Текст книги "Метка рода (СИ)"

Автор книги: Властелина Богатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Уж Годуяра знал с давних пор, как только приехал к полесью. И князя считал вождём достойным, видя за ним силу, пока он не взял в жёны Любицу, хотя обещал за него выдать. Тогда-то Далебор и понял, что ответ Годуяр не держит слово своё, нарушает. Любица – красивая девка, конечно, но с ней он, как понял только спустя время, назло князю был, да только с каждым годом понимал, что не нужна ему эта связь, что уже тонкой нитью натянулась и готова вот-вот лопнуть. Любица и сама это понимала, потому ревновала страшно да следить за ним начала. От этого и огонь помалу утихал – подозрительностью своей гасила то, что ещё могло меж ними сохраниться. Конечно, лгал ей Далебор, что она одна ему нужна, только чтобы не ярилась особо – уж слишком утомляло. Никогда она его не была и не будет.

А Вейя может стать. Его. Огнём полыхнуло всё, когда в шатёр вошла она, и мужи все до одного, кто за столом сидел, головы повернули, а он вскипел ревностью жгучей. И этот хазарич – Далебор кулаки сжал – как смотрел на неё, глаз не сводил, взгляд такой, будто она его и ничьей больше быть не может. Хозяином себя чувствовал, хоть и в чужих краях. Разгневало страшно, что в спор полез.

Далебор всё ворочался с боку на бок. Теперь жди, когда от князя разойдутся все. Главное, чтобы Вейя вышла поскорей из шатра. Как представится, что степняк ее взглядом касается, разбухало что-то в груди, кололо, но, как назло, не спешила она выходить. А после уже скоро к костру подошёл Земко. И оказалось, давно он уже Вейю проводил на ночёвку.

Далебор вскочил с налёжанного места, будто его по хребту палкой ударили, поспешил было, да себя окоротил малость. Куда он пойдёт, не врываться же в палатку к ней? Князь точно тогда отправит его назад в Кряжич. Да что о нём соратники подумают? Он сотник, а ведётся себя, как отрок, который всё норовит за подол бабский зацепиться.

Побродив по становищу, Далебор несколько раз прошёл мимо палатки, где Вейя притаилась, да не приблизиться особо – повсюду гридни караул держали.

Глава 30

Далебор и сам не знал, какими силами сдержался и ушёл, и то, что гридни поглядывали с какой-то издёвкой – все видели, как он Вейю схватил, не каждый так может сделать, а он позволил себе – разбушевалось ненастье внутри ещё сильнее. Будто приворожённый, отойти от неё далеко не мог. Дыхание стыло от мысли, что другому достанется. И нужно не тянуть, с князем обговорить. А она… Далебор выдохнул – пусть рассказывает, что хочет, от её рук он и погибнуть готов.

Далебор едва не рассмеялся – много же он выпил, раз так думает, только веселье горькой усмешкой оборвалось. В другое время подумал, что ерунда всё – мало разве бывало, что приглянется девка какая-нибудь, и седмица не проходила, он и имя вспомнить не мог. А тут чувствовал, как крюками засела она в самой грудине, и очередной колючий взгляд выворачивал рёбра наружу. Далебор понял это, когда после нападения татей как обезумевший метался по становищу, искал её, а найти не мог, охватывало огнём всё – случилось что с ней. Впервые испуг такой силы пронёсся полынной горечью по горлу, что глаза застелила пелена, и когда нашёл, схватил её, грубо вышло – верно, но он себя и не мог сдержать. Да ответ её резкий как пощёчина увесистая – охолонула, она вырвалась и прочь побежала, пробуждая в нём что-то, чего Далебор только в бою мог испытывать, вынуждая за ней броситься вслед, догнать и...

Далебор остановился. Даже не заметил, как забрёл к степнякам, что встали рядом на ночёвку. Огляделся. Оказалось, что и светать начало – окоём бледнел белой поганкой, неохотно тяжело поднималось ныне око, и ветерок – луговой, бодрящий – носился по возвышенностям, причёсывая траву да гривы ещё сонных коней.

