Текст книги "Тайна затворника Камподиоса"

Автор книги: Вольф Серно

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 40 страниц)

– Я человек из плоти и крови, – только и сказал он.

– Так любой из дьявольского отродья сказать может.

– Вы утверждаете, будто я дьявольского происхождения только по той причине, что я не знаю ни отца, ни матери? Это равносильно тому, чтобы объявить дьявольским отродьем абсолютно всех, чьи родители неизвестны. По этой логике на Земле должны жить десятки, если не сотни тысяч дьяволов и чертей. Сами-то вы в это верите?

– Во что я верю, роли не играет, – Кривошей пренебрежительно ухмыльнулся. Этот парень не промах! – В нашем мире куда больше греховности и безбожия, чем многие себе представляют. И вообще, у дьявола множество обличий. Он столь изощрен, что даже истово верующему христианину подчас очень трудно уберечь свою душу от его тлетворного влияния. Есть ли Stigma diabolicum на твоем теле?

– Дьявольское родимое пятно? Конечно, нет. – Витус надеялся, что его, по крайней мере, не заставят немедленно раздеться донага, потому что в действительности у него на правом предплечье было розового цвета родимое пятнышко величиной с боб.

– Ага. – Кривошей об этом, конечно, не догадался. Он снова откинулся на спинку кресла и обменялся взглядами с епископом Матео.

– Коварство дьявола состоит еще и в том, что тот нередко облекается в мужскую или женскую личину и притворяется перед всем миром, будто он человек, как и все. Но внешняя обыденность призвана лишь скрывать его сатанинскую суть.

– В это я не верю.

– А я вот считаю, что в случае с тобой мы столкнулись именно с таким явлением. Ты – это не ты! Ты – иллюзия! Истина в том, что дьявол принимает самые разнообразные формы. Он способен обрести и человеческий облик. Он опутывает своими сетями душу и внушает самые разные мысли и видения: от счастливых случаев до событий, приносящих несчастье всему окружающему. Таким образом, он сбивает человека с пути истинного на путь заблуждений и ошибок. И хотя все это происходит исключительно в душе, человек начинает верить, будто вся эта фантасмагория не плод его впечатлительности, а сама действительность!

– Выходит, пытки, которым меня подверг ваш предшественник, не что иное, как плод моего воображения? – в голосе Витуса звучала нескрываемая ирония.

– Вот оно, доказательство! – Кривошей так и подскочил на месте. – Это дьявол, овладевший твоей душой, заставил твой дух испытывать тяготы пыток. И, будучи еретиком, ты испытывал при отдельных процедурах дьявольские в полном смысле этого слова боли!

– Вы просто жонглируете словами, – выдавил из себя Витус.

– Нет, это истина! – Кривошей и не рассчитывал, что ему удастся так быстро и ловко загнать подсудимого в западню. – Еще Бурхардт из Вормса, ученый поборник веры, выступил с этим тезисом, основываясь на «Canon episcopi»[17]17
  Епископский канон (лат.).


[Закрыть], принятым в Анкире в 314 году. Тем самым это закон почти столь же древний, как и наша церковь! – Кривошей набрал полную грудь воздуха. – Или ты ставишь под сомнение церковные истины?

– Конечно, нет. Я...

– Вот и хорошо, пойдем дальше...

– Нет, так мы дальше не пойдем, вы меня перебили, а...

– ... а ты перебил меня! – от злости Кривошей даже побагровел, жилка на виске вздулась. – Укороти свой язык, еретик!

– Вам и в самом деле было бы лучше, – вмешался епископ Матео, – не противоречить системе доказательств отца Энрике. Если вы проявите благоразумие, мы, возможно, не станем прибегать к пыткам. Однако вы должны пойти нам навстречу. – Он бросил взгляд на алькальда, как бы испрашивая его согласия. – Однако при исключительной серьезности данного случая, я полагаю, аутодафе неизбежно...

– Хм-хм... – Дон Хайме пожал плечами. – Не знаю, право, ваше преосвященство...

– Зато я знаю. – Матео повнимательнее присмотрелся к упрямому обвиняемому. Для столь молодого человека у него на редкость выразительное лицо. Волосы, пусть спутанные и давно немытые, были в естественном своем виде пепельно-русыми и вьющимися, виду парня, что ни говори, ангелоподобный... Весьма подозрительно! Инквизитору вспомнилась короткая запись на полях одного из протоколов: подсудимый-де может оказаться отпрыском весьма богатого рода. Однако, кому бы эта мысль ни пришла в голову, с логикой он не в ладах: если предположить, что обвиняемый – отпрыск знатного рода, зачем матери понадобилось его подбрасывать монахам? Ответ ясен, как белый день: ребенок был незаконнорожденным и тем самым нежелательным. Следовательно, он лишен всех прав наследования, а собственных средств у него как будто нет.

– Вы должны признать сейчас, – Матео говорил деланно отеческим голосом, – что в вас вселился дьявол, который и побуждает вас вести разного рода беседы с духами и демонами. Да сжалится Господь над вашей бедной душой!

– Слышишь ты, покайся и признайся! – рявкнул Кривошей.

– Нет.

Кривошей, чья злость начала было уходить, снова разъярился. Взяв в руку тяжелый фолиант, он как бы между прочим начал читать вслух:

– «Искусство ведения дознания и степени пыток», труды Томазиуса из Поненсии. Я цитирую:

Первая ступень пыток состоит в наложении гаек на большие пальцы рук, причем наличествуют как отдельные, так и двойные гайки. Конечные суставы пальцев зажимаются между металлическими шипами, а затем завинчиваются до тех пор, пока преступник не даст признания.

Кривошей оторвался от книги: ему захотелось встретиться взглядом с преступником. Витус сделал вид, будто смотрит в окно. Пытка с помощью гаек и винтов, видит Бог, для него не в новинку.

Кривошей пожал плечами и продолжал:

Вторая ступень – это «гудящее корыто». В этом случае обвиняемого насильно кладут в некое подобие гроба, который затем плотно закрывается крышкой. Сквозь сделанные в ней отверстия внутрь запускается рой шмелей или ос, которые жалят его тело. Иногда тело обвиняемого распухает до такой степени, что трескаются завитые гвоздями доски гроба. Смерть иногда наступает быстро, иногда же обвиняемый умирает долго.

Кривошей перевернул страницу и откашлялся. Он заметил, что глаза алькальда от страха расширились, и продолжал зачитывать:

Третья ступень – это «качели для попугаев», еретик садится на пол, притягивая ноги к груди. Ладонями он охватывает голеностопы, и там их крепко связывают ремнями. После чего палач просовывает шест между подмышками и коленными впадинами. Шест поднимают на высоту человеческого роста, и еретик висит связанный на нем с опущенной вниз головой. Все в нем постепенно отмирает, а он сам испытывает при этом страшные муки.

Обвиняемый не сдавался. И ничем не выдавал, как он испуган услышанным.

Четвертая ступень – это испытание огнем. При этом одновременно поджигаются связанные в пучок гибкие жгуты, которые затем подносятся к подмышкам обвиняемого. Когда кожа сгорает и обнажается мясо, оно поливается кипящим маслом или жидкой горячей смолой...

– Продолжать, обвиняемый?

– Как вам будет угодно, – ответил Витус, не меняясь в лице.

– Зачем вы накликаете на себя беду, несчастный? – неожиданно подал голос алькальд. Он смотрел на Витуса совершенно спокойно, безо всякого сочувствия или жалости. – Вы только все усложняете и ухудшаете свое положение. Почему бы вам не раскаяться? Сделайте это, наконец! Может быть, тогда дело до пыток и не дойдет. Однако процедуре изгнания дьявола вы подвержены будете, это необходимо для спасения вашей души.

– Благодарю вас, алькальд, за ваше добросердечное участие, – соблюдая формальность, сказал епископ Матео. Откуда ему было знать, что слова градоначальника были отнюдь не бескорыстны: приближалось обеденное время, и дон Хайме успел проголодаться. Поэтому прекращение заседания или хотя бы продолжительный перерыв в нем были бы весьма кстати.

– Впрочем, я не уверен, – добавил инквизитор, – что изгнание дьявола из обвиняемого послужило бы всеобщей пользе и привело бы к успеху.

– Мне раскаиваться не в чем, – стоял на своем Витус. Он чувствовал, что теряет самообладание.

– Ну, как знаешь. – И Кривошей продолжал читать:

Патую ступень можно в зависимости от состояния еретика поменять местами с седьмой. Речь идет о «баскских подтяжках», «чурбане мясника» и «андалузском козле». Применяя «Баскские подтяжки», поступают следующим образом...

– Прекратите! – неожиданно завопил Витус. – Прекратите! Прекратите! Я этого больше не выдержу...

– А-а-а, я вижу, ты берешься за ум...

– Нет, я схожу с ума! – его словно захлестнуло свинцовой волной страха, ненависти и отчаянья. – Я с ума сойду! Когда я вижу, как ты, сволочь паршивая, наслаждаешься муками, которые вызывают твои способы пыток, какое наслаждение ты испытываешь при виде смертельного страха других, я не верю больше, что я среди людей! Мне омерзительно твое преступное сладострастие! Ты, ты... – он глубоко вдохнул, и ругательства так и посыпались из него: – Ты – преподлейшая, грязная тварь, самый подлый и ничтожный из монахов! Ты – бич Божий!

