Текст книги "Завещание предков (СИ)"
Автор книги: Владислав Стрелков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)
У-у-ус-с-с…!
Всё тело сразу отдалось тупой болью. Подтаявший снег смягчает падение и облепляет со всех сторон. Сырость и холод проникает под доспех и приносит облегчение, но ненадолго. Рукой провожу по плечу – монгольское копьё, соскользнув с нагрудника, вспороло кольчугу, и, не достав до тела, прошло вдоль подоспешника. Опять меня спас старый бронежилет, но всё равно плечо превратилось в сплошной синяк. Матерясь от пульсирующей боли и нащупав рукоятку сабли, с трудом поднимаюсь.
А я его всё-таки достал!
Поганый копошился в четырёх метрах. Остриё рогатины вошло в его плечо, сорвав несколько стальных пластин вместе с солидным куском стеганого халата, и вспороло сетку кольчуги.
Ну что же, получается один – один.
Степняк дотянулся до мохнатой шапки, обшитой стальными пластинами и, надев её, смотрит на меня.
– Буол?
Так вот кто преследовал нас?
Монгол щерится и встаёт.
– У тебя хорошая бронь, урус. – Поганый, с саблей в правой руке и с клевцом в левой, замирает в трёх метрах от меня.
– Зато у тебя не очень, Буол. – Покачивая саблей, достаю засапожый нож. От клевца бронь не спасёт, а кроме ножа и сабли у меня ничего нет.
– Это была лучшая цзыньская работа, урус. – Поганый морщится, сжимая клевец в левой руке. На левом плече у него расползается тёмное пятно. Клинком показываю на него.
– И это лучшая работа? – Оказывается, китайцы с древности брак гонят. Буол шагнул вперёд и поднял оружие.
– Ты сильный богатур, урус, но я заберу не только твою бронь, но и твою жизнь.
– Спешишь, монгол? – Внимательно смотрю за перемещением степняка. Кто его знает? Может он лучший в мире боец. Как-то же он справился с братьями Борзовыми. – У нас говорят – не дели шкуру не убитого медведя. Тем более у меня к тебе тоже счёт имеется.
Перемещаюсь в сторону, держа степняка на расстоянии. Поганый покачивая оружием по-кошачьи перемещается по подтаявшему снегу. Похоже, рана его совсем не беспокоит. Плечо у меня тоже болеть перестало. Делаю ещё один шаг и останавливаюсь. Дальше обрыв и маленькая речка с потемневшим льдом. Внизу темное пятно чистой воды – в этом месте, почему-то льда нет.
– Уй-ча!
Степняк прыгает вперёд, его сабля скрежещет по нагруднику, пусть, главное – клевец. Ловлю его ножом и отвожу в сторону, а саблей рублю наискось. Китайская работа на этот раз не подвела. Халат расползается, открывая ровное кольчужное плетение.
Поганый смотрит на меня и качает головой:
– Хорошая бронь, урус. Цена – твоя жизнь.
– Иди и попробуй взять. – Надо было ниже рубить, халат бы у него в ногах запутался, а сейчас поздно – он быстрым движением сабли отсек мешающий лоскут. Затем он делает пару резких движений. Что-то мелькает, и я успеваю отбить летящие в меня ножи.
Буол качает головой:
– Ты сильный богатур, урус.
– Меня зовут Владимир Велесов, поганый.
Монгол зашипел и шагнул вперёд, сталь в его руках замелькала. Удар справа – спасает бронь, слева и нож улетает, выбитый из руки тяжелым узким топором. Монгол, вдруг, распластался, саблей блокирую клевец, а его клинок сильно бьёт по ноге. Не обращая внимания на боль, пинаю руку с топором – тот улетает в сугроб. Степняк отскакивает, и тут же наносит быстрый удар саблей.
Крак!
Клинки скрещиваются и ломаются. Одновременно отбрасываем обломки и смотрим друг на друга.
– Я сверну тебе шею также легко, как свернул её тому юнцу.
– Попробуй.
Монгол прыгает вперёд.
– Уй-ча!
Вскидываю руки и… просыпаюсь.
Брр. Опять вещий сон?
Костёр горит, отбрасывая свет. Вокруг сидят дремлющие ратники. Горин шевелит угли и подбрасывает дрова.
– Что, Володимир Иванович?
– Сон дурной. – Ёжусь от холода и оглядываюсь. Рядом, укрывшись овчиной, сопит Велесов Борис.
– Как там дед Матвей?
– Рану промыл, моха наложил и подвязал. Что ещё сделаешь? Всё в руках Господа нашего. – Демьян вздохнул. – Ты поспи, Володимир Иванович, я посижу.
– А сам-то что?
– Не спится мне.
Киваю и, устроившись удобнее, опять окунаюсь в дрёму.
Караван из всадников и саней вытянулся на полверсты. Сорок три смертельно усталых ратника верхом и длинный обоз с ранеными и убитыми. Мы забрали всех, не могли оставить своих павших братьев без погребения. Но сил похоронить столько народу не было. После битвы ратники от усталости валились с ног и всю ночь спали, а утром явились поганые.
Как только рассвело, те монголы, что ночевали у подножья холма, поднялись и стали собирать своих соратников, не обращая внимания на ощетинившихся щитами и рогатинами русских. Как только они убрались прочь, мы стали собирать своих погибших.
Господи, не похоронить нам всех. В живых осталось чуть более сотни воев. Из них с тяжелыми ранениями половина. Было решено собрать всех погибших и отвезти к ближайшему селению и там, с помощью местного священника отпеть и похоронить. Наш батюшка погиб во время последней атаки, закрывая собой раненого ратника. Его положили на сани рядом с телом Коловрата. Монголы не тронули ни одной лошади, так что саней и лошадей хватало, только пришлось оставить все большие щиты – на кой они нам теперь?
Я ехал впереди и думал над последним сном. Что он означал?
Как только я заснул, то опять приснился берег неизвестной реки и наша схватка с Буолом.
– Ты умрешь. – Прыгая на меня, крикнул поганый.
Я вскинул руки навстречу, схватив степняка за остатки халата и, уперев ногу в его живот, перебросил Буола через себя. Сильно бьёт болью наконечник от сломанной стрелы, застрявший где-то сзади. Стараясь не замечать тупой боли по всему телу метнулся следом, но напоролся на удар ногой. Вывернулся, гад.
Вскочили.
Монгол крутанулся, и я с трудом блокировал его удар. Его легкая китайская кольчуга не связывала движения, чего не скажешь о моей брони. А тот ногами машет, что твой каратист.
Удар!
Успеваю перехватить его ногу и нанести удар рукой. Он падает и тянет меня за собой. Сцепившись, покатились по откосу. Буол оказался сверху и как я не пытался, никак не удавалось его сбросить. Застрявший в брони наконечник опять впился в плечо и кровь, пропитавшая всё, потекла по шее. Борясь, съехали к самой воде.
– Вот и всё, урус. – Поганый оскалился. – Сейчас ты умрёшь.
Я ощутил жуткий холод, это голова окунулась в ледяную воду. Выгнулся дугой, пытаясь сбросить степняка, но только больше съехал в реку. Из-под воды услышал торжествующий хохот монгола.
И проснулся.
М-да, я поёжился вспоминая яркую картину боя, сны мои сбываются. Значит, мне предначертано погибнуть? Когда? Успею ли я выполнить обещание?
Конь обогнул высокую ель, тропа повернула и запетляла среди густого подлеска.
Когда этот бой произойдёт? У какой реки он будет? Там мы с поганым, почему-то одни. Где в этот момент будут все?
Оглянулся, сразу за мной, дремля на ходу, ехали Борис и Илья. Их лошади шли шагом, повторяя все повороты тропы. Они выжили в последней битве, на удивление мне. Надеюсь, с ними и в будущем будет всё в порядке.
Обогнав Лисина и Велесова, подъехал Демьян. Хоть он и крепился всё это время, но выглядел смертельно усталым. Лицо осунулось, под глазами синие круги.
– Один из Коловратовских говорит, что тут недалече деревня есть. Там на дневку можно встать, а то скоро падать начнём.
– Значит там и встанем.
Демьян прав, скоро усталость свалит тех, кто ещё может передвигаться, а мороз доделает то, что не сделали монголы. Надо вставать на дневку. А кого послать в дозор? Все ратники идут позади, сразу вслед за санями. Они прикрывали наш уход с поля.
Пропустив Илью Лисина и Бориса Велесова, тронул за руку дремлющего на ходу Бравого:
– Иван Пантелеевич, пройди назад и возьми десяток. Надо проверить деревню впереди.
Бравый напрягся, глядя вперёд, а я рванул коня, судорожно шаря в кармане и ругая себя – надо было идти тем же путём, как шли дружинами от первого лагеря. Там мы могли бы отдохнуть, но пошли севернее, и теперь нате – впереди, у большой ели, выстроившись вряд и перегораживая тропу, стояли степняки.
«Десятка два» – посчитал я. И встали удачно, сразу не прошибёшь. Похоже, они двигались по тропе навстречу и первыми заметили наш отряд.
Я сразу решил – что делать. Этих мы, конечно, сомнём, а что дальше? Там, позади них деревня, в которой наверняка есть ещё поганые. Вот они нам уже не по зубам. В отряде всего сорок три ратника и много раненых на санях. Потом назад повернуть? К тысячам монгол, всё ещё стоящим на том поле боя? Нет, нам назад ходу нет.
Наконец вырвав из кармана пайцзу, я выехал вперёд.
– Анхаарал гэх гийцетгэл! – Я не уверен, что произнес фразу правильно и на всякий случай вытянул перед собой руку с деревянным пропуском.
– Ты что делаешь, боярин? – Тихо прошептал Борис. – Их же всего два десятка.
Глядя на степняков шепчу в ответ:
– А в деревне, что там впереди остальные. Этих порубим, а дальше что?
Из строя выехал монгол и вгляделся в пайцзу, коротко кивнул, выкрикнул команду, после чего степняки, развернувшись, ушли по тропе к деревне.
– Надо было к полудню ближе идти, а мы верхом пошли. – Сказал Бравый. – Но с другой стороны, кто знает, где с бедой столкнёшься?
– Нам до запасного лагеря здесь ближе. – Кивнул я. И, посмотрев на угрюмых парней, сказал:
– Вот что, ребята. Там в деревне, скорей всего, поганые лагерем стоят. Нам, во что бы то ни стало, надо мимо них пройти, не дёргаясь. Нас они не тронут, но и нам на них даже смотреть не надо.
Скрипнул зубами – что несу? Как нам пройти? Стоит кому-то косо посмотреть или схватиться за саблю, то сразу начнётся бой, и всем раненым в обозе конец.
Растолковал это угрюмым новикам. Борис хмуро кивнул, соглашаясь, затем кивнул и Илья.
– Надо остальным сказать. – Бравый развернул коня и поехал вдоль остановившихся саней.
Мы выехали из подлеска и остановились, дожидаясь, перестроенный в две колонны обоз. Но всё равно он растянется, как не перестраивай. И прикрывать его трудно. Нам только до того края леса дойти и спокойно убраться подальше. Хоть и предстоит опять ночевать на морозе, но рядом не будет врагов, кроме холода. Сколько ещё не проснётся утром раненых? И ничем помочь не можем. Ничем! Хочется выть от бессилия, но нельзя.
На поле перемещались табуны, а по краям леса горели костры и сидели табунщики. Справа, у самого края поля, стояла деревня, дворов на двадцать. Надо же, не спалили, как те, что нам встретились на пути от засад.
От крайних домов, навстречу нам скакали всадники.
– С сотню, мыслю, будет. – Бравый положил руку на эфес сабли и покосился на меня. – Одолеем, Володимир Иванович. После вчерашней сечи, эти нам на один зуб.
– Одолеем, чего уж! – Илья задорно выехал вперёд, а Борис нахмурился. Видно, похожие мысли у нас с ним.
Да, одолеем, но, сколько при этом поляжет наших? А раненых в санях кто оборонит?
Покачал головой:
– Нет, бояре, мы поедем мимо. – Я показал на вытягивающийся из леса обоз. – О них кто позаботиться?
– Да, обоз, конечно, нам руки вяжет. – Иван Пантелеевич вздохнул.
Степная сотня была уже близко, и я ткнул каблуками коня и выехал вперёд. Держа на вытянутой вперёд руке деревянный пропуск, кричу ту же фразу, что сказал дозору в лесу:
– Анхаарал гэх гийцетгэл!
Понимают, раз притормозили и чуть приподняли свои копья. Значит, правильно сказал. Степняки остановились в десяти саженях, встав полукольцом. Вперёд выехал один степняк, пригляделся, прищурившись к пайцзе, кивнул и, бросив злобный взгляд на меня, сказал:
– Сайн.
Развернул коня и махнул рукой.
– Ард!
И степная сотня, ускакала, разделившись на две части – половина к деревне, половина к табунам.
