Текст книги "Военная-история-Египта.-Том-2"

Автор книги: Всеволод Авдиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

проводниками культурного и религиозного влияния египтян на местное

население.

С целью все большего укрепления египетского влияния в Нубии при

Аменхотепе II здесь

были достроены храмы, начавшие строиться еще в предшествующее

царствование. Эти

храмы были сооружены из камня и окружены кирпичными стенами, что

превращало их в

своеобразные крепостные сооружения. В надписях из Амады и Элефантины

говорится о

том, что на это строительство не жалели средств. «Двери [были] из лучшего

кедра

террас», «ворота из песчаника». Сооружение монументальных Арамов должно

было

свидетельствовать о силе и богатстве египетского государства, о его

прочности и

вечности. В надписях из Амады и Элефантины упоминается, что Аменхотеп II построил

«большой пилон из песчаника.., окруженный колоннами из песчаника, как

вечное

сооружение».46)

В различных районах Нубии сохранились остатки храмов, культовых

сооружений,

рельефов, статуй и надписей, ясно указывающие на глубокое проникновение

египетского

влияния в эти южные страны в царствование Аменхотепа II. В районе первых

порогов на

скалистом острове Бигэ (егип. Сенмет) была найдена сидящая гранитная

статуя

Аменхотепа II. В Калабша в переднем зале храма сохранился рельеф с

изображением

Аменхотепа II, который в качестве основателя храма приносит вино в жертву

богу Мину и

местному божеству Мандулис. В Амаде сохранились рельефы с изображениями и

надписями времени Аменхотепа II. К югу от Анибы, на склоне крепостной

горы Каср-

Ибрим сохранилась памятная ниша с изображением Аменхотепа II, которому

чиновники

приносят дань (между прочим и пантеру). Между Вади-Хальфа и Керма на

острове Саи

сохранились остатки святилища, построенного Тутмосом III и достроенного

Аменхотепом

II между 2-м и 3-м порогами.

Проводником египетского влияния в Нубии было жречество; его высший слой, в состав

которого входили крупные рабовладельцы и чиновники, был надежной опорой

для

проведения в Нубии политики египетского государства. Вполне естественно,

[164] что

Аменхотеп II, как и все его предшественники, щедро одарял наряду с

египетскими также и

нубийские храмы. В надписях из Амады и Элефантины говорится, что он

«добавил один

день к празднику [который праздновался] в Нубии [в честь] его матери, богини Анукет, во

время его путешествия «Начало реки». Здесь же перечисляются и жертвы, приносившиеся

по этому случаю в храм: «хлеб, пиво, быки, гуси, вино, благовония, фрукты, всякие

хорошие и чистые вещи, как полагается каждый год, как добавка к трем дням

его

обычного праздника...»».47) Постройки храмов и щедрые жертвы богам, вернее жрецам, связывались с победами фараона, который, вернувшись после

победоносного похода в

Верхнее Речену, считал своим долгом отблагодарить богов за дарованные им

победы, а

жрецов – за поддержку.48) Огромные естественные богатства Нубии и

прилегающих к

ней областей широко использовались египетским правительством в

значительной степени

для проведения завоевательной политики в Передней Азии. Некоторая, очевидно,

небольшая часть этих средств, оставалась в Нубии, оседая главным образом

в храмах. На

эти средства организовывалась религиозная пропаганда, которая должна была

укрепить

идеологическое влияние Египта в завоеванной Нубии и священный авторитет

обоготворяемого фараона. Эти средства использовались и для организации

египетского

управления в Нубии, а также для материальной поддержки египетских жрецов

и

чиновников, живших к югу от 1-го порога Нила.

При Аменхотепе II завоевательная политика Египта достигла высокого

напряжения.

Египетским войскам покорились Палестина, Финикия, Сирия, северосирийские

115

княжества; Нубия была прочно введена в состав египетского государства и

подверглась

сильному египетскому влиянию; наконец, даже далекое и большое

Митаннийское

государство было принуждено признать мощь и авторитет Египта в Передней

Азии. Судя

по захвату огромного числа пленных, египетские войска были многочисленны

и

достаточно организованы, чтобы совершать далекие походы вплоть до Напаты

на юге и

Северо-Западной Месопотамии на севере.

Государственный аппарат Египта был в значительной степени централизован.

Страной

управлял узкий круг высокопоставленных чиновников, которые контролировали

административное управление, хозяйственную жизнь, финансы и даже храмы с

их

необозримыми богатствами и владениями. Имена некоторых из этих знатных

аристократов хорошо известны. Таков Кенамон, в гробнице которого среди

многих

рисунков сохранилось изображение юного царевича Аменхотепа II, сидящего

на коленях

своей кормилицы, «великой кормилицы фараона».49) [165]

Таков один из наиболее видных представителей царской администрации того

времени

(везир) Рехмира, который занимал ряд высоких постов при Тутмосе III и

сумел сохранить

свое положение при Аменхотепе II.50) Эти высокопоставленные чиновники

входили в

высший слой правящего класса рабовладельческой аристократии наряду с

представителями наиболее знатного и богатого жречества. Весьма возможно, что уже в

это время на первое место начало претендовать высшее фиванское жречество, что,

конечно, не могло не вызвать некоторых трений между первосвященниками

Амона и

царской властью. Но конфликт между царской властью и высшим жречеством, особенно

фиванским, которое стремилось к некоторой самостоятельности, еще не

назрел. Царская

власть была достаточно сильна, чтобы не заискивать перед богатым и

сановным

жречеством. От времени Аменхотепа II до нас дошло довольно мало храмов.

Возможно,

что в религиозном центре столицы – Фивах, в частности в Карнаке, на было

или почти не

было возведено в то время каких-либо значительных построек. Однако здесь

все же были

построены молельня у западного фасада пятого пилона Карнакского храма, а

также

небольшой юбилейный (хебседный) храм.51) Аменхотеп II, как и в Нубии, ограничивался

главным образом достройкой храмов, начатых его отцом. В своей надписи он

сообщает о

сооружении в южном гипостиле «величественных колонн, богато украшенных

электрумом». Следуя давней традиции, Аменхотеп II построил свой

заупокойный храм,

выбрав для него место на западном берегу Нила около святилища Тутмоса

III. Очевидно,

и в этом сказалось стремление Аменхотепа II во многом подражать своему

предшественнику, полностью продолжая его широкую завоевательную политику

в

Передней Азии и Нубии. К сожалению, этот заупокойный храм не сохранился, и только

скудные его остатки были обнаружены Флиндерсом Петри в 1896 г. 52) Весьма

вероятно, что уже Аменхотеп II стремился в какой-то мере опереться на

провинциальное жречество.

В одной надписи, сохранившейся в Турра, говорится, что царем были

«открыты

каменоломни, чтобы добывать хороший известняк Айяна», причем тут же

указано, что это

должно было быть «памятником для богов и богинь, для их храмов [на

миллионы лет]». 53)

Особенно характерно то, что Аменхотеп II изобразил себя в данном случае

перед

вереницей из 13 божеств. Брэстед предполагает, что фараон добывал в этих

каменоломнях

строительный материал для своих построек в Мемфисе и Гелиополе. 54) Как

бы то ни было, сохранились скудные известия о том, что Аменхотеп строил в

Гермополе. В одной

надписи55) упоминается о постройке царем «укрепленного дворца [под

названием] Аа-

хеперу-Ра» именно в Гермополе. Как эта постройка, так и сооружение [166]

пышной

гробницы фараона в Долине царских гробниц свидетельствуют об усилении

политического и религиозного авторитета обоготворявшегося царя, культ

которого с

давних пор существовал в Египте и использовался рабовладельческой

аристократией в

период крупных завоеваний для укрепления классового строя в целом.