На какое-то мгновенье Кривошей потерял дар речи. Потом глаза у него выкатились из орбит.

– Да как ты смеешь, ты – неизвестно откуда взявшееся отродье подзаборной шлюхи!!!

Он выскочил из-за стола и бросился на обвиняемого с кулаками. Витус быстро отступил назад. Он инстинктивно выбросил вперед скованные цепью руки, но Кривошей уже успел ударить его кулаком в лицо. Юноша закачался и взмахнул руками. Металлические цепи, звеня, взлетели и сильно ударили Кривошея по левому плечу. Помощник епископа взвыл и растянулся на полу. Витус еще раз взмахнул руками...

– Остановитесь! – пронзительно закричал епископ Матео.

Дон Хайме сделал вид, будто всецело занят своей зубочисткой.

Отец Диего сидел как громом пораженный.

Витус же отпрыгнул подальше от Кривошея, в сторону двери. Там ему преградили путь часовые. Они недвусмысленно направили на него свое оружие.

Но тут вдруг совершенно неожиданно оба часовых сделали по шагу вперед: это они получили толчок от внезапно открывшейся двери. Витус почувствовал прикосновение острых алебард к груди и тут же увидел, как в зал вошла группа людей, возглавляемая высокого роста человеком в белом облачении, с черной накидкой на плечах.

Это был аббат Гаудек.

– Надеюсь, я не опоздал, – произнес он, оглядывая присутствующих и оценивая ситуацию. – Меня зовут Гаудек, я аббат из Камподиоса. – Он сделал жест рукой, указывая на пришедших вместе с ним.

– Это отец Томас, настоятель и лекарь нашего монастыря, это – отец Куллус, а это крестьянин Карлос Орантес со своими сыновьями Антонио и Лупо.

Представленные им по очереди поклонились. Гаудек говорил спокойно и вежливо, обращаясь к верховному инквизитору.

– Полагаю, я вижу перед собой Матео де Лангрео-и-Нава, епископа Овьедо, назначенного верховным инквизитором Кастилии его святейшеством папой Григорием XIII и его величеством королем Филиппом II.

– Все так, достойнейший аббат, – сухо ответил Матео. Обращение по всей форме отнюдь не претило ему, однако появление этого незнакомца только усугубило ситуацию, а нарушение единожды заведенного порядка судопроизводства было ему крайне неприятно. – Не знаю, известно ли вам, но именно сейчас мы ведем процесс дознания.

– Именно по этой причине я здесь.

– Как вас понимать?

– Я приехал сюда потому, что до меня дошли слухи, что здесь обвиняется в ереси некий молодой человек по имени Витус. Так это или не так?

– А если и да, то что из этого?

– То, что вы можете допустить катастрофическую ошибку, ваше преосвященство. Я здесь, чтобы предотвратить ее. Вместе с моими братьями и друзьями.

– Благодарю вас за этот акт любви к ближнему, дорогой аббат, но, я думаю, в этом не было необходимости, – не без иронии в голосе, но непримиримо заметил Матео.

– А вот это сейчас выяснится! – Гаудек выпятил вперед подбородок. – Витус, которого вы тут обвиняете в ереси, двадцать лет провел в Камподиосе. Это достаточно долгое время. И Господь сподобил меня хорошо изучить его нрав и привычки. – Гаудек чеканил каждое слово. – И не найдется в монастыре ни одного человека, который не поклялся бы именем Господа Бога нашего, что он никакой не еретик.

– Святой отец! – вне себя от происходящего Витус приблизился к высокорослому аббату, опустился перед ним на колени и перекрестился. – Как я рад, что вы приехали! Я так рад! Не знаю, как и благодарить вас!..

Гаудек поднял его, потянув за цепь.

– Но ведь это так естественно, сын мой.

На глазах Витуса появились слезы:

– Благодарю вас, отец Томас, отец Куллус, и вас, друзья мои!

Епископ Матео несколько раз постучал по столу костяшками пальцев.

– Если вы не возражаете, мы продолжим процесс. – И он перегнулся через стол, рядом с которым все еще корчился на полу Кривошей. – Вы в состоянии вести процесс святой отец? – спросил он.

– Это невозможно. Ни в коем случае, – ответил за Энрике отец Томас. Он встал на колени рядом с упавшим и быстро его обследовал. – Этот человек страдает torticollis, – объяснил он, – кривошеей. И сейчас у него приступ...

