные

торговые

города, над которыми, очевидно, господствовал упорный враг Египта – князь

Кадеша

(Кинзы). 56)

Стремясь как можно скорее реализовать все выгоды положения, которое

создалось в

Сирии после падения Мегиддо, Тутмос III тотчас двинулся на север и занял

три города:

Инуаму, Иниугаса и Хуренкару, упрочив тем самым свои позиции в Южной

Сирии.57) Но

можно думать, что, несмотря на крупные успехи египетских войск, сопротивление

местного населения не было окончательно сломлено. Поэтому Тутмос III вынужден был

построить крепость, «после своей победы среди вельмож страны Ременен, под

названием

«Тутмос – покоритель иноземцев»».58) Эта новая крепость должна была стать

оплотом

военного могущества египтян в покоренных ими областях Южной Сирии.

Значение первого похода Тутмоса III в Сирию

«Анналы Тутмоса III» очень кратко сообщают о том, как хозяйничали

египетские

завоеватели в занятой ими стране. Очевидно, не только во время осады

Мегиддо, но и

после взятия этого города египтяне жестоко опустошили всю окружающую

местность, в

частности сняв жатву с полей. Правители всех городов и областей были

смещены, а на их

место фараон «заново назначил правителей каждого города».59) Отсюда можно

сделать

вывод, что местное население было далеко еще не полностью покорено, что

часть местной

аристократии упорно сопротивлялась египетскому господству и что поэтому

Тутмос III

был вынужден применить политику террора по отношению к мятежной части

местного

населения, опираясь на проегипетскую группу местной аристократии.

Однако первый поход Тутмоса III был расценен современниками в качестве

крупного

события. Именно поэтому этот поход столь подробно описан в «Анналах

Тутмоса III» и

отдельные его эпизоды упомянуты в других надписях того времени. И

действительно,

спустя долгое время египетские войска снова вторглись в Палестину и

Сирию, наголову

разбили коалицию сиро-палестинских князей, которую, возможно, поддерживала [122]

Митаннийская держава, покорили племена Палестины и ливанских предгорий, захватили

86

большую добычу и завоевали обширную территорию, пробив тем самым широкую

дверь в

страны Передней Азии.

Чтобы отметить большое значение этого похода и одержанных во время него

побед,

Тутмос III учредил целую серию торжественных праздников и пожертвовал

большие

богатства храму Амона в Фивах. На внутренней стороне южной части шестого

пилона

Карнакского храма высечена особая надпись, в которой подробно описываются

все

религиозные торжества и царские дары жречеству, которые имели большой

социально-

политический смысл, так как должны были укрепить опору рабовладельческой»

деспотии

– аристократическое жречество и тем самым упрочить рабовладельческий

строй в целом.

В этой надписи говорится о том, что царь установил «праздник победы», после того как

он вернулся «из первого победоносного похода, разгромив презренную страну

Речену,

расширив границы Египта в 23-м году после победы». Судя по этому

описанию, царь

трижды праздновал свой «праздник победы», причем торжество каждый раз

продолжалось несколько дней. Одновременно с этим были учреждены и богатые

жертвоприношения, в частности большим обелискам, которые царь поставил в

храме

Амона, а также царским статуям, что должно было укрепить не только культ

бога Амона,

но и культ обоготворенного царя.60) Особенно характерно в этой надписи

подробное

сообщение о передаче царем храму Амона большого количества пленников и

даже трех

городов, завоеванных в Сирии. Наконец, в этой же надписи царь дает

подробное

наставление жрецам, чтобы они были «бдительны в исполнении своих

обязанностей».61)

Так все более укреплялась связь между высшим фиванским жречеством и

царской

властью.

Первый поход Тутмоса III в Сирию значительно упрочил положение Египта в

Передней

Азии в качестве сильной и могущественной военной державы, энергично

вступившей на

путь завоеваний с целью захвата добычи и использования ресурсов

Палестины, Сирии и

Финикии. Вполне естественно, что даже объединенным силам сиро-

палестинской

коалиции было трудно сопротивляться египетскому нашествию. Мы имеем

некоторые

основания предполагать, что большое Митаннийское государство оказывало

некоторую

поддержку сиро-палестинским князьям, ведшим упорную борьбу с Египтом; Митанни в

этот период, опасаясь усиления Египта в Передней Азии, с одной стороны, поддерживало

те страны и государства, которые вели войну с Египтом, а с другой —

оказывало давление

на покоренные народы, стремившиеся освободиться от митаннийского ига и

для этого

заручиться поддержкой Египта. [123]

Ассирия долго была под митаннийским влиянием и неоднократно боролась за

свою

независимость с митаннийскими царями в середине II тысячелетия. На 24-м

году

царствования Тутмоса III, т. е. вскоре после его первого похода в

Переднюю Азию,

ассирийский царь прислал различные ценности фараону, которые автор

«Анналов»

горделиво назвал «приношениями вождя Ашшура», перечислив их наряду с

приношениями из страны Речену, т. е. с данью завоеванной страны.