116

Власть фараона все еще была прочными нитями связана с высшим, главным

образом

фиванским жречеством. Неизбежной данью времени были жертвы храмам, которые щедро

расточали многие фараоны Египта. Аменхотеп II, очевидно, пытавшийся в

некоторой

степени освободиться от влияния фиванских первосвященников, все же

принужден был

сообщать в своих торжественных надписях о том, как он одарял Фиванский

храм Амона

– главное святилище и богатейшую сокровищницу Египта в те времена. Вполне

естественно, что эти жертвы связываются с победами египтян в Передней

Азии и с

богатой данью, полученной из страны Митанни. После описания этих

важнейших для того

времени событий автор надписи говорит о сооружении царем в южном

гипостиле

величественных колонн, богато украшенных электрумом, и о том, что царь

пожертвовал в

храм золотую и серебряную утварь. «Сокровищница [храма] была наполнена

данью из

каждой страны. Его амбары ломились от чистого зерна». Царь пожертвовал

Амону алтарь

(?) из золота, пол которого был сделан из серебра, а также роскошные

драгоценные

сосуды, которые были «прекраснее, чем звезды».56) Демагогически используя

поддержку

все еще могущественного жречества, Аменхотеп II с гордостью говорит, что

бог щедро

наградил царя за эти жертвы, сделав его «владыкой народа».57) Характерно, что и в эту

эпоху, как и во время царствования Хатшепсут, рабовладельческая

аристократия,

возглавляемая царем, пыталась укрепить всеми способами свой авторитет

среди широких

масс свободного населения, которые в египетском языке того времени обычно

обозначались словом «рехит».

Завоевательные войны в значительной степени содействовали обогащению

рабовладельческой аристократии Египта. В сокровищницу фараона непрерывным

потоком стекались огромные богатства: военная добыча, подати и дань

покоренных

народов, большие материальные ресурсы, которые систематически

выкачивались как из

местного египетского населения, так из завоеванных стран Передней Азии и

Нубии.

Одновременно с этим развивалась и внешняя торговля, в частности с

племенами

Эгейского мира, на что между прочим указывают изображения в гробнице

Аменемхеба.58)

Естественно, что искусство этого времени ярко отразило роскошный быт

богатой и

знатной аристократии, постоянно и щедро награждаемой [167] царем.

«Начальник

царской трапезы» Суемнут изобразил на стенах своей гробницы яркие картины

быта,

характеризующие привольную и праздную жизнь богачей при царском дворе. Мы

видим,

как Суемнут осматривает «прекрасные места царского погреба в Фивах», в

котором

хранятся огромные запасы вина, разлитого в кувшины и предназначенного для

царского

стола. Далее изображена царская пивоварня, в которой готовят пиво. На

некоторых

сосудах, очевидно, с пивом, видны имена Аменхотепа II. Наконец, на стенах

той же

гробницы изображен Суемнут, наблюдающий за приготовлением царской

трапезы. На

стол ставят фрукты, овощи, мясо. В корзинах лежат смоквы и гранаты, в

сосудах налит

мед.59) Знатные богачи в своих усадьбах старались окружить себя

утонченной роскошью.

Каждый из них стремился иметь свою свиту. Так, слуги Кенамона несут его

оружие и

утварь: щит, колчаны, бумеранг, стул, палку, сандалии, кошель – богатые и

роскошные

вещи его обихода. Не только сад, но и кухня Кенамона достойны того, чтобы

их

запечатлеть на стенах гробницы. Особенно тщательно и изящно изобразил

египетский

художник девушку, играющую на лютне. Недаром этот рисунок считается одним

из

шедевров египетского искусства. 60) Роскошные пиры, на которых угощали

знатных

гостей, развлекая их музыкой и плясками гаремных девушек, хорошо

изображены на

стенах гробниц Тотнофера, Тота и Небамона.61) Знатные богачи гордились

своими

колесницами, подражая в этом египетскому фараону. Нередко они совершали

путешествия на своих кораблях в священный город Озириса – Абидос. Один

маленький

эскиз, изображающий приготовление постели и причесывание женщины, смотрящейся в

зеркало, который сохранился в гробнице «ювелира и скульптора Нефер-

ренпет», – дает

117

яркое представление о роскошной и беспечной жизни богатых рабовладельцев

того

времени.62)

Художественное ремесло и искусство служили в значительной степени для

украшения

предметов быта и религиозного культа. Об этом говорят изящные изделия, сохранившиеся

до наших дней, как, например, статуэтка Аменхотепа II, стоящего на

коленях и держащего

в руках два жертвенных сосуда.63) В Британском музее хранятся

высокохудожественные

изделия этого времени: диоритовое ушебти тонкой работы с именем

Аменхотепа II,

стеклянные и алебастровые сосуды, наконечник булавы, стэла Иату, второго

царского

жреца, часть сосуда с именем писца Тутмоса и раскрашенная скульптурная

группа Иату,

занимавшего должности жреца бога Амона, хранителя царского дворца и

начальника

сокровищницы, который изображен вместе с его родственниками. 64) Очевидно, этот

период был временем особенного обогащения и усиления рабовладельческой

[168]

аристократии, которая сумела с максимальной выгодой для себя использовать

военно-

агрессивную политику египетского государства.

Развитие рабовладельческого хозяйства объективно приводило к дальнейшему

росту

производительных сил в стране. Использование большого количества рабской

силы

давало возможность расширять территорию обрабатываемых земель и

способствовало

развитию сельского хозяйства. Укрепление экономических и культурных

связей Египта с

соседними странами позволяло египетским рабовладельцам использовать

технический

опыт культурных народов Передней Азии. И хотя технический прогресс в этом

отношении был незначительным и не всегда поддается учету, однако

ближайшее

исследование должно пролить некоторый свет на эти проблемы.

На стенах гробниц египетских вельмож времени Аменхотепа II сохранились

изображения,

ярко характеризующие хозяйственную жизнь больших рабовладельческих

поместий. По-

прежнему сохраняло свое значение сельское хозяйство, в частности

промысловая ловля

птиц сетями, скотоводство, земледелие и виноградарство.

Частнособственнический

характер этих крупных поместий подчеркивается тщательным учетом

хозяйственной

продукции, будь то клеймение скота или перепись кувшинов с вином. 65) Некоторый, пожалуй, несомненный технический прогресс заметен в тех

ремесленных производствах,

которые возникли или развивались под иноземным воздействием. Так, например, при

изготовлении кузова колесниц и сандалий используется цветная кожа.

Высокое развитие

получает ювелирное искусство, в частности изготовление из золота и

серебра роскошных

и высокохудожественных ваз и чаш, стиль которых обнаруживает несомненное

влияние

переднеазиатского и эгейского искусства.66) Искусство достигло в это время в Египте высокого расцвета; в период XVIII династии

египетский классический стиль выработал свои особенно отчетливые и в то

же время

утонченные формы. При этом искусство и религия использовались в

значительной

степени для укрепления существующего классового строя и для связанного с

этим

возвеличения царя, которого жреческая пропаганда изображала в качестве

бога.

Египетские войска, при Аменхотепе II вторгшиеся в Северо-Западную

Месопотамию в

пределы Митаннийского государства, укрепили главенствующее положение

Египта в

Передней Азии. Огромные богатства, стекавшиеся в Египет из завоеванных и

соседних

стран в виде добычи, дани, податей и товаров, непомерно обогатили царскую

казну и

храмовые сокровищницы, обеспечив роскошную жизнь рабовладельцев, жрецов и

чиновников, но в то же время углубив классовые противоречия между [169]

богачами и

бедняками, между знатными рабовладельцами и обездоленными рабами.

118

[Правление Тутмоса IV и Аменхотепа III]^) Ввиду отсутствия документов трудно сказать, совершали ли египтяне крупные

военные

походы в Переднюю Азию в течение второго десятилетия царствования

Аменхотепа II.

Однако имеются все основания предполагать, что Египет был обескровлен

длительными

войнами и что под давлением некоторых слоев населения египетское

правительство, как

некогда при Хатшепсут, было принуждено временно приостановить политику

внешних

завоеваний и больших военных походов. Таким образом, уже в последние годы

царствования Аменхотепа II мог наметиться тот поворот к новому курсу

мирной внешней

политики, который получил наиболее четкое выражение при Аменхотепе III и

особенно

при Эхнатоне. Однако эта передышка была непродолжительной. Вскоре после

смерти

Аменхотепа II на престол вступил Тутмос IV, который, возможно, стал царем

в результате

дворцового переворота. Недаром в одной легенде, текст которой начертан на

стэле,

найденной между лапами большого Гизэхского Сфинкса, рассказывается о

вещем сне

Тутмоса. Заснув после охоты в тени Великого Сфинкса, Тутмос увидел во

сне, что к нему

явился сам бог «великой статуи Хепра», т. е. верховный бог солнца, и

обещал ему свое

«царство на земле». Очевидно, эта легенда должна была обосновать

законность

притязаний Тутмоса IV на царский престол. Больше того, в этой надписи

ясно

указываются те социальные слои, на которые опирался новый фараон.

«Войско, царские

дети и все знатные радовались ему и любили его... Кварталы Мемфиса и все

города, ему

принадлежавшие, пришли к нему, подымая руки перед его лицом и восхваляя

его».67) Нет

ничего удивительного, что войско, дворцовая аристократия и знатные

рабовладельцы, а

также зажиточные слои городского населения, заинтересованные в

возобновлении

завоевательной политики, возвели на престол Тутмоса IV, видя в нем

истинного

преемника Тутмоса III Мен-хепер-Ра. Да и сам Тутмос IV в надписи на

Латеранском

обелиске называет себя сыном великого завоевателя и считает своим долгом

«украсить» и

«воздвигнуть» обелиск своего знаменитого предшественника, пролежавший в

неоконченном виде 35 лет в Карнакском храме. Возможно, что воцарению

Тутмоса IV

способствовали и старые сподвижники и соратники Тутмоса III, как, например, писец

Чанани, автор «Анналов Тутмоса III», продолжавший свою службу в качестве

«начальника войска» и «действительного царского писца» при Тутмосе IV.

Характерно,

что некоторые особенности летописного стиля, впервые появившиеся в

«Анналах Тутмоса

III», сохранились и в надписях времени его преемников: Аменхотепа II, Тутмоса IV и

даже Аменхотепа III. Так велико [170] было влияние той идеологии, которая

была

выработана в период расцвета военной политики Египта при Тутмосе III.68)

119

Тутмос IV, сражающийся на колеснице. Рельефное изображение на колеснице

Тутмоса IV.

Каирский Музей. Новое царство. XVIII династия.

