Текст книги "Княжич"

Автор книги: Владимир Трошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Еще долгое время охранники не решались атаковать рабов. На площадь вызвали Хасана-Мирошку. С его помощью, обманными обещаниями пытались выманить рабов из своего укрытия. Те не поверили. Пробовали зажечь зажигательными стрелами солому на крыше, но ничего не вышло. Отсыревшая за осень и зиму солома не хотела гореть. Тогда бей приказал снять со стены Таш-Хана пушку, из которой не стреляли лет двадцать. Пушкаря из турок нашли быстро. Адиль-бей объявил ему лично, что если тот попадет с первого выстрела в мазанку, то получит денежную награду, а если нет, то ему здесь же отрубят голову. Пушкарь не соглашался, торговался на трех выстрелах. Адиль-бей знал, что с первого выстрела, из старой, не пристрелянной пушчонки, даже если этого Аллах захочет, в цель не попадешь. Но, поторговавшись, великодушно согласился с просьбой пушкаря. Надо же заставить его работать! Пушкарь попал в цель аккурат с третьего раза. Над местом, где стояла мазанка поднялось облако пыли. С криком “А-а-ла!”, охранники ринулись к ней. Оглушенные попаданием ядра в мазанку, Василий и Андрей не смогли оказать сопротивление нападавшим. Вскоре, связанные веревками друзья, предстали перед Адиль-беем. Охранники нанесли им несколько ударов по ногам, чтобы заставить их встать на колени перед ним. Адиль-бей с ненавистью разглядывал усыпанных строительным мусором рабов. Слух о бое на авред-базаре в Карасубазаре распространится на весь Крым! Торговцы станут говорить, о том, что в Карасубазаре рабами торговать опасно и уйдут в Гезлев и Кафу! Резко упадут поступления от налогов и сборов! И это не все! Об этом узнает хан Ислам Гирей! Голова Адиль-бея пошла кругом от мыслей о новых возможных неприятностях.

– Разреши прикончить их светлейший! – попросил один из телохранителей бея.

– Успеем! – отказал ему бей.

В голове Адиль-бея созрел дьявольский план. Он приказал найти и привести к нему кадия, мусульманского судью. Кадий Газы-оглы не заставил себя долго ждать. К бею, кадия принесли в паланкине его рабы. Не выходя из паланкина, отодвинув занавеску, прикрывающую вход в него, кадий, седой важный старик недовольно спросил его:

– Зачем вызывал Адиль-бей?

– Да возрадуется Всевышний, позволивший лицезреть тебя уважаемый Газы-оглы-эфенди! – не замечая недовольства старика, дипломатично начал Адиль-бей. – Я вызвал тебя за тем, что бы ты по закону правоверных рассудил, что нам делать вот с ними? – Адиль-бей показал рукой на стоящих перед ним на коленях Василия и Андрея.

– А кто они? Что за преступление совершили? – пытаясь вглядеться в лица юношей, близоруко прищурился кадий.

– Это беглые рабы, взбунтовавшиеся против своих хозяев!

– Пусть хозяин отрежет им носы и закует в колодки на первый раз! Так требует закон!

– А если при этом они убили четырех правоверных и ранили еще несколько истинных мусульман?

Судья с ненавистью посмотрел на друзей.

– К этим бешеным псам не может быть никакого снисхождения. Они заслуживают смертной казни! – решил кадий. – Мучительной смертной казни!

– А не подскажет ли нам, достопочтенный эфенди Газы-оглы, какой мучительной казни предпочтительнее подвергнуть этих гяуров, поднявших руку на правоверных?

Кадий, медленно перебирая пальцами “цепь терпения”, задумался.

– Пусть палач сдерет с них живых кожу как с баранов, на глазах всех жителей славного города Карасубазара и их рабов, чтобы последним, участь этих несчастных была уроком и назиданием! – объявил преисполненным важности голосом старик. – Тебя устраивает такое толкование закона?

Довольный Адиль-бей кивнул головой. Об этой жестокой казни будет осведомлена вся знать. Ислам Гирей простит ему бунт рабов и переполох в Таш-Хане! А если, кто из просветленных, решит посудачить о его жестокости, то это не он, так велел закон.

– И когда ты доставишь нам удовольствие лицезреть казнь неверных? – опять спросил судья.

– Завтра утром! – пообещал Адиль-бей.

Проезд Осман-паши через его владения, должен состояться послезавтра. Зачем тянуть время и привлекать внимание наместника султана к этому происшествию!

– В яму их бросить, чтобы не сбежали! – приказал он дыздару Таш-Хана.

Друзей на веревках опустили в яму для должников и преступников, находящуюся во внутреннем дворе Таш-Хана. Не понимая языка крымских татар, друзья еще не знали об ужасной участи ожидавшей их. Сообщил им об этом Хасан-Мирошка.

– Ну, что, допрыгались соколики! – злорадно произнесла его голова, появившаяся вверху, на фоне облака и края синего неба. – Завтра, на площади перед Таш-Ханом, вас живьем освежуют как баранов!

Юноши понимали, что их все равно казнят, но не думали, что такой лютой смертью! На мгновение они замерли от ужаса, а тела их покрылись холодной испариной.

– Пошел вон христопродавец! – выкрикнул вверх, опомнившийся первым Василий.

– Зря ты так, Васька! Я ведь сюда пришел не просто посмотреть на вас! – обиженно произнес Хасан-Мирошка. – Еду вам принес!

О дно ямы глухо ударился какой-то предмет.

– Хлебушек-то поешьте, а то от голода-то до казни еще умрете! – уходя, посоветовал им Хасан-Мирошка.

А в городе вовсю шли приготовления к казни рабов. По кривым улочкам ходили глашатаи бея, оповещая горожан о времени экзекуции. На площади перед Таш-Ханом, плотники, бойко стуча топорами, мастерили необходимые приспособления для удобства палачу и его подручным. Горожане горячо обсуждали друг с другом предстоящее развлечение.

Уже темнело. Друзья сидели молча, тоскливо переживая предстоящие события. Наверху стих шум базарной толпы. Были слышны только тяжелые шаги янычара, охраняющего яму. Василий нащупал рукой предмет, брошенный им Хасаном-Мирошкой. Это была хлебная краюха, завернутая в тряпицу. “Надо же! – удивился Василий. – Им никогда не давали столько хлеба. С чего это Мирошка перед нашей смертью решил расщедриться?”. Есть не хотелось, но он машинально разломил краюху. Внутри что-то блеснуло. Василий осторожно извлек из хлебной мякоти острую стальную бритву.

– Смотри, – прошептал он, уткнувшемуся взглядом в землю княжичу, – о нас заботятся!

Андрей оживился. Он все понял. Бритву передали им для того, чтобы они смогли избежать мучительной казни, перерезав себе вены. “Хоть и веру свою изменил, а порядочным мужиком остался! – подумал о Мирошке Андрей. – Но очень рискует! Утром, когда обнаружат их тела и рядом лежащую бритву, без всякого дознания догадаются, кто ее принес! Ведь кроме Мирошки больше их никто не посещал. Жаль его! Если не сбежит, вслед за ними пойдет на плаху!”.

– Ты предлагаешь сейчас? – спросил Андрей Василия.

– А чего тянуть? – кисло улыбаясь ответил Скурыдин. – Все равно ничего не изменить!

– Куда спешить? – возразил княжич. – Есть время до утра!

Василий кивнул головой в знак согласия.

Этим же вечером, в Карасубазар, к дому достопочтенного Баруха подъехал верхом в сопровождении двух вооруженных всадников утомленный дорогой Михель. На встречу Михеля, сбежался весь дом: достопочтенный Барух, жена Роза, дети и многочисленная родня.

– Рады тебя видеть Михель! Как твое здоровье? Как наши Циля и Веня? Наверное, с дороги тебе неплохо бы принять ванну. Я распорядился, чтобы прислуга наполнила ее! – обнимая Михеля, улыбаясь, произнес радушный шурин.

– Нам бы сразу о деле поговорить Барух! – поздоровавшись со всеми, сурово предложил Михель.

– Ну, если ты так не терпелив, пройдем в мою комнату! – перестав улыбаться, Барух повел Михеля в свой кабинет.

– Что-то случилось? – спросил он у своего сердитого родственника.

– Еще бы! – ответил Михель. – За эти вот деньги, – он бросил на полированную поверхность стола один за другим кожаные мешочки со злотыми на выкуп пленников, – я рисковал потерять жену и сына. Они в залоге у пана Острожского. Если бы по дороге со мной или с деньгами, что-нибудь случилось, он продал бы их в услужение какому-нибудь престарелому похотливому шляхтичу!

– А, что ты хотел? Не ты ли занимал у меня прошлой весной деньги на покупку корчмы? Где они? Где проценты? – спокойно ответил ему Барух. – Считай, что ты их отработал!

– Ладно! С тобой все ясно! Ты и маме родной, если бы она была жива, за уход проценты начислил! Пересчитай злотые и передай мне пленных. Мы отъедем сегодня же! – жестко отреагировал Михель.

– Забери свои деньги. Я не могу отдать тебе пленных, потому что сегодня с ними случилось несчастье! – не обидевшись на высказанный упрек, сообщил Михелю собеседник.

– Что еще с ними могло случиться? – встревожился Михель. – Они умерли?

– Еще нет! Но завтра утром это обязательно произойдет! – ответил Барух и рассказал шурину историю случившуюся с Андреем и Василием. Михель долго с мрачным видом переваривал содержимое рассказа. Барух молча сидел напротив.

– Я вижу, каким глубоким будет горе князя Вишневецкого, когда я сообщу ему эту трагическую весть! Наверное, все было бы по-другому, если бы я приехал на день раньше! Неужели нельзя ничего сделать? – огорченно переспросил он. – Хотя бы попытаться подкупить влиятельных людей?

– Ничего не получится! – категорично заявил Барух. – Они ведь там не одного, а с десяток правоверных положили! Михель, может, все-таки погостишь у нас денька три-четыре!

– Не могу! Меня ждут жена и сын! – вздохнув, ответил Михель. – Ванной, наверное, я все-таки воспользуюсь, и от ужина не откажусь. Распорядись накормить и мою охрану. Мы переспим ночь у тебя, а утром в путь!

– Как знаешь Михель! – также вздохнув, ответил хозяин. – Желание гостя для меня закон!

Эта ночь для друзей пролетела незаметно быстро. Когда черное, усыпанное яркими звездами небо начало чуть заметно светлеть, Василий, очнувшись от тяжких дум, взял в руки, лежащую рядом с ним бритву.

– Кинем жребий? – спросил он у не смыкавшего глаз, Андрея. – Но я согласен начать и с себя!

– Василий! Я не буду этого делать! – Самоубийство большой грех!

– Неужели ты вытерпишь муки, которые доставят тебе палачи? Подумай Андрюша!

– А, чем страшней и мучительней эта смерть той, на которую пошел наш господь? Разве муки на кресте легче тех, которые предстоит испытать мне? Они не услышат ни одного моего стона!

Василий задумался.

– Мы ведь друзья Андрей? – спросил он.

– Зачем ты спрашиваешь? Наша дружба проверена кровью и временем! – ответил княжич.

– Ну, тогда проверим нашу дружбу еще и смертельной мукой! Я иду с тобою на казнь!– торжественно произнес Василий, отбросив бритву в сторону.

Из глаз обоих потекли слезы. Друзья крепко обнялись. Застыв в объятии, они встретили приход палачей.

Лишь только рассвело, на улицах Карасубазара опять появились глашатаи бея, созывавшие горожан на казнь. Толпы обывателей потянулись к Таш-Хану. Там стоял возведенный с вечера деревянный помост, отделенный от толпы каре “вооруженных до зубов” янычар. Над ним возвышались две перекладины похожие на виселицы, через которые были перекинуты длинные веревки с петлями-удавками.

“Дервиш” и Афанасий, памятуя о договоре с Барухом, приехали в Карасубазар засветло. Протискиваясь сквозь толпу куда-то идущих спозаранку жителей, они подъехали к дому Баруха. Стучать в дверь не пришлось, потому, что чем-то обеспокоенный хозяин сам выскочил им навстречу.

– Напрасно вы приехали! – заявил он им, не пригласив в дом.– Здесь вчера такое случилось!

Тревожно поглядывая по сторонам, он рассказал им историю, приключившуюся вчера с пленниками.

– Если не верите, – заявил Барух, глядя на недоуменные лица покупателей, – езжайте на место казни! Туда все сейчас идут!

Не дожидаясь вопросов, Барух скрылся за дубовой дверью парадного входа в дом.

– Кажется все Муртаза! Делать мне здесь нечего! – произнес довольным голосом Афанасий. Он был рад тому, что ему не придется участвовать в афере предложенной Муртазой. И задание он вроде бы честно выполнил! Все произошло само собой. Пленные погибнут без его участия. Муртаза же наоборот был недоволен. Чего это Барух так разнервничался, рассказывая о случившемся с рабами? Может в чем-то обманывает их хитрый еврей. Муртаза был недалек от истины. Со двора Баруха вот-вот должен был отъехать шурин Михель. Очень не хотел Барух, чтобы оба покупателя встретились вместе!

– Может, посмотрим, кого казнят? – предложил Муртаза Биркину. – Темнит, что-то Барух! А вдруг, не те это ребята?

Афанасий, как огня боявшийся кровавых представлений, тем не менее, согласился. Ему тоже показалось подозрительным поведение Баруха.

На площадь они подъехали, когда она была заполнена до отказа. Но с лошадей все было видно. Приехавшие из своих поместий важные мурзы, в окружении телохранителей, мусульманское духовенство со служками, почтенные главы семейств с гаремами, домочадцами, рабами и простой народ громко разговаривали, ожидая начала казни. Отдельно, с видом на помост, стоял шатер бея, с пустыми местами еще не приехавших знатных зрителей.

– Их, что, вешать будут, что ли? – спросил Афанасий у Муртазы, завидев похожие на виселицы перекладины с веревками. Вид повешенных он еще мог стерпеть.

– Нет! – начал объяснять ему Муртаза. – Петлями на веревках обвяжут их ноги и вверх ногами подвесят на перекладинах, чтобы удобнее было сдирать с них кожу. Потом под ними рассыпят соль, на которую опустят их освежеванные тела. Вот там, они, корчась от боли, будут медленно умирать на глазах толпы!

У Биркина закружилась голова от перспективы наблюдать весь этот кошмар.

– Когда мы можем уехать отсюда? – с надеждой посмотрев на Муртазу, спросил он.

– Как только зачитают приговор, и нам станет ясно, что это те ребята, которых тебе надо было выкупить! Я сам не любитель кровавых представлений, – заметив беспокойство Афанасия, ответил Муртаза.

Шум толпы вдруг затих. Это привезли осужденных. Их руки были связаны. Они твердо стояли на ногах, и сами поднялись на помост. За их спинами встали два палача из числа охочих до такого дела правоверных и несколько подручных. В отличие от своих европейских коллег, они были в традиционной татарской одежде и не скрывали своих лиц. Толпа повернула головы в сторону шатра. К нему подъехал бей со свитой и приглашенными. Они стали рассаживаться на местах. Наконец, Адиль-бей махнул красным шелковым платком в сторону помоста. На середину помоста вышел глашатай с бумажным свитком в руке и, развернув его громким голосом стал зачитывать содержимое.

– Что он говорит? – спросил Афанасий у Муртазы.

– Он говорит о том, какие это негодяи, парни, которых сейчас освежуют, как они, будучи презренными рабами, подняли руки на своих господ и лишили жизни пятерых правоверных! – перевел Муртаза.

– Это те, которых мы должны были выкупить?

– Да! – подтвердил переводчик. – Рабы Асан-мурзы!

– Тогда может, тронемся отсюда? – не выдержал Биркин.

– Пожалуй, пора! – согласился “Дервиш”. – А ребята ничего, молодцами держатся!

Они с трудом развернули лошадей в густой толпе и поехали по направлению к дороге на Гезлев. А впереди них, уже несся по этой дороге Михель с охраной, выехавший после них, но решивший не заезжать на место казни.

В это время толпа взорвалась одобрительным ревом. Глашатай дочитал обвинение до конца. Бей второй раз махнул платком. Палачи и их подручные набросились на обреченных, в мгновение ока, содрав с них всю одежду. Андрей и Васька стояли голые на виду у всего собравшегося народа. Толпа затихла. Женщины из гаремов, не стыдясь своих дряхлых мужей, жадно рассматривали прекрасно сложенные тела юных мужчин. Надолго ли они видят их? Сейчас, опять по взмаху платка, палачи набросятся на юношей, превратив достойные работы лучших скульпторов тела, в шевелящееся красное парное мясо!

Но бей почему-то медлил. Мало того, он вышел из шатра, для того, чтобы встретить приближающихся к нему в облаке пыли всадников.

Осман-паша выехал с традиционным официальным визитом в Бахчисарай к новому правителю Крыма на день раньше, потому что этого настоятельно потребовал, позавчера прибывший из Стамбула Гасан-бей. Гасан-бей, бывший алжирский пират, привез фирман султана, на отправку под его руководством в Средиземное море двух галер, базировавшихся в Кафе. Там опять было неспокойно. Испанцы готовили свой флот для экспедиции в Алжир. Осман-паше не составило бы труда выделить две галеры из своего флота в двадцать пять галер, участвующего в переброске войск на Кавказ и обратно, на отдых. Но, как назло, на галерах стоявших в Кафе, за две недели до приезда Гасан-бея начался мор от неизвестной болезни. Гребцы покрывались красными язвами и умирали за два-три дня. Их не успевали расковывать и хоронить на ближайшем кладбище рабов в общей могиле. За время карантина, погибла почти половина гребцов. Источник заразы нашли. Им оказалось мясо погибших животных, поставленное флотскому интенданту торговцем-греком. Грека, по приказанию Осман-паши повесили, интенданта наказали плетьми. Сложнее было с восстановлением боеспособности галер. Торговцы рабами, как сговорились, установив высокие цены на товар, годный для гребли на галерах. Да и не так легко найти среди десятков доходяг выставленных на рынке одного выносливого, крепкого, молодого раба, подходящего для работы в море! А их нужно не менее двух сотен человек. Минимум месяц необходим, для того, чтобы полностью укомплектовать две галеры. Но Гасан-бей, как и все военные мыслил другими категориями и был неумолим. Он потребовал, чтобы галеры, “Белая лань” и “Золотой павлин”, были готовы к выходу в море, не позже, чем через две недели. За неисполнение этих сроков, Осман-паше грозило суровое предупреждение султана. Но, слава Аллаху, сокровищница милостей которого не иссякает от просьб просителей! Как раз в это время вернулся из похода хан Ислам-Гирей, приведя из Литвы и Польши неисчислимое количество пленных. Оставалось малое, во время визита, вручив новому властителю Крыма, подаренное султаном золотое оружие, потребовать от него, чтобы тот разрешил своим людям продавать ясырь торговцам-перекупщикам, только после того, как от них откажутся флотские покупатели. Осман-паша не сомневался в успехе своего мероприятия. Желание наместника султана блистательной Порты – закон для хана Крыма. Вмести с наместником, ехал Гасан-бей со своими людьми, путь которого лежал дальше, в Гезлев и Перекоп. Там он хотел принять личное участие в отборе гребцов.

– Приветствую высокочтимого Осман-пашу в наших краях! – склонив голову, произнес Адиль-бей, едва тот остановил коня.

– Рад снова увидеть светлейшего Адиль-бея! – не слезая с коня, поздоровался Осман-паша.

– В твоем поместье мне сказали, что ты здесь. Что за праздник в этом славном городе? – увидев шатер бея и сборище народа, спросил он.

– Праздник справедливого возмездия! – ответил Адиль-бей, указав рукой в сторону помоста. – Приглашаю тебя присутствовать на нем! Ты сможешь лицезреть, как с живых преступников будут сдирать кожу!

Осман-паша оглядел помост с палачами, держащими за плечи обнаженных преступников, черную массу гудящей толпы. Ослепительно белые тюрбаны на высоких остроконечных войлочных шапках каре янычар, блеск золотой парчи покрывающей их плечи притягивали взгляд. Как-то не хотелось думать о смерти под лучами веселого, начинающего греть по-весеннему февральского солнца: “Нет! В отличие от этих варваров, я не буду портить себе настроение видом кровавой расправы!”. Осман-паша, учившийся в Венеции и Салониках, свободно говоривший на шести языках, презирал варваров-татар. Но терпел их за способность, по первому требованию султана идти на государства неверных, беспощадно истребляя их народ, грабя и уводя в плен оставшихся в живых.

– Спасибо за приглашение Адиль-бей! Но я спешу во дворец Ислам-Гирея! – уклончиво ответил он.

Любопытство перебороло его чувство презрения к варварам, и он поинтересовался у бея:

– А, что натворили эти юнцы?

– Они убили пятерых правоверных! На авред-базаре с ними шел тяжелый бой! И только с помощью выстрелов из пушки, которую по моему приказанию сняли со стены Таш-Хана, – не сдержавшись, похвалился Адиль-бей, – мы смогли одолеть неверных!

– Да! Теперь я понимаю, почему ты хочешь подвергнуть такой ужасной казни безусых мальчишек в бою сразивших пятерых опытных воинов. Дай им свободу, они бы все татарское войско перебили! – не выдержав, пошутил Осман-паша.– Без артиллерии конечно!

Адиль-бей нахмурившись, молча проглотил язвительный укол наместника. “Жаль, что тебя на площади тогда не было!” – подумал он. В это время к ним подъехал Гасан-бей. Он только что вернулся от помоста с приговоренными к смерти рабами.

– Осман-паша! – обратился по-турецки к наместнику моряк. – Мне очень подходят эти двое. Из них выйдут прекрасные гребцы! Что лучше? Бестолково отнять у этих юных негодяев жизнь или заставить их страдать каждый день и, в конце концов, погибнуть в бою с пользой для Высокой Порты! С галер, еще никто из гребцов не возвращался живым! Предложи бею даровать им жизнь! Я думаю, он не сможет тебе отказать!

– Мудрые слова! – согласился Осман-паша, проникший симпатией к юным храбрецам, после рассказа Адиль-бея. – Я попробую!

– Светлейший Адиль-бей! – обратился к бею наместник, на этот раз на крымско-татарском языке. – Не мог бы ты помочь наместнику Аллаха на земле, великому халифу всех правоверных, падишаху Блистательной Порты Мураду III?

Адиль-бей растерялся от такой просьбы:

– Конечно, если это только в моих силах!

– У нас в Кафе, случилось несчастье! От неизлечимой болезни на галерах умерла половина гребцов! Высокой Порте, для защиты от врагов срочно потребовались эти корабли! Прояви великодушие, помилуй этих негодяев и отдай их Гасан-бею, гребцами на галеры! Пусть они умрут на скамьях для гребцов, но с пользой для наших стран!

Адиль-бей еле сдержал в себе гнев. Пусть этот турок распоряжается у себя дома! Но отказать в помощи султану Великой Порты невозможно! Хитрый наместник, слащавой лестью, обвел его “вокруг пальца”!

– Ильхан! – Адиль-бей подозвал к себе глашатая. – Объяви всем, что великодушный Адиль-бей заменяет этим юным мерзавцам, смертную казнь вечной ссылкой на галеры.

– И пусть им найдут какую-нибудь одежонку! – потребовал Гасан-паша. – Их повезут в Кафу. Не дай господь, замерзнут по дороге!

– Слышал, Ильхан! – недовольно поморщившись, дополнил свое решение Адиль-бей.

Через какое-то время глашатай с помоста объявил толпе о великодушной воле бея. Толпа разочарованно охнула, а потом разозленная потерей кровавого спектакля, разразилась проклятиями в адрес помилованных рабов стоявших на помосте. В них полетели куски сухой грязи и камни. Палачи куда-то исчезли, и друзья остались одни, не понимая, что происходит. Потом к ним подошли какие-то люди с одеждой. Развязав юношам руки, кто-то по-русски сказал:

– Одевайтесь горемыки! Сегодня ваш день! Адиль-бей заменил вам казнь галерами!

Не разобрав, кто такой Адиль-бей, но, поняв, что они еще будут жить, друзья, потеряв последние силы, один за другим рухнули на помост.

Почти одновременно, через месяц, Михель доехал до Острога, а купец, Биркин Афанасий добрался до стана Атамана.

Князь Острожский встретил весть о смерти Андрея с мужественным самообладанием. “Какая жестокая участь досталась этому храброму, умному юноше! За что? За грехи? Не было у него грехов! Еврей говорит, что он достойно встретил смерть! Может быть, господь уготовил Андрею участь мученика, чтобы он, своим примером ободрил несчастных христиан, находящихся в плену? Какая разница! Как несправедлив мир! Смерть забирает молодых, лучших из лучших! – с грустью в душе думал он. – С кем останусь я? Кто продолжит мое дело?”. Что-то кольнуло в груди и князь, держась за край стола, осторожно опустился в кресло. Ему было жаль юношу, который мог бы занять достойное место среди его последователей: братьев Смотрицких, Демьяна Наливайко, Иова Борецкого, Стефана Зизания и многих других из созданных им православных кружков!

Атаман, узнав от Афанасия о мучительной смерти друзей, невесело усмехнулся, то ли еще ожидает его самого! Составив шифровку со словами: “Княжича отделали”, он распорядился отправить ее немедленно “Барчуку”.

Прочитавший расшифрованное сообщение Юрий, был вне себя от радости, Два дня он ходил с приподнятым настроением. А на третий день забеспокоился: – “Вдруг, опять, что-нибудь не так?”. Вечером того же дня, переодевшись, через черный ход, князь отправился к знакомой ворожее. На отшибе ремесленной слободки Лубяной, он нашел известную ему, обомшелую, покосившуюся избушку. Дверь была не закрыта на замок. Коробьин прошел через сени в комнату. Комната освещалась только огнем от горящих дров в печи. Хозяйки не было видно. Юрий, сторонясь, чтобы не испачкаться, стен, сел на лавку возле печи. Здесь было тепло, и не так доставали сквозняки и дым, гуляющие по курной избе. Огонь в печи дернулся, в нос ударил запах дыма. Это вошла в избу со двора ворожея, беззубая, морщинистая старуха, в измазанной сажей рваной душегрейке. В руках она держала таз, набитый снегом.

– Сейчас, потерпи соколик! – ставя таз на печь, прошамкала старуха вместо приветствия. “Откуда она знает, что я у нее хочу спросить?” – задумался князь. Он был у ворожеи несколько раз, и никогда она не спрашивала у князя, зачем он пришел. Каждый раз, словно прочитав его мысли, старуха ворожила Юрию именно на то, что он хотел. Вот и сейчас, перенеся таз с водой на лавку и сев рядом с ним, она уставилась внутрь таза. Князь также бросил взгляд на поверхность воды. Ничего удивительного, кроме соринок на дне таза под слоем воды он не увидел. Старуха между тем застонала, лицо ее покрылось крупными каплями пота, которые закапали в таз, подернув рябью поверхность воды. Юрию показалось, что какие-то тени, похожие на очертания фигур людей забегали в толще воды. Но сколько он не присматривался, все равно ничего разглядеть ему не удалось.

– Вот они, красавцы, которые смущают сердце твое боярин! – внезапно прошамкала старуха. – Их двое!

– Они, что, живые? – с недоверием спросил Юрий, пристально вглядываясь в поверхность воды.

– Живы, живы! Только радости им от этого никакой! В железе они и посередине моря!

– Что ты придумываешь старая? Какое железо, какое море? Собаки их кости давно обглодали! – возмутился князь.

– Хочешь, верь, а хочешь, нет, соколик! – подняла голову обиженная старуха, – Они в железе, и на море-окияне!

– Как же они в железе по морю плавают? – подначил старуху Юрий.

– А вот не знаю соколик, не вижу больше ничего! – ответила ворожея.

“Да что я напрасно теряю время, пытаясь добиться истины у выжившей из ума старухи? – возмутился собой Коробьин. – На этот раз княжич, мертв!”. Отдав старухе лежавшую в кармане мелочь за ворожбу, Коробьин покинул избушку.

Глава X. Галеры.

А между тем, старуха была права. Галеры “Белая лань” и “Золотой павлин”, на борту которой находились Василий с Андреем, только, что покинули остров Крит. Там, в порту Ираклион они пополнили запасы продовольствия и воды. Позади Варна, Стамбул, мелкие деревушки на островах Эгейского моря, к которым они приставали на ночь. Теперь, Гасан-бей, старый морской волк, решил воспользоваться попутным восточным ветром, для того, чтобы преодолеть под парусами расстояние до Туниса, не останавливаясь на ночевки на берегу. Гасан-бей рисковал: велика была вероятность попасть в шторм, лицом к лицу столкнуться на траверзе Мальты с галерами Ордена Иоаннитов, вице короля Неаполя или просто с пиратами. К штормам Гасан-бею не привыкать, а против вражеских галер имелось кое-что. По сорок янычар на каждой галере, взятых в Стамбуле, взамен сошедших на берег кавказских ветеранов, были готовы встретить не прошеных гостей. На баках обеих галер размещалось по одной 50-фунтовой пушке, по сторонам от нее – по два 8 – фунтовых орудия, а рядом по одной 3-фунтовой пушке. Еще каких-нибудь пятнадцать лет назад, Гасан-бей и не подумал бы про мальтийские и итальянские галеры. Турецкий флот тогда господствовал в Средиземном море. Эскадры свирепых бородачей в чалмах наводили ужас на жителей прибрежных городов и селений, захватывая в плен тысячи крепких мужчин, юношей и прекрасных девушек, грабя их опустевшие дома. Именами Барбароссы, Драгута, Очиали, Али-паши и других турецких адмиралов, пугали испанские, французские, итальянские матери своих детей. Но наступил 1571 год. Чаша христианского терпения переполнилась. Морские флоты Испании, Генуи, Неаполя, Мальтийского ордена и Венеции, объединившись, ранним утром 7 октября, в бухте Лепанто, вступили в битву с мусульманским флотом. Турецкому флоту, состоявшему из 250 галер, противостоял флот европейских государств из 206 галер с 20 тысячами воинов. Сражение проходило с переменным успехом. Христиане состязались в жестокости с мусульманами. Пощады никто не ждал. Несмотря на численное превосходство, ряды мусульман дрогнули. Турецкий адмирал, видя, что битва проиграна, покончил с собой. В этой битве флотов турки потеряли тридцать тысяч человек. Христиане увели на буксире десятки мусульманских галер. Двенадцать тысяч христианских пленников, прикованных к скамьям гребцов на мусульманских галерах, обрели свободу, о которой и не мечтали. Разгром мусульман при Лепанто окончательно подорвал мощь турецкого флота на Средиземном море. Несмотря на то, что состав флота уже к весне следующего года был восстановлен, султан вынужден был пойти на переговоры о перемирии с Испанией. Турецкие галеры перестали выходить из портов, и все больше стояли у причальных стенок.

С перемирием резко сократился приток рабов в Блистательную Порту. Богатые турецкие феодалы лишились бесплатной рабочей силы. Особенно страдала от этого верхушка рабовладельческого государства, и, прежде всего женолюбивый султан Оттоманской империи Мурад III. Все реже в его гарем стали попадать красивые полонянки. Внук Сулеймана Великолепного, в жилах которого текла кровь его бабки Роксоланы, родом с Полтавщины, не видел ничего невозможного в удовлетворении любых своих желаний. Как и его отец, султан Селим II, известный своим пристрастием к вину! Рассказывают, что одной из причин, по которой он послал свой флот на завоевание Кипра, явилось напоминание влиятельного фаворита-еврея, о превосходном вине, которое местные жители изготавливают из произрастающего на острове винограда. И здесь, мудрый советник, великий визирь, подсказал пребывающему в печали султану, как решить проблему с пополнением гарема. Он предложил, снарядить несколько галер и отправить их под руководством Гасан-бея в Алжир, логово магрибских пиратов. Там, ради сохранения перемирия с испанцами, он открестится от их принадлежности к турецкому флоту и займется процветающим пиратским ремеслом, поставляя рабов и рабынь в сераль султана. А будет воля Аллаха, тешил султана мыслью великий визирь, Гасан-бей наведет порядок среди беглейбеев, как это сделал в свое время великий Хайр-эд-Дин(56), известный среди своих врагов под именем Барбароссы и вновь высоко вознесет зеленое знамя ислама над Средиземным морем.