Текст книги "Убийство в «Долине царей»"

Автор книги: Владимир Бацалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Детектив сказал:

– При встрече со мной ты должен отдавать честь и докладывать о случившемся.

– А ты сам что ж пост покинул, меня не дождавшись? – упрекнул ребенок Черепова.

– Ноги затекли вместе с соплями. А вот почему ты тут шляешься, почему не в засаде? Без грамоты хочешь остаться? Туда только что бандит с неба упал!

– Я сам бандит, – ответил Павлик гордо.

Черепов внимательно посмотрел в лицо Павлика и понял, что перед ним карликовый Чеймберс.

Фантаст тоже понял, что не обманул детектива обличьем ребенка, и юркнул в кусты. Мощно оттолкнувшись чешками, Черепов прыгнул за ним, в самую гущу кустарника. Но карлик оказался ловчей и увертливей. Когда детектив разжал ладони, в них, вместо карлика, лежал окаменелый след снежного человека, а Павлик Корчажкин – Чеймберс уже мелькал в чаще парка на недосягаемом расстоянии. Черепов лишь заметил, как он бросил в урну то ли бумажку, то ли еще что и сел выковыривать иголки шиповника из тела.

Так как детектив не рассмотрел точно, что выкинул фантаст-оборотень, то взял всю урну и понес в свой номер.

Чуждая прошептала ему, округляя и выпучивая глаза:

– Сковородкин вызвал вашу жену самолетом.

– Вы бы лучше голые ноги в каморке прикрыли какой-нибудь хламидкой! – закричал на нее Черепов.

Номер он запер изнутри на восемь оборотов, заткнул замочную скважину носовым платком и тогда уже вывалил содержимое урны на ковер. Чего только в ней не было! И чего хочешь могло быть в руках мерзкого Чеймберса. Только спинного мозга не хватало на дедуктивное решение. Подготавливая логически-интуитивный всплеск сознания, Черепов включил голову ненадолго. Но голова молчала или мычала, как горничная, лишь при ходьбе на одном месте в ней щекотно перезванивались таинственные бубенцы и служебные телефоны. И неудивительно – на голове уж давно живого клочка без шишек и надолбов не оставалось, и разнесло ее, бедную, до размеров воздушного шарика, и западала она от сквозняков набок, и, если б не могучая натренированная шея, давно бы улетела голова с попутным ветром.

Веселую мелодию, бесцельно гулявшую по извилинам головы, охотно подхватил спинной мозг, пощелкивая и постукивая позвонками, а рефлективно настроенные руки-ноги пустились в пляс. Черепов с трудом принудил тело повиноваться, выключив все мозги, какие только оставались в его распоряжении. Но так как занятия себе он придумать без мозгов не мог, то и делать ему сразу стало нечего, хоть опять пляши и ликуй на потребу головы.

От безделья Черепов собрал мусор, вытряхнутый на ковер, в урну и вышел на балкон с ценной уликой под мышкой и страстным желанием завязать знакомство со светилом.

– Свет мой, солнышко, скажи, я ль на свете всех сильнее, всех умнее и глупее? Доложи, родимое, всю правду по инстанциям, кто убил Чернилова, а меня пусть не ждут в Управлении напрасно. Не вернусь я с задания, здесь погибну, как герой и не моргнув глазом!

Солнце согласно молчало, а к подъезду Дома творчества подкатил автобус с малиновой надписью на боку «Экскурсионный». Из дверей по одному стали выходить подозреваемые, разглядывая на свет сувенирные бутылочки с целебными драконовыми плевками. Черепов прикусил губы до крови и с досады, что друзья по столу и враги по жизни выходят не из забранного решетками и бронированного «чумовоза», а, из прогулочного «Икаруса». Несправедливость душила детектива. В каждого из подозреваемых он бросил какую-нибудь дрянь из урны, а те в ответ забросали его выразительными взглядами. Черепов дико рассмеялся, расхохотался, заржал, зафыркал, включил все мозги на секунду и немного поплясал посреди балкона вместе с прыгавшими повсюду зайчиками. «Пусть преступник-испугается моей бесшабашности! – решил он. – Еще ни один следователь не танцевал с горя». Потом машинально прислонился остывшими ушами к батарее парового отопления, но ждать, когда уши нагреются, не стал, а затянулся глубоко, до пяток, окурком, неизвестно где подобранным и кем зажженным, одновременно размышляя, с чего вдруг потянуло курить и чем это он умудряется размышлять. Черепов подошел к столу, стряхнул пепел на ковер и накарябал непослушными руками пятнадцать одинаковых записок: «пОлнОстьЮ гОтОв к чЕстнОЙ фИнАльнОЙ схвАткЕ. ждУ в нОмЕрЕ квАдрАтнЫмИ сУткАмИ. ОстАльнОЕ, бАндИт, пОнИмАЙ кАк знАЕшь». Записки он разбросал в самых людных местах пансионата – в столовой, на столе администратора, в холлах всех этажей – и почти счастливый своим геройским поступком побежал в номер готовиться к нешуточной борьбе с правонарушителем, во время которой надеялся обрести полное счастье; но перед дверью, как всегда, промахнулся, не рассчитав движенья ног, пузом проскользил по полу, оставляя пуговицы в щелях паркета, и головой разбил экран телевизора. Искры высыпались из аппарата и волос Черепова. Детектив всерьез испугался и всерьез рассердился: «Хватит! Дудки! Сил моих нет больше! – гневно подумал он, наслаждаясь воем дудок в голове. – Голову не жалко, от нее один черт толку нет. А вот за пуговицы я отомщу паркету. Теперь мне ясно, о чем думала горничная, когда волокла мешок соли на пятый этаж. Но она дотащила и струсила, а мне храбрости не занимать, да и занимать не у кого. Один я такой храбрец на белом свете остался». Он пинком распахнул дверь подсобки, вытащил мешок из-под груды тряпок-веников и в полчаса покрыл слоем песка и соли весь пол на пятом этаже. Никто не пытался предотвратить дворницкий поступок детектива. Правда, Частисветов высунул было нос из номера, да чуть без носа и не остался – так лихо отшил его Черепов.

– Что за свинство вы устроили? – спросил кастрат и каскадер, муж и мемуарист.

– Хрю-хрю! – ответил Черепов звонким голосом и бессмысленной гримасой.

– Я бы рекомендовал вам…

– Засунь свои рекомендации себе в одно место и пусть они там лежат в целости и сохранности!..

Высыпав последки соли и песка на порог собственного номера, Черепов со злости разодрал мешок. Получилась отличная половая тряпка, детектив назвал ее Светой и решил с ней дружить по-мужски и крепко. Посреди комнаты он поставил стул, сел, на колени положил пистолет и прикрыл его верной Светой, а в зубы сунул топор. Оставалось – ждать преступника, не жалея терпения. И Черепов по долгу службы ждал, прекрасно сознавая, что никуда от него преступник не денется, придет как миленький, и совершенно не понимая, почему у него варежка и весь левый бок до сих пор мокрые.

Где-то смеркалось: то ли на дворе, то ли в глазах Черепова, то ли еще где. Но когда, почему и вокруг? – этого детектив так и не выяснил. И не хотел выяснять, да и не у кого было, а сам он не знал разгадку, чувствовал, вот она, бери ее голыми руками и клади перед судьями, но откуда брать, из каких закромов, и если брать – во что складывать?..

Незаметно детектив сомкнул глаза и увидел чудной сон с непонятным значением: будто идет он с ведром в засаду и видит очередь у морга, почему-то послушно встает в конец, а не лезет в кусты, как обычно, и тут из морга вместо привычного и уже почти родного мордоворота выходит писаная красавица и говорит: «Самогон в тару покупателя отпускаться не будет». – «Так вот она какая, бабка Марфа! Предмет неустанных восхищений Чернилова!..» – думает Черепов чешками и носовыми платками и… просыпается от злобного стука в дверь.

Сбросив остатки сна на пол и моментально подготовившись к схватке, Черепов закричал что было мочи:

– Входите! Мне не страшно!

Дверь отлетела в сторону и на пороге возникли голые волосатые ноги без владельца, татуированные цветами радуги. Черепов лишь заметил, что ногти на ногах заклеены гашеными профсоюзными марками, и судорожно подумал: «Что за причуды у этого Корчажкина? Может, он сам – профбилет?» Вихрем ворвавшись в комнату, ноги пустились вприсядку вокруг стула, на котором только что счастливо почивал Черепов, а теперь сидел, прикованный ужасом. Ноги лишь на секунду замерли и тотчас скрестились в «сиртаки». У детектива закружилась голова от мельтешенья перед глазами, он выплюнул топор, чтобы при падении ненароком не отрубить себе голову, и сам рухнул без чувств. Ноги прошлись по телу детектива туда-сюда, отбивая чечетку или просто утрамбовывая жертву. Не было ничего живого в их пляске, равно как и мертвого, ноги словно выполняли нудную механическую работу, заданную хозяином, но и старались привнести собственного творчества. Визжа от боли, Черепов изловчился, зубами схватил левую за пятку, правую – за мизинец и держал, пока челюсть не онемела. Заодно он успел нашарить ордер на арест, вписать в него «Ноги» и предъявить двум преступникам. Ноги не испугались, хотя и согнулись в коленях, точно опешили. Тогда Черепов перетрухнул сам, разжал челюсти и пулей вылетел на балкон. Ноги растерянно застыли посреди комнаты, а детектив вспрыгнул на балюстраду и завопил звонко, с надрывом и без всякой надежды на спасение:

– Советский народ! Слышишь ли меня?! Если слышишь, помоги схватить бандитов и зайчиков!

Но внизу из кустов его слушал один Павлик в виде Чеймберса и ласково уговаривал в ответ:

– Сигай ко мне, дядь. Прыгай смело, шею свернешь.

Черепов запустил в него урной, но, как обычно, промахнулся метров на десять, потому что не целился, привыкнув в милиции кидать гранаты с самонаводящимся броском. А вот Павлик в ответном ударе трижды поразил противника из рогатки. «Научил на свою голову!» – расстроился Черепов, судорожно соображая неизвестно чем, в какую сторону спасаться: сзади – неугомонные ноги, впереди – пропасть в пять этажей и беспощадный Павлик. Детектив перемахнул на балкон Частисветовых и забрался в номер. Хозяев не было видно. «Разбойничают на большой дороге, грабят ни в чем не повинных граждан. Больше им некуда податься», – решил Черепов. Миновав холл, он на цыпочках подкрался к своему номеру и, высунув в проем полглаза, посмотрел, что творится в его апартаментах. Ноги по-прежнему стояли в полном бездействии посреди комнаты, от них шел пар. Детектив, стараясь не производить малейшего шума, расстелил петлю Чернилова за порогом и, сосчитав до трех, показал «нос» и пропищал:

– А я уже тут!

Ноги понеслись на призыв, не разбирая дороги, Черепов ловко дернул веревку, поймал потные ноги в петлю и скрутил тугими узлами. «Самое трудное позади, – подумал он. – Часть преступника у меня в кармане, а без ног ему далеко не уползти».

Победно насвистывая «Наша служба и опасна, и трудна…», Черепов перекинул вязанку ног через плечо и отправился в каморку за остальной добычей. Но из лифта вышел угрюмый Частников. Счастливый детектив бросился к нему:

– Посмотрите, какой матерый преступник попался!

– Мне некогда, я иду на охоту, – рассердился Частников и вынул ружье из-за пазухи в доказательство.

– Бросьте игрушку, мастер слова, я ведь тоже вооружен, и мои пули имеют обыкновение долетать быстрее, – строго сказал детектив.

– Я вас не знаю, моя фамилия Луидов, у меня есть охотничий билет.

– Вы Частников с ружьем!

– Мне лучше знать.

– Вы правда идете на охоту?

– С чего вы взяли?!

Черепов побагровел, как закат, позеленел, как трава, и посинел, как никогда.

– Именем закона – прочь с дороги! – закричал он.

Частников будто бы испугался и отступил, но за его спиной оказался Чудачкава, он же Злодеев, который сразу обхватил детектива, точно девку на панели, и стал щекотать, приговаривая:

– Я тебя, подлеца, давно раскусил. Ты – двойник Чернилова! Один морочит мне голову для алиби четвертинками черного, а настоящий убивает детей и шпионит за моей родиной!

– Что за чушь! – против воли засмеялся Черепов и огрел патриота вязанкой ног.

Но поэт не ослабил хватки и даже откинул волосы со лба, готовясь поразить детектива ударом головы, а Частников взялся постукивать Черепова прикладом по спине, как в запертую дверь, приговаривая:

– Отдай бабке Марфе серьгу, не то больно сделаю.

– Может, тебе еще «царской водки» налить? – бесстрашно ответил Черепов. – у меня осталось на пол стакана.

– Отойди, Дуплессин, в сторонку, – приказал Луидов-Частников. – Сейчас я из двух стволов нафарширую вора и предателя дробью.

Тогда Черепов закричал, подражая милицейской «сирене», и это подействовало лучше слов и ударов: преступники отбежали к лифту и застыли в нерешительности, а Частников с перепугу превратился в шар и запрыгал на одном месте. Детектив мог брать их голыми руками, но вместо этого подумал: «Что будет еще?» – и в тот же миг еще выскочил из-за угла в виде распутной Чуждой и сразу спрятался, как будто и не было еще вовсе.

«А дальше?» – спросил сам себя Черепов. Дальше выехал безногий дед в кресле-качалке, запряженной парой гнедых пони. Не просыпаясь, дед отхлестал детектива Светкой, схватил за шиворот, как балбеса-переростка, и поволок по коридору под улюлюканье опомнившихся преступников. Черепов не знал что и подумать, тем более и думать он не мог, поэтому доверился бушевавшим внутри инстинктам, остановил повозку, уперевшись пятками в соль с песком, и выбросил деда в открытое окошко, но прежде отнял любимого друга Свету. Дед так и не открыл глаза перед смертью. «И хорошо, – подумал Черепов, – пятаки не понадобятся», – но в следующую секунду уже огорчился, что не успел взять показания у безногого, а с ног какой спрос? – они и рта на допросе не откроют. Детектив снял штаны Чернилова, дал понюхать двум пони, вскочил в кресло, звонко хлестнул штанами любимых животных и понесся по коридору, крича во всю глотку: «След! След! Ищите гадов!» – прямо на оторопевших Частникова и Чудачкаву, которых сразу след простыл, причем первый сдулся, а второй убежал.

Увлекшись атакой, детектив проморгал, как с люстры свесилась змеей голая Ничайкина и набросила на него шляпу из воробьиных перьев. Черепов выронил штаны от удивления и выпал из кресла. Ничайкина прыгнула на детектива сверху, с соседней люстры упал на пони Частисветов, визжа от страха, а остальные преступники размножились в двух Чудачкав, трех Злодеевых, аннигилировав спущенного Частникова, вооружились шампурами и прыгнули со всех сторон. Но они упустили время, размножаясь: Черепов уже оторвал Ничайкиной руку, которая обернулась батоном, стоивишм когда-то (когда?) двадцать две копейки, почавкал горбушкой и, отмахиваясь несъеденной частью, как дубинкой или костыльком, благополучно выбрался из окружения. Юркнув в свой номер, он заперся на девять оборотов и долго плакал в Светку, утирая ею же сопливый нос.

Положение его выглядело безнадежным, зайчики в голове вовсю били в набат. Черепов позвонил товарищу полковнику и слезно попросил прислать бронепулемет, пистомат, автомет и побольше гранат с самонаводящимся броском против Павлика, но начальник, по макушку увязший в рутине, отказал приемному сыну категорически, посоветовал отстреливаться до последнего патрона из табельного оружия, а последний употребить так, как подсказывает совесть честного оперативника. Пока Черепов слушал подсказки совести и полковник раздавал бесплатные советы по телефону, на детектива набросилась остервеневшая мебель: упала люстра на голову, и сразу ускакала под кровать, стул предательски пнул ножкой и отбежал на безопасное расстояние, стол ударил углом под дых и вышел на балкон освежиться, а шкаф прищемил детективу нос дверцами, упал и рассыпался древесно-стружечной трухой. Черепов, поддавшись мебельной панике, тоже убежал и спрятался на дне ванны, свернувшись калачиком. Некоторое затишье, некоторая передышка, некоторый покой позволили ему в очередной раз собраться с некоторыми силами. Он сбросил остатки черниловской одежды и для полной безопасности накрылся Светкой, повернул крантик над головой и напился, не вставая. Вскоре выпали волосы, и на их месте за считанные секунды выросли перья. «Это от перемены климата и воды, – успокоил себя детектив, – это сейчас пройдет». Но перья росли, как ни в чем не бывало и не считаясь с самовнушением, и уже порядком мешали под мышками, свешиваясь метелками. Черепов посмотрел в зеркало и едва не помер от ужаса, встретившись взглядом с собственной образиной: борода его распушилась павлиньим хвостом, вместо бровей торчали хохолки, а тело покрылось нежным цыплячьим пухом. Он тут же решил побриться, намылил зеркало и отказался от своего немедленного решения, выскочил на балкон в чем мать родила и попробовал взлететь, каркая, курлыкая и свирища. Не вышло. Попробовал с разбега. Опять не вышло. Попробовал с чемоданами, имитируя Чеймберса. Все без толку. «Фальшивка! – подумал Черепов. – Кругом обман, а мне так хотелось улететь к чертовой матери!» – и стал ощипывать сам себя и рвать перья, даже не ошпарив тела по технологии, и запихивать в Светку, делая из лучшего друга подушку, но в разгар работы услышал, как трещит входная дверь под чьим-то напором. «Надо было запереть на десять оборотов», – подумал детектив, склевал последний мусор с ковра и опять спрятался в ванну, в гущу травы. «Откуда она здесь? – гадал детектив, пока дверь сопротивлялась последними шурупами. – Ах да, вода течет, трава растет, лампочка вместо солнышка, и я в перьях… Может, снести яичко напоследок, гы-гы-гы?» Ничего другого, более существенного он подумать не успел, так как дверь сдалась и упала. По ней прошла, точно по трапу, женщина, в которой детектив без труда узнал красавицу из тревожного сна, прерванного пляшущими ногами. В зобу детектива сперло дыхание, а женщина остановилась, приняла вид победителя и громко сказала:

– Сергей, где ты? Выходи немедленно.

– Вы ошиблись номером, – ответил Черепов, высунув гребешок из ванны, – тут нет никакого Сергея с тех пор, как двое суток назад он погиб от преступной руки.

Но уже вбежали, не слушая его объяснений, братья Сковородкины, а за ними мордоворот собственной персоной с оплеванной головой.

– Предательница! – завопил Черепов и, подняв крыло с пистолетом, выстрелил бабке Марфе прямо в глаз.

Убитая наповал, красавица вытерла полотенцем лицо и сказала братьям-разбойникам:

– Что вы ждете? Берите его – дело ясное.

– Да, да, опасен и помутнен, – согласились братья, и мордоворот им подкрякнул.

На Черепова набросили рубашку, ломая перья, и он сразу присмирел, тем более мордоворот исподтишка погрозил ему кулаком.

– Ладно, сегодня ваша взяла, – согласился детектив, подставляя запястья для наручников, которых никто не предлагал, и одновременно решая, что никому не даст сдачи, как Светка-подушка. – Но за меня отомстят, когда покончат с рутиной, так и знайте. – Он вынул обойму из пистолета, вылил воду под ноги и передал оружие – красавице.

Братья Сковородкины и мордоворот отнесли Черепова в машину «скорой помощи» под грустными взглядами подозреваемых. Частников помогал им, нес правую руку детектива. Заступаться за Частникова никто не решался, и он стал готовиться к смерти, смирившись с поражением. Когда машина остановилась перед моргом, Черепов сказал дрожжевой мафии:

– У меня есть последнее желание: потрогайте мои уши.

Но ему не ответили и уши не потрогали, опять взяли на руки, как смертельно раненного, и понесли в морг. На двери Черепов прочитал: «Психиатрическая больница г. Атля. Приемный покой». но конечно же не поверил какой-то вывеске.

Детектива внесли туда, откуда недавно гнали пинками, опалили перья над газовой плитой, привязали к койке и оставили в покое. Несмотря на сумрак, Черепов рассмотрел, что с соседней кровати на него скалится в улыбке Чеймберс.

– Наконец-то я в кругу милых сердцу инопланетян, – сказал фантаст почти счастливо. – Дайте ручку, бумаги побольше и заверните меня во что-нибудь мокрое.

Черепов понял, что Чеймберс уже не опасен, и вырвал включатель мозгов с корнем…

– Да! Мы жгли свечу с обеих сторон, по вашему образному выражению, но не думали над ним издеваться! – сказал Частников. – Просто подтрунивали. Мы же не знали, что он на самом деле сошел с ума, а сам он забыл написать на себе аршинными буквами. Мы считали, все детективисты от рождения слабоумные, иначе с чего вдруг их влечет к легкому жанру.

– Но зачем вы морочили ему голову и так не совсем здоровую? – спросил Ф. Р. Сковородкин.

– Мы решили, что он пишет детектив, используя нас как прообразы, и платили той же монетой, – ответил Чудачкава. – По приезду он строчил днем и ночью, а потом вдруг странно затих. Мы хотели помочь бедняге собственными фантазиями.

– И для смеха подбросили ему топор, веревку, рецепт, серьгу и четвертинку черного? – спросила красавица, жена Чернилова. – А если б он взял и повесился?

– Я, например, разработала оригинальную любовную линию, – сказала Ничайкина. – Жаль, что он ее не использовал.

– А я ввел дрожжевую мафию, – сказал Чудачкава. – Ничего подобного в советской литературе еще не было.

– А я от самого себя оторвал и подбросил ему такой сюжет – пальчики оближешь! – сказал Частников.

– Чеймберс по нашей просьбе стучал пятками в пол, чтобы его развеселить, – сказал Чудачкава, – но свихнулся почему-то первым.

– Как видите, мы сделали все возможное, лишь бы облегчить его творческие муки, – подытожил Частников. – Но кто знал, что он давным-давно в помутненном рассудке.

– Он сошел с ума всего неделю назад, решив после разговора с вами, что вы – носители вселенского зла, – сказал Ф. Р. Сковородкин. – Он заболел в один присест, когда выписал себе ордера на обыск и на арест, а на билет Союза писателей наклеил бумажку «Всесоюзный уголовный розыск имени В. И. Ленина».

– Вообще-то, он с детства мечтал стать следователем, но его не взяли в милицию из-за слабого здоровья, – сказала жена Чернилова. – Когда и как вы начнете его лечить?

– Вопрос стоит так: нужно ли в принципе его лечить? – ответил Ф. Р. Сковородкин. – Наконец он стал тем, кем мечтал стать всю жизнь, и сейчас думает, что находится в Краснознаменном доме для престарелых оперуполномоченных. Если мы вернем ему рассудок таблетками и уговорами, он опять будет несчастным человеком. Впрочем, вы – жена, воля ваша.

– Можно его видеть? – спросила жена Чернилова.

– В другой раз.

– То есть завтра? – уточнил Частников.

– Почему? – удивился Ф. Р. Сковородкин.

– Завтра мы сдаем вам Частисветова, – сказал Чудачкава. – Он почти готов, осталось положить последние штрихи…

Выпроводив посетителей из кабинета, Ф. Р. Сковородкин прошел в отделение. Больной сидел на кровати, обмазывал голову фекалиями и шептал:

– Господи… хорошо-то как с бубенцами да с колокольцами! Вот оно счастье-то, вот!

На соседней койке в позе бога из Паленке лежал Чеймберс и управлял одному ему видимыми рычагами космоплана. Подлетая к очередной планете, фантаст хлестался мокрым полотенцем до бесчувствия и летел дальше.

Застеленным оставалось лишь место для писателя приключенческого жанра. Но, говорят, он уже выехал из Москвы, и Частников, Чудачкава и Ничайкина поджидают его с большим нетерпением. Им скучно без дураков и конъюнктурщиков…