В нем проснулся врач, и отец Томас дал точный диагноз:

– Причина этого недуга обычно кроется в спазме Musculus sternocleidomastoideus, который чаще всего вызывается точечным кровоизлиянием при рождении. Вот этот сократившийся мускул и пострадал, скорее всего, от полученного удара. Надеюсь, что мышца не порвалась. В противном случае не исключено, что после выздоровления голова еще больше будет смещена набок.

Он продолжал ощупывать помощника епископа.

– Далее следует отметить, что плечевой сустав сильно распух – возможно, раздроблен. Первое, что необходимо сделать, – охладить его и применить соответствующие болеутоляющие мази. – Отец Томас встал. – Я предлагаю перенести его в другую комнату, где я им и займусь.

– С Богом, – Матео не имел веских оснований отказаться от предложенной помощи, хотя ему лично претило, что процесс таким образом затягивается. – Охрана, перенесите отца Энрике в соседнюю комнату, и поосторожнее!

Оба стражника выполнили его приказ. Отец Томас шел за ними, желая проследить, чтобы они аккуратно положили помощника епископа на длинный обеденный стол.

– Ваше преосвященство, – впервые заговорил Орантес, – я, правда, всего лишь простой крестьянин, а мои близнецы – обыкновенные деревенские парнишки, но и мы бы хотели сказать вам, что Витус никакой не еретик! – он мял шляпу в руках, как бы демонстрируя свою беспомощность и смущение. Он слабо улыбался, скромно опустив глаза. Карлос Орантес, конечно, был простым крестьянином, но в людях разбирался неплохо. Он сразу догадался, что любая непочтительность в общении с епископом Матео не только неуместна, но и опасна.

– Ты ничего не смыслишь в ереси, сын мой, – ответил ему инквизитор. Слова его прозвучали как мягкий укор, и Орантес понял, что пока что его заступничество пользы не принесло.

– Ваше преосвященство, – дон Хайме отложил зубочистку в сторону. Он до сих пор по своему обыкновению держал язык за зубами, но сейчас перед его внутренним взором появилось манящее видение: поджаренный бараний окорочок, нашпигованный чесноком со свежими ростками майорана на гарнир. – Может быть, мы сделаем небольшой перерыв на обед?

– Да... Э-э-э... Нет! – еще одна задержка в ведении дознания не улыбалась Матео. К тому же ситуация выходила из-под контроля. С одной стороны, он не испытывал ни малейшего желания вести процесс самому и всегда перепоручал это дело отцу Энрике: осторожность – мать любой карьеры, а с другой – хотел довести процесс до логического завершения, чтобы этот еретик признал свою вину и раскаялся. – Я буду допрашивать его лично.

– Увы, ничего не выйдет, – мягко возразил дон Хайме. Он изо всех сил старался ничем не выказывать своего торжества. Наконец-то ему представилась возможность указать церковным властям на то, что и для них существуют известные рамки. – Через два часа мы должны будем принимать в этом зале делегацию из Бургоса. Речь пойдет о расширении торговых связей между нашими городами, и я очень рассчитываю, что от этого выиграет не только наш город, но и жители ближайших селений. Наши гости пробудут здесь несколько дней.

Он как бы с сожалением пожал плечами и по выражению лица Матео понял, что это его движение воспринято благосклонно. Между прочим, он действительно ждал прибытия посланцев из Бургоса, но, честно говоря, только к вечеру.

– М-да, тогда вот что... – Матео не знал, какое решение принять.

– Тогда лучше всего будет, если мы заберем нашего бывшего воспитанника обратно в монастырь, – аббат Гаудек положил руку на плечо Витуса. – Я лично готов поручиться, что он – богобоязненный человек.

– Совершенно верно, – подтвердил отец Куллус. – Если этот юноша еретик, то мы все еретики. И если в него вселился дьявол, выходит, дьявол вселился во всех нас.

– Он хороший человек, ваше преосвященство, – подхватил в свою очередь Орантес. – Я это почувствовал, как только его увидел. Пожалуйста, отпустите его!

– Нет! – Матео так резко вскочил, что чуть не потерял равновесия и не упал. Несколько мгновений назад он еще размышлял над тем, не прервать ли на неопределенное время процесс дознания, пока не выздоровеет отец Энрике (ведь нельзя же было сразу признать, что обвиняемый ни в чем не повинен!). Однако то обстоятельство, что он, высочайше назначенный епископ и верховный инквизитор Кастилии, подвергается такому неслыханному давлению, исходящему от посторонних лиц, возымело обратное действие.

– Этот человек обвиняется в том, что в него вселился дьявол! Вы, аббат Гаудек, вольны с наилучшими намерениями и чистой совестью вступаться за этого юношу, однако вам неизвестны ни особенности, ни святые задачи процессов инквизиции, не имели вы также возможности узнать, какие разные обличья способен принимать дьявол!

– Мне нет необходимости вникать в тонкости процесса инквизиции, чтобы знать, что душа этого юноши чиста и незапятнанна.

– Есть свидетели, видевшие его дьявольские действия!

Гаудек плотно сжал плечо Витуса:

– Неужели для вас слова тех свидетелей весомее поручительства аббата?

– Для меня важен лишь вопрос о том, виновен обвиняемый или нет. И пытки помогут мне выяснить это! Они, получившие благословение святой матери церкви, – средство нахождения истины, как это вам, наверное, известно.

– Мне это известно, ваше преосвященство! Как известно и многое другое. Я знаю, что в римском праве есть положение, которое гласит: in dubio pro reo, то есть, попросту говоря, «в сомнительных случаях – решение в пользу обвиняемого». Мне почему-то представляется, что в церковном праве это положение совершенно игнорируется.

– Ничего вы не понимаете! Римское право – право языческое, и я предостерегаю вас от распространения враждебных нам взглядов как аргументов в споре, – голос Матео едва не сорвался. Заседание, изначально предназначенное для того, чтобы выяснить, повинен ли подсудимый в ереси или нет, все больше начинало походить на диспут между епископом и этим аббатом.

– Ничего вы не понимаете! – опять начал он. – Церковь повелевает нам всерьез воспринимать показания каждого свидетеля – я подчеркиваю: каждого! – кто обвиняет другого в ереси, ибо в подобных случаях его устами глаголет сам Господь. Только таким образом нам на протяжении веков удавалось одерживать верх в борьбе с ересью и прокладывать путь для истинно верующих. Непреложные средства для этого собраны, как вам известно, в своде законов, который мы также считаем руководством по ведению процессов инквизиции. С его помощью и на его основе подозреваемому предъявляется обвинение. При обоснованном подозрении он подвергается пыткам, а после полученного признания сжигается на костре! Или в отдельных частных случаях оправдывается судом инквизиции. Как правило же, дьявол скоро являет нам свой лик, однако не позднее, чем после применения чрезвычайных пыток!

– Причем нередко выясняется, что тот, кто заявляет, будто опознал дьявола, сам и есть дьявол во плоти! – в глазах Гаудека горела решимость бороться до конца.

– Вы забываетесь, аббат! – Матео понял, что вот-вот окончательно выйдет из себя. Возражения этого Гаудека не только неуместны, но и в высшей степени оскорбительны, они в некотором смысле посягают на честь самой церкви. Желание наорать на своего оппонента поднялось в нем, как магма перед извержением вулкана. Взрыв был неминуем, и это был тот редкий случай, когда Матео не задумывался о возможных для него последствиях такого взрыва.

– А ну выметайтесь отсюда вместе с вашей смехотворной свитой!!! – заорал он так громко, что его голос можно было услышать на другом конце площади.

– Мы уйдем только вместе с Витусом.

– Нет! Без обвиняемого! Вас никто на этот процесс не вызывал! И упаси вас Господь вмешиваться в мои прерогативы! Исчезните немедленно, пока я не приказал бросить вас всех в темницу!

– Этого вы сделать не посмеете.

Матео открыл было рот, чтобы дать аббату соответствующую отповедь, когда Гаудека вдруг немилосердно оттолкнули в сторону. Это появился Нуну, которого привел сюда шум.

– Случилось что-нибудь, ваше преосвященство? – он непонимающе шарил глазами по сторонам.

– Процесс дознания был прерван, – с готовностью объяснил алькальд.

– Нуну, немедленно отведи обвиняемого обратно в камеру! Процесс будет продолжен завтра в это же время! Я доведу процесс до его закономерного завершения, не будь я Матео де Лангрео-и-Нава! Я прикажу пытать обвиняемого до тех пор, пока он не выхаркает свое признание с кровью!

– Да. Конечно, да, – Нуну оторвал Витуса от аббата.

– Я протестую! – вскричал Гаудек. – Я протестую самым решительным образом! Сегодня я уйду, но заверяю вас, епископ Матео, что завтра я вновь предстану перед вами.

– И я тоже! – добавил Куллус.

– Вместе с нами, – твердо проговорил Орантес.

Гаудек, Куллус и Орантес нехотя покинули зал заседаний мэрии.

– А если потребуется, мы придем сюда и послезавтра, – громко сказал Гаудек у самой двери. – И будем приходить сюда до тех пор, пока вы не освободите Витуса!