Текст книги "Золушка Forewer (СИ)"

Автор книги: Владислав Григорьянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

   Я живо представил себе это, и мне стало плохо. Из всего, что было только что нанесено этим движущимся помелом, правдой было то, что она относилась ко мне точно так же, как к родной дочери. Дочь тоже существовала только для того, чтобы удовлетворять насущные потребности мамы. Иногда мне кажется, что когда насущной потребностью Варвары Сергеевны стало постоянное горе, дочка тут же слегла. И не встала. Это, конечно, кощунственная мысль, но почему-то Валентина совершенно не боролась за жизнь. Даже не пыталась. Угасла, как гаснут догорающие свечи...

   Подруга, которая зашла вслед за Варварой Сергеевной оказалась-таки преинтереснейшей особой. У нее было лицо прожженной авантюристки. Она была одета с вызовом, но ничего, кроме вызова в ее яркой кричащей одежде не было. Крупные черты лица, блуждающий, оценивающий взгляд. А глазки! Они-то ее и выдавали. Хитренькие, маленькие, глазки-щелочки. Зырк-зырк по углам, по лицу... За одни такие глазки надо голову сносить с плеч. Впрочем, в старину за такие глазки на костер тащили. Тоже метод. Ну что, мое отношение к этой особе стало ясным?

   – Павел Алексеевич... – коротко представился.

   – Марина Александровна Вторметова. Мой отец был крупным советским служащим, а его отец по материнской линии, мой дед, известный революционер, а потом функционер. Вот мой папа и взял такую фамилию-псевдоним.

   От этой трескотни я начал уставать. У меня появилось желание просто вытолкать всех дам за дверь, пока не появилась она... Она – это дочка Маришы, та самая, из-за которой заварилась вся эта каша. Я говорил уже вам, что у меня восхитительная зрительная память. Именно образная память, образное мышление – это мой конек, я ведь и спектакль ставлю, как череду образов, где каждая сцена должна точно переходить с последующий образ, без резких изменений.

   Так вот, это была та самая женщина. Ну, вы понимаете меня? Нет? Зачем тогда было столько рассказывать все это? Помните, я ехал на встречу со спонсором, а дорогу переходила молодая дамочка, сейчас, я вспомню, как это было...

   Но тут машина внезапно резко тормознула. Ничего вроде бы необычного, пропускаем пешеходов по пешеходному переходу, но я успел заметить совершенно особенный взгляд водителя. В такие секунды его грубое, вытесанное из песчаника лицо становится абсолютно мертвым и иссиня-бледным, так, как будто вся кровь ринулась в самый низ живота, и на черепушку ни кровинки уже не осталось. Если Витя ТАК скашивает глаза, аккуратно, чтобы я не заметил, но смотрит при этом, не отрываясь, значит там что-то действительно стоящее!

   Этим действительно стоящим оказалась действительно роскошная девица в облегающем платье песочного цвета, с такими выразительными формами и такими точеными ножками, что просто дух захватило! Стук! Каблучок, тонкая длиннющая шпилька прошпилил еще одну полоску пешеходного перехода! Кватч! Рука чуть отводит сумочку, делается замах и тело чуть-чуть наклоняется вперед, грудь чуть-чуть отвисает, остается какое-то жалкое мгновение до следующего шага! Оппаньки – пошло движение второй рукой, ах, как этот каблучок наступает на зебру моего окровавленного сердца! От захвата духа мое дыхание тоже сперло, и мне даже показалось, что без реанимации не обойтись. И как же Витя будет крутить баранку, если у него там твориться что-то наподобие как у меня? Ась?

   И вот теперь эта девица, которая прошпиливала мостовую нашего города, теперь она в моей квартире. О чем там я мечтал? Посмотрим... Говорят, путь на сцену лежит через постель режиссера... Не пробовал такого, но почему бы и не попробовать хоть один раз пропустить на сцену кого-то таким вот образом. Не знаю, был ли у меня такой вот глупый вид, но, наверное, был. Потому что девушка очень мило улыбнулась и сказала:

   – Здравствуйте, Павел Алексеевич, меня зовут Мария.

   – Очень приятно, – промямлил я. А что, по-вашему, мог я сказать еще в этой преглупейшей ситуации? Что я видел ее, когда она переходила улицу дней десять назад? Так это же бред!

   А девушка была не просто хорошенькой, она была великолепной! Черты лица выраженные, резковаты, но не крупные. Крупными станут, когда она постареет, а сейчас получается такая жгучая красотка с чуть удлиненным лицом и острым подбородком, огромными зелеными глазами (слава Богу, что глазки не маменькины) и длинными ресницами. Наверняка, ресницы наклеила, но это ей идет, как идет и яркая боевая раскраска на лице. Редкий тип лица, которому идет любая косметика любых цветов и оттенков, и фигуры, которой идет любая одежда, а раздежда идет еще больше. Она обладательница густой роскошной гривы волос естественного темно-каштанового цвета. Никакой краситель не даст такой живой оттенок, в этом-то я разбираюсь! Интересно, какие у нее соски: маленькие, как пуговки, или большие, широкие, с кофейное блюдце? Грудь-то, грудь присутствует! И очень недурственная, судя по всему!

   – Ну что же, Машенька подаст вам чай, кофе, а мы пока что займемся с Марией... эээ...

   – Можно просто Марией.

   – Просто Мария уже была. Нет, так не пойдет. Давайте, привыкайте по имени-отчеству...

   – Мария Николаевна...

   – Итак вот, Мария Николаевна, прошу вас, пройдемте, займемся делом...

   – Дорогуша, ты все еще держишь эту странную девицу? Неужели ты не видишь, она не подходит к дому моей Валечки... Не будь таким упрямым. Скажи только и я найду тебе отличную домработницу. Кстати, у меня есть одна на примете... Моя хорошая подруга...

   – Спасибо, Варвара Сергеевна за работу, но ваши тревоги абсолютно беспочвенны. Машенька прекрасно справляется со своей работой. И у меня нет никаких причин менять обслуживающий персонал.

   Варвара Сергеевна получила отпор. Но я знал, что она еще вернется к этой теме. Если ей что-то втемяшится в голову, выбить это невозможно. Что же, пусть эту старую больную, вечно умирающую особу беспокоит еще одна проблема. Хоть в чем-то я могу оставаться самим собой, и я не позволю ей и сейчас контролировать каждый мой шаг. А ведь она стремится к одному – к тотальному контролю. Это подсознательно, пусть подсознательно, все равно не позволю! Но я представил, как мне почти ежедневно станут рассказывать о том, какая прекрасная кандидатура есть на Машенькино место – и мне опять стало не просто дурно, а совсем нехорошо...

   – Что с вами, Павел Алексеевич, может вам нехорошо? – зыркнула на меня и проворковала Мариша. Я тут же собрался. Не хватало еще расслабляться при посторонних настолько.

   – Все в порядке. Просто я не успел отдохнуть с дороги. А тут нас еще ночью в поезде атаковали.

   – Как это, расскажите!

   У меня появилась необходимая передышка. Я рассказал с подробностями историю ночной атаки, потом немного возмущался тем, что девица даже не попросила прощения за свою выходку, выслушал предположения причин происшествия, после чего был милостиво отпущен заниматься своими прямыми обязанностями.

   Глава восемнадцатая

   Испытание нервов

   Мы перешли в мой кабинет. Я так называю небольшую комнату в самой тишайшей глубине квартиры. Тут настолько спокойно: ее окна выходят во двор, а не на улицу, а двор у нас тихий, я бы сказал, патриархальный. Из самых крутых жильцов только я, да и то только потому, что эта квартира принадлежала когда-то Валентине. Я продал тогда свою квартиру, тут мы сделали хороший ремонт, а деньги я положил на депозит в ВТБ банке. Поему в ВТБ? Потому что он государственный, а я, по старой привычке, доверяю государственным банкам, а во-вторых потому что он имеет филиалы на Украине и мне очень удобно через него пересылать деньги своим родным. Раньше, когда существовала только система Money Gram, и перевод на Украину был возможен только в долларах и очень дорого стоил, я пользовался еврейским банком. Ну, есть такой, скажем, дядя Сема. Вы приходите к нему, отдаете ему, скажем, триста баксов, он делает звонок на Украину и в условленном месте какой-то, скажем, дядя Мойша отдает вашим родственникам эту самую сумму. Тут же вы говорите с родственниками по телефону, которые подтверждают, что сделка состоялась. Комиссионные дяди Семы не шли ни в какое сравнение с этими маниграммами. Ну а сейчас, когда можно за перевод заплатить полтора, максимум два процента, надобность в услугах дяди Семы отпала. Но кто знает, какие еще настанут времена, так что номер его телефона стараюсь не терять. Ах, да, я что-то от темы отвлекся.

   Мы прошли в кабинет. Как на мой вкус, Мария сильно перевиляла бедрами, но зрелище-то, зрелище! Можно простить ради самого зрелища некоторое отсутствие меры и вкуса. Если говорить честно, то меня именно чувство вкуса и точная работа теми же бедрами восхищает намного больше. Даже самая неприметная, на первый взгляд женщина, способна одним проходом сделать такое! Марии это и не снилось. Но какой природный материал! Как щедро одарила эту русскую женщину матушка Природа. Да уж... Надо присмотреться к ней получше... И не только сквозь линзы очков.

   Когда я принимаю гостей и просителей, я всегда надеваю эти очки с чуть затемненными линзами – они придают моему лицу многозначительность. Что же, теперь давай, будем посмотреть, что можно совершить...

   – Итак, Просто Мария, вы поступали?

   – Да, я попыталась в прошлом году, но благополучно провалилась. Теперь вот... И не знаю, какие у меня шансы в этом году...

   – Вы ходили к кому-нибудь, репетитору, например? Пение, актерское мастерство, танцы?

   – Вы знаете, мама считает, что у меня талант. И талант должен пробиться сам. Она не отказывается, конечно, помочь, но она... очень прижимистая... Она привела меня к вам только потому, что Варвара Сергеевна обещала, что нам это ничего не будет стоить...

   Хм... грубо, но откровенно, хотя прямолинейность это не самая лучшая черта для современной девушки.

   – Ну что же... Расскажите мне что-нибудь, например басню, например... Вы же учили какую-то басню (например про маму?)...

   – Вы только не подумайте, у меня очень, очень хорошая мама. И она обо мне заботится... только на свой манер. И из-за этого мне часто бывает за нее стыдно. Очень стыдно. Она считает, что я все должна добиваться сама, в смысле совершенно сама. Она мне так и сказала. Что если для карьеры я должна переспать с режиссером, то лучше это сделать сейчас, чем жалеть об утраченном шансе... Ой, извините, я вас совсем затараторила... Басню... Конечно же, я учила басню. Можно начинать?

   Я, измученный ее басней-импровизацией приготовился слушать классическую басню. Все, что мне предстояло решить в ближайшее время – была ли ее басня импровизацией или заранее заготовленным ходом. Если второе – то она великая актриса, если первое – то беспросветная дура. Впрочем, одно не исключает второго.

   Я устроился поудобнее в своем самом удобном рабочем кресле. Этот шедевр мне привезли из Закарпатья. Там есть один чудесный мастер. Он из дерева такое творит! При всей своей странности, при несимметричности, при какой-то навязчивой неуклюжести, это одно из самых удобных седалищ, которые только знал мой изнуренный творческими размышлениями организм.

   Девица стала в позу, преисполненную особой трагической неуклюжести. Так. Объяснить, что лучше картинно не ставать, поз не принимать и ни в коем случае не жеманиться. А, впрочем, у нее так мило получается. Хлопнув пару раз, наверное, для выразительности, ресницами, девица стала в позу и стала декламировать. И тут я понял, что все самое интересное только начинается.

   – Басня Александра Петровича Сумарокова

   (вот как?)

   – Ворона и Лиса

   (ух ты!)

   И птицы держатся людского ремесла.

Ворона сыру кус когда-то унесла

И на дуб села.

   (вместо на дуб посадил бы я тебя на... не-а, не в рифму получается)

Села,

Да только лишь еще ни крошечки не ела.

   Увидела Лиса во рту у ней кусок

(ого как!)

   И думает она: "Я дам Вороне сок!

Хотя туда не вспряну,

Кусочек этот я достану,

Дуб сколько ни высок".

(грустное зрелище)

   "Здорово, – говорит Лисица, –

Дружок, Воронушка, названая сестрица!

Прекрасная ты птица!

Какие ноженьки, какой носок,

(ноженьки это да, носок тоже да, но вот перси – да, да, да!!!)

   И можно то сказать тебе без лицемерья,

Что паче всех ты мер, мой светик, хороша!

И попугай ничто перед тобой, душа,

Прекраснее стократ твои павлиньих перья!"

(Нелестны похвалы приятно нам терпеть).

"О, если бы еще умела ты и петь,

Так не было б тебе подобной птицы в мире!"

Ворона горлышко разинула пошире,

(а что, давай, разевай)

   Чтоб быти соловьем,

"А сыру, – думает, – и после я поем.

В сию минуту мне здесь дело не о пире!"

Разинула уста

И дождалась поста.

   (не, это уже не пист, это уже махонький пистець)

Чуть видит лишь конец Лисицына хвоста.

Хотела петь, не пела,

Хотела есть, не ела.

Причина та тому, что сыру больше нет.

Сыр выпал из роту, – Лисице на обед.

   (оппаньки!)

   Я сидел и слушал, открыв рот в буквальном значении этого слова. И откуда в ней столько нахальства? Выбрать не известную басню Крылова, а менее известную басню Сумарокова. И зачем? Чтобы выделиться? Чтобы блеснуть интеллектом, проявить оригинальность? Но зачем? Это же очевидная глупость, это проигрыш. Сама по себе басня Сумарокова воспринимается хуже, тяжелее, она более грубая, она тебе не идет... А она становится в красивую позу и продолжает декламировать. Абсолютно зряшнее дело.

   – Это хорошо. Понятно. Что-то еще? Давай лирику. Что-то прочитаешь?

   – Владимир Маяковский. «А знаете?»

   Господи! Лучше бы она это не делала. Я тут же узнал руку Варвары Сергеевны.

   Послушайте!

   Ведь, если звезды зажигают

   Значит это кому-нибудь нужно

   Значит кто-то хочет, чтобы они были

   Значит кто-то называет это плевочки жемчужиной

   Взять мое любимое стихотворение и так испохабить его своим бездарным чтением. Говорят, что чтение – лучшее учение... В этом случае не проходит. И что у нас дальше. Господи! Как прекратить эту пытку?

   И, надрываясь

   в метелях полуденной пыли,

   врывается к богу,

   боится, что опоздал,

   плачет,

   целует ему жилистую руку,

   просит-

   чтоб обязательно была звезда!

   клянется

   не перенесёт эту беззвездную муку!

   Стоп... А дать хоть немного выражения в голосе! Ну хоть чуть-чуть муки! А? Что же ты такие стихи читаешь точно так же, как читают утреннюю газету или журнал «Натали»? Нет, остановить ее, остановить. Стоп! Остановись сам. Наслаждайся... Давай, сделаем так, сейчас дадим ей прочитать какую-то прозу, а потом уже будем думать, как ей объяснить, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ага... сосредоточиться на ее теле... точно, это должно помочь... отвлечься... Я должен отвлечься и расслабиться. Правильное решение! Расслабиться.

   Значит это необходимо,

   чтобы каждый вечер

   над крышами

   загоралась хоть одна звезда?!

   – Ну и как у меня получается?

   Она смотрит на меня абсолютно тупыми коровьими глазами, в которых начинают собираться слезинки. Что же, кто тебе Тяни-Толкай, чтобы сюда волочить? Могла бы хоть секунду паузу выдержать между стихотворением и вопросом. Ну ладно, в театральную школу не ходила, в самодеятельности не участвовала, ну так фильм «Театр» видела? Если берешь паузу, так бери – и тяни ее, пока есть силы. Но еще хуже чем недотянуть паузу, не взять паузу вообще. Это уже говорит об отсутствии не профессионализма, нет, профессии можно научить, а об отсутствии таланта. Если нет чутья на такие вещи, то откуда его взять? Чутью-то не научишь.

   – Милочка, давайте еще кусочек драматического произведения. После этого я скажу вам все, хочу составить целостную картину, чтобы мозаика уже сложилась...

   Ага, только я бы эту мозаику начал бы складывать от пупка, потом передвинулся бы к ложбинке между грудями. Интересно, это пятый размер или... Наверное, все-таки ИЛИ... Даю свой голос за четвертый. А при таких делах... кстати, что это она читает? Монолог Дуси из «Беспредельницы», можно и так считать. Не знаю, что это за монолог, но читает она его намного хуже, чем даже Доронина читала свой знаменитый монолог о любви к театру. Вообще, я считал, что хуже Дорониной не бывает, оказалось, еще как бывает... Главное, профессионально к этому подойти.

   – Ну что же, деточка, думаю, мне все ясно... Мы можем вернуться к нашим милым бабушкам, чтобы я не повторял все дважды. Вы не возражаете?

   По Ее лицу было видно, что она возражает. Вот дурочка, она что, рассчитывает, что может меня соблазнить прямо тут, когда Варвара Сергеевна на стороже и не допустит никакого блядства и разврата? То-то и оно. Вот что значит недостаточный жизненный опыт.

   Глава девятнадцатая

   Избиение младенцев

   Итак, исходная диспозиция: моя гостиная, круглая лампа под абажуром, предмет антиквариата, круглый деревянный стол – современная румынская мебель, сделанная под старину, большое зеркало на половину стены, мне эта вещь нравится, она запутывает пространство в комнате и делает его многомерным, не в пример обычной гостиной. Нет, нет, с воландовой гостиной из «Мастера и Маргариты» никаких ассоциаций. Просто мне нравится, когда мир вокруг получается не настолько одномерным, как кажется с первого взгляда. Обои в гостиную выбирал сам. Они должны были стилизованны под старину. Не чисто старинного образца, а именно стилизованы. Это очень тонкая грань между истинно стариной и подделкой под старину. Стилизация – это передача атмосферы старины, но совершенно новыми материалами и технологиями. Глупо в современном мире использовать бумажные обои позапрошлого века, как вам кажется? Ну, ладно. За столом, на котором устроились вазочки со сладостями и чайник чая, восседают две дамы – Варвара Сергеевна и Мариина мама, как там ее, Мариша? Маргоше? Маргаритка? Вот, что-то в этих созвучных именах можно как в трех соснах заблудиться. Машенька как раз принесла очередную вазочку с домашним печеньем, которое ей удается особенно хорошо, как раз это печенье моя самая большая слабость. Мы входим с Марией как раз тогда, когда дамы практически одновременно потянулись в моему печенью. Как мы вошли, мне сразу же показалось, что между Варварой Сергеевной и ее подругой пробежала какая-то кошка. Если использовать метод реконструкции, то я даже могу себе представить, что произошло в гостиной за мое отсутствие, тем более, что потом мне помогли восстановить хронологию этих событий и я оказался достаточно точен. Осталось внести мелкие коррективы, после чего все стало на свои места.

   Варвара Сергеевна сидела за столом, угощая Маришу только заваренным чаем. Машенька как раз принесла чайник. Варвара Сергеевна посмотрела на мою домработницу со всем возможным молчаливым осуждением.

   – Маргоша, если бы ты знала, сколько пустопорожних девиц крутятся около моего Пашеньки. Он ведь такой наивный и такой беспомощный. Мне приходится прикладывать особые усилия, чтобы не дать какой-то проворной стерве окрутить моего зятя.

   Говорилось это громко, и явно в пику Машеньке, которая быстро убирала со стола крошки, которые в удивительном количестве скопились около Маргоши.

   – Как я вас понимаю, дорогуша. Вы столько сил вложили в то, чтобы ваш зять стал тем, кем он стал...

   Маргоша стала помешивать сахар в чашке чая, надкусила небольшой слоеный пирожок, который тут же мелкими крошками брызнул на стол. Машенька вздохнула, смела и эти крошки и пошла за пирожными в полной уверенности, что вскоре и они окажутся сметенными со стола. При всей своей болезненности и почти умирающем виде с аппетитом у Варвары Сергеевны было все в полном порядке. Она уничтожала продуктов за один присест почти столько же, сколько и я, а частенько и поболе, нежели я.

   – Я говорила зятю еще месяц-полтора назад, зачем ты обращался в кадровое агентство, я тебе подберу прекрасную домохозяйку. И, конечно же, ровно через три дня я отобрала нужную кандидатуру. Прекрасная женщина, умница. А как умеет готовить! Я попросила ее приготовить для моих друзей небольшой ужин, в качестве испытания, ну, вы меня понимаете... Это было великолепно! Двоюродная сестра моей прекрасной подруги, за полтора года проработала в двух семьях. И каких! Пятьдесят семь лет! Аккуратистка, умничка, скромница... Ну, вы меня понимаете, главное – это возраст! Звоню драгоценному зятю. А он дает мне от ворот поворот. Ему уже рекомендовали! И кто? Я не знаю! Если бы я знала, кто ему порекомендовал эту молоденькую курицу, я бы сразу ему перезвонила и устроила бы! Можете мне поверить, что-что, а разборки по-питерски я устраивать умею!

   – Очень правильное решение. Вы не должны отступать с выбранных позиций. Главное – это держать свое мнение и не только держать, а активно его продвигать. Вот...

   Интересно, поняла ли Маргоша, что она сейчас сказала, но общий смысл ее речи, как и неодобрительный взгляд, брошенный на вошедшую с новыми печенюшечками Машеньку, говорили сами за себя. Варвара Сергеевна чуть привстала, перегнулась через стол и громким шепотом, так, чтобы Машеньке было хорошо слышно, произнесла:

   – Я очень переживаю за то, чтобы какая-то молодая прошмандовка не окрутила моего Пашеньку. А когда они крутятся так близко, мне приходится постоянно напоминать ему о сыновнем долге.

   Произнеся последнюю фразу, Варвара Сергеевна с чувством выполненного долга уселась на свое коронное место. Надо сказать, что в моей гостиной Варвара Сергеевна строго занимала любимое место моей Валюши. И никому не позволяет его занимать, даже мне. До скандала не доходит, но выглядит довольно глупо. Тем не менее, подобная демонстрация продолжается из визита в визит. И конца-краю этому не видно.

   Тут дамы взяли знаменитую мхатовскую паузу и начали усиленно хрустеть печеньями, в результате чего количество крошек около Маргоши начало расти с ужасающей скоростью. Если Варвара Сергеевна обладала все-таки хорошим набором манер, то ее «старинная» подруга Маргоша таковыми не обладала в принципе. Ей манеры не снились. Она была петроградкой в первом поколении, лимитчицей, скорее всего. А ее дочка – просто цветком нежданным, не выхоленным, не выпестованным, и, я надеюсь, не опыленным...

   – Скажите, Варвара Сергеевна, вы искали зятю подругу, способную заменить ему Валечку, я понимаю, что это в принципе невозможно, но пока что у вас есть время воспитать из любой женщины...

   – Маргоша, дорогуша, поймите меня правильно. Пока у Пашеньки есть я, ему не о чем беспокоиться. Я, конечно, живу отдельно, болею, очень часто нахожусь при смерти. Но Бог милует, и я снова встаю на ноги. И иду... Конечно, я не исключаю такой ситуации, что мне станет совсем плохо и Пашенька вынужден будет забрать меня к себе. Тем более я хочу, чтобы тут находилась опытная домохозяйка, которая обеспечит мне надлежащий уход и комфорт.

   – Как далеко вы смотрите в будущее. Я уверена, что вы еще очень долго будете полны сил и энергии...

   – Спасибо, дорогуша за такие приятные слова. В последнее время меня стали беспокоить колющие боли в правом боку, может быть, это уже рак ободочной кишки, кто знает? На следующей недели я записалась на прием к лучшему частному онкологу города. Надеюсь, он скажет мне правду.

   – Ой, Варвара Сергеевна, что вы!

   – Да, да, дорогуша, но это меня не страшит. Сознание того, что скоро я соединюсь со своей любимой Валюшей...

   И тут Варвара Сергеевна начинает протирать глаза платком, в ожидании того, что ее будут мужественно и долго утешать. Но тут Машенька приносит свои фирменные тортики, Маргоша тут же цепляет с подноса добрый пяток и ей становится как-то не до утешений. Кивком головы она подсказывает Машеньке, что чай уже как остыл, что пора бы и заменить чайник на более крепкий и горячий. Машенька спокойно выносит остывший чайник, а через две минуты возвращается с закипевшим. Маргоша продолжает мужественно уничтожать тортики, что у Варвары Сергеевны начинает вызывать немного отрицательных эмоций. Знаете, как бывает: не доласкаешь суку, она тебя и кусит.

   И тут Маргоша делает последнюю ошибку резидента. Она начинает говорить с чуть набитым ртом, но смысл ее слов доходит до Варвары Сергеевны более чем отчетливо.

   – Я фот фтитаю, фо моя Мафенька фыла бы фашему Пафеньке фекрасной парой...

   – Что вы сказали, милочка? – выцедила из себя Варвара Сергеевна самым ледяным тоном, на который только была способна. От такого душа Маргоша чуть не подавилась куском торта, начала кашлять, но откашлялась, выпучив глаза, переводя дух, она продолжала себя топить, развивая мысль, думая (вот уж действительно, подумала бы, если бы было чем), что ее подруга не расслышала ее мысль.

   – Моя Мария великолепная пара была бы нашему (НАШЕМУ!!!) Пашеньке (при этих словах в глазах Варвары Сергеевны заиграли ярко-красные огоньки). Она красивая, видная девушка. Не глупа. Я, самое главное, она очень преданная и верная, не ровня этой нынешней молодежи. Можете мне поверить, у нее мое воспитание (Варвара Сергеевна поморщилась, как от открытой бочки с аммиаком)! Она может стать настоящей музой нашему Пашеньке! Вдохновить его, дать ему толчок для каких-то новых творческих идей и замыслов. У нее ведь талант. Она станет лучшей актрисой его театра. Уверяю вас!

   – Милочка, а какая ваша Мария хозяйка?... (эта фраза сопровождется резким стуком костяшками пальцев по столешнице).

   – Ну, знаете, Варвара Сергеевна, я буду с вами откровенна. В основном я уделяла внимание духовному воспитанию своей любимой доченьки. Мы слишком рано остались без отца, но я постаралась обеспечить Марии все, что только мне позволяли скромные средства. Вы знаете, когда Машеньке было шесть лет, я читала ей на ночь Достоевского. (На этой фразе Варвару Сергеевну немного передергивает от чувства то ли отвращения, то л недоумения, то ли от обоих чувств одновременно). Она не слишком хорошо готовит, но это и не нужно. Вы ведь не собираетесь отказываться от домработницы, в крайнем случае, я сама могу ее заменить. Для меня главное – счастье наших детей.

   Тут Варвара Сергеевна поняла, что с подругой она ошиблась. Ее явно из раскладов жизни на будущее вычеркивали. Мы тут Пашеньку обработаем, а ты катись в дом престарелых. Ничего себе перспективка!

   – И вы считаете, что ваша дочка будет отличной парой Моему Пашеньке?

   – Варвара Сергеевна, а разве может быть иначе? Мы должны приложить все силы...

   – Милочка моя...

   Варвара Сергеевна призвала все силы, чтобы говорить более-менее спокойно.

   – От таких, как ваша дочка Пашеньку надо охранять в первую очередь. Ему нужна жена, а не карьеристка, которая будет на его горбу наживать себе успех и поклонников. И рано или поздно бросит нас...

   – Варвара Сергеевна, как вы можете, моя Мария не такая...

   – Извините, но на деву Марию она не похожа. Вы, несомненно, дали дочери лучшее, что есть у вас, но взяла ли она это лучшее, вот в чем вопрос?

   – Ну, извините, Варвара Сергеевна... это уже даже оскорбительно, я вам должна так заявить...

   – А не извиню...

   Между дамами начинался открытый конфликт, но тут вошли мы с Марией в сопровождении Машеньки, которая несла свежесваренный кофе. Это явление ненадолго начало открытого конфликта отложило. Варвара Сергеевна уставилась на Марию с открытой неприязнью, Маргоша же – с явным обожанием.

   – Ну что, Павел Алексеевич, скажите, каков ваш вердикт? – расщебеталась неожиданно тонким голоском Маргоша.

   – Мой вердикт? А не выпить ли мне сначала кофейку? А потом и за вердикт можно приниматься. Не правда ли, Варвара Сергеевна?

   – Как тебе угодно, дорогуша... – теща применила свой самый доверительный тон, и, как всегда, сфальшивила.

   Я расположился в своем кресле и стал потягивать кофе, мгновенно налитое Машенькой. Вместо сахара мне бросили в чашку две таблетки цикламата. Помешивая кофе, я имел возможность трезво взвесить ситуацию. Варвара Сергеевна впервые не торопила меня, а это уже было знаком. Если бы я сейчас смешал Марию с грязью, мне кажется, Варвара Сергеевна испытала бы истинное наслаждение. Следовательно, следуя правилам партизанской борьбы подкаблучника с каблуками, следует отозваться о Марии несколько одобрительно. Но только не перегнуть бы палку... Или перегнуть? Аааа... Давай, рискну!

   – Могу сказать, что у Марии определенно есть данные для сцены.

   Маргоша при этих словах посветлела, Варвара Сергеевна тут же насупилась.

   – Так же могу определенно сказать, что в данный момент к поступлению в любое театральное училище Мария не готова. А одними природными данными дорогу себе не проложишь.

   Варвара Сергеевна сразу же воспрянула духом и даже распрямилась на своем любимом стуле. Маргоша сразу же осунулась, а в ее злом, метнувшемся ко мне взгляде прочиталось: еще как проложим себе дорогу.

   – С другой стороны, если Марии начать заниматься с толковыми учителями, она вполне может... да...

   – Знаете, мы не настолько богаты, чтобы позволить себе...

   – Я еще не договорил.

   Я резко обрываю Маргошу. Во-первых, терпеть не могу фальшивой лжи. Во-вторых, если пришли ко мне, извольте меня слушать или убирайтесь вон!

   – Если вы не можете позволить себе учителей, надо искать другие пути на сцену. Например, можно начать набираться уму-разуму в качестве гримера, ассистента и так далее, в таком случае вы и в театральный мир проникаете, и опыта набираетесь. А этот опыт потом становится просто неоценимым при поступлении. Вы согласны?

   Маргоша сумрачно кивнула головой.

   – Пока что я не могу ничего вам обещать. Мне нужно подумать. Возможно, я что-то придумаю. Давайте сделаем так: вы оставите свой телефон, а я перезвоню вам, как только что-то у меня проясниться по вашему вопросу.

   – Пашенька, думаю, целесообразнее будет сделать так: вы перезвоните мне, а я уже лично перезвоню моей лучшей подруге. И поставлю ее в известность.

   Варвара Сергеевна уже полностью пришла в себя и почувствовала, что может по-прежнему контролировать ситуацию. Ну что же, зачем мне лишать ее этой иллюзии. Впрочем, не сыграть ли мне в рулетку? В своеобразную рулетку. Если сможет как-то со мной Мария сама по себе связаться – что-то для нее придумаю. А если нет, то через Варвару Сергеевну откажу. А что? Тоже вариант.

   – Ну что же, Варвара Сергеевна, на том и порешили. А теперь прошу простить меня, мне надо отдохнуть. Пора собираться в театр.

   – Павел Алексеевич, вы слишком много работаете, все-таки только с колес...

   Не обращая внимание на лепетание Маргоши я вышел из гостиной, оставив дамам возможность разобраться между собой без моего присутствия. Через несколько минут дверь хлопнула, а я припал к стеклу, мне было интересно, как будут развиваться события дальше... Впрочем, что за глупое детское любопытство?