Военная аристократия, возведя на престол Тутмоса IV, использовала все

идеологические

средства того времени – художественную литературу, изобразительное

искусство и

религию, для того чтобы окружить фараона ореолом неустрашимого мужества, создав

легендарный образ царя-победителя, который с самых юных лет как бы

готовился к

карьере полководца, будучи смолоду смелым охотником на львов и метким

стрелком.69) И

настолько глубоко внедрился в сознание современников облик фараона-

победителя, что

даже в гробнице Тутмоса IV сохранились на обломке царского трона и

роскошной

колесницы его изображения в виде сфинкса, попирающего поверженных

нубийцев, и

триумфатора, который на своей колеснице топчет и сокрушает сведенные в

предсмертных

судорогах тела побежденных иноземцев.70) Этот образ идеализированного

героя —

победоносного фараона, мчащегося на своей колеснице во время охоты на

диких зверей, а

в дни войны – на своих врагов, укрепляется в изобразительном искусстве и

художественной литературе времени Нового царства. Особенно характерно, что этот

становящийся почти стандартным образ мужественного [171] охотника и

смелого воина

используется для изображения не только царя, но часто и знатного

аристократа, который

пользовался своей колесницей как на охоте,71) так и в бою. Это указывает

на то, что

египетский фараон в период XVIII династии был особенно тесно связан с

богатой и

родовитой военной знатью, интересы которой он в первую очередь

представлял и

защищал.

О походе Тутмоса IV в Переднюю Азию сохранились очень скудные сведения в

некоторых надписях того времени. В очень обрывочной надписи в Карнаке, содержащей

список жертв, упоминаются «предметы, которые его величество захватил в

Нахарине... во

время первого победоносного похода».72) Один из сподвижников фараона, служивший в

его свите или личной охране, в надписи на своей стэле сообщает, что он

находился при

царе во время его «походов в южные и северные страны, следуя за его

величеством от

Нахарины до Кароя и находясь [вместе с ним] на поле битвы». 73) Во время

этого похода в

Переднюю Азию (очевидно, в Северную Сирию) Тутмос IV захватил некоторое

120

количество пленных. В надписи, высеченной в заупокойном храме Тутмоса IV

в Фивах,

упоминается «заселение «Крепости Мен-хеперу-Ра» людьми из Хару, которых

его

величество взял в плен в городе Гезере (Ка-джа)».74) Во время этого

похода в Нахарину

египетские войска захватили не только пленных, но и добычу. Князья

Нахарины

принуждены были доставлять в Египет обильную дань, как мы это видим на

одном

изображении из гробницы Хаемхета.75) В гробнице «действительного царского

писца, писца новобранцев и начальника войска Чанани» изображено, как

«доставляются

приношения из Речену и поставки из северных стран: серебро, золото, малахит, всякие

драгоценные камни из страны бога, [которые привозятся] князьями всех

стран».76)

Очевидно, этот так называемый «первый победоносный поход» Тутмоса IV в

Переднюю

Азию увенчался несомненным успехом. Его результатом было укрепление

египетского

влияния в странах Речену и Нахарина, иными словами, во всей Сирии вплоть

до границ

Малой Азии и Месопотамии. Сирийские князья были снова принуждены

поставлять

ценности ко двору египетского фараона.

Имеются основания предполагать, что Тутмоса IV в начале его царствования

поддерживали военные слои рабовладельческой и придворной аристократии, войско и

зажиточные слои городского населения, а также, возможно, и провинциальное

жречество. 77)

В этот период начала упадка военной и политической мощи египетского

государства,

когда, несомненно, стало понемногу ослабевать политическое влияние Египта

в соседних

[172]

Египетский вельможа на охотничьей колеснице. Роспись из гробницы

Усерхета.

Новое царство. XVIII династия.

странах и все больше углублялись классовые и социальные противоречия

между

различными слоями населения, центральная власть в лице фараона и его

ближайшего

окружения должна была опираться на более широкие слои населения и умело

лавировать

121

между наиболее сильными группировками в среде правящего класса

рабовладельческой

аристократии. Однако, возобновив прежний курс завоевательной политики, Тутмос IV,

начав на 8-м году своего царствования поход против нубийских племен, сделал попытку

опереться теперь на высшее фиванское жречество, которое всегда

вдохновляло фараонов

на широкие завоевания, в особенности в Нубии, всегда считавшейся исконным

доменом

верховного фиванского бога Амона, его главного храма в Фивах и его

жречества. На

скалах Коноссо около Филэ, где издавна проходила граница собственно

Египта, 78)

