Текст книги "Несносная Херктерент (СИ)"

Автор книги: Владимир Чистяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Добыть серых китов и другие крупные виды стало значительно проще после изобретения гарпунной пушки. Во второй половине прошлого века один китобой с Архипелага изобрел её. Пушка стреляла гарпуном его разработки. Тяжелый гарпун с длинными лапами на петлях. Лапы раскрываются, как зонтик, уже в теле кита. На конце гарпуна– жестянка с порохом. Лапы, раскрываясь, основаниями разбивали стеклянный сосуд с серной кислотой, служившей взрывателем.

Но огромных китов, живых или мертвых, самые прочные снасти не держали. Этот китобой придумал пропускать гарпунный линь через блок, прикрепленный к амортизатору на фок-мачте. Амортизатор из нескольких рядов пружин, растягивающихся при очень сильных рывках кита, ослабляя натяжение линя. Амортизатор смягчает рывки кита, и облегчает ход судна, тащащего за собой тушу.

Сейчас амортизаторы состоят из спиральных пружин, увеличивающих длину кильсона между таранной переборкой и переборкой в котельном отделении. Шкентели проходят через шкив на топе мачты и держат другой шкив – для китобойного линя. Сам линь укладывается в желобе под дулом пушки.

Собственно, эта пушка навсегда изменила китобойный промысел. Сначала пушки были дульнозарядными, но уже лет двадцать используются казнозарядные. Бьет метров на тридцать. Сталь для штока гарпуна очень упруга. Так что даже при самых сильных рывках кита гарпун гнется и скручивается, но не ломается.

Стрелял. Бить надо, когда кит ныряет после вдоха. Надо попасть примерно в среднюю часть спины, перед плавником. Они мне говорили "Иди к нам гарпунёром".

Потом в тушу вводят трубку и надувают сжатым воздухом, чтобы кит держался на поверхности.

Я-то бил с базы, а с китобойца втыкают шест с флажком, концы хвостовых плавников обрубают, на шкуре вырезают порядковый номер. Туша остается дрейфовать, а китобоец идёт за следующим китом. Недавно на китобойцах стали делать специальный трап от ходового мостика к гарпунной пушке на носу – чтобы гарпунер мог быстрее добежать, когда заметят кита.

Суда-буксировщики подтаскивают тушу к базе, через кормовой слип её затаскивают хвостом вперед.

Когда тушу на борт вытягивают – разделка занятие для сильных, во всех смыслах слова, людей. Жировой покров расчленяют на три части в направлении от головы к хвосту: по разрезу с каждого бока почти на уровне палубы, третий разрез – по спине. В начале разреза раздельщик проделывает отверстия и вводит в них коленчатый рычаг с металлическим стропом, соединенным с тросом лебёдки. Лебёдку включают, и жировой слой сдирается с кита огромными полосами. Потом отделяется нижняя челюсть – открывается доступ к верхней с двумя рядами пластин уса. Пластины эти вырубаются, раньше ус весь шел в дело, а сейчас его часто выбрасывают. Затем двумя лебёдками тушу переворачивают и сдирают жировой слой с нижней части, раздельщики подрезают жир острейшими фленширными ножами. Потом хвост кита освобождают, и грейфер снова перемещается к слипу, чтобы вытащить следующего кита, а туша перетаскивается с разделочной палубы на "мясную". Боковые и спинные части жирового слоя режутся на меньшие полосы, и по желобу идут на нижнюю палубу, где попадают в мясорубку, а оттуда – в котлы для производства ворвани.

Потом от туши отделяется голова, с неё срезают мясо, а череп идёт на паровую дисковую пилу. Мясо, прилегающее к спинному хребту, отрезают огромными пластами до четырёх тонн весом.

Грудную клетку отрубают от позвоночника, и обе половины поднимают над площадкой, чтобы резчики могли снизу отделить мясо от ребер. Затем попарно отрубают ребра и отправляют их на распиловку. Потом распиливают сам хребет. Все кости тут же идут в котлы – кости кита пористы и содержат большое количество жира. После вытапливания жира из высушенных костей делают муку – она идёт на удобрение. Миррены муку из мяса делают и животных ею кормят в смеси с костной мукой.

