Текст книги "Завещание предков (СИ)"
Автор книги: Владислав Стрелков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
На удивление, что в таком бою, мы понесли малые потери, тяжелых ранений практически никто не получил, благодаря хорошей брони, которую в нашей дружине имели все. В Ефпатинском отряде погибло около двух десятков ратников, у которых из брони были только кольчуги. Но, даже хорошая латная защита не спасла жизни двадцать одного парня. Дети есть дети, и мысль о них не давала им покоя. Обо всё этом я и рассказал Ефпатину у костра вечером. Он покачал головой.
– Эвон-то как нескладно вышло. Кто ж знал-то?
Эхом отдалось в голове – да, кто знал?
Задумался, краем уха слушая разговор сотников, что собрались у одного костра. Как же прав был Кулибин! Все течет как по писанному в учебнике. История не меняется в угоду хранительнице Клио. Монголы взяли Рязань, в тот же день, как и было указано в истории.
Вдруг стало тихо, и я услышал, как заговорил Ефпатин:
– А вот что, бояре, мы увидели, когда из Чернигова к Рязани вернулись. Сгорел град славный, только пепелище вокруг, да дым. Ров мертвыми завален – дети, женщины, старики, никого не пожалели. Поганые, видно, по ним на стены шли. А от стен высоких, ничего не осталось. Кругом пепел по колено – как вода в реке. А во граде-то, там где храм стоял, только огарки и звонница на боку лежит. А в пепелищах кости тлеют. Поганые вместе с народом храм сожгли. Как увидел я все это – сам как мертвый стал. И сердце биться перестало. А братья мои звонницу нашли и подымают. Язык в пепле отыскали, приладили и на козла подняли. Тут мы увидели, что края-то оплавились. Но колокол стал петь. Страшно так петь. И представьте, бояре, люди из пепла стали подниматься! Прям из него. Как выходцы из того света они вылезали из схронов и погребов. И из леса стали выходить. Они обо всём нам поведали. Страшные дела поганые творили. Поклялись мы тогда, бояре, что не будет нам житья, пока эту погань из земли нашей не изгоним. Вот такие дела, братья мои.
Тяжелая тишина установилась над лагерем.
– Помянуть бы павшие христианские души, да все вино, что было, замерзло.
– У нас есть чем. – Кубин поднялся и не глядя на меня отошел в сторону. Я не стал возражать. Выпить за павших надо, тем более хотелось напиться, чтоб заглушить боль в груди. Опять крепкий настой самогона пьётся как вода. Прав дед Матвей – не отпустит, пока мстить не стану. А я тоже клянусь – пока жив саблю свою поить вражьей кровью буду.
– Тоже славные слова, боярин!
Я поднял голову и увидел, что на меня смотрят все.
– Мы все поклялись на крови своей – бить поганых пока живот цел!
Значит я клятву в голос сказал. Пусть, вернее будет. Гляжу на Ефпатина и спрашиваю:
– Сколько у тебя воев, Ефпатий?
Тот в ответ загудел басом:
– Пешцов с пять сотен будет и десять сотен конных. Мы ведь сначала только две сотни конных имели, а потом, как табуны во первой раз отбили, так ещё на коня несколько сотен посадили. Если в этот раз коней поделим, то все на коня сядут. Вот только брони не все имеют.
Я кивнул:
– Коней мы отдадим, только десятка три возьмем для обозов.
– Эко как! Добре. А у вас сколь воев?
– Почти шесть сотен поначалу было, а сейчас пять сотен. И все с одинаковой бронью. И запас кольчуг мы имеем. Да и ту бронь, что с павших сняли, и с врагов. Все в обозе. Так что дадим вам и бронь.
Потом сотники разошлись, а мы всю ночь сидели одни и разговаривали с Коловратом. Ефпатин рассказал всё о себе, как служил Рязанскому князю, куда и зачем он поехал, как о падении города весть пришла. Поведал, как братьев Варнавиных встретил и о нашей дружине узнал. Это случилось уже после боя с пятью тысячами монгол под командой Хостоврула. Прям на поле боя они и встретились. Что он решил на восток двигаться, нам навстречу. Вот и встретились. Потом рассказывал я, а дед Матвей кивал и дополнял. Сидели долго, греясь самогоном и огнем костра. Рассказы наши были совсем не веселыми. Ефпатин играя желваками, выслушивал всё то, что случится в стране после их попадания в прошлое. И так же, после долгого молчания спросил:
– Это всё правда?
– Да.
Коловрат вздохнул и произнес:
– А если мы Батыя убьём, то история пойдёт по-другому?
– Вряд ли. – Кубин разлил остатки самогона. – Понимаешь, Николай, мы тут рогом упираемся, что бы что-то изменить, но все так и идёт, как шло. Рязань, вот пала. День в день.
Немного посидели молча. Потом Ефпатин сказал:
– Думаю, вы не сидели, сложа руки?
– Ну почему же? Вон, у нас каждый ратник в справной брони. Мы даже строить каре своих предков научили.
– Ну-ка, ну-ка, давай поподробней. – Оживился Ефпатин.
– Идея-то была Владимира Ивановича, а воплощал её я. С горем пополам мы добились того, что бояре начали понимать – что мы от них хотим. Каждому ратнику сделали щиты, по типу византийских, да и на месте будущего боя, большие щиты будут собираться, как для гуляй-города.
Дружина вышла из леса и остановилась, выпустив вперед быстрые дозоры и дожидаясь выхода всего обоза. День выдался ясным и морозным, но я предпочел бы, чтоб шел снег, как в прошедшие дни. Постоянно падавший снег хорошо маскировал передвижение дружины, обозов и табунов, а сейчас за нами остаётся четкий след. Где-то здесь выгоняли из леса отбитые у монгол табуны и их следов после двух суток снегопада уже не заметишь. Коней пришлось гнать к Ефпатинскому лагерю, где находилась пешая часть его дружины, так как прибывшие на следующий день с лесного озера обозники, сообщили – лошади поели всю траву и камыш, что смогли найти под снегом. Кормить такое количество лошадей было нечем, зерна, что было в запасе, на такую ораву не хватало. Для перегона табуна, Ефпатин выделил две сотни из своей дружины. Мы же, вместе с ними, отправили две волокуши с отобранными для дружины Коловрата образцами щитов, трофейной и своей бронью.
Следующий день, после хлопот с обозом и табунами, хоронили погибших. Старый священник, категорически отказавшийся уйти с обозом на Нижегородскую землю, отпевал павших. Опускали погибших в мерзлую землю под оглушительную тишину. Вместе с нами, казалось, скорбел зимний лес. Даже молчали вездесущие галки и крикливые сороки. В груди опять заболело, гибель молодых парней выжгла мне сердце, и хотелось боя. Такого боя, чтоб, как сказал Кубин – смотреть в глаза врага, насаженного на остриё своей сабли. И опять самогон пился как вода.
Обоз задавал темп движения, отряд шел, разделившись и прикрывая с двух сторон сани, растянувшиеся на полкилометра. Я, Ефпатин и дед Матвей ехали впереди, постоянно оглядываясь на длинный хвост медленно ползущей дружины. Это не нравилось никому. В любой момент на нас мог выскочить монгольский дозор, а до нужного места ещё два дневных перехода. Если бы не медленные сани, то добрались к Ефпатинскому лагерю к вечеру. Но приходится с этим мириться – в них оружие, щиты, припасы.
Кубин, вдруг, толкнул меня и показал вперёд:
– Глянь, Володя.
Вот кого я давно не видел, так его. Навстречу, наискось пересекая поле, летел огромный черный ворон. Я и Кубин, ехали, провожая полёт огромной птицы глазами, а тот летел и молчал. Даже если ворон не тот, то все равно черный ворон – это вестник. И понятно, какие вести он может принести – враг близко. Ворон пересёк поле и уселся на сосну, торчащую выше остальных деревьев. Ефпатий, приблизился и спросил, глядя в сторону ворона:
– Чего это вы, бояре?
– Да вот, Николай Александрович, помнишь, Владимир Иванович рассказывал о том, как он сюда попал? Так это, возможно, тот ворон, что плохие вести всё приносил.
– Да ну? – Коловрат присмотрелся на край леса. – Не, где нижегородчина, а где рязанщина. Вёрст-то сколько?
Я пожал плечами:
– Ворон, что цыган – вольная птица. Взял и полетел. Не факт, что это тот самый, но для нас разницы нет.
– Да, может, ты прав, Володя.
Подъехали к высокому холму. Лес в этом месте раздавался вширь на пол версты и кромкой своей проходил по холму чуть ниже его вершины. Колонна стала огибать его справа. Вдруг, среди глухого стука копыт и скрипа снега под полозьями, послышалось отчетливое:
– Кгарррг!
Мы обернулись и увидели, что ворон, улетает в глубину леса.
– Сделал своё черное дело и улетел. – Пробубнил Кубин.
– Да ладно, Матвей Власович, это простой ворон. Летел-летел по своим делам, сел отдохнуть, потом каркнул себе в дорогу и… Стой! – Ефпатин вдруг поднял руку. И склонил голову, как бы вслушиваясь во что-то.
– Никак скачет кто? Точно скачет! Не наш ли дозор?
Взнуздав лошадей, мы поскакали на холм. За нами поехали Лисин, Садов и Велесов Борис. Обернувшись, увидел, что нас нагоняет ещё и Горин. Выскочили на холм. Вдалеке, у самого края широкого поля, неслись пять десятков ратников Ефпатинской дружины, посланные в передний дозор, а за ними скакало не менее двух сотен степняков.
– Вот черти, прости Господи! Не могли в другую сторону уходить, а нам бы пару гонцов послали бы упредить. И вправду накаркал, гарван проклятый! – И Коловрат ухнул пудовым кулаком по щиту, притороченному сбоку, так, что конь под ним просел и всхрапнул.
Я обернулся к сотникам:
– Тимофей Дмитриевич, Макар Степанович и ты, Борис, берите свои сотни и в обход холма навстречу поганым. Ты, Демьян, давай своих стрелков сюда, напрямик. Будете с холма стрелами бить.
Я остановил рукой двинувшегося вперёд Коловрата:
– Стой, Ефпатий. Побереги своих людей, у моих ратников бронь лучше. Власыч, заворачивай обоз назад.
Кубин уже развернувшись в сторону обоза, крикнул:
– Поздно.
От того места, где дружина выехала на это поле, скакал наш тыловой дозор, а за ними неслись монгольские сотни, которые увидев такое количество русских, резко осадили коней и, стрельнув из луков, скрылась за перелеском.
– Вот ведь напасть! Сейчас всех сюда приведут. – Дед Матвей выругался и вернулся к нам. – Что будем делать, господа офицеры?
Мы посмотрели, как наш головной дозор разминулся с атакующими степняков боярскими сотнями. Поганые увидев, что дичь, вдруг, сменилась на хищника и, резко свернув в сторону, поскакали обратно, на ходу отстреливаясь из луков. Бояре подняли опущенные рогатины и тоже достали луки. В быстро уходящих к перелеску степняков, полетели ответные стрелы от нагоняющих их бояр и с холма, от вылетевшей на вершину Горинской сотни. Закувыркались кони с обеих сторон, но седоки вскакивали и отбегали в сторону. Наши сразу бежали к обозу, а спешенные степняки были обречены.
– Не увлеклись бы. В засаду могут попасть. – И Коловрат оглянулся на нас.
– Не попадут. Там Лисин Макар Степанович, он опытный боярин. Похоже, монголы нас зажмут с двух сторон. Тогда встанем тут, на холме. – Я направил коня к обозу и, спустившись, выкрикнул:
– Егор!
От первых саней выскочил старшина обоза Егор Суромяк.
– Тут я, Володимир Иванович.
– Егор, заводи обоз на этот холм и ставь вкруг за вершиной от леса до леса. Пошли мужиков большие щиты делать и ежи как учили. Понял ли?
– Всё понял, боярин. – Старшина тряхнул кудрявой головой и, взгромоздив шапку, заорал:
– Возьни! Тяни в холм за мной.
Обоз медленно стал заползать на холм, больше забирая к краю леса. Я махнул Бравому, чтоб подъехал ко мне. Вместе с ним к нам подскакали и старшины обоих дозоров.
– Уж не обессудь, боярин, некуда нам деваться было. Там впереди поганых тьма тьмущая. Хотели, было, вбок уйти, ан оттудова эжно целых две сотни выскочило.
Понятно, впереди лагерем не менее двух туменов стоит. Я повернулся к старшему тылового дозора:
– А сзади что?
– Мы с десятком дозорных столкнулись внезапно. Посекли их малость и в погоню за ними, а там нам навстречу сотен десять вышло. Пришлось уходить. Но мнится мне, что они по нашему следу шли.
