Текст книги "Метка рода (СИ)"

Автор книги: Властелина Богатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Долгое время Вейя не могла шевелиться, всё вдруг поблекло, закостенело внутри, и бившие через края сожаление, досада, боль – всё вместе – осели где-то на дне. Как глупо всё вышло. Слишком муторно было внутри и пусто, хоть обрела, а что-то другое такое необходимое – потеряла.

Вейя стёрла влажные следы на скулах, смахнув с лица налипшие волосы, вздрогнула, оглядевшись. Нужно собираться и двигаться дальше. Нужно…

Вейя повела плечом, сжав со злостью в пальцах шкурку, откинула её прочь, соскользнула с постели, подхватив с сундука исподнюю, торопливо натянула на себя, хоть пальцы не гнулись. Прочь отгоняя то, что так терзало сердце, выстраивая толстую стену, не позволяя слабости вверх взять, хоть подгибались колени. Одевшись и собрав волосы, Вейя оглядела стены гэра, в которой втолкнули её ещё вчера. Слабо зудела рана на плече, да она успела затянуться, и рабыня, что вчера смазала крепко пахнущей мазью, помогла сильно.

Вейя выждала ещё, ожидая, что за ней придёт кто-то, гадая, что будет теперь, думая всякие мысли, перебирая и отсекая их, но одно знала точно – Тамир не отдаст её назад, чувствовала нутром. Буря, что рвала сердце, немного поутихла, вытеснили все чувства горькие другие переживания – мысли об отце и беспокойство, что Янар передумает отпускать пленного, его-то Вейя не знала, хоть с Тамиром одни корни имели, а всё же кровь у них разная. Вейя вся истерзалась, да только так и никто не пришёл к ней, а за стенками уж шум поднимался.

Не в силах больше ждать, понимая, что греет надежду, и Тамир вернётся, вышла наружу. И сразу шквал звуков обрушился на неё: мелькали повсюду дайчаны, сгрудились у костров простые хазары, видимо, и ещё какие-то торговцы. Даже повело от суеты. Вейя скосила взгляд на стражников, что рядом были, да те её не задержали. Вейя огляделась, не зная, к кому и обратиться, да рано обеспокоилась – из-за гэра вышел Тугуркан.

– Пойдём за мной, – сказал только и лишним словом не обмолвился, хоть батыру было что сказать, ведь ушла из-под его носа из аила Барайшира.

Вейя шла послушно, сохраняя молчание, сжимая губы, чтобы Тугуркана не окликнуть и спросить о кагане, где он сейчас. Старалась не смотреть ни на кого, только на светлевший окоём, да всё равно невольно оглядывала становище, высматривая взглядом хазарина. Да не находила. По следу Тугуркана следовала, и ноги с каждым шагом слабли от предчувствия долгожданной встречи. Они прошли майханы и костры, вышли к стойбищу, и тут Вейя аж с шага сбилась, когда среди воинов Тамира увидела Гремислава. Сделала шаг вперёд неуверенный, Тугуркан чуть отступил, давая Вейе дорогу. В бег пустилась, не замечая никого, всё окружение смазалось, только ярким пятном мелькало через верхи майханов золотистое око, что поднималось над степью и лило тепло на землю, согревая.

Гремислав боком стоял возле коня, что, верно, ему дали только. Он оглаживал гриву да вскоре заметил что-то, повернул голову, глаза щуря на свет. Даже издали Вейя видела, как менялось его лице: побелело, вытянулась, а глаза повлажнели будто, да тут же зажглись самым ярким костром.

– Дочка… – дрожащий родной голос, который Вейя уже потеряла надежду услышать, коснулся слуха, когда она ткнулась в грудь воеводы, обнимая его крепко. – Как ты тут очутилась?

Тяжёлые ладони огладили волосы, сжали чуть плечи, Вейя чувствовала, как дрожат его пальцы, слышала, как колотится сердце в груди камнем, Вейя ткань рубахи собрала в пальцах, осмелившись, подняла подбородок, встречаясь с взглядом отца, улыбнулась, видя, как собираются морщинки вокруг его глаз, ставшие ещё глубже немного за это время скитания в неволе, да всё равно молодые, хоть борода прибавляла лета.

– Искала тебя, долго искала.

Сошлись в суровой хмурости, как бывало раньше, густые брови, беспокойство всколыхнулось в голубых глазах и тут же погасло, расправилась и складка на лбу.

– Расскажешь всё, потом, не сейчас. Домой сейчас, дамой, дочка, домой… – огладил плечи, очерчивая взглядом от макушки самой, будто убеждаясь, что она эта, живая, невредимая, перед ним стоит. И снова прижал к груди ещё крепче, стискивая в надёжных отцовских объятиях.

Глава 86

Ещё два дня кружили по степи, но никаких следов, ничего – Вейя будто сквозь землю провалилась. Далебора раздирало изнутри, с одной стороны, поспешить к Каменному Куту к князю, а с другой – нельзя оставить дочку воеводы неизвестно где, да найти её невозможно оказалось, когда ещё не знаешь земель этих бескрайних. Может, она уже назад вернулась к Барайширу или к Тамиру вовсе ушла. Без помощи прока не будет в поисках, благо ещё Стребожич не баловал, не нагонял на небо хмарь.

На третий день пути впереди появились белеющие на пригорках людские жилища. Очередное селение. И хоть остальные рады были остановиться на ночлег, Огнедара заметно поникла. За эти дни она будто преобразилась, и эти изменения в ней бросались в глаза, либо с Далебором что-то случилось, что он замечать начал, ловить каждый взгляд лисы, чего раньше не случалось.

Малец разговаривать начал, правда, никто его не понимал из гридней, разве Огнедара, которая каждое слово разобрать пыталась да понять, о чём тот толкует. И понимала ведь, видимо, язык чужой изучила малость. Далебору не раз приходилось со степняками сталкиваться, а потому тоже мог кое-что понять. А малец просил не оставлять, с собой взять.

Приняли их хазары сначала настороженно, скопились на окраине селения, разглядывая чужаков каждого в отдельности, да взгляды теплели, когда видели мальчишку своих кровей. Местный староста принял Далебора в свой гэр, позволив переночевать в их аиле. От него Далебор и узнал, что Тамир направился к городищам торговым и его войско следом за ним пошло. Далебор нахмурился, каган ведь не собирался цеплять Хамгай, но, видимо, что-то вынудило его туда войти, ещё больше смятение намело.

– Что сказал староста? – встретила Огнедара, когда Далебор вернулся из гэра хозяина.

– Не понимаю ничего. Тамир в Хамгай направился, а зачем – ума не приложу.

– Может, что-то о Вейе узнал?

Далебор задумчиво глянул на лису. Вполне может и такое произойти. Хорошо, если бы это было так. Перевёл взгляд на спящего мальца, щёки того порозовели – в гэре душно совсем. Вернул взгляд на Огнедару, которая смотрела на него в ожидании, будто и растерянно. Он должен сказать что-то ещё, важное, но Далебор и не знал, что сказать. Впервые не знал. Он прошёл к очагу, расстёгивая пояс, снимая его и кладя рядом с подстилкой. Огнедара приблизилась со спины.

– Пойдём в город? – спросила осторожно.

– Придётся, – ответил Далебор, расстёгивая следом кафтан, ощущая, как жар в груди растекался от духоты, от близости лисицы, колотилось камнем сердце. – Только мальца здесь оставим.

За спиной разлилась тишина, Далебор оглянулся, Огнедара стояла на месте, застыв, и плечи её поникли.

– Прикипела, смотрю.

– Своих у меня нет и не может быть, – вдруг ответила просто.

Далебор развернулся к ней, разглядывая полянку, взгляд лисы помрачнел, и губы вытянулись в твёрдую линию. Далебор руку протянул, коснувшись подбородка, сам не зная, что делает, хотелось просто утешить, хотя ей, верно, это не нужно. Огнедара упрямо дёрнула подбородком, Далебор за плечи её перехватил, к себе разворачивая, вжимая пальцы. По телу будто молния прошлась, так посмотрела лисица пылко, жарко, дико, и задышала часто, глубоко. Далебор медленно склонился к её лицу, нависая, тенью своей накрывая, Огнедара не попыталась вырваться, смотрела, и впервые Далебор видел в её взгляде растерянность будто.

– Не будь такой холодной, лисица, может, что-то и получится, – глухо шепнул.