Далебор, ладонь положив на рукоять клинка, поднялся на взгорок. Кто знает, как встретят, кочевью нет доверия никакого, хазаричи, что и кангалы – одного племени-рода, одна кипучая кровь: сегодня мёд в уши льёт, а завтра клинки точат. Навидался Далебор за лето деревень разорённых, много горя народ успел хлебнуть от набегов степняков. В последние урожаи развилось их тьма, всё норовят к лесам подобраться.

Далебор прошёл мимо сбивавшихся ветром костров и сразу на дозорных наскочил. Черноволосые, словно сажей вымазанные, смотрели так, словно самого лютого ворога встретили, впрочем, Далебор смотрел ничуть не дружелюбней. Один, взяв крепко копьё, навстречу шагнул.

– Кто такой? – спросил по-хазарски.

Далебор понял. Конечно, так просто не пустят в сердцевину стана кагановского. А и в самом деле, зачем пришёл? Чего найти здесь хотел? Дурная голова ногам покоя не даёт – как говорила всегда Здешна, бабка всегда в корень зрела, знала всю изнанку его. А голова и в самом деле была тяжёлая, и метались мысли разные беспокойные, мутили душу, в которой так ненастно бились холодными волнами чувства разные да терзания пустые.

– Я сотник княжеский, – ответил Далебор по-хазарски – за время похода перенять успел кое-что, понимал, да вдруг движение уловил взглядом.

За плечо дозорного, покрытого латами, глянул, выхватывая мелькнувший средь возов лик белый и фигурку женскую, закутанную в шерстяную накидку, полыхнули медью, едва свет костра на них лёг, волосы незнакомки. Неужто полянка? Что делает в кагановской дружине?

Она тоже заметила пришедшего поляновского воина, вышла снова. И Далебор рассмотрел её лучше. Молодая, высокая, как Любица, только волосы с рыжиной непослушные в косу нетугую сплетённые. Она удивлённо смотрела на Далебора и всё резче сводила тёмные росчерки бровей. Девица подошла к одному из дозорных, сказала что-то негромко – ветер уносил в сторону обрывки слов, она говорила на говоре полян, но проскальзывали в речи и чужие слова, оттого Далебор прислушивался ещё сильнее.

– Да так, гуляю, – ответил хазарскому воину, глядя на приближавшую к ним полянку.

Дозорные недовольно покосились на сотника, отошли всё же, да всё равно недалеко, чтобы под вниманием держать. Не все же знали ещё, что он княжеский сотник – один из приближенных воинов.

Полянка к костру приблизилась, встав рядом, протянув руки, грея озябшие, видно, пальцы. Далебор подумал, что пленница она, поневоле попавшая в каган, да с каждым мигом в обратном убеждался. И платье под накидкой справное, опрятное, и руки белые, нежные, трудом не заморенные, да и выглядела не истерзанной. Далебор покинул своё место, не спеша прошёл к костру, чуть в стороне от незнакомки встал. Жёлтый свет выхватывал её лик из полумрака, чуть подрагивали ресницы, когда бросала на Далебора быстрый взгляд.

– Как зовут тебя? – спросил, скользя взглядом по тонким плечам и изгибу покатых бёдер под толстой накидкой, ощущая, как поднимается жар от паха к груди.

– Зачем тебе моё имя? – посмотрела недоверчиво из-под полога тёмных ресниц.

Далебор пожал плечом.

– Да не бойся, кусаться не стану, – хмыкнул, всё нахальней оглядывая полянку, – хочу узнать, что такая красавица делает в отряде степняков?

– Что делаю – это тебя не должно волновать, – вздёрнула подбородком, будто обидное что сказал, и хотела было развернуться и уйти, но Далебор путь преградил плечом. Всколыхнулись дозорное неподалёку, и сотнику отойти чуть пришлось, сознавая, что полянка и не так проста, как показалось изначально, положение особое имеет.

Она вскинула на него глаза, пронизывая насквозь ледяными клинками.

– Не задалось знакомство, что ж, жаль, – проговорил Далебор, ощущая, как раздражение колет ветвью шиповника, – видимо, ложиться под кагановского вождя больше выгоды находишь.

Полянка, имя которой он так и не узнал, побледнела будто, сменилась в лице, глаза завлажнились то ли от хлынувшего ветра, то ли и от обиды. Он и не хотел её обижать, но сейчас так гадостно было внутри, что по-другому и не мог. Не привык, что одна девка за другой отпор ему давали. А эта вовсе блудница, выдающая себя за княгиней какую.

– Ступай куда шёл, – бросила слова грубые, будто плевок под ноги.

Глава 31

Далебор опустил голову, хмыкнул.

– Ну как знаешь… – посмотрел исподлобья, бровь подогнув.

Не хватало ещё из-за девки незнакомой на рожон идти, сдалась она под внимание князя попадать лишний раз, так и отослать куда-нибудь может в дальний острог, коли прогневить его. А отсиживаться в лесах дремучих Далебору хотелось меньше всего.

Отступил, глянув на востривших уши хазарских дозорных, назад пошёл подобру, гордыню свою переламывая. Другой бы раз показал ей, куда он может пойти, но не судьба.

Рассвет всё крепчал на окоёме, тянулись по небу подсвеченные золотистыми лучами облака. А потому в становище уже завозились кмети. Едва только Далебор к шатру князя приблизился, так столкнулся нос к носу с Воепой.

– Годуяр за тобой послал, а ты сам пришёл.

– Собирай потихоньку людей, – велел Далебор, не слишком радуясь тому, что князь в самую рань за ним послал.

Воепа кивнул, поспешив к остальным. Далебор пригнул голову, прошёл за полог. Годуяр стоял спиной к очагу, завязывая пояс.

– Проходи, не стой у порога, – пригласил, повернувшись чуть встретив сотника беглым взглядом.

Далебор прошёл к столу. Тут уж всё прибрано давно, осталось только самое необходимое, чем поутренничать, сотник взял наполненную мутным квасом чару, испил. Годуяр опустился на лавку, всё наблюдал пристально за сотником, будто высмотреть что хотел. Порой, когда вот так он глазел, казалось, что знает всё о нём с Любицей. Только если бы знал, молчать бы не стал.

– Почто вчера бучу поднял?

Далебор оставил чару, ощущая, как холодный квас бодростью по телу разошёлся, что вся хмарь и отступила хоть ненадолго.

– Да разве, князь? Так, проверить кое-что хотел.

– Проверил? – свёл брови так, что затрепыхались в глазах холодные огни гнева.

Далебор глянул искоса, смолчал – лучше бы князь не упоминал о том.

– Что-то в последнее время, Далебор, слишком буйный ты. Сотник хороший – тут ничего не могу сказать, в бою тебе замены нет, но зачем нападаешь там, где мамка не велит? – не упустил случая поддеть.

– Признаю, что перегнул палку, – посмотрел прямо на князя.

Тот тоже взора не отводил.

– Признаёт он… – чуть помолчав, хмыкнул князь, – ладно уж, не маленький отчитывать, как отрока нерадивого. Но пыл свой поумерь, сам знаешь, как нас ныне давит со всех сторон, и ты ещё… – Годуяр смолк, шумно выдохнул через нос. – Может, тебе жену пора взять? – вдруг добавил он.

Далебор развернулся к князю.

– Может и пора, разве только дочь Гремислава.

Годуяр закаменел, взглядом пристыв к сотнику, а потом отодвинулся от стола, рассматривая Далебора пристальней, будто до этого и не знал его. Усы его поползли в стороны.

– То-то ты как петух вчера хохлился, – усмехнулся шире Годуяр, повеселев заметно, но тут же посерьёзнел, – не могу тебе ничего ответить, Вейя одна осталась, ей ласка и тепло нужны, сможешь ли ты это дать ей?..

Далебор почувствовал, как внутри скручивается что-то – знает князь, куда бить нужно, где изъян найти. И догадки подтвердились, уж замыслил что-то князь, от своего так просто не отступится.

– …Но это и не значит, что это отказ мой, посмотрю, как дальше будешь...

Глава 32

Вейя проснулась от поднявшегося в становище шума, приподнялась, сбрасывая шкуры, да тут же дыхание из груди пропало – ушибы сковали тело. Всё то, что стряслось вчера, волной нахлынуло, придавив, будто глиной холодной: и налёт кангалов, и кагановская дружина, и застолье… Потому и спала так крепко – устала, что, едва добравшись до мягкой постели, в сон провалилась. И всё равно не покидало всю оставшуюся ночь ощущение взгляда на себе пристального, глаз чёрных, как дёготь, хазарича этого. И не сказать, что неприятен его взгляд: хоть крови чужой, но было в нём немало того, что от других его отличало и притягивало против воли. Внутри скручивалось смятение, разве что не страх, но только не перед ним, а перед рождавшимися внутри чувствами, тревога будто какая-то. И упреждения Доброрады сразу вспомнились. Ох, и надо же было волшбу наводить? Теперь предсказание это покоя не даст, так и будет чудиться повсюду подвох какой.

И всё равно подальше от него нужно держаться, как бы беда теперь не случилась по вине её, ведь с Гадуяром Вейя всё же пошла в Каручай, хоть волхва отговаривала. Хотя чего ей опасаться, сам князь забрал под своё крыло и вчера о ней не забыл, вон и к себе позвал, увидеть хотел, что невредима она и цела.

И всё же хазарич этот – Тамир – не случайно повстречался ей. Выходит, если б он не вызволил из когтей татей, кто знает, что сталось бы с ней. Вейя повела зябко плечами – не следует прельщаться сильно тем. Он в последнюю очередь её заметил – головы врагов считал да думал, какая слава о нём будет, до полянки ему и дела не было. Чужой он, и говор у него чужой, и глаза полные жара пугали. Веяло от хазарича степью дикой – за версту понять можно, что хозяин он простора бескрайнего, что за полесьем пролегал до самого окоёма и дальше – до самых гор, там, где жизнь другая и род другой, откуда и пришёл он в леса дремучие.

Вейя выдохнула, головой качнув, потянулась за гребнем – хватит попусту себя накручивать, и так тягостно внутри за отца родного, ещё думать о чужаках. Косу расплетённую через плечо перекинула, принялась прочёсывать, сплетая заново, заговор напевая чтобы Боги огородили от всяких дум тёмных. Будто и впрямь легче стало. Через щель узкую полога лился щедрый утренний свет – день нынче будет погожий, хоть и струился из прорехи холодный, напоенный запахом трав и росы воздух, по голым лодыжкам пробегался, бодря, поторапливая одеться скорее. Управившись, Вейя, прицепив гребень к колетке, на которой висели и подвески обережные, из укрытия своего выглянула, щурясь на ослепительное око, что поднималось из-за ровного окоёма, разгоралось теплом. Гридни сновали по становищу, в путь собираясь: кто утренничал у костров, кто помалу уже палатки собирал. Посмотрела в сторону, где аил степняков ночевал, да только отсюда ничего не увидеть. Вейя вновь скользнула взглядом по палаткам и заметила Далебора, как спустился он с пригорка да к кострам направился, к столпившимся гридням. Сразу и выбираться наружу перехотелось.

Вейя нырнула обратно, принялась скручивать шкуры своей постели. Как вчера князь его лихо из шатра выпроводил голову проветрить. Вейя хмыкнула – и надо же было Далебору ляпнуть такое! Хотя от него, видимо, другого и не стоит ждать, вон как грыз взглядом чужаков, того и гляди кинулся бы.

За сборами Вейя успокоилась немного, улеглась тревога ненужная. А после думать уже некогда стало – такая суматоха кругом поднялась, будто по лагерю вихрь пронёсся, поднимая каждого, кто ещё засиделся у костров. И князь сам показался уж, готовясь в путь отправляться, Вейя больше его и не увидела – впереди отряд шёл вместе с теперь уже союзником сильным – Тамиром, сыном кагана Ибайзара. Чудно так. Надо же было оказаться ей именно в этот миг в дружине княжеской. Удивляться только, как Макош порой нить судьбы плетёт: то узорно петелька к петельке, то такого напутает, поди ж разбери.

Лошадь Вейи не дали – следовало думать, посадили на телегу. После вчерашней тряски она и в самом деле не поднялась бы в седло, радовало, что и подальше от глаз сотника – он преследовал Вейю повсюду. Каждый раз напарывалась на взгляд его твёрдый, и внутри вздрагивало всё, но, слава Макоши, близко к ней не подбирался. И то хорошо. После того как Вейя оттолкнула его – немудрено.

