Текст книги "Метка рода (СИ)"
Автор книги: Властелина Богатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Проснулся уже на рассвете, слыша сквозь сон голоса дозорных, пробиравшиеся через полог. Перевернулся на другой бок, не торопясь вставать в рань такую – ещё кутался зыбкий сумрак по углам. Но шаги у самого порога заставили всё же подняться. Гулкие голоса раздались у входа – узнал Тугуркана. Был бы Итлар или другой кто из ближников, Тамира бы это не взволновало, но Тугуркан за Вейей смотрел. Схватив кафтан, сам вышел из майхана, не дожидаясь, пока войдут. В полумраке лицо Тугуркана таким смуглым было, что только белки глаз и видно.
– Что у тебя? – спросил на ходу, запахивая кафтан.
– Да вот… – начал батыр, поворачивая чуть голову к плечу. И только тут Тамир заметил за его широкой спиной кутавшую шерстяную в накидку Унэг.
Огнедара посмотрела на него виновато и растерянно.
– Иди, Тугуркан.
Батыр отступил, широким шагом пошёл к кострам, что горели всю ночь для дозорных.
– Не смогла остаться, знаю, что должна, но… – Огнедара замолкла, сглатывая ком.
– Тебе всё равно, – Тамир выдохнул, – придётся, когда отправимся на зимовье.
Огнедара моргнула, плечи её опустились, она осторожно подошла ближе, насколько только могла приблизиться. Протянула руку, касаясь его лица. Тамир сжал её за запястье, отстраняя.
– Иди к себе, Унэг.
Глава 56
Утро выдалось холодным, хоть в палатке ещё сохранялось тепло от дыхания, а всё же пришлось накрыться теплее. Вейя проснулась под утро, чтобы взять шкуру – под одним покрывалом стало ощутимо холодно, но потом не смогла уснуть. Мысли задавили, и осознание того, где она и с кем, смяли своей тяжестью.
Уже в трёх днях пути от Каручая. Далеко. И от этого понимания по-настоящему становилось тревожно. До дрожи. Особенно когда все реже становились леса, и все меньше весей попадалось на пути хазар. Хорошо, что рядом была Миронега– одной было бы совсем тяжело. Жаль, что Огнедара исчезла куда-то, и никто не мог ответить, где она. Что только Вейя не думала, виня себя, что из-за неё она пропала. Как ни выглядывала её, в отряде среди воинов не находила. Даже, чего уж скрывать, думала, что в мужа переоделась да наравне со всеми на лошади верхом ехала. Но сложно слиться белокожей полянке со смуглыми черноглазыми хазарами, крепкими и суровыми, в одеждах из кожи и железа. Миронега тоже знала мало о своей соплеменнице, да и не с охотой говорила о ней, только краснела и глаза отводила, скрывая будто что-то – никакими уговорами не вытянешь. Но как бы спокойно в отряде ни было рядом с Миронегой, а тревога всё же набегала зябью: не знала она хазарича этого, на что способен он. С виду спокоен и разумен, но в глазах порой такой жар качался, что ненароком и воздух в груди пропадал.
Думала за эти дни о многом, но как ни хотелось, а только с ним путь свой видела, только с ним может узнать хоть что-то об отце, о том, что на пограничье творится.
Вейя вдруг вспомнила, как догнал её Тамир, уйти не позволил. А после всю дорогу так и не видела его – всё время где-то впереди с ближниками своими ехал. Знать бы, что думает он, хотя если пока она среди его людей, значит, гнать не собирается. Выдохнула протяжно, просыпаясь совсем – лучше не думать о том, волнуясь ещё больше.
Глянула тревожно на пустевшую лежанку. С вечера Миронега ушла и, судя по непримятой постели, так не возвращалась. Вчера, кажется, что-то случилось. Вейя слышала, как воины оживлённо переговаривались, не понимала их совсем, ни единого слова не разобрала, но голоса были встревоженные чем-то. Уж не случилось ли что с полянкой? Выяснить бы это скорее. В одиночестве принялась гребнем расчесывать волосы, а после, надев верхнее платье, подвязала пояском. Прежде чем выйти, Вейя прислушалась, но снаружи было тихо, только отдалённые голоса дозорных и треск костра, что горел поблизости.