– Сказал, как в душу плюнул, погань такая. – Бравый сам сплюнул, и подвигал саблю в ножнах.
Мы уже на половине поля, а сани всё выезжают из леса. На противоположной стороне плотный лесной массив, а справа, у самого края деревни, виднеется пролесок. Вот туда и придётся свернуть. Показываю куда править вознице на первых санях, и обоз начинает приближаться к деревне.
– Кгарррг!
Черный ворон пролетел вперёд и, лениво помахивая крыльями, скрылся за деревьями, а я, привстав на стременах, закрутил головой.
О чем он предупредил в этот раз? Что может случиться?
Полусотня степняков, что ушла в поле за табуны, не видна, наверно находится на другой стороне поля, охраняя лошадей. Другая в деревне, и до нас им нет дела. У нас пайцза, выданная самим Батыем, что ещё?
Присмотревшись, увидел сбатованных лошадей у самой околицы, а поганые суетились между домами. Что именно делали, пока не понятно, но можно предположить, что просто грабили, стаскивая в центр деревни то, что понравится.
Пускаю коня быстрей и вместе со всеми боярами, подрезаю обоз, чтоб встать и идти справа от него.
Приблизились к деревне, и стало понятно, что я прав. Донёсся плач, причитания, и открылась картина грабежа. Злость накатила волной. Отвернулся, чтобы не видеть всего этого. Даже глаза закрыл. Каждый удар сердца как гром набата, а пайцза стала жечь, словно раскалённое железо.
Чувствовал себя предателем, Кутерьмой. Мы, русские вои и идём мимо, а там, в деревне, хозяйничают степные шакалы.
Обоз с ранеными связывал нас по рукам. Если бы не он!
Оглянулся – от того края леса только отошли последние сани. Головные начали втягиваться в перелесок. Скорей бы. Кричу, чтоб ускорились, а сам кошусь на мрачных бояр. Они с ненавистью смотрят на поганых, но молчат, понимая, что и как. Ведь, атакуй мы эту полусотню, останется обоз без прикрытия, а те поганые, что ушли в поле, запросто перебьют всех на санях и ударят нам в спину. Вот и скрипели зубами от бессилия.
Чертова пайцза. Перехватил её рукой и с силой сжал, сорвав с бечевы.
Половина обоза в перелеске. Крики в деревне усиливаются. Из крайней избы выскакивает молодая женщина, одетая в одну рубаху и с рыданием бросается в нашу сторону.
– А-а-а… спасите… родненькие!
За ней, смеясь, кидается степняк, и настигает её почти рядом с нами. Свалив женщину резким ударом в спину, поганый хватает женщину за волосы и, намотав их на руку, смотрит на нас.
– Урус гоо бёсгёй эмэгтэй хён. Сайна. – Ощеривается и тащит жертву в сторону домов.
И тут мои глаза встречаются с глазами этой женщины.
Раздавленная пайцза летит в снег и сверкает клинок, разваливая монгола пополам. Стряхивая с сабли кровь, пускаю коня в галоп. В секунды долетели до саней с награбленным. Бояре в иступлении работают саблями, вымещая всю злость и ярость на поганых. Все степняки, что находились на улице, в мгновение изрублены. Из двора напротив выскакивают два монгола. Первый поднимает щит, принимая удар меча, но Горинский клинок входит в него как в масло. Второй поганый, вереща, скрывается за дверью. Ратники соскакивают с коней и вламываются в дома. Оттуда доносится звон стали и яростные крики.
Всё, с этими покончено. Что там другая половина степняков?
Разворачиваюсь и скачу на край деревни, где привстав на стременах, вглядываюсь в поле.
Черт, так и есть! Табуны ушли далеко, но видно, что от них скачут всадники. Услышали звуки боя, или просто возвращаются обратно?
– Эй! Сюда!
Но, в запале, меня никто не слышит. Вижу Лисина, высочившего из двора с саблей в руке.
– Илья, всех сюда! Поганые!
Тот кивает и кидается с криком по дворам, а я смотрю на поле.
Черт! Их больше чем полусотня. Втрое больше. Об этом меня предупреждал ворон?
Собирается всего сорок ратников. Против полутора сотен? Видно, врал мне сон, не у реки мне погибать, а здесь.
Рысью огибаем обоз, медленно втягивающийся в лес. Очень, очень медленно он ползёт. А степняки уже разогнались. Ничего, сейчас мы их притормозим.
Осадив коня, открываю тул. Лук в руку, стелу к тетиве. Рядом шуршат, доставая стрелы и луки бояре.
– Мало стрел, Володимир Иванович. – Глядя на степняков произнёс Бравый.
– Значит, промахиваться нельзя, Иван Пантелеевич.
Хмыкает Горин. Ну да, он не промахнётся. Хорошо бы чтоб не промахнулись и остальные.
– Бей!
Защелкали луки. Я привычно выцеливаю врага, как будто видя вблизи его перекошенное лицо.
На! Поганый откидывается назад со стрелой в глазу. Почти весь передний ряд покатился по снежной целине. Строй сбился, но скорость не сбросил.
– Бей!
Слетело ещё с десяток поганых, остальные крепче сомкнули строй и подняли щиты.
– Бей!
Снова закувыркались кони, подминая седоков.
Всё, кончились стрелы. Кричу стоящим рядом Велесову и Лисину:
– Во второй ряд вставайте.
– Володимир Иванович! – Возмущаются оба одновременно.
– Делай, что старшие говорят. – Оттесняя их назад, ворчит Бравый. Усмехаюсь про себя – «знал бы ты, кто тут старше, и на сколько». В первые ряды выходят взрослые ратники, оттесняя назад новиков.
Пора, монголы уже в двухстах метрах. Начинаем разгон, плотно сбившись и опустив рогатины. Перед сшибкой над полем проносится клич:
– Китеж!
Удар! Вражеский наконечник подбиваю в сторону, а моя рогатина пробивает край монгольского щита и застревает в теле, вырываясь из руки. Саблю из ножен и сразу бью в бок степняка. Удачно!
Бум!
Щит вырвало из руки, и он улетел вместе с латной перчаткой. Откинулся назад, пропуская копьё над собой и отсекаю руку врагу.
Удар! Не успел отвести наконечник копья, и он пропарывает край кольчуги на боку. Чудом удержался в седле, но при этом выронил саблю.
Вырываюсь на простор, впереди никого, только вдалеке табуны. Конь останавливается и начинает валиться на бок. Соскакиваю и оборачиваюсь. Из сшибки вышли двадцать пять бояр. Ещё четверо пешие и сейчас ловят монгольских коней. Мне тоже надо лошадь. Рядом оказывается Лисин.
– Жив, боярин?
– Жив-жив. Коня надо.
– Сейчас.
Илья быстро поймал лошадь. Пока он её вел ко мне, я успел разглядеть тех, кто вышел из сшибки живым. Среди ратников, ловящих лошадей, увидел Велесова и Горина, скривившегося на один бок. Рысцой направился к ним, добив по пути, копошащегося в снегу монгола. Свою саблю я обнаружил торчащей рядом с бьющейся в агонии лошадью. Почти сразу нашел свою рогатину. Щита не нашел и, подобрав монгольский, поднялся в седло.
– За мной!
Два с половиной десятка кинулись догонять оставшихся степняков. После сшибки они не остановились и поскакали дальше к обозу. С последних телег поднимались раненые, бежали возницы с передних саней. Вставали все, кто мог двигаться, и готовились дать последний свой бой.
У перелеска закипела схватка. Часть монгол развернулась навстречу нам, и мы опять сшиблись. На этот раз сбил троих и, выскочив к обозу, сразу обрушил клинок на сражающегося с раненым ратником, степняка. Удар в спину, разворачиваюсь. На меня навалилось двое. Сабля идет кругом, отбивая вражеские клинки, от щита летят щепки. Что-то мелькает и один из поганых откидывается с болтом в шее. Это Кубин. Зарубив степняка, смотрю в глубину перелеска. Там, у сбившихся в пробке саней, тоже идёт схватка. Обозники рогатинами отгоняют конных монгол, раненые, кто может держать оружие, ощетинились клинками. Рядом с санями, где лежит дед Матвей, крутятся два степняка. Возница размахивает оглоблей, не подпуская их ближе, а Кубин заряжает арбалет. Направляю коня туда, по пути наколов монгола, выскочившего из-за ёлок.
Кубин навёл арбалет на поганого напротив и, вдруг, повернувшись, выстрелил мне навстречу. Сзади кто-то вскрикнул и упал, а я, не оглядываясь и не обращая на боль от удара сзади, ринулся вперёд, так как увидел, что монгол замахнулся на Матвея Власовича. Сходу рубанув степняку по затылку, а второго сбив с коня торцом щита, слетаю с коня и кидаюсь к саням, добив сшибленного врага.
– Власыч! Власыч! – Я тормошил безвольное тело и смотрел на человека, ставшего мне лучшим другом.
Эх, Власыч, Власыч. Зачем стрелял, ценой своей жизни спасая меня? Убил бы поганого напротив, был бы жив, а я как-нибудь обошелся. До этого обходился же. И не прав был ты, когда говорил, что то был твой последний бой. Вот твой последний бой.
Сквозь красное марево в глазах и звон в голове, я не сразу понимаю, что мне говорит та женщина, которую за волосы таскал монгол.
– А?
– Что делать, боярин?
Медленно обвожу взглядом место схватки. Что, все наши полегли, и я остался один? Нет, вон Борис куда-то на коне поехал и подходит, покачиваясь Илья. Садится рядом, прямо на снег. Слева появляются четверо новиков, еле стоящих на ногах. Четверо счастливых, так как их четверо, не считая Илью и Демьяна и было. А где сам Горин?
– Так что делать-то, боярин? – Женщина повторила свой вопрос, и я увидел ещё небольшую толпу селян, что стояла невдалеке. В основном женщины и дети, но есть и мужики.
– Уходите. Придут поганые – вырежут всех. В отместку. И сожгут. Берите свой скарб, что ещё не нагружен, – я показал на сани, стоящие в центре деревни, – вон, почти собраны, и уходите.
Но селяне стояли столбом, и не двигались.
– Наш обоз сейчас уйдёт. – Я не собирался долго их уговаривать. – Соберём всех павших и уйдём.
Да, уходить надо срочно. Сколько у нас времени? Подозреваю что мало. Даже если уйти сейчас, то по следам найдут. Надо их отвлечь, а следы замести. Хорошо бы снег пошел, вон какие тучи идут, и мороз спал, но когда он ещё пойдёт?
Наконец селяне зашевелились. Женщины кинулись к домам, а несколько мужиков подошли ко мне.
– Боярин, мы поможем убиенных собрать.
Я устало кивнул, так как у нас самих сил почти не осталось, да и времени в обрез. Мужики, поклонились и, перекрестившись, начали переносить убитых и складывать тела на сани.
Из густой молодой ёлочной поросли вдруг вывалились двое – Варнавин Николай и Демьян. Вышли и упали, снег вокруг них сразу покраснел. Удивлённо смотрю на Варнавина – он же в первых санях был и заместо возницы правил. В бою на холме, ему сильно ногу поранили, да и стрелу он заполучил в ключицу.
– Николай, ты чего, у тебя же нога вся иссечена.
Тот поднял бледное лицо:
– Они брата убили, прям на санях, копьём, а я лежать буду? – Он сжал зубы, и стал подниматься. Рядом зашевелился Горин, но встать не смог. И они вместе, поддерживая друг друга, попытались подняться. Встал, поднял обоих и помог дойти до саней. Присел сам.
Глядя на мужиков, что таскали тела ратников и укладывали их на сани, подумал, что остаётся только один выход. Когда придёт монгольский карательный отряд, надо отвлечь его на себя и уходить, уводя их в сторону и давая шанс раненым на обозе.
Резко встал. В глазах потемнело, и закружилась голова. Отдохнуть бы, да некогда. Присел обратно, так скажу.
– Вот что сделаем. Ты, Николай, веди обоз ко второму лагерю, он ближе. Там отдохнёте, потом до первого селения. А я и… – Замолчал, оглядываясь. А с кем? С новиками? Их шестеро, вместе с Борисом Велесовым, плюс я. Семеро. М-да. Вздохнул.
– А я, с парнями, поганых на себя возьму. На полудень их уведу. А там, если от них оторвёмся, выйду к Оке и по ней в родные края. А вы, как управитесь и подлечитесь, туда же возвращайтесь. Будем опять силы против поганых собирать.
Горин поднял голову и что-то прохрипел, но я его перебил.
– А ты, Демьян, в обозе останешься. Вон как изранен весь.
Я показал на него проходящим мужикам.
– Отнесите его в сани.
Тот было дернулся возразить, но всхлипнув, потерял сознание. Сильно же досталось «косой сажени». Его унесли, а я спросил Лисина:
– Ты-то как, Илья? Цел?
– Цел, Володимир Иванович, на удивление, только зело устал.
– Скоро отдохнем, Илья. – Я похлопал парня по плечу. – Вот с погаными управимся и отдохнем.
Не думал, что у нас будет столько времени. Как только в перелесок втянулись последние сани, вслед за ними ушли быстро собравшиеся селяне, загрузив последние свои пожитки на уже полные волокуши с награбленным монголами добром.
Я оглядел своё воинство.
Никита Савельев, среднего роста, поджарый крепыш. У него в битве на холме погиб брат.
Егор Русак, высокий и полностью седой пятнадцатилетний парень, с вечно хмурым лицом. Его отец погиб на Буевом поле у Больших Ключей.
Похожие друг на друга, но не братья, два Михаила. Один сын боярина Макарова, другой боярина Стастина. Их отцы тоже сложили свои головы в недавней битве, сражаясь рядом с Ефпатием Коловратом.
Лисин Илья, видевший, как погиб его отец. Теперь уж точно никто не вспомнит предательства его брата Гришки Кутерьмы, а будут помнить только отвагу бояр Лисиных.
Борис Велесов, мой предок. Странно, а ведь во сне я Бориса-то и не видел. Отец был, и все мои предки, вплоть до основателей рода. А Бориса не было. Может это означает, что он для меня ещё жив? Да, жив, и будет жить. Я обещал и обещание выполню.
Приготовились мы основательно. Собрали все стрелы, что нашли. Набили тулы под завязку. Собрали все щиты и навесили их на лошадей, хоть какое-то прикрытие от стрел. Сами приготовили по паре щитов. Эти повесим на спину, будут дополнительно прикрывать нас самих. Если придётся столкнуться в прямом бою, то один, чтобы не мешался, скинуть не проблема.
Успели немного отдохнуть и даже перекусить. Уходящие селяне подкинули нам продуктов в запас. Так что едой мы обеспечены на три дня. Наши лошади, после того как на них навесили всё, что мы хотели взять с собой, стали похожи на танки, и, казалось не выдержат быстрой скачки. Но это были монгольские лошади, не очень быстрые, но выносливые. Нам главное чтоб монголы за нами погнались, а там всё лишнее сбросим и пойдём налегке, тем более, что до родных краёв всего два перехода.
Тучи нависли над нами, подгоняемые ветром, и, казалось, задевали вершины высоких елей. Ещё чуть-чуть, зацепится, и обрушит на землю свои неисчерпаемые снежные недра. Но снега не было, а жаль, очень бы помог нам. К тому же ещё потеплело, и, по ощущениям, было около нуля. Чёрт, при такой температуре на снегу все следы четкими будут. А обоз оставил хороший след. Хорошо, что по лесу уходил, а не через перелесок к недалёкой речке.
Монголы появились, когда я уже решил уходить, считая, что больше ждать незачем. По моим подсчётам, обоз сейчас в пятнадцати верстах отсюда. Стоит только ему войти в тот лес, что стоит у болот, и всё, монголам его не видать.
На том краю поля, где раньше паслись табуны, ушедшие неизвестно куда, появилось черное пятно, быстро увеличивающееся в размерах. Никак Батый сюда целый тумен отрядил? Ха-ха. Польщён! Знали бы они сколько нас. Семеро! Ничего, как увидят, что тут русских всего-то полдюжины, то в погоню пошлют десятка два, или полусотню. Все равно такой ораве конных в лесу не развернуться.
Мы выехали чуть вперед, чтоб быть видными на фоне леса. Выстроились в ряд.
– Ну, что раздраконим поганых напоследок? – Я достал лук и открыл тул со стрелами. Глядя на приближающиеся степные сотни, сказал:
– Парни, я хочу, чтоб вы выжили. Вам ещё отцами надо стать.
Только по пять стрел мы успели выпустить, как монголы дружно ответили. Рядом с нами выросла ровная поросль одинаковых смертоносных палочек. Но при такой плотности падения стрел, удивительно, что никого не задело. Степняки пока далеко, но ещё чуть-чуть и от их стрел спасения не будет.
– Всё, уходим. – Я развернул коня и, пропустив парней вперёд, быстрой рысью влетел в перелесок. Уже огибая мелкую елочную поросль, в щит, висевший на спине, два раза сильно стукнуло. Ага, вовремя мы ушли.
Кони летели стрелой, вспахивая снег и отряхивая от него густо стоящие молодые ёлки. Проскочили то место, где обоз свернул в лес и ушёл к северу. Если не знал, то не заметил бы. Хорошо потрудились обозники. Резко свернули в лес у плотно стоящих елей, замели следы, завалили поворот сухостоем, а вперёд пустили пару волокуш, которые проложили след дальше.
Не останавливаясь, обогнули понуро стоящих лошадей. Выскочили к ручью, и вдоль него поскакали к реке. Речка небольшая, но извилистая. На крутом повороте остановились.
– Посмотрим, есть ли погоня, да подзадорим их немного, чтоб шли за нами, а не искали пропавший обоз. – Пояснил вопросительно посмотревшим на меня парням.
– Найдут. Всё равно найдут. – Тряхнул головой Борис.
– Да, – кивнул ему, – да только поздно будет. Не сунутся они в тот лес. А сунутся, там и останутся. Троп-то по болоту не знают.
Вглядываясь за поворот реки, одновременно прислушивался. Топот большого количества лошадей слышно далеко.
Ага, вот они.
Степняки вылетели на берег и закрутились, оглядываясь. Нас за крутым берегом не видно и если не чёткие следы, то ушли бы спокойно.
– Бей!
Минус семь. Луки в тулы и быстро уходим.
Кони хрипят, но пока идут быстро. Заводных нет, ими пришлось пожертвовать для обмана. Проскакиваем вдоль высокого берега. Появляется мысль и, недолго думая, я поворачиваю к лесу.
– Назад!
Парни вопросов не задают. Мы скачем обратно, но уже по высокому берегу.
– Стоп, ждём тут. – Мы смотрим на реку, приготовив луки. Я кинул свой налатник на крайнюю ёлку. Послужит пугалом, а сами отходим чуть глубже, чтоб нас с реки видно не было.
Погоня вскоре появилась. Степняки шли плотной массой, заполнившей всё пространство меж берегов. Щелкает тетива. Ещё пятеро отправились к своим степным богам, а мы быстро уходим в глубину леса, там отдохнём, а то долгой скачки наши кони не вынесут. Оглядываюсь и вижу, что налатника на ёлке нет, слетел, а само дерево сотрясается от густо летящих стрел. Хорошо разозлили мы поганых. Злость плохой советчик. Пусть только в лес сунутся, а там мы и всемером управимся.
Час петляли по завалам, уходя глубже в лес. Едущий впереди Лисин, обернулся:
– Зря ты налатник оставил, Володимир Иванович.
– Не замёрзну, Илья. Вон как мороз спал, никак оттепель начинается. А спать, так у меня шкура есть.
Действительно, температура воздуха поднялась. Было около нуля, а может быть и выше. Вот так февраль! По подтаявшему снегу идти трудней. Наши кони будут уставать быстро, но и у монгол, будут те же проблемы, хотя у них заводные лошади есть.
Однако надо вставать на отдых.
Выбрали небольшую впадину. Разгрузили и расседлали лошадей, задав им овса на подвесных кормушках. Парни споро насобирали сухих веток и запалили костер. Заготовили дров, завалив сухостоину. Забурлила вода в котелке. Мы расселись вокруг, в ожидании готовности каши. Я оглядел сидевших.
– Своё дело мы сделали. Погоню увели. Завтра выходим к Оке и идём к Нижн… Новогороду. Узнаём последние вести и домой. Там соберём воев, что остались и обратно. Великий Князь большое войско собирать будет…
– Но у него же есть вои. Большая рать есть. – Перебил меня Стастин. Остальные внимательно посмотрели на меня. Да, надо им сказать.
– Вот что, парни. Поганые разбили войска, что стояли у Коломны. Затем сожгли город, как сожгли Рязань, и сейчас осаждают Москву. Потом они пойдут к Владимиру. Так как Великий Князь уйдёт собирать воев туда. Помните, что говорили мы вам с дедом Матвеем?
Новики слушали, не перебивая и мрачнели. На их усталых лицах появились глубокие морщины. Весь седой Егор Русак уронил голову на руки. Седой в пятнадцать лет.
Парни молчали. Да какие они парни? Рядом со мной сидели настоящие мужики. Витязи. На счету у каждого минимум десяток убитых в близком бою врагов. У Русака и Макарова больше тридцати. Стастин сразил двух поганых в прошлом бою, причем одного на рогатину взял, другого на саблю. О Лисине Илье и Борисе Велесове вообще не говорю. Они столько намолотили врагов, что любой взрослый воин восхитится. А сколько убили своими точными стрелами?