Глава 33

Долго Вейя на месте не усидела, вперёд пересела к возничему – суровому, с седыми висками Байгуну, – хотелось посмотреть на всё: вот уж заканчивались земли и начинались угодья каручаевские, только самые низовья его. А пока кругом луга и ольшаники росли густыми плешинами. Раздолья и травы столько – не выкосить. Не бедствовал здесь люд явно. А после полудня стали попадаться и деревеньки, небольшие пока, да и далеко от дороги – не рассмотреть толком. Но и так понять можно, что всё здесь дышало жизнью, цвело, нет здесь следов разорения и разрухи, которые встречалась в Годуче, когда Вейя острог родной покидала. И если бы не побили кангалов, добрались бы те до угодий крайних, урон получила бы какая-нибудь весь, но о том думать не хотелось, а хотелось забыть, да только страх перед угрозой, нависшей над полянами, всё больше вкрадывался в сердце Вейи, пуская ядовитые корни вглубь всё крепче, покоя не давал. Вейя навидаться успела, и хватило ей уже, а ведь это только краем её коснулось.

Она всё пыталась высмотреть степняков, что шли наравне с княжеской дружиной, да они все вперёд ушли, оставалось только шею вытягивать да головой вертеть, высматривать впереди идущий отряд немалый кагановский, совсем не уступавший княжескому. Хотя, наверное, это всего лишь часть отряда Тамира, остальные, верно, в степи остались ждать. Но как бы то ни было, теперь путь до Каручая безопасным стал – с такой ватагой ни один ворог не страшен. И гридни зашумели весело, прибодрившись, уже волками не смотрели на чужаков, чуть порасслабились, шли охотно, ровно и быстро, почуяв, что близок уж конец пути.

И в самом деле, не успело око опуститься на край его, как показалась впереди в серебре вод и пройма, а за ней и серые, мощные, выросшие, будто из самого взгорья, стены Каручаевского схрона. Каручай раскинулся, будто выброшенный на берег ураганом огромной, высушенной на солнце ладьёй, застывшей в костяке Матери Земли самыми корнями. Стены, залитые закатными лучами, казались тёмно-красными, раскинулись по сторонам на много вёрст, что не видно стало и дорогу, которая уходила в сосновый бор с запада, а с другой стороны корма крепости будто воткнулась в берег реки Сувьи. Ближние веси росли, как семейки грибные по берегам её и у подножья тына мостились, клубился дым над ними– явно жизнь там бурлила, как в кипящем чане вода. Сразу видно, как основательно засели, уж веками выстоянные, сохранённые рекой от врага, стены надо рвом с башнями высокими, что утёсами каменными нависали над дорогой впереди, да воротами громоздкими дубовыми, в которые въехать могло сразу несколько телег.

Вейю даже окатило дрожью, что меж лопаток пролилась до самой поясницы робостью невольной от такой могучей древности, которую просто так не сотрёшь с земли, не проломишь ворота одним ударом била. Теперь понятно, почему именно здесь решил Гадуяр сход собрать.

Проехав до насыпи, над которой высились в рост сосны срубные городни, сложенные в клеть из толстых брёвен, в один обхват каждое – не меньше, и зияли в них выкалупленные, словно дятлом, чёрные прорехи оконцев.

Отряд, минуя широкий большак, прямиком к воротам устремился, поднимая с накатанной телегами дороги багровую пыль, так, что Вейя щурила слезившиеся глаза и ничего не видела вокруг. Не успели приблизиться, как заскрипело, заныло старое дерево крепких ворот, распахиваясь в стороны. Вейя не видела, что впереди происходило, какая суета поднялась, а так хотелось, что хоть на сиденье вставай во весь рост.

– Крепость какая могучая, это не острог тебе хлипкий, – усмехнулся Земко, что поравнялся с телегой, Вейя и не заметила как.

– Да уж покрепче будет, – кивнула Вейя, улыбнувшись ему.

Острог Годуч и вровень, конечно, с Каручаевскими стенами не стоит, тот казался гнездом воробьиным против соколиного. Конечно, не такой раскидистый, как Кряжич, да привлекал своей суровостью надёжной, понятно теперь почему народ тянется вглубь полесья, ища защиты покрепче. Не попусту, стало быть.

– Не болтай, Земко, – раздался позади басистый голос Далебора. От неожиданности Вейя повернулась резко, не ведая увидеть ехавшего за телегой сотника – думала, что впереди он. – Отправлю в острог к каким-нибудь топям, будет тебе время лясы точить с болотницами, – окоротил грубо гридня.

Рядом хохотнул и тут же смолк под взглядом строгим сотника Вязга. Даже Байгун, который лошадь до того мига молча понукал, глянул с каким-то сожалением на гридня, понимая – тут уж не скрыть после того, как сотник Вейю зажимал посередине становища – что Далебор его одёрнул неспроста.

Далебор на Вейю и не глянул, видимо, решил не замечать, проехал чуть вперёд телеги. Так и окатило Вейю стынью, того и гляди воздух морозцем схватится.

Земко поник и уж больше до самых ворот не заговаривал с дочкой воеводы, помрачнев изрядно.

– Всех молодцев отпугнул от тебя, – хмыкнул Байгун, – как лютует страшно.

Щёки так и вспыхнули жаром, хоть сталь прохладную прикладывай. От Далебора ей отроду ничего не нужно, да только как втолкуешь всем?

Глава 34

Сердце забилось чаще. Проезжая под сводом, как оказалось, двухтыновых стен, так же забранных брёвнами, Вейя задрала подбородок, вглядываясь в холодное нутро башни, замечая в сумраке стражей. Через такую стену не так просто будет пройти врагу, зажмут в башне и перебьют всех, от того Вейе ещё спокойнее сделалось, и вместе с тем взволнованно трепыхалась сердце – что ждёт её здесь, в этих могучих стенах Каручая?

Сотник, поддев пятками рысака, вперёд уехал. Встречать прибывшую ватагу вышел к самой дороге едва ли не весь посад, гомонили шумно да шеи вытягивали, вслед хазарам смотрели, которые смешались в толпе княжеских гридней – всем хотелось взглянуть на чужаков другого роду-племени. Теперь пересудов хватит до самой зимы – когда бывало такое, чтобы степняки дружбу вели с полянами, да плечом к плечу в детинец въезжали?

Вейя люд не замечала, взглядом провожала сотника, который так взбаламутил всё внутри, а как очнулась, телега уже въехала в ворота детинца.

Вышли во двор гридни, мужи и старцы – многие уже давно прибыли на сход, ожидая князя. Вейя всё выискивали родичей своих дальних – Белотура того же, хоть видела его однажды, да сколько с того время прошло – вспомнишь разве сразу, а в такой круговерти и не сообразишь ничего. До княжеской рати не было им дела, всё озирались на хазар. Вейя тоже всё цеплялась взглядом за чужаков, хоть уже не одну версту проехали вместе, а всё не привыкла. И сама не поняла сразу, как выискивала глазами того хазарича, и нашла – вместе с князем он стоял спиной к Вейе, переговаривал с мужами о чём-то, высокий, осанистый, точно гордый беркут, и будто почуял он – обернулся, Вейя только и видела, как скользнул он взглядом по двору поверх голов гридней, будто только и привык вдаль смотреть, глаза на солнце в щёлки сузились, и клубилась в них душная ночь. Едва взгляд его Вейи коснулся, как отвернулась она быстро. Не знала куда деться, по телу растеклось жаркое волнение неведомо с чего вдруг, тесно становилось от даже самого лёгкого внимания хазарича. Глупости всё. Придумала себе только. И виной тому то самое упреждение волхвы.

