Текст книги "Стая"

Автор книги: Владимир Сухарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 28

Кривцов лежал в кровати с открытыми глазами. Спать совсем не хотелось. Рядом, слегка укрытая одеялом, спала Ольга. Её маленький носик уткнулся ему в плечо и при каждом вздохе посапывал. Ольгина ладошка лежала у него на груди и даже во сне она продолжала его поглаживать.

– У меня никогда такого не было, – подумал Кривцов, – я даже не знал, что такое возможно. Прожил почти пол жизни и не знал. А мог бы и никогда не узнать.

Он погладил Ольгину ладошку, осторожно поднёс её к свом губам и поцеловал. Потом поднялся с постели и вышел из комнаты на кухню. На кухне Кривцов налил себе коньяка, закурил сигарету и присел на табурет. Он вспомнил свои предыдущие романы, из которых самый продолжительный занял около месяца. Ни в какое сравнение все эти его предыдущие пассии не шли с женщиной, которая сейчас спит в его постели.

– Почему? – спрашивал себя Кривцов, – почему она другая? Внешне Ольга уступала очень многим из его бывших, красавицей она явно не была. Худенькая, с обычным телосложением, в толпе на неё он бы и внимания не обратил. Тогда почему же сегодня было так хорошо, как ни с кем?

Кривцов пил коньяк, размышляя над этой извечной проблемой: почему с ней не так, как со всеми.

– Причина не во внешности, – подумал Кривцов, – просто в ней что-то есть. Есть то, что притягивает мужчину. Этому даже есть научный термин, только я его не помню. Она мне помогла в аэропорте, я ей помог с жильём. Смешно, но мужчина и женщина начали свои отношения не с постели, а с взаимного участия в судьбе друг друга. У меня это первый раз. Обычно сначала в постель, а потом разговоры о глубоких внутренних переживаниях. Через несколько встреч выяснялось, что секс надоел, а ничего больше меня и мою спутницу не связывает. Поэтому, получив своё, стороны легко расстаются, даже и телефонами не обменявшись.

Кривцов грешным делом считал, что такие отношения с женщинами являются его инициативой. При его работе стабильные отношения только во вред, будешь считать себя уязвимым. Он думал, что стоило ему только захотеть, повести себя с новой подружкой иначе, и она непременно захочет остаться с ним навсегда. Но этого ему как раз и не нужно. Наверное, все женщины, с которыми он встречался, чувствовали, что никаких перспектив их отношения с ним не имеют, поэтому и не проявляли в постели никаких способностей. А зачем? Всё равно, ни о каких чувствах речи идти не может.

– А, Ольга на перспективу надеется. Поэтому сегодня и выложилась вся без остатка. Глупая, она думает, что у нас всё может получиться. Знала бы она, с кем связалась. Опять ей не повезло. Она даже имени моего настоящего не знает. А ты, Павлик Терентьев, как всегда, в своём репертуаре. Перестал делать дырки в черепушках, теперь вот сердца разбиваешь. Она же в тебя влюбилась, это видно. И ты ей сегодня шептал на ушко про любовь. Она и размякла совсем. Какая у тебя, Павлик, у которого руки по локти в крови, может быть любовь? Стоп. Но я же чувствую, что если и не полюбил её, то уж очень этого хочу. Может позвать её с собой? А то, ведь останется она в этой квартире, появится риэлтер, будет скандал. Да и след останется. Если ей расскажут, с кем она спала и кого полюбила, то, думаю, ей этих впечатлений на всю оставшуюся жизнь хватит.

Кривцов налил ещё коньяка и подошёл к окну. За окном шёл снег. Редкие машины пробивали себе путь по нечищеной дороге. Прохожих вообще не было. В домах напротив не было ни одного освещенного окна.

– Надо поспать, – подумал Кривцов, – Моня может позвонить в любую минуту, а надо еще решить, на чём добираться до Москвы.

Кривцов решил улетать именно из Москвы. Там легче затеряться, и билет купить гораздо легче. Просто потому, что из Шереметьева самолёты за границу вылетают через каждые пять минут. В здешнем аэропорте международные рейсы наперечёт, и билетов на них обычно не бывает. А билет Кривцов сможет купить только, когда Моня изготовит паспорт.

Кривцов подумал, что в Москву безопаснее всего добраться на машине. Он посмотрел под окно, где стояла, слегка запорошенная снегом «девятка».

– Машина, конечно, не новая, но до Москвы дотянет. Погони за мной не предвидится, поэтому спешить некуда. Да и бросить её не жалко, оформлена она на Кривцова, которому осталось совсем немного. Машину, конечно, найдут, но пока разберутся что и как, я уже буду далеко. Почему я? Может, всё – таки, мы? Это вполне может быть, надо только придумать какую-нибудь вескую причину отъезда.

Кривцов ещё отхлебнул коньяка и пошёл спать. Он осторожно, чтобы не потревожить спящую Ольгу, залез под одеяло, прислонился к её тёплой, приятно пахнущей коже и закрыл глаза.

Олег проснулся, когда солнце было уже высоко. Из кухни вкусно пахло блинами. Он потянулся всем телом, посмотрел на солнечных зайчиков, весело прыгавших по голым стенам комнаты.

– Ну, ты и спать, – весело сказала Ольга, заглянув в комнату. На ней была одета его голубенькая рубаха.

Кривцов с удовольствием посмотрел на ее свеженькое личико, чуть вздернутый носик, голубенькие глазки и непокорный локон волос, который девушка поминутно пыталась сбросить с лица резким движением своей аккуратненькой головки. И вся она была такая стройненькая, воздушная, словно куколка. Кривцов зажмурился от такой прелестной картинки и притянул девушку к себе:

– А из тебя получилась бы хорошая жена, – шутливо проговорил он, зарывшись в ее волосах, – и встаешь рано, и блины готовить умеешь, и в других более приподнятых вопросах разбираешься, если, конечно, еще немного подучить, то будет совсем неплохо.

Он положил девушку на спину и, расстегнув рубашку, поцеловал оба, набухших уже от его ласк, соска.

– Отпусти, – со смехом запротестовала Ольга, – блин подгорит.

Кривцов с трудом заставил себя оторваться от ее груди:

– Отпускаю. Все верно, любовь любовью, но есть вещи святые и еда, безусловно, к ним относится.

Девушка убежала на кухню, а Кривцов закрыл глаза и подумал:

– Как всё– таки хороша жизнь. Есть женщина, которая тебе по утрам готовит блины. Ты её хочешь, хочешь всегда. Ты хочешь о ней заботиться, оберегать от случайностей. Может быть, это и есть счастье?

Кривцов поднялся из постели и пошёл в ванную умываться. Потом они с Ольгой сидели на кухне и ели блины со сгущенным молоком.

– Оль, а у тебя не возникало мыслей, чтобы остаться там навсегда? – спросил неожиданно Кривцов, прерывая Ольгин рассказ о её экскурсии в Париж.

– Где остаться? – спросила Ольга, – в Париже?

– Почему обязательно в Париже? Просто там, за бугром?

– Я и не думала об этом. А зачем?

– Как зачем? Ты же сама говорила, что там совсем другая жизнь. Мы отстали от них практически навсегда. На нашем веку мы их точно не догоним, даже не приблизимся. Даже если позовём на помощь китайцев.

– Ты серьёзно? Я не могу понять, зачем тебе это?

– Просто хочется знать твоё мнение. А может быть, у тебя и мечта такая была?

– Нет, не было у меня такой мечты. Зачем мечтать о том, что просто невозможно. У меня здесь тётка старенькая была, потом – работа. И, в конце концов, здесь я родилась. Родина, хоть и убогая, но уж какая есть. А там…

– Ну, тётки у тебя уже нет. Работа у тебя и там найдётся. С языком, тем более, у тебя тоже проблем никаких.

– А гражданство? А право на работу? Я видела там бывших наших, у которых нет гражданства. Инженеры и врачи посуду моют в ресторанах. Без гражданства нет права на работу по специальности, если ты не гений, конечно. А, согласись, жить за границей гувернанткой или инженером не одно и то же.

– Это если денег нет.

– Конечно. А у меня они откуда. Того, что у меня есть, хватит на пару месяцев. Ведь надо же где-то жить, питаться, одеваться.

– Ты права, дорогая. Вот если бы выйти замуж за какого-нибудь тамошнего инженера, это было бы совсем другое дело.

– Боже упаси, – засмеялась Ольга, – насмотрелась я на них, – это исключено.

– Что такое?

– Жизнь там другая, поэтому и мужчины другие. Они существуют по другим правилам.

– У тебя там кто-то был?

– Был, – замялась Ольга, – и даже замуж предлагал. Но я не захотела. И, слава Богу, что не захотела, ведь тогда бы я не встретила тебя.

Ольга поднялась и, подойдя к Кривцову, поцеловала его в губы. Кривцов поднял её на руки и понёс в спальню.

ГЛАВА 29

Шалый уже два часа пытался добиться от Сеньки Шаргана нужных сведений, но дело двигалось с трудом. Сенька сидел в центре единственной на даче комнаты привязанный к стулу. Его рот был залеплен скотчем, на лице уже обозначились два кровоподтёка. Тут же в углу комнаты находился стол, на котором стояли несколько бутылок водки и закуска. На диване, стоявшем вдоль стены расселось войско Шалого. Войско, да и сам бригадир, уже порядком замёрзли, так как дача не только не отапливалась, но даже электричество на зиму было отключено. Шалый с тоской думал, что если придётся здесь заночевать, то за ночь совсем окоченеешь. Эти неудобства он не учёл, планируя операцию. Поэтому нужно расколоть Шаргана ещё засветло.

Шалый подошёл к столу, кивком позвал братву и разлил водку по стаканам.

– Погреемся, – сказал он, подняв свой стакан.

Все выпили и потянулись за закуской.

– Может его пёрышком пощекотать? – спросил один из бойцов.

– Успеем, – ответил Шалый, – налей ему лучше водки, а то окочурится от холода.

Боец плеснул пол стакана водки, подошёл к Сеньке, отклеил рывком скотч.

– На, бухни, – боец поднёс стакан ко рту связанного Шаргана.

Шарган открыл рот, боец изловчился и вылил в рот водку из стакана. После того, как Сенька отдышался после изрядной дозы спиртного, он попросил закурить. Боец прикурил сигарету и вставил ему в рот.

Шалый и бойцы тоже закурили. В комнате установилась тишина. Слышались только плевки на пол. Бригадир походил по комнате и увидел возле неказистой буржуйки металлическую кочергу. Он взял её в руки и попробовал на вес. Потряхивая кочергой, он подошёл к пленнику.

– Всё хватит перекуров, – он выдернул изо рта Шаргана недокуренную сигарету и бросил в стоящее возле буржуйки ведро. – Слушай, Сеня. Ты видишь вот эту штуковину. Если ты сейчас же не назовёшь мне имя фраера, которому передал наши деньги, я засуну эту штуку тебе в задницу. Перед этим я её нагрею до красноты. Тогда ты мне всё скажешь, но для тебя это кончится печально. Ты станешь инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Ты понял?

– Чего же тут непонятного. Какой же ты, беспредельщик, Шалый. Нет, ты не беспредельщик, ты просто отморозок.

– Ну, хватит!

– Ты что не знаешь, кто я такой? Ты не знаешь, что я был не очень давно авторитетным жуликом, а сейчас в завязке? Ты не знаешь, что по понятиям нельзя требовать назад деньги за выполненную работу, нельзя даже интересоваться, кто сделал работу, как он её сделал, и кто ему помогал? Всё ты знаешь. Ты в блатных ходишь очень давно. Стоит мне обратиться к авторитетным ворам и от тебя даже «погоняло» не останется. И это будет по понятиям. Поэтому, я уже покойник. Скажу я тебе то, что ты хочешь, или не скажу – в живых ты меня не оставишь.

– Если скажешь, то я тебя отпущу. Слово даю.

– Слово твоё – полное фуфло. Поэтому давай грей свою арматуру и начинай. Только всё это напрасно, я ничего не скажу.

Шалый отошёл к столу, налил водки и выпил.

– Тащите печку на улицу, растапливайте, – велел он бойцам, – возьмите железяку и раскалите до бела. Раз он хочет повеселиться, не будем возражать.

Бойцы с готовностью бросились исполнять указание бригадира. Когда бригадир и его пленник остались вдвоём, Шалый сказал:

– Зря ты так, Сеня. Говоришь о понятиях, стращаешь страшным воровским судом. Зря.

Шарган молчал.

– В городе нашем смотрящий – Дадон. Я работаю на него. Старообрядцев уже почти не сыскать, вымерли. А новым ворам Дадон кинет кость, и виноват будешь ты, Шарган. Тебе это известно не хуже меня. И не понятия тебя удерживают, а что-то другое. Вот только что? А, Шарган?

Но Сенька упорно не хотел разговаривать. Шалый потянул носом:

– Ага, вот и жаровня разогревается. Скоро ты узнаешь, как хорошо в аду.

– Там и встретимся, – отозвался, наконец, Шарган.

– Пока я туда доберусь, ты уже сгниёшь.

– Не говори «гоп», – ухмыльнулся Сенька.

Шалый вдруг понял, что тот его не боится. Сенька не верит, что Шалый засунет ему в задницу раскалённую кочергу. Шалый и сам в это не верил. Ну, приложиться арматурой по башке во время разборки – это запросто. Это допустимо, как и застрелить кого-нибудь, или ножиком пырнуть. Но то, что пообещал Шалый Сеньке, он сделать не смог бы. Да и бойцы на это не способны.

Тут у Шалого зазвонил телефон. Он вышел из комнаты и включил соединение.

– Здорово, Шалый, узнал? – приветствовал его Дадон.

– Привет, как не узнать? – Шалый посмотрел на дисплей своего телефона, где было написано: «Дадон».

– Как идёт дело?

– Работаю, но пока молчит.

– Слушай, Шалый. Ситуация изменилась. Стрелка я нашёл, поэтому своего приятеля можешь не мучить. Заканчивай, но чтоб никто его не нашёл. Жду тебя вечером в семь, в «Дуплете». Не задерживайся, дело срочное. Да, приготовь пацанов, человек десять. Самых, самых отчаянных приготовь. Ну, пока.

Дадон отключился. Шалый сплюнул на пол и вышел на крыльцо.

– Пацаны, – обратился он к бойцам, гревшимся возле печки, – планы меняются. Печку затушить, Шаргана мочим ножом и в багажник. На озере всё готово?

– Прорубь с утра проверяли, не замёрзла. Камень там же на берегу, верёвка в машине, – бойцы говорили наперебой. Из их возбуждённых ответов, Шалый понял, что им тоже не хотелось участвовать в такой необычной пытке.

– Только не кровите, аккуратно, с одного удара. Потом заверните его в плёнку, чтоб машину не запачкать. Скоро Рождество, как раз и искупается наш жмурик.

– Купаются-то вроде на Крещение, – сказал один из бойцов.

– Точно, – согласился Шалый, – ну, чего же теперь Крещения ждать? Давайте быстрее.

Братва кинулась в дачку. Замочить, да ещё аккуратно, это работа для них привычная, не то, что нюхать жареное человеческое мясо и слушать душераздирающие вопли. Шалый даже загордился своими бойцами. Это, действительно бойцы, а не садисты.

Через десять минут джип отъехал от дачи. В комнате прибрали, крови не оставили. Весной хозяева, если и обнаружат, что кто-то в дачке побывал, то спишут всё на местных бомжей. Подъехав к озеру, джип остановился. Бойцы, осмотревшись, вытащили тело из багажника, привязали к нему большой камень и бросили в прорубь. Прорубь засыпали снегом и заровняли. Всё было чисто и аккуратно, а главное, надёжно, как и велел Дадон.

ГЛАВА 30

Сегодня Ольга попросила Кривцова отвезти её в церковь. Они сели в машину и поехали за город, где в небольшом селе стояла маленькая церквушка. Идти в одну из церквей города Кривцов не захотел. Там, наверняка, соберётся огромная толпа народа, из которой настоящих верующих будет совсем немного. Остальные будут притворяться и отдавать дань моде. А если мероприятие захочет посетить местное руководство, то и ментов нагонят больше, чем верующих. Рисковать ни к чему, лучше за город.

Кривцов остановил машину перед церковью. Тут же на небольшой площадке стояло ещё несколько автомобилей. Всё-таки не один он оказался таким находчивым, кто-то ещё решил посетить церковь подальше от города.

– Оль, ты иди в церковь, – сказал Кривцов, – а тебя тут подожду.

– Ты, что же не веришь в Бога? Или ты – мусульманин? – заулыбалась Ольга.

– Скорее буддист. Я верю в переселение душ. Шучу. Я даже крещёный, но в церковь идти не хочу. Здесь тебя подожду, покурю. Ты там не спеши, всё до конца посмотри, потом мне расскажешь.

– Как хочешь. Получается, что ты только ради меня приехал?

– Мне это было приятно.

– Мне тоже, – Ольга поцеловала Кривцова в щёку и направилась в церковь.

Кривцов остался один возле машины. Он достал сигарету и закурил. На улице не было холодно, и он решил подождать Ольгу на воздухе, тем более, что все, кто приехал на вечернюю службу, уже зашли в храм и вокруг никого не было.

– А что ты, Павлик Терентьев, в церковь-то не пошёл? – спросил по привычке сам себя Кривцов, – доставил бы удовольствие девушке, а заодно и грехи бы свои замаливать начал. Так тебе, Павлик, грехи твои и простят. Дожидайся. Если бы было так просто снова стать человеком, наверное, ты бы давно из церкви не вылезал. Так ведь, Павлик? Но тебе известно, что твои грехи не замолить никогда. Поэтому, что толку в церковь идти. Только нормальным людям мешать.

Тут из храма выбежала женщина, а за ней ещё несколько человек. Двое мужчин почти на руках несли старушку. Женщина бросилась к Кривцову:

– Молодой человек, вы на машине?

– Да, – ответил Кривцов.

– Ради Бога, помогите! Маме стало плохо, довезите нас с ней до города. Ей в больницу надо. Боюсь, что «скорая» пока приедет, будет поздно.

Кривцов на секунду замялся. Потом сказал:

– Но я здесь не один, я жену дожидаюсь. Она выйдет из церкви, а меня нет.

– Созвонитесь, в крайнем случае. Вы разве не слышали, мама умирает. Понимаете, человек умирает. Разве могут быть какие-нибудь причины отказать ему в помощи?

Кривцов распахнул дверцу машины.

– Садитесь, только быстрее.

Двое мужчин усадили старушку на заднее сиденье Кривцовской «девятки». Женщина тоже уселась рядом со старушкой. Кривцов завёл двигатель и поехал по направлению к городу.

– В какую больницу везти? – спросил он, не оборачиваясь.

– В кардиологию, на Пушкинской.

– Понял, – ответил Кривцов и прибавил скорость, – это почти на выезде, ехать туда полчаса. Успеем?

– Должны успеть, обязаны, – почти прокричала женщина.

– Что же вы больную мать в церковь повели, да ещё и ночью?

– Если бы она была моей матерью, я бы её не повела.

– А кто же она вам?

– Никто. В храме народу битком, воздух спёртый. Старушка почти рядом со мной стояла и молилась, а потом упала. Единственное, что успела сказать – «сердце».

– Почему же вы мне сказали, что она ваша «мама».

– А что я должна была сказать? Вы и после «мамы» не сразу согласились.

– Верно.

Кривцов замолчал. У него в голове всё запуталась. Он и случайная женщина, а ещё двое мужиков, которые с ним не поехали, спасают постороннюю, не знакомую им старушку. Разве такое возможно? Сколько таких старушек просят подаяние на входе в крупные супермаркеты? И если бы сидящая на заднем сиденье старушка упала бы в другом месте, никто бы и внимания не обратил.

– Почему вы решили ей помочь? – спросил Кривцов, – потому что она упала в церкви?

– Вы – больной? – ожесточилась женщина, – считаете, что я преследую какие-то меркантильные интересы? Хотя бы перед Богом? Наверное, ещё и денег с меня в конце попросите? Хотя бы на бензин?

– Извините, – ответил Кривцов, – просто я отвык от того, чем мы с вами сейчас занимаемся.

– Если вы отвыкли, ещё не означает, что отвыкли все. Хотя в ближайшем будущем так и будет.

– Не будет, – уверенно сказал Кривцов, – вы же останетесь. А святых всегда немного.

– Вы из меня святую хотите сделать? – удивилась женщина, – когда люди друг другу помогают – это норма, но уж никак не святость.

Они замолчали. Вскоре Кривцов подъехал к больнице. Он сбегал в приёмный покой, привёл санитаров, а потом вместе со случайной знакомой убедился, что старушку поместили в реанимацию.

– Ну, что поехали обратно? – спросил Кривцов женщину, когда все хлопоты закончились.

– Нет, спасибо. Я, пожалуй, не поеду. Служба скоро кончится, всё равно не успеем.

– Самое главное мы уже успели.

– Это верно, – улыбнулась женщина, – прощайте. Я пойду домой, а вы поезжайте за женой, а то, действительно, беспокоиться будет.

– Давайте я вас до дома довезу, – предложил Кривцов.

– Нет, не нужно, я тут недалеко живу. Как хоть вас зовут, спаситель?

– Павел, – ответил правду Кривцов.

– Как апостола, – улыбнулась женщина, – а меня Татьяна. – Всего хорошего, Павел.

Кривцов махнул ей рукой и направился к машине. К храму он вернулся, когда служба уже закончилась, народ почти весь разошёлся. Машины с площадки разъехались и, поэтому стоящую в сторонке растерянную Ольгу он сразу обнаружил.

– Ты куда пропал? – спросила Ольга, усаживаясь на переднее сиденье.

– В город ездил, – ответил Кривцов.

– В салоне лекарствами пахнет, – потянула носом Ольга, – это, наверное, ты повёз ту старушку, которой стало плохо, в больницу?

– Да, попросили.

– Я так и подумала, сразу.

– Почему же ты не удивляешься? – спросил Кривцов.

– Почему я должна удивляться? Ведь русские своих в беде не бросают. Не так ли мы с тобой решили? – Ольга поцеловала Кривцова в губы, – ну, поехали домой?

– Поехали. Только, речь мы тогда в Аэропорте вели о том, что русские своих не бросают на войне.

– Беда – более широкое понятие. Так что, твоя война в неё вполне уберётся.

Ночью, насытившись друг другом, они лежали, укрывшись одеялом и тихо разговаривали. Кривцов снова пытался завести разговор о жизни за границей. Хоть это не вязалось с тем, что только что между ними происходило, тянуть дальше уже не было времени. Моня может позвонить в любую минуту.

– Оль, а если бы у тебя был выбор жить оставшуюся жизнь здесь или за границей, что бы ты выбрала? – спросил Кривцов.

– Чего это тебя так волнует? – полусонным голосом отвечала Ольга, – ты ревнуешь меня к тому немцу? Не переживай, я люблю только тебя и останусь с тобой здесь.

– Я не об этом. Если нам с тобой жить не здесь, а за кордоном?

– Это как? – встрепенулась Ольга.

– Ну, если, например, у меня есть возможность уехать навсегда. Ты поехала бы со мной?

– Олег, – Ольга даже присела на кровати, – откуда у тебя такая возможность? Я же не слепая. Ты же не богач, не олигарх. Я вижу, что эта квартира не твоя, машина у тебя отечественная. Если тебя и могут послать за границу, то только на работу. Но это ведь не навсегда? Зачем мне следовать за тобой, если ты скоро вернёшься. Я тебя дождусь, рабочая виза больше чем на полгода не выдаётся, значит, ты будешь приезжать.

Кривцов встал с кровати и заходил по комнате.

– Оля, – наконец сказал он, присев на краешек кровати, – я тебе как-то говорил, что работа у меня есть, и она очень хорошо оплачивается. Сейчас я решил эту работу оставить, ну, типа, на пенсию выйти. Моя работа нравилась не всем, и оставаться в стране мне нежелательно. За время работы я заработал целое состояние, которое хранится в одном немецком банке. Этих денег хватит на безбедную жизнь там до конца дней. Причём хватит и нашим детям, а может и внукам. Поэтому, если у тебя виза ещё не закрыта, поехали со мной. Не обязательно поселяться в большой и развитой стране. Я предпочёл бы маленькую, и подальше от Европы, где-нибудь на берегу океана.

В комнате воцарилось молчание. Ольга тоже присела в кровати, а потом тихо заплакала.

– Ты чего? – спросил Кривцов.

Ольга вытерла ладонями слёзы и, запинаясь, проговорила:

– Почему всё это опять мне? Чем я так прогневила Бога?

– О чём ты?

– Как о чём, Олежек? Если у тебя полно денег за границей, если ты хочешь уехать навсегда, если тебе в нашей стране лучше не оставаться, если всё это срочно, то вывод только один. Деньги твои не честные. И ты зовёшь меня тратить их вместе с тобой? И ты ждёшь от меня положительного ответа?

– Ты неверно всё поняла, – сказал Кривцов, – я прошу тебя мне поверить. Прошу поверить, что я буду любить тебя всю жизнь, что буду заботиться о тебе и никогда тебя не обижу.

– Спасибо, только ты не ответил на мои вопросы.

– Хорошо. Деньги в нашей стране честно зарабатывают только те граждане, которые не могут себе позволить даже думать о загранице. Таких большинство, согласен. Заработать много денег честно невозможно по определению. Я тут исключением из правил не являюсь.

– И всё же? Почему ты должен уезжать?

– Я не могу тебе сейчас это сказать.

– Тогда я не могу поехать с тобой, – Ольга снова заплакала.

– Оль, не надо, прошу тебя, – Кривцов погладил её по голове, – ты же не перестанешь меня любить, если я не совсем честно заработал свои деньги? Хотя это ещё вопрос.

– Не перестану. Можно же начать всё с начала.

– Правильно, – вздохнул с облегчением Кривцов, – вот давай вместе и начнём.

Ольга легла в кровать и протянула ему руки:

– Иди ко мне. Давай завтра обо всём поговорим. Должен же быть какой-то выход. Вместе его и поищем. Но только завтра, а сегодня я не хочу ничего. Только тебя.

Кривцов лёг с ней рядом. Он успел подумать, что всё ещё может получиться, и ему одному ехать не придётся. Она всё поймёт, а может быть, и простит.