Текст книги "Метка рода (СИ)"
Автор книги: Властелина Богатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Вейя долго смотрела на огонь неподвижно, охваченная облаком утреннего марева со спины и облитая светом очага золотистым, и, верно, на богиню походила, что вырезанная из дерева в глухой чаще стояла. Вейя встрепенулось, будто её укололо что-то острое. Куда теперь идти, и сама не знала, но отсиживаться, прятаться – не станет. И уже что делала – не соображала, всё как в тумане густом, на ощупь платье своё натянула, путаясь в нём, как в сетях. Расчесав гребнем, что сняла с колетки на поясе, волосы собрала в косу и вынырнула из жилища, не задерживаясь больше. Сумрак утра объял, как прохладное озеро, встретив Вейю промозглой стынью. Бросив короткий взгляд на стражников, что молча проводили её взорами орлиными, ни окликнув, ни задержав, уйти позволили, Вейя и не сразу сообразила, в какой стороне осталась кибитка их и где искать Огнедару и Миронегу: вчера в темноте и дороги не запомнила, когда шла к стану кагана среди суматохи-то. Шла почти наугад, встречая пробудившихся женщин, что хлопотали у своих жилищ уже в ранних, какие могут быть поутру, заботах, только бросали на Вейю любопытные взгляды, да, верно, им уже известно всё о ней: кто она и откуда, и то, что провела всю ночь с каганом...
Не знала Вейя никого из них, и язык не знала, чтобы спросить, где искать полянок. И Тамир был сейчас, верно, в каком-то из гэров со своими войнами, потому что, сколь бы Вейя ни обводила взглядом становище, не видела даже старших ближников его – ни одного. Плутала недолго: селение оказалось и не таким обширным, как представилось вчера. Увидела громадного Тугуркана, к нему и поспешила, поправляя распушённые влагой волосы. Он встретил её, и почти ничего в лице его суровом не изменилось, только будто взгляд в это пасмурное утро потеплел немного. Проводил до жилища, где ныне ночевали полянки. Отрядили гэр небольшой, но для девушек уютный и тёплый, внутри со всем необходимым: сундуками, лавками, лежанками тёплыми, очагом, вырытым в земле, обложенным камнями. Вейя вчера только разложить меховую скрутку успела.
Миронеги, как всегда, не оказалось внутри, а Огнедара, как только Вейя вошла, повернулась – в постели ещё та лежала, когда за стенами такая суматоха творилась. Вейя удивилась – никак что худое с ней?
Приблизилась к ложу, онемев будто, позабыв обо всём. Лицо Огнедары бледное, как мука, даже губы бесцветные, сомкнуты плотно. И только тут увидела покрасневшие глаза, заплаканные будто – всё поняла.
– Тугуркана попрошу знахарку какую привести, – развернулась было уйти подальше прочь, будто хлыстом полоснула вина, да Огнедара тут же остановила.
– Не надо! – дёрнулась, за руку Вейю поймав. – Не надо, – сказала уже мягче, – останься, не суетись. Ничего со мной не случилось, просто, – Огнедара смолкла, выдохнув прерывисто, назад на постель опустившись, – …просто неможится, бывает. Пройдёт скоро.
Вейя оглядела её, первое волнение схлынуло, понимая, как перепугалась – сердце под рёбрами так и прыгало.
– Если что нужно – ты скажи, я сделаю.
Огнедара головой качнула, и взгляд внимательный опустился по Вейе, и зелень в них сразу будто ещё больше потускнела, а губы поджались горько. Переживала Огнедара, верно, всю ночь не спала, пока Вейя…
Вейя отвернулась, отошла к своему ложу. Не хотелось верить и допускать мысли, что она причина, что это из-за неё Огнедара так убивается. Так тесно стало рядом с ней и неловко, что Вейя вещи складывать принялась, да бросила всё, пошла очаг растапливать: тепло поддержать, что собиралось в жилище травным духом. Да пальцы, как бы Вейя ни отвлекалась, всё равно подрагивали: тяжело было в молчании затянувшемся тягостным грузом пребывать. На языке так и собирались слова разные, да что она скажет? Нет оправдания тому, что произошло за эти последние дни между ней и каганом, что затянули Вейю в безумном вихре всего: и боли, и потери, и отчаяния, и новых неведомых ей чувств неуправляемых совершенно, что распаляли, вынуждая гореть, как бы отчаянно ни душила их в себе, прятала – никак не могла справиться. Вейя даже пожалела, что вернулась так скоро – лучше бы на месте оставалась, пока не уляжется тут всё, а теперь только глаза прятать, хоть Вейя ни в чём не виновата. Почему же так мучительно находиться рядом?
