355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Чистяков » Несносная Херктерент (СИ) » Текст книги (страница 22)
Несносная Херктерент (СИ)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 13:36

Текст книги "Несносная Херктерент (СИ)"


Автор книги: Владимир Чистяков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– С формальной точки зрения, нет. По статуту этого знака, разрешено его ношение на оружии. К тому же, знак этот у меня ещё с курсантских лет.

– А что это за "Тур" такой, я что-то про такой завод не слышала.

– Да есть в Приморье такой – Херту принадлежит. Специализируется на спортивных пистолетах, да на всяких чудных стволах для любителей больших пушек. А ты, насколько я помню, гражданским и спортивным оружием никогда не интересовалась. Этот-то "Зубр-120" – почти стандартная модель из каталога. Для любителей извращений есть "Зубр-240", тоже с пристежной кобурой, но со стволом чуть ли не в метр и оптическим прицелом. На заказ могут откидной штык поставить. Иногда штыки к пистолетам бойцы штурмовых групп приделывали в ту войну. Но это тогда, а сейчас... Зачем этот охотничий пистолет нужен – ума не приложу.

– Мне на совершеннолетие подарить.

– Я тебе как-нибудь их каталог пришлю, может, ещё что присмотришь. К примеру, пистолет в зонтике.

– А я зонтиками не пользуюсь!

Сордар пристегивает кобуру, и, уперев в плечо, четырьмя очередями расстреливает обойму по кустам. Падают срезанные ветки.

– Ух ты! Здорово!

– Ты и в самом деле думаешь, что "Зубр" очень хорошее оружие?

– Ну да. Мечта просто.

– Тогда, почему оно на вооружении не состоит?

– Ну... Э-э-э... Дорогое, наверное?

–Это тоже. Но главное – излишне мощное, громоздкое и в бою практически не применимое.

– Но ты же с ним ходишь.

– Хожу. Я и кортик ношу, но это не значит, что ими пользуюсь; это символы моего статуса, как офицера. Это я стрельбой увлекаюсь, а многие из пистолета стреляли только на сдаче нормативов в училище.

– Ты хочешь сказать, что и в морских десантных отрядах тоже стрелять не умеют?

– Вот уж не думал, что ты настолько сообразительна. Десантники, разумеется, стрелять умеют отлично. Но и для них пистолет не более, чем вспомогательное оружие.

Марина недоверчиво посмотрела на пистолет.

– Такие громадные стволы пользуются спросом у богатеньких бездельников, демонстрирующих свою значимость с помощью папенькиных денег, дорогих шмоток и престижных машин. Таким и стволы или клинки тоже нужны самые лучшие. Вроде как я весь такой особенный, престижный, модный и современный. Весь мир мне должен.

– Но ты же не такой!

Адмирал щелкнул сестру по носу.

– По происхождению я самый что ни на есть такой, и ты, и Софи. И народ, особенно сейчас, таких богатеньких бездельников не очень любит. А они своим поведением зачастую провоцируют...

– Что именно?

– Да так, ничего хорошего. – буркнул адмирал и замолчал.

Марина поняла, что Сордар сказал что-то, чего не должен был говорить.

– Всё-таки, зачем тебе такой пистолет, раз он не боевой вовсе?

– Да так, просто я пострелять люблю.– сказал адмирал с такой интонацией, что Марина, кажется, поняла, почему мама, будучи в благодушном настроении, как-то раз назвала Сордара "огромным ребенком".

Потрескивает огонь, Марина ворошит палкой угли.

– Ты думаешь, линкоры уйдут?

– Да. И довольно скоро. На морях начнется новая эпоха, где не будет места закованным в броню колоссам.

Парус верой и правдой служил людям тысячи лет– и всего за сто практически сошел на нет.

Гиганты уже сейчас могут вести бой, даже не видя противника. Дистанции боя всё растут.

– Ты думаешь, самолёты?

– Думаю, не только они. Что будет, если бомбой весом в несколько сот кило станет возможно управлять?

– Ничего хорошего, для тех, в кого она попадёт.

– Ты неисправима... И как почти всегда, права. Управляемые бомбы уже делают. Они пока не совершенны, но это только пока...

То же и с самолётами. Скорости машин непрерывно растут, если удастся довести до ума реактивные двигатели – то скорости вырастут на порядок. Тогда и тактика боя, и всё, что хочешь, изменится. Бывшие повелители морей, в лучшем случае, останутся в роли огромных кораблей поддержки десанта.

– И думаешь, скоро будут такие времена?

– Такие какие?

– Ну... Такие... Практически без наших любимых тяжелых артиллерийских кораблей.

– Думаю, меня к тому времени ещё не успеют списать на берег.

– Не понимаю, почему миррены так помешены на национальном вопросе и чистоте крови? Империя должна быть плавильным котлом, где все народы постепенно сплавляются в один новый. Национальность не должна служить препятствием человеку. К примеру, Марина, ты не забыла, что я ни разу не грэд?

– Как так? – национальный вопрос – один из немногих, совершенно не интересовавший Марину. Она одинаково успешно дралась с приморскими, северными, центральноравнинными, южными и окраинными, попадало от неё и немногочисленным мирренам и представителям других национальностей. Различий Марина не делает, её занимает процесс, а не результат. И тем более, её не волнует цвет кожи или разрез глаз противника.

– А вот так. Отец у нас "пришедший"

– Русский...

– Ну, пусть так, а мама у меня была мирренка. Я даже заговорил впервые на этом языке. Но рос и воспитывался среди грэдов, и стал им, хотя и по-мирренски говорю великолепно. Кстати, глянь вот одну забавную книжечку. Особенно на девятнадцатой странице.

На обложке красной книжечки надпись золотом по-мирренски "Придворный календарь".

На искомой странице– фото Сордара с подписью "Его императорское высочество принц крови. Кавалер орденов: Мирренских: Тима I большой звезды с бриллиантами, Большой офицерской звезды, Горного льва 2, 3 и 4-й степени, Великомучеников 3 и 4-й степени; Иностранных: грэдских:" и список на десяток названий, прекрасно известных Марине. После перечисления орденов раздел "имеет; Портрет Его Величества Тима IV украшенный бриллиантами, Коронационный знак, вензелевый знак в память 1000-летия столицы".

– Заметь, календарь этого года. Мне придворные мирренские календари присылают, начиная с совершеннолетия. Даже в прошлом прислали, и в этом не забыли, через нейтралов передали.

– Когда же ты успел столько их орденов получить? Первый даже раньше всех наших...

– Когда в кругосветку ходил.

– Меня бы туда...

– Тебя? Только бунта на корабле, пиратского флага и твоей физиономии с ножом в зубах нам для полного счастья и не хватало.

– Сордар, в отличие от сверстников, я не очень люблю романы про пиратов.

– Угу. А кто фехтовать абордажной саблей учился? И абордажный топор из дворцового музея уволок.

Марина безуспешно попыталась притвориться, что выражение "абордажная сабля" слышит впервые в жизни. Сордар, как ни в чем не бывало, продолжил:

– У мирренов порт один землетрясением разрушило. А мы недалеко были. Приняли участие в спасательных работах. Не то что бы наш вклад был особенно велик; на день раньше туда пришли мирренские броненосцы. Тогда трех лет ещё с Войны не прошло, раны толком не затянулись, и наше участие в спасательных работах в пропагандистских целях использовали по полной. К тому же, я ещё там засветился. Меня кто-то заснял с вытащенной из-под развалин женщиной на руках. К несчастью, красивой. Кстати, я хоть и работал на разборе завалов, ту женщину вовсе не вытаскивал. Меня просто попросили отнести её в лазарет. Попросили пожарные из местных, работавшие на разборе завалов с первых часов... Они очень много повидали за эти дни. Им плевать, кто был перед ними, встреться им император – он потом туда приехал, – и его бы заставили раненых таскать. Собак там ещё видел... Горных, вроде Тайфуна – людей под лавинами ищут. Тут тоже они пригодились...

Снимок попал сразу в несколько газет. Фотографа, я бы убил, доведись встретиться. "Принц-герой" и тому подобная чушь. Кое-кто из писак даже мое происхождение вспомнил, что в свете широко пропагандируемой у них тогда "Теории крови народа" грозило минимум крупным международным скандалом. Письма от дур, дурочек и дурищ всех возрастов. Короче, парусник потом месяц у них стоял, пока героев, причем и их, и нас вместе в столице чествовали. Офицеров наградили орденами, матросы получили специально учрежденную медаль. Меня несколько раз принимал император. Даже фото есть: Тим IV в кругу родных. Я там тоже присутствую. Очень просили для съемки одеться в форму полка, шефом которого когда-то была мама. Даже форму нужного размера в подарок прислали, подарочек от имени императора был, так что отказаться принять я не мог. Это было бы неслыханное нарушение этикета. Да ещё посол наш постоянно советовал, кому и что говорить, на каких мероприятиях бывать, а какие избегать. Я, признаться, далеко не всегда его советам следовал. Отец меня в итоге чуть под арест не посадил, и был бы прав, пожалуй. Но обошлось – наверное, донесли, что я исключительно по-грэдски разговаривал. И делал вид, что по-мирренски не понимаю. Даже от звания шефа какого-то полка крепостной артиллерии отказался.

Ну, а второй орден я получил скучно. У мирренов традиция – при восшествии на престол император награждает следующим по старшинству орденом всех членов императорского дома, находящихся на военной службе. Вот меня в посольство и пригласили в год коронации нынешнего Тима. Ты знаешь, поговорка о бесполезной трате времени "разводить мирренские церемонии" очень даже справедлива. Я идти не хотел, но из МИДв сказали: "Надо!". Остальные ордена тоже получал к каким-то датам. Даже среди самих мирренов многие говорят: "Одна из самых нелепых вещей в стране – наградная система". Я в этом с ними вполне согласен – у меня, человека, чьи корабли нанесли приличный ущерб мирренскому флоту и ещё больший – их торговле, мирренских орденов больше, чем у многих мирренских адмиралов.

– А портретик с бриллиантами какое отношение к этой системе имеет? Или тоже к дате получен?

Адмирал усмехнулся.

– Именно. Причем к самой важной в моей жизни дате, имевшей место почти сорок лет назад.

Марина с усмешкой вытаращивает глаза:

– Что же такого важного ты совершил в возрасте нескольких месяцев? Змеюк в колыбели, что ль, придушил? И кто же их на тебя послать сподобился?

– Шуточки у тебя, Марина...

Она самодовольно кивает.

– Никаких змей я не душил. Просто, – что-то изменилось в лице грозного адмирала, – такой портрет – обязательный подарок их императора любой принцессе их дома при рождении первенца-сына. Мама никогда не прятала этот портрет, он стоял в её спальне, а отец терпеть его не мог. Когда она умерла, я забрал портрет себе. Толком даже не знал, кто там изображен, но слишком уж эта вещь у меня с мамой ассоциировалась. Отцу не нравилось, когда он видел этот портрет уже у меня. Думал невесть что, а на деле, до изображенного, тем более до камушков, мне никакого дела не было. Просто память о ней.

– А сейчас тот портрет где? – негромко спрашивает Марина. Не ладя, и не особенно стремясь ладить с матерью, в глубине души завидует тем, у кого в этом плане всё хорошо.

– Несколько лет назад сдал на хранение в алмазный фонд. Я редко бываю в столице, а стопроцентно надежных сейфов не бывает.

Марина промолчала. Она видела на старых фото невысокую и всю какую-то бесцветную женщину рядом с отцом. Мама Сордара одевалась подчеркнуто скромно. Вела очень тихую жизнь. Ничем она не напоминает яркую Кэретту. Но женщина с фотографий была мамой Сордара. И он её любил тогда, и любит сейчас. А вот Марину мама совсем не любит.

– Слушай, а зачем тебе вообще этот "Придворный календарь" понадобился?

– Да так, вспомнил просто, что ты любишь всякие странные сувениры.

– Да слышал я, как тебя за мирренку приняли, и побить хотели.

Ответная ухмылка Марины просто светится самодовольством.

– Ух, и показала же я им... Только понять не могу, что они во мне мирренского нашли?

Теперь усмехается Сордар:

– С трёх раз догадайся: кто сейчас самая известная мирренка?

Марина пожимает плечами:

– Императрица, наверное.

– Правильно. А она черноволосая, и любит короткие стрижки. Вот тебя и приняли из-за единственного похожего признака. Кстати, черноволосых среди мирренов не больше, чем среди грэдов. Как раса-то мы одно. Сама же знаешь – принадлежность к разным расам не признак принадлежности к разным народам. А у мирренов ещё в прошлом веке, принадлежащих к другой расе чуть ли не за другой биологический вид считали.

– Да знаю я это всё! У нас на юге вон как народ перемешан. Не будь Соньки, первой школьной красоткой бы точно южанка считалась. Совсем чёрная!

– Тима бы инфаркт бы хватил, узнай он, что его дочь с уроженцами колоний общается.

– Да помню я её! Вся она какая-то....,– Марина щёлкает пальцами, пытаясь подобрать нужное слово,– о, вспомнила – в школе про таких говорят "тормознутая".

– "Тормознутая", неплохое словечко, надо запомнить... А если серьёзно, будь я мирренским императором – поостерёгся бы на её матери жениться...

Марина смеётся.

– Сордар – мирренский император! Ха-ха!

– А что, – гигант важно задирает подбородок,– Его Величество Сордар VIII...

– Или IX. Точно, претендент, даже от принятого Династией счёта отделаться не можешь! По мне, так императором любой быть достоин, кто сумел до трона добраться, и на нём усидеть. Права на престол – так, глупости для слабаков. Как там, в старину говорили: "Солдат! Как следует посмотри в своём мешке! Может, там императорский перстень лежит!" Наш отец убедился, что поговорка – правдива. Да и мирренский Сордар IV, похоже, считал так же. Всё-таки правил семнадцать лет, и довольно неплохо.

– Ты права, как обычно, легетимистам повезло, что у него детей не было, а родню покойного императора он перерезать не догадался. Хотя легенд о том, как сторонники Династии отравили сына Сордара, или что после его смерти в Высокой башне Чёрного замка заточили его дочь, более чем изрядно гуляет.

Над новым императором многие смеялись – выбили коронационную медаль, а на ней – цифра "18" вместо единицы. Мол, с чего это коронация только на восемнадцатом году правления? А он сам распорядился эту цифру выбить. Хотя, ума хватило продолжать прежнюю политику, никого не преследовать, иначе бы не миновать гражданской войны, а то и смены Династии. Прямо скажем, отдаленный предок матери первые лет десять сидел весьма и весьма непрочно. Сордара IV, хотя и считают узурпатором, всё -таки обычно пишут ненаследным принцем.

– Слушай, ты так и недорассказал, почему Тиму не следовало жениться? Ведь императрица довольно красива....

– Так император не только о красоте избранницы должен думать...

– Хм, а о чём ещё? У нас-то император, в принципе, жениться может на ком хочет. Ну, или замуж выйти... Как Дины, хотя они императорами и не были.

– У мирренов не так: невеста должна происходить из соответствующего по происхождению рода. Будь у нас так – невесту император мог бы выбирать только среди представительниц Древних Великих Домов.

– Так ведь обычно и бывает...

– На деле. А не на бумаге. У мирренов даже термин есть такой – неравнородный брак.

– Глупость какая-то!

– Не скажи, законы просто так не возникают. У мирренов тоже, знаешь ли, были свои Войны Династий. Тоже жестокие. Вот после них и появились такие законы...

Император, что у нас, что у мирренов, вступая в брак, должен думать о появлении здоровых детей. В прошлом, наличие больных наследников, а точнее, дрязги стоящих за ними лиц, бывало, приводили к жестоким войнам. Относительно Тима. В роду его жены бывали безумцы. Материнский род никогда с ними не роднился, хотя и был равнородным. О нынешнем кронпринце разное поговаривают, а его сестра тебе не очень умной показалась... Хотя, зная тебя...

Марина ухмыльнулась.

– Кстати, Тим в молодости не рискнул заключать брак с, так сказать, романтическими увлечением, хотя и абсолютно равнородной. Знал прекрасно, что у неё в роду – гемофилия. Рисковать не стал. А вот несколько лет спустя – всё-таки рискнул...

– И получил дочку-дуру!

– Кстати, отец почему-то не возражал, когда мама наняла мне учителей – мирренов. Меня ведь грэдскому учили, как иностранному. Я в детстве вроде тебя был – на дикой смеси двух языков, как отец выражается, суржике разговаривал.

– Вообще-то, суржик – это смесь двух конкретных, русского и украинского, а не двух любых языков.

Сордар усмехнулся.

– Кажется, я начинаю понимать, почему кое-кто из моих сослуживцев, когда надо и не надо, говорит: "Ненавижу умных женщин!"

Марина в ответ корчит гримасу и показывает язык.

– А чего ты в "Кошачью" пошёл? Отцу хотел досадить?

– Именно. Хотел показать, какой я независимый.

– И как, получилось?

– Не знаю, но Херт был жутко доволен. Знаешь, в "Кошачьей" традиция – лучшие ученики проводят каникулы в одном из дворцов соправителя. А тем летом и сам Херт в этом дворце жил. Отец по делам к нему приехал, лучших учеников школы представляли Его Величеству. Меня в том числе. Тоже традиция. А я, как назло, самым лучшим был. Фото, где Херт мне руку пожимает, в кучу журналов попало.

– Я видела, тебя тогда, вроде, двенадцать, а ты уже почти с него ростом.

– Потом лет десять конкурс в "Кошачью" был куда выше, чем в "сордаровку".

– В ближайшие лет десять будет точно наоборот. А то и все двадцать лет так будет. Нас-то двое!

– Угу. Мне недавно командир "Дины" фото сына показывал. С большим таким фингалом под глазом. Думаю, ты знаешь, кто поставил.

– А я что? Он первый начал. Нечего было меня "ведьмой" дразнить!

– Хм. Я другую версию слышал...

Марина недоуменно закатывает глаза.

– Отец его хохотал – надо же, сын с Еггтом драться не побоялся. Конечно, смело! Но не надо обижаться, что его побили. Хотя командир "Дины" невысокий, щуплый, да и сын его, судя по фото, такой же...

Марина, ухмыляясь, демонстративно гладит кулачок:

– Я и повторить могу! Он, хоть и невысокий, но меня всё-таки вот на столько выше.

– Марин...

– Чего?

– А не боишься, что саму как-нибудь... поколотят?

– На войне, как на войне!

– Вот именно. Даже у войны есть законы. Только, они не всегда соблюдаются. Кстати, в детстве и я бы тебя, пожалуй, ведьмой назвал.

– Хм. А за что?

– Только притворяться не надо, будто не знаешь.

– А я и не притворяюсь.

– Знаешь, я окончательно поверил в легенду о зелёноглазости первых Дин только когда увидел, что у тебя глаза – зелёные. Раньше думал, что это ещё один миф про Еггтов, да и у мамы твоей глаза карие.

– А я вот всё такое воплощение мифов живое.

– Марин...

– Чего опять?

– Хотя я в детстве с девочками не дрался, для тебя бы, пожалуй, сделал исключение.

– Меня не так-то легко поколотить. И я одного такого мишку, как раз с тебя в детстве размером, уже побила.

– Я в курсе. В "Кошачьей", знаешь ли, тоже дети моих сослуживцев учатся. Ты там знаменитость. В первую очередь, из-за драчливости.

– Ещё не хватало любовные записочки от них получать. – неожиданно угрюмо отвечает Марина.

– Какая же ты ещё маленькая, в сущности.

– Ты насчёт записочек Соньку поспрашивай – если в хорошем настроении будет – покажет, у неё добра этого – два мешка, если не врёт, как обычно.

– А ты ей просто завидуешь!

– Ничего подобного! Глупости какие!

– Завидуешь, завидуешь, иначе я совсем девчонок не знаю!

Марина в ответ только гримаску корчит.

