Текст книги "Княжич"

Автор книги: Владимир Трошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

едкие прохожие спешили в тепло. Князь лицом почувствовал, как щиплет кожу усиливающийся мороз. Поплутав немного вокруг своего дома, Юрий огляделся: слежки за ним нет! Теперь можно идти к месту встречи. Местом встречи был Царев кабак.

Царевым кабак назывался не просто так. Он был построен по повелению царя в 1552 году для опричников. Место для кабака было избрано на Балчуге за Живым мостом. Вино в этом кабаке не продавалось. Опричники пили в нем бесплатно. По прекращению опричнины вино в кабаке начали продавать за деньги. В ассортименте были: обыкновенная водка, которая носила название простого вина, лучший ее сорт назывался вино доброе, еще выше – вино боярское, и, наконец, вино двойное, чрезвычайно крепкое. Для женского пола продавалась насыщенная патокой сладкая водка. В Царевом кабаке можно было пить только одним крестьянам и посадским. Люди других сословий могли употреблять напитки только у себя дома. Вслед за Царевым кабаком в Москве, были учреждены кабаки и в других городах. Насаждая кабаки в разных местностях своего государства Иоанн Васильевич, тем не менее, не терпел разнузданного пьянства. Только на Святой неделе и в Рождество Христово он разрешал народу веселиться в кабаках. Пьяных взятых во всякое иное время сажали в темницу.

В кабаке была потайная комната, из которой прослушивались и просматривались все помещения питейного заведения. О ней знало ограниченное число лиц. Сам государь приезжал сюда, чтобы послушать, о чем, развязав языки, ведут речь пьяные опричники. Не изменилось назначение комнаты, и после передачи кабака простым людям. В ней и должна была состояться встреча князя Юрия с “атаманом”.

У Коробьина был свой ключ от комнаты, поэтому ему не пришлось прибегать к услугам распорядителя кабака. В комнате было тепло и темно. Звуки голосов не проникали сюда. Для того чтобы увидеть находящихся в зале людей и услышать их голоса, нужно было по лестнице подняться в верхнее помещение, расположенное под антресолями. Но запахи перегара и спиртного проникали даже сюда. В дверь негромко постучали. Коробьин затаив дыхание неслышно подошел к ней и через смотровое окошечко посмотрел на улицу. “Это он!” – облегченно вздохнул князь и, отодвинув засов, открыл дверь.

Они обнялись как старые добрые друзья.

– Ну, рассказывай о своей беде! – едва сев на скамью, приступил к делу “атаман”. Юрий изложил суть вопроса. Собеседник все понял и был лаконичен:

– Татарина мы уберем. Распространители слухов нам не нужны! Денег на выкуп не пожалеем. На неделе отправим своего человека в Крым. Пленников мы выкупим, но до Москвы они не доедут. Я думаю, они серьезно заболеют и умрут где-нибудь в степи! Тебя устраивает такой расклад событий?

– Конечно! – Юрий расплылся улыбкой, которую трудно было не заметить даже в темноте.

– А теперь поведай, какие козни против меня готовит мой венценосный братец?

Коробьин довел до своего собеседника собранную им информацию.

– Молодец! Возьми за работу! – протянув Юрию, кожаный мешочек с золотыми, похвалил его “атаман”. – Жаль, что пришло время прощания! Выходить будем по одиночке. Там за углом, тебя дожидаются сани. Запрыгнешь, скажешь вознице, куда тебя отвезти! Ну, бывай!

“Вот она, куда заводит обыкновенная жадность! – уходя, тревожно подумал “атаман”. – И я, старый дуралей тогда, в первый раз, поддался на его уговоры! Надо было сразу отказать! Что ему и так денег не хватает? А впрочем, чего кривить душой? Наше дело разбойничье. Топорно мы сработали!”.

Юрий открыл ему дверь, и тот нырнул в морозную темноту. Спустя некоторое время, спрятав под шубу деньги, вышел Коробьин. Во дворе его действительно дожидались розвальни с возницей в рваном тулупе и заиндевелой бородой.

Мустафа любил многое, но особенно по душе ему были две вещи: деньги и женщины. Денег он предпочитал получать сразу и много, а женщин любил высоких, минимум на голову выше, хотя сам был маленького роста. Была у него одна, посадского человека вдова, к которой он захаживал. Недалеко, в татарской слободе. Но когда он увидел рядом со своим сторожем Родькой Осиповым ее, внутри что-то оборвалось. Высокая, стройная, сильная. Щеки от мороза пылают. Посмотрела на него глубокими как море, голубыми, в окружении длинных и густых ресниц глазами, как по сердцу острым ножом провела. На следующий день он бросился к Родьке узнавать:

– Кто такая? Познакомь!

Сторож упираться не стал и поведал ему, что это его двоюродная сестра, зовут ее Натальей и живет она одна в Хамовной слободе. Кстати Мустафа ей тоже понравился. Она расспрашивала о нем. С того дня Мустафа стал приставать к Родьке, чтобы тот отвел его в гости к своей сестре. Каждый раз сторож угрюмо отвечал ему, что он занят. Но в один из дней, уступил Родька настойчивым просьбам своего хозяина и сообщил:

– Сегодня вечером Наталья будет тебя ждать!

– А, что она любит? – взволнованно спросил Мустафа. – Какие подарки ей дарить?

– Деньги она любит, как и все бабы! – равнодушно процедил сквозь зубы Родька.

Вечером, Родька показал ему дом Натальи.

– Заходи! – предложил он Мустафе перед дверью, намереваясь уйти.

– Может вместе? – неловко спросил Мустафа.

– Нет! – произнес Родька. – Она сказала, что ты ей нужен один.

Мустафа постучал в дверь.

– Заходи дорогой! Дверь открыта, – ответил ему приятный женский голос.

Мустафа толкнул дверь рукой. В темных сенях никого не было и он, открыв следующую дверь, прошел дальше в комнату на свет свечи. Увиденное в комнате на какое-то мгновение парализовало его. Перед ним за столом из грубо отесанных досок, на котором стояла в плошке свеча, сидел мужчина лет шестидесяти, с мужественным, умным лицом, которого с боков окружали верзилы со свирепыми разбойничьими лицами. Неподалеку, скрестив на груди руки, стояла сестра Родьки и равнодушно смотрела на Мустафу своими бездонными глазами. Опомнившись, он попытался выскочить обратно на улицу, но не смог. Откуда-то появившийся за спиной человек, крепко сжал его плечи и подтолкнул к столу, предупредив наполненным угрозой голосом:

– Не дергайся, если хочешь жить!

– Садись Мустафа! – спокойно предложил ему пожилой мужчина. – Здесь все свои.

Мустафа сел на скамью перед столом.

– Алена! Оставь нас. Нам надо поговорить с человеком!

“Та самая Алена! Безжалостная предводительница разбойничьей шайки! – подумал Мустафа и у него мороз пробежал по коже. – Дурак, клюнул как дикий селезень на подсадную утку!”. Алена не ответив, прошла к двери.

– Что смотришь? – спросил мужчина у Мустафы, видя, как тот не отрывает глаз от Алены. – Жена моя. Нравится?

Верзилы и стоящий за ним мужик загоготали.

– Чего ржете жеребцы? А ну замолкли! – властно, не повышая голоса, потребовала Алена.

Все замолчали.

– Займитесь лучше делами, пока я в гости схожу! – пожелала компании Алена и хлопнула дверью.

– Ты чего молчишь Мустафа? – спросил его мужчина.

– А с кем разговаривать-то? – осмелел Мустафа, – звать-то тебя как?

– Зови Атаманом! Не ошибешься!

– Зачем вы устроили засаду? Что вам от меня надо?

– Немногое! Ты, говорят, от Асан-мурзы имеешь поручение?

“Зачем им русские пленники? – простодушно подумал Мустафа. – Здесь никакого секрета нет. Может, им нужен выкуп, который он должен получить от князя Коробьина?”.

– Деньги нам не нужны, – угадал мысли Мустафы Атаман. – Если честно ответишь на мои вопросы, мы ничего плохого тебе не сделаем. Даже на волю отпустим. Нет, тут же и порешим!

Сидящий слева от Атамана верзила подкрепил его слова веским аргументом. Он положил на стол кривой персидский кинжал

– Не надо меня пугать! Я и так все расскажу! – так и не поняв, для чего это нужно разбойникам, пообещал Мустафа, глядя то на нож, то на верзилу.

Мустафа рассказал все, даже то, что гонец с предложением о выкупе был отправлен не только в Москву, но и в Литву. Атаман заинтересовался этим сообщением и долго выспрашивал у него, раньше или позже его отъехал гонец в Литву. Наконец расспросы были закончены. Атаман и один из верзил встали из-за стола и через коридор во двор вышли на улицу. Уже стемнело. Крупные яркие звезды на мороз усыпали небосвод.

– По пленникам все ясно. Татарина отпускать нельзя. До утра пусть посидит в подвале, а утром отвезем его в наш стан. Пусть он там, побудет до весны. Работа ему найдется! – поделился Атаман со своим собеседником.

– Чего возиться? Может его того? По горлу ножичком и в сугроб? А весной как подснежники пойдут и найдут его!

– Я его отпустить обещал, Кистень!

– Как знаешь, Атаман! – недовольно согласился Кистень.

В это время из избы послушался шум борьбы. Атаман и Кистень бросились к двери.

Когда Атаман и Кистень вышли из избы, Мустафу вдруг осенило, что никто его отпускать после этой беседы не будет. Даже не зная, для чего нужны им эти пленные, можно предположить, что он для их планов опасный свидетель. Наверное, они и вышли для того, чтобы решить, как его убрать без борьбы и шума. Значит, ему осталось жить совсем немного. В его голове мгновенно созрел план побега. Главное вырваться на улицу и поднять там как можно больше шума! Выбросив руку вперед, он ударил пальцами руки по глазам верзилы сидевшего напротив и полоснул назад, выхваченным правой рукой из ослабевшей руки ослепленного соперника ножом. Кто-то сзади охнул. Мустафа бросился к двери. Она была закрыта всего лишь на щеколду. Наконец, вот она долгожданная свобода! Отбежав от избы, он увидел, как двое, выскочив на крыльцо, бросились за ним.

– Караул! Убивают! – закричал Мустафа и, сбросив шубу, понесся прочь.

На крики никто не отвечал, рогаток стрельцов не было видно, а окна изб равнодушно смотрели на него закрытыми темными ставнями. Мустафа выбился из сил, но и его преследователи отстали. Беглец уже был уверен в своем спасении и поэтому беззаботно встал на пути двигавшейся ему навстречу санной упряжки.

– Стой! – закричал вознице Мустафа. – Там разбойники!

Поравнявшись с Мустафой, возница стоявший в санях во весь рост, внезапно ударил беглеца по голове топориком, спрятанным до поры под полой тулупа. Мустафа упал на снег. Склизкой от крови рукой возница нащупал шею татарина. Мустафа был мертв. Вскоре подбежали Атаман и Кистень.

– Ну, как он, Прохор? – спросил у возницы Атаман.

– Успокоился страдалец! – ответил Прохор.

– Спасибо тебе, что догадался догнать его в обход! А то бы шуму могло быть! – поблагодарил возницу Атаман.

Кистень обыскал мертвое тело. На поясе он обнаружил кошель с деньгами:

– Надо же? И деньга при нем!

– Отдай Прохору! Он заработал! – приказал Атаман. – Разговорились! Берите его, оттащим подальше от дороги!

Тело Мустафы отволокли к какой-то канаве и сбросили в нее. Прохор, деревянной лопатой присыпал труп снегом. Осенив себя крестным знаменем, разбойники сели в возок и покинули место преступления.

Через два дня, приехав в разбойничий стан, Атаман вызвал к себе Болдыря для серьезного разговора. Болдырь явился в атаманскую избу немедля.

– Что-то, ты последнее время мышей не ловишь Болдырь! – упрекнул Атаман севшего напротив него старца.

– Это ты про что, Кудеяр? – удивился Болдырь.

– Я, для Алены Кудеяр, а всем остальным Атаман! – разгневался Кудеяр.

– Будь, по-твоему, Атаман! – согласился Болдырь. – Ты что-то не в духе! Что случилось?

– Не знаешь? – еще больше разозлился Кудеяр. – Младший Бежецкий, дважды убитый твоими людьми объявился в Крыму в полоне знатного мурзы и его вот-вот выкупит богатый литовский дядюшка!

– Нет!

– Если он потом появится в Москве, конец всему нашему делу. Человек, благодаря которому, мы живем почти десять лет как у Христа за пазухой, сразу же будет изобличен.

– А кто он?

– Не твоего ума дело старик! Ты лучше с юным Бежецким разберись! – прикрикнул на Болдыря Кудеяр.

– Трудно его в Крыму-то достать! – растерянно произнес Болдырь. – Может, встретим, когда он от литовского дядьки поедет в Москву?

– Нет! Оставим этот вариант на крайний случай. Надо упредить богатого дядюшку. Думай Болдырь! Твоя вина, в том, что этот Бежецкий еще ходит по земле! Ты и расхлебывай!

Болдырь недовольно поморщился: “Кто мог знать, что в одном месте у Коширы, столкнутся две абсолютно не связанные друг с другом его задумки, что раненого Бежецкого подберет обоз из украинного Донкова и он к тому же чудом выживет после почти смертельного ранения, а трое здоровенных головорезов, не смогут справиться с одним сопливым мальчишкой? Может это судьба бережет юного княжича и все попытки убрать его, напрасны?”. Не верящий ни в Бога, ни в черта Болдырь, сразу же отбросил в сторону эту жалкую мысль. Разбойник вспомнил, что у него в Крыму есть свой человек. Он еще на прозвище “Дервиш” откликался. “Дервиш”, казанский татарин, был бродячим странником-дервишем, который по неизвестным причинам прибился к ним. Он был набожный и исполнял намаз своему Богу по всем правилам. Татарин потом еще долго по казанским и астраханским дорогам ходил, в персидских караван-сараях обивался, высматривая какой ценный груз по каким дорогам повезут. Последний раз послали его в Крым, в город Гезлев, якобы гостем. Надеялись через него знать, какой товар из Крыма в Литву и Московию идет, в том числе по Волге и Дону. Но из-за большого расстояния эти сведения приходили тогда, когда в них надобности уже не было. И “Дервиша” забыли.

Старец рассказал Кудеяру о “Дервише”.

– Ценный человек! – согласился Кудеяр. – Только сколько времени прошло с того дня, как от него получили последнее донесение?

– Кажется полгода!

– Много! Особенно надеяться на этого “Дервиша” не будем. Пошлем своего человека, который в случае чего и без него с делом справится. Я знаю такого. Это рязанский купец Биркин. Готовь Болдырь на него все необходимые разрешения! Помоги с товаром. Выдай золотые на выкуп. Не скупись! Будет в Крыму, пусть найдет “Дервиша”. А нет, сам займется этим делом!

Через неделю, рязанский купец Афанасий Биркин, с ханским разрешением на торговлю в Крыму, купленным у крымского посла, ехал по Крымской дороге проходящей через Калугу, Брянск, Новгород-Северский, Путивль в Крым в составе обоза возвращавшихся из Москвы татарских купцов. На трех возах принадлежавших ему размещался товар: топоры, ножи, зеркала, “подбойное гвоздье” – пуговицы, иголки, булавки, узды и седла. Через две недели снег закончился, и товар пришлось перегрузить на телеги. Через 10 дней купеческий обоз достиг Перекопа, а еще через два дня, оставив товар в караван-сарае Гезлева, Афанасий встретился с “Дервишем”. Он был жив и здоров. В жизни его звался Муртазой. Отзыв на пароль “Дервиш” не забыл и очень обрадовался русскому гостю. Забытый разбойниками он занялся торговлей. Дела Муртазы шли хорошо, и его новое занятие приносило неплохой барыш. За накрытым, по случаю приезда гостя столом, Афанасий поделился с хозяином причиной, которая привела его сюда. Муртаза внимательно выслушал его.

– А кто эти люди, которых атаман решил выкупить? – поинтересовался он.

– Московский княжич и боярский сын с какого-то украинного городка – ответил Афанасий.

– Они из наших?

– Нет! Посторонние людишки!

– Тогда зачем на них тратить столько денег?

– Не сказал! – уклонился от ответа Биркин. – Атаману видней.

– Да, – согласился Муртаза, – ему дальше видно! А наличные деньги у тебя есть? – опять спросил он.

– Есть! – ответил Афанасий и для убедительности показал увесистый кожаный кошель, снятый с поясного ремня. – 900 золотых!

– У Асан – мурзы, всем этим делом заправляет достопочтенный Барух, карасубазарский еврей! К нему и поедем! А сегодня отдыхай. У тебя была трудная дорога. Но для начала я свожу тебя в турецкие бани! – пообещал ему собеседник.

Биркину была отведена отдельная комната в гостевой. Извинившись перед хозяином, Афанасий пошел в караван-сарай сделать необходимые распоряжения по размещению товара приказчику, расположившемуся там. А Муртаза в это время размышлял над тем, зачем понадобилось Атаману выкупать посторонних людей за такие большие деньги. Его пытливый ум всегда пытался докопаться до истины, там, где что-то было непонятно. “Явно Афанасий знает это, но не хочет или боится поделиться со мной своей тайной! – обиженно рассуждал Муртаза. – Ничего, после бани он мне все расскажет!”.

С вернувшимся Афанасием Муртаза направился в баню, благо, что она располагалась недалеко от его дома. Он любил в ней размять косточки, руками знавшего свое дело массажиста-банщика, по национальности перса. Биркин, ни разу не посещавший восточной бани, был в восторге от нее. После бани, довольные оба, они опять уселись за ломившийся от обилия пищи стол. На этот раз, кроме еды на нем стояло вино. Сам Муртаза вино не пил, ссылаясь на запрет его употребления для мусульман, но Биркину постоянно подливал в часто пустеющий бокал. Тот сначала отказывался, но потом, решив, что ему ничего не будет от некрепкого, по сравнению с водкой двойной перегонки, виноградного вина, перестал сопротивляться. И напрасно. Муртаза знал, что делал. Расслабленный баней Биркин хмелел на глазах. Наконец он дошел до того состояния, когда у пьяного человека появляется желание высказать собутыльнику все, что у него наболело на душе. Афанасий рассказал Муртазе о том, что выкупает пленников для того, чтобы потом их убить. С самого отъезда из Рязани его мучило это поручение Атамана, заставляя страдать. Дело в том, что Афанасий Биркин не выносил вида крови и страданий обреченных на смерть, что было большой редкостью в это время, изобилующее насилием, убийствами, изощренными показательными казнями. Афанасий тщательно скрывал свой, как ему казалось недостаток от посторонних, россказнями о том, как жестоко он расправлялся со своими врагами на Ливонской войне. На самом деле, он был на этой войне в команде землекопов и “пальцем никого не тронул”. Эти рассказы сыграли свою роль. О тайном недостатке Афанасия было известно только жене Глафире, попрекавшей его тем, что он даже курицу зарезать боится. Про дальнейшую судьбу пленных, Биркин рассказал Муртазе, потому, что не знал, как самому решить эту проблему и надеялся, что тот поможет ему исполнить суровое приказание Атамана. Муртаза не был безжалостным убийцей и убивал, как и звери в дикой природе, только из необходимости.

– Зачем убивать этих несчастных юношей! – заявил он Афанасию. – От этого пользы никому не будет! Давай я лучше продам их арабам. Есть не скупые покупатели. Выручку пополам. Много, ни мало, а по 200 золотых каждому, я тебе обещаю.

Афанасий мгновенно протрезвел, счет деньгам он знал, но и об осторожности не забывал:

– А если об этом узнает Атаман?

– Только если ты ему сам не расскажешь. Из Туниса еще никто не возвращался!

– Ты меня не обманываешь?

– Рассуди сам Афанасий! Зачем мне размениваться на 200 золотых, если я запросто мог присвоить все деньги, которые лежат в твоем тугом кошеле!

“Действительно, чиркнул ножом по горлу и забрал все! А “Дервиш” ведь он такой, не в пример мне!– подумал Биркин”.

– Я согласен! – принял решение Афанасий.

– Ладно, не горячись! У русских есть пословица “Утро вечера мудренее!”. Завтра и скажешь о своем окончательном решении! – предложил Муртаза.

Биркин с ним согласился. Утром он не изменил своего решения. Позавтракав, они сели на подготовленных слугой верховых лошадей и оправились в город Карасубазар. На их счастье, по приезду, Барух, к тому же оказавшийся знакомым Муртазы, был на месте. Он принял их в гостиной двухэтажного дома, построенного на турецкий манер. Внутри, однако, все было европейское. Узнав, зачем и откуда они приехали, хозяин распорядился накормить их. Стол не был таким роскошным, как у Муртазы, но Афанасию еврейская еда понравилась. По крайней мере, жареная курица под чесночным соусом. И сидеть за столом можно было по-человечески, а не как у Муртазы, на корточках около низенького стола.

Переговоры вел Муртаза, на языке крымских татар. Афанасий боялся, что они вдвоем с Барухом сговорятся и обманут его, но поверил Муртазе, когда тот сообщил ему, что цена выкупа ниже, чем он думает, не 900 золотых, а 780.

– А где Мустафа? – внезапно спросил Муртаза Афанасия.

Купец тревожно посмотрел на Баруха. Как он мог забыть про Мустафу?

– Заболел в дороге! – ответил Афанасий, так как его учил Атаман. – Остался до выздоровления в Рязани.

Вскоре переговоры закончились. Муртаза и Афанасий сели на коней и поехали обратно в Гезлев. По дороге Муртаза рассказал Биркину содержание разговора с Барухом. Барух обещал, что сегодня же он обо всем сообщит хозяину пленников, Асан-мурзе. Завтра, Барух в резиденции бея заплатит пошлину за куплю-продажу рабов и оформит купчую на рабов на Муртазу. Послезавтра, в доме Баруха произойдет сделка, и они получат пленников.

Барух был огорчен переговорами. Не увидев Мустафу, он понял, что московские родственники княжича ни о чем с ним договариваться не будут. Если отсутствие гонца не следствие болезни, что, скорее всего так, то он имеет дело с очень серьезными людьми. А значит, его план шантажа московских родственников провалился. Об этом он сообщил Асан-мурзе. Тот выслушал его рассказ спокойно.

– Выкуп-то я все равно получу! – самодовольно улыбаясь, заявил он Баруху.

Глава IX. Казнь.

Прошло четыре месяца с того дня, как Андрей и Василий попали в плен. День и ночь, с утра до вечера они работали на мануфактуре по производству сафьяновых кож. Молодость и надежда на освобождение помогали им выжить в условиях изнурительного труда, что нельзя было сказать о других работниках. Болезни, холод и сырость, мягкой, но губительной для плохо одетых пленников крымской зимы, отвратительная еда, ядовитые химикаты и краски для выделки кож, чувство безнадежности своего положения косили их ряды, множа холмики с деревянными крестами на безымянном кладбище. Их заменяли все новые и новые рабы, захваченные ненасытными татарами в Московии и Литве.

Андрей с Василием, о прибытии в Карасубазар лжепокупателей не знали. Но на следующий день, после переговоров покупателей с Барухом, Асан-мурза, их, как ненужных больше на производстве рабов, распорядился выделить на работы на территории Большого Таш-Хана. В ближайшие дни в Бахчисарай из Кафы через Карасубазар должен был проследовать кортеж Осман – паши, наместника султана в Кефейском кадылыке. Адиль-бей, знатный бей из рода Ширин, центром земель которого был Карасубазар, решил не “ударить в грязь лицом” перед высоким гостем и показать свои владения с хорошей стороны. Для ускорения работ, он приказал своим мурзам выделить на них по 2-3 раба от каждого.

Засветло, на рынок друзей отвел Аким Болотов. Там их встретил Мирошка – Хасан. Показав на огромную кучу никогда не убиравшегося верблюжьего и лошадиного навоза в конце огромной торговой площади, он наметил им фронт работ:

– Видите гору дерьма. Ее и уберете. Ваша задача погрузить все это на телеги, которые вот-вот начнут подходить! Вилы и лопаты возьмете в мазанке сторожа, которая находится сразу за этой горой!

– Это все нам двоим? – удивленно спросил его Васька.– Тут же работы немеряно!

– Вам, вам! – подтвердил Хасан.

– Да-а! – вздохнул за их спиной Болотов. – А я думал у вас будет хоть небольшой перерыв от нашей смурной жизни!

Друзья угрюмо смотрели на двухсаженную гору навоза.

– Держитесь! На том свете все отдохнем! – попрощался с ними Аким.

С рассветом пошли телеги, и друзья едва успевали наполнять их навозом. А потом, мимо них надсмотрщики стали гнать живой товар, связанных одной веревкой за шеи, мужчин-рабов, по десять человек в связке. Женщины шли без веревок, торговцы боялись подпортить товар. Пленников было бесчисленное множество. Вступивший на престол хан Ислам Гирей, по указке турецкого султана, совершил набег на литовские земли уведя в полон более 35 тысяч человек. Пленниками торговали оптом на площади у восточной стены авред-базара, на которую привели для работы Андрея с Василием.

– Это новые невольники, простые, бесхитростные, только что пойманные! – кричал с одного конца базара один торговец, привлекая покупателей-посредников арабов, персов и сирийцев.

– Это не московиты, которые только и думают, как им сбежать! – вторил ему второй торговец с другой стороны.

Покупатели едва успевали уводить купленных оптом рабов. Дальше их погонят в Кафу, где погрузят на корабли, отбывающие в разные части обширной Оттоманской империи. Пригоняли и штучный товар. В сопровождении янычара, продавец, очевидно турок, привел на базар необыкновенной красоты златокудрую молодую женщину с грудным ребенком. Возле него сразу же собралась большая толпа покупателей. Друзья, привлеченные красотой юной матери наблюдали, как долго не редела она. Видно, продавец заломил за свой товар сногсшибательную цену, а те, кто хотел обладать им, пытались сбить ее. Наконец, остался один покупатель, средних лет, сухой, невысокий, с коричневым лицом араб. На голове его ослепительно белела чалма, украшенная крупным изумрудом, а из-под полы синего, стеганого серебряными нитками, шелкового халата выглядывали загнутые носки расшитых золотом сапожек. Он еще долго продолжал торг. До Андрея и Василия доносились отрывки фраз женщины, умоляющей торговца и продавца о чем-то.

– Кто она? – спросил Василий у Андрея. – Вроде бы по-русски говорит, а ничего не понятно!

– Полька она! – пояснил другу княжич. – На польском языке говорит!

Вновь подошли возы и друзья, занятые работой перестали обращать внимание на происходящее на площади. Внезапно, гудение толпы разорвал истошный крик женщины, молящей о помощи и хватающий за самое сердце. Это кричала юная мать, из рук которой янычар вырывал ее дитя. Очевидно покупатель, приобретая красавицу для себя, не хотел брать ребенка. Андрей вовремя схватил Василия за руку, неосознанно сделавшего несколько шагов в сторону плачущей матери.

– Ты, что? Забыл, кто ты есть? – напомнил он ему.

Тем временем слуги араба поволокли к выходу с базара, упирающуюся, рвущуюся из их рук к ребенку мать, а янычар с плачущим ребенком направился в сторону друзей. Он шел не к ним, а в платановую рощицу, которая начиналась сразу за хижиной сторожа. Опять подошли телеги. Друзья продолжили свою работу. Ваську, увлекшегося погрузкой навоза на телегу, вдруг, кто-то резко дернул назад, схватив за старую, рваную однорядку. Повернувшись, он увидел перед собой янычара, сующего ему лопату и что-то бормочущему на своем языке.

– Я не говорю на турецком! – пытался отбиться от лопаты Василий, но это ему не удалось. Мало того, страж турка, зрелый, испытанный в боях воин, обладал недюжинной силой, потому, что легко, как пушинку поволок сопротивляющегося юношу по направлению к рощице. В рощице, Ваське сразу стало понятно, зачем он понадобился ему. На прошлогодней листве, у платана, лежал мертвый младенец с размозженной до неузнаваемости головой, а с пятнистого ствола дерева, стекала яркая кровяная полоса. “Это он его за ножки и головкой об ствол! – молнией мелькнуло в мозгу. – А меня притащил сюда, чтобы я его закопал!”.

– Сам закопаешь, собака поганая! – наливаясь яростью, бросил Василий извергу в лицо.

Наверное, тот все понял без перевода. Таких оскорблений он никому не прощал! Тем более, какому-то презренному рабу! Крепко держа одной рукой Василия за одежду, другой он выхватил из ножен на поясе кинжал и замахнулся им, чтобы ударить юношу в горло. Но не успел. Юноша, проведя заднюю подсечку, опрокинул противника на землю. Падая, тот не выпустил его одежду из своих рук и увлек за собой. Они долго безуспешно катались по земле. Янычар стремился ударить Ваську кинжалом, а тот пытался вырвать смертоносное оружие из его рук. В конце концов, янычар, одержал верх, и, оседлав изнемогшего от борьбы уставшего Ваську, занес стальное острие над головой, приготовясь нанести последний смертельный удар. И это бы ему удалось, если бы вовремя не подоспел на помощь Андрей. Спасая друга, он ударил вилами в спину ничего не подозревающему янычару.

– Что будем делать дальше, Вась? – задыхаясь от волнения, поинтересовался Андрей у друга, помогая ему выбраться из-под пускающего кровавые пузыри стражника работорговца.

“Что же действительно делать? – размышлял Василий, снимая с янычара саблю и лук с колчаном. – Вырваться из города, а там …! Крым большой! Только как? Пешком не дадут уйти!”.

– Бежим к повозкам! – решил Василий.

Андрей понял друга с полуслова. Юноши заспешили к месту своей работы, там, где к навозной горе подходили под погрузку пустые телеги. На выходе из рощицы они столкнулись с турком, который, обеспокоенный отсутствием своего охранника, решил узнать, не случилось ли с ним чего-нибудь. Турок машинально прошел мимо них, но неожиданно остановился, осознав, что у одного из рабов на поясе сабля, а в руках лук и колчан со стрелами его стражника. Турок заорал, что-то, пытаясь предупредить охрану рынка. Друзья не представляли, насколько отработаны были охраной действия по подавлению волнений или мятежей рабов! Отовсюду вдруг появились вооруженные люди, оттеснившие рабов в сторону от рыночной площади и взявшие ее в кольцо. Телеги, как раз только появившиеся на въезде на авред-базар были ими остановлены, а к Василию с Андреем размахивая саблями, бросилось несколько человек. Василий хладнокровно расстрелял их из лука янычара. Оставив две неподвижные фигуры на песке базарной площади, остальные повернули назад. На друзей посыпался град стрел. Спасаясь от них, юноши укрылись в мазанке сторожа. Предусмотрительный Василий, вырубил лопатой, в хлипких саманных стенах их укрытия, отверстия, для того чтобы иметь круговой обзор. Он сделал это вовремя. Со стороны платановой рощицы к ним попытался подобраться какой-то храбрец. Вскрикнув от боли после меткого Васькиного выстрела, со стрелой в плече, он вынужден был скрыться за деревьями.

Адиль-бей, решивший проверить, как выполняется его приказание, с удивлением воззрился на стрелу, упавшую прямо под копыта его коня. Со стороны авред-базара слышались крики и свист стрел.

– Узнай, что там происходит! – приказал он своему силихтеру (меченосцу). Силихтер ускакал и быстро вернулся с дыздаром (комендантом) Таш-Хана.

– Двое русских рабов взбунтовались светлейший, засели в рыночной сторожке и никого не подпускают к себе! – доложил запыхавшийся дыздар.

– Почему они не схвачены до сих пор? – возмутился Адиль-бей.

– У них есть оружие! – вынужден был признаться комендант.

– Так убейте этих жалких рабов! – приказал бей и решил сам посмотреть на кровавую потеху.

По команде коменданта, около десятка охранников с разных сторон ринулись к сторожке. Лишь троим из них удалось достичь ее стен. Остальные, раненные меткими выстрелами невидимого стрелка, бросились обратно или остались лежать на песке рядом со сторожкой. Выломав дверь мазанки, оставшиеся в живых, устремились внутрь ее. Адиль-бей, решив, что с рабами покончено, направил коня к сторожке. Вслед за ним двинулись его телохранители. Но случилось невероятное. Из дверей мазанки выскочил единственный из нападавших, и, брызжа кровью из многочисленных ран, нанесенных ударами вил, с криком ужаса бросился прочь. Рядом с головой бея просвистела стрела из сторожки. Адиль-бей повернул коня назад.