Пока Вейя вещи свои раскладывала, Огнедара поднялась, да всё равно как-то тяжело передвигалась, собираясь помалу в таком же липком, как паутина, молчании. Хоть бы рассказала что, разорвала пелену, и Вейе на ум, как нарочно, ничего не приходило. Ругалась на себя в мыслях, суетясь излишне.
– Голодная, небось, – вдруг сказала Огнедара, гремя посудинами на полках. – И отвар тебе выпить нужно, если помнишь.
Вейя плечи приподняла, сжимая лоскут ткани, который вытащила, перекладывая бестолково с места на место, но занятие теперь есть – нужно сшить себе рубаху ещё одну – лишней не будет. Этим и займётся. Переведя дыхание, повернула чуть голову.
– Нет, не хочу ничего.
Какая там еда, когда ком так и встал в горле, и мутило от волнения, хоть со вчерашнего полудня ещё ни кусочка не съела снеди. Как теперь с ней сжиться? Как разговаривать? Когда Вейя ей помехой стала большой, как ни обходи стороной, а теперь каждый раз спотыкаться будет на то что меж ними пролегло с того мига, как Вейя за Арваном пошла, с того мига, как Огнедара в стан кагановский привела её, помочь решившись. Приблизив то, что можно было бы избежать, наверное, но, если бы не этот случай, кто знает, удалось бы приблизиться к отцу хоть на шажок?
– Надо есть через силу, – ответила чуть холоднее.
Сердце заколотилось гулко. Вейя сжала отрез льна в пальцах и тут же выпустила, разворачиваясь, чтобы сказать то, что толкалось на поверхность и рвалось излиться, как река через прорвавшуюся плотину. Что не по её вине, и что больше всего ей дорог тот, кому, быть может, сейчас помощь нужна, кто в беде сильной, сказать о том, что рвало сердце болью от потери. Но слова так и застряли в горле – низкая дверь отворилась, впуская шум уличный внутрь.
Вошла Миронега. Она коротко глянула на Вейю потом на Огнедару, растерянность и взволнованность всплеснулись в её глазах открытых, чистых. Её появление и развеяло грозовые тучи, что успели сгуститься над Вейей. Миронега принялась рассказывать всё, что успела где-то услышать, и за её щебетанием буря внутри совсем поутихла. А потом девушки надумали проводить отряд Тамира, но Вейя не пошла с ними – не хотелось ловить на себе взгляды разные, не хотелось видеть, как смотрит на него Огнедара – почему-то это больше всего холода нагоняло, хотя, признать, одним глазком увидеть надеялась ещё кагана, но Вейя поняла, одёрнув себя, что ни к чему это, отринув все порывы лишние.
Оставшись одна, Вейя себя в порядок привела немного, замечая в сумрачном жилище, освещённом очагом и скудным пасмурным светом, проступавшие всё ярче следы на коже повсюду, напоминая Вейе постыдную ночь. Щёки вспыхивали от воспоминания горячей необузданной страсти Тамира, с которой брал её, захватывая в плен свой, хоть не должно то волновать – она ведь делала то, что хотел он, но всё равно стыд брал, и штормило всё больше. Ничего, пройдёт со временем, а его у Вейи теперь было достаточно, чтобы упорядочить свои мысли, улечься чувствам. Как прояснится голова, можно уже будет и подумать обо всём, как дальше быть, когда Тамир весточку привезёт худую иль добрую, ведь помнила своё обещание, данное ему, себя отдавая.
Снаружи, кажется, стихать стало, а уже вскоре вернулись и Огнедара с Миронегой.