Разумеется, Ассирия

не могла в то время ни быть завоеванной Тутмосом III, ни послать в

далекий Египет свою

дань, признав гегемонию Египта. Поэтому неправ Грапов, который слово

–

«приношения» понимает и переводит как «дань». Впрочем, он сам не всегда

придерживается такого понимания этого слова, иногда переводя его как

«приношения»

или иначе. 62) Очевидно, эти «приношения» ценных предметов, в частности

лазурита, были

лишь знаками внимания и сочувствия египтянам, которые таким образом

выразил

ассирийский «князь» (или вождь) египетскому фараону. С другой стороны, это могли

быть товары, присланные в Египет с целью установления торговых отношений

между

Ассирией и Египтом. Ведь несколько позднее ассирийский царь Ашшурубаллит

писал

Эхнатону о своем намерении отправить в Египет посла и о своем желании

получить из

87

Египта золото, по-видимому, в обмен на ассирийские товары, колесницы, лошадей и

лазурит, которые Ашшурубаллит послал Эхнатону. В письме Ашшурубаллит

напоминал

Эхнатону, что некогда ассирийский царь Ашшурнадинаххе получил из Египта

20 талантов

золота.63) Ассирийские цари, конечно, знали, что хурриты, тесно связанные

с

Митаннийским царством, довольно глубоко проникли в Сирию и Палестину. На

это

указывает ряд фактов, частично извлекаемых из переписки Амарнского

архива.64) Именно

поэтому, стараясь освободиться от митаннийского влияния, ассирийский царь

пытался

установить непосредственные сношения с египетским фараоном, который нанес

сильный

удар митаннийскому влиянию в Палестине и Сирии, разгромив сиро-

палестинский союз

князей, поддерживаемый Митанни.

Наряду с приношениями «князя Ашшура» египетский летописец под 24-м годом

царствования Тутмоса III отметил приношения из страны Речену (по

реконструкции

текста Зете). Очевидно, в Египте особенно ценили эти «приношения», состоявшие

частично из дани, а частично из товаров. Это были главным образом кожаные

и

деревянные изделия, служившие для оборудования колесниц и запряжек, а

также

различные ценные сорта дерева. Ведь последние издревле вывозились из

Сирии в Египет,

а конная упряжь, колесницы и лошади в большом [124] количестве

доставлялись из

Передней Азии в Нильскую долину в течение всего периода XVIII династии.

Вполне

естественно, что торговые города Сирии, Палестины и Финикии, в частности

города в

районе Ливана, играли большую роль в достатке этих ценных для Египта

предметов.

Завоевание Тутмосом III больших территорий в этих странах дало

возможность египтянам

увеличить доставку в Египет ценных сортов дерева и всякого рода

оборудования для

колесниц и конных запряжек. Таким образом, египетский летописец, не

мудрствуя лукаво,

отметил один из экономических результатов первого похода Тутмоса III в

Переднюю

Азию.

Первый поход Тутмоса III в Палестину и Сирию настолько укрепил

господствующее

положение Египта в этих странах, что египтяне стали смотреть на Хару и

Верхнее Речену

как на страны, поверженные самим богом Амоном «под сандалии» фараона, как

это ясно

говорится в одной надписи из «Праздничного храма»

в Карнаке, возможно,

приуроченной к 25-му году царствования Тутмоса III. Тут же около этой

надписи

помещены многочисленные изображения растений и животных, доставленных в

Египет из

Верхнего Речену. В сопровождающей эти изображения надписи говорится:

«...Растения всякие необыкновенные и всякие прекрасные цветы, происходящие из страны

бога, [доставленные могуществу] его величества, после того как направился

его

величество и Верхнее Речену, чтобы покорить страны [северные], согласно

приказу отца

Амона, который поверг все страны под сандалии его от [этого дня] и до

[истечения]

миллионов лет».65) Очевидно, египтяне использовали завоевание областей

Палестины и

Сирии в хозяйственном отношении, вывозя из этих стран не только богатую

добычу, но и

различные, неизвестные ранее египтянам, виды растений и животных с целью

их

акклиматизации в Нильской долине.

Поход 29-го года

В «Анналах Тутмоса III» говорится, что на 29-м году его царствования был

совершен

пятый поход, а именно поход в страну Джахи. Поэтому многие исследователи

считали,

что Тутмос III в течение 24-28-го годов своего царствования совершил три

похода в

Сирию, причем находили возможным отнести второй, третий и четвертый

походы к

определенным годам. Однако в источниках этого времени, в частности в

«Анналах», не

сохранилось решительно никаких данных, которые позволили бы отнести эти

походы к

88

тому или иному году. Поэтому совершенно прав Грапов, который в своем

исследовании,

[125] посвященном «Анналам», указывает на то, что в «Анналах» под 24-м

годом

сохранилось лишь начало перечня дани, а под 25-28-м годами вообще ничего

не

сохранилось. Таким образом, всякого рода догадки о том, когда происходили

второй,

третий и четвертый походы Тутмоса III, в настоящее время все еще следует

считать

необоснованными.66)

Пять лет, протекшие между первым и пятым походом Тутмоса III в Переднюю

Азию,

были годами накопления сил для обеих враждовавших сторон. Сиро-

финикийские

княжества образовали за это время новую антиегипетскую коалицию, в

которой

значительную роль стали играть как прибрежные финикийские города, так и

города

Северной Сирии, среди которых в это время стал выдвигаться Тунип. 67) С

другой стороны, Египет, мобилизуя как свои собственные ресурсы, так и

ресурсы завоеванных ранее

областей Палестины и Южной Сирии (Хару и Нижнего Речену), стал готовиться

к новой

большой военной кампании в Передней Азии. Прекрасно понимая, что Египет

никогда не

сможет господствовать в Сирии, если он не встанет прочной ногой на

финикийском

побережье, Тутмос III организовал флот, задачей которого было покорение

городов

финикийского побережья и охрана морских коммуникаций, ведших из Финикии в

Египет.

Весьма возможно, что этим флотом командовал именно тот старый сподвижник

не только

Тутмоса III, но еще и Тутмоса II, вельможа Небамон, которого Тутмос III назначил

командиром «всех кораблей царя».68)

Пятый поход Тутмоса III имел целью изолировать Кадеш от его сильных

союзников на

финикийском побережье и тем создать благоприятные условия либо для

захвата Кадеша,

сильнейшего города средней Сирии и наиболее упорного врага Египта, либо

для

глубокого проникновения в долину Оронта с целью полной блокады и

дальнейшего

захвата Кинзы-Кадеша. Именно поэтому пятый поход был новым этапом в серии

завоевательных походов Тутмоса III в Сирию и в качестве такового описан в

особой главе

«Анналов», которая снова начинается торжественным вступлением: «Приказал

его

величество, чтобы были записаны победы, которые даровал ему его отец

[Амон], на

каменной стене храма, которую соорудил его величество заново [для отца

своего

Амона]..., [как приказано было самим этим богом, чтобы описан был каждый]

поход под

своим именем вместе с добычей, доставленной его величеством из этого

[похода]. ..».69)

Стараясь изобразить этот поход, так же, как и первый, оборонительным

походом,

предпринятым царем против азиатских «повстанцев», летописец продолжает в

следующих

словах: «Год 29-й. И вот его величество [в Джа]хи опустошал страны, восставшие против

него, [126] во время пятого победоносного похода».70) К сожалению, в

настоящее время не

представляется возможным отождествить название города Уарчет

,

который, как указывает летописец, был захвачен во время этого похода.

Судя по

дальнейшему тексту «Анналов», можно думать, что Уарчет был довольно

крупным

финикийским городом, так как в нем, по словам летописца, находился «склад

жертв» и,

очевидно, кроме того, святилище Амона-Горахте, в котором фараон принес

жертвы

фиванскому верховному богу. По-видимому, в этом большом финикийском

городе

находилась довольно значительная египетская колония. Раскопки в Библе, обнаружившие

остатки египетских храмов, ясно показы кают, что в некоторых больших

финикийских

городах жило много египтян и были построены египетские храмы. Имеются

основания

предполагать, что Уарчет находился сравнительно недалеко от Тунипа, входя

в сферу

влияния этого крупного города Северной Сирии, так как фараон при занятии

Уарчета

захватил вместе с другой большой добычей «гарнизон этого врага из Тунипа, князя этого

города».71) Вполне естественно, что правитель Тунипа, экономически и

политически тесно

связанный с городами финикийского побережья, опасаясь египетского

нашествия,

89

направил в Уарчет вспомогательные войска, для того чтобы общими усилиями

отразить

натиск египетских войск.

Стремление Египта захватить не только города финикийского побережья, но и

морские

коммуникации подчеркнуто и отрывке из «Анналов», в котором описывается

захват

египтянами «двух кораблей (снаряженных вместе с их командой. – В. А.) и

нагруженных

всякими вещами, рабами и рабынями, медью, свинцом (или оловом. – В. А.), минералом

исмери и всеми прекрасными вещами».72) Среди захваченной добычи писец

отметил

рабов, рабынь и металлы в качестве наиболее желанных для египтян

ценностей. Эти слова

писца ясно указывают на экономическое значение походов Тутмоса III в

Переднюю Азию.