Внутренние органы тоже идут в дело – жир из печени содержит много витаминов. А печень у крупного кита – под четыреста килограмм. Из поджелудочной железы тоже какое-то лекарство делают. Даже из гипофиза – а эта железа у многотонного гиганта всего грамм сорок весит, лекарство выделить можно.

Кстати, знаешь разницу между нами и мирренами в области китобойного промысла?

Мы бьем китов в первую очередь ради мяса, ворвань для нас не столь важный продукт, у мирренов – наоборот. В старину они, срезав жир, отрубив киту голову и вырубив ус, тушу оставляли акулам. До первой войны наши китобои, бывало, скупали у них мясо по-дешевке – миррены искренне не понимали, зачем нам эти отходы. А у нас время от времени китобои возвращались, не добыв ни одного кита, но зато с полными трюмами мяса.

Недавно, правда, миррены наловчились мясной экстракт из китового мяса делать, но по мне, так это расточительство – экстракта получается что-то около трёх процентов от количества затраченного мяса.

– Что с них взять, дикари, – сказала Марина с таким видом, что не поймешь – всерьёз она или шутит.

– Ещё из ворвани раньше делали глицерин, а из него – нитроглицерин, а из него...

– Динамит. Это я и так знала, только не знала, что и тут без китов не обошлось.

– Киты много для чего годятся... В одном из кашалотов нашли огромный кусок амбры под двести кг.

– Амбра... Что-то знакомое. Не помню, для чего её используют.

– У Софи спроси. Она продуктами, содержащими амбру, регулярно пользуется.

Марина хмурится, морща нос.

– Мне дела нет до того, что эта обжора трескает – разнесёт, как хрюшку – все дружки разбегутся.

Адмиралу почему-то становится весело.

– Хм. Амбру вообще-то не едят. Её при производстве духов используют.

Марина заметно оживляется, облокачивается о стол.

– Ну-ка – ну-ка, давай-ка поподробнее, где там у кита эта амбра находится.

– В кишках и находится, как этот продукт образуется – до сих пор спорят. Находят обычно в нижнем отделе толстых кишок кашалота. Когда амбра свежая, она черная, мягкая и очень скверно пахнущая. На воздухе быстро затвердевает, теряет неприятный запах и обретает специфический приятный аромат. Такая амбра серая и имеет очень сложную слоистую структуру, хорошо видимую на изломе. В ней часто попадаются непереваренные клювы кальмаров.

Марина просияла.

– Здорово! Обязательно расскажу Соньке и прочим модницам, что они каждый день мажутся старым китовым дерьмом. Их нежные натуры этого не переживут. Я особым модницам зимой рассказывала, как на зверофермах зверюшек убивают, чтобы мех не попортить. С подробностями про раскаленный металлический прут, куда и как именно его засовывают. Некоторых стошнило. Про амбру история не хуже будет. Особенно, если учесть, что она наверняка наружу... э-э-э традиционным путём выходит!

Ухмылочка довольная – предовольная, глаза аж сияют.

– Хм. Марина, знаешь, есть анекдот почти про тебя. У одного моряка спрашивают: "Ты почему с флота так рано вернулся?"

"Комиссовали!"

"Почему?"

"Болезнь!"

"Какая?"

"Не знаю, но весь корабль от меня тошнило!"

Марина ухмыльнулась до ушей.

– Мне понравилось! И в самом деле, почти про меня.

– Ничем тебя не проймешь!

– Историями про китов, пожалуй, стоит попытаться.

– Ладно, слушай дальше. Подарок сделали по старинному обычаю – на самом деле, есть такой указ Дины IV – император может потребовать с каждого добытого кита свою долю – кусок мяса, вырезанный с головы до хвоста.

Лучшие части туши кита – губы, плавники и лопасти хвоста.

Вообще, существуют три сорта китового мяса – красное– продольные мышцы, кстати, рекомендую блюда из него попробовать – в мясе много какого-то вещества, полезного для роста человека.

Марина с притворной грустью вздыхает. С одной стороны, походить на великих предков лестно, но с другой – стоять на физкультуре последней – как-то не очень.

– Тебя в детстве, похоже, только мясом этого сорта и кормили. Вон какой вымахал.

– Потом ещё есть хвостовое мясо – то, что между спинным плавником и основанием лопастей хвоста. Спинная часть вкуснее, чем боковые. Но самыми лучшими считаются куски, находящиеся возле лопастей хвоста. Их едят сырыми, нарезав тонкими ломтиками, приправив соевым соусом, тертым имбирем или хреном.

Третий сорт – мясо, находящееся под брюшными бороздами. Оно самое жесткое, из него консервы делают, а также китовую ветчину и китовый бекон.

Мясо китов – полосатиков – самое безопасное из всех сортов мяса – в нём никогда не бывает паразитов, к которым восприимчив человек.

Марина заказала жаренного красного мяса, выдержанного в имбирном отваре.

– Возвращался на рефрижераторе. Подошел пустой, а этот, доверху набитый мясом, пошел домой. По пути видел, как стадо кашалотов, выставив из воды хвосты, било ими по воде. Волны расходятся, шум и плеск очень далеко слышен.

– Зачем они так делают?

– Никто не знает. Мы бьем китов уже которую сотню лет, и по-прежнему, многого не знаем о них. Читал я – на погибшем материке был храм какого-то морского бога. Если китобои добывали беременную самку, то эмбрион отвозили туда. Там были пещеры, в них хоронили неродившихся китят. В специальные книги записывали их имена, данные, как было принято у почитателей этого бога. Считалось, что так души китов смогут возродиться вновь. В "Музее Кита" видел бесценную реликвию – одну из таких книг с Погибшего материка. Там последние даты – за несколько месяцев до катастрофы. Говорят, уже на Архипелаге китобои чуть ли не до прошлого века поклонялись этому богу, и даже хоронили в скальных пещерах китят. Только записей уже никаких не вели.

– Уже на берегу меня в шутку сфотографировали в робе китобоя, ветровке и с ручным гарпуном.

– Я получила ту фотографию, тебя на ней не сразу узнаешь.

Знаешь, Софи фото тоже понравилось, она с него своего "Китобоя" написала. Золотая медаль юношеской выставки.

– Знаю, конечно, картина эта всем на Архипелаге очень понравилась. Администрация округа даже хотела "Китобоя" приобрести, и перед входом в Музее Кита повесить. Когда узнали, что картина небольшая, всерьез задались вопросом, согласится ли художник сделать с неё копию где-то пять на три метра – такое у них на стене пространство пустующее, сколько лет уже не могут решить, как вход в музей достойно оформить. Запрашивали даже Высочайшего Позволения, чтобы стену украсить мозаичным конным портретом Его Величества. Отец отказал. Сказал, что в "Музее кита" портрет царствующей особы уместен только в кабинете директора.

В музее мне не верили, когда я говорил, что это девчонка рисовала. Мне командир "Кэретты" за рюмкой чая как-то раз целый вечер доказывал, что лично этого китобоя знает, а его лайка вообще от одного из псов китобоя происходит.

– А чей вообще тот пес с фото?

– Свой собственный. В порту их много живет. За мной случайно увязался, вот и попал на снимок. Хотя, может, и чей-то он, собаки там привольно живут, бегают, где хотят.

Командир "Кэретты" чуть с кулаками не кинулся, благо, мы оба уже "хорошими" были, когда я ему сказал, что автор "Китобоя" никогда в море не ходил. Решил с чего-то, что я клевещу на опытного моряка. Как он ржал, когда я фото показал! Сказал, что у Софи морская душа.

– Такая вся морская – преморская, – буркнула Марина, – вспомни, какая она зеленая-презеленая на твоем корабле была.

– Ну, так и я в первом походе тоже бревном лежал. Не все, как ты, выносливые.

– И ты её защищаешь. – с недовольной гримасой ворчит Марина.

– Хватит дуться! Еггты сами всегда за себя постоять могут. Забыла?

– Нет, – Марина довольно ухмыляется, – Морской все-таки меня, а не Соньку зовут! Дальше рассказывай!

– А ты, кстати, знаешь, почему тебя зовут именно Морской, а не как-то иначе?

– Тоже какая-то история есть?

– Да не история.

– Всё равно, расскажи!

– Что имя по еггтовской традиции тебе фактически дали ещё до рождения, знаешь?

– Конечно, мне просто не нравится быть Диной.

– Я знаю. Отец просто предложил такое имя Оттуда. Сказал: "Море привело меня сюда. Должна быть память об этом событии. Память в её имени. Пусть в имени будет шум моря, запах соленого ветра, да и рев шторма, если понадобиться". Так ты стала Мариной.

– По-о-онятно,– протянула девочка, – море решил во мне увековечить. Как в памятнике. Я живой памятник. Даже забавно.

– Вечно ты что-то придумываешь...

– Ага. Ты ещё про Архипелаг не дорассказал.

– Так слушай. Лайки с Архипелага зовутся китовыми, или лайка – рыбоед. Кстати, видел я как-то раз, как разделывали вытащенного на берег кита.

Срезают жир огромными ножами-лопатами на длинных рукоятках. Часть жира очищают и от мяса, и от шкуры укладывают в бочки и везут в соседний городок вытапливать. Часть только промывают – пойдёт на изготовление бекона. Но туша громадная, от поселков довольно далеко, люди срезали жир, забрали мяса, кто сколько мог. Потеплело, мясо начало портиться. А большая часть туши досталась собакам.

Псы, наверное, со всего острова сбежались. В жизни больше такой громадной своры не видел.

Ты бы видела, как эти псы рвали мясо. Громадные куски разрывали мгновенно. Не понимаю, почему северных лаек "белыми демонами" зовут. Китовые куда как страшнее. Хотя, и не такие красивые, в основном грязно-серые с подпалинами. А так – настоящие демоны. Злые и бесстрашные. Не успей люди первыми, они бы того кита, пожалуй, целиком бы сожрали.

– С "белыми демонами" на белых медведей ходят...

– От рыбоедов тот медведь тоже бы живым не ушел. Ученые пишут, что раньше на Архипелаге была популяция волков. Белые медведи тоже встречались. И я, кажется, знаю, куда они все подевались.

Каперанг не верил, что художник, создавший "Китобоя", на Архипелаге никогда не бывала, и в море её тошнит. Чуть ли не тельняшку рвал, доказывая, что автор сам чуть ли не китобой.

В общем, Софи дома подарочек ждёт. С Архипелага прислали. На доске мореного дуба – золочёный гарпун с серебряной табличкой "Почётному гарпунеру". Плюс, соответствующий диплом.

– В школу прислать не мог? – надув губы, спрашивает Марина.

Адмирал смерил сестру выразительным взглядом.

– А что такого? Почему всё ей да ей?

– Марина. Я в курсе твоих похождений, включая медаль, зелёного пса и угон самолёта. Что ты будешь вытворять с гарпуном, не знаю, но знаю, что киты в местных озерах не водятся.

Жители Архипелага – отменные моряки, и вообще, очень храбрые люди. У меня почти треть экипажа с Архипелага. Есть и те, с кем я когда-то китов бил.

Марина с глубокомысленным видом изучает украшения потолка.

– В чем дело?

– Да вот думаю, поместился бы здесь слон.

– Ты к какому времени должна возвращаться?

Марина хитро ухмыляется.

– К первому уроку в первый день десятидневки. Все видели, что я с тобой уехала, и по закону, до возвращения в школу именно ты несёшь за меня ответственность.

– Да я не против подобной ответственности. Может, поедем на Серебряные озера?

– А нас туда пустят?

– Как раз нас-то и пустят.

– Туда же полдня поездом... Хотя ладно, поехали!

Сордар, как находящийся на службе военный, и как член императорского дома, имеет право на бесплатный билет даже на легендарном трансконтинентальном экспрессе. Марина тоже имеет аналогичное право. Но билеты себе и Марине, адмирал купил.

На недоуменный вопрос сестры он ответил.

– Я знаю, что нам положено. Но мы едем отдыхать, а не по служебным надобностям. Если у тебя много прав, то и обязанностей тоже много. А происхождение – не та вещь, которую стоит выпячивать при каждом удобном случае.

Вокзал Љ1 несмотря ни на что кишит людьми. Хотя и война, но всем по-прежнему надо зачем-то спешить и куда-то ехать. Поезда, от трансконтинентальных, ведомых гигантскими паровозами, до пригородных с ярко окрашенными шустрыми электровозиками, ходят точно по графику. Облака пара, меняющиеся цифры на табло. Вроде всё как раньше.

Только военных среди пассажиров намного больше обычного. Все в полевой форме или камуфляже. Нигде не видно яркой парадной формы. Всё стало как-то суровей. Один из известных на всю Империю вокзальных ресторанов (даже Марина читала про него в нескольких книжках) закрыт. Только причудливо завитые буквы названия светятся потускневшим золотом.

Вместо ресторана – залы ожидания для военных. Поезда ждать меньше часа, но Марине хочется всё посмотреть.

Словно осколок былого великолепия – буфет в дальнем углу зала. Там даже столики от лучших времён. Там тихонько выпивают несколько маленьких компаний военных самых разных званий и чинов. Дорога ненадолго свела их вместе и скоро вновь разведёт. Возможно, навсегда.

У входа расположилась компания моряков. Увидев Сордара, они вскакивают, как по команде.

– Вольно. – говорит он, – Куда направляетесь?..

Марина не стала слушать ответ, отправившись побродить по залу. Интересно!

Играет сама с собой, проверяя по нашивкам и эмблемам знания военной атрибутики. К тому же, тут почти все не с блестящими повседневными, а с темно-зелеными звездочками и эмблемами на погонах. Это так непривычно!

У некоторых из сидящих – костыли. Другие спят на скамьях, хотя довольно шумно. Если кто в сторону Марины и смотрит, то во взгляде нет ничего, кроме равнодушной усталости. Марине становится как-то неуютно. Эти военные так не похожи на дворцовую охрану и гвардейцев. Моряки с "Владыки" и то куда как жизнерадостнее, чтоль были. А тут... Не сразу замечаешь, что рукав у пехотинца – пустой, и штанина артиллериста не просто так завязана узлом ниже колена. По этим людям война уже прошлась по-полной. Они сидят вперемешку со здоровыми. Они уже едут домой, или в госпиталя в самом дальнем тылу. Они пока ещё относятся к Армии. Кто-то в них уже видит свою грядущую судьбу. Кого-то рядом уже нет, и не будет никогда. С усталостью и непониманием смотрят они на странную девочку, зачем-то нацепившую на себя эмблемы смерти.

К Марине подходит худой майор с повязкой военной полиции.

– Девочка, ты что здесь делаешь?

Марина кивает в сторону Сордара, уже над чем-то хохочущего с моряками.

– Пойдём, мне надо с ним поговорить.

Козырнул.

– Контр-адмирал...

– Майор... Так, только не говорите мне, что она успела что-то натворить!

– Нет. Ничего. Просто здесь не лучшее место для прогулок с детьми.

– Она хотела посмотреть войну не по газетам. Пусть смотрит. Ношение розовых очков сильно вредит здоровью.

– Я такого никогда не носила,– подает голос Марина.

Сордар и майор невесело усмехаются.

– Здесь можно увидеть довольно неприглядные вещи...

– Здесь увидишь только жизнь, и ничего больше.

– А жизнь – штука сложная. – снова встревает в разговор Марина.

– С этим никто и не спорит. – как-то странно говорит Сордар.

– Вы давно в столице?

– Буквально, только что приехал.

– Тогда приглядывайте за девочкой получше. Повсплывало тут кое-что. У людей горе, а эти, – он махнул рукой, – полиция сообщает, случаи исчезновения детей участились. Да и вообще, комендантские роты уже несколько раз к участию в облавах привлекали. Были раненные. Уж точно говорят: кому война, а кому мать родная.

– Что, дезертиры появились?

– Так, чтобы настоящие – нет. Уклонисты есть, но, в основном, не злостные. Село необученное – грузчики да чернорабочие, на заработки приехали, а на учёт не встали, не поймёшь, по глупости, или по хитрости – их же положено в части второй очереди.

– Знаю, у нас таких тоже в строительные части на берегу определяют.

– Ну, так вы флот! К вам всегда народ малость поприличнее отправляли.

Марина, приоткрыв рот, смотрит на громадный локомотив. Ей приходилось ездить на императорских поездах, но локомотив вблизи рассмотреть удавалось не часто, да и возили составы чаще всего тепловозы. Здесь же паровоз, нет, не паровоз, а именно ПАРОВОЗ: пышущий дымом и паром гигант о двенадцати красных колесах, каждое почти в два человеческих роста. Корпус напоминает бескрылый фюзеляж огромного бомбардировщика. Наверное, каждый ребенок мечтал поуправлять таким. Марина, во всяком случае, точно.

У паровоза даже название, словно у корабля, вокруг звезды с чьим-то профилем в центре на лобовой части котла.

– А-Р-А-Д-А-Н, – задрав голову, Марина по буквам произносит надпись, – Кто это?

– Зам. министра МПС лет десять назад. Главный строитель и первый начальник Второй Трансконтинентальной дороги.

– Это он?– Марина показывает на портрет.

Сордар расхохотался.

Марина непонимающе смотрит на него.

– Ты что, не узнала, кто это?

– А что, должна была?

– У тебя что по истории?

– Разумеется, "отлично".

– Я бы, пожалуй, сократил, до "посредственно".

– За что?

Сордар заговорил жутко официальным тоном; так он, наверное, только на Совете обороны, разговаривает.

– На барельефе изображение Его Императорского Величества Яроорта II.

Хм, а Марина считала, что о правлении Яроорта II она знает если не всё, то очень многое. Оказывается, не знает она тоже немало.

– А-а, знаю, в учебниках его почему-то только в фас печатают. Да и на монетах тех времён Старый Замок изображен, а не профиль. При нем начата массовая постройка железных дорог, потому им паровозы и украшают.

– На Звезде ещё герб может быть. А выше – первые буквы серии локомотива и серийный номер. Если серия большая, как "Тяжеловоз" то пишут две буквы – "Тя" и номер, вон, глянь,– Сордар показывает на соседний путь, где во главе состава пыхтит "Тяжеловоз" с серийным номером 10 506,– а если серия маленькая, как "Арадан", то название пишут полностью, и тоже ставят номер.

– Точно, вон единица. Сколько таких локомотивов всего?

– Восемь.

– Откуда только ты это всё знаешь?

– Не будь я моряком, точно бы стал начальником железной дороги. Поезда – не корабли, водить их постоянно мне бы никто не дал, а должность начальника дороги к генеральской приравнена. Вполне достойное занятие...

– Ну да, я вспомнила, у тебя даже на корабле парочка маленьких паровозиков в каюте стоит. И один из них – как раз этот "Арадан"; я технику хорошо запоминаю! А второй – он же от детской железной дороги, у меня такой же есть!

– Вообще-то, модели паровозов – игрушки как раз для взрослых. – как показалось Марине, обиженно сказал Сордар.

– Да знаю я.

– Поездами и кораблями невозможно заниматься одновременно.

– Ты бы мог совместить. У флота же есть несколько бронепоездов по охране побережья. В систему обороны баз тоже бронепоезда включены, да и зенитные бронепоезда у флота имеются. Так что, в тебе пропал талант командира флотского бронепоезда.

– Тебя что, начальник флотского Генштаба консультирует?

– Нет, я просто очень умненькая девочка, – говорит Марина, придерживая, на всякий случай, берет.

Отделка вагонов немногим хуже, чем на Собственных Е.И. В. составах. Впрочем, удивляться нечему – люди иногда годами деньги копят, лишь бы на «Трансконтинентальном» через всю страну прокатиться. Шикарным свадебным подарком, достойным принца, считаются два билета на свадебное путешествие на «Трансконтинентальном». Уж мечтаний о поездке через континент Марина в школе наслушалась! Даже Эрида, явно с чужого голоса, сказала что-то такое. Впрочем, мечтания Эриды пресечь удалось быстро: «А ты когда-нибудь на литерном поезде своего отца ездила?»

"Нет".

"Ну и зря, он куда красивее и быстрее Трансконтинентального!" – насчёт красоты Марина вовсе не уверена – сама на поезде Херта никогда не ездила, а вот в скорости уверена вполне – состав строился на том же заводе, что и императорский.

Марина сидит, забравшись с ногами на диван.

– Так здорово не спать ночью! Знаешь, кажется, что сейчас мы словно на корабле.

– Ну, на лайнерах каюты, особенно первого класса, попросторнее пожалуй, будут... В несколько раз... Хотя да, в общем похоже.

– Сейчас в школе уже отбой, а я вот сижу...

Адмирал усмехается:

– Что-то мне не верится, что ты всегда соблюдаешь школьный распорядок.

– А что такого?

– Да ничего, собственно, сам в свое время частенько через заборы лазил.

– Ну, такого я не делала...

– Сразу подкоп рыла, или взрывчатку закладывала?

Марина многозначительно промолчала.

– Слышала, какое в мирренской полиции специального назначения хранилище для спецсредств?

– Полиция специальная, да и средства какие-то специальные. Обычные, видать, совсем не справляются. Не то, что у нас. Скучно даже.

– В чем именно?

– Ну. Ты фильмы про полицию видел? Не фильмы, а скукотень. Пальнут за всё время пару раз из списанных пистолетов. Не поймёшь, это про полицию фильм, или про кого. Полярники в фильмах про них и то больше стреляют.

– Значит, стрельба в фильмах по полицию главное?

– Ну конечно, хорошо, скоро военные нормальные фильмы, и со старой, но хоть ездящей техникой пойдут. Люблю, когда в фильме много оружия и военных машин.

Адмирал непонятно усмехнулся. Марине показалось, что с одобрением её слов. Что адмирал подумал, только он и знал, сестре он сказал:

– Тебе бы такой чемоданчик точно понравился. В нем разобранный пистолет-пулемёт...

Марина со знающим видом кивнула – мол, знаю, что за оружие, за маленькую-то меня не держи.

– Дисковый магазин на семдесят патронов, три рожковых по тридцать, два гранатомета для пальбы слезоточивым газом и запас гранат к ним. Ещё две палки со слезоточивыми гранатами.

– Да уж, такой чемоданчик так просто не потаскаешь... Себе для пополнения коллекции? Тогда летом дашь мне посмотреть. Я уже парочку подобных штуковин видала.

– Интересно, где?

– Так в фильмах про, так сказать, оппонентов мирренской полиции, они разобранный ПП в скрипичных футлярах носили. Представляешь: целая банда – стрелковая рота, а ещё в костюмах красивых. Против таких и в самом деле могут пригодиться твои чемоданчики.

– Они не мои, а мирренские. И уровень преступности в столицах всегда выше, заказ для столичной полиции – где-то под десять тысяч стволов, ещё около двадцати пяти тысяч – для региональных полицейских. И думаю, это не первый, и точно не последний заказ.

– И они с такой преступностью могут вести такую войну, – со странной интонацией сказала девочка.

– Именно. С такой преступностью могут вести такую войну,– зачем-то Сордар повторил последнюю фразу сестры,– в этом мире все куда сложнее, чем кажется.

Времена бандитов в элегантных шляпах очень скоро кончатся. Смотри, ещё увидишь – бандиты эти ещё первыми патриотами станут. Ордена, кучу почетных званий и много чего ещё обретут.

– Но как же они тогда смогут вести такую войну?

– Тебя зовут умной. Вот и подумай!

– Вряд ли против самых главных будут применять ПП из этого чемоданчика. Я не только умная, я ещё очень сообразительная.

Марина откровенно напрашивается на похвалу.

Столь любимые всеми женщинами, включая старшую сестру этой умницы, намеки и полунамеки не для неё.

– Ну, если ты настолько сообразительна, назови главаря всех этих мальчиков в красивых костюмах, – увидев, что Марина задумалась, Сордар поспешно добавил, – подсказывать не буду, и не рассчитывай.

Марина задумалась, обхватив подбородок. "Жаль, живописца нет, да хоть сестрицы её, незаурядной. Такой образ для художника пропадает, хоть и говорим мы о патронах и политике. Такое лицо... Столетия спустя зрители бы думали, что её мысли о чём-то добром и вечном. А на деле вот так..."

– Придумала! Сам бы мог догадаться, когда я сказала, что вряд ли против него применят ПП из этого чемоданчик. Это,– она чуть понижает голос, – император Тим V главный у всех этих мальчиков в дорогих костюмах. Я угадала?

– Да. Только не у всех, а очень у многих. И они не грабят банки на улицах...