Вейя уткнулась в полотно, сшивая край рубахи, что успела выкроить на одном из привалов. Так и не подняла глаз, сидя у очага за шитьём. Слушала молча тихую беседу девушек. Но каждый раз, когда в разговоре их имя кагана раздавалось, в груди жар разливался. Странно это было, непонятно для Вейи – что творилось с ней? И так до ночи, когда уже света костра стало не хватать, и веки сделались тяжёлыми от утомления, а пальцы, которые Вейя уж поисколола все, болели. Едва только работу свою отложила, как дверь жилища вдруг отворилась, и на пороге появилась хазаринка молодая, коих в селении было не так уж и много среди мужей. Чёрные брови дугами приподнялись, когда она обвела каждую из девушек взглядом, что повернули к ней головы в ожидании.
Глава 70
И всё же её взгляд упёрся в Огнедару. Быть может, среди нас она выглядела старше, хотя немногим отличалась от той же Миронеги, просто была в ней какая-то особая стать, и волосы непослушные волнистые, схваченные лентой на лбу отливали в свете огня медью, притягивали взгляды – Макошь не обделила красотой женской. Неудивительно, что Тамиру она понравилась. Хазаринка что-то сказала на своём, и голос её гулко прокатился по жилищу, заставляя переглянуться в непонимании: что хочет она? И только Огнедара расправила плечи, выдохнула, кажется, вразумила слова неразборчивые, и – надо же? – тоже спросила что-то по-хазарски. Девушка задумалась на миг, но тут же ответила, чуть улыбаясь.
Огнедара повернулась, встречаясь с взглядом Вейи:
– Дочка Барайшира-тархана Алтан, – истолковала она, – Алтан – золото по-ихнему.
Алтан вдруг засмеялась, заставив всех сызнова взгляды на неё обратить в недоумении лёгком, прошла внутрь к очагу, Вейя так и задеревенела вся, сжимая в пальцах тканину, наблюдая за хазаринкой. Теперь в свете огня рассмотрела её лучше.
– Ты рабыня его новая? – вдруг заговорила она по-руси, что Вейя от неожиданности даже слова все растеряла. Кого «его» – это поняла сразу.
Миронега, очнувшись, уткнулась в свою миску с кашей и больше глаз не поднимала, изредка косясь на Огнедару. А та, кажется, тоже изумилась, наблюдая за гостьей нежданной безмолвно.
– Я не рабыня, – ответила Вейя чуть мягче и терпеливее, чем хотела, но, в конце концов, она здесь гостья.
Смотрела прямо, не поднимаясь со своего места, изучая всё больше хазаринку, её черничные глаза, смуглую кожу, маленький, почти детский нос и губы. Две чёрные блестящие косы ужами падали на грудь в россыпи вышивки и украшений разных из бус и оберегов кованых, неведомых Вейе, рубаха её домотканая подвязана таким же ярким тканым ремешком. Молодая совсем, даже, верно, моложе, чем Вейя, миловидная снаружи, но не более – ещё не ушла из неё девичья угловатость.
– Я не хочу тебя обидеть, так говорят, – сказала, перестав мерить взглядом испытывающим, выпрямилась.
– И кто же говорит? – спросила в свою очередь Вейя. И в самом деле, интересно – кто мог передать такое? Или дочка тархана решила сама всё выдумать?
Алтан улыбнулась коротко и опустила взгляд на руки Вейи, так и сжимавшие мягкую ткань, хмыкнула небрежно чему-то, вернула взгляд.
– Если не рабыня, то кто? Украшений должных на тебе нет, что могли выделять тебя от других.
– Да уж чем-то выделяюсь, раз ты сразу ко мне подошла? – отразила её неучтивость Вейя, ощущая, как внутри жар негодования разливался всё больше.
Алтан фыркнула громче, блеснул в глазах холодок, хоть губы по-прежнему в улыбке растянуты. Она отвернулась от Вейи, будто потеряла к ней в один миг всякий интерес, пошла неторопливым шагом по жилищу, осматривая всё, явно показывая, кто тут хозяйка, дочка тархана.
Вейя в немом вопросе глянула на Огнедару, а та чуть брови нахмурила, плечом пожала, мол, пусть ходит, и внимание на то не стоит обращать. Обойдя по кругу, рассматривая чужие вещи, касаясь их скользь, хазаринка вернулась к костру и снова перед Вейей встала, будто другие её мало трогали. Вейя, вновь сохраняя терпение, подняла на неё взгляд, а та прилипла к ней, как паутина – и чего хочет? Переглядки длились, казалось, вечность целую, но и Вейя не собиралась отступать, позволить подвинуть себя. Пусть и чужачка для них, но Вейя вперёд неё родилась, чтобы уступать. Алтан хмыкнула только под нос и, отлепив взгляд, вздёрнув подбородок, пошла к двери. Рядом послышался облегчённый выдох Миронеги, когда хазаринка всё же вышла.