Насмелившись, вышла из укрытия, накрываясь шерстяной накидкой. Утро и в самом деле выдалось прохладным, оно и понятно – заканчивался сенокос на полях, всё больше жгли весечане костры, сжигая бурьян. На небо, только подёрнутое золотистыми лучами, ложились размеренно прозрачные лёгкие облака. Пахло так, будто глубокая осень настала. Мужи уже не спали – людно было, некоторые собирались у костров, другие таскали поклажи, раздобытые в крайних весях. Вейя оглядела расставленные со стороны дороги крайней повозки крытые и шатры – самый высокий стоял на возвышенности, и Вейя бы не разглядела в ещё густом сумраке никого, если бы не рыжая, как всполох пламя, макушка девушки, что куталась в платок, стояла возле полога, а над ней возвышался и сын кагана Тамир. Горло перехватило от неожиданности увидеть то, чего и не хотелось. Вейя поспешила отвернуть да к костру пойти, но не смогла – стопы так и пристыли. Наблюдала, как Огнедара руку к хазаричу протянула, касаясь его щеки с тёмной не слишком густой, как у полянов, порослью, только и видно было, как сошлись на переносице тёмные росчерки бровей, делая черты степняка ещё резче. Вейя торопливо отвела взгляд и пошла в серёдку становища к самому костру, а внутри муть поднималась – где Огнедара пропадала всё это время и появилась вновь как снег на голову.
Идти к хазарам боязно, но не сидеть же всё время в повозке да в палатке, прячась ото всех. Она оглядела притихших воинов, что смолкли, как заметили, что девка к ним приближается. Вейя даже с шага едва не сбилась, передумывая приближаться, решая пройти мимо, будто шла по делам каким своим, да увидела того воина, что постоянно рядом с повозкой их ехал, не отъезжая ни на шаг. Миронега сказала, что его имя Тугуркан, верный ближник Тамира. Среди всех он отличался сильно – самый рослый и широк в плечах, как медведь, с резко очерченными скулами, и глаза больше раскосы, чем у остальных. Увидев Вейю, Тугуркан поднялся со своего места, что занимал у костра.
– Тугуркан, – начала Вейя, волнуясь ещё больше под многими взорами хазар, – скажи, где Миронега, не ночевала она в палатке, – старалась говорить просто, чтобы хазарин понял её – Миронега говорила, что он понимает язык чужой ему, хоть сама Вейя и не слышала ни разу от него на-руси.
Другие отчего-то переглядываться стали, усмехаясь чему-то. Тугуркан глянул куда-то в сторону палаток. Вейя невольно туда же посмотрела, да ничего не увидела, кроме сновавших воинов, что помалу стали лошадей навьючивать.
– Девка вернётся скоро, – только и ответил он, – сама расскажет, коли захочет.
Вейя сглотнула, слыша, как один из старших что-то сказал, а другой с весельем и блеском шальным в глазах ответил, и все, кто был рядом, захохотал разом.
– Спасибо, Тугуркан, – моргнула Вейя, растерявшись ещё больше.
Хоть ничего не узнала, но спокойна теперь, что здесь Миронега где-то. Отступила, чувствуя, как жар приливает к самым корням волос, хоть не разобрала их речи, но понять несложно, что их так развеселило. Хотела идти, да вдруг поднялся другой хазар. Матёрый, с твёрдым массивным подбородком, волосы его, в отличие от других, не так черны были, и глаза другие – с меньшем прищуром, будто имел он больше смешанной крови, чем его соратники.
– Подожди, – остановил он Вейю. – Спрашиваешь о наперснице своей? – начал он, приблизившись неспешно. Тугуркан хоть бросил на него хмурый взгляд, но уступил. – Там она, в майхане у одного из близких воинов наших, ласкает да ножки раздвигает. Как управится – вернётся. – Вейя закаменела, слова оглушили, будто от удара – такой прямоты она и не ждала. И хотелось тут же развернуться и бежать прочь, спрятаться, но показывать страх свой не собиралась. – А ты думала, что со стороны на вас любоваться станем? Одно решение Тамира – и такая же участь тебя ждёт, а коли не хочешь... – скривил тонкие губы, – так подумай, – глянул в сторону палаток, – как хозяина своего приласкать и задобрить.
Вейя вспыхнула и отступила ещё на шаг. Хазар усмехнулся только в бороду, сковав Вейю в цепком прищуре. Вейя попятилась и пошла прочь, едва не сталкиваясь с воинами, дорогу едва разбирая, к палатке своей, чувствуя на себя чужие взгляды.
Глава 57
Вейя в палатку вбежала, по-прежнему прижимая ладонь к пёкшей углями щеке, унимая дрожь и стыд, что бились внутри. Тут же застыла, когда следом за ней вошла Огнедара – надо же, и не заметила, как вернулась. Та уже неспешно сворачивала постель Миронеги. Выпрямилась, когда вошла Вейя, скользнув по ней спокойным взглядом как ни в чём не бывало, будто и не пропадала. Вейя и поздороваться забыла, спешно прошла к своей лежанке, чтобы не выдать взволнованности.
– Случилось что? – спросила Огнедара, бросая на Вейю короткий сосредоточенный взгляд.
– Нет, – качнула головой, тоже принялась сворачивать покрывало, чтобы хоть чем-то занять себя и отвлечься.
Молчание прервал Тугуркан, который громко кашлянул за порогом, заглянув внутрь, принеся приготовленную снедь, Вейя приняла деревянные миски с горячим варевом, избегая взгляда хазарина от неловкости лютой.
– Спасибо, – только и обронила, а тот бросил взгляд на Огнедару, вышел.
Расположились на подстилке. Столы у хазар и не водились, только низкие подставки с короткими ножками, которую поставила Огнедара для удобства.
– Вижу, не передумала идти? – начала разговор она, черпая ложкой наваристой мясную похлёбку, Вейя головой мотнула, поводив ложкой в густоте пар поднимая.
– Не передумала и не передумаю.
– Сколько же отчаяния нужно иметь, чтобы выпрыгнуть из гнёздышка...
– Столько, сколько и у тебя.
Лицо Огнедары мгновенно изменилось.
– Я не по своей воле к хазарам попала... – Огнедара смолкла, видно, говорить о том, что позади осталось, ещё тяжело ей, но всё же, успокоившись малость, продолжила: – Был у меня муж, только не заладилось у нас… Боги детей не дали, он, конечно, ждать не стал. Гулять начал. А потом и вовсе ушёл от меня. Вскоре... – Огнедара вдохнула глубоко, опустив взгляд в миску, ненадолго задумываясь, только и сошлись разлёты бровей на переносице, делая её молодое лицо хмурым, – …деток у него теперь много и жена молода, здорова. А мне одной пришлось… Ушла я, да в руки к татям попала… Они увезли меня в степь. Зиму у них была, пока продать не надумали. Попала бы в другие руки, если бы не наскочил на логово их Тамир со своей ватагой. Сделал снова вольной.
Горечь так и встала в горле, Вейя сглотнула. Тяжела доля – ничего не скажешь. Но в голове другое крутилось – кто те тати, что увезли её? Кангалы? Хотела спросить, но сдержалась, видя, как Огнедара даже побледнела, вспоминая всё.
– Ладно, – выдохнула Огнедара, дёрнув уголками губ в короткой растерянной улыбке. – Ты ешь. Собираться уж нужно. Покинем скоро полесье.
И от этих слов Вейя очнулась разом. Внутри струной натянулось предчувствие нелёгкого грядущего пути, который окончится только боги ведают чем.
Поутренничав в молчании, слыша, как всё шумней становилось снаружи, принялись собираться. Вейя хоть и знала, как что складывать и куда – приноровилась малость – да Огнедара управлялась со всем быстрее и ловчее – привычная уже, не один день она вот так в пути пробыла. Вейя всё сдерживала себя, чтобы не спросить, где была всё это время и почему не осталась в Каручае, впрочем, как и Миронега, но ей это знать не нужно, коли сама она не рассказывает.
Не успели вынести скрутки шкур да одеял, вернулась и Миронега. Вейя всё приглядывалась к ней, да полянка выглядела как и прежде, будто ничего не случилось, но отчего-то всё в платок куталась. Только потом Вейя заметила потемневшие пятна на левой щеке. Огнедару Миронега, конечно, была рада видеть и говорила с той охотно ни в чём не таясь, нежели с Вейей, которую толком не знала ещё, чтобы откровенничать. Вейя не обижалась нисколько, дабы не смущать её излишне, осталась расправляться с оставшейся поклажей, наблюдая как сновали, едва не сталкиваясь друг с другом воины в сборах уже спешных: галдели на своём, подгоняя друг друга.
После, как палатки были сложены, Вейя поднялась в повозку, в которой ей отвели место. Теперь и выдохнуть можно свободнее, смотря на ослепительное око, что уже выглядывало из-за утопавшего ещё в холодном мареве леса и на поднимавшихся в сёдла воинов на вытоптанной за ночь прогалине. Да ненароком вцепилась пальцами за ось, увидев и Тамира среди своих ближников, что собрались гурьбой ратной чуть впереди, поднимаясь в седла.
Тамир, взявшись за луку поднялся, отрываясь от земли быстро и ловко, как и положено воину, чья жизнь всё время в пути бушует. Держась расслабленно и в то же время статно – взгляд только к себе приковывая – расправил плечи в жёстких латах из кожи и сукна, поверх которой кольчуга: правда, вместо колец, как у княжеских гридней, защитная броня, скреплённая из сотни дисков железа. На спине, как и на груди, Дажбожичьим оком поблёскивал диск, на котором знак племенной выбит – летящий в небе ястреб. Вейя явственно до лёгкого головокружения ощутила на себе вновь горячие руки хазарича, вздымавшуюся в глубоком и слегка неровном дыхании сильную тугую грудь, когда вёз её обратно на стойбище.
Тамир почуял неладное, повернул голову, и Вейя на миг выхватила резкое и красивое, как у изваяния, вырезанное умелым кудесником очертание лица хазарича. Он, прочертив острым, как лезвие, взглядом отряд, сперва не нашёл кто же смотрит на него, да всё ж заметил, обжёг взглядом, что в груди Вейи ощутимо тесно и душно стало.
Тугуркан подъехал неожиданно, Вейя даже вздрогнула, не заметив его сразу. Ближник загородил своей медвежьей удалью всех. Вейя растеряно заморгала, сбрасывая оцепенение, будто дурман. Тугуркан натянул повод, привычно рядом держась, равняя своего крупного – под стать хозяину – жеребца с повозкой, на которую уже взбирался на козлы коренастый возничий. Вейя, минув его цепкий взгляд, отвернуться поспешила, да напоролась на другой. Ощупывал Вейю, по-видимому, уже давно.
– Тугуркан, – позвала хазарина Вейя, облизав пересохшие губы. Тот, переговорив с возничим на своём наречии, повернулся к ней, приготавливаясь внимать речь чужую, как и в прошлый раз у костра. – Скажи, кто этот воин? – она даже поворачиваться не стала, Тугуркан сразу понял, о ком спрашивает.
– Это… – глянув в сторону хазарина, – это Арвай, один из внуков бека Байгаля из Таматарха.
Вейя не всё поняла, что сказал он и что за чин назвал – ничего не смыслила, но, наверное, всё же занимал важность. Явно ведь, что простой воин такие дерзкие слова не станет пускать, а этот и язык руси знал. Вейя вспомнила ненароком его слова резкие, грубые, щёки вновь загорались стыдом. Но если отбросить всё, Арвай прямо говорил то, что слышать она не хотела и до последнего не возжелает. Ведь не из жалости же взял её с собой Тамир, хоть в том выгоды не видел и об этом он истолковал ей ясно. Да и не похож он на того, кто добротой сердечной промышляет, помнила она, как он изрубил тех татей, не успели бедолаги и понять хоть что-то – головы с плеч.
Послышались зычные оклики ближников, и Вейя, вздрогнув, очнувшись от раздумий, нырнула в сумрак повозки, пропахшей мехом и деревом. Оставалось дожидаться, когда в путь тронутся. И, как оказалось – недолго. Подоспели и Огнедара с Миронегой, верно, наговориться успели уж обо всём.
Едва повозка тронулась, как сердце подскочило в груди, забилось быстро и туго.
– Как ты? – остановила Огнедара, озаботившись, когда Вейя поднялась со своего места.
– Ночью плоха спала… – ответила Вейя, глянув на сидевшую напротив Миронегу, заметно посветлевшую от радости, что вернулась её наперсница.
В сумраке повозке синяк уродливым пятном виделся. Проследив за взглядом Вейи, Миронега поспешила платок на щёку натянуть, закрываясь. Вейя оставив девушек, вперёд повозки длинной прошла, так похожей изнутри на невеликую, но уютную клеть. Нашла местечко свободное, села, удобно устроившись на лавке, что тянулись по обе стороны и сейчас были заполнены поклажей. Вжимаясь в застеленной шкурой сиденье, Вейя, стянув с головы намитку, в которой душно внутри повозки становилось, прикрыла веки, отгораживаясь от всего, отметая зыбкое волнение, что прокатывалось по телу лёгкой дрожью непонятно отчего – внутри такая сумятица.
Скоро полесье, Протока и сам Каручай, и острог родной останется далеко позади. Выдохнула судорожно, надеясь на то, что князь Годуяр недолго будет лютовать. И Далебору теперь спокойнее – больше не будет на его пути попадаться. А там и забудет скоро свою спесь, вернётся к Любице своей. Хотя лучше бы и про неё тоже забыл…
Размеренно покачивалась на ставшей совсем ровной дороге повозка. Разговор тихий Огнедары и Миронеги неспешный сон навеивал, но Вейя всё елозила на лавке, хоть и удобно было. Перед глазами взгляд хазарича мелькал, разлёт резких чёрных бровей, глаза жгучие, как угли в обрамлении тёмных ресниц, твёрдая линия губ, всё же полных, сухих... Вейя головой стряхнула, разозлившись на себя страшно. Думать должна, как выведать хоть что-то о разбитой у хребта Каменного Кута ватаге отца, а поделать ничего не могла, мысли воедино собрать не могла. Возвращалась к хазаричу и дыхание задерживала от невольного ощутимого укола, когда вспоминала, как ласково касалась его Огнедара, которая для Тамира – тут уж без сомнения – имела особое место.
Вейя выдёргивала из себя, как корневища бурьяна ненужное, старалась вслушиваться в разговор Огнедары и говор степняков, доносившийся с наружи, топот копыт и пофыркивание лошадей, вглядываясь в открытую в войлоке для воздуха прореху, в котором был виден клочок затянутого седыми облаками неба. Помалу успокаивалась.
Глава 58
Осталось позади самое крайнее – одно из последних больших селей Полесья. Ещё целый день прятал хазарский отряд – осинник никак не желал отпускать из своей мглистой утробы, кутая прохладной сенью. Но дальше уже чащоба межевалась с прогалинами, пока серые тонкие осины сменились орешником.
В дороге особо занять себя было нечем, только болтовнёй разве. Миронега уже не так таилась. Вейя узнала, что пробыла она всю ночь в палатке у одного хазарина – Итлара. И теперь Миронега его стала, чему девушка ничуть не расстроилась, наоборот – даже устраивало всё. А вскоре путь стал ещё веселее, когда на одной из стоянок Огнедара принесла вместе с воином, что взялся ей помогать, целую гору тканей: свёртки шерсти, полотен льняных, из них некоторые даже крашеные были – богатство несказанное, были и шкурки меховые, и кожа – всего много, что Вейя слова потеряла от такого нежданного избытка. Как сказала Огнедара, Тамир велел в веси раздобыть. Девушкам одежду себе тёплую шить – в степи ветра сильные, да и холода уже близятся. За шитьём тревоги все забывались, за которое Вейя, как только случай выпадал, бралась охотно, не чураясь женской работы, любила даже посидеть за полотном, стежок за стежком накладывая – так мысли упорядочивались и в голову всякое дурное не лезло. В кибитке шить, конечно, не получалось много, только пальцы искалывала на колдобинах, что попадались под колёса, и порой встряхивало изрядно, хотя дорога всё больше ровней и плавней становилась. И всё ладно было, если бы только не хмурившееся небо, что нависало тяжестью над степью серой хлябью, не расходились облака несколько дней к ряду. На третий день уже не попадались даже реденькие лески – ольшаники низенькие в лощинах. Вейя всё выглядывала из кибитки, прищуривая глаза, смотря вдаль. Дышали просторы влажным тяжёлым ветром, что прокатывался от края до края лугов, вихрясь, взлохмачивая высокую пожелтевшую на открытой солнцу земле траву, толкаясь потоком прохладным в лицо, тревожа пряди волос и височные кольца, что обжигали скулы холодом. Польёт, к вечеру – точно. Тогда идти, конечно, труднее станет, а если ливень припустит, так и вовсе останавливаться придётся и дожидаться, когда землю сырую чуть пообветрит. Хотя наездникам можно и трогаться в путь дальше, только чаще остановки делать, чтобы животине отдохнуть дать, а вот гружёные кибитки за собой по грязи не потянешь – могут и колёса сломаться, и ещё какая приключится каверза, хоть груза в них и немного было, только то, что в пути пригодиться может. Но пока отряд шёл, хоть угрожающе ворочал ветер тяжёлые глыбы темнеющих облаков.
Думала ли Вейя, что придётся уходить так далеко с чужим племенем? И, может так случиться, что и сама не вернётся, и о Гремиславе не узнает ничего. Сама же выбрала путь такой, который неведомо чем может закончится. Да и нет дороги назад: жить в неведенье, по чужой воле и до конца дней своих глушить холодную пустоту и печаль, давить слёзы – не для Вейи, уж лучше сгинуть где-нибудь, чем всю жизнь сожалеть. Так вышло – никто в том не виноват – что в княжестве невыносимее стало, чем в отряде кагана. Из всего, что было раньше привычным и родным – не осталось ничего. Только эта кибитка, в которой Вейя вместе с другими девушками пряталась от непогоды. Остался Тамир, в спину которого упирался взгляд каждый раз, будто ища опору, держась за его плечи широкие и сильные, чтобы не утонуть в водовороте всего, что навалилось на Вейю. Держась за то, как ехал уверенно он, жеребца своего подгоняя неуклонно, устремляя взгляд свой зоркий вперёд, а внутри Вейи поднимался такой же необъяснимый непривычный жар, что испытывала она каждый раз, когда наблюдала за ним.
Дождь всё же заморосил помалу заставляя ворчать воинов и упёрто пригибать голову от потоков ветра, надвигая громоздкие, сшитые из кожи и меха шапки низко, подгоняя хлыстами коней вперёд в уже размытое туманной мглой начало вереницы. Холод загнал и девушек вглубь кибитки, заставил затвориться да теснее жаться, чтобы тепло сохранять. Срывались откуда-то сверху потоки ветра, ударяя в войлок повозки, шум поднимая, унося грубую брань дозорных в сторону, будто ветер проглатывал ее и уносил за собой. Морось то спадала, то вновь припускала, барабаня по крыше.
А вскоре стало понятно, почему спешили – показались избы на самой окраине Полесья, где люди последние селенья ещё строили вдоль реки Верховки – так называли широкую с высокими берегами реку. Селение обрывалось у первой излучины, будто люди опасались дальше вглубь степи селиться, что становилась с каждой верстой всё суровей, окружая дома со всех сторон мощью и лихим раздольем. Казалось, вон за тем перекатом и притаились тати. Страшно.
Отряд встал на высоком кряжистом берегу вдали, чтобы не волновать местных из деревеньки. Так Тамир велел. Вейя спрыгнула из кибитки прямо на омочённую дождём траву, кутаясь в шерстяную накидку, которая от сырости мало спасала, огляделась. Трава здесь не шибко густая, скотом, что пасли местные, вытоптана и топорщилась плешинами. Издали ветер пригонял звуки разные, самый громкий злой лай псов, которые, видимо, учуяли остановившихся поблизости хазар. Хотя наверняка поляне уже заметили.
Воины поторопились, пока дождь не припустил пуще, тогда уж костры особо жарче не разведёшь, а так хоть снедь приготовить какую да подсушить попавшие под влагу вещи. Поставили одним махом майханы – так называли свои укрытия хазары: лёгкие и собираются быстро, никакого умения особо сложного в том не требовалось, да всё же сила мужская нужна. Как оказалось, места в нём, коли ещё кошмы побольше взять, на целую семью хватит. Каждый был занят: разводили костры, рассёдлывали лошадей, носили в кибитку поклажу, пряча от сырости, тащили сухостой для костров. Так ловко и быстро со всем управлялись, что только дивиться оставалось ловкости и умению степняков, и теперь на берегу уже стоял хазарский стан, дымя кострами и шумя сильно говором грубоватым и чудным в окрест Верховки, которая, верно, и никогда не слыхивала такого наречия.
