Текст книги "Княжич"

Автор книги: Владимир Трошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

План довели до обозников. Мужики встретили его без восторга. Первое время они будут в качестве живых мишеней для нападающих. Но смирились и согласились. Ничего лучшего никто не предложил. Сотский приказал собираться, запрягать лошадей. И тут выяснилось отсутствие холопа княжеского Ивашки. Перед самым отъездом из Донкова, Вельяминов предложил его для обслуги стрельцов да детей боярских. Хозяйством заниматься, еду готовить и прислуживать за столом! Дружина Ерофеев пытался отказаться, не велики баре, еду и обозники сготовят, но воевода настоял, человек сам просится. Стрельца удивило такое поведение Ивашки. Люди в холопство идут, чтобы сытно есть с барского стола, мягко спать и поменьше работать! А этот, наоборот, на трудности и опасности напрашивается! Не понравился он ему с первого взгляда. Вроде бы ростом велик, чернокудрявен, лицом приятен, весел, а глаза злые, как буравчики, готовы просверлить тебя насквозь. Еще в Москве, на постоялом дворе, он сам слышал, как Федnbsp; Но и здесь их ждала неудача. Своевременно оповещенный Сторожевой полк береговой службы от Коломны выдвинулся к Новосилю и разбил врага. Выделенные в помощь отряды детей боярских, стрельцов и полковых казаков украинных городов добили рассеянные по станам, селам и деревням конные разъезды кочевников, занимавшиеся грабежом, ловлей людей – главной их добычи. Тогда, от силы две-три тысячи татар сумели вернуться живыми на свои кочевья.

ька, баловневский мужик, смеясь, рассказывал обозникам, что Ивашка, когда они ходили в Гостиный двор, за покупками для своих баб и девок, с оборванцами, на каком-то тарабарском языке разговаривал. Ему бы раньше понять, что язык то этот, разбойничий! Эээ, старый дуралей! И сейчас, во время разговора, все время вертелся рядом! Если его предположение, верно, то, вызнав их планы, бежит Иуда где-то по дороге к лесу, чтобы предупредить своих друзей-разбойничков. Времени прошло немного, может, удастся догнать?

– Нет нигде Ивашки! – растерянно сообщил подошедший Инютин, которого Дружина Ерофеев направил на поиски холопа. – И саадак мой куда-то запропастился!

– Разиня ты Тиша! Скорее седлай моего Буяна! – потребовал сотский. – Василий, выручай! Быстро на коня. Постарайся перехватить Ивашку живым или мертвым, я сразу за тобой! Будь осторожен, кажется, он Тишкин саадак прихватил!

Васька все понял. Через мгновение его ноги были в стременах. Перемахнув через кустарник, конь понес всадника по дороге к оврагу.

Там, на одном из крутых поворотов, боярского сына ждала смертельная опасность. Оказывается, дорогу по оврагу приметил не только он. Стрела, пущенная вражеской рукой, сорвала с его головы “бумажную шапку”, скользнув по вшитой в нее металлической пластине и застряв в плотной ткани. Голова от удара откинулась назад. Но прежде чем перед его глазами мелькнул краешек неба, он разглядел, шагах в пяти, стоящего за кустом стрелка. Скурыдин, привстав на стременах над несущим его конем, выхватил из ножен саблю, и со всей силы ударил ею плашмя по непокрытой пышной шевелюре уже заправившего стрелу лучника. Проскочив вперед, он осадил коня и, развернув назад, подъехал к лежащему без сознания холопу. Сквозь густые черные волосы лежавшего навзничь Ивашки пробивалась ярко-красная кровь, лук и колчан валялись рядом. Василий спешился и, сняв с пояса кожаный аркан, связал им руки оглушенного сабельным ударом холопа. В это время сзади раздался топот копыт. На Буяне подъехал Дружина Ерофеев.

– Мертвый? – строго спросил он, увидев кровь на голове Ивашки.

– Живой! Бил аккуратно, плашмя, может задел что! – уверенно ответил Василий. Подтверждая слова боярского сына, пленный застонал.

– Ну, что, поговорим? – с угрозой произнес сотский, слезая с коня. Подойдя к лежащему холопу, он с размаху ударил его в лицо, носком сапога:

– Очухивайся вор! Нет времени с тобой говорить!

– А мне спешить, на тот свет, нет надобности! – сплевывая изо рта выбитые зубы, ответил уже пришедший в себя холоп. – Все равно живым не оставите!

– Если честно будешь отвечать на мои вопросы, еще поживешь! В ближайшем стане сдадим губному старосте. А нет, прямо сейчас удавлю! – пригрозил старый стрелец, надавив сапогом на горло пленника.

– Слово стрелецкое дай! – захрипел, дергаясь всем телом, холоп.

– Даю! – отвернув голову в сторону от взгляда с интересом наблюдающего за происходящим Васькой Скурыдиным, пообещал стрелец. – Кто ты? И зачем ты здесь?

– Как меня батюшка с матушкой звали, тебе не нужно знать. А сейчас, Кистенем величают! На Дону это имя не пустой звук! – гордо заявил поверженный разбойник

– Наслышаны! – презрительно улыбнувшись, ответил ему стрелец. – Дружок Кудеяра! Ну, а как, у нас в Донкове оказался?

– Зелье у атамана закончилось! Есть у Кудеяра глубокого ума старец, Болдырем его зовут. Он и придумал меня в вашу крепость заслать, сделать все так, чтобы за ним в Москву обоз пришлось посылать! А нам по дороге, зелье отобрать. Ты думаешь, казенный амбар от молнии загорелся? – разбойник изобразил кривую усмешку. – Сразу с трех сторон?

– Душегуб проклятый! – выкрикнул, не выдержав, побагровевший взбешенный сотский и опять наступил на горло разбойнику. Кистень задергался, хрипя.

– Дружина Ерофеев, ты же поклялся, отпусти его! – внезапно потребовал Васька.

Дружина Ерофеев, зло, посмотрев на Скурыдина, убрал сапог с горла несчастного. Увидев, что у него есть заступник, прокашлявшийся разбойник осмелел произнеся:

– Это я то, душегуб? Да у меня на совести загубленных душ, не больше, чем у тебя стрелец!

– Не тебе меня учить вор! – возмущенно воскликнул ему в ответ стрелец. – Я государев человек и лишал жизни своих врагов в открытом бою, за веру, государя и Отечество!

– А вот из-за таких вот защитников православной веры и государя, стал я разбойником. До шестнадцати лет жил в отчем доме с братьями и сестрами. Батюшка мой, богатый тверской купец, царствие ему небесное, души не чаял в нас. Но пришел страшный день, когда такие как ты защитники по приказу “отца земного” царя грозного Московского по пути на Новгород ворвались в Тверь(24) и пять дней грабили город, мучили, убивали,

вешали на забаву не знающих вины людей. Уцелел один я, убили изверги матушку да батюшку, сестер да братьев! После этого я поклялся мстить за них! – внезапно разоткровенничался Кистень.

– Он правду говорит Дружина Ерофеев? – заинтересованный рассказом разбойника,

спросил Васька.

– Может и правду, – тяжело вздохнув, ответил стрелец, – молод ты еще, придет время, узнаешь!

Сзади опять раздался топот копыт. Это подъехали стрельцы, вооруженные пищалями. Тишина Инютин остался с обозом. Надо было ехать дальше, а что делать с пленным разбойником? Не напомни Кистень о зверствах опричников, отвел бы его Дружина Ерофеев чуть подальше, да ткнул буздыганом под левую лопатку. А так, что-то перевернулось в душе ветерана. Посовещавшись, забили Кистеню рот кляпом, связали руки и ноги так, что не пошевельнуться и отволокли в кусты. Если вернутся живыми, заберут и в ближайшем селении сдадут губному начальству, а нет – пусть лежит, пока не сдохнет от голода.

Пройдя по показанному Васькой пути, ратники вышли к поляне. Здесь, привязав лошадей, они выполнили все необходимые приготовления. Чтобы не тратить время на перезарядку оружия, каждый стрелец взял с собой по второй ручной пищали (из числа полученных в Пушкарском приказе). Каждую подготовили к бою: насыпали затравочное зелье на полки под боковыми отверстиями для воспламенения зелья, приготовили изготовленные из тонкой жести с небольшими отверстиями для притока воздуха, “фитильные трубки”, с хранящимся внутри них зажженным фитилем. После этого, они осторожно подкрались к ничего не подозревающим разбойникам и замерли там, в ожидании обоза. Скурыдина, сотский направил дальше, к засаде у подрубленного дерева. Ему была поставлена задача, задержать тех, кто там находился. Нельзя допустить, чтобы они, услышав выстрелы, ударили в тыл стрельцам и обозникам.

За время отсутствия Васьки у второй засады разбойников, там мало что изменилось. Только те, которые раньше спали, играли в зернь(25), расстелив на траве зипун одного из них. Выбрав среди деревьев, удобную позицию, юный воин приготовился к стрельбе.

Где-то громко ухнул филин. Сидящий у дерева разбойник подскочил с места, схватил топор, и принялся наносить им удары по стволу. Двое других бросили игру и, подбежав к дереву, навалились на него, толкая в сторону дороги. Скурыдин не мешал их работе.

Отсутствие шума падающего дерева насторожит тех, кто сейчас поджидает обоз. Наконец дерево с треском и грохотом, подняв облако пыли, рухнуло на дорогу. Сразу за этим грянул двойной залп пищалей стрельцов. Не успело в лесу затихнуть эхо от оружейных залпов, как двое разбойников, расстрелянные стрелами Васьки, уже лежали замертво на земле. Третий, который был с топором, плотный, среднего роста мужик, уцелел. Стрела отскочила от его спины, очевидно защищенной невидимой под одеждой броней. Петляя среди деревьев и размахивая топором, он побежал в направлении на Ваську, еще не видя его. Несколькими неудачными выстрелами стрелок обнаружил себя. Топор, брошенный в него, просвистел рядом с ухом, больно задев плечо деревянной рукоятью. Оба выхватили сабли и закружили среди деревьев, отводя удары и больше рубя воздух и ветки. Противник попался сильный. Но Ваське второй раз за день, повезло. Изловчившись, он задел острым клинком плечо своего противника. Через разрыв в зипуне фонтаном брызнула кровь и сабля выпала из разом ослабевшей правой руки разбойника. Зажав левой рукой рану и воя от боли, он бросился от Васьки прочь. Юный ратник не стал его преследовать. Он устремился на помощь стрельцам и обозникам.

На дороге, среди обезображенных трупов и стонущих в лужах крови раненых, шла жестокая рукопашная схватка. Обозники, укрывшись за телегами, отбивались рогатинами, нанося острыми широкими лезвиями неприятелю страшные глубокие раны. Стрельцы, прижавшись спинами, друг к другу, отражали сабельные удары озверевших разбойников.

Боярский сын подоспел на помощь друзьям вовремя. Волосатый гигант с палицей, безуспешно пытавшийся достать ею обозников из-за подвод, оставил эту затею. Вращая дубинку над головой, он стал надвигаться на стрельцов. Еще немного, и палица разметет

собравшихся в кучку воинов. Внезапно появившийся Скурыдин за какое-то мгновение выпустил в него почти десяток стрел. Но детина, весь утыканный стрелами, как еж иголками, будто-то заколдованный продолжал движение. Не дойдя нескольких шагов, до стрельцов, он развернулся и пошел на Ваську. Васька, пытаясь отбить удар направленной на него палицы, выставил вперед руку с саблей. Дубина, выбив из его рук саблю, улетевшую сажень на десять от него, просвистела над головой. “Все! – растерянно подумал обезоруженный Скурыдин. – Прощай сестренка! Не судьба мне свидеться с тобой!”. Но в этот момент, от обоза, в спину гиганту забежал человек с самопалом в руке, и, приставив его к уху великана, нажал на спусковой крючок. Детина упал как подкошенный, а ожидающий смерти юноша, увидел, что его спас Тиша Инютин, неизвестно почему не применивший оружие раньше. Смерть гиганта произвела гнетущее впечатление на разбойников и придала больше уверенности в победе сопровождающим обоз. Они с новыми силами ринулись в бой. Оставшиеся в живых разбойники, не выдержав накала сражения, побежали через дорогу в лес. Вскоре, ни одного сопротивляющегося разбойника на дороге не осталось.

Дружина Ерофеев приказал всем собраться у подвод. Вымазанные кровью и грязью участники сражения от усталости еле стояли на ногах. Но все были живы. У двоих мужиков были серьезные сабельные раны, и у стрельца Истомы Соболева, рука висела как плеть. Его все-таки задел гигант своей дубиной. У всех, порезы, ушибы и кровоподтеки. Потери разбойников были страшны. В придорожной пыли лежали восемь трупов. Шестеро, в том числе детина с палицей, нашли свою смерть от ружейного огня, двое были зарублены стрельцами, во время внезапной атаки последовавшей за залпами из пищалей. К сожалению, надежды на помощь обозников не оправдались. Они в бой не лезли, а только защищались, из-за чего, возникшее после залпа из пищалей численное преимущество не удалось реализовать! Если бы не гибель детины с палицей, неизвестно кто бы еще валялся на дороге. Дрались разбойники отчаянно.

Скурыдин и Инютин пошли за лошадьми, оставленными перед схваткой у поляны, а несколько обозников, с одним из стрельцов, поехали вперед, к завалу, расчищать дорогу. Часть, осталась перенести на обочину трупы. Найдутся люди, которые похоронят их по христианскому обычаю!

Увидев мирно пасущихся аргамаков, юноши искренне обрадовались. Радоваться было чему! Разбегавшиеся в разные стороны разбойники могли наткнуться на них. Взяв под уздцы, они повели коней на дорогу. На краю поляны, Василию послышались чьи-то стоны.

– Слушай! Кажется, кто-то стонет? – неуверенно спросил он Тишу. Инютин замер.

– Да, наверное, мы здесь не одни! – прислушавшись, согласился он с Васькой.

Стон раздавался из папоротника. “Может это тот беглец, за которым гнались разбойники?” – подумал Василий и пошел в направлении нахождения предполагаемого источника звука. Раздвинув листья папоротника, Скурыдин увидел лежащего лицом вниз человека, с торчащей в спине стрелой.

– Тиш! Подойди! – попросил Василий.

– Ну и дела! А что ты с ним делать собираешься? – громко произнес подошедший к нему Тиша.

– Возьмем с собой! Бери за ноги. Положим на коня! – ответил Василий.

– Ты что, с ума сошел Васька! У нас своих таких хватает. Да и все равно на ладан дышит! Зачем нам лишняя обуза? – возмутился Тиша.

– Жестокое сердце у тебя Тишка! – упрекнул его Василий. – А если с тобой, когда-нибудь такое приключится?

– Типун тебе на язык Васька! Ладно, бери его под мышки! Только напрасная это работа, – оправдываясь, ответил Тиша.

Они подняли, оказавшимся легким тело, и положили его животом вниз поперек лошади.

Дружина Ерофеев не удивился странной поклаже вернувшихся детей боярских. Он только переспросил:

– Тот самый беглец? Снимайте его.

Некоторые из обоза, как и Тишка, выразили сомнение в целесообразности лечения незнакомца:

– Чего мучить человека? Сам помрет!

Но, известный искусным лечением боевых ран стрелец Тимофей Мартынов сын Лыков (предусмотрительный Дружина Ерофеев с трудом упросил его согласиться на поездку в Москву), не глядя на раненого, вынес свой приговор:

– На все воля божья! Удалим стрелу, а там и будет видно, жить ему или нет!

Вернулись расчищавшие дорогу, и обоз повернул к прежнему месту стоянки. Юных ратников, сотский послал забрать Кистеня, если не задохнулся еще! Там где должен был лежать связанный разбойник, его не было. Ни живого, ни мертвого. Только обрывки изрезанной веревки и куски кожаного аркана валялись на траве. Осмотрели все кругом в овраге и вокруг его. Ни души!

В лагере, Дружина Ерофеев без энтузиазма встретил эту необычную весть.

– Наверное, на него наткнулся кто-то из разбегавшихся по лесу разбойников. Повезло вору! Лучше бы я его там и удавил! Теперь опять жди засады! – огорченно произнес он, но на Ваську не обиделся. Зная тайную страсть юноши, стрелец подвел его к подводе, на которой лежало подобранное на месте сражения оружие. Достав из нее ту самую, виденную Васькой на разбойнике, так понравившуюся ему, дорогую, с клинком из булатной стали персидскую саблю, он протянул ее ему.

– Заслужил Василий! – добродушно улыбаясь, сказал старый воин. – Пользуйся! Без камушков твоего годового жалованья (5 рублей для новика 3-ей статьи) стоит!

Забыв поблагодарить сотского, улыбающийся от счастья Васька, поглаживая ножны сабли, отошел в сторону, чтобы лучше рассмотреть дорогой подарок.

Для того чтобы оказать помощь раненым и дать людям отдохнуть, решено было возобновить движение утром следующего дня. А пока, под руководством Лыкова, шла подготовка к намеченным им операциям. В котелке кипятился нехитрый инструмент лекаря, несколько видов ножей, иголки, щипчики и клубок тонкой шелковой нитки. Освободили от лишнего, и вымыли подводу, на которой должны были лежать больные во время операции. Белая бязинная ткань, купленная в Москве, была порвана на длинные полосы. Забрав с собой двух мужиков, Лыков спустился с ними вниз к ручью. Вернулись они с охапками зеленого камыша и сорванной крапивы. Сняв с узких эеленых листьев камыша верхний слой, Лыков вынул белую сердцевину, уложив ее горкой на чистой ткани рядом с телегой. Крапиву мужики порубили и, завернув в ткань, выжали из зеленой массы почти кружку сока. После чего, вымыв руки, горячим соляным раствором, лекарь приготовился к удалению стрелы. В семьях целителей и знахарей из поколения в поколение передавались древние знания народной медицины. Лыков знал, как важно правильно наложить первую повязку на свежую рану, так как от этого часто зависит ее заживление. Ему было известно и то, что сок крапивы, залитый в рану, останавливает кровь, обезболивает, способствует ее раннему заживлению, а сердцевина камыша не дает развиться гниению тканей и хорошо впитывает выделения.

На телегу уложили неизвестного со стрелой в спине. Он так и не пришел в сознание. Только здесь, все обратили внимание, что он в одежде не нашенской, немецкой, дорогой, и очень молод, чуть-чуть по старше наблюдающих за операцией новиков. Аккуратно разрезав пригвожденный стрелой малиновый камзол, лекарь точно также снял с него покрытую бурыми пятнами крови, исподнюю шелковую рубашку. Крепко зажав оставшиеся вокруг древка стрелы края ткани, он осторожно потянул их на себя. Больной застонал. Стрела медленно пошла вверх. Вскоре показался красный в сгустках крови низ клочка ткани с выпирающим из него наконечником стрелы.

– Водички плесните! – потребовал лекарь. Опять вымыв руки соляным раствором, им же он обмыл края раны. После этого лекарь, влив в рану немного крапивного сока, наложил на нее белую мякоть сердцевины листьев камыша. С помощью добровольных помощников (больного пришлось приподнимать), обмотал все полосой бязинной ткани.

– Можно убирать! – облегченно вздохнув, разрешил лекарь. – На спину не ложить. Перерыв!

Мужики подхватили больного и отнесли его на заранее приготовленную из сорванной травы мягкую постель.

Народ обступил лекаря спрашивая:

– Дядя Тимофей! Парень жить будет?

– Бог даст, будет! – не спеша, важно отвечал Лыков, рассматривая расшитый жемчужными узорами окровавленный ворот рубашки незнакомца. – Смотрите! Рубаха на нем дорогая, шелковая! Если бы не она, давно бы Богу душу отдал. Шелк рубашки не только смягчил удар, не дав наконечнику глубоко войти в тело, но и позволил мне вытащить его. В такие рубашки, у татар, когда они на Русь пришли, вся знать перед каждой битвой одевалась! Еще хорошо, что наконечник был для брони, с узким жалом. Ранка небольшая. А если бы двушипный или двурогий как для бездоспешных? Какая бы дырища была? Ладно, дайте отдохнуть ребята. Меня еще трое дожидаются!

Утром, следующего дня тронулись в путь. Проезжая место вчерашней схватки, обратили внимание на то, что трупов разбойников на обочине уже нет. Наверное, их похоронили вблизи живущие крестьяне или вернувшиеся разбойники. Дружина Ерофеев хотел отправить подводу с незнакомцем, так и не пришедшем в сознание, в богадельню для недужных и престарелых стоявшего в стороне от дороги мужского монастыря, но Лыков его отговорил. Во-первых, путь в монастырь не близок, во-вторых, чужеземца настоятель не примет, вызовет губного старосту(26), а тому объясняй, откуда и кто он, как к ним попал. К тому же он и добрая душа Васька Скурыдин, согласны взять на себя уход за больным.

На переправе через Оку, встретились с пятью всадниками, ратниками едущими домой на отдых с литовской границы. Оказалось, что это хорошо знакомые Дружине Ерофееву дети боярские из Епифани. Они сочувственно отнеслись к рассказу сотского о нападении разбойников. Несмотря на свое желание быстрее попасть домой, ратники предложили сопровождать медленно продвигающийся по Коширке обоз, пока их пути не разойдутся. Дружина Ерофеев с радостью согласился. Он был уверен, что разбойники готовятся к новой атаке, и только присутствие в обозе бывалых ратников, раз и навсегда заставит их отказаться

от этого намерения. Через два дня воины покинули обоз, свернув с главной дороги на проселок к родным местам. На третьи сутки после прощания с епифанскими ратниками, обоз остановился на отдых в лесу, на распутье дорог, соединяющих Новосиль с Донковым. Крестьянин Офрем и его люди, занимающиеся бортничеством в этих местах, угостили путешественников душистым липовым медом. А еще через два дня, обозники, со слезами на глазах, осеняли себя крестным знаменем, увидев в конце дороги, за чернотой сторожевых башен и тына Донковского острога, вознесенный в синеву неба, сверкающий на солнце золоченый крест церкви Успенья Богородицы.

Глава IV. Княжич.

Донков, город, от предвкушения встречи с которым наворачивались слезы на глаза обозников, входил в систему засечных крепостей для защиты Русского государства от набегов крымских и ногайских татар. Свое имя он унаследовал от древнего рязанского города, разрушенного во время нашествия Батыя. По Указу Царя и Великого князя Всея Руси Иоанна Васильевича, в 1568 году служилые люди из Пронска и Михайлова, под руководством воевод князей В. Курлятева и Б. Щепина-Серебряного-Оболенского, а также голов Г. Сидорова и Ю. Булгакова поставили на высоком мысу, образованным впадением речки Вязовни в Дон, острог, положив начало Донкову. Несколько лет спустя была построена деревянная крепость с башнями, с трех сторон укреплённая самой природой, а с четвертой – окопанная глубоким рвом, наполненном водой. Стены рва были укреплены высоким заостренным частоколом. На крутом земляном валу стояли дубовые стены, из засыпанных утрамбованной землей, поставленных впритык срубов “городен”, длиной 124 сажени, толщиной 1,5 и высотой 2 сажени, с четырьмя проезжими башнями. Внутри крепости находились воеводский двор, казенный двор, государственная житница, воеводский приказ, тюрьма для осадного времени и колодец 5 саженей глубиной. С башен и стен, покрытых шатровой тесовой кровлей, велось наблюдение за татарами, и отражались их нападения. На стенах лежали груды камней и бревен, которые сбрасывались при штурме на неприятеля. Из амбразур в частоколе заостренных бревен стен велась стрельба затинными пищалями, а из бойниц башен выглядывали стволы размещенных на лафетах полковых пушек. Потайной ход, оборудованный в одной из башен, вел к реке Дон.

У стен крепости расположились деревни Баловнево и Сурки, слобода Сторожевая, дворы и земли боярских детей, стрельцов, сторожевых казаков, пушкарей, воротников, плотников, кузнецов.

В стрелецкой слободе, вытянувшейся по обе стороны вдоль дороги на Коширу и Коломну, стоял и дом Лыкова. В ворота своего дома стрелец въехал не один. Следом за ним мужик-обозник завез на подводе так и не пришедшего в себя незнакомца. Встречавшая Лыкова супруга Арина Евдокимовна, худенькая опрятная женщина его же лет, с умным, грустным лицом, обняв мужа, подошла к телеге.

– Как наш сыночек! – схватившись за сердце, охнула она. – Что с ним?

Лыков рассказал.

– Ну, что вы стоите? Несите в комнатку моего Ванюши! – вытерев платочком выступившие слезы, приказала она обступившим телегу родственникам – братьям и племянникам Лыкова.

Не зря Лыков упрашивал Дружину Ерофеева не оставлять незнакомца в монастырском приюте. Уж очень похож был он на позднего и единственного их сына Ивана, погибшего в Литве, два года назад. С его смертью, веселая и цветущая Арина, как-то сразу сникла, ушла в себя и постарела. Страдания супруги не оставляли равнодушным и Лыкова.

Он переживал вместе с ней и надеялся, что время заглушит боль от потери сына. Но годы шли, а ничего не менялось. Поэтому он, как тонущий за соломинку, схватился за так поразившую его схожесть незнакомца с их сыном. Может он вернет к жизни Арину Евдокимовну, заживит вот уже два года не зарастающие душевные раны?

Родственники осторожно подняли с телеги незнакомца и под руководством хлопочущей возле Арины Евдокимовны понесли его в дом. Лыков, дождавшись выезда подводы, закрыл ворота. Сняв с седла аргамака мешок с подарками, купленными в Москве, он с чувством исполненного долга направился к открытой двери своего дома.

Надежды Лыкова сбылись. Арина Евдокимовна ожила. Ухаживая за незнакомцем, она целыми днями не отходила от его постели. Какими-то известными только ей способами, Арина Евдокимовна кормила бульонами не приходящего в сознание юношу, из лечебных трав готовила настои, меняла повязки на ране, держала в чистоте больного и постель. Тимофей не вмешивался. Это у нее, известной на весь стан потомственной повитухи, знахарки и целительницы, он научился тому, что смог применить после боя у переправы. Многое, из того, что она делала для больных, настоятель прихода церкви Успенья Богородицы отец Симеон считал колдовством. Арина Евдокимовна могла заговорить грыжу у младенца, молитвой остановить кровь, вылечить страшную и неизлечимую болезнь. Но с колдовством попу приходилось мириться. К Лыковым за помощью обращались даже бояре из Москвы, назначенные воеводами в украинные города.

В первые два дня у Лыковых побывали жители почти всех слободок. Слух о неизвестном разнесся по Донкову и его окрестностям почти одновременно с прибытием обоза. Каждый считал своим долгом, под каким-нибудь предлогом зайти к Лыковым. Арина Евдокимовна с порога выпроваживала любопытных гостей, но некоторым удалось одним глазком взглянуть на него. Все сходились во мнении, что незнакомец очень похож на сына Лыковых, но кто он на самом деле не знал никто.

Одному только человеку, разрешала Арина Евдокимовна остаться в избе, сестре Васьки Скурыдина, четырнадцатилетней Ксении. С двенадцати лет она у нее была добровольной помощницей. Жалела Арина Евдокимовна девчонку. То покормит, то какую-нибудь безделушку подарит. Ксенька с Васькой были сиротами. Отец сгинул в степи, мать умерла от чахотки. Пригрел сирот, вместе с наделом дядька, скряга и жмот, выборный боярский сын Левонтий Игумнов. Много от него натерпелись сироты. Кормил впроголодь, попрекал постоянно куском хлеба. Если бы не кормилица и верный старый слуга, не оставившие сирот, пошли бы по миру. Слава Богу, сейчас дела у них наладились. Ваське исполнилось пятнадцать, и он избавился от опеки дядьки. Его поверстали в ратники. Приехал Васька на смотр береговых войск в Новосиле, в отцовской броне, на добром аргамаке, с запасным конем, при сабле и саадаке, которые он, напросившись со сторожами, в степи у татарина добыл. А смотрел войско сам царь, Иоанн Васильевич. Удивился он! Все у юноши как положено. И сказал государь своему воеводе, Курлятеву, князю:

– Не было у меня еще таких справных новиков, запиши-ка князь молодца по высшему разряду!

Правда это или нет, но получил Васька земли 150 десятин, за Доном, на ногайской стороне в придачу к отцовым землям и жалованья 5 рублей. Дядька сразу к нему:

– Что ты с землей будешь делать? Отдай мне в аренду!

Васька отказался:

– Сам справлюсь!

И справится. Уже нашел хлебопашцев, которые согласны на льготе от Муромцова к Ваське, переехать.

Дядька новую гадость придумал:

– Пора Ксеньку замуж выдавать. Скоро 15 лет исполнится(27)! Товарищ Игумнова, окольничий из Москвы, богатый пятидесятилетний вдовец, на нее глаз положил. Да кто же сейчас девок замуж в такие годы выдает? И рожа у него кривая. Постыдился бы дите в жены

брать! А дядька одно:

– Я ее опекун! Девку никто спрашивать не будет! По закону до 15 лет замуж выдают! А после пятнадцати, дочерний прожиток за ней держаться не будет. Кому она без приданого будет нужна?

Не пойдет она за старого некрасивого вдовца! Был бы молодой да красивый, как этот юноша!

Так размышляла Арина Евдокимовна глядя на Ксеньку, склонившуюся над больным.

Через три дня, после появления незнакомца в доме стрельца, уход за больным и правильное лечение принесли свои первые плоды.

В тот день, утром, Ксюшка умывала больного согретой в печи теплой водой с настоем каких-то трав приготовленным Ариной Евдокимовной. Закончив утренний туалет, она вышла во двор, чтобы вылить грязную воду, а когда вернулась, впервые увидела широко открытые глаза больного.

– Как тебя зовут, девочка? – слабым голосом спросил он.

– Ксюша! – улыбнувшись, ответила она. Ей стало смешно, оттого, что юноша, почти

ее ровесник или чуть-чуть постарше, обратился к ней как взрослый человек к ребенку.

– Какая ты красивая Ксюша! – опять произнес он. Смущенная Ксенька, густо покраснев, прикрыла руками лицо.

Услышав разговор, к кровати подбежала из соседней комнаты Арина Евдокимовна. Склонившуюся над ним женщину, юноша спросил:

– Где я!

– Не волнуйся! – ласково успокоила его Арина Евдокимовна. – Ты у себя дома!

Он еще был, слаб, но Лыков, вечером придя из караула, несмотря на протесты супруги, решил обстоятельно поговорить с неизвестным. То, что он узнал из разговора с юношей, серьезно озадачило его. Тот ничего не помнил из того, что с ним было раньше. Кто он? Откуда? Как оказался у разбойников? Когда Лыков задавал эти вопросы, лицо юноши приобретало выражение лица беспомощного ребенка, и он растерянно отводил взгляд в сторону. Стрелец оказался в затруднительном положении. Он, конечно, знал, о тех редких случаях, когда ратники, получив почти смертельные ранения, выживали, но теряли память, забывая обо всем, что было с ними раньше. У одних память возвращалась через какое-то время, а у других нет. Хорошо если так! А если незнакомец лукавит, что-то скрывает? Вдруг окажется, что он чей-то беглый холоп? За укрывательство раба по головке не погладят!

Супруга, которой он раскрыл свои сомнения, обиделась на него.

– Зачем тогда ты его вез к нам! – вспылила Арина Евдокимовна. – Разве может ребенок, которого я отняла у смерти, говорить неправду?

В глубине души, она надеялась, что забывший свое прошлое юноша останется у них навсегда. На это же рассчитывал и Тимофей Мартынович, согласившись с женой. Конечно, им на жизнь хватает. Землица есть, 6 десятин рядом с домом, казна в год по рублю платит, по 2 пуда соли, 12 четвертей ( 48 пудов) пшеницы и ржи выдает, сукном форменным одевает. К тому же братья и племяши помогают. А все-таки, одним тяжело старость коротать.

Раз незнакомец забыл, как его звали, обрадованные старики решили его Удачей называть. Рана почти зарубцевалась, но Удача не вставал, ноги его не слушались. Целыми днями лежал, смотря в потолок, или с Ксюшкой болтал, когда она приходила. Арина Евдокимовна решила его с постели сгонять. Стал Удача по полу ползать. Только немного освоился, а знахарка с девчонкой его уже поднимают, ногами ходить заставляют. Сначала с чужой помощью, потом сам, стал ходить Удача. Молодой организм справился с болезнью, и Лыковы даже не заметили, как Удача стал им по дому помогать. Ксюшка как-то уговорила его на посиделки сходить. Удача молодежи понравился, особенно девкам. С тех пор по вечерам стал Удача пропадать в веселых компаниях, но всегда с Ксюшкой.