Текст книги "Том 13. Письма, наброски и другие материалы"
Автор книги: Владимир Маяковский
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)
Визит известного русского поэта
Прежде всего мы спрашиваем его о цели приезда в Польшу.
– Я прибыл сюда в целях установления связи с польскими литераторами. Это я предпринял по собственной инициативе, хотя одновременно я нахожусь здесь в качестве члена ВОКСа.
– Что это такое?
– Всероссийское общество культурной связи с заграницей.
– Знаете ли вы польскую литературу?
– Как раз дело в том, что, к сожалению, недостаточно. Это, впрочем, частично по вашей вине. После революции ни один польский литератор не побывал еще в нашей стране, не было стремлений к установлению связи…
– Но ни один из литераторов СССР тоже не приезжал к нам.
– Так вот я и делаю начало. Хочу посмотреть, что нового у вас в литературе, рассказать вашим литераторам, как мы работаем, а по возвращении в страну рассказать своим коллегам о том, что я здесь видел и слышал.
– Над чем вы в настоящее время работаете?
– Я заканчиваю ряд вещей. Прежде всего – поэма, посвященная десятилетию революции * . Эта поэма будет затем инсценирована и поставлена в Ленинградском государственном театре. Это будет грандиозное зрелище, исполненное артистами нескольких театров, с песнями, музыкой, танцами… Кроме того, я сейчас с особым увлечением работаю над книжками для детей.
– О, это интересно… И в каком духе вы пишете эти книжки?
– Я стремлюсь внушить детям самые простейшие общественные понятия, делая это как можно осторожнее…
– Например?
– Скажем, я пишу рассказ об игрушечном коне * . Тут я пользуюсь случаем, чтобы объяснить ребенку, сколько людей должно было работать, чтобы изготовить такого коня, – допустим: столяр, художник, обойщик. Таким путем ребенок знакомится с коллективным характером труда. Или описываю путешествие * , в ходе которого ребенок не только знакомится с географией, но и узнает, что одни люди бедны, а другие – богаты, и т. д.
– Я слышал, что вы в настоящее время много пишете для кино?
– Да, я написал восемь сценариев. Три уже реализованы * , а именно: «Октябрюхов и Декабрюхов» (на тему эволюции в понимании революции), затем – «Закованная фильмой» и, наконец, фильм, являющийся описанием 24 часов из жизни поэта * , в котором я сам играю главную роль.
– Вероятно, вы вообще уже довольно много написали за свою жизнь?
– Государственное издательство как раз выпускает полное собрание моих сочинений. Недавно вышел из печати пятый том.
– Кроме того, вы уделяете внимание работе в журналах?
– Редактирую литературный ежемесячник под названием «Новый Леф», являющийся органом группы поэтов Левого литературного фронта, или так называемой группы Леф. Это уже весьма известные и выдающиеся писатели.
– Может быть, вы назовете наиболее талантливых?
– К этой категории я отнес бы прежде всего таких, как Асеев, Пастернак, Третьяков, Брик, Шкловский, а из самых молодых – Кирсанов или сочувствующий нам Сельвинский.
– А из других групп?
– Важнейшей из них является ВАПП, или Всероссийская ассоциация пролетарских писателей, насчитывающая много членов. Самые выдающиеся среди них – это Светлов, Уткин и Фадеев.
– Я вижу, что этих групп довольно много?
– Да, существуют еще: «Перевал», «Кузница» и, кроме того, другие объединения, как, например, Союз крестьянских писателей и т. д. Но как раз в данный момент находится в стадии организации Федерация советских писателей, которая объединит все эти союзы для совместной общественно-литературной деятельности и по профессиональным вопросам.
– Насколько вообще распространена сейчас литература в России? Многие ли пишут и, что еще важнее, многие ли читают?
– В последнее время отмечается постоянный и весьма значительный рост количества писателей и читателей. А особенно знаменательно то, что неслыханно вырос культурный уровень не только в крупнейших центрах, которыми являются столицы отдельных советских республик, но и по всей стране…
[ 1927]
Из беседы с редактором журнала «Польска вольность» *Спрашивают гостя-поэта:
– Откуда вы прибыли в Варшаву?
– Из поездки, которую я совершил в Прагу, Берлин, Париж…
– Какие впечатления?
– Хорошие.
– Как понравилась Прага?
– Хороший город.
– А Берлин?
– Хорош.
Улыбаемся. Чувствую, что мой собеседник отвечает как-то уклончиво.
– Ну, а Париж?
– Тоже хорош…
– Ну, а каковы ваши первые впечатления от Варшавы?
– Очень приятные. Меня гостеприимно принял ПЕН-клуб * (тут Маяковский кланяется в сторону председателя клуба…). Очень приветливо встретили и т. д…
– Не чинили ли польские власти каких-либо препятствий с визой?
– Нет…
– Посвятите ли вы что-нибудь Варшаве?
– Разумеется, как только отсюда выеду…
– Хорошо, но ваши первые впечатления?.. Те впечатления, которые у художника играют такую большую роль в воспроизведении чего-либо.
– Очень приятные…
Маяковский улыбается, разгуливает по комнате, потирая руки…
– Можно ли узнать, с какой целью вы приехали в Варшаву?
– Познакомиться с людьми, посмотреть город… Я приехал по своей инициативе, на собственный счет, сам по себе…
– Вы не являетесь членом партии?
– Нет.
Здесь Маяковский начинает обосновывать позицию, занимаемую им как поэтом.
– Если бы я отошел от своих, то я перестал бы быть писателем. Я умер бы духовно… Ибо то, что творят сейчас писатели России, – это поэзия действия, борьбы за права человека труда.
Я свободный человек и писатель. Я ни от кого материально не завишу. А морально я связан с тем революционным движением, которое перестраивает Россию на началах общественного равенства… Вот, возьмем, господа, к примеру, этот чай. Его и в прошлом пили… Но кто пил? Не у каждого ведь хватало на то, чтобы пить настоящий чай.
– Как вам, писателям, живется в России?
– Хорошо.
– Вы не испытываете никаких стеснений?
– Никаких. В том случае, разумеется, если писательская деятельность не направлена в сторону контрреволюции.
– Каков ваш заработок?
– Я получаю от 1 до 2 рублей за строку стиха. Опубликовал около 90 своих книжечек; крупнейшие из них – это «Стихи о революции» (20 000 экз.), «Война и мир» (30 000 экз.) и «Мистерия-буфф» (50 000 экз.) Мои вещи переведены на французский, немецкий, грузинский, даже на китайский и польский языки.
– Довольны ли вы польскими переводами?
– Я сравнительно слабо знаю польский язык, но, насколько я могу судить, переводы «Мистерии» и «Левого марша» * , кажется, получились удачными…
– Что представляет из себя профессиональная организация русских писателей?
– Самой большой организацией, объединяющей рабочих писателей, является так называемая ВАПП (Всероссийская ассоциация пролетарских писателей). Она насчитывает около 6000 человек. Затем у нас есть Союз крестьянских писателей, который насчитывает около 5000 членов. Кроме того, есть группа, известная под названием Леф, в которую вхожу и я. Она насчитывает около 40 человек и представляет левый фронт в области искусства…
– Фамилии?
– Ряд фамилий, которые здесь не знают. Например, Николай Асеев с его «Черным принцем», Борис Пастернак…
В этот момент представитель ПЕН-клуба вставляет вопрос:
– А Пастернак – это не поляк?
– Насколько мне известно, нет.
– Видите, такая польская фамилия…
– Польских поэтов у нас как-то не слышно; это значит, что я не знаю фамилий польских поэтов, работающих в России… Вот, пожалуйста, вам произведения Пастернака: «Лейтенант Шмидт» или «Сестра моя жизнь» – это вещи весьма значительные… Или драма Сергея Третьякова «Хочу ребенка!» – произведение первоклассной ценности… Это все наша писательская молодежь… Такому, как Кирсанов, не больше 20 лет… Фадеев, Уткин, Светлов, Сельвинский.
Здесь Маяковский продекламировал нараспев стихотворение Сельвинского под названием «Улялаевщина», начинающееся словами «Ехали казаки…»
– А Демьян Бедный?
– Пишет, пишет… Тиражи его доходят до 2 000 000 экземпляров. Его басни-сатиры облетели всю Россию… Кто, например, не знает его чудесной вещи, начинающейся со слов «Как родная меня мать провожала…» Или роль Демьяна на фронте… Наши солдаты боялись танков… Приехал Демьян Бедный и назвал танк попросту «Танька» * . Он высмеял орудие смерти, и так это разошлось, что «Танька» с уст не сходила. «Танька», «Танька» – чего ее бояться?
– Сидели ли вы в тюрьме?
– Сидел до революции. А теперь выступил несколько раз с чтением своих произведений в тюремных клубах…
Разговор переходит на другую тему.
– Как выглядит спорт в России?
– Растет. Интерес к нему большой.
– Новые песни?
– Есть новые, есть.
– Сатира?
– 50 процентов моей работы – это сатира… Мы направляем нашу работу на то, чтобы сделать ненавистной войну. Много талантов дает деревня.
– Как выглядит сибирская поэзия? – спрашиваю я и перечисляю ряд известных мне фамилий.
– Я мало ее знаю…
– А украинская?
– Растет. Скажем, Шкурупий, Семенко, Тычина, Сосюра… И грузинская муза также поет… Шенгелая, Гогоберидзе… Из белорусских укажу вам на Коласа.
– Опера?
Маяковский смеется.
– Это для некурящих… Я не был в опере что-то около 15 лет. А Шаляпину написал стишок такого содержания:
Вернись *
теперь
такой артист
назад
на русские рублики —
Я первый крикну:
– Обратно катись,
народный артист Республики!
– А что слышно о Горьком?
– Ничего. Читают его рассказы.
– Не думает ли Горький вернуться в Россию?
– Не знаю… Спросите у него…
Снова переключаемся на другую тему… В это время появляется фотограф, чтобы запечатлеть на пластинку облик русского гостя, Маяковский садится, позирует около стола…
Спрашиваю:
– Знаете ли вы польский язык?
– Нет. Только русский и грузинский.
– А каких польских писателей вы читали?
– Сенкевича, Жеромского, Струга.
– Что сейчас пишете?
– Работаю над произведением, посвященным годовщине революции.
Задаю еще один случайный вопрос:
– Имеются ли в России выдающиеся поэтические силы среди женщин?
– Не знаю выдающихся имен. Это явление характерно для творческого процесса русской революционной поэзии последнего времени. Женская муза притихла. Те, которые с песнями пошли вперед, забыли о слезах, любовных интригах при свете луны. Каждая поэзия имеет свою прозу, и наоборот.
Беседа с Маяковским подходит к концу.
– Долго ли вы здесь пробудете?
– Несколько дней…
Представитель ПЕН-клуба спрашивает, сотрудничают ли иностранные писатели в русских издательствах.
– Да, – отвечает Маяковский, – Дюамель, например, пишет…
– Так вы напишете о Польше и Варшаве по возвращении в Россию?
– Напишу.
– Хорошее или плохое?
Маяковский уклончиво улыбается…
[ 1927]
Беседа с сотрудником «Литературной газеты» *«Баня» Маяковского идет на следующей неделе
Театр им. Мейерхольда заканчивает постановочную работу над пьесой В. В. Маяковского «Баня». Премьера ее состоится на будущей неделе.
– «Баня», – сообщил нам В. В. Маяковский, – драма в шести действиях, с цирком и фейерверком.
Театральная идея ее – борьба за театральную агитацию, за театральную пропаганду, за театральные массы – против камерности, против психоложества.
Политическая идея – борьба с узостью, с делячеством, с бюрократизмом – за героизм, за темп, за социалистические перспективы.
В переходе на разворот действия – это борьба между изобретателем Чудаковым и главначпупсом – главным начальником по управлению согласованием – Победоносиковым.
Пьесу ставит Мейерхольд. Печатает Госиздат.
[ 1930]
Дополнения к томам 1-12
Том 1
Подпись к плакату издательства «Парус» («Вот кого солдат защищал раньше!..») *[ 1917]
Выступление на собрании деятелей искусств, 12 марта 1917 *Граждане, я пришел сюда от имени левых течений русского искусства. Быть левым в устройстве жизни, в политике может быть каждый. Поскольку поэт, художник является гражданином <пропуск в стенограмме>, каждый принял участие. Как самодержавие <пропуск в стенограмме>не только обнаружатся залежи реакционного духа <пропуск в стенограмме>придется бороться. От имени художников, поднявших знамя Революции, пришел я – искусство в опасности. Всегда в дни крупных волнений искусство замирает. Рука, поднятая над самодержавием, обрушилась на дворцы, и задача оградить дворцы от нападок была задачей тех людей, которые создали комиссию у Горького * . Справиться с этой задачей легко – она может быть выполнена расстановкой группы солдат. Вторая задача – более хитрая и более существенная. Как только поднимается волна общественного подъема, говорят, что художникам, искусству нет места, что каждый художник должен внести свой голос в политическую работу по устройству России. Это дело мы можем целиком доверить Временному правительству, гарантирующему свободу, которая была заявлена, – все эти задачи отнести <пропуск в стенограмме>и в ведение Совета рабочих и солдатских депутатов. Наше дело – искусство – должно отмежевать в будущем государстве право на свободное определение всех деятелей искусства. Сейчас учреждена Временная комиссия в числе двенадцати человек. Мне кажется, что даже по охране памятников искусства эта комиссия не может быть компетентна, так как она не выбрана на демократических началах. Я уважаю всех лиц, состоящих в этой комиссии, для меня Горький очень уважаем – он ратовал за свободу искусства, но я против недостатка организации. Если будет правительство <представительство?>, то туда войдет только известная группа «Мира искусства» * . Бенуа является приверженцем определенного искусства, для меня неполного . Дворцы будут охраняться, где произведения Сомова <пропуск в стенограмме>. Есть русское самобытное искусство, которое является выражением стремления к демократизации; Бенуа не может заниматься искусством, которое осуществлено широкой демократией <пропуск в стенограмме>. Чтобы было широко, необходимо широкое представительство. ( Аплодисменты.) Вам была дана та схема организации, которая нам казалась приемлемой по вопросам устройства искусства. Будет организационный комитет, который подготовит временное собрание, заведующее текущими нуждами искусства. Таким образом подготовится учредительное собрание * , и, когда товарищи вернутся с фронта, оно определит, как управлять русским искусством. Я противник министерств и т. д. – для меня необходимо, чтобы искусство было сосредоточено в одном определенном месте. Мой девиз и всех вообще – да здравствует политическая жизнь России и да здравствует свободное от политики искусство.
КоллективноеЧитающим наше Новое Первое Неожиданное.
Только мы – лицо нашегоВремени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее гиероглифов.
Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности.
Кто не забудет своей первойлюбви * , не узнает последней.
Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня?
Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?
Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.
Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.
С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!..
Мы приказываемчтить правапоэтов:
1. На увеличение словаря в его объемепроизвольными и производными словами (Слово-новшество).
2. На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
3. С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.
4. Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.
И если покаеще и в наших строках остались грязные клейма ваших «здравого смысла» и «хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервыеЗарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.
Д. Бурлюк, Александр Крученых,
В. Маяковский, Виктор Хлебников.
Москва, 1912, декабрь.
Находя все нижеизложенные принципы цельно выраженными в 1-м «Садке Судей» * и выдвинув ранее пресловутых и богатых, лишь в смысле * Метцель и К о * , футуристов, мытем не менее считаем этот путь нами пройденным и, оставляя разработку его тем, у кого нет более новых задач, пользуемся некоторой формой правописания, чтобы сосредоточить общее внимание на уже новых открывающихся перед нами заданиях.
Мы выдвинули впервые новые принципы творчества, кои нам ясны в следующем порядке:
1. Мы перестали рассматривать словопостроение и словопроизношение по грамматическим правилам, став видеть в буквах лишь направляющие речи. Мы расшатали синтаксис.
2. Мы стали придавать содержание словам по их начертательнойи фонической характеристике.
3. Нами осознана роль приставок и суффиксов.
4. Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание.
5. Мы характеризуем существительные не только прилагательными (как делали главным образом до нас), но и другими частями речи, также отдельными буквами и числами:
a) считая частью неотделимой произведения его помарки и виньетки творческого ожидания,
b) в почерке полагая составляющую поэтического импульса,
c) в Москве поэтому нами выпущены книги (автографов) «само-письма» * .
6. Нами уничтожены знаки препинания, чем роль словесной массы выдвинута впервые и осознана.
7. Гласные мы понимаем как время и пространство (характер устремления), согласные – краска, звук, запах.
8. Нами сокрушены ритмы. Хлебников выдвинул поэтический размер живого разговорного слова. Мы перестали искать размеры в учебниках; всякое движение рождает новый свободный ритм поэту.
9. Передняя рифма (Давид Бурлюк), средняя, обратная рифмы (Маяковский) * разработаны нами.
10. Богатство словаря поэта – его оправдание.
11. Мы считаем слово творцом мифа, слово, умирая, рождает миф, и наоборот.
12. Мы во власти новых тем: ненужность, бессмысленность, тайна властной ничтожности воспеты нами.
13. Мы презираем славу; нам известны чувства, не жившие до нас.
Мы новые люди новой жизни. Давид Бурлюк, Елена Гуро, Николай Бурлюк, Владимир Маяковский, Екатерина Низен, Виктор Хлебников, Бенедикт Лившиц, А. Крученых.
[ 1913]
В 1908 году вышел «Садок Судей». – В нем гений – великий поэтсовременности – Велимир Хлебниковвпервые выступил в печати. Петербургские метры считали Хлебникова«сумасшедшим». Они не напечатали, конечно, ни одной вещи того, кто нес собой Возрождение Русской Литературы. Позор и стыд на их головы!..
Время шло… В. Хлебников, А. Крученых, В. Маяковский, Б. Лившиц, В. Кандинский, Николай Бурлюк и Давид Бурлюк в 1913 году выпустили книгу «Пощечина Общественному Вкусу».
Хлебниковтеперь был не один. Вокруг него сгруппировалась плеяда писателей, кои, если и шли различными путями, были объединены одним лозунгом: «Долой слово-средство, да здравствует Самовитое, самоценное Слово!» Русские критики, эти торгаши, эти слюнявые недоноски, дующие в свои ежедневные волынки, толстокожие и не понимающие красоты, разразились морем негодования и ярости. Не удивительно! Им ли, воспитанным со школьной скамьи на образцах Описательной поэзии, понять Великие откровения Современности.
Все эти бесчисленные сюсюкающие Измайловы, Homunclus’ы, питающиеся объедками, падающими со столов реализма – разгула Андреевых, Блоков, Сологубов, Волошиных и им подобных, – утверждают (какое грязное обвинение), что мы «декаденты» – последние из них – и что мы не сказали ничего нового – ни в размере, ни в рифме, ни в отношении к слову.
Разве были оправданы в русской литературе наши приказания чтить Права поэтов:
на увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами!
на непреодолимую ненависть к существовавшему языку!
с ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами венок грошовой славы!
стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования!
[ 1913]
Ваш год прошел со дня выпуска 1-х наших книг: «Пощечина», «Громокипящий кубок» * , «Садок Судей» и др.
Появление Новых поэзий подействовало на еще ползающих старичков русской литературочки, как беломраморный Пушкин, танцующий танго.
Коммерческие старики тупо угадали раньше одурачиваемой ими публики ценность нового и «по привычке» посмотрели на нас карманом.
К. Чуковский (тоже не дурак!) развозил по всем ярмарочным городам ходкий товар * : имена Крученых, Бурлюков, Хлебникова…
Ф. Сологуб схватил шапку И. Северянина, чтобы прикрыть свой облысевший талантик * .
Василий Брюсов привычно жевал страницами «Русской мысли» поэзию Маяковского и Лившица * .
Брось, Вася, это тебе не пробка!..
Не затем ли старички гладили нас по головке, чтобы из искр нашей вызывающей поэзии наскоро сшить себе электропояс для общения с музами?..
Эти субъекты дали повод табуну молодых людей, раньше без определенных занятий, наброситься на литературу и показать свое гримасничающее лицо: обсвистанный ветрами «Мезонин поэзии» * , «Петербургский глашатай» * и др.
А рядом выползала свора адамов с пробором * – Гумилев, С. Маковский, С. Городецкий, Пяст, попробовавшая прицепить вывеску акмеизма и аполлонизма на потускневшие песни о тульских самоварах и игрушечных львах * , а потом начала кружиться пестрым хороводом вокруг утвердившихся футуристов…
Сегодня мы выплевываем навязшее на наших зубах прошлое, заявляя:
1) Все футуристы объединены только нашей группой. *
2) Мы отбросили наши случайные клички эго и кубо и объединились в единую литературную компанию футуристов: Давид Бурлюк, Алексей Крученых, Бенедикт Лившиц, Владимир Маяковский, Игорь Северянин, Виктор Хлебников.
[ 1914]