Брови Огнедары сошлись на переносице, кажется, не разумела сначала его слова, но потом поняла. Да поздно. Он склонился ещё ниже, чувствуя её дыхание на себе, а под ладонями мелкую дрожь, в паху тяжело стало неимоверно, этот взгляд, эти губы будоражили, разгоняя по телу кровь толчками быстро, гулко. Как же давно хотел прижаться к её губам, на вкус попробовать, и Далебор коснулся, сначала медленно провёл по ним, а потом прильнул, размыкая. Огнедара не отшатнулась, подняла руки по груди, коснувшись щеки Далебора. И после он не мог уже сдерживаться, впился в её губы жадно, ощущая, какие же сладкие, дурманные, желанные. Далебор зарычал, покусывая их и посасывая, пронизал пальцами костёр её волос, разбивая их, сжимая в кулаки. Огнедара чуть отстранилась, задыхаясь, смотря в глаза.

– Что ты делаешь, сотник? – спросила прерывисто.

– Пока ещё ничего, – медленно взгляд опустил на дрожащие губы. И вновь приник к ним, дёргая на затылке завязку, тесьма с тяжёлыми кольцами скользнула по волосам, упала на пол. Далебор подхватил Огнедару под бёдра, к лежанке пронёс, на весу целуя жадно, быстро, уже не в силах остановиться, отпустить. – Моей сегодня будешь, лиса, – уложил на постель, собирая полы нижней рубахи и платья, оглаживая гладкие, как шёлк, бёдра, такие пленительные, жаркие, и между ног у неё было жарко, что голову повело, и дыхание застряло комом в горле.

Огнедара замерла, наблюдая за ним чуть с недоумением и удивлением, будто сейчас в ней целый вихрь метался, даже глаза потемнели, ярче стали в свете костра. Она подняла руки, огладила его шею и грудь, вцепила пальчики в тканину, сжала в кулаки, ухватываясь сильнее. Далебор дёрнул завязки на портах, подхватив под коленами, полянку к себе придвинул, раздвигая ноги шире, теряя голову – как жаждал оказаться скорее в горячей глубине её тела. Далебор, погладив по нежной коже, влажной от соков, скользнул плотью в узкое нутро и вышел, Огнедара откинула голову, потянув за ворот его рубахи с силой, содрогаясь вся, и Далебор уже не медлил, толкнулся твёрже, устремляясь в неё, прорываясь в тугость её жаркого лона. Его дрожь пробрала от прокатившейся по спине волны удовольствия, отстранился и двинулся снова глубже, сполна ощущая её, с жадностью наблюдая, как раскрылись губы полянки и срывались с них неровные выдохи под его толчками. Далебор задвигался твёрже, резче, врезаясь между раскрытых для него бёдер, беря, завладевая, присваивая её себе, глотая каждый выдох, каждый стон полянки, что испускало её горло, стискивая её за пояс, на себе насаживая, срываясь в пропасть, пока его не скрутило с такой силой, что он зашипел сквозь зубы, опершись руками по обе стороны от неё, толкаясь так быстро и беспрерывно, что Огнедара цеплялась за него, ища опору, вздрагивая, как листок клёна под сильными жёсткими точками, сжимая в горле сладкие стоны и вскрики. Далебор рванулся в неё несколько раз, выплёскиваясь, раскалываясь на части, остановился, дыша рвано и тяжело. Навис над ней горой. Огнедара сглотнула, облизав кончиком языка губы, подтянулась к его лицу, обвив шею руками. Далебор накрыл её горячие дрожащие мелко губы своими, унимая вихрь пожара, что охватил их так внезапно. Но Огнедара вдруг спохватилась, отстранившись, глянула Далебору за плечо и выдохнула с облегчением, откинувшись на постель.

Далебор провёл костяшками пальцев по её разрумянившейся щеке, глаза Огнедары сверкнули хитро. Он подхватил её под плечи, укладываясь на лежанку, за собой утянул, оглаживая плечи, сдирая с них одежду, целуя белую кожу, не останавливаясь…

Глава 87

Утром, когда Далебор проснулся, лисицы уже не было рядом, запоздало расслышал за занавесью, что отделяло ложе от очага, тихую болтовню. Далебор потянулся, вспоминая, какая ночь выдалась горячая, как брал Огнедару, и она отдавалась ему вся без остатка, издавая тихие стоны, гладила и царапала его спину и плечи. Даже досадно, что сбежала под утро, сейчас хотел её до звона в ушах. Да разлёживаться некогда, нужно подниматься. Откинув покрывало, Далебор сел на постели, потянулся за рубахой. Одевшись быстро, вышел к очагу.

Потрепав за волосы мальца, тот голову поднял, улыбаясь широко, сел рядом. Огнедара только платок на плечи натянула, посмотрела на Далебора, да всё равно будто стыдясь того, что между ними случилось. Поели все так же молча, Далебору сказать что-то хотелось, но всё слов не мог подобрать, чего раньше с ним не случалось никогда. А тут одно с другим не вязалось.

После заглянул гридень – пора собирать всех в путь да со старейшиной прощаться.

Собрались в дорогу быстро. День радовал чистым от туч небосклоном и лёгким ветерком, что ласкал кожу заботливо. Собрались хазары провожать, семьи большие, детей много было среди них. Жена старосты взяла мальца, к которому Далебор за время пути и попривык даже, за собой повела, говоря что-то на своём, да он понурил голову и не слушал её будто, плёлся за ней, то и дело оборачиваясь на Огнедару. А на той и лица не было – тяжело ей было расставаться с дитём, которого, наверное, сердцем родным посчитала.

Далебор выругался, когда мальчика всё же вырвал руку и пустился обратно к ним. Огнедара, казалось, покачнулась да удержалась – не бросилась навстречу. Малец остановился в шаге от неё и не кинулся за юбку скорее цепляться, и слёзы не лил, задрав острый подбородок, поджав губы, смотрел молча то на полянку, то на Далебора. Внутри кольнуло что-то нехорошо, когда Огнедара обернулась, глянув так, что всю душу наизнанку выпотрошило. Разлилась по аилу тишина, гридни смотрели в ожидании, как и жена старосты.

– Ну чего встали?! – гаркнул бодро Далебор. – На сёдла быстрее, время только теряем, – хлопнул мальца по плечу, легонько к лошади подталкивая своей, подхватил мальчишку, на седло посадил. – Вот так, держись только крепче. – Далебор к Огнедаре повернулся – она всё ещё стояла на прежнем месте. Поднял руку, тронув пальцем самые кончики её ресниц, собирая влагу. – Ну чего ты, лиса?

– Спасибо, – только и сказала глухо, слёзы глотая.

– Думаю, по Тамировым следам идти нам не грозит опасность, путь он подчистил, многих расшугал, бояться нам теперь нечего, отчего не взять? – Огнедара кивнула, дрогнули края губ в хрупкой улыбке. – Хочу поцеловать тебя, лиса, да гридни смотрят, – Далебор чуть покосился на восседавшего позади Боряту, – хотя они, верно, уже знают, какое пламя между нами полыхнуло, ведь вместе под одной кровлей, – добавил Далебор.

Огнедара смутилась от его слов, роняя взгляд, да тут же подняла.

– Ты думаешь, сотник, так и полыхнуло? – прищурилась хитро.

– Не думаю – знаю.

Огнедара улыбнулась задумчиво, Далебор невольно улыбнулся в ответ и, не медля больше, подступил, подхватил полянку, подсаживая в седло, пояс её сжимая крепко, да чуть задержался, твёрдо бёдра огладив.

Огнедара задохнулась от смущения, огляделась. Далебор хмыкнул – как легко всё же смутить её можно. Поймав её взгляд укоряюще-сладкий, отступил, к своему коню направился, земли под собой не чуя. Легко погрузившись в седло, разместил удобнее мальца на коленях, сжал поводья.

– Как ты там говоришь звать тебя? – спросил по-хазарски мальчонку, а тот удивился,  что по его заговорил сотник, поднял на него взгляд.

– Касар, – ответил охотно.

– Да у тебя, смотрю, имя настоящего воина? Ну что ж, Касар, держись крепче, – Далебор поднял взгляд, всматриваясь в ровный окоём, над которым медленно поднимался золотистый диск солнца, – путь у нас будет долгий.

Глава 88

Уже день как были в пути, и с каждой верстой на Вейю наваливалась такая тяжесть, что даже не радовало чистое небо и золотистые луга, что тянулись к самому окоёму. Вейя смотрела на отца, который ехал чуть впереди, устремляя тревожный взгляд вдаль, да каждый раз назад оглядывалась, и в сердце будто раскалённые крюки вонзали, когда видела чистые пустынные холмы. И не было там гордо восседавшего всадника на вороном коне. Каждый раз одёргивала себя, да всё равно ждала неизвестно чего, ведь решено всё – она едет домой в Годуч с отцом.

С ним они вдоволь по дороге наговорились, да всё равно продолжали болтать о всяком. Вейя рассказала о князе, как позаботился он о ней, взяв под крыло, правда, Гремислав аж потемнел лицом, когда узнал, за кого хотел Годуяр отдать Вейю, то, конечно, не понравилось ему. Рассказала, как сама примкнула к отряду Тамира, и воевода и этому не рад был, видно, как помрачнел, но не укорил ни в чём, промолчал, просто выслушивая. Вейя не рассказывала о том, что случилось между ней и каганом, да тут и так всё ясно было и без слов, почему вдруг каган отпустил восвояси пленных? Но что было, того уже не изменить.

Ночевать пришлось под открытым небом. Разожгли костёр, соорудили укрытие небольшое, Гремислав за всю ночь глаз не сомкнул. И Вейя наблюдала за ним со своего места, рассматривая его отросшие волосы, впалые щёки и руки, огрубевшие от тяжёлой работы. Как вернутся, надо бы требы принести богам, поблагодарить Макошь, что помогла найти и вытащить единственного родича. Найти и что-то потерять. Вейя выдыхала и с корнем выдёргивала мысли о хазариче, но всё равно перед глазами появлялся его суровое лик, строгий росчерк бровей, пронизывающий взгляд чёрных блестящих глаз и губы, сжатые в строгую линию, в обрамлении тёмных усов. По телу жар непонятный прокатывался, ныло где-то под сердцем, так что к горлу ком подступал, а глазам горячо делалось. Но Вейя сглатывала подступающую какую-то тупую боль, так и проворочалась в беспокойном сне, в котором видела только хазарина, отпустившего её домой.

Утро выдалось ощутимо прохладным. Вот и конец вересеня[1] подобрался, сейчас, верно, в весях самые празднества разгораются, девушки в избах станут собираться, разным трудом занимать себя да разговоры вести неспешные. А Вейя, выходит, как листочек, что сорвался с ветки и полетел неведомо куда.

– Смотри, кто это там?

Вейя подняла взгляд, всматриваясь в приближающийся отряд, небольшой, человек десять. И это явно были не хазары. Вейя замерла в ожидании. Гремислав взялся за черенок топора, что воткнут был в кушак. Вейя положила руку на его запястье, призывая не тревожиться, узнавая сотника и Огнедару. Гремислав, кажется, тоже признал в одном из мужей Далебора. Удивился немного. А Вейю охватило волнение горячее и облегчение одновременно – всё же жив сотник, кангалы не погубили. Что бы ни сделал, а рада видеть его целого, невредимого.

Они тоже заметили одиноких всадников, лошадей подогнали, скорее приблизиться. И только тут Вейя заметила, что впереди у сотника сидел ребёнок. Удивлённо подняла взгляд на Далебора. А на том и лица не было, вгрызся в неё взглядом, верно, тоже думал, что сгинула она в той сечи, а сейчас поверить не мог, что стоит перед ней.

– Наконец-то нашлась пропажа, – выдохнул он тяжело.

Многие кмети, кто знали Гремислава, спешились, обступив воеводу со всех сторон, и каждый хотел запястье крепко пожать да расспросить что да как. Вейя улыбаясь тому, тоже спешилась, повернулась к Далебору, который ссаживал мальчишку черноволосого, а Вейю оторопь чуть взяла, как вдруг представила, что Тамир когда-то был таким же маленьким и серьёзным. Малец уставился на Вейю, щуря на ветер черничные глаза, такие большие на овальном белом личике, чудно даже.

– А ты думал, – сказала Вейя, поднимая взгляд на приблизившего сотника, – что не встретимся больше?

– Сердишься на меня? – спросил, посерьёзнев.

Вейя смотрела на него и не могла понять, что изменилось в нём, хотя внешне ничем не переменился, оброс, правда, немного, кудри отросшие ворошил ветерок, и они на лоб падали, делая золотисто-серые глаза ещё ярче.

Вейя покачала головой. Не сердилась. Если бы не этот случай, несмотря на то, как тяжело было, не нашла бы отца, и неизвестно где бы он был сейчас. Далебор чуть улыбнулся, прищурив глаз, глянул в сторону Гремислава.

– Так понимаю, что без участия кагана не обошлось?

Вейя задержала дыхание при упоминании Тамира, сердце вновь сжалось до боли.

– Не обошлось, – только и ответила.

– Встанем здесь на ночь? – послышался голос Огнедары, полянка приблизилась, Вейя глянула в сторону кметей, куда убежал мальчишка.

– Откуда он?

– Долго рассказывать, – выдохнул Далебор, – сначала палатки нужно развернуть, а там и для разговоров время найдётся.

Разбили стойбище на сухом, обдуваемом вечерним тёплым ветром холме, развели костры, мужи соображали палатки, а Вейя с Огнедарой подрядились снедь готовить, успев между делом словами обмолвиться. Хоть Огнедара утаивала что-то, а по глазам Вейя поняла, и по виду как похорошела будто, горели глаза. С Тамиром они только тускли, а сейчас аж кожа светилась, как полная луна, что взошла над степью. Огнедара бросила взгляд в сторону Далебора, а он будто чуял её, обернулся к полянке. И кто бы подумать мог, что так всё обернётся?

– А что же ты не осталась с Тамиром? – спросила Огнедара полушёпотом, отвернувшись, нарезав тонко зайчатину, бросила в чугунок, что бурлил над костром.

Вейя покачала головой, признать и разговоры вести о том не хотелось, слишком тяжело было на сердце. Слишком, что слово из себя выдавить не могла.

– Я отцу нужна, – ответила только.

Огнедара посмотрела на неё пристально, а потом, покивав, не стала больше пытать.

Вечеряли все вместе, мужчины всё о кангалах говорили – Гремиславу было что рассказать, и Вейя слушала его, да не слышала, мысли всё время возвращались к Тамиру. И невозможно было спрятаться от них.

Ночь выдалась тихой, а утро хлопотным, решали, кто с кем поедет да в какую сторону. Далебор настаивал, чтобы Огнедала ехала с воеводой в Годуч, а Гремислав с сотником к князю всё порывался.

– Тебе сил нужно сначала набраться, воевода, – пробасил Далебор.

Гремислав глянул на Вейю. Сотник, конечно, не помеха для него, если тот надумает поехать, но Вейя для него важнее, не стал упираться на своём. Так и разделились, Огнедара, Вейя и Гремислав дальше к лесам Полесья устремились, а Далебор к хазарским городищам.

***

Пролетели одна задругой седмица, и дни похожи друг на друга были, как кленовые листья, благо сухо было, и ласкало теплом око, позволяя идти без остановок долгих. И когда уже начали встречаться густые кустарники ольховника, идти стало легче. Совсем скоро раскинутся в долах реки и лесистые холмы, а там и стены родного острога.

Далеко позади осталась степь, всё дальше хазарское войско и княжеская ватага, которые вернутся только к первым морозам. Хоть и близилось это время, а всё равно далеко ещё до стуж.

Годуч пустовал, остались только челядинки и верные помощники воеводы. Путников встретили брусчатые хоромины, обнесенные высокой бревенчатой стеной, с башней над воротами, в которые и въехал вернувшийся воевода. Вейя с тяжёлым сердцем оглядывала чуть обугленные стены, где пожарище успело захватить часть крова, вспоминая, как она бежала из острога под покровом ночи вместе со всеми в детинец князя.

Родные стены, конечно, грели, но много дел было впереди, чтобы отладить постройки, наполнить погреба да хлева, и нужно успеть, иначе зима будет голодной. Потому сидеть в стенах было некогда, приходилось объезжать ближние веси, коих стало после нападения врага не так и много. Скупали и обменивали, что могли. Вейя с Огнедарой без ног возвращались в женский стан, и так день ото дня, пока Вейя не почувствовала себя худо. Тело будто горело всё, и перед глазами плыло. Огнедара сварила каких-то трав осталась с ней.

– Теперь нужно теплее одеваться, холодать стало, – поёжилась Вейя, хоть внутри горело всё.

Огнедара опустилась рядом, положив ладонь на лоб Вейи, в глазах полянки озадаченность мелькнула и недоумение будто.

– Кажется, не в холодах причина.

Вейя, отпив отвара, отставила чашу.

– А в чём? – лежать в постели совсем не хотелось.

Уголки губ Огнедары тронула улыбка, и взгляд полянки потеплел вмиг.

– Скажи, ты же больше не пила горькой травы?

Вейя нахмурилась, не сразу разумея, о чём Огнедара говорит, да тут будто молния прошибла, проняв насквозь. Вейя пождала губы.

– Спасибо за помощь, – только и сказала Огнедаре, а та раскрыла губы в ответ что-то сказать да передумала, поднялась и к двери направилась, но остановилась вдруг, повернувшись.

– Скажу только, что я бы рада была, – замолкла, посмотрев неподвижно, а потом отвернулась и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Вейя так и уставилась в запертую створку и поверить не могла, не укладывалось в голове, что такое может с ней произойти, но всё сходилось. Испуг стал мягким теплом вытеснять от мысли, что частичка кагана в ней осталась, и так хорошо сделалось внутри, что голова закружилась.

–

[1] Вересень – сентябрь.

Глава 89

На белом тонком настиле снега всадники, словно чёрные перья, неслись вперёд.

Тамир взял с собой верных людей, вместе с сотником Далебором, покинули княжеский чертог, в котором уж вторую седмицу пировали они с князем. Принёс поход совместный много побед, славы и добычи, было чем годиться, на несколько зим вперёд наладили спокойствие в степи, потому и можно было подумать о своём обустройстве. И хоть ждал Ибайзар возвращения младшего сына, но Тамир не спешил возвращаться в родной стан. И тянуло его с неведанной силой к той, кто корнями вросла в его плоть и кровь. Ни на день не выходила из мыслей его пустельга, и уж неясно кто кого оплёл сетями крепкими. Тамир не знал, что ждать ему было от этой встречи, и боль пронимала от того, что вдруг заручена уже другому, хоть ходили слухи, что с воеводой она до сих пор в остроге своём. И поделать с собой не мог ничего, Тамир давно себе не принадлежит, с той поры как увидел Намар. И только лишь одно желание горело в нём костром – увидеть её вновь…

Острог Годуч вынырнул из-за лысого осинника уже на второй день. Далебор отправил вперёд людей, чтобы упредить о прибытии их. Тамир глянул на сотника в меховой шапке-мангае, на плечи, укрытые шерстяной накидкой. Одёжа хазарская по нраву пришлась многим воинам карачаевским, тёплая и удобная, в такой в степи даже в самый буран не околеешь. Долго они с сотником вели беседу о том, что тот умыкнул Вейю у Барайшира, тот вину свою признал, хоть Тамир на куски готов был его порезать, да что было, то прошло, и Вейя в его руках оказалась, да всё равно упорхнула, не сказав Тамиру ни слова на прощание, хоть он в такой ярости был, что любое слово её не воспринял бы, а потому издалека наблюдал, как покинула она стан Янара вместе с отцом своим. Тогда Тамир едва рассудка не решился, но боли Вейе не хотел причинять, держать её в неволе – не мог, хоть раньше это ему не мешало. Как она тогда станет к нему относиться? Злость таить и обиду только. Такого Тамир не хотел.

Как стражники заметили приближающийся хазарский отряд, засуетились на стенах и башнях, и вскоре скрипнули ворота, распахнулись в стороны, впуская немалую ватагу прибывших воинов. Тамир обводил взглядом стены высокие изб, собравшихся воинов, носилась челядь из хоромин в хоромину, поглядывая на чужаков уж прославленных по всем самым дальним весям о крепкой дружбе кагана с князем, что вместе они избавили земли от напастей разных.

В груди камнем билось сердце, ожидая увидеть ту, что разжигала целое пламя в нём. И всё равно боялся, что не здесь она уже, а где-то далеко.

Вышел встречать гостей сам воевода Гремислав. И не узнать его было в кожухе богатом из лисьей шкуры, раздался в плечах за эти месяцы на воле да родных землях. Удивление и сосредоточенность были в его глазах – не ожидал Гремислав, что нагрянет Тамир к нему. И, верно, уже догадался, что неспроста.

Тамир, отдав коня своего конюшенному, направился к воеводе.

– Не успел поблагодарить за изволение своё, – начал воевода, – проходи в мой чертог, Тамир, за одним столом братчину разделим.

– Разделить ещё успеем, воевода, – ответил Тамир и бросил взгляд за спину Гремислава, закаменел вмиг.

Со спины Гремислава Вейя приближалась, и Тамир сначала подумал, что видится ему только всё. В такой же меховой лисьей шапке, по плечу волосы волнами спадали, и глаза зелёно-золотистые теплом мягким обдали. Застучала кровь в висках, разносясь по телу жаром таким, что грудь распирало дыхание отяжелевшее.

Гремислав чуть повернулся, проследив за взглядом кагана, и отступил в сторону, давая путь Вейе. Она бледной совсем стала, в глазах недоумение и что-то ещё, смесь чувств, которые сложно было Тамиру понять, но самое важное для него – не стала прятаться, вышла к нему сама.

– Вы тут поговорите, а я челядь окликну столы накрывать, – буркнул Гремислав и направился к сотнику, что-то ему говоря, Тамир уже не слышал.

– Не ждала меня, пустельга? – проговорил Тамир по-руси, речь его за это время совсем чистой стала, наговорился уж с каручаевским князем вдоволь.

Губы нежные дрогнули в улыбке ласковой.

– Не думала, что ты… – она смолкла и вновь продолжила, – ждала, хазарич, но не верила, что вернёшься.

Тамир поднял руки, сжал плечи её хрупкие, к себе прижал всю.

– Иди ко мне, Намар, за тобой приехал, и уже больше не упорхнёшь от меня. Не отпущу.

Вейя поддалась, обвив его за пояс руками, да будто мешало что-то крепче к себе её притиснуть. Тамир чуть отстранился, в удивлении глянул в разрумянившееся лицо, оглядел – под свитой длинной и богатой незаметно ничего, но сердце толкнулось горячо от догадки, и пронеслось вихрем осознание.

Вейя спокойно наблюдала за ним, но губы её дрогнули в улыбке. Тамир обхватил ладонями её лицо, прижавшись лбом ко лбу сокрытому шапкой.

– Моя храбрая пустельга, – зашептал сбивчиво, – сохранила?

Вейя кивнула только, поджимая губы, в глазах влага дрожала, и Тамир тонул в них. Он обнял её крепче, не отпустит свою пустельгу, хрупкую и сильную, больше нет. Его Намар, желанная, любимая, его.

Эпилог

Вейя, оставив требы на каменном алтаре, расчищенном от снега, посмотрела на высеченный лик богини-пряхи, благодаря за нынешний год. Перевела взгляд на высокие сосны, что тянулись к морозному лазоревому небу. Уже вторую осень сюда в еловую рощу заезжают после гостин долгих в остроге у воеводы и отправляются на зимовье в город Атрак.

Вейя уж привыкла к такому: путь от Полесья к хазарскому городищу неблизкий, да заручилась к отцу приезжать обязательно каждый год. В этот раз задержались у него. Третью седмицу уже в Годуче, пора и честь знать.

Вейя дышала глубоко воздухом, напоенным хвоей древесной, жадно вдыхала, прощаясь с духами теперь до следующей оттепели. Тишина окутала звенящая, и так хорошо стало, что мурашки по плечам пробежались.

За спиной треск послышался, Вейя улыбнулась да не успела обернуться, как охватили детские ручки колени. Вейя развернула Дайрана к себе. Глаза сына лучились янтарным мёдом, носик чуть красный, как и щёки – прихватил морозец. Дайрану нравилось в Годуче, и от деда не отходил. Вейя ласково сына погладила по щеке, обняла, прижимая к себе, да не очень удобно – живот, что уже проступать стал заметно под одёжей плотной, мешал.

Вейя улыбнулась ещё шире, слыша теперь хруст снежка, по груди что-то всплеснулось, будоража – такой защитой от него веяло, что даже голова кругом шла, как же любит, и любовь с каждым годом только крепла. Тамир сзади подступил, обхватил, чуть сжав Вейю за плечи сильными руками, она накрыла его кисть горячую, обжигаясь о сталь колец на его пальцах, положила голову на грудь мужа, слыша его спокойное ровное дыхание.