Я кивнул и направился обратно на холм, подъехав к Кубину и Коловрату обрисовал ситуацию. Меня мрачно выслушали.
– Ну что ж. Зажали нас, значит, тут тогда биться будем, бояре.
Рядом остановился Бравый.
– Звал ли, Володимир Иванович?
– Ты вот что, Иван Пантелеевич, пошли десяток своих путь разведать за холм. Можно ли тут через лес пройти? А сам сюда вертайся.
Бравый кивнул и ускакал к сотне.
Тем временем Коловрат отправил полусотню к перелеску, от которого мы пришли. Я позвал Демьяна и подъехал к Кубину и Ефпатину.
– Как думаете, бояре, сколько у нас времени?
– Мало. Успеть бы укрепиться тут.
От леса летел частый перестук топоров и звук падающих деревьев, а мужики уже тащили первые сколоченные щиты и заградительные ежи. Они делались очень просто – выбиралась шестиметровая часть ствола с толстыми ветками, которые остро затачивались в метре от ствола и укладывалась комлем к тылу. Получалось сразу несколько рядов кольев торчащих в сторону врага. Нижние колья упирались в землю и высотой они получались в сажень. Попробуй такой ёж сходу преодолеть на коне или оттащить в сторону. Из молодых елей делалась аналогичные, только укладывались иначе – с комля до середины срубалось все, потом шли заточенные ветки, с каждым рядом длина их возрастала, и скреплялись они поперечным длинным бревном, сразу несколько штук. Такое решение приняли для экономии верёвки, но на самом деле оказалось куда практичнее.
– Куда уложить, бояре?
– Ложи так. – Я показал, куда укладывать заграждения, и обратился к Горину: – А ты, Демьян, оставь три десятка самых метких в прикрытие, а сам займись расстановкой щитов. Большие, по готовности, ставь в полутора десятках саженей от ежей, маленькие меж ними, и так по кругу. И отправь, кого в помощь мужикам, чтоб щиты скорей наготовить.
Рядом объявился Бравый:
– Исполнено, Володимир Иванович.
– Хорошо, Иван Пантелеевич, отправь оставшихся из твоей сотни в лес. Пусть помогают щиты с ежами делать. Да! И кликни сюда обозного старшину.
Сотни, отправленные на перехват поганых уже возвращались. Кубин и Коловпат о чем-то тихо переговаривались. Я их спросил – о чем речь? Коловрат, показывая рукой сказал:
– Вон там, слева, видишь, ложбина, скрытая подлеском? Вот там всех конных лучше расположить. Если что с разгона хорошо ударить можно.
– Бояре, посторонись!
Мы отъехали и мужики, притащившие сразу несколько щитов на санях, споро их установили. Один из них, обозный старшина Егор Суромяк, подскочил к нам.
– Егор, гвоздей и веревки хватит?
– Хватит, боярин. Мы ужо три десятка набили и ежей достаточно, только таскай.
– Хорошо, ты вот что ещё, всю бронь, что осталась ратникам Коловратовской дружины отдай. Всю.
Старшина кивнул.
– Я их у обоза ждать буду.
– Добре. – Коловрат позвал своих сотников и отдал распоряжение – безбронным идти к обозу. Я спросил у деда Матвея:
– А если мы всех конных тут поставим, что с другой стороны?
– Там только щиты, но сотню держать надо.
На холм, наконец, въехали вернувшиеся сотни Лисина, Садова и Бориса Велесова. Ратников отправили сразу в ложбину, а сотники подъехали к нам.
– Тьма их там, бояре. Десяток моих ратников за перелесок выскочили, глянули и обратно. Там их много и всем гуртом сюда валят. Скоро появятся.
– Вот, легки, на помине! – Кубин показал в дальнюю сторону поля.
Вдалеке, из-за перелеска, появилось черное пятно. Оно стало быстро увеличиваться. Мы посмотрели в другую сторону. Там так же появились всадники, вытекая из-за поворота как черная лава. Наши дозорные уходили к холму галопом.
– Скоро начнётся.
Я осмотрелся – большие шиты, уже стояли в один ряд, а от леса подвозили новые. Отлично, укрепиться успеем. Я показал сотникам, как и где, встать. Вместе с Коловратом обговорили сигналы и стали ждать. Сзади подъехал Бравый с одним ратником, вернувшимся из разведки леса.
– Не пройти, боярин. Густой чапарыжник. Да и обрыв далее есть. Речка там, видимо. Узка, да высоки берега. Пешими, только-только пролезть можно.
Хреново. Думал новиков через лес отправить. Да и обещал я Велесову, что Бориса сберегу. И не уйдёт ведь! Никто не уйдёт.
Поле вокруг холма почернело. Монголы заполнили его всё от края до края. Ратники смотрели из-за щитов вперед мрачно. Хмурый и долго молчавший дед Матвей, сплюнул и сказал:
– Они, похоже, сюда всей своей ордой пришли. Только самого Батый-хана пока не видать.
– Здесь он. – Прогудел Коловрат, показывая левее. – Эвон, бунчук Батыя несут.
Мы увидели коричневую массу всадников, перед которой все черные расступались. Во главе реяло полотнище черно-белого цвета с целым пуком кистей на древке. Это было знамя Чингисхана, по наследству доставшееся Батыю. Девятихвостое, с изображением серого кречета с черным вороном в когтях. И чем не угодил монголам черный ворон?
Коричневая гвардия хана встала прямо напротив холма. Кто в этой массе хан Батый не разберёшь. Из неё выехал один из всадников, пронесся перед строем, держа на вытянутой руке копьё с длинным пуком у наконечника, и что-то прокричал. В ответ монголы взревели:
– Дзе! Дзе! Дзе!
Глашатай сделал ещё один заход вдоль строя и поскакал к холму, а черная масса орала:
– Дзе! Дзе! Дзе!
Мы наблюдали за приближающимся монголом.
– Сейчас скажет, чтоб мы сдались.
– Ну, вот ещё! – Горин выхватил лук, но дед Матвей перехватил его руку.
– Охолонь, не время.
Монгол остановился перед ежами и закричал:
– Урусуты! Склонитесь перед царём всей земли Бату-ханом, внуком великого Потрясателя Вселенной Хана Чингиса. Целуйте землю у его ног! И будет вам милость!
Он вскинул копьё и черная масса взревела:
– Кху! Кху! Кху!
Всадник пришпорил коня и понёсся вдоль заграждения, тряся своим копьём. Ратники стояли в молчании. Некоторые бормотали молитвы, мрачно смотря на заполонивших все поле монгол.
– Эх, славная сеча будет! – Коловрат оглядел черную массу и пихнул Кубина. – Как считаешь, Матвей Власович?
– Да, на каждого по три дюжины поганых придется, а то и больше.
Коловрат и дед Матвей замолчали, а я прикрыл глаза.
Да, на каждого стоящего здесь ратника приходилось больше пятидесяти монгол. Много. Эх, не смогу я выполнить обещание, данное Велесову, не сберечь мне Бориса в этой битве. Вот он, мой момент истины! Тут я и останусь. Тут и будет мой последний бой.
И вдруг, сквозь закрытые веки, я увидел танки с крестами, много танков, ползущих к тонкой ломаной линии окопов и бойца в выжженной солнцем гимнастёрке. В солдате, ползущем навстречу стальной громаде я, вдруг, узнал своего деда. В танк полетела граната, а деда прошила пулемётная очередь. Он не вернулся с войны. Вместо него пришла похоронка.
Темный лес, озаряющийся вспышками выстрелов. Лай овчарок, и перекличка егерей, преследующих разведгруппу, уходящую к линии фронта с важным языком. Две фигуры в конце уходящей цепочки людей. Один из них, ранен. Он задерживает всех. Короткий спор и, по узкой тропе среди болота, в темноту уходит уже один. А оставшийся ложится за кустом и ждет. Он задержит немцев, даст время, чтоб его товарищи смогли уйти. Теперь я знаю как погиб мой второй дед. Теперь, вместо слов – пропал без вести, я скажу – погиб смертью храбрых.
Как погибли оба деда никто не знал. Я понял, что это мне рассказала память предков. Предков, которых я не помнил, не знал, кроме обоих дедов. Но все равно, я преклоняюсь перед ними и чту их.
Открываю глаза и, глядя на черную, как смерть, монгольскую орду, тихо говорю:
– Я помню отцов своих.
Рядом вздрагивает Демьян, а дед Матвей повторяет за мной:
– Я плоть от плоти твоей, отец мой. Помню и чту тебя.
Тихо и внятно Горин начинает проговаривать слова. Я раньше не знал этих слов, но они сами возникали из глубины моей памяти.
– Я кровь от крови вашей, славные предки мои. Чту и преклоняюсь пред вами. – Уже неслось над холмом. Каждый, глядя вперёд и сжимая рукояти сабель и мечей, пел песню смерти. И летели над ратниками слова древних воинов:
– Вижу я всех отцов своих.
– И пред вами стою, аки есть я.
– И силу рода моего, кипящую в жилах моих.
– И пред смертию лютой не поколеблет мя сомнение, ибо мертвые сраму не имут, ано смелые живут вечно.
Стихли все звуки. И стихли враги. Только слова готовящихся к смерти ратников, четко и слитно произносимые всеми, заполнили все вокруг. Слова подобные тем, что я слышал перед Керженской сечей.
– Как предки мои!
– Как отец мой!
– Как я с-а-а-а-ам!
Рев воев разлился в морозном воздухе. Вдалеке, из леса вспорхнули галки. Заколыхалась черная масса. Они поняли – никто не сдастся и не преклонится перед ними. На холме стояли настоящие вои.
Вестник с копьём скакал обратно.
Демьян Горин вдруг вышел вперед щитов и, сдернув рукавицу, резанул острым лезвием меча по руке. Хлынувшая кровь пробежала по клинку и упала в снег. Демьян провел кровавым остриём линию перед собой и выкрикнул:
– Там, где моя кровь, буду стоять я!
Рядом с ним встаёт Коловрат и проделывает то же самое и, повернувшись, обнимает Горина.
– Прости за все, брат.
Бояре пропели песню смерти. Теперь они прощались друг с другом.
Монголы начали движение. Черная масса потекла вперед. Бой начался.
От массы монгольских войск отделилась большая часть и влетела в подъём холма, быстро приближаясь к заграждениям. У края острых ежей, они резко свернули и поскакали вдоль, стреляя на скаку из луков. Щиты гуляй-города мгновенно обросли стрелами. Пространство меж рядами щитов как будто заросло идеально ровными ростками. Барабанный перестук кончился. Это монгольская тысяча уже пролетела мимо, оставив нам почти весь свой запас стрел. На миг высовываюсь и вижу, что в атаку заходит ещё одна тысяча, а параллельно ей, чуть ниже, идёт другая, стреляя в нашу сторону навесом. Стрелы, пущенные нижними, падают почти вертикально. В отличие от близко выпущенных стрел, укрыться от них негде, и ратники, сидящие за рядами больших бревенчатых щитов, чертыхаясь, подняли свои щиты. А монголы продолжали свою карусель, засыпая нас стрелами.
В какой момент монголы пойдут в атаку? Когда прервется этот обстрел? Сидеть и просто ждать не могу. Не обращая на летящие сверху стрелы, достаю свой лук и колчан. Монгольскими тоже будем стрелять, вон их сколько вокруг. Только чужой стрелой не всякий попасть может. Правда, монголы стоят плотно, стреляй и каждая стрела свою цель найдёт, но далековато, на самой грани лучного выстрела. Из всех ратников я и ещё три десятка, которые смогут закинуть стрелу так далеко.
Краем глаза замечаю, что бояре тоже достали свои луки и, пригибаясь за стеной щитов, изготовились стрелять. Кричу Демьяну, сидящему за соседним щитом:
– Первой стрелой бить по передним, потом в самую гущу.
Он передаёт команду дальше. Осталось только подгадать паузу в монгольском обстреле. Это только кажется, что стрелы сыпятся постоянно. Степняки организовали непрерывный хоровод своих сотен, скачущих вдоль укрепления, но пауза все же есть. Смотрю в узкую щель меж брёвен, и вижу разрыв меж проносящимися сотнями. Вскакиваю, и стреляю в накатывающих поганых.
Дын-н-н!
Вместе со мной стреляет все бояре, сидящие за передней стеной. Закувыркались монгольские кони, сбивая темп сзади идущим. Успеваю выпустить ещё три стрелы.
Дын-н-н! Дын-н-н! Дын-н-н! Бам!
Стрела, ударившая в шлем, заставила пригнуться. Глянул в щель – монголы не остановились. Они обтекали туши и трупы убитых и, несясь вдоль ряда ежей, стреляли по укрывшимся за стеной щитов ратникам. Кричу:
– Навесом, стреляй навесом!
И стреляю вверх, опустошая почти половину колчана. Хватаю торчащие рядом монгольские стрелы и опять стреляю. В сторону перемещающихся поганых чертили воздух ответные стрелы. В щель видно, что убитые поганые есть, но их мало остаётся на склоне. Рядом, гоняя в ножнах тяжелый меч, сквозь зубы ругается Коловрат.
– Сидим как мыши в норе, носа не высунуть. Полезли бы что ль?
Рядом Кубин, деловито заряжает арбалет. Когда он успел выстрелить я не заметил. Он отложил его в сторону, вынул шнурок из-под наручи, снял латную рукавицу и надел кольцо на палец. Потом оттянул затвор, взводя стреляющий механизм, и посмотрел на меня.
– Хорошая штука, эта твоя стреляющая ручка, только вот барабан бы сюда, чтоб сразу несколько выстрелов делать.
Коловрат захохотал:
– Ага, и пулемет с пушкой.
Улыбаюсь и, глядя в щель, говорю:
– Похоже, сейчас полезут. А вы в курсе, господа, что монголы уже сталкивались с порохом в Китае? И у них есть пленные китайские инженеры. Так что я не удивлюсь, если появятся и пушки.
– Да ну? – Ефпатий ворочается, поворачиваясь и собираясь посмотреть на монгол. – Скорей всего они притащат сюда пороки, если они у них остались.
Сквозь щель меж брёвен Коловрату видно плохо. Он плюёт и встаёт, не обращая внимания на стрелы и оглядывая все поле. Дед Матвей шутит:
– Ну что, видишь китайцев, али нет?
Коловрат встряхивает щитом и вынимает меч.
– Поганых вижу. Сейчас точно полезут.
По самому низу склона медленно перемещались монгольские тысячи, навесом посылая стрелы в нашу сторону, а от центра начинал разбег огромный конный клин.
– Сейчас посмотрим, как они перескочат наши ежи. – Я поднялся в рост. Рядом с Ефпатием встаёт Кубин. Ратники вынули сабли и мечи, приготовили рогатины.
– Бояре, к бою!
Конная лава уже на середине подъёма. Лук в руку и весь остаток стрел в самый центр. Рядом щелкают луки других. Передние ряды атакующих сбиты, но лаву это не останавливает. Она подминает под себя слетевших с коней седоков и упавших лошадей. Ратники сдвинули легкие щиты в стороны и вместе с ними выбежали вперёд, быстро выстроившись в два ряда, и закрылись щитами, выставив рогатины вперед. Все-таки скорость поганые набрали приличную. Первые лошади, попытались перескочить торчащие ряды острых кольев, но напарывались на следующие. Вылетевший из седла степняк, перелетев оба ряда бояр, ощетинившихся рогатинами, гулко ударился в большой щит.
Удары, треск, жалобное ржание, звон железа, яростный рев.
Пеший монгол не ровня пешему русскому вою. Тут у стен гуляй-города наша сила. Перед ежами выросла груда вражьих и конских тел. Лошади бились в агонии, мешая накатывающим волнам степняков. Бояре с легкостью отбили первую атаку. Степняки отхлынули, оставив у заграждений не меньше сотни убитых. Поганые отошли и сразу ливнем посыпались стрелы. С горечью увидел, как за бревенчатую стену оттаскивают убитых ратников, и раненых отходит много. А до этого стрелами-то даже и не ранило никого. Но сейчас не все успели уйти за щиты. Степняки били из луков на отходе. Рядом рухнул воин из дружины Коловрата, пронзенный сразу тремя стрелами. Они пробили тело насквозь.
За стену заскочил Ефпатий, стряхнув кровь с меча и срубив со щита торчащие стрелы, сказал весело:
– Неплохо начали. Десяток на сотню поганых разменяли.
От его слов мне стало не по себе, хотя, что его винить? Он пробыл в этом времени очень долго, и привык ко всему. А я привыкнуть не успею. Против нас стоит вся орда.
Я бродил среди убитых бояр, и всматривались в лица. Сколько их погибло? Не знаю. Из сотников в живых видел только Бравого и Горина. Где Велесов Борис? А Лисин Илья? Дед Матвей? В голове гудит, все тело ноет сплошным синяком, а правая нога совсем онемела. Кровь медленно сочится и стекает по ноге, смешиваясь с той, что уже щедро пролили на землю погибшие воины. Медленно обвожу взглядом заваленное телами поле боя. Потом смотрю на монгольский лагерь. Они прервали атаки и затихарились. Наверняка что-то задумали.
Первые две волны наступающих отбили с малыми для себя потерями. Только было много раненых, от постоянно падающих сверху стрел, но в основном такие ранения получали безбронные ратники из Ефпатинской дружины. Монголы огромным клином влетали на холм и под прикрытием стрел, растаскивали в стороны ежи, потом, спешиваясь бежали к стене. Мы отбили атаку, а монголы отходили отстреливаясь. Бояре закрываясь щитами выдвигались вперед и восстанавливали заграждения, благо, что их бригада обозников заготовила достаточно.
Третий бой начался с того, что монголы ринулись в атаку клином, но у заграждения, заваленного убитыми, спешивались и, преодолев его, выстраивали сплошную стену из щитов, чем сильно нас удивили. Быстро они учатся, быстро. Пеший монгольский воин? Ха-ха! Они, как говорится, рождающиеся сразу с уздечкой в руках и спускающиеся с коня на землю только для продолжения рода. Они отличные всадники, но пеший степняк уступает привычному к пешему бою русскому ратнику. Только вот соотношение – один к десяти!
Ратники хмыкали, глядя на неровный ряд колыхающейся как волна, щитовой стены. Степняки непрерывно приседали, и из-за щитов густо летели стрелы. Поганые приблизились на семь сажен и мы, все лучшие лучники, стоящие на специально сколоченный подставках за второй стеной, разом выстрелили, разбивая ровный строй поганых. Стена щитов сразу распалась, а монголы взревев бросились вперёд. Лучники заработали со скоростью пулемёта, но волна атакующих захлестнула первую бревенчатую стену округа опять заполнилась звоном оружия. Новики стреляли практически в упор, пробивая врага насквозь.
– Запас! Давай запас! – Орали стрелки назад.
Мне сунули полный тул. Рядом у края бревенчатой стены застыл обозный старшина, поглаживая свой плотницкий топор и глядя за стену через щель.
– Егор, ты чего тут? Я же сказал уходить в лес.
Дынн! Стрела прошила степняка и откинула под ноги другому. Снизу, сквозь железный звон, слышу спокойный голос Суромяка:
– Никуда я не уйду. Я чту и помню отцов своих.
И подхватив рогатину, сунул её через щель, наколов монгола у стены.
– Вот так.
Дыннн! Дыннн!
Степняк закрывается щитом, а я оттягиваю тетиву до хруста в лопатках.
Дыннн! Стрела входит в щит по самое оперение, а монгол валится на снег с пришпиленным к голове щитом.
Первая стена уже опрокинута и поганые сплошным потоком текут на нас. Против каждого ратника не менее двоих-троих. Коловрат в первых рядах. Вокруг него, как мошка, вьются монголы, а он крутит огромным мечем, как косой косит, создавая пространство наполненное обрубками и кровью. Но поганые все равно лезут – каждому хочется победить такого батыра. Сражающаяся масса начинает уплотняться и сдвигается вплотную ко второй стене. Мы, стоя за ограждением и укрываясь от монгольских стрел за воткнутыми меж бревен щитами, бьём из луков уже под самую стену. Гибнут, гибнут ратники. Всё меньше и меньше сражающихся бояр. А на холм сплошным потоком идут свежие степные тысячи.
– Китеж!
Сотня Лисина вылетает из подлеска и, скача вдоль стены, врубается в толпу степняков слева. Замелькала сталь. Сотня наполовину отсекла наступающих монгол и увязла в плотной массе сражающихся.
– Отец! – Илья вскрикнул, видя, как упал с коня Лисин старший и, выхватив саблю, и щит из стены, сиганул вниз. За ним рванул и Борис.
– Стой! Куда? – Я выругался и стал отстреливать всех поганых на пути Лисина и Велесова.
– Запас давай! – Неслось по стене. Стрелы кончались быстро. Пока подавали колчаны, лучники выхватывали монгольские стрелы, торчащие в стене, и посылали обратно.
– Млять! – Вижу, что на Велесова накинулось сразу пятеро, а Илью уже не видать.