Смотрела в сторону да ни на ком взгляд не задерживала, больше в ту сторону и не взглянув ни разу. Обозы уже стали разгружать да распрягать лошадей, телеги хазарские тоже в стороне не остались. Вейя насторожилась, когда из одного обоза вышла девушка, высокая, с покатыми бёдрами, волосы намитка скрывала, только и торчал из-под неё кончик золотистой, как латунь, косы. Вейю даже жаром обдало – что делает полянка в кагановской ватаге? Даже оторопь взяла, а когда показалась и ещё одна девка, чуть помладше, внутри потемнело даже – уж не силой ли везли девушек этих? Но те вроде и не выглядели пленницами, и никто за ними не присматривал, стало быть, по своей воле в хазарском отряде. Вейя уже лучше рассматривала каждую, та, статная, с прямой твёрдой линией губ, смотрела так, будто хозяйкой была в отряде, невольно Любицу напомнила, хоть казалась и не сильно старше самой Вейи. Интересно вдруг стало, кто такая и что делает в отряде Тамира? Уж не полюбвница ли какая, вон как подбородок гордо держит. Укололо изнутри горячей иглой что-то нехорошее. Вейя отвернулась – какое ей дело до них, хоть даже и постель с ним делит.

Вскоре рядом не оказалась и гридней, все куда-то уж разошлись, а о Вейе будто и забыли вдруг разом, даже досадно стало, ведь когда помощь нужна – никого не оказалось. Далебор тоже затерялся – и хорошо. Не сталкиваться бы с ним больше. В хороминах скорее бы спрятаться да выдохнуть свободнее.

Терем тут высился здоровый, массивный, как стены тына, с рядами тёмных концов, с бесчисленными крыльцами высокими да переходами крытыми – в них и заблудиться, верно, можно. Долго Вейя ждала, пока набежали челядинки, но не спешили гостье помогать, всё хихикали, поглядывая в сторону хазар, переговариваясь меж собой, о Вейе позабыв вовсе, румянились их щёки, как яблоки в лучах Даждьбога, пока не разогнали их женщины старшие – вот кому влетит потом за нерасторопность. Шумела, кипела здесь своя жизнь, к которой привыкать нужно будет ещё долго. И снова на Вейю нахлынула грусть, вот так неожиданно. И сразу будто темнее стало, потускнели и закатные лучи на бревенчатых стенах. О том, что отцу может быть худо сейчас, старалась не думать.

Забрав вещи Вейи, челядинки повели ее к хороминам. На крыльце она всё же ещё раз обернулась, выхватывая взглядом Годуяра, ждать теперь, когда вновь к себе зазовёт. И ожидание мукой пронеслась по сердцу. Оставалось надеяться и богов молить, чтобы скорее всё наладилось да сход побыстрее прошёл. Ведь кому-то сейчас помощь нужна, да только время не подгонишь, на то воля свыше.

Толстые стены дома разом отгородили от звуков уличных и суеты, поглотив Вейю в холодном сумраке. Сразу тревожнее сделалось – что здесь одна станет делать? Ведь не знает ведь никого, а князю не до неё вовсе. И лучше бы поближе к нему, да никто её не пустит к мужнему стану. Ждать застолья общего, да оно нескоро будет, пока гостей не расселят, бани не истопят...

Глава 35

Дошли до женского стана. Челядинки носились в заботах домашних по хороминам, взволнованные, раскрасневшиеся, да всё же задерживали взгляды на Вейе – верно, каждой любопытно, кто такая, чья дочь и зачем в Каручай приехала.

Вейя вошла в светёлку тёплую, что на втором ярусе ей отрядили. Челядинки вещи её внесли следом, разожгли светцев побольше – за окном уже совсем потемнело. Запахло густо смолой и мёдом, напомнив отчий дом: это не в отряде, где пропитываешься насквозь шерстью и горьковатой кожей. Хотя Вейя и не чурилась отправляться в путь дальний, и было даже в том своё очарование: жар костров, что так ощутим в вечерней прохладе, сладкий вкус ягодных взваров, глубина небоската, полоса сизого окоёма, уходящая в даль, запахи сухих трав, от которых кругом голова – всё это затягивало и будоражило. Поэтому и отец никогда не сидел подолгу в остроге, всё норовил из стен уехать, а куда – то уж неважно. Вейю, конечно, редко брал даже на объезд, и потому порой казалось, что где-то в глубине хотелось ему сына, чтобы с собой повсюду брать, а с девки какой спрос – детей плодить, очаг беречь.

Подождав немного, Вейя поняла, что за ней никто не пошлёт, стало быть, можно готовиться и на ночёвку, Годуяр верно занят нарасхват. И уж оставалось гадать, что там происходит. Как встретили хазарича, ведь, верно, в хоромине где-то отрядили место. Вейя плечом повела, даже не по себе стало, что под одной крышей, и лёгкое волнение прокатилось тёплой волной по уставшему с пути телу. Вейя, выдохнув шумно, прошла к оконцу, приоткрыла волок, пустив внутрь вечернего воздуха. Отсюда и не видно ничего, только рваный клочок облака на угасающем небоскате, зато слышны вдалеке будто глухие голоса мужей, видны яркие отсветы костров. Сон наваливался тяжёлым пухом, и веки уже смежались, но всё же сгорала от любопытства. Хоть бы краем уха услышать, о чём там речи ведут, вдруг пропустит что-то важное? Пришлось одну из челядинок зазвать в горницу да вызнать хоть что-то, и спокойно лечь спать.

– В гриднице князья сейчас, – ответила пышнотелая челядинка с пшеничной длинной косищей, хлопая на Вейю серыми глазами-лукошками.

– А хазарины? – спросила Вейя, злясь, что каждое слово пришлось клещами из неё вытягивать.

Челядинка смущённо взгляд потупила.

– Тот, кто главный их, я поняла сразу, высокий такой, с глазами чернючими – тоже там, вечернюю трапезу справляет со всеми.

И так внутри встрепенулось всё, что впору хоть одевайся, сызнова косу сплетай да туда иди. Да только как на неё посмотрят все после?

Вейя, расстроившись, отпустила челядинку. Конечно, можно было её попросить, чтоб последила за всем, да она чужая тут, кто её послушает? Да и, не дай Боги, узнает княгиня о том, на Вейю косо смотреть все станут, она и так вороной белой приехала с мужами. С неутешным чувством досады легла в постель да уснуть скорее постаралась…

***

...Проснулась Вейя от того, как затопали за дверью шаги быстрые, и удивилась – око уж поднялось давно над лесом, заглядывая в так и оставшееся раскрытое настежь оконце, не успела с постели встать, что постелили гостье мягко, как вбежала в горницу запыхавшаяся чуть та челядинка мягкощёкая.

– Вставать тебе нужно, княгиня к себе кличет, утренничать.

Вейя так и оторопела, а она-то думала никто её и не возьмётся, да рано расслабилась. Пришлось поторопиться. Умылась как следует, и Зимка – так кликали челядинку – помогла собраться, косу заплести да ленту повязать с тонкими латунными кольцами, рукава платья верхнего, то что до колен, на этот раз бледно-золотистого, тесьмой подвязать, поясок вокруг талии обернуть два раза, да завязать узелком опрятным, расправив концы, что почти к полу свисали кисточками. Значит, жена князя Звенимира, что держал в своих руках крепость, прослышала о племяннице Годуяра. Волнение заплескалось где-то аж в горле, Вейя и не знала, чего ждать от встречи этой, со многими ей знакомиться придётся. И пока дошли до горницы княгининой, казалось, и с душой рассталась – такое волнение охватило, уходя дрожью в пальцы и колени.

Горница, в которую провела по переходам ещё сумрачным Зимка, вровень с той, где Вейя ночевала, не шла: широкая, светлая, оконца тут побольше, хоть так же волоком прикрывались – всё же крепость, на стенах шкурки разные, но всё равно без излишеств и красот, строго и надёжно. И напрасно Вейя думала, что княгиня одна гостью встречать станет. Не одна.

Посередине горнице стоял длинный стол, за которым уж сидели женщины и девушки, некоторые из них совсем ещё девочки, видимо, дочери младшие. Те, кто старше – няньки, стало быть, и средние из них – подруги верные. Рознега–  княгиня – устремила на Вейю чуть строгий суровый взгляд, в то время как остальные повернули головы в тот миг, как вошла дочка воеводы. Такая тишина разлилась по хоромине, что слышно было, как стучит глухо сердце. Рознега хоть и ждала гостью, опомнилась перевей всех, поднялась приветствовать девушку, прибывшую к пройме аж из самого Годуча.

– Здравствуй, Вейя, дочка Гремислава.

– И тебе здраву желаю, княгиня, – ответила Вейя, стараясь не волноваться так сильно, да под таким вниманием пристальным не шибко выходило.