Вейя старалась тоже без дела не сидеть, хоть войны сами всё стаскали куда нужно, да и разве можно соперничать с Огнедарой? И подумалось вдруг, хорошо бы в деревеньку сходить да нужные снадобья и травы раздобыть, что в пути обязательно пригодятся. Хоть, верно, у хазар свои хитрости были, да и не хворают закалённые холодами и пеклом степным воины, привыкшие на земле, недаром ели мясо только. Слышала Вейя, что от всякого недуга жир рыбий был в ходу, но такое не по нутру ей.
– Огнедара, – позвала Вейя сидевшую на подстилке и перебиравшую вещи полянку, – в деревню мне нужно сходить.
Огнедара голову подняла, посмотрев на Вейю твёрдо, явно несильно одобряя её надобность.
– О том лучше Тамиру сказать.
Вейя даже плечом повела – говорить с Тамиром не шибко хотелось.
– Сможешь ты сказать, Огнедара?
Огнедара моргнула даже растерянно.
– Нет, не стану ему ничего говорить, хватить с меня и прошлого раза.
Вейя смолкла, отвела взгляд, а Огнедара продолжила своё занятие, и движения её стали чуть рванее будто. То, что между ней и кагановским вождём что-то происходило, знал каждый в отряде. И Вейя знала, хоть старалась не думать об этом. На её отказ не обиделась, не могла, ведь Огнедара и так из-за неё себя подставляла, когда привела в хазарский стан.
Покрыв голову намиткой, тесьмой с кольцами височными подвязывая, укрывшись накидкой, вышла из майхана, задирая голову к низкому небу. Редкие холодные капли ударили по щеке и подбородку, в любой миг дождь может хлынуть. Да и темнело стремительно, и нужно бы поспешить, чтобы вернуться успеть посветлу.
Потоптавшись возле кибитки, Вейя так и не отыскала Миронегу, видимо, она сейчас была с Итларом. И даже верного Тугуркана не было рядом. Что ж, придётся одной идти. По телу вдруг горячие угли хлынули. Вейя явственно почувствовав на себе пристальный взгляд, повернулась и застыла, ощущая, как горло перехватило. Тамир взглядом за неё схватился, едва она вышла из укрытия. Вейя проследила, как туго сжалась рука хазарича в кулаки.
Глава 59
Тамир сидел на подстилке со скрещенными ногами подле костра, над которым висел казан с водой. Кагановский вождь сидел не один – со своими старшими ближниками, точно как князь с воеводами, решая важное что-то. Сквозь дым Вейя видела его скулы чуть бледные в сумраке вечера, прямой нос и губы плотно сомкнутые. Где-то под рёбрами сжалось всё от взгляда пронизывающего, отделявшего её ото всех, что окружение зыбкой топью поплыло. Как рассказала Огнедара, Сыгнак, Аепа, Нагнай были самые опытные мужи и воины рядом с ним, но были и коих Вейя не знала пока. Они повернули головы, проследив за взглядом хазарича. Некоторые из них не рады тому, что в стане их дочка воеводы оказалась, а потому кололи морозом чужачку надоедливую, тот же Нагнай буравил её взглядом, когда она из кибитки показывалась. Вейя поняла, что не лучшее время сейчас тревожить хазарича, уже развернулась уйти подальше с глаз, направляя из тына куда и собиралась – нет необходимости теперь извещать, куда она и зачем.
Тамир чуть головой качнул, будто в лёгком хмуром негодовании, поднялся всё же с кошмы, прерывая, по-видимому, важный разговор, навстречу вышел, догадываясь, что полянка его выжидает. Нагнай только проводил его раздосадовано, что-то ему на своём вслед сказал, но Тамир будто и не услышал его.
Скользил зорко взглядом по стану, с каждым размеренным шагом темнело лицо хазарича. Правая рука привычно по-хозяйски легла на черенок хлыста конского, чуть сжимая, он ещё не снял кожаный дегель, что сковывал его крепкое сильное тело. Хазарич к Вейе надвинувшись глыбой, поправив шапку с меховым отворотом, на котором водяная пыль осела. Чудная шапка почти глаза закрывала – малгай по-ихнему.
– Что тебе, Намар? – пророкотал холодно, будто всё ещё злился на неё, что пришлось с собой взять её, хлопот прибавляя себе только. Назвал её как-то, Вейя не поняла.
– В селение мне нужно сходить, – перемялась с ноги на ногу Вейя, думая, как объяснить то, что только женщина может понять.
– Ты совсем бесстрашная, птичка-пустельга, дождь сейчас хлынет. Иди в майхан.
– Я сама знаю, куда мне идти, хазарич.
Тамир сглотнул только, резко прокатились по скулам желваки, когда сжал челюсти. Сердце так и заколотилось в груди как безумное. И не знала, чего ждать теперь, огонь распалив.
– Мне просто надо, – добавила, растерявшись совсем.
– Зачем тебе туда? – взгляд Тамира скользил напряжённо по её лицу, останавливаясь на губах, и сразу стало так сухо во рту и горячо в груди, что напугалась даже сама. Обхватила себя руками. – Хотя не отвечай. Иди, куда тебе нужно, – кивнул в сторону деревни, – куда хочешь...
Послышалось раздражение в его словах. Вейя сглотнуло сухо – и сама от себя не ожидала – ком досады подкатил к горлу. Отталкивает, не держит. Хотя зачем? Как ещё вообще не прогнал из своего аила? Она ведь груз для него ненужный, который скинуть обязательно нужно при случае. Вейя ответить что-то хотела, сказать, что вернётся быстро, обещать, да только зачем, коли ему то без надобности, безразлично, а только на руку.
– …Могла бы молча отправляться куда тебе нужно, пустельга перелётная, – подтвердил её догадки, – никто бы тебе не помешал, дорогу не преградил, – цедили его губы, выпуская слова, немного изламывая, но от того слушать его говор хотелось больше, голос глубокий, как рокот грома, толкался в груди, собираясь комом, дрожал. И так хотелось коснуться губ его – глупое желание, несвоевременное. Недозволенное. – Можешь и остаться там, – отсёк напоследок, не дожидаясь от неё никакого ответа.
Вейя чувствовала, как уголки губ её опускаются, и не вольна собой управлять – слова хазарича до того горькие были, как полынь, хоть не должны её трогать, а трогали. И в самом деле, если уж князю нужна из выгоды, то кагановскому вождю и вовсе кость поперёк горла. Вейя вздёрнула подбородок, ответить хотела что-то тоже колкое, да слова позабыла всякие, а он не стал слушать, развернулся и прочь пошёл, возвращаясь к костру неспешно так же, но плечи его будто напряжёнными стали, чуть приподняты, а руки в кулаки сжаты, будто разговор короткий этот с полянкой был ему неприятен совсем.
И как бы обида ни душила, будь она неладна, но не плакать же. Последнее – жалеть себя, не должна ни крупицы. Пусть злится, пусть холодом колет, главное, чтоб не гнал, чтобы ей к Каменному Куту попасть. Она с ними как попутчица, хоть и всё больше разговора о ней ходило среди воинов. Вон и Арвану на глаза попалась, теперь зыркал всё в её сторону, будто коршун высматривал. Что нужно ему, только догадываться остаётся. Но никто её не трогал и не разговаривал шибко, только потому, что чужого языка не все знали.
Пока Вейя мешок нашла нужный из кожи, чтобы не промокли травы, взялся неведомо откуда Тугуркан – Тамир велел ему проводить. Надо же озаботился, чтоб одна не шла, но Вейя отказалась. Пусть не утруждает себя кагановский вождь, и одна справится. Ей то не впервой. Сама дойдёт, да и местных только пугать, так она и не раздобудет ничего. И хоть до первых дворов было не так далеко, а небо успело потемнеть изрядно, затягиваясь хлябью ещё плотнее, закрапал дождь, подгоняя Вейю к первому двору.