сохранилась надпись, описывающая поход Тутмоса против восставших

нубийских

племен. Эта надпись выдержана в стиле, типичном для того времени, когда

египетские

фараоны изображали себя в качестве преданных почитателей бога Амона, называя

фиванского бога своим «отцом» и спрашивая у него совета как у «правителя

богов». В

надписи говорится о том, что, когда Тутмос IV находился в Фивах и

совершал обряды, в

[173] частности обряд очищения, в честь бога Амона, фараону сообщили, что

южные

племена спустились из страны Вават, задумав поднять восстание против

Египта и собрав

вокруг себя ряд соседних мятежных племен. Демонстрируя перед народом свое

традиционное благочестие и свою связь с высшим фиванским жречеством, Тутмос IV ,

совершив соответствующие церемонии, обратился за советом к верховному

фиванскому

богу Амону, названному в этой надписи «правителем богов». Получив от

фиванских

жрецов согласие на проведение этого похода, фараон во главе своего войска

выступил на

юг. Судя по тому, что войска фараона двигались по обоим берегам Нила, а

корабль

фараона шел вверх по Нилу, причем царь останавливался в больших

населенных пунктах

у наиболее почитаемых храмов, например в Эдфу, этот поход был скорее

карательной

экспедицией, нежели регулярной войной с организованными войсками

противника. 79) В

надписи сказано о том, что население с восторгом встречало фараона, а

мятежные враги

пытались укрыться в «недоступных долинах» восточного нагорья, где их

настигали

египетские войска. К сожалению, конец надписи плохо сохранился и поэтому

трудно

сказать, каковы были реальные последствия этого похода. Очевидно, в

результате этого

похода восстание мятежных племен, если оно имело место, было подавлено, что дало

египтянам возможность укрепить и расширить свою власть над «южными

странами»,

откуда они постоянно получали военную добычу, дань и подати, жестоко

взимаемые с

местного населения. Как полагает Брэстед, пленные, захваченные в стране

Куш, были

поселены фараоном в ограде его заупокойного храма в Фивах. На это, возможно,

указывает надпись, найденная Петри и хранящаяся в Хаскельском Восточном

музее в

Чикаго.80) Таким образом, с этого времени египетские фараоны начинают

выводить все

большее количество рабов из завоеванных соседних стран и расселять их в

специальных

поселениях и лагерях.

При Тутмосе IV последний подъем завоевательной политики египетского

государства

носит судорожный характер тщетной попытки удержать обширные территории, которые

были завоеваны в Передней. Азии и Северо-Восточной Африке в конце XVI и в

первой

половине XV в. Географические границы территорий, на которых

разыгрывалась эта

упорная борьба в царствование Тутмоса IV, отмечены названиями, сохранившимися на

внутренней стенке кузова колесницы этого фараона. В этом списке

перечислены страны и

города Передней Азии: Нахарина, Сангара, Тунип, Шасу, Кадеш и Тихиса, а

также

местности Нубии: Куш (?), Караи, Миу, Ирем, Гурсес и Тиураик.81) Наряду с

известными

обозначениями «от Нахарины до Караи» встречаются и некоторые другие, редко

упоминаемые. Но район [174] борьбы по-прежнему простирается от берегов

Евфрата до

далеких стран Восточной Африки.

122

Аменхотеп III на своей колеснице.

Рельеф Каирского Музея. Новое царство.

При следующем египетском фараоне военная политика Египта становится

значительно

менее напряженной и активной, чем в предшествующий период, когда

египетские войска

наводили трепет и ужас на племена и города Передней Азии и Нубии и

внушали не только

уважение, но даже беспокойство и страх сильным соседним государствам.

Судя по

отсутствию специальных надписей, повествующих о больших военных походах

Аменхотепа III, а также по дипломатическим документам Амарнского архива, после

смерти Тутмоса IV египетское правительство принуждено было почти

полностью

отказаться от прежнего традиционного курса завоевательной политики.

Весьма возможно,

что это стоит в связи с истощением сил египетского народа после

длительного периода

войн, с обострением классовых противоречий, когда огромные богатства

скопились в

руках рабовладельческой аристократии, в частности в руках высшего

фиванского

жречества. Имеются некоторые основания предполагать, что подготовка

Амарнской [175]

реформы, связанная с ориентацией центральной власти на провинциальное

жречество и

средние слои населения, началась еще до вступления на престол Эхнатона, может быть, в

царствование Аменхотепа III.82)

Весьма возможно, что эти слои населения еще в доамарнский период активно

выступали

против высшего фиванского жречества. К сожалению, в документах не

сохранилось

явных на это указаний. Но во всяком случае совершенно ясно, что Аменхотеп

III только в

начале своего царствования и то главным образом с целью укрепления своего

авторитета

в первую очередь среди рабовладельческой аристократии и фиванского

жречества, а

также продолжая старую традицию, совершил поход в Нубию. В ряде надписей

этого

времени описывается этот поход, который произошел в течение 5-6 годов

царствования

123

Аменхотепа III. В надписи у 1-го порога фараон сообщает о победе над

«врагом из Куша»

и подчеркивает свою связь с фиванским храмом, называя себя «правителем

Фив,

любимцем Амона-Ра, царя богов». В надписи, высеченной на скале на острове

Коноссо,

эта связь фараона с фиванским жречеством подчеркнута еще более ясно и

наглядно

благодаря изображению Амона, который приводит к Аменхотепу III в качестве

пленников

четыре южные страны: Куш, Ирем, Урем и Арек. В этой надписи в

традиционной

напыщенной форме говорится о победах фараона и о том, что «ни один царь

Египта не

сделал чего-либо подобного».83) В одной надписи Британского музея

упоминается о том, что Аменхотеп III одержал победу над нубийскими

племенами в районе Ибхата и захватил

там 740 пленников.84) Однако вряд ли можно согласиться с Брэстедом, что

Аменхотеп III углубился в Нубию «немного дальше», чем Тутмос III.

Действительно, Бубастисская

надпись сообщает, что египетские войска достигли «высот Хуа». Однако если

это

название встречается в списке географических названий рядом с названием

страны Пунт,

то из этого никак нельзя делать вывод, что эти «высоты Хуа» находились

именно рядом со

страной Пунт, поскольку в египетских географических списках названия

местностей

располагались далеко не всегда в строго географическом порядке. С другой

стороны,

нельзя принимать на веру трафаретные напыщенные утверждения автора

Коносской

надписи, что «ни один царь Египта не сделал чего-либо подобного». Такие

фразы

довольно часто встречаются в египетских победных надписях и с течением

времени

приобрели чисто стандартный характер. Ведь в каждом языке есть такие

слова, как

«необыкновенный», «необычайный», «непревзойденный»; однако все эти слова

в

обычном словоупотреблении часто теряют свой прямой смысл и просто

означают

«особенный» в смысле «превосходного» и т. д.85) Трудно сказать, сколько

карательных

[176] экспедиций совершил Аменхотеп III в Нубию, но вряд ли они носили

более

серьезный и внушительный характер, чем походы его предшественников. Эти

военные

экспедиции на юг предпринимались не для подавления восстаний, не с целью

дальнейших

завоеваний, а главным образом для захвата добычи, которую Аменхотеп III стремился

вывезти из Нубии,86) как это делали и многие из его предшественников.

Естественные богатства Нубии и прилегающих стран широко эксплуатировались

в

течение всего периода XVIII династии, причем эта эксплуатация

восточноафриканских

ресурсов достигла в царствование Аменхотепа III весьма значительных

размеров, что во

многом обусловило внешний расцвет материальной культуры, необыкновенный

рост

храмового хозяйства, обогащение аристократии и обеспечило развитие

внешней торговли

и дипломатической деятельности египетского государства. В гимне Амону, который