Огнедара качнула головой и поднялась со своего места.
– Алтан своенравная девица, тархан пытался предлагать свою дочь одному из сыновей кагана Ибайзару в жёны.
Вот как? Вейя даже брови удивлённо приподняла, откуда могла Огнедара знать это? Да и то, что у Тамира могли быть браться, даже не задумывалась. А Огнедаре ведомо многое – она почти всю степь объехала, много видела и слышала, вон и речь уже помалу разбирает и говорить сама может. Вейя выдохнула и только тут поняла, что устала сильно. Оно немудрено, после дороги долгой, после ночи бессонной… Скинув одёжу и расчесав волосы, слушая, как шелестит огонь, хоть внутри уже и душно даже было – тепло до самого утра держаться будет – забралась под одеяло стёганное из овечьей шкурки – тонкое, но тёплое. Миронега оставалась всё возле очага, что-то плела из нарезанной тонкими полосками кожи. Огнедара прибралась в жилище, вышла куда-то ненадолго, вернувшись, тоже ко сну начала готовиться. Вейя отвернулась к стене, завешенной кошмой, закрыла глаза, едва только подумала, что Тамир, верно, уже далеко от селения уехал, и какими же долгими будут дни ожидания. Сердце застучало размеренно, жарко, стоило только представить его на своем коне, устремившего к окоёму острый прищур под сведёнными резкими бровями, рассекающий даль. Горячая дрожь пробежалась по спине и горлу. Пережить бы эти дни.
Вейя так и уснула, утонув в тёплом обволакивающем мареве, что приняло её, как заботливая мать, при мысли о кагане, который надежду ей дал.
***
Поутру встала на удивление бодро, даже легко, слыша возню Миронеги возле очага и молчание Огнедары, которое давило больше любых звуков – Вейя её кожей чувствовала. Уж как не переживай, как бы ни натянулось до хруста тетивой напряжение между ними, а хлопоты всё же затянули, ко всему на окраине степи в чужих местах нужно ещё привыкнуть. Потому Вейя поначалу и не выходила, разве только совсем уж по нужде разной, да и за водой ходить не одной Миронеге и Огнедаре, хоть Вейя тоже без дела не сидела: то снедь готовила, то посудины мыла, то стирала, то вновь бралась за меха, теперь уже принимаясь шить тёплую одёжу, которая вскоре сгодится – холода уж близко. Да много ли в стенах просидишь?
Три дня уж к ряду прошли как один день. Разошлись облака, и сырость выветрило мигом, дни по-прежнему жаркими стали, как в Перунов день, что даже не разжигали на ночь очага, чтобы натопить жилище. Вейя потихоньку и выходить стала, только и провожал каждый раз взор внимательный цепкий Тугуркана. Вейе и неловко было перед ним: из-за неё батыр, которому велел Тамир остаться, маялся в селении, когда славу себе наживали где-то на границе земель остальные, но строго по чести выполнял наказ кагана, достойным его считая. Видимо, так оно и было. Вейе не понять пока ещё многого, хоть тот уклад, что царил у степняков, всё же чем-то схожим был с родными устоями. Вейя всё же сторонилась местных, хотя они как будто потеряли интерес к полянкам, особо уже не глазели, свыкшись с такими соседями. Стало быть, им не по первой так, ведь почти Полесье рядом: верно, часто приходилось с теми пересекаться где на дорогах. Оттого и Алтан знала язык руси – неспроста. Её Вейя видела частенько, как только подряжалась за водой идти к реке. Но та благо хоть больше не приходила – и то ладно, видимо, от Барайшира, отца своего, выговор получила – по-другому и не могло быть, судя по той наглости, которую хазаринка показала. Другое дело жена тархана – Цэрэн, женщина приветливая, всегда с улыбкой встречала Вейю тёплой, почти родительской, и Вейя верила ей – дочка, видимо, не в неё пошла. Самому тархану, мужу в летах суровому и строгому, сильному, словно дуб, как и полагается старшему, не до полянок было. Ведь за всем нужно приглядеть в аиле, особенно за своими сыновьями, которые так и норовили помочь девушкам в чём: то воды донести, то дрова нарубленные стаскивали охапками, что уже у жилища целой горой скопились. Даже Тугуркан уже бурчал себе под нос – впору отгонять метлой от порога. Смех да и только. Только по вечерам, когда заботы отходили, вновь накатывала тяжесть, ложилась на грудь глыбой холодной предчувствия чего-то нового, оттого и пугающего, покоя не давая, что Вейю лихорадило и морозило. Грядущая зима страшила. Чем она обернётся для Вейи? Получит ли весточку об отце, а о том, что в Годуч вернётся, и думать не приходилось.
Следующим утром не успела Вейя пробудиться, влетела Миронега, едва ли о порог не споткнувшись – и где только носила в такую рань? Глазами-лукошками уставилась на Вейю.
– Ты чего такая всполошённая, Миронега? – поднялась Огнедара в одной рубахе ещё, руку опустив с гребнем.
– Там… – запинаясь пробормотала глухо она, – там, кажется, отряд княжеский прибыл из Каручая.
Глава 71
Шатёр Барайшира был просторный. Тархан встречал, как подобало – угощая щедрыми яствами. Да всё равно смотрел с невеликим доверием – как ни дружись, а всё равно коли что – расчехлятся ножи, только глазом моргни. С напряжением смотрели и его сыновья.
– Так понимаю, не нагнать мне Тамира, – Далебор взял ковш резной с каким-то пахучим отваром, отпил: на вкус терпкий и пряный, похоже на сбитень, если бы чуток мёда добавить. О том, что хочет нагнать кагана, конечно, Далебору пришлось выдумать и уж тем более про беглянку ни словом не упомянуть.
– Передохнуть всё же нужно, под ливень попали, коней, поди, тоже истерзали.
А задержался он надолго, уже окоём посветлел давно. Далебор вёл разговор с местным старостой да смотрел по сторонам, пытаясь что приметить. Вейю спрятали, и ему, конечно, не узнать о ней ничего, и открыться не мог, что за дочкой воеводы он прибыл – спугнёт ещё больше. А то, что Вейя была здесь, Далебор нутром чуял. Оглядывал хазарок, что заходили в жилище, внося кушанье разное. Старшая жена тархана и младшая – девка низенькая с покатыми бёдрами, с косами угольно чёрными – так и бросала на чужака острый, как лезвие, взгляд, что Далебор едва не шипел – так полосовала. И видно, что не замужем, раз под крылом отца ещё до сих пор. И злость брала, что разговор помалу о пустом уже перемалывался, и пора было уже собираться, чтобы подозрений лишних не вызвать. Где-то поблизости встать да следить за аилом, но только всё равно долго не сможет околачиваться в степи – он в своём отряде нужен, а не девку выслеживать. Вейя, будь она неладна. Но от своего не отступится, себе её вернёт. Тогда уж точно его станет, как только доберётся.
– Спасибо за угощения, Барайшир, но нужно отряд помалу собирать и в путь, – хлопнул себя по колену сотник, поднимаясь с мягкой подстилки.
Барайшир задерживать не стал. Далебор вышел из жилища, оставив тархана и жену его внутри. Шумно было кругом, люд занимался своими заботами, поглядывая на княжеских воинов, что ждали только распоряжений, бродили без дела, а кто-то возле костра собрался, переговариваясь с местными – находили о чём толковать, слышны голоса их, тонувшие в пропахшем травой и влагой стоячем воздухе. Далебор сощурился, глянув на око, что поднялось в самый пик. И только взгляд опустил, как мелькнула средь хижин макушка рыжая. Неужто лиса? Аж внутри вспыхнуло от удачи такой. Девка явно поспешила спрятаться, напоровшись всё же на взгляд сотника, на бег даже перешла. Но Далебор бросился за ней, уже рядом оказался, место свое покинув, схватил полянку за плечи. Та, вздрогнув, вывернуться попыталась.
– Пусти, закричу, – запыхтела.
– Попробуй, рыжая, – Далебор резко к себе её развернул да встряхнул с силой, чтобы не рвалась больше никуда.
– Что тебе нужно от меня? – пробуравила аж до самого нутра глазищами яркими.
– Говори, здесь племянница князя? – Далебор в свою очередь врезал в неё свой взгляд, не позволяя опомниться.
– Какая племянница князя? О ком ты? – чуть нахмурила брови, будто не разумея.
Далебор хмыкнул: хитрая лисица хочет сделать из него глупца.
– Ты знаешь какая, и не нужно увиливать, многие видели её в отряде Тамира.
Огнедара сжала губы, крылья носа дрогнули, а бледное, видно, со злости или испуга лицо, напротив, застыло.
– Нет здесь никого, ты что-то перепутал, сотник.
– Лжёшь, – процедил глухо.
Огнедара сжала губы, резко дёрнулась, вырываясь, поправляя косу огненную. Далебор скользнул по ней взглядом, по высокой груди и длинной шее, подбородку и губам, сглотнул ненароком. Подстилка кагановская с какого боку ни посмотри – ладная. Хотел бы Далебор её испробовать, какова ягода на вкус.
– Ты руки свои побереги, они тебе, поди, нужны ещё? Не смей меня касаться, сотник, я тебя и знать не знаю, уходи от меня прочь!
Далебор глаза сощурил, ощущая, как внутри ядом всё закипает – вновь рыжая эта отпор даёт. Смял кулаки и зубы сжал, что мышцы судорогой скрутило. Показал бы он её место, да шум поднимать сейчас не резон, не за тем он ведь приехал. Огнедара, оправившись, подбородок вздёрнула, развернулась и прочь пошла, срываясь за хижинами. Сплюнул рядом, вслед ей неотрывно смотрел, оглохнув от распиравшей ярости.
– Ты Тамирову рабыню ищешь, я слышала, полянич? – голос женский раздался за спиной.
Далебор обернулся. Дочка тархана стояла, теребя в пальцах кончик косы, улыбаясь спокойно.
Далебор посмотрел на неё свысока. Следила, значит, за ним? Глянул поверх её макушки, убеждаясь в том, что их никто не видит, иначе стычек потом не избежать – что это сотник княжеский дочку тархана за угол тёмный теснит, а ей соврать – недорого взять.
Она тоже чуть за спину глянула, а Далебор шаг сделал, вплотную к ней приближаясь. Девка вздрогнула, но не отпрянула. Смелая.
– Она здесь?
Хазаринка губы поджала, хитро глаза сузив, подразнить его будто вздумала, да только не на того напала, хвостом своим вилять. Далебор вскинул руку, за шею её схватил, надавив, к себе ближе её притянул. Огладил взглядом овальное лицо, в глазах чёрных вязких огонь вспыхнул. Хазаринка как бы ни хорохорилась, а взволновалась, задышала глубоко, часто, но не испугалась – не спешила шум поднимать да вырываться. Далебор склонился и губы её захватил, облизывая их твёрдо языком, девка пискнула да тут же обмякла, отвечая неумело и рвано, веки прикрыв. Свободной рукой Далебор по животу плоскому прошёлся, опускаясь ниже, с напором погладил через грубую ткань между ног. Хазаринка задохнулась, и Далебор отлепился от её губ.
– Сделаешь для меня кое-что, награду получишь.
Она кивнула, распалённая и взбудораженная, облизала кончиком языка губы, будто распробовать пыталась вкус его. Далебор в складки своего кафтана полез, снимая с пояса мешочек тяжёлый, вложил в руку хазаринки, сжав её пальчики.
– Что я сделать должна? – спросила, недолго раздумывая.
Далебор видел, как загорелись глаза жадно хазаринки, аж румянец на щеках затлел.
Глава 72
Вейя вздрогнула, когда дверь отворилась и на пороге появилась Огнедара. Взволнованная чем-то, побелевшая. Она вскользь глянула на Вейю и прошла к своей постели. Сглотнув, Вейя вновь уткнулась в шитьё, за которое взялась, лишь бы чем-то отвлечься, пока Далебор находился в становище. И хоть рядом находился Тугуркан, всё равно расслабиться не могла. Скорей бы слтник уж уехал.
– Он за тобой прибыл.
Пальцы застыли и вовсе перестали слушаться.
– Знаю я, – посмотрела на неё Вейя, ощущая, как твердеет между ней и Огнедарой стена льда.
– Вызнавал о тебе, но Барайширу сказал, якобы Тамира нагнать хочет...
Вейя вглядывалась в полянку недоверчиво, не зная, верить ли ей. И как бы ни пыталась растопить эту преграду – не получалось, сомнение острое брало. Огнедара могла и уговориться с Далебором о чём-то и выдать её могла, а сейчас просто пыль в глаза пускать.
– …Но он, кажется, уже и уезжать собрался, – Огнедара, расправив отрез ткани, принялась складывать, чтобы выкраивать начать.
Вейя отвернулась, опуская взгляд, да не видела ничего перед собой. Огнедара хоть и пыталась разговаривать с ней, но свою выгоду в том имела – наверняка хотела, чтобы сотник её назад в княжество забрал. Всё равно соперница она для неё, как ни расплетай нить, а вместе связаны.
Огнедара больше не выходила из жилища, погрузившись в работу, и не заговаривала. Миронега, которую сморил сон, проснулась, поднялась с постели, принялась неторопливо готовить снедь к вечере. И было тихо в аиле, хоть Вейя к каждому шороху прислушивалась, к каждому голосу, что изредка залетал через дымник в жилище. Но напрасно тревожилась: Тугуркан поспешил успокоить, что сотник покинул аил со своим отрядом. И Вейя дышать смогла свободнее, глубже, аж голова закружилась. А после, как смеркаться начало, а очаг ярче заполыхал, Огнедара, оторвавшись от работы, поднялась, вытянулась, изгибая спину, разминая плечи, собраться начала не спеша, накинув на плечи платок, вышла. Миронега взглядом её молчаливым проводила, да тоже засиживаться не стала, за ней следом увязалась.
Вейе будто легче стало: тягостно находиться рядом с полянкой, когда-то желанной для Тамира Огнедарой. Вейя нахмурилась, думая об этом, да пошевелилась, выныривая из мыслей колючих. Посидев ещё немного у очага, тоже поднялась, принявшись ко сну готовиться. Да уединение скоро было вновь нарушено: скрипнуло старое дерево, и Вейя ожидала увидеть вернувшихся девушек, но никак не дочку тархана.
Вейя, наливая из ушата воду в чашу для умывания, пронаблюдала, как она в жилище прошла. Алтан не отличалась скромностью, потому не мешало ей настырно разглядывать Вейю, встав напротив неё.
– Ты не выходишь совсем? – вдруг начала хазаринка. Вейя плечом пожала, не выказывая причину своего заточения. Дочке тархана невдомёк о том, что связывает её и сотника княжеского, вот и пусть думает, что она нелюдима и не слишком рвётся сблизиться с местными. – Прошлый раз разговор у нас не слишком сложился, – нахмурилась чуть. Вейя хмыкнула про себя – мягко сказать, да что взять с девчонки глупой, избалованной наверняка родичами. – Я собираюсь в истопку, пришла за тобой. Нехорошо я поступила, гостям должного уважения не отдав, позволь исправиться, – сказала, и раздумать толком не дав.
Вейя уставилась на неё в недоумении, не зная, как и принимать её слова. Зовёт её в истопку, а остальных как же? Хотя Алтан не глупа, понимала, что каган её выбрал изо всех, стало быть, и вину свою хотела загладить. Вейя отлепила от неё взгляд, с которым она в ожидании смотрела и, казалось, и не дышала. Отложила ковш. Что ж, отказываться, показать от ворот поворот – только ещё больше вражду наводить, что Вейе уж по горло хватает. Застыла в раздумье неловком, да здравомыслие верх брало – ещё невесть сколько вместе находиться соседями.
– Хорошо, сейчас рубаху возьму только.
Алтан аж просияла вся, не скрывая своей радости: неужто совесть всё это время мучила? Но что взять с молодой порывистой девицы? Да и, признать, не прочь напряжение с тела смыть, даже по сердцу пришлось приглашение это. Вейя, собрав всё нужное, вышла вместе с хазаринкой.
В степи свежо было и хорошо, тлел на окоёме углями алыми закат, и ветерок мягко гладил кожу, уже не тянуло от земли влагой, и небоскат, почти чистый от облаков, звенел синевой. Дышалось легко. Но всё равно ощутимо пахло застарелой травой и бурьяном, что рос на окраине аила густо, непроходимо почти. Тугуркан всё же задержал, когда девушки вышли на утоптанную за время стойбища дорогу.
– Не следовало бы тебе сейчас покидать аил, – нахмурившись, пробурчал он, поглядывая на хазаринку. Его настороженность была понятна Вейе – только недавно сотник уехал, да он, верно, уже далеко, что ей сделается?
– Я недолго, Тугуркан, – поспешила развеять его тревоги, но тот только ещё суровей брови свёл, – я не могу отказать, нехорошо будет, я здесь и так чужая.
Тугуркан, поразмыслив немного, кивнул всё же, задерживать больше не стал – и так темнело быстро, хоть люд ещё не разбредался по жилищам, и слышалось блеяние скота на лугах. Хотя ещё немного – и погонят к аилу.
Истопка оказалась недалеко от жилищ, почти рядом, где у реки воду набирала – Вейя удивилась, что не заметила её сразу. Круглая, как шатёр, но сложенная из брёвен тонких на пять углов. Как объяснила Алтан, такие постройки – по-ихнему «ур», что значило «пар» – оставались на всех почти стойбищах, когда аил уходил на зимовище из степи. А кто в зиму в поход отправлялся, могли даже ночевать в них, потому и ставились из дерева, где росли они. Когда внутри оказалась, Вейя убедилась, что ур и в самом деле напоминал избы полянов. Даже печь была выложена из камня, только разве с подкладом одним, где дрова горели – на такой хлеб не испечёшь, но воды нагреть и лёгкую похлёбку какую сготовить вполне можно: и лавки здесь были по кругу, и полати. Вейя даже как дома себя ощутила, так тепло здесь было и уютно. Кто-то здесь уже мылся, полыхала печь, потрескивая дровами, пахло травами и вениками берёзовыми. Раздевшись, оставшись в одних рубахах, Алтан сначала воды налила горячей и, как и положено, пара нагнала густо, что воздух разом потяжелел. И надо же, справлялась хазаринка ловко, хотя чему удивляться: народ степной приспособлен к переходам долгим, побольше научены, нежели многие весечанские девушки. Справиться с разными трудностями могли. Алтан всё что-то рассказывала, и в голосе её уже не звучала сталь, мягкий стал, глубокий. Может, и в самом деле оплошность свою поняла, и не такая она уж и плохая, как представилась?
– Не знаю, как у вас... – начала Алтан, скидывая с себя рубаху, оголяя своё молодое крепкое тело, косы расправила, – а у нас принято гостей мыть, – взяла деревянную миску себе и Вейе, наполняя чем-то пряным.
– И что, всех, и мужчин даже? – не утерпела Вейя.
– Не всех, только самых важных, – подсела на лавку к Вейе, вручая миску, отпивая из своей, – девушки моют мужчин – так выражая своё почтение им.
Вейя приняла угощение, щёки ещё больше запылали и без того в жарком нутре истопки, стоило только представить такое. Невольно подумалось, что Алтан могла когда-то так принимать и Тамира, он, поди, самый важных был из гостей, но спрашивать это, конечно, не решилась.
– А ты откуда знаешь так язык руси? – спросила, чувствуя, как неприязнь истоньчается. Верно, хазаринка угадала то, о чём тосковала Вейя – о доме своём родном.
– А как же не знать? Мы сюда каждое лето гоним свои стада, соседствуя с полянами.
Вейя слушала девушку с какой-то жадностью – любопытно узнать, как кочевые племена находят, обживают места здешние. В Годуче, на самой окраине Полесья, разное она слыхивала, а чтобы из уст хазаринки – впервые такое.
Долго ещё лилась беседа спокойная, Вейя всё вокруг и около ходила, спросить бы что о кагане у хазаринки, да я зык крепко себе прикусывала, запивая любопытство пряным квасом, да только тяжёлый туман всё больше давил, вытесняя из головы все мысли, даже в сон потянуло. Небывалое спокойствие нахлынуло волной, сбрасывая пуд груза, что взвалился на Вейю непосильной ношей, ушли все тревоги и мысли тёмные, что тянули на дно, истончились будто, потеряв свою силу. И одна неприятность – что возвращаться придётся в жилище да вновь сталкиваться с Огнедарой, вызывала чуть ли не слёзы на глазах.