– С мирренами и наследием Погибшего Материка история вообще довольно странная: сама знаешь, следы пребывания его жителей обнаружены по всему побережью Океана Мёртвых. Это у нас в Приморье высадилось несколько настоящих армий и многие сотни тысяч уцелевших. В Приморье народ обрел новый дом. Но корабли приставали и в других местах побережья. В тот период все приморские народы испытывали на себе влияние грэдской культуры. Грэдские украшения, грэдская керамика проникали в самые отдаленные области материка. На побережье почти все государства даже монеты чеканили по грэдским образцам и даже с грэдскими надписями. Грэдский язык объединял всё побережье, он был известен всем купцам и морякам. Его знали все жрецы и ученые. Да и во многих портах, где смешивались многие народы, практически все знали так называемый «портовый грэдский».

– Так моряки и сейчас почти все испорченным грэдским владеют.

– Это уже другая история, ко временам Погибшего Материка практически не имеющая отношения, и связанная, в основном, с борьбой за колонии накануне той войны.

Во времена катастрофы часть кораблей ушла к побережью полуострова Миррен-И.

Марина хихикнула.

– Что смеёшься?

– Это сейчас он Миррен-И, а тогда он как-то по-другому назывался. Мирренов тогда на побережья не было, они тогда на своем родном плоскогорье сидели, и коз пасли. Пишут, что даже человеческие жертвы своим глупым богам приносили. У них же даже алфавит от страрогрэдского заимствован.

Сордар усмехается.

– Алфавит у них и в самом деле заимствован, только приспособлен к уже сложившейся системе письма. Миррены в то время вовсе не были неразвитым полукочевым народом, как любят писать некоторые наши, не слишком честные историки. Да и в Приморье высаживались не "озверевшие банды морально разложившихся солдат", как любят писать о временах Высадки не слишком честные мирренские историки.

Хотя сейчас речь не о временах высадки, а о том, что случилось значительно позже.

Аристократия на побережье Миррен-И уже ко временам катастрофы говорила почти исключительно по-грэдски. Мало что изменилось, когда побережье завоевали миррены. Они точно так же оказались очарованы грэдской культурой. Точно так же учили своих детей "Высокому грэдскому", давали им грэдские имена, восторгались грэдской литературой. Но они не забывали свой язык, свою религию. Хотя, даже ставя памятники своим правителям и героям, почти всегда изображали, подражая образцам скульптуры с Погибшего Материка.

Особого значения этому не придавалось. Потомки выходцев с Погибшего Материка давным-давно растворились среди жителей побережья. "Портовый" грэдский умер.

Ученые собирали древние рукописи, писали трактаты, причём даже богословские, по-старогрэдски. "Высокий" грэдский постепенно стал языком науки. Основой мирренского законодательства стали кодексы Императоров Погибшего Материка.

Именно ученые и положили начало тому, что принято называть "Грэдским Возрождением". Старогрэдский был языком науки, его знали все врачи и юристы. Ученые того сумбурного века вернули интерес к грэдской литературе и философии. В то время чёткой границы между художником и ученым ещё не существовало, каждый был многогранным. Художник мог спокойно строить метательные машины и лить пушки, а архитектор – изучать звезды. "Грэдское Возрождение" в прямом смысле пришлось ко двору. Самый известный художник того периода, фактически один из зачинателей "Возрождения", был придворным живописцем императора. Естественно, увлечению двора стала подражать вся аристократия, а им – набирающее силу купечество. Сама знаешь, даже появился в архитектуре псевдогрэдский стиль, источником вдохновения служили самые древние постройки в приморских городах. Некоторые архитекторы даже ездили к нам, изучать старые города Приморья. А такое путешествие в то время само по себе было изрядным достижением. Плавание хотя и каботажное, но опасное: от Порта-У-Стены до первого нашего порта – несколько тысяч миль. Об этих визитах миррены сейчас пишут, что архитекторы ездили работать по приглашению "местных аристократов", хотя любой архитектор скажет – у мирренов почти все термины, относящиеся к каменному строительству – грэдского происхождения.

Лет двести назад образованный миррен зачастую знал историю Погибшего Материка лучше, чем свою собственную, и говорил на старогрэдском лучше, чем на родном.

В общем, постепенно среди мирренской аристократии возобладало мнение, что именно они являются духовными наследниками цивилизации Погибшего Материка...

– Хи-хи. То есть, миррены есть Великие Грэды, а мы вроде как неизвестно кто.

– Как ни смешно, но это именно так и есть. Пока мы жили на разных сторонах материка, подобные рассуждения, в принципе, никому не мешали. Новые мирренские книги в то время у нас мало кто читал, да и у них аристократия брезговала книгами на "испорченном" языке. Любой язык со временем меняется. Из так называемого "Высокого" грэдского развились Приморский и Северный диалекты нашего языка. Миррены законсервировали мёртвый язык многолетней давности.

Сейчас у мирренов даже в школьные программы включено, что мирренская цивилизация является наследницей древней цивилизации Погибшего Материка. Причём всё преподносится так, чтобы у учеников не возникало ненужных вопросов, откуда на свете столько людей, говорящих пусть на испорченном, но всё-таки грэдском, и почему эти люди тоже неплохо знают историю Погибшего Материка и считают выходцев оттуда своими предками. Слышала, наверное, как один из деятелей Возрождения пытался вывести генеалогию тогдашней мирренской династии от Императорской фамилии Погибшего Материка.

– Знаю-знаю, наши ученые ещё тогда потешались – у мирренов получалось, что наследник Императора, кстати, не правивший ни одного дня, прожил около ста пятидесяти лет, причем дети у него появились, когда ему было за сто тридцать.

– Мирренов такие мелочи в то время не волновали. Раз в их священных книгах указано, что раньше люди жили чуть ли не по тысяче лет, и только потом, за грехи, бог сократил сроки жизни, то почему бы сыну императора не прожить сто пятьдесят лет? Да ещё происходящему от благочестивого родителя.

Справедливости ради стоит сказать, что и у нас при Дине IV пытались вывести происхождение Дины I от боковой ветви Императорского дома.

Марина снова хихикнула. Сордар продолжает:

– Не понимаю я её. Ведь вполне реальные потомки Императорского Дома как раз в её времена жили.

– Как раз, последняя при ней умерла. А Дина почему-то решила, что зачем-то надо придумать себе такое происхождение для укрепления своего положения. Которое и так не шаталось.

– У великих людей свои причуды. Сама же знаешь, некоторые Великие Дома бесспорно ведут свое происхождение от знатных семей Погибшего Материка. А Дина, видать, не могла забыть, что Дину I кое-кто считал узурпатором и выскочкой. Сейчас, сама знаешь, вновь появились историки, выступающие с аналогичными заявлениями.

– Почему-то в предвоенные годы большинство этих историков были постоянными гостями в мирренском посольстве, а глава этой школы даже имеет Большую Золотую Медаль их Академии и лауреат премии имени Императора Тима I. Не верю я в такие совпадения.

– И в кого же ты такая сообразительная?

– Сама в себя, неповторимую. Научные журналы читаешь – буквально видно, как ученые мужи грызут друг дружку. Хотя сейчас, думаю, грызня пойдёт маленько потише: денежки от Тима-то тю-тю. Кстати, ученые эти словно забыли, что коллекция предметов с Погибшего Материка, собранная только в Историческом музее содержит раз в двадцать больше предметов, чем все мирренские коллекции.

– Зато миррены куда лучше нас умеют любую вещь продемонстрировать с самой выгодной стороны. Собственная история или музейные коллекции – не исключение. Сама знаешь, "Морская дева" из столичного музея – чуть ли не второй герб мирренов. Хотя сама статуя, пусть и материкового периода, всего лишь не очень хорошая, да к тому же повреждённая, копия. Это, кстати, сами миррены признают. Оригинал, причём значительно лучше сохранившийся – у нас. Причём даже не в Императорских музеях, а в Музее Истории Приморья, да и там в запасниках.

– Ну-ну,– протянула Марина,– мне эта статуя никогда не нравилась. Не пойму, что в ней миррены нашли.

– Если уже не первую сотню лет пишут, будто какая-то вещь прекрасна, как-то постесняешься говорить, если она тебе кажется безобразной...

– Если кто-то или что-то урод – то я прямо так и скажу. И плевать, что вокруг подумают.

– Это ты такая, а другие люди предпочтут соврать. Смелость и дерзость не всем присуща. Да и не все данные качества считают достоинством. "Морская дева" давным -давно включена в список мирренских национальных сокровищ и личных сокровищ династии. Писать что-либо плохое о вещах из этого списка – у мирренов как-то не принято.

– У нас-то ничего такого нет....

– А ну как же. Стоит твоей маме какого-нибудь художника или поэта похвалить. И как минимум, несколько лет, нигде ничего плохого про него не напишут. Художника ещё и заказами завалят. Причем, без разницы, умеет ли он рисовать.

Марина пытается изобразить надутую физиономию. Получается не очень. Говорит обиженно.

– Ей почему-то, в основном, такие и нравятся.

– Какие "такие"?

– Те, что рисовать не умеют. Я как-то раз на холсте три банки с краской взорвала. Получилось ничуть не хуже. Только на выставку почему-то не отправили. Что взрослые в этих цветных пятнах да квадратах находят?

Сордар усмехается.

– Я, наверное, недостаточно взрослый, ибо мне такое "художество" тоже не нравиться. Софи...

Марина корчит гримасу и продолжает:

– Знаю-знаю – рисует гораздо лучше. Ну, ничего, скоро вырастет, и это пройдёт.

– Не хотелось бы.– ответил Сордар, тут же получив от Марины метко запущенной шишкой по лбу.

Впрочем, и Марине от ответной шишки увернуться не удается.

– Сордар, подари мне на день рождения заряд Љ5 от орудия «Героя войны».

– Нет, сестрёнка, не могу.

– Почему? Сейчас же списывают часть флотских арсеналов.

– Я не спрашиваю, откуда ты узнала секретную информацию, но у трёх моих сослуживцев дети учатся вместе с тобой. И о твоих похождениях знает почти весь наш флот. Я не хочу подвергать риску быть разрушенной лучшую школу страны.

– И что же про меня пишут?

– Мальчишки пишут, что ты здорово дерёшься. Девчонки – что ты самая противная, злая и невоспитанная девочка школы. К тому же, ты жуткая зазнайка.

"Самую противную" Марина восприняла как комплимент.

– Ну, тогда прокати меня на торпедном катере.

– Это организую, но не раньше каникул и если в море не уйду. Но к турелям и аппаратам не подпущу. Тем более, у нас как раз новые торпеды испытывают.

Марина встрепенулась, и тут же сникла, печально вздохнув.

– Ну, спасибо и на этом.

Адмирал хохотнул.

– Сордар, а на "Владыке" главный калибр как раньше, проволочной конструкции, или что-то другое?

– Центробежное литье.

– Понятно...

– Вот уж никогда не думал, что сидя под луной, буду обсуждать с девочкой особенности конструкций орудий линкора.

– А что, разве есть более интересные темы?

– Какая же ты всё-таки ещё маленькая.

– Вообще-то, я прекрасно знаю, что полагается обсуждать такими... романтическими вечерами. Ты, я думаю, в свое время немало вечеров провел в подобной обстановке, но в значительно более приятном (на тот момент) обществе.

– И в кого ты такая язвочка?

– Сама в себя. Ну, так я права насчет вечеров?

– Права. Лет мне тогда было не сильно больше, чем тебе сейчас...

– Звали её...

– Обойдёшься!

– Обойдёшься... Странное имя.

– Марин...

– Чего?

– Язви поменьше, вот чего. Иначе...

– Что иначе?

– Иначе в ближайшие несколько лет вряд ли кто, кроме меня, согласится составить тебе компанию в посиделках под Луной.

– Сордар, я равнодушна к поэзии, хотя стишок хоть про кого сочинить могу. Плюс адекватно оцениваю достоинства и недостатки моей внешности. И прекрасно знаю свой социальный статус. Так что, если кто в школе начнёт восторгаться моей особой, то эта особа достаточно быстро проведёт ему не слишком сложную хирургическую операцию, после чего определённый орган уже никем и никогда не сможет восторгаться.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю