Текст книги "Стая"

Автор книги: Владимир Сухарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 21

Анатолий Алексеевич Серёгин позвонил своему шофёру и решил, не дожидаясь его приезда, выйти на улицу подышать свежим воздухом. В офис он сегодня не поехал, так как решил проехаться по магазинам и купить подарки к Новому году жене и дочери. До Нового года оставалось всего ничего и можно просто не успеть. Работа подождёт, тем более согласовывать свои действия с кем-либо из партнёров не было необходимости. После убийства компаньона советоваться было не с кем. Сын убитого отбывал пожизненное заключение и участвовать в делах не мог при всём желании. Более того, он этого сделать не сможет никогда. Анатолий Алексеевич решил ещё подождать пару лет, а потом нанять адвоката, чтобы тот устроил куплю-продажу унаследованной доли. К этому времени сынок компаньона совсем дозреет. К этому времени у него кончатся деньги, и он продаст свою долю за гроши. Можно, конечно, не покупать, а оставить всё, как есть, но эта неопределённость может когда-нибудь аукнуться. Вдруг у сына Исаева тоже есть неведомые пока наследники? Лучше всё решить до тех пор, пока он жив. А вообще, Серёгин, сейчас даже радовался такому великолепному стечению обстоятельств, которые позволили ему единолично возглавить доходное дело. Чего скрывать, основную часть бизнеса придумал и тащил на себе Исаев, и рано или поздно, но он бы захотел разделиться. Учитывая ловкость и предприимчивость убитого, Серёгин не рассчитывал на приемлемые условия раздела. Но получилось всё просто замечательно. И компаньон убит, и единственный прямой наследник тоже почти убит. Серёгин вспомнил, сколько ему стоило это стечение обстоятельств, но посчитал, что всё-таки поступил правильно.

– Вон он идёт, – показал Борисов на вышедшего из подъезда человека лет сорока пяти, маленького роста, полноватого, со смешными чёрными усиками на вальяжном лице. Походкой и манерами он напоминал ухоженного, избалованного кота.

– Действуйте, как договорились, – спокойно проговорил Борисов, и двое его друзей, быстро выскочив из машины, направились на другую сторону улицы. Игорь стремительно развернул автомобиль и подъехал к самому бордюру. Серёгин даже не успел испугаться, как оказался на заднем сиденье, зажатым с двух сторон крепкими парнями. Борисов быстро помчался, проскакивая перекрёстки, направляя машину к выезду из города.

Наконец Серёгин, чуть оправившись от страха, решил напомнить о себе:

– А в чём, собственно дело, ребята?

Сидевший по левую руку от Серёгина, парень лениво ответил:

– Молчи, сволочь! – и отвернулся к окну.

– Куда мы едем? – снова задал вопрос Серёгин.

Теперь в беседу вступил парень, сидевший справа:

– Ты что, мужик, глухой?

– Но я хочу узнать, в чём дело? – повысил голос Серёгин.

– Нет, он мне надоел, ублюдок паршивый! – парень выругался и сильно ткнул Серёгина в бок локтем. Тот только охнул, на лбу у него выступил пот, а нижняя губа предательски задёргалась. Он хотел ещё что-то сказать, но получил увесистый удар в печень.

– Ну, успокоился? Арбуз переспелый, – нахально спросил парень – а то раскудахтался. Куда, да, куда? Ох, уж, эти мне жмурики, никак не хотят понимать, что на том свете им будет лучше.

Пот с Серегина пошёл градом, он наконец-то понял, что с ним не шутят.

– Вообще-то к этой извечной теме все подходят по разному, – продолжал философствовать парень, – и часто вовсе не создатель решает, кому сколько отпущено. Ты в Бога веришь, мужик?

– Что? – не понял Серёгин.

– Ты верующий?

– Нет, – машинально ответил Серёгин.

– Ну, тогда тебе дорога в ад, грехов у тебя – пруд пруди.

– Кто вас нанял? – неожиданно спросил Серёгин.

– Какая тебе разница, дружок? – гадливо ответил, сидящий за рулём Игорь, – я тебе скажу, потом, в последний момент.

Тем временем машина вырвалась за город и скоро свернула в лес. Борисов заглушил двигатель. Серёгина вытолкали на полянку, не запорошенную снегом. Снег в лесу лежал только местами. Парни достали из багажника лопаты и стали деловито обмерять Серёгина. Потом обметили участок земли. Борисов достал пистолет и стал медленно накручивать глушитель. Они почти не разговаривали между собой, но всё у них выходило слаженно, обыденно, словно они делали свою обычную работу.

У Серёгина подкашивались ноги.

– Что же делать, – лихорадочно думал он, – Господи, за что? И кто? Кто!!! Как глупо.

– Может, мы договоримся? – спросил он робко.

– Не мешай, мужик, – угрюмо бросил один из парней и громко воткнул лопату в землю.

Тут Борисов кончил свои манипуляции с пистолетом и подошёл к Серёгину:

– Слушай, жертва, у тебя есть шанс задержаться с визитом на тот свет.

Серёгин встрепенулся. Борисов сделал знак двум другим парням, и те послушно отошли на приличное расстояние. Сразу стало ясно, что он тут главный.

– Боже, – закричал в душе Серёгин, – может это обычные рэкетиры и удастся откупиться. Тогда я их потом живыми зажарю.

– Сколько? – спросил Серёгин.

– Не гони лошадей, – Борисов сунул руку в карман и включил миниатюрный диктофон, – мой шеф знает о тебе всё. Ему нужна фамилия мента в следственном комитете, который помог тебе избавиться от компаньона.

– Какого компаньона?

– Не знаю, – не попался на этот дешёвый трюк Борисов, – меня интересует не твой компаньон, а мент. Такая уж у меня задача.

– Стоп, – подумал Серегин, – он или от Дадона, или… нет, не может быть! Методы не ментовские. Значит, этот выродок от Дадона. Ну, Дадон, совсем обнаглел! А чёрт с ним, с этим следаком, а то убьют ещё, в самом деле.

И Серёгин решился:

– Его фамилия Одинцов.

И дальше торопливо, запинаясь, он поведал Борисову, когда и сколько передал Одинцову взамен известных услуг.

– Как ты вышел на мента? – задал вопрос Борисов.

– Он сам на меня вышел.

– Это как?

– Позвонил, назначил встречу и предложил. Одного завалить, а второго упрятать навсегда.

– И ты согласился?

– Он смог меня убедить, – Серёгин заметно занервничал, – он сказал, что Исаев уплатил ему большую сумму и его сын через пару дней должен выйти на свободу.

– И что?

– А то, что меня они с сыном решили из бизнеса выбросить, и заниматься им вдвоём.

– И ты поверил?

– Он диктофонную запись дал прослушать, где Исаев об этом говорил, как о давно вынашиваемой идее.

– А в кабаке-то, что Исаев праздновать собирался?

– Освобождение сына и собирался отпраздновать.

– Наверное, и тебя пригласил?

– Конечно.

– Денег много менту заплатил?

– Много, он сказал, что хороший снайпер стоит дорого.

Когда Серёгин закончил, Борисов позвал двух других парней. Серегина обыскали, отобрали сотовый телефон и тут же разбили его о дерево. Потом они сели в машину и уехали. Чертыхаясь, Серегин побрёл пешком к шоссе, проклиная последними словами Дадона.

– Куда менты смотрят? – сокрушался Серёгин про себя, – сначала среди бела дня убивают сына одного бизнесмена, потом вот со мной история. Кстати, мы тоже Дадону перестали платить год назад примерно. Может, стоит вернуться к нему? Чёрт с ним, пусть подавится, а то ведь и угробить может, не моргнув глазом. А мент-то им зачем? С него что ли получать хотят?

Он промочил ноги и сильно замерз.

Добравшись до первой телефонной будки, он позвонил Одинцову. После приветствий Серёгин сообщил:

– Меня только что захватили люди Дадона и чуть не убили.

– Ну, что же им помешало?

– Дадону был нужен человек в следственном комитете, который мне помогал избавиться от компаньона.

– И ты, конечно, назвал мою фамилию?

– А что было делать?

Серёгин рассказал подробности, конечно в выгодном ему свете.

– Номер машины не запомнили?

– Я об этом не подумал.

– С чего вы решили, что это люди Дадона?

– А чьи же еще? Не ваши же? Методы не те.

– Это верно, – сказал в трубку Одинцов, – вы точно не подписывали никаких бумаг?

– Какие бумаги? Это же в лесу было. В руках только пистолеты и лопаты.

– Вы уверены?

– Зачем Дадону бумаги? Он что, побежит на вас с жалобой в прокуратуру?

– Тогда зачем ему моя фамилия?

– Откуда я знаю? – уже почти кричал в трубку Серёгин, – какие у вас с братвой отношения, мне неведомо.

– Какие отношения? – удивился Иван Андреевич, – был у меня Дадон на допросах пару раз, как свидетель, вот и все отношения. Ладно, я разберусь.

Серегин еще что-то кричал про разбитый мобильный телефон, про моральный вред, про борьбу с преступностью, но Одинцов уже не слушал. Иван Андреевич собирался вместе с женой встречать Новый Год к её родителям и этот звонок его немного расстроил.

– Кого это так интересуют мои дела? – подумал он, – Дадон? Нет, кишка тонка. Моя фамилия ему ничего не даст. Не собирается же он захватить власть в городе? Тогда кто?

Так и найдя ответа на этот вопрос Иван, Андреевич направился в гости. Уже после наступления Нового Года ему позвонил Крыленко и доложил, что операция по захвату Коли Лыкова прошла успешно. Лыков и его приятель убиты, оказали сопротивление с применением оружия. Это были хорошие новости, что отметил про себя Иван Андреевич. Новый Год начинался с хороших новостей. А как встретишь Новый Год, так его и проведёшь. Одинцову очень хотелось верить в эту примету.

ГЛАВА 22

Валентин Петрович Седов не любил шумных застолий, особенно в Новый Год. Поэтому уже на протяжении долгих лет он встречал этот праздник одинаково. Один, в своей квартире, с бутылкой хорошего коньяка и скромной закуской в виде тонко нарезанного лимона. В Новогоднюю ночь он сам с собой подводил итоги прожитого года и ставил цели на следующий. Чтобы заниматься этим компания была не нужна.

Если бы не убийство сына, то сегодня Валентин Петрович сделал бы вывод, что Дадона он, в конце концов, победил. Причём, победил без крови и стрелялок, победил в силу того, что он, Валентин Петрович Седов, и умнее, и богаче, и опытнее. За ним будущее, а век бандита Дадона прошёл. Но события субботы показали, что такие выводы делать ещё рано. Давно занимаясь бизнесом, Валентин Петрович прекрасно понимал, что достиг определённого потолка. Большего достичь в провинциальном городе невозможно. Здесь просто нет для дальнейшего развития самого главного – денег. В столицу его никто не пустит, да и поздно уже думать о столице. Годы прошли, время упущено. Чтобы преумножить свой бизнес, другого способа, кроме вхождения во власть, не существует. Валентин Петрович уже работал в городской администрации в девяностые, и ничего, кроме хлопот, это ему не принесло. Но время было тогда другое, разбогатеть на виду у ещё независимых газет и пока совестливых депутатов было невозможно. Теперь – дело обстоит совсем иначе. Не попавши во власть, не получив доступ к бюджету, пусть и на местном уровне, не разбогатеешь никогда. Поэтому и решил Валентин Петрович в ближайшем будущем стать мэром города. Весь свой бизнес он хотел перевести на сына, как этого требовал закон. Но теперь переводить стало не на кого.

Этот чокнутый Дадон перечеркнул все планы Валентина Петровича.

– Есть ещё у меня племянник, – размышлял вслух Седов, – но это разгильдяй посильнее, чем погибший сын. Выходит, что положиться не на кого.

Валентин Петрович перебирал в памяти родственников и ближайших друзей и с ужасом обнаруживал, что все они для приготовленной роли не годятся. Это или бездари, или хапуги, или лизоблюды без своего мнения. Эти бизнес пустят по ветру за пару лет.

– Ну, что? Иванову что ли бизнес доверить? Больше не кому.

Иванову Валентин Петрович доверял, но в глубине души душ боялся. Ему казалось, что Иванов знает про него что-то такое, чего не знает сам Валентин Петрович. И этим чем-то Иванов в нужный момент не преминет воспользоваться. Седов понимал, что это всё – бред, нет за ним ничего такого, чего можно было опасаться, но чувство тревоги его не покидало. Он успокаивал себя, что Иванов знает про дела Валентина Петровича почти всё, и если бы ему было надо, то он давно бы уже воспользовался этой информацией. А Иванов, нет, напротив, работает и работает, причём лучше и полезнее всех. Но, именно в этот фанатизм, пусть и далеко не бескорыстный, Валентин Петрович не верил, поэтому и тревожился. Он вспомнил, как однажды, еще в советское время, когда он работал в горкоме комсомола вторым секретарём, случилось одно чрезвычайное происшествие. Тогда комсомольским лидерам не положена была охрана, но один на всех секретарей у них был. Один раз они всем горкомом отмечали какой-то очередной пленум, ну и напились, как обычно. Дело было в пионерском лагере, от глаз подальше, так что напиться сам Бог велел. И вот первый секретарь, уже едва державшийся на ногах, стал приставать со вполне определенными намерениями к одной из официанток. А у той муж на кухне работал поваром. Девушка пожаловалась мужу. Завязалась драка. Все горкомовцы били одного повара, а тот возьми и умри. Когда это обнаружилось, все мигом протрезвели и стали валить всё друг на друга. Но тут появился человек из конторы и быстро «организовал» самоубийство ревнивца. Более того, эту официантку больше никто никогда не видел. Фамилия человека из Конторы была Иванов.

Когда прибывшие милиционеры увезли тело повара, а вместе с ним и его жену, Иванов, обращаясь ко всем горкомовцам, сказал:

– У вас власть, и вы всегда правы. Поэтому не надо благодарностей. Продолжайте то, зачем приехали.

Его слова, а главное, его умелые и быстрые действия в критической ситуации, Валентин Петрович запомнил на всю жизнь. Однако вскоре не стало ни комсомола, ни страны, ни собственно самой Конторы. Но люди остались, и Седов в нужное время про Иванова вспомнил, и пока еще об этом не пожалел.

За две недели до убийства сына Валентин Петрович уже договорился с нужными людьми в столице, что если действующий мэр города подаст в отставку, или не сможет исполнять свои обязанности по какой-либо причине, на новых выборах кандидатура Валентина Петровича будет поддержана из центра. Дело оставалось за малым. Иванов собрал на мэра большой компромат и нужен был свой следователь, который раскрутит дело. Поэтому старший следователь следственного комитета Иван Андреевич Одинцов, который расследовал убийство сына Валентина Петровича, и должен был по его замыслу свалить действующего мэра.

Он налил себе еще коньяка и включил радиоприёмник. Несколько минут он крутил ручку настройки, пока не нашёл что-то спокойное. На всех станциях веселились и попса текла рекой. Такую музыку Валентин Петрович терпеть не мог.

 
  Не заслужили мы прощения
  За сны в вагоне окаянные
  В ту ночь нам были откровения
  Да толку что, мы были пьяные
  А что на языке у пьяного
  То в голове всегда у трезвого
  А трезвым? Я не помню дня того
  Вот и спросить выходит не с кого….
 

Валентин Петрович узнал Олега Митяева. К его песням он относился с уважением, но сейчас слушать дальше не стал и выключил радио.

– А дальше ничего и не надо петь, всё уже сказано, – сказал он вслух, как бы извиняясь перед поэтом за то, что прервал песню, – даже Президенту не надо ничего говорить. О текущем моменте Митяев уже поведал и всё объяснил. На вечные вопросы: «Кто виноват?» и «Что делать?» дал вразумительные ответы. Всё остальное словесная шелуха.

Валентин Петрович дождался боя курантов, выпил последний фужер коньяка и отправился спать. Машина была запущена. Остановить её не могло даже убийство сына.

ГЛАВА 23

1 января Среда

Проснувшись, Кривцов позвонил Кирюхе и назначил ему встречу в городском парке. Кирюха долго отнекивался, ссылаясь на какие-то мероприятия с друзьями, но, узнав, что речь идёт об отправке последнего заработка за рубеж, согласился на встречу. С этой финансовой операции ему тоже полагался немаленький процент.

Кривцов сказал Ольге, что ему нужно встретиться с другом по деловым вопросам, оделся и вышел на улицу. Затем он сел в машину и отъехал от дома. Через два квартала Кривцов остановился на обочине, извлёк из тайника под сиденьем пистолет с глушителем и сунул его в грудной карман куртки. Закрыв машину, он направился в парк на встречу с Кирюхой. Дойдя до условленного места, он принялся ждать. Настроение было паршивым, что-то беспокоило Кривцова, а что он никак не мог понять. Всё он сделал правильно, всё идёт по плану, но состояние тревоги не проходило. Наконец, он понял, в чем дело, ведь он уезжает из страны, навсегда уезжает. И не будет больше никогда Терентьева Павлика. Вот отчего на душе было мрачно.

– Жалко стало навсегда уезжать? – спросил себя Кривцов. – Ну, уж нет! На черта мне такая страна, в которой выгоднее убивать, чем быть нормальным человеком? Может быть, еще распустить слюни при виде белоствольных березок? Или поплакать по поводу такой трудной судьбы? Плевать я хотел на все это. Не нужна мне такая Родина! Ничего хорошего от нее я не видел. Детство, которое счастливым не было. Мать, пьяная с утра до вечера, папаша, который свалил в неизвестном направлении, койка в теткиной квартире. Потом армия, где из меня сделали зверя, потом университет. Опять же койка в общаге. Пять лет полуголодной жизни на глазах у сытых, мордастых сынков обеспеченных родителей. Можно ли жить на стипендию? Оказывается можно. И для чего все это было нужно? Чтобы наплодить таких же нищих? Чтобы к сорока накопить на квартиру, а к шестидесяти – на кладбище? Вот за это я должен благодарить страну? А стоило только раз запустить руку в карман этой стране, как сразу же упрятали за решетку, даже не разбираясь. Зона – это тоже Родина. Прокурор, судья, пьяные прапора с дубинками – и это Родина. И эти новые хозяева жизни, сынка одного из которых я прихлопнул – это тоже Родина. Ничего кроме унижений я от этой страны не видел. Поэтому я расстанусь с ней без слез. И Павлика Терентьева тоже не жалко. Уж если разбираться по большому счету он настоящий сын своей Родины. Злой, холодный и расчетливый, готовый за деньги любому всадить пулю. Ну и что, что его к этому вынудили обстоятельства, все равно грехов у него столько, что его самого давно пора вздернуть. Ведь кругом столько народа, которому тяжело. Никто еще не взял винтовку и не решил зарабатывать на смертях. Ну и пусть! Так что, Павлик, придется тебе прекратить свое существование, а я попробую начать все с начала где-нибудь подальше отсюда.

Тут, прерывая размышления Кривцова, появился Кирюха. Чувствовалось, что он слегка навеселе.

– Тем лучше, – подумал Кривцов, ощущая под курткой тяжесть оружия.

– Привет, – поздоровался Кирюха, – ты чего это посередь праздников придумал? Не отдыхается тебе. Можно же было после тринадцатого всё решить.

– Нет, мне надо сейчас.

– Как хочешь, – пожал плечами Кирюха, и, не увидев в руках Кривцова никакой сумки, спросил:

– А где?

– Пошли, где-нибудь присядем и поговорим, – показал Кривцов в сторону кафе.

Кафе было обыкновенной забегаловкой для любителей экспресс выпивки. То есть зашёл, принял дозу, заел бутербродом и вышел. Поэтому столиков в кафе не было, можно было взять выпивку и присесть тут же у стойки. Кривцов и Кирюха попросили по сто грамм коньяка и расположились за стойкой, в самом её конце.

– Ну, с Новым Годом? – поднял свой бокал Кривцов.

– Взаимно, – пригубил Кирюха, потом достал сигарету и закурил.

– Как, вообще твои дела? – спросил Кривцов. Кирюха поднял на него удивлённые глаза. За много лет они никогда ни о чём личном не говорили. Только о деле. Заказ, клиент, оружие, деньги. Поэтому вопрос партнёра Кирюху удивил. Он залпом допил содержимое фужера и, поморщившись, проговорил:

– Дела, как сажа бела. Плохо мне, брат. Прости, по имени не называю, не имею чести знать.

– Олег.

– Ну, Олег, так Олег, – Кирюха попросил бармена наполнить свой фужер, – последний раз ты был Юрой.

– Что поделаешь.

– Чего это ты, Олег, заинтересовался вдруг моими делами? – Кирюха залпом выпил свой фужер.

– Сам не знаю, просто интересно.

– Ну, тогда, спешу твой интерес удовлетворить. Матушка моя в больнице, но врачи уже руки опустили. Рак у неё. Проживёт еще не больше двух недель. Сижу у неё целыми ночами возле койки, а она всё рассказывает мне о том, какого хорошего сына воспитала и как ей хорошо будет там, на небесах, как ей легко будет туда отравляться. Отца вспоминает, он погиб в первую чеченскую. А я сижу и плачу про себя. Знала бы она, что за чудовище воспитала.

Кирюха опять попросил бармена наполнить фужер.

– Жена от меня ушла в прошлом году, полюбила кого-то другого. Дочку видеть не даёт. Говорит, что она этого нового мужа уже папой зовёт, что они все счастливы. Умоляет меня не лезть в их жизнь. Этот новый муж – простой инженер, работает на заводе, ни хрена, наверное, не зарабатывает. Живут они в двухкомнатной хрущёвке и радуются! Представляешь, Олег? Чего ей не хватало? Теперь я понял чего.

– И чего? – угрюмо спросил Кривцов.

– Тепла, души, любви, наконец! Деньги к этим понятиям не имеют никакого отношения.

– Ну, это ты загнул. Деньги ко всему имеют отношение.

– Ты проверял? – спросил Кирюха, – нет, ты не проверял. Я в этом уверен, раз до сих пор делаешь дырки в черепушках. Значит, до сих пор ты уверен, что чем больше денег, тем больше счастья. На, посмотри на меня. Счастье из меня так и прёт, а ведь я ничуть не беднее тебя.

– Давай выпьем, – Кривцов поднял свой бокал.

– Давай, – согласился Кирюха, – за то, чтобы и ты когда-нибудь понял, чем меряется человеческая жизнь.

Осушив свой фужер, Кирюха велел снова его наполнить, и, перейдя на шёпот, сказал:

– Знаешь, я даже хотел тебе себя заказать. Не веришь? Правда. Иной раз так не хочется жить.

– Ты это брось, Кирюха. Всё ещё наладится.

– Ага. Мать спасут наши великие доктора, жена вернётся с покаянием, дочь снова будет называть меня папой? Оставь. Ладно, чего звал? Сколько надо перевести в Германию?

– Пойдём на воздух, по дороге расскажу.

Они вышли из кафе. На улице был уже поздний вечер, в парке почти не было народа. Видимо, все, кто хотел отпраздновать, уже это сделали и сейчас отдыхали от Новогодней ночи. На это Кривцов и рассчитывал.

Они молча шли через парк, всё дальше удаляясь от центрального входа. По мере удаления освещение становилось всё более тусклым. Если и дальше двигаться по этой дорожке, то можно было выйти на другой конец парка, где тоже был выход, но им пользовались редко.

– Ты, что меня погулять позвал? – прервал затянувшееся молчание Кирюха заплетающимся голосом. Выпитый коньяк давал о себе знать, походку его тоже нельзя было назвать уверенной.

– Сейчас, – ответил Кривцов, доставая сигарету. При этом он засунул руку в карман куртки и снял пистолет с предохранителя. Условия для Кирюхиной гибели были идеальными.

– Ты иди вперёд, я догоню, – Кривцов сделал вид, что хочет справить малую нужду.

– Ну, вот, пробило тебя. Ты чего? Стесняешься что ли? Ха! Человека угробить не стыдно, а пописать… Ладно, догоняй.

Кирюха медленно пошёл по дорожке. Через несколько секунд он скроется в темноте и тогда можно запросто в него не попасть. Кривцов быстро достал пистолет, вскинул руку и прицелился в затылок. Осталось только нажать курок. Кирюха, ничего не подозревая, пошатываясь, двигался по дорожке. От нечего делать он даже запел:

– Не жди меня, мама, хорошего сына…

Кривцов опустил пистолет, поставил его на предохранитель и снова убрал в грудной карман куртки. Потом догнал Кирюху:

– Знаешь, Кирюха, ну его к лешему, все эти дела. Давай после праздников поговорим?

– Как хочешь, – Кирюха пожал плечами, – тогда звони, а я в больницу.

– Ты же пьяный.

– Ну и что? Мать не заметит, а врачам суну сотню, и меня на руках в палату отнесут. Иногда деньги нужны, брат.

Не прощаясь, они разошлись в разные стороны. Кирюха направился к запасному выходу из парка, а Кривцов той же дорогой вернулся в кафе и заказал себе ещё фужер коньяка. Он сидел за стойкой в полном одиночестве, курил и думал о Кирюхе. Вернее не столько о Кирюхе, сколько о том, что не смог его застрелить. Первый раз за всю свою жизнь. Первый раз не сработало правило, которое он выполнял всегда: достал оружие – стреляй. Что его сегодня остановило? Жалко стало Кирюху? Нисколько не жалко. Это ведь он когда-то давно принёс Кривцову первый заказ. Они бежали в одной упряжке уже много лет, но только сегодня разговор зашёл о личной жизни. И то, разговор этот завёл он сам для того, чтобы Кирюха напился, чтобы облегчить себе работу. Тогда почему не нажал на курок? Мать Кирюхи? Если бы Кирюху он сегодня убил, то к её постели тот больше бы не пришёл. Каково бы ей было перед смертью? Это? Скорее всего, больше не на что подумать.

Кривцов потягивал коньяк и удивлялся сам себе:

– Всё, дорогой Паша Терентьев, с такими мыслями работать тебе больше нельзя. Толстовец выискался, расчувствовался. Нет, всё пора на ту сторону. Кирюху оставил, не зачистил. Конечно, риск есть, так как надежды на него никакой, сдаст при случае с потрохами. Но добраться до Кирюхи ментам будет нелегко, ведь до сих пор не добрались. А пока они с ним будут возиться, я уже буду далеко. Только бы Моня не подвёл. Вот этого старого еврея точно надо будет убрать. Ну, на него у меня рука не дрогнет. Он своё отжил. Никому он не нужен, а знает много. Даже мои прежние фамилии, наверняка, помнит. Если менты на него выйдут, они из него всё вытрясут, тогда и на той стороне достанут.

Кривцов допил коньяк, расплатился и вышел на улицу. Он, не спеша, пошёл в направлении своего дома. Дойдя до машины, одиноко стоящей на обочине, он перегнал её к дому и спрятал в тайник не пригодившийся сегодня пистолет. Посмотрев на окна квартиры, он увидел, что Ольга ещё не спит. Домой идти не хотелось, на улице было не холодно и хотелось ещё подышать.

– Ну, что, Павлик? – сказал себе Кривцов, – то, бишь, Олег, продолжим вечер полезных дел? Позовём даму прогуляться. И ей приятно, и мне на пользу.

Он достал телефон и позвонил Ольге.

Кривцов и Ольга брели по ночному Городу. Прохожие попадались редко. Видимо жители уже устали праздновать и сегодня улеглись пораньше. Никаких перспектив у жителей в ближайшее время не предвиделось. Перспектив в смысле отдыха без излишеств в еде и потребления спиртных напитков. Не за горами Рождество, и, значит, всё начнётся с начала.

У Кривцова было хорошее настроение. Он сам удивлялся своей словоохотливости. Болтал без умолку, шутил. Ольге тоже нравился такой Кривцов: не мрачный, не замкнутый. Кривцов понимал, что это не выпитый с Кирюхой коньяк поднял ему настроение. Сегодня произошло нечто большее. Сегодня он, в первый раз в жизни, прицелившись, не выстрелил. Не смог, хотя и планировал это сделать. Это необходимо было сделать! Кирюха останется здесь, в Городе. Конечно, он будет разыскивать Кривцова, и куда приведут эти поиски, неизвестно. Во всяком случае, Кирюха знает страну, и банк в этой стране, и пароль входящего счета. Это значит, что в этом банке Кривцов точно появится. Поэтому от Кирюхи нужно было избавиться просто по определению. Иначе вся операция по расставанию со старой жизнью может провалиться.

Но Кривцов не выстрелил. Но даже не это было главным! Самым удивительным было то, что Кривцов себя не корил, не поносил последними словами за проявленную слабость. Ничего подобного! Напротив, настроение было приподнятым, и он вместо того, чтобы лечь спать и хорошенько выспаться, разгуливает по городу с женщиной, которую знает всего несколько дней.

– Вон, посмотри, – показал Кривцов Ольге на большую наряженную ёлку в центре торговой площади, – а ты говорила, что город не украшен к Рождеству.

Ёлка переливалась всеми цветами радуги. Видимо, все ёлочные украшения, которые были в наличии у коммунальных служб, вместе с гирляндами лампочек были навешены на эту единственную ёлку. Поэтому самой ёлки почти было не видно. Вместо неё посреди площади стояло пёстрое, сверкающее дерево.

– По-моему, с этой ёлкой явно переусердствовали. Но я же тебе тогда в машине задала вопрос обо всём городе. А с этим – проблема.

– А ты в этом городе родилась?

– Да, даже могу показать тебе дом, где прошло моё детство. Мы скоро до него дойдём.

– Это интересно, – сказал Кривцов, – и как же так получилось, что у тебя сейчас ни кола, ни двора?

– Получилось? Всё просто. Родители умерли, я вступила в наследство, стала собственницей хорошей трёхкомнатной квартиры сталинского проекта. Потом замужество. Муж занимался бизнесом. Ему понадобились деньги, поэтому квартиру я продала. Все деньги он куда-то вложил. Мы с ним жили в другой квартире, у которой собственником был он один, причём квартира была ему подарена родителями. Я была в ней только прописана. Потом развод, он подал в суд, и меня из квартиры выписали. Так я и оказалась у тётки. А дальше ты знаешь.

– Да, – только и смог сказать Кривцов, – что же у него совсем совести нет? Куда же он деньги твои дел?

– Понимаешь, Олег. Он, оказывается, и не был бизнесменом. Он всё проиграл в каком-то казино, или ещё где-то. Наделал кучу долгов, даже ко мне приходили какие-то странные люди и требовали денег. То, что я в разводе их не интересовало. Наверное, бандиты какие-нибудь, у них свои законы. Но продолжалось это недолго. То ли бывший муж расплатился, то ли наоборот. Одним словом он был найден мёртвым два года назад где-то за городом. С тех пор меня никто не тревожил.

– Как же ты так смогла влюбиться в человека, даже не узнав толком, кто он такой? Ты же девушка серьёзная.

– Сама не знаю. После смерти родителей, я осталась одна. А тут – он. Красивый парень, бизнесмен. Образованный, не пьющий. Квартира, машина, хорошие вещи, с родителями познакомил. Ну и влюбилась. А оказывается, его интересовала только моя квартира. Он уже тогда был в долгах, как в шелках. Пусть это будет мне уроком, ведь жизнь ещё не закончилась.

– Урок тебе впрок, видимо, не пошёл.

– Почему? – удивилась Ольга.

– А я? Ты доверилась первому встречному, ты про меня совсем ничего не знаешь.

– Но ты же меня приютил бескорыстно, ничего за это не просишь. Ты мне помог!

– А может у меня какие-нибудь низменные цели? – весело спросил Кривцов, – может, я затаил желание тобой овладеть?

– Не смеши. Если это и так, то ничего низменного в этом желании нет. Мог бы тактично намекнуть, и кто знает, чем бы твой намёк закончился.

– Как это, тактично намекнуть? Разве такое возможно?

– Очень просто, – поддерживая шутливый тон Кривцова, прошептала Ольга, – подошёл бы к моей кровати и поинтересовался. Добрый вечер, мол, уважаемая леди, разрешите, мол, с вами прилечь, пожалуйста. Обещаю, что вы об этом не пожалеете. Ну и так далее.

– При чём здесь такт? – рассмеялся окончательно Кривцов, – это не такт, а вежливость. Такт – это более высокое человеческое качество. Вежливыми должны быть все. Это по силам каждому, а вот такт – это свойство штучное. Хочешь пример?

– Давай.

– Хотя, может быть и излишне рассказывать тебе об этом случае, так как он произошёл не в нашей стране, а ты все-таки только что вернулась из-за границы. Так вот, в одной английской гостинице коридорный зашёл в номер, чтобы прибрать. Открыв ванную комнату, он увидел в ней голую женщину. Та, естественно, вскрикнула от неожиданности. Тогда этот коридорный сказал: