Текст книги "Завещание предков (СИ)"

Автор книги: Владислав Стрелков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Дома в три этажа сменялись маленькими часовнями. Церквей с пирамидальными шатрами мне встретилось уже три, это не считая часовен. Уже недалеко, виднелся большой храм с золотым куполом. Сколько тут церквей? Вместе с тем храмом я уже насчитал восемь, учитывая часовни.

– Власыч, сколько церквей в городе?

– Тридцать.

И, улыбаясь, спросил:

– Что, впечатляет?

М-да, впечатляет. Если бы это был не святой Китеж, то можно было подумать, что это паранойя. Столько церквей, я слышал, имели много городов. Например, Арзамас имел больше тридцати. Но какой размером Арзамас, и какой Китеж. Город по прикидке, имел примерно километровый диаметр. Значит, жилых домов тут половина. Интересно, как народ церкви посещает? По очереди?

В размышлениях не заметил, как подъехали к храму Владимирской иконы Божьей Матери.

Ого! Вот это красота!

Мы слезли с лошадей и подвели их к ограде с коновязью.

– Пойдем, Володя. Поговорим с другом моим.

И, троекратно перекрестясь, вошли.

У меня опять появилось то странное чувство возвышенности и легкости, какое я испытал в Вершах, на причастии в церкви.

В единственную в Вершах церковь мы пошли с раннего утра. Храм не вмещал столько народу сразу, молящиеся стояли в проходе и на ступенях.

Я и раньше бывал в церкви. Но эти посещения были без особой охоты. Маясь от тяжелого запаха лампад и свечей и слушая пение, смысл которого от меня ускользал, без всякого интереса рассматривал иконы и росписи на стенах, иногда забывал даже креститься.

Но тут!

Я, услышав звучный голос священника, вдруг внял весь смысл слов молитвы. Росписи на стенах и потолке заиграли, образа засветились, и.… Стало так легко на душе. Было чувство, что я заново родился.

Все люди в храме стали единым целым. Я проговаривал слова молитвы, как будто их хорошо знал. А я знал!

Знал. Знал, что это.

Это была Вера. Настоящая. Она шла от людей мощным потоком, пропитывая всё вокруг.

Вера.

Дающая верующему великую силу.

Вера.

Та, которой так недоставало русскому народу в будущем.

Вера.

Которую заменили верой в деньги и власть.

А здесь народ верил по-настоящему. Честно. Всей душой.

В храме людей не было, только в центре стоял священник. Он обернулся. Кубин подошел и, преклонив голову, сказал:

– Здравствуй, отче.

Священник улыбнулся и, положив руку Кубину на плечо, произнёс:

– Ну-ну, мой друг. Полноте. Представь мне спутника своего.

Кубин выпрямился и, повернувшись, сказал:

– Боярин Владимир Иванович Велесов.

Священник внимательно посмотрел на меня:

– Так вот ты какой? Ну-ка, молодой человек, представьтесь по полной.

А он про меня-то знает. И откуда?

Я, смотря в умные глаза Кулибина, а это, как я догадался, был он, выпрямился и отрапортовал:

– Старший оперуполномоченный майор Велесов Владимир Иванович.

Кулибин улыбнулся:

– Вот как. Кхм. Позвольте представиться – отец Григорий. В миру – Кулибин Иван Петрович.

И показал на маленькую дверцу в углу:

– Проходите, господа.

11

 
Мы бились мечами. На память сынам
Оставил я броню и щит мой широкий,
И бранное знамя, и шлем мой высокий,
И меч мой, ужасный далеким странам.
Мы бились жестоко – и гордые нами
Потомки, отвагой подобные нам,
Развесят кольчуги с щитами, с мечами
В чертогах отцовских на память сынам.
(Н. Я. Языков)
 

– Вот здесь и встретим поганых.

Ага. Значит, вот это место. Я привстал на стременах, оглядывая поле, поросшее густой травой и молодыми берёзками. А что, удобное место.

Это была идея Кулибина – разделить силы на две части и ударить с двух сторон. При условии, что найдётся удобное место. Я его поддержал, правда, с оговоркой. Встать с малыми силами и принять первый удар. Навязав бой, отвлечь врага на себя, а в это время основные силы ударят монголам в тыл. Горин сразу поддержал эту идею, но Велесова пришлось долго убеждать. А убедили после того, как сказал Велесову, что он главный полк поведёт, а засадный …

В общем, мне достались мощные, блин, силы.

После подсчета прибывших ратников оказалось, что людей мало. Собралось две с половиной тысячи бояр, плюс каждый привёл оружных холопов до десяти, да и то не каждый. Подошло городское ополчение, но их было всего тысяча, так как в Китеже проживало десять тысяч народу.

Вот и получилось, что против десяти тысяч монгол мы выставляем всего четыре с половиной тысячи ратников. Чертовски мало.

После допроса пленника, на котором я не присутствовал, и после возвращения дозоров, стало точно известно, как количество монгол, так и место их стоянки. Неприятной новостью стало то, что много поганых имеют латы.

Велесов собрал боярский совет. Как раз к нему мы с Кубиным возвратились в лагерь. С нами приехал Кулибин. На совет пошли вместе.

Велесов, увидев нас, хмуро кивнул, но ничего не сказал.

Собрание гудело. Боярские сотники спорили, но к единому мнению не приходили. Половина сходилась на том, что надо ударить единым кулаком и гнать поганых, пока не добьём последнего. Другие доказывали, что надо встать на удобном месте и ждать поганых. А чтоб они туда пришли, малым отрядом налететь, побить и назад. Ещё услышал, что все помнят, как на Калке поганые сделали, вот и повторить так же надо.

Велесов сидел хмуро и молчал. Не нравилось мне его молчание. И тут мне на ухо Кулибин изложил план. Потом подтолкнул локтем и прошептал:

– Давай, майор. Внеси предложение, а я поддержу.

Почему он свою идею протолкнул через меня, я не понял, но встал и, перекрикивая бояр, сказал:

– Бояре! Позвольте сказать.

Все умолкли. Велесов и Горин удивлённо на меня посмотрели. Я сделал паузу и, дожидаясь полной тишины и внимания, продолжил:

– Я не думаю, что поганые не знают количества ратников на земле Китежа. Недаром они уже целое лето шныряют здесь. Я не советую думать, что все монгольские вои плохие. Я тут слышал, что вспомнили Калку. Вот и урок!

Все молча смотрели на меня.

– А теперь по нашим силам скажу. Не стоит делить наши силы на два равных полка. Поганых больше. И кулак, который ударит по ним, должен быть мощней. Думаю выделить малый отряд для отвлечения сил на него. И поставить этот малый отряд в таком месте, чтоб не обойти. А второй, скрытно провести вокруг и ударить в тыл.

Вот тут началось. Так не воюют, никто так не делает, не получится. Среди общего гомона ясно услышал Велесова:

– Нет.

Тут встал Кулибин, и сама собой наступила тишина. Он оглядел бояр и тихо произнес:

– Все вы меня знаете. Как я сражался, старики вам рассказывали. Когда воеводой был, тоже многие помнят. Сколько раз меня били? Молчите? А сколько побед?

Один из бояр, уже в годах, крякнув, сказал:

– Знамо, что ладно рати водил. Говори, отче.

Кулибин кивнул на меня:

– Боярин Велесов Владимир Иванович дело сказал.

Эк, как он моё имя выделил, аж Велесова покривило. А Кулибин перекрестился и продолжил:

– Видит Господь. Я бы сам так сделал.

Горин сказал весело:

– А что? Это дело! Я со своей сотней в малый полк пойду. Эхма, бояре, дадим поганым по сусалам!

Дальше убедить Велесова и остальных стало проще. Особенно после того, как я предложил ему возглавить основной полк. Скрипнув зубами, он согласился, в ответ сказав, что мне доверяет засадный. Тут бояре заулыбались. Так как все считали меня двоюродным братом Велесова, уж не знаю, как тут кузенов зовут, то посчитали всё семейной шуткой.

Потом на совете я молчал. На то, что мне к сотне Горина дадут городское ополчение и новиков из воинской школы, просто кивнул. Новики – это хорошо. Мне Демьян рассказал, что после моего ТОГО выстрела все стали очень стараться и теперь стреляют примерно как он, Демьян. Вот и хорошо.

Только хорошего было мало.

Основной полк ушел рано утром, им идти далеко, а нам пройти надо было меньше.

С удивление услышал количество ратников моего полка.

Двести пятьдесят!

Полк, мать ети с роту.

Сам виноват, не надо так рано с совета уходить. Ушел, правда, Кулибина проводить. Он мне там, у моей палатки примерно карту набросал. Вот ведь память! И показал удобное место, сказав при этом:

– Вот тут их удобней всего держать. Вам час, максимум три простоять там, их сдерживая, до прихода основных сил. А там и виктория будет.

Потом, прощаясь, перекрестил нас и сказал:

– Удачи вам, господа офицеры.

И тише добавил:

– Спаси и помилуй.

Да, место действительно удобное.

Мы стояли на холме с пологим склоном, уходящим в сторону поля. Сзади за нами, на небольшой площадке, что образовалась благодаря высохшей старице, уходящей по кривой вдоль реки, расположился наш отряд. Сам Керженец протекал недалеко. Поле, длиной в километр, имело ширину триста метров, постепенно сужаясь к холму.

Так. Значит с одной стороны река, с непроходимой дубравой, с другой густой лес. Вместе они образовывали воронку с проходом по старице за нами.

Кубин хмыкнул и сказал:

– На бутылочное горло похоже, мы как пробка тут. Лазутчики донесли, что поганые вдоль реки идут. Аккурат сюда.

Я кивнул:

– Ага. Кулибин сказал, что они тут и пойдут, так как для прохода войска места удобные. Только эту, как ты правильно сказал, горловину с пробкой в виде нас пройти и… Там, за нами верста по оврагу и оперативный простор.

– Кулибин стратег. Только он не предполагал, что пробка такая маленькая будет.

М-да, похоже, Велесов хочет, чтоб я тут погиб. Вот и интриги. Да и хрен с ними. Воевать будем.

Глядя на поле, дед Матвей, сказал:

– Давайте устроим тут монголам Фермопилы.

Точно! А я всё думаю, что в голове крутится.

– А нас ведь триста. Сто ратников Горина, сто пятьдесят ополчения и пятьдесят новиков.

– О чем это вы, бояре?

Горин всё молчал, глядя вдаль, а теперь очнулся.

– Это мы про одну давнюю битву. Был на свете такой…

Как ему сказать? Царь? А!

– Был такой князь Леонид. Он с тремястами воинами остановил войско. А войска было очень много.

– Тьма?

– В двадцать раз больше тьмы. Вот так!

– Двадцать темников! Славный, наверно, был князь. И славная битва!

Кубин кивнул:

– Славная. Эти герои погибли. Все. Теперь о них все знают.

Горин вздохнул и, улыбнувшись, произнёс:

– Так про нас тоже узнают. И все будут говорить про битву при Кержени.

А он прав. Давно, ещё в детстве смотрел мульт, только он назывался «Сеча при Керженце». Однако я не помню в истории такой битвы. Вот теперь будет. Точно будет!

– Ладно. Тимофей Дмитриевич.

Ко мне подъехал могучий ратник.

– Вот что сделай. Видишь, старица слева за кустами пошла? Возьми пару ратников и разведай – можно ли по ней пройти, и если что на поле выйти для атаки.

Он кивнул и, развернув коня, отъехал.

– Что задумал, Володимир Иванович?

– Впереди наверняка дозор пойдёт. Думаю, от полусотни до ста. Вот и надо перехватить их, чтоб не предупредили основной отряд.

Горин кивнул:

– Добре. Тогда ещё лучников вон там поставить, тогда никто не уйдёт.

Горин показал налево, где особенно плотно стояли кусты ивы.

– Э нет, Илья Демьянович. Их лучше с другой стороны поставить, кстати, отойти по лесу им будет проще. А по старице их могут нагнать и посечь.

Горин помедлив, кивнул, а я, обернувшись, крикнул:

– Демьян!

С низины к нам степенно подъехал Демьян. Его поставили старшим над пятью десятками новиков и он стал как-бы старше.

Я пояснил Демьяну, что надо сделать, и он, кликнув трёх парней, ускакал к правой лесной стене.

Когда они отъехали, я сказал:

– Вот что, бояре. Я не хочу, чтоб эти парни погибли сегодня, поэтому прикрывать нас своими луками будут до того, пока мы сражаемся. Потом они должны уйти. И…

Я посмотрел в глаза Кубину:

– Матвей Власович. Я надеюсь, ты понимаешь, о чём я?

Он кивнул:

– Я понял тебя. Ты хочешь, чтоб я увёл их?

– Да. И я никогда не сказал бы так, но… как старший по званию я приказываю. Они должны жить! И им про это пока не говори.

Дед Матвей закрыл глаза и кивнул. Горин, удивленно смотрел то на меня, то на Кубина, потом спросил:

– Вы это о чем?

Я вздохнул и сказал:

– Пойдём, бояре. У нас ещё есть время на то, чтоб последний раз поднять кубок. Илья Демьянович, пусть все старшины у нашего костра соберутся.

Я присел на землю и, откинувшись на снятые сумы, закрыл глаза.

Керженская сеча, надо же. Интересно. Станет ли известно о ней потомкам? Или превратится в легенду, как и Китеж? Потомкам… То есть и мне, в том числе.

И ничего не изменить. Прав Кулибин. Умный человек. Он понял сразу всё. После того как я им всё рассказал. Всё, что случилось за девяносто лет. Кулибин долго молчал. И на вопрос Кубина «Неужели ничего изменить нельзя?» он удивил меня ответом:

– Мы оказались здесь случайно. Мы капля в большой реке истории.

Капля – это он точно сказал. Капля ничего изменить не может.

Ну, нет! Пусть я капля. И знаю, что будет. Но и у капли есть надежда. И Вера.

А ещё есть честь, которая не даст мне всё бросить.

Бросить этих людей. Привыкших к тому, что если пришел враг, то отложил плотницкий топор и взял боевой. И все как один идут защищать свою землю. Им незнакомо выражение – моя хата с краю. Они искренни и честны. И без страха смотрят смерти в лицо.

А что я оставил в той жизни?

В той жизни остались дом и дочь. Любимая дочь. Моя бывшая ушла к какому-то бизнесмену со словами: «Ты не стал генералом, и у тебя вечно нет денег». Ну, откуда у простого опера деньги? Потом промыла мозги дочери, и она считает, что это я их бросил. Не хочет меня видеть и на звонки не отвечает.

Я вздохнул. Это осталось там.

Послышались шаги. Это подходили ратники. Все расселись, и я, оглядев всех, стал говорить:

– Тьма поганых идёт сюда. Нас всего двадцать пять десятков. Я новиков не считаю. Нам необходимо остановить здесь монгол и продержаться до подхода основного полка. Он должен ударить поганым в тыл.

Один из ратников ополчения усмехнулся:

– Большой полк, мыслю, кувалда, а мы значит – наковальня.

Я кивнул:

– Да, нас мало. Но будем биться. Оставте при себе по тулу стрел, а остальной запас надо передать новикам. Они будут прикрывать нас своими луками.

– Что там со старицей? – Я тут же махнул рукой. – Сиди, Тимофей Дмитриевич.

Ратник сел обратно и гулким басом начал говорить:

– По старице завалов много и местами вода. Но не глубоко, если расчистить, то кони пройдут свободно. Я уже послал людей, они растащат старые стволы и ветки, и из них ловушки соорудят.

– Постой, какие ловушки?

Тимофей Дмитриевич улыбнулся:

– Ну, так если придётся от поганых старицей уходить, так за собой завал обрушим.

– А, ясно. Извини, что перебил. Продолжай.

– Там дальше середины бочаг начинается. Сначала не глубоко, но потом… Как раз в этом месте на поле выйти можно.

Я кивнул:

– Добре. Твоё слово, Илья Демьянович.

– Значит так, бояре. По-любому идем в ряд. Первые два ряда моя сотня. Так как ополчение брони имеют не все, то за нами идут все, кто в броне. Безбронные, а их около пяти десятков, находятся тут, в низине. При появлении дозора поганых проходят по старице и бьют им по маковке.

Я прервал Горина:

– Их нельзя пропустить в овраг за нами. Если что, то отход на полуверсты и бить из-за деревьев.

От кустов выбежал Демьян.

– Боярин. Разведали всё. Там хорошее место для лучников.

– Хорошо, сядь. – Я продолжил. – Повторюсь – нельзя пропустить поганых через овраг. Там их уже не остановить.

Седой ратник нахмурился:

– Ништо мы не понимаем, боярин? Понимаем. Там наши дети и жены. Не сумневайся, побьём поганых.

Про себя улыбнувшись оканью этого ратника, я сказал Кубину:

– Давай, Матвей Власович, сюда котёл-то. Сейчас я вас, бояре, заморским напитком угощу.

Прикинув размер котла, решил достать весь пакет с кофе. Что его беречь? И сахар тоже засыпал весь. Ратники с интересом смотрели за мной.

– Готово. Черпайте.

Котла хватило на всех, и теперь ратники осторожно отхлебывали новый для них напиток.

– А ничего, вкусно сие питие. Изрядное. На сбитень похоже.

– Или на вино, иш как бодрит.

– Горячее.

Я пил кофе и улыбался про себя. Нескоро ещё тут попробуют сей напиток.

На ветку берёзы с шумом уселся ворон.

– Кгарррг!

Вестник прилетел. Значит, начинается.

Горин выругался:

– Тьфу, погань окаянная. Прости Господи!

Ворон взлетел и скрылся за лесом. Ратники, крестясь и бормоча молитву, проводили его глазами.

Я поднялся:

– Всё, бояре. Поганые рядом.

Все вскочили. Дед Матвей наклонился и прошептал:

– Как будто предупредил.

Я кивнул. Горин, поднявшись, вбежал на холм и посмотрел в сторону поля. Одновременно с ним подбежал наблюдатель, сидевший у кустов на холме. И оба одновременно крикнули:

– Скачет кто-то.

Горин присмотрелся:

– Это Треш. Один скачет. А Ульяна нет.

Это был один из дозорных, посланных вперёд, чтоб предупредить появление монгольского отряда. Но возвращался только один. Хотя мы обговаривали разные ситуации, но волнение всё-таки закралось в душу. Вдруг что-то не так? Второй, должен был остаться, только в крайнем случае. Это если монголы шли общим табором. Тогда второй, кто остался, должен был пропустить монгольский отряд и скакать навстречу нашему основному полку.

Взмыленный от быстрой скачки Треш соскочил с коня и, тяжело дыша, сообщил:

– Тьма идёт. Впереди сотня дозором в полверсты впереди. Почти все бездоспешные. Ульян остался там, он не успел проскочить. Увидели бы. Я и то больше по кустам скакал.

Незаметно вздохнул. Слава Богу. Всё идёт по плану. Но беспокойство почему-то осталось.

Горин кивнул:

– Хорошо, Треша. С заводными останься. Отдохни.

Я посмотрел на Кубина:

– Матвей Власович, ты знаешь, что надо делать.

Он кивнул и, вскочив на коня, ускакал к правой стороне леса.

– Все по местам.

Поначалу мне в этой толчее показалось, что всех взяла нездоровая суета. Но потом я убедился, что просто стояли все неудобно, и, потолкавшись конями, ратники встали в четыре ряда. Пять десятков безбронных почти бесшумно ушли по сухой старице. Мы с Гориным чуть поднялись, чтоб видеть поле.

Всё. Фигуры расставили.

Главное – успеть монгольской дозор уничтожить, а там…

А там будем стоять насмерть, пока в тыл поганым не ударит основной полк.

Ратники выстроились и стали негромко звякать железом. Кто проверял, как выходят из ножен сабли и мечи. Кто поправлял поддоспешники. Некоторые, вынув лук, оттягивали тетиву.

Лица их спокойны. Поганые? Ха! Побьём и поганых. Как били остальных врагов. М-да.

Я тоже проверил саблю, натяжение тетивы на луке. Поправил сетку бармицы. Провёл рукой по грудным пластинам. Хорошая получилась защита. Теперь меня просто не взять. Нет у монгол кумулятивных стрел, только бронебойные. И то пробьют мою бронь разве что в упор.

– Идут.

Из-за дальнего поворота вылезла сине-серая лента. Монгольский дозор шел рысью. Донёсся еле слышный топот множества копыт. Странно, мне казалось, что гул от конницы должен быть громче. Или монгольские кони не так шумят?

Горин поднял руку.

Поганые сбавили скорость и, развернувшись дугой, стали приближаться.

Взмах.

Ряды вылетают на вершину холма.

Я улыбнулся, увидев реакцию степняков. Они как бы споткнулись. Захотелось крикнуть: «Сюрприз», но я удержался, понимая, что сюрприз действительно будет. Для остальных поганых. А эти обречены. Мы просто должны никого не упустить.

Монголы быстро оправились, и в воздухе запели стрелы. Ратники подняли щиты. Жалобно заржали кони. Беднягам досталось, но серьёзных ранений никто не получил. Я, не опасаясь, щит не поднял, и получил стрелу, которая отскочила от нагрудника. Спасибо тебе, Тютя.

Мы разгонялись для удара, сбиваясь плотнее, постепенно превращаясь в железный кулак. Я заметил, что от степняков отделился десяток и, затормозив, стал разворачиваться. Но это забота засадного отряда.

Всё. Осталось немного. Сближались без клича.

Рогатины опустились, нацеливая во врага. Я отвёл свою рогатину чуть назад, выравнивая. Длинное ратовище – сюрприз для врага.

Поймал злобный взгляд монгола в кольчуге. Вот кого я насажу на остриё.

Удар!

Гул от нескольких сотен скачущих лошадей взорвался металлическим лязгом и яростными криками.

Остриё направляю вниз щита, что прикрывает грудь.

На!

На рогатину насадился степняк, и ратовище из руки вырвало. Но монгол, такая сволочь, умудрился перед смертью удачно поставить свой удар. Прямо в живот. Облом, ускоглазый. Вражеское остриё ушло вбок, скользнув по пластине. Щит вправо, и мелькнувшее монгольское копьё ушло выше. Выдернул саблю, но пришлось резко остановиться. Передо мной осаживали коней ратники из засадного отряда. Они атаковали одновременно, зайдя поганым сзади. По довольным лицам было видно, что удачно.

Оглянулся. Там добивали последних степняков. Что-то не верится, что всё так хорошо.

Тут кто-то закричал:

– Уходит! Поганый уходит!

Один из степняков, что были сбиты ратниками из засады, вскочил на ближнего коня и теперь удирал. Защёлкали луки. Но степняк умудрялся уворачиваться. Да ещё прикрыл спину щитом.

Горин закричал:

– Стреляй, боярин! Скорей! Уйдёт ведь!

Мог бы не кричать. Как только я увидел беглеца, руки сами сделали нужное. Прищурился, смотря в удаляющуюся фигурку. На пути монгола вырастали рощи стрел, но степняк как заговоренный продолжал удаляться.

Вот вблизи увидел затылок, прикрытый меховой шапкой.

Есть прицел. Щёлк! Тетива лука загудела и степняк покатился вместе с конём. А бедняге – животному прилетело одновременно с десяток заноз с железом на конце. К беглецу уже скакали. От леса, где расположилось наше прикрытие, мчались двое. Один ко мне, один к беглецу.

Ну, конечно, сюда Кубин, а туда Демьян. Похоже, он тоже стрелял.

Кубин подъехал. Огляделся и хмыкнул:

– Всех положили. Даже не верится.

Я поднялся на стременах, высматривая раненых или убитых. Не видать.

– Раненые или убитые есть?

Подъехал один из десятников:

– Степана Лихого убили. Язвлёных сильно нет. Сражаться могут.

– Хорошо. Тела в кусты, лошадей согнать к нашим заводным. И коней сменить на свежих.

Ратник кинул. А стоявший рядом Кубин сказал:

– Всё не скрыть, следы боя останутся.

– Зато сразу не заметят. Пойдём, Матвей Власович, коней сменим.

Рыжая Дуся хоть и выглядела свежо, но впереди долгий бой, и стоит сменить лошадей. Пусть теперь послужит вороная.

Трупы быстро растащили, и ратники собрались в лощине. Меняли лошадей. С холма съехали Демьян и два ратника.

– Боярин! Мы оба попали.

Он протянул мне мою стрелу. А один из ратников, что вернулся с Демьяном, усмехнулся и сказал Демьяну:

– Боярин стрелял со ста сажен, а ты с тридцати. И тянул с выстрелом долго.

Потом повернулся ко мне:

– Твоя стрела, боярин, в темя поганого поцеловала, а его стрела в шею.

– Ладно, бояре. Сейчас подойдут остальные степняки. Там на всех с лихвой хватит.

Стоявший на склоне холма ратник крикнул:

– Всадник. Один.

Демьян резво забрался и глянул на поле:

– Это Ульян.

– Стало быть, все сюда идут.

У меня опять появилось чувство чего-то неправильного. Ведь даже несмотря на одного убитого, всё идёт слишком гладко. Чего-то не хватает. А вот чего?

Нет. Убитых два. Лошадь Ульяна остановилась, и парень, в спине которого торчало семь стрел, свалился. Его подхватили подошедшие ратники и понесли вниз.

Все крестились. Угрюмо молчали. Значит, возможно, о нас знают.

– Поганые!

Мы поднялись на холм и выглянули на поле.

Серая масса монгол выползала из-за леса.

– Все в ряд!

Поднялись в седло и, выехав на холм, выстроились. Рядом замер Демьян. Я зашипел:

– Ты что тут делаешь? А ну к остальным стрелкам дуй.

Демьян упрямо мотанул головой:

– Не пойду. Здесь моё место.

Огляделся, ища глазами Кубина, но не нашел.

Ладно. Поздно его отправлять.

Ратники угрюмо смотрели, как поле заполняется врагами.

Господи!

Сколько же их?

Все стали бормотать молитвы и креститься. Я вдруг услышал бормотание стоявшего за Демьяном ратника:

– Я вижу славных предков своих.

– Вижу всех отцов и дедов.

– Они смотрят на меня.

– Зовут к себе.

Стоявший с другой стороны Горин не обращал на это внимания, и когда ратник произнёс последнюю фразу:

– Я чту и помню отцов своих!

Горин произнёс:

– Аминь.

Вдруг на моё плечо легла рука Горина. Я повернулся. Он смотрел на меня.

– Прости меня, брат.

Я увидел, что в соседнем ряду ратники, положа руку на плечо соседа, просят прощения и прощают.

Я взглянул в глаза Горина и сказал:

– Прощаю тебя, брат.

Обернулся и положил руку на плечо Демьяна.

– Прости меня, брат.

Стал понятным старинный обряд. Воины, шедшие в последний бой, прощались и прощали. Скоро наша кровь смешается, и мы станем кровными братьями навек.

Монгольское войско встало в линию, от леса до леса. Степняки начали перемещаться и вскоре впереди заблестели всадники в латах.

Скверно.

Ладно, хоть в броне не все. Хм, как и мы.

Я приподнял щит. Тяжелый, зараза. Можно было обойтись одной нержавейкой. А я ещё фанеру приклепал. Демьян скосил глаза и, кинув на щит, спросил:

– Георгий Победоносец?

– Да.

Он поглядел на врага и сказал:

– Тогда мы победим. С нами Бог!

И закричал, повторяя:

– С нами Бог!

Ратники, подняв рогатины, взревели.

Спокойно сидящий Горин наклонился ближе ко мне и громко, чтобы я услышал его среди этого крика, сказал:

– А поганых здесь меньше. Я сотен двадцать всего насчитал.

И действительно, за счёт плотного построения монгол, я сразу и не заметил этого. Сначала показалось, что на нас прут все десять тысяч.

– Интересно, где остальные? Возможно, монгольский темник выделил отряд, чтобы сразился с нами, а сам пьёт кумыс в юрте, отдыхая.

Горин пожал плечами, и что он сказал, из-за крика не услышал.

Перед монгольским строем пронёсся всадник, держа копьё, на котором были навешаны бело-черные хвосты. О! Военачальник с бунчуком. Тысяцкий или один из сотников. По монгольскому строю пронеслось:

– Кху! Кху! Кху!

Вжикнув, в трех метрах впереди от нас вонзилась стрела. Пристреливаются. Монгол с мохнатым шестом вернулся к середине строя и поднял бунчук.

Первые ряды степняков начали движение к нам. А с монгольского тыла черным роем полетели стрелы. Все подняли щиты. Я поднял свой щит, заодно прикрыл голову вороной. Тут же в щит ударились две стрелы и отлетели. Как накернили – подумал я, глянув на отметины. Горин покосился и хмыкнул:

– Хороший щит, Володимир Иванович. И бронь хорошая.

На щите Горина выросла ещё одна стрела. С тыльной стороны щита уже торчало четыре острия. Мой щит опять накернили, и я громко ответил Горину:

– Как поганым по сусалам настучим, подарю.

Грянул хохот.

Ратники смеялись, не обращая внимания на стрелы. Скатился на землю ратник, под которым забилась раненая лошадь. Он, смеясь, побежал вниз холма к заводным.

Горин, отсмеявшись, утёр выступившие слёзы.

– Ох, уморил, боярин.

Я не смеялся. Чего смешного? Показал на перешедших на рысь степняков:

– Нам не пора?

Горин ухмыльнулся:

– Пусть половину пройдут, тогда и ударим.

Монгольская лава приближалась. Горин поднял рогатину и, наклонив остриё, закричал:

– Не посрамим славы дедов!

Двинулись, постепенно ускоряясь и сбиваясь плотней. Степняки уже шли рысью. Они приблизились к середине поля, и тут со стороны леса полетели меткие стрелы отроков. Середина монгольской лавы разбилась, и мы, сбитые в один мощный кулак, врубились в эту кашу.

По полю понесся боевой клич:

– Китеж!

Наметился остриём под щит и выбросил руку с рогатиной вперёд.

Удар!

Степняк успел опустить щит вниз, но рогатина его пробила насквозь, и степняка снесло, а рогатина, крутанувшись, вырвалась из руки. Подтянув щит и закрывшись с головой, я рванул саблю. По спине что-то больно ударило, но боль сразу ушла. Стрельнул глазами влево, там Демьян мощным ударом щита сбил монгола с лошади. Молодец!

Бах!

По щиту со скрежетом прошел наконечник копья и вылетел вверх, срезав край фанеры. Я толкнул древко в сторону и коротко рубанул поганого по руке. Под вороную полетел обрубок. Увидел впереди степняка, который нацелился копьём на Демьяна. Наклонился чуть влево и замахнулся саблей. Степняк поднял щит, но я ударил не саблей, а, поставив щит ребром, с силой ткнул его в бок. Сквозь яростные крики и лязг оружия я услышал, как трещат ребра. Ещё одним меньше.

Бум!

В голове зазвенело. Зараза, кто ещё там? Ранул поводья и развернулся к монголу в кольчуге. А, это тот, что вдоль строя носился. Живой, стрелы тебе не досталось? Его оттеснили от меня лошади без седоков. С радостью заметил, что кони не наши, монгольские. Нет, вот наша. И вот еще.

– Ущ!

Степняк, крутясь, смотрел на меня. Нас разделяли три стоящих лошади без седоков. Я оскалился и плюнул в его сторону:

– Сайн байна, урод.

Он взревел и махнул саблей:

– Чи боол! Нохой!

Ну, уж хрен тебе. Направив на него клинок и ударив краем щита по сгибу, крикнул:

– Ба биш боол. Явах ба ялах, хуу тэмээн.

О! Он понял. И жест тоже понял. Ударив плашмя коня саблей, монгол стал пробираться ко мне. Ну, иди сюда. Тварь.

Степняк сходу ударил. Я отвёл саблю в сторону и ударил сам. Увернулся, поганец. И, распластавшись, достал кончиком сабли мой бок. Ох, спасибо тебе, Васька. Вороная развернулась сама, умница, как будто понимала, куда мне нужно.

Бдзинь!

В край щита воткнулась стрела. Млять, наша, двухперая. Они что там, не знают куда стрелять?

Шипя что-то, монгол крутанулся, и мы опять сшиблись. Попытался проделать трюк со щитом, да не тут-то было. Опытный и вёрткий попался. Нас опять разнесло пробегающими лошадями без седоков. Тут степняка кто-то ткнул с земли рогатиной, и тот выпал из седла. Я осмотрелся. В трёх метрах двое поганых насели на Горина. Направил вороную туда, по пути огрел краем щита поднимающегося с земли монгола. Полосонул поперек спины ближнего. Горин тут же свалил другого и, стряхнув кровь с сабли, посмотрел на меня:

– Жив, боярин?

– Жив, мне ещё щит дарить тебе.

Горин хмыкнул и огляделся. Битва кипела. Верхом сражающихся было мало. Вокруг дрались пешие среди бродящих лошадей. Радовало, что лошадей степняков было больше. Но ещё в полукилометре перемещались свежие монгольские сотни. Горин бросил клич:

– Китеж! Китеж! Китеж!

Со всех сторон донесся ответный. Горин поднял руку с саблей и закричал:

– Ко мне! Ко мне, вои! В ряд! В ряд!

Вокруг нас начали собираться ратники, кто на своих, кто на монгольских лошадях. Мало, как мало. Собралось около сотни. Правда, ещё где-то с краю сражались и клича не слышали. Горин саблей показал на край поля. Там готовились к атаке новые сотни монгол. Ратники выравнивались в ряд, угрюмо посматривая на монгольские ряды и подбирая копья степняков. Медленно подъехал тот ратник, что стоял рядом с Демьяном. Он тщательно обтирал распухшие губы и часто сплёвывал, при этом ругаясь. Горин посмотрел на него и улыбнулся:

– Кто эдак тебя, Михаил?

Ратник ещё раз ощупал губы и пробормотал:

– Да вот, резвый поганый попался. Так торопился с рогатины слезть, что своей ногой поганой мне по сусалам заехал.

Собравшиеся ратники захохотали.

– И что ты ему сделал? Убил второй раз?

– Кому такой должок возвратишь?

Ратник смеялся осторожно, придерживая рот. Он показал на край поля, где степняки выстраивались в ряд для атаки:

– Вон другам егошним возверну.