Текст книги "Убийство в «Долине царей»"

Автор книги: Владимир Бацалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Владимир Бацалев

ПРИХОД ВЕСНЫ В БОЛЬНИЦУ

Господин Трипун.

Я никогда не вмешивался в служебные дела жены, однако позавчера она вернулась под утро и на мои вопросы отвечала, что вы, как начальник, послали ее в ночной клуб на просмотр программы, которую в дальнейшем собираетесь показывать иностранным туристам. Мне не понятно, как можно замужнюю женщину, мать двоих детей, посылать в вертеп, не дав ей даже сопровождающего и не поставив в известность меня. Вы не можете не знать, как называются женщины, которые приходят в кабак без мужчины. Поэтому я считаю, что вы послали ее сознательно и вами нанесено оскорбление моей чести. Я вынужден требовать удовлетворения. Предупреждаю: в случае отказа – прибегну к более радикальным действиям, но без последствий не оставлю. Мой секундант, Дрогистов Валерий Павлович, передаст вам это письмо. «вы» я пишу со строчной буквы умышленно.

В. П. Аредов

Цементянников

Мне тоже сначала показалось, что дело пареной репы не стоит, товарищ майор, что этот Аредов, вызвав Трипуна на дуэль, первым наложил в штаны и нанял залетного киллера. На всякий случай я задержал Аредова, он не сопротивлялся, даже наручники не сразу заметил…

Больше всего смущает, что выстрел раздался лишь в тот момент, когда прозвучала команда «Сходитесь» и Трипун поднял руку с пистолетом. Неужели наемник не мог прикончить Трипуна раньше?..

Стреляли из кустов сзади, судя по предварительным результатам осмотра, из пистолета неустановленного образца, скорее всего, из тульской или ижевской самоделки. Сами понимаете, из такого оружия и при такой дальности вести прицельную стрельбу просто немыслимо. Ни один профессионал на подобную глупость не способен. А тут точно! Хотя мог убить любого из присутствующих, мог бы и просто промазать и даже самого себя ранить. Ну и свидетели под боком – зачем они киллеру? Он бы у подъезда подождал, если нормальный… Что?.. Собака взяла след от кустов и довела до автобусной остановки. Будем выяснять, кто там садился в это время. Но не известно, чей след взяла собака: в кустах столько дряни скопилось! – наркоманский притон наутро чище выглядит…

Отчет с места происшествия перед вами… Я могу быть свободен?

Завтра начну протокольный опрос свидетелей, они уже оповещены… Из других происшествий?.. Поймали столетнюю дуру, которая украла у соседа по коммуналке сто тысяч. Говорит, помирать собралась, а денег на похороны нет… Уже выпущена: побоялись, что в камере помрет…

Слушаюсь!..

Дрогистов

Да, Дрогистов Валерий Павлович…

Именно тогда… Было дело, родился… Теперь там проживаю, до сих пор временно…

Все по порядку вы хотите, товарищ Цементянников? Хорошо бы. Три, нет, четыре уже дня назад позвал меня Виктор Петрович и говорит: «Валера, у меня к тебе необычная и серьезная просьба…»

Так называет. Почему бы нет? Он ведь мой научный руководитель, и моложе я на десять лет, я только попал в институт, а он уже аспирантуру закончил, вступительные экзамены у меня принимал…

Вот. Сказал про серьезную просьбу и объяснил, что хочет вызвать на дуэль одного подлеца, который унизил его. Дал письмо, адрес…

Нет, письмо я не читал. Потом спросил, знаю ли я что-нибудь об организации дуэлей. По литературе, я ответил. Тогда мы обговорили все вопросы и нюансы, которые могли задать и у меня возникнуть, и поехал в эту туристическую фирму… Встретил там жену Аредова на рабочем месте, Аллу… Я бывал в их доме… Да, без отчества: она сама просила, отчество ее якобы старит…

Нет, она, по-моему, ни о чем не догадывалась, только удивилась, меня увидев: с чего вдруг я накануне защиты собрался за границу путешествовать и где денег достал. Я что-то наврал, будто для друзей стараюсь… Впрочем, знаете что, она как-то лукаво улыбнулась. Но она всем так улыбается, а может быть, подумала, муж послал шпионить за ней… Это писать не надо, это не факт, а мое субъективное наблюдение. В городе сотни туристических фирм – откройте любую газету объявлений! – и вдруг ученик ее мужа появляется именно здесь и явно смущен встречей. Вы бы подумали что-нибудь другое?..

Хорошо, не мое дело ваши мысли так не мое, но вы все же не пишите, я от своих слов отказываюсь… В общем, посидел я в приемной, зашел к этому Трипуну, имя-отчество, к сожалению, не знаю и знать не хочу, отдал письмо и жду реакции. Он посмеялся, как Змей Горыныч над Иванушкой-дурачком, я сказал, что дело нешуточное, но он серьезней не стал, вызвал по селектору Валового Петра Васильевича – это его старый друг (как я потом узнал), работает там же заместителем Трипуна – и, когда тот пришел, передал письмо. Это выглядело бестактно, но что я мог сделать? Письмо адресовано не мне, не мне и распоряжаться. Кстати, Трипун даже не предложил мне стул – маленький штрих к манерам. Последний раз со мной так поступил заместитель декана по хозяйственной части, когда еще было живо хозяйство. А сейчас он не предлагает стулья где-то в Германии…

«По-моему, все это несерьезно, – тоже сказал Валовой, прочитав вызов, – давайте пригласим Аредову и предложим ей для начала успокоить мужа».

«Если вы так поступите, – сказал я, – Виктор Петрович придет сюда и публично плюнет в лицо вашего директора».

Тут Валовой хмыкнул, а Трипун взвился не по своему весу, завизжал:

«Вы что, не видели ОМОНовцев на входе?! Сюда без моей команды крыса не проползет! Передайте своему оскорбленному и честнейшей души придурку, что я сейчас же выгоню его благоверную к чертовой матери. Пусть заткнется и содержит семью на свою зарплату!»

«Он не заткнется», – ответил я.

«Из-за кого он собрался стреляться?! – продолжал кричать Трипун. – У меня есть отчеты, как она вела себя за границей. (Я забыл сказать, что жена Виктора Петровича вроде гида и няньки сопровождает группы, которые отправляет туристическая фирма.) Она ведет себя безобразно: например, ходит к одиноким туристам в номер скоротать вечерок и задерживается там до неизвестного часа. Стоит ли стреляться из-за такого пустяка, как сверхурочное задание, которое она сама же себе и навязала? Если ему так хочется кого-нибудь убить из ревности, пусть убивает этих туристов. Мне, наоборот, казалось, что, отправляя ее в ночное варьете, я делаю приятное одолжение: бесплатная выпивка, бесплатная кухня, бесплатные мужики с тугими кошельками, а не какая-нибудь дискотековская шантрапа с портвейном за пазухой и кастетом в кармане. Девушка-то она уже не первой свежести. Сколько ей отмечали недавно? Я еще двадцать долларов дал на подарок…»

«Тридцать шесть, – подсказал я возраст, – но мы говорим не о том. Я пришел передать вызов и обсудить детали поединка. Если же вам хочется переубедить Виктора Петровича относительно достоинств и недостатков жены, вы можете написать ему или переговорить перед дуэлью. Но вряд ли ваши аргументы его разубедят, боюсь, выйдет еще хуже. Окажется, что по вашей вине Алла на этой работе стала такой, какой вы сейчас ее представили, и по Виктора Петровича, разумеется, недогляду, что, однако, не извиняет ни того ни другого и требует обоюдной сатисфакции».

Потом мы еще поспорили минут десять, наконец Трипун как бы согласился, то есть поручил Валовому уладить это дело, а сам уехал куда-то. Петр Васильевич спросил меня, есть ли у Виктора Петровича пистолет или деньги, чтобы его купить. Я не знал. Тогда Валовой открыл сейф и достал пистолеты.

«Мы их держим на всякий случай. Контора не из бедных, возможны неожиданности, – объяснил он. – Вы, как секундант Аредова, согласны, чтобы противники стрелялись из этих?»…

Нет, в оружии я ничего не смыслю и марку пистолетов до сих пор не знаю, но это именно те, что лежат на вашем столе, или их двойники, по крайней мере из одной партии… На чем я остановился? Ах да… Я согласился. Он предложил забрать с собой и проверить пистолеты на пустых бутылках или воронах, но я решил сделать это перед дуэлью, как и положено ритуалом. Я почувствовал подвох в том смысле, что Трипун мог перетрусить и вызвать милицию, которая, получив небольшую мзду, упекла бы Виктора Петровича за незаконное хранение оружия… Хорошо-хорошо, за мзду прошу прощения от лица всех, кто так думает…

Нет, так и не проверяли. Я забыл об этом…

Потом мы выбрали место дуэли, вам уже известное, в десяти километрах от города, и время. Валовой спросил, как мы доберемся. Я сказал, что на электричке, а дальше пешком. Он согласно кивнул и сказал, что, если Аредова ранят или убьют, они из человеколюбия доставят его в больницу или морг на своей машине.

Я насторожился, потому что опять почувствовал подвох по интонации фразы, и сказал:

«Надо пригласить врача, так положено».

Тогда Валовой сказал, что они с Трипуном сами доктора, потому что пятнадцать лет назад заканчивали медицинский институт, и они без проблем пригласят кого-нибудь из практикующих сокурсников. Мы договорились созвониться на следующий день, чтобы избежать неувязок и накладок. Валовой еще раз попросил меня убедить Виктора Петровича в безрассудности и бессмысленности его затеи и уладить дело любым способом, хоть деньгами, потому что своя шкура дороже любых денег.

«Но не честь», – ответил я и ушел. Впрочем, не сразу. В коридоре я встретил плачущую Аллу. Оказывается, Трипун уже уволил ее устным приказом и самой же велел подготовить к его возвращению письменный.

«Что вы наговорили Трипуну?» – спросила она.

Что я мог ответить? Пошел дальше…

Да-да, разумеется, я пересказал все разговоры Виктору Петровичу. Он места себе не находил, метался по кабинету и изредка прикладывался к бутылке, чего раньше я за ним не замечал посреди рабочего дня в альма-матер.

«Что делать, Валера? – спрашивал он. – Ума не приложу».

«Прежде всего убрать панику из мозгов».

«Если я его убью, меня посадят. А кто будет растить детей? Если меня убьют, как они с матерью будут смотреть друг другу в глаза?»

«Но они же ничего не знают».

Он пожал плечами:

«Может, не знают. Но догадываются. Настроение и помыслы родителей не спрячешь. Да и всплывет рано или поздно».

Я попытался его отговорить, как советовал Валовой, предлагал еще подумать, обещал замять дело так, что он окажется победителем, ведь Трипун – прирожденный трус, причем трусит и за свою жизнь, и за имущество. Ни сердце крокодила, ни печень барса он не ел для храбрости, как древние китайцы или кто-то по соседству. Не будет он стреляться, а его ребята из так называемого ОМОНа – уже на полпути к тюрьме и завтра бросят гранату под вашу дверь, и милиция, как всегда, никого не найдет, а может быть, даже кого-нибудь потеряет… Опять прошу прощения, язык мой, знаете ли… Но Виктор Петрович только прикладывался к бутылке (рюмок в кабинете он не держал) и сам себя накачивал:

«Ты так говоришь, потому что через неделю защита твоей диссертации. Тема скользкая, оппоненты твои против, спасти ее могу только я, научный руководитель. Но если дуэль состоится, меня либо убьют, либо посадят. В обоих вариантах тебе накидают черных шаров».

«Это не главное», – сказал я.

«А как бы ты поступил на моем месте?» – спросил он.

«Я бы развелся. Жанр семейной жизни давно устарел. Люди в наше время предпочитают выживать по одиночке», – сказал я.

«Сначала женись и попробуй, – ответил он. – И потом, меня будут презирать дети…»

Да, у него двое детей. Старшей – Валерии – шестнадцать, младшему – Юлию – двенадцать…

Нет, Виктор Петрович никого нанять не мог, даже намекать мне не стоит. Да ему бы и в голову такое не пришло. Да и зачем тогда дуэль?.. Пистолета я у него никогда не видел. Выпустили бы вы его. Не пойдет он домой и не прибьет топором жену. Это все равно что прибить кошку, которая принесла с улицы котят и полную квартиру блох. Да и руки у него заняты… Как чем? Это умные сначала думают, а потом делают, а дураки сначала делают, а потом руками за голову хватаются…

Я таких рассуждений не слыхал. Сами подумайте: человек всю жизнь чего-то добивается – учится, работает, копит, терпит, – и вдруг в один день все это ему становится не нужно. Виктор Петрович говорил как раз наоборот: «Среда меня заела, но кланяться не буду. Я – человек, а не функция среды».

Кого я могу подозревать? По-моему, с Трипуном разобрались свои же. Как всякий богатый человек, он имел достаточно врагов и среди богатых, и среди бедных. А тут такой прекрасный случай, убийца просчитался лишь на несколько секунд. Может, нервы не выдержали или рука дернулась…

Как отнесся к самому факту дуэли? Философски. Помню, подумал, что человечество идет как будто вперед и отмечает путь верстовыми столбами-вехами, и вдруг – удивление: мы этот столб уже три раза проходили! Как же так? Тысячелетия – мимо, на свалку. До нас жили напрасно, и мы никого ничему не научим. Отдача всемирно накопленного опыта ничтожна. Пони бегает по кругу, только пассажиры меняются, за которых вперед родителями заплачено…

Где расписаться? На каждой странице… Хорошо, я приду, когда скажете. Времени теперь много: диссертация так и так в этом году накрылась…

Валовой

Вызывали?.. Спасибо. А на какой?.. Мне вот этот стул больше нравится… Ну это же формальности! Вы прекрасно знаете, кто я такой, вы же не человека-невидимку вызывали на допрос… Хорошо, хорошо, буду отвечать, и как положено, и как поставлено, ха-ха…

С какого места начнем? С рождения?.. Со звонка накануне дуэли?..

Этот малый, Дрогистов, позвонил часов в пять, я сказал, что все остается в силе. Стреляться так стреляться, была не была, пан или пропал, чем черт не шутит – все к лучшему. Врача я нашел, это наш старый институтский друг Безбольников. Трипун, правда, в бытность свою секретарем института вышиб его из комсомола, а заодно и из института, но Безбольников – мужик отходчивый, тем более попрактиковался годик в санитарах и восстановился… Как за что вышиб? Нет, бабами тут и не пахло, в те годы с мировоззрением было строго, а Безбольников позволял себе распускать язык в самых неожиданных местах. По молодости, конечно. Ну и без дурости не обошлось… Какие? На улице его останавливают и спрашивают: «Где здесь улица Ленина?» – а он в ответ: «Здесь после семнадцатого все улицы Ленина». Его даже в КГБ на устную проработку таскали. Но сейчас он вполне доволен жизнью, тем более врачи стали неплохо зарабатывать. Другое дело – их никаким окладом не умилостивишь…

Почему мы с Трипуном бросили профессию? Странный вопрос. Денег мало платят. Трипун – тот сразу ушел по партийной линии, даже практику ему автоматом поставили и клятвы Гиппократа не потребовали, а мне пришлось три года оттрубить в районной поликлинике. Но я не жалею. Бессмысленно жалеть уже истраченное. Да и врач я, знаете ли, оказался такой, что алкоголизм лечил по принципу: исцеляй подобное подобным, – а в рецепте прописывал хорошую закуску… Кстати, забрали бы подписку о невыезде, мне через неделю в Париж лететь на проветривание. Город этот маленький, все на виду, спрятаться от правосудия там просто негде…

Конечно, я расскажу все без утайки и даже в ее присутствии. Сами понимаете, не в моих интересах что-то скрывать. Я тут ни при чем, секундант, одним матерным словом…

Отказаться не мог из моральных соображений: назвали бы трусом!.. Как кто?.. Ну, кто-нибудь бы обозвал, такие всегда найдутся. Я сам, например, по ночам бы мучился…

А на чем мы остановились?.. Так вот. Потом я сказал, что пистолеты приготовлены, эта проблема решена. Дрогистов сам их проверит, а Аредов выберет тот, который ему приглянется, и пусть не пьет на ночь, чтобы рука не дрогнула… Да, именно эти. Но вы же сами понимаете, товарищ… Цементянников. Извините, не знаю вашего звания в цивильном костюме… Вы же профессионал и отлично видите, что никакие это не пистолеты, а обыкновенные пугачи. Их даже на таможне без вопросов пропустили.

Конечно, он стреляет, то есть шума от него много и гильза очень натурально выпадает, но убить им невозможно, разве что по голове со всей силы треснуть. На это и делался расчет. Дрогистов и Аредов – профаны, примут за чистую монету. Потом дуэлянты обменяются выстрелами, промажут с трех метров и, так как честь обоих удовлетворена, мирно разойдутся, чтобы больше никогда не встретиться…

Зачем я брал Безбольникова, если был уверен, что он не понадобится? Ну как! Мало ли что мог выдумать Аредов. Почуял бы подвох, схватил бы дубину, полез драться. Я же не знал, какой он из себя: богатырь с печи или метр с кепкой. И потом, лишний свидетель никогда не помешает. Да и для достоверности происходящего врач был необходим…

Да-да, мы опять отвлеклись. Я предложил стреляться в полдень, потому что Трипун лежебока, его только за очень большие деньги на заре поднять можно. Дрогистов согласился. На следующий день мы приехали в полпервого, а во сколько они – не знаю, они уже ждали… На чем? Тоже не знаю. Наверное, на своих двоих. Не на такси же! За такси Аредову пришлось бы всю зарплату преподавателя отдать… Я предложил стреляться с тридцати шагов, Дрогистов – с десяти. Сошлись на двадцати, как на турецком базаре, и еще по пять шагов до барьера по команде «сходитесь». Меня смех душил, прям детский зад, ей-Богу… Это шутка такая не к месту, Трипун ее очень любит. Ну, отмерили расстояние, бросили по ветке, я сказал, что при любом исходе Безбольников должен получить пятьдесят тысяч или десять долларов за беспокойство и потраченное время. Тут Аредов аж в лице переменился, и я понял, что таких денег у него с собой нет. Но Безбольников отказался бескорыстно (он был посвящен в нюансы «дуэли»), а меня такой смех разобрал, что я пару раз всхлипнул, но сделал вид, будто шмыгаю носом, и даже высморкался. Потом отозвал Дрогистова в сторону и говорю:

«У нас остались две операции: раздать пистолеты и предложить примирение. С какой начнем?»

Он отвечает:

«Думаю, сначала надо предложить, потому что с пистолетами в руках всякие предложения выглядят идиотизмом».

Тогда я сказал громко и серьезно:

«Господа! Подумайте еще раз, что вы делаете, и пожмите друг другу руки. Нас, мужиков, и так в стране на перечет осталось».

Аредов не шелохнулся, ну и Трипун, уверенный в жизни, стоял спокойно, как картонный Ельцин на Тверской, с которым любой может сфотографироваться запросто и даже поднести кулак к носу. Правда, Трипун гораздо толще. Его можно было бы пристрелить из космоса, не то что с двадцати шагов. Потом мы с Дрогистовым проверили «пистолеты» на профпригодность: я ему показал, в какой дырке искать «патрон», – и разнесли дуэлянтам. Тут Аредов заявляет, что они встали неправильно. Он вызвал Трипуна на поединок, поэтому солнце должно светить в глаза ему. Трипуну было наплевать, они и поменялись местами…

Нет, заранее мы не договаривались, кто где будет стоять. Решили, встанем, как Бог на душу положит, и черт с нами… Нет же, говорю вам, тот, кто стрелял из кустов, перепутать не мог, тем более Трипун – мужик видный, отъевшийся… Дальше. Я сказал Дрогистову:

«Командуйте, чего тянуть».

Он скомандовал довольно громко. Я следил за Аредовым… Как почему? Он ведь думал, что стреляется всерьез, а Трипун был точно на съемках. Так вот, Аредов успел сделать два или три шага, когда раздался выстрел… Нет, руку он еще не успел поднять. Может, и не собирался, может, готовил акт изощренного самоубийства… А Трипун уже поднимал, но после выстрела он ее, конечно, опустил и сам упал, или рухнул, как хотите. Мы все побежали к нему… Да, Аредов не побежал. Опешил, наверное, растерялся. Безбольников встал на колени, рванул пиджак на Трипуне… А он что! Лежал и хрипел. Потом мы вчетвером еле отнесли эту тушу в мою машину, положили на заднее сиденье, я и Безбольников повезли его в больницу. Трипун все хрипел и хрипел, я мысленно с ним попрощался, а Безбольников молчал, только однажды обернулся, посмотрел на Трипуна и сказал:

«По-моему, его уже не спасет даже реанимация и переливание крови. Хотя такие живучи. Горький, к примеру, сам себе легкое прострелил, когда в сердце целился»…

Не знаю, чего он на классика взъелся. Может, «Песню о буревестнике» ему до сих пор простить не может…

Ну а я что? Я не врач, я на дорогу смотрел. То есть врач, конечно… Мы приехали в больницу Безбольникова, и я остался в приемной, вызвал жену Трипуна… Именно так, Гидренко Фатима Семеновна. Мы поговорили о Трипуне в прошедшем времени, наконец вышел Безбольников.

«Ну как?» – спросили мы.

«Еще поживет часок-другой, а там видно будет», – ответил он.

У меня было дело в конторе, клиент перспективный, поэтому я не стал дожидаться летального исхода и уехал, а она осталась, жена все-таки…

Что делал в конторе? Да ничего особенного, работал не покладая рук… Нет, о Трипуне я ничего никому не сказал. Решил, преждевременно. Потом приехала Фатима, зашла в кабинет Трипуна, села за его стол, и я все без слов понял.

«Давай, – говорит, – обсудим дела фирмы».

Я донес до сотрудников печальную новость в закамуфлированной форме, сказал, что подробностей пока не знаю (зачем сплетничать?), и отпустил по домам. Назавтра тоже велел гулять…

Что знаю о жене Трипуна? Да все! Трипун женился на ней сразу после института. Тогда это требовалось для морального облика молодого коммуниста и для поездок за границу. Чтоб не женился там на первой встречной. Потом он попал в комитет молодежных организаций: был такой при комсомоле, может, слыхали? А когда стало ясно, что комсомол протягивает ноги, мы втроем основали собственную туристическую фирму. Одни из первых! И получился у нас великовозрастный райком комсомола, которому в порядке исключения разрешили преступать все законы. Счастливое было времечко!.. Нет, моих там только двадцать процентов, а у Трипуна и Фатимы – по сорок. Теперь у нее, конечно, восемьдесят…

Как почему туристическую? У нас был опыт, у нас связи. Туризм – бизнес сложный в смысле организации, это не алюминиевые чушки в Прибалтику сплавлять или по ларькам с кастетом шарить. Тут и группу сколоти, и документы им оформи, и в аэропорту следи, чтоб контрабанду или перегруз не прихватили, уже на месте их посели, экскурсии на барахолку организуй, назад доставь. А главное – рассчитай все так, чтоб и тебе кое-что от этой поездки перепало. Иначе – к чему вся возня…

Было ли у Трипуна что-нибудь с Аредовой? Нет, у него в принципе ничего не могло быть с сотрудницами, только с уволенными. Фатима за этим строго следила. У меня тоже ничего не было. Зачем гадить в собственном свинарнике, когда других вокруг как грибов в сезон, на стороне и обойдется дешевле – и для кошелька, и для репутации. Нашим шлюхам имя – легион…

Да, я откровенный, а чего от жизни прятаться? Она и так ущербная: даже килограммовая гиря в любом магазине весит на сто грамм меньше эталона. А про людей и думать не хочется…

Аредова. Ну что сказать? Муж ее, конечно, дурак, но вы уже и сами догадались, я думаю. Повнимательней надо было к жене относиться, раз такую выбрал. Характер у нее, я бы сказал, чересчур общительный, чересчур. Есть такие дамы неполноценные, постоянного внимания к себе требуют, но на большее не способны. Обычно придет на работу пригласительный билет на какую-нибудь презентацию или банкет по случаю, так Аредова и подружка ее из того же отдела – Света Грань – в первых рядах желающих. Остальные домой бегут или по делам, а они – за дармовой жратвой и выпивкой да мужикам в театральных смокингах рожи построить. Я был с Аредовой в нескольких компаниях.

Она вела себя с кавалерами соответственно, то есть те не сомневались, что ночь проведут с ней. Если на фуршете было двадцать мужиков без жен, все двадцать так и считали… Нет, она, конечно, флиртовала, а не всерьез, гонялась за мужским вниманием, но без меры. Понимаете, есть граница, за которой мужик начинает надеяться и обмануть его уже нельзя, он своего добьется настырностью или изнасилует, причем будет уверен, что насилие совершено по обоюдному согласию, просто девушка такая скромная попалась или любит это дело с приключениями, с уговорами, на худой конец. Трипун, можно сказать, за это и уволил. Очень много нареканий было от экскурсантов в ее адрес: никогда не найдешь руководителя группы, вечно торчит у какого-нибудь временно холостого в номере. А один – чурка ненормальный с сумасшедшими деньгами – ее чуть не убил прилюдно, потому что она обещала ужин ему, а провела с другим. Эх, Алка-Алка, почти алая – как фонарь перед публичным домом. Она зазывала уже именем. Я б на месте мужа не дуэли устраивал с первым встречным, а сам заразился и ее сифилисом заразил. Сидела бы дома как миленькая. Алка ведь существо низшего рода, вроде курицы, за такой нужна опека и постоянный надзор. Кстати, о курицах. У нас сосед по даче, не желая становиться убийцей, связывает курицу, кладет шеей на рельсу и читает вслух последнюю главу «Анны Карениной» в ожидании электрички. Вот бы и Аредову так поступить!..

Характер? Женщина глупая, наивная и подлая по мелочи. Таких сейчас пруд пруди. Мой рецепт: необходимо всех женщин заставить ходить голыми. Тогда мужчины перестанут реагировать на их прелести, и женщинам, чтобы завладеть прежним вниманием, придется выдумывать что-то V?? Вот в этом процессе и кроется надежда, что они поумнеют и к чужим деньгам станут относиться философски, а не потребительски. Сейчас каждая вторая, даже первая, пообщавшись с новыми русскими, – передвижной публичный дом, ковыляет за клиентом на варикозных костылях…

Хоть десять вопросов. Я не спешу. Правда, дел полно… Нет, никого постороннего я на месте дуэли не видел. Проходила какая-то бомжиха, бутылки в лесу собирала после пикников, но, увидев нас, свернула в сторону…

О врагах Трипуна мне тоже ничего не известно. Ума не приложу, кому он мог напакостить. И чем. Может, пацаны местные баловались? Сейчас ведь у всех по пистолету, у многих по автомату, а некоторые даже танками запаслись. Добром эти игры не кончатся. Вот я вам историю расскажу. Был у меня старший брат, в юности живший в деревне и очень любивший русские народные сказки. Как-то набрались они с приятелем через край и решили искать невесту по примеру Ивана-царевича. Только лука со стрелами у них не было, но была «лимонка» еще с войны. Вот ее они и решили кинуть, и на чей двор упадет – там и свататься. Сказано – сделано: убили соседку и индюка. И главное, напрасно, все равно брательник на ней жениться не мог: во-первых, она была замужем; во-вторых, с покойниками браки не регистрируют…

Пожалуйста… Да, конечно, приду еще, если позовете. А подписку о невыезде вы бы лучше порвали, уж больно в Париж тянет. Так тут все обрыдло!..

Аредов

Слава Богу, увезли этого подонка-рэкетира в следственный изолятор. Боюсь только, недолго я проскучаю один в камере. Хоть бы до вечера, а там бы алкаш какой-нибудь подвернулся! Побуянит и заснет.

Что от меня добивается Цементянников? Никак не пойму. Может, ему необходимо более длительное общение с вытекающими отсюда последствиями? По крайней мере, состава преступления, как он выражается, мне не шьет. И на том спасибо, если правда. Значит, через трое суток обязан выпустить под расписку о невыезде. А мне и ехать некуда. Может, еще успею на защиту Валеры Дрогистова? Теперь-то уж его не прокатят ради всеобщей жалости ко мне. Пушкин из меня не вышел. Единственное утешение, что из Трипуна до конца не получился Дантес, торговавший задом в голландском посольстве. Да и Алка не тянет на Наталью Гончарову. За той мужики бегали, в ногах валялись, но она нашла силы образумиться и устоять после смерти мужа. А Алка? Смешно вспомнить…

Когда я с ней познакомился на вечеринке в студенческом общежитии, она по собственной инициативе (другой тут быть не могло!) сидела на коленях совершенно лысого сорокалетнего мужика и целовалась с ним взахлеб. Мужик оказался водителем троллейбуса, подобранным в компанию филологов на улице возле винного магазина. Эта пьяная дура-даже не потрудилась найти себе кого-нибудь поприличней тут же. И зачем я полез ее отбивать? Всю жизнь себе поломал. Алка изначально была нравственно дефектной. Тесть говорил, что она родилась с кадыком, который рассосался после выпадения молочных зубов. Господи, при чем тут кадык? Какая чушь лезет в голову!

За неделю до нашего знакомства она сделала аборт от какого-то лейтенанта, генеральского сынка. Он обещал на ней жениться, но в загс не пришел: передумал по-трезвому или струсил спьяну, а может, родители отговорили, прикинув, что вырастет из такой невестки. И правильно сделал лейтенант, в отличие от меня. Потом Алка сама рассказывала, будто ненавидела его и от ненависти одновременно спала с его другом, обитавшим на гражданке. Но меня она мурыжила две недели, хотя я отлично понимал, что не я ей нужен и не любовь – чистая и светлая, а прописка и жилплощадь, как в истории с лейтенантом. Иначе ее ждало распределение в какую-нибудь глушь, в сельскую школу механизаторов и доярок, где на уроках пили портвейн за рубль две и грызли глистогонные семечки.

Будь проклята молодость! Почему именно в этом возрасте человек должен принять самые важные решения? Разве женился бы я на такой сейчас? А тогда мне захотелось влюбить ее в себя. Что-то вроде эксперимента над собой: справлюсь или нет? И когда увидел, что справился (хотя больших усилий это и не потребовало), решил жениться по принципу: дуракам везет, – как-нибудь я ее перевоспитаю с годами.

Первый раз мы поцеловались, когда шел очередной съезд партии, прямо посреди улицы. К нам подошел милиционер и спросил по-товарищески:

«Что вы вытворяете в такой судьбоносный момент?»

Вечером, глядя в телевизор, мы поняли, что были не правы: генеральный секретарь целовался на высшем уровне, причем поддерживал его от партнера к партнеру…

А первый раз легли вместе, когда умер какой-то очередной Суслов. И тоже не обошлось без эксцесса. Дело было в общежитии. Ее соседки-вьетнамки, накупив ватных одеял, нечаянно подожгли за полночь. Прибежал студенческий патруль с огнетушителями, и мне остаток ночи пришлось лежать под кроватью и кашлять украдкой, потому что если б меня застукали на женской половине общежития, то немедленно выгнали бы из института…

Все-таки и у нас было что-то приятное. Нет, все-таки не было. Даже влюбившись, Алка не смогла пойти наперекор характеру, которого у нее никогда не было, равно как и разума и интуиции, хотя бы крысы. Она пользовалась мозгами крокодила и чувствовала сердцем коровы и кокетничала и флиртовала с моими друзьями, – зная, что мне неприятно и больно, она целовалась с ними, когда я отворачивался или выходил. За что мне мстила? За потерянную свободу? Но это она отвела меня за руку в загс. Однажды из-за такого фортеля с поцелуями ей пришлось всю ночь сидеть под моим домом на лавочке и плакать. Жаль, что утром я расчувствовался на ее слезы и простил. И все из-за принципа: дуракам везет, – из-за уверенности, что для меня нет преград, как для всякого нормального дурака в молодости; что решил – того и добьюсь.