– Знаю, знаю, они руководят, нам на политэкономии рассказывали.

– Вам её уже преподают?

– Нет, но я записалась вместе со старшими классами!

– Не сомневаюсь! И кто ведёт... Хотя дай-ка я теперь в угадайку поиграю?

Марина милостиво кивает.

– Нилнел – Яовълу. Старый такой, чуть картавый лысоватый ученый.

– Да. Он ведёт только у лучших классов. Прочитал мой реферат, и взял в свой класс.

– Да уж, моя сестра будет учиться у человека, собиравшегося свергать нашего отца, и имевшего, пожалуй, больше всех шансов.

Рот Марины удивленно открывается.

– Но в учебниках, даже для университетов, ничего подобного нет, хотя кое-какие намеки в учебнике для пятого курса истфака...

– Как ты заметила, учебники пишут для детей. Но ты во многом почти взрослая... Не как твоя сестра... По-своему. Ты понимаешь многое из творящегося в мире...

Из молодых парламентариев он был пожалуй самым... Не побоюсь этого слова, опасным. Хорошо, он тогда ещё верил в парламентские методы борьбы... Отец сумел переманить его в школу из парламента невиданной зарплатой и императорским указом о невмешательстве в процесс преподавания. Обе стороны держат слово. Уйди он тогда в непарламентские методы... Навряд ли я тогда бы с тобой разговаривал...

– Настолько все тогда было серьёзно? – шепотом спросила девочка. Где-то вдали встал призрак чего-то громадного. Страшного. И неизбежного. Сордар говорил глухо:

– Я не знаю, смог бы приказать команде стрелять в митингующих. А сейчас... Все может повториться. С новыми людьми. Он тогда предупредил: "Дети, внуки – предел. Они увидят – когда рванет. Куда сильнее, чем я могу предвидеть в самых сильных кошмарах. Может, даже ваши дети увидят это, ибо взрыв НЕИЗБЕЖЕН, мы, сейчас я говорю именно так – "мы" – можем только отсрочить, но не предотвратить.

Я знаю – запомни, с этого момента наш отец говорил – я родился там, где не предотвратили. Я помню едва одетых женщин на льду. Их бьют. Я не понимаю, за что. Среди этих женщин – моя мать. Это мое первое детское воспоминание. Есть вещи, какие мы в силах отсрочить. Но не в силах предотвратить".

Марине стало страшно, как нигде и никогда не было. О слишком страшных вещах говорит Сордар. Таких страшных, каких ещё Марине видеть не приходилось.

Снова Сордар:

– Мне приходилось стоять и думать о трёх одинаково страшных вещах: стоять и думать хватит ли мне духа, чтобы выстрелить в себя, ибо две другие вещи пострашнее: отдать приказ стрелять в толпу – и попасть на штыки своих матросов, или не отдавать такого приказа – и быть разорванным толпой. Произошло четвертое – вышли указы, которые ты, наверное, уже проходила, но вот как они вышли... Газетчик спас меня, и ещё не знаю сколько офицеров в других местах. На точке невозврата вышел указ. На самой-самой. А сейчас мы стремительно катимся к новой. Не пришлось бы теперь уже тебе, Марина, вот так же стоять, и знать – всё, точка не возвврата пройдена.

– Не придётся,– твёрдо сказала девочка, они уже давным -давно уже сидят рядом, Марина прижимается к брату , – я очень смелая!

– Может, и так, но со зверем под названием "толпа" тебе не совладать. Её можно усмирить штыками и пулемётами верных частей, загнав в кварталы рабочих окраин или обратно на поля. Но они рано или поздно вновь вырвутся оттуда. Их нужно и можно понять. Мы хорошо живём за их счёт. Тех, кто построил этот состав. Даже за счёт тех, кто строил "Владыку".

– Всегда думала, что это были инженеры.

– Про рабочих забыла? Над созданием "Владыки" так или иначе работали многие тысячи человек, и далеко не все из них живут так хорошо, как командир корабля. Или главный конструктор. А у клепальщиков... Не знаю, известно ли тебе, но они все практически глухие, а на создание "Владыки" пошло, не помню, сколько уже, миллионов заклепок. Не помню, какова дневная выработка одного рабочего...