Текст книги "Дальние миры"
Автор книги: Владимир Симин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Глава 20. Пересечение
– Зазябла?
– Чуточек, – только сейчас я поняла, как крепко пальцы сжимают ткань мужской рубахи, – нам пора уже. Марья ждёт.
– Станешь со мной жить?
С трудом оторвавшись от большого горячего тела, я села и обхватила колени, натягивая юбку до предела.
– Хозяйкой величать стану, – продолжал Волче, что тоже поднялся и прижался плечом, – слова поперек не молвлю, всё для тебя сделаю, горюха.
– Не могу. У Моревны поучиться бы мне, да и врать не стану: хочу вернуться в свой дом.
Охотник легко вскочил на ноги и принялся оправлять одежду. Повеяло холодом, остужающим пыл. Я совсем другими глазами посмотрела вокруг: сырой лес взирал на меня черными осуждающими очами проталин.
– Не желаешь, ну, так и быть посему, – Волче возвышался надо мной, закрывая солнце, – неволить не стану.
Догадавшись, чего ждёт охотник, неловко встала с импровизированного ложа, добытчик подхватил и силой встряхнул свою шубу. Подняла со снега отброшенную одежду и я.
– Волче, – нужно было как-то исправлять ситуацию, – неужто так и уйдёшь?
– С добром оставайся, горюха. Лихом не поминай! – несчастный тетерев снова взлетел на могучее плечо, и я еще долго видела, как мелькали среди деревьев его вскинутые в удивлении красные брови.
– Девочка моя! – женщина напротив сморщилась, сдерживая слёзы. – Похудела-то как!
– Мам! – молодой человек по имени Михаил положил на плечи матери крупные ладони.
Он был похож на моего отца, больше, чем я со своими черными волосами и смуглой кожей. Двоюродный брат. Сильный, красивый, добрый, судя по всему.
– Мы тебе тут привезли вот, – тётя зашуршала пакетами, какими-то бумажными свёртками, – ягодки. Как ты любишь – протёртые, Жень.
Отец переглядывался с племянником, сюрприз готовят что ли?
– Спасибо! Я только не помню, какие ягоды люблю.
– А тут и клубничка луговая, и черничка, и крыжовничек. Помнишь, как ты его собирала – черный, сладкий.
Мне было жаль разочаровывать родственницу, но я ничего не помнила. Выматывающая растерянность и бессилие что-либо изменить давили и мучили похлеще ночных болей.
Мужчины тихо переговаривались в углу, Миша жестикулировал, доказывая правоту.
– Эй, а можно мне тоже узнать предмет вашего спора?
– Да тут гости у нас, Василёк, – отец выглядел немного растерянно, – Михай привёз с собой. Решаем теперь, показывать тебе или нет.
– Показывайте уже!
Одним незнакомцем больше, одним меньше.
Тётя Таня поспешно встала, забрав свои баночки и прижав их к груди. Все суетливо задвигались и вышли из комнаты, предоставив мне самой встретить неизвестного гостя.
Вошедший впечатлял ростом и ладной фигурой хорошо физически развитого человека. Слегка скособоченный нос, короткая светлая бородка, волнистые светлые волосы, синие глаза, словно подведенные чёрным.
– Здравствуй, Женя. – его голос чуть дрогнул на моем имени, но мужчина откашлялся и продолжил уже спокойнее. – Как ты?
– Отлично, как видите! – если товарищ со мной на “ты”, значит, мы с ним довольно близко знакомы. – Простите, с именами немного напряжённо.
– Егор! – гость протягивал руку открытой ладонью вверх, а потом, спохватившись, подошел еще ближе и притронулся к моим холодным пальцам. – Я тебе машину ремонтировал.
Надо же! Папкина “семёрка” ломалась, оказывается! Не из-за этого ли мастера слетела с трассы?
– Спасибо, раз так. – я попыталась улыбнуться, но как-то вдруг расхотелось.
Выражение лица незнакомого человека говорило о глубоком страдании, глаза блестели – неужели готов расплакаться? А он приятный, манкий. Девушкам, наверное, нравится. Мне бы понравился, если бы…
– Мы с Михой хотели тебя на прогулку вывезти. Согласна?
– Боюсь.
– Чего?
– Упасть, света, шума, машин. Боли. Продолжать?
– Я отнесу тебя на руках, – Егор не врал, он действительно отнесёт, почему-то была уверена я.
Ух ты, какие у меня знакомые!
– Хорошо.
– А ты? Чего торчишь тут? Шёл бы за хозяином! Только жалости твоей мне не хватало!
Но Меченый службу нёс исправно: стоял поодаль, воздух нюхал, следил. Оставалось найти Колючкина, набрать еще подснежников и отправляться восвояси.
Конечно же, отыскать удравшего ежа было невозможно. И где эта глазастая сова, когда нужна?
– Колючки-и-ин! Придурок чернобыльский, вылезай уже, а? Домой пора! – орала я, осознавая комичность и тщетность своих попыток.
Изрядно напугав, на тонкую нестабильную берёзовую ветку приземлился Золик.
– Следил? Следил! И не смей мне ничего сейчас говорить, я сама всё про себя знаю, понял! Лучше ежа отыщи, хоть какая-то польза.
Прострелов было море, и корзинка вновь заполнилась доверху. Ворон приказ выполнил: смешно подёргивая носиком, вернувшийся ёжик с осуждением обнюхал и оббежал меня кругом.
– Ой, не нужно строить из себя праведника, сам-то чем занимался? Ежиху тискал? – утирала я беспрестанно текущие слёзы. – Все вы, мужики, одинаковы. Всем вам только одного и надо! Бабники!
Золик на всякий случай перепрыгнул на дальнюю ветку.
Я шла назад в сопровождении волка и ворона, за пазухой фырчал обиженный Колючкин. Ведьма ведьмой!
Никакой любви больше. Всё! Хватит! Волче своё получил и потерял интерес из-за ерунды какой-то. Гордость его обуяла, видишь ли! Охотник хренов! Поделом мне, дура влюбчивая!
Тетя в последний раз поправила снуд на моей шее, оглядела придирчиво, ладонью утёрла вспотевший лоб и громко позвала:
– Мальчики!
Два крепких мужчины, совсем не тянущие на мальчиков, вошли в комнату. Миша взял сложенную коляску и сумку, Егор, немного потоптавшись, осторожно поднял меня на руки.
– Аккуратнее! – рявкнул отец на него, и подбежала, подставляя ладони. – Убью, если уронишь.
– Папа, успокойся, иначе я никуда не пойду!
– Не стерпела! – бушевала Марья, будто я выдала кому-то государственную тайну. – Ох, беда!
Сидящий на краю стола Золик при каждом громком слове своей зазнобы подрагивал крыльями и втягивал голову в плечи. Одни истерички кругом. Я улыбнулась:
– Не мели ерунду! Какая беда? Что я сделала? У тебя разрешения не спросила?
– Чистоту свою испоганила! – орала на меня ведунья. – От меня к тебе река по чистому пути текла, водицею поила тебя ключевой, а ты в ней … Ах, да что с тебя взять!
– Вот уж действительно! – ору я не хуже княжеских дочек. – Тебе-то, конечно, можно в постели кувыркаться, а мне на юбку замок повесить что ли?
– А и повесь! – Моревна вдруг прыснула.
Золик закаркал, я засмеялась, Колючкин благоразумно утопал в свою хижину – небольшую корзинку, поставленную на бок и набитую ветошью.
– И какая нынче забава? – в дверях стоял Иван и отчего-то пристально смотрел на мой рот.
Марья перехватила этот взгляд и нахмурилась.
– Девкам забава, мужикам печаль! – бросила она мужу через плечо и принялась что-то толочь в ступке.
– Там есть такой рычажок, Миша, маленький. Ага! Теперь встряхни!
Брат чертыхался вполголоса, пытаясь раскрыть коляску, а я прижималась к плечу Егора. Весенний воздух так сильно кружил голову, почти пьянил. Проходящие мимо люди с интересом рассматривали нас и шли дальше по своим делам. Никому не было дела до чужой немощи.
Но один взгляд жёг, не переставая. Егор не сводил глаз с моего лица, нервируя и расстраивая. Зачем здоровому мужику калека?
– Говори уже, что хотел сказать, – как жаль, что я не могу обхватить рукой его шею. – Вижу, что распирает. Тяжёлая я? Устал?
– Устал..., – Егор приблизил свой рот к моим губам, – без тебя...
Небо обрушилось на голову так внезапно, что я даже вскрикнула. Где-то там, за границами сознания, что-то громко спрашивал Миха, рычали моторами машины, кричали одуревший от тепла синицы, но я ощущала лишь вкус поцелуя.
В ступке ничего не было. Я подняла глаза на Марью, которая сосредоточенно толкла и толкла невидимое снадобье. Лицо красавицы каменело равнодушием к происходящему.
– Всё ли по добру, горлица моя? – Иван не спешил покидать поле боя. – Вся в трудах, умаялась, поди?
– Пока я умаюсь, другая в домину ляжет! – синие очи сверкнули еле сдерживаемой яростью.
Похоже, нужно срочно ретироваться. Стараясь не привлекать внимания ссорящихся супругов, я выразительно глянула на Золика, но ворон демонстративно отвернулся и нахохлился. Мужчины сегодня неприятно удивляли.
Лишь закрыв за собой дверь, я смогла нормально вздохнуть. Не задался денёк, а нужно еще больных проведать.
– Это ничего еще не значит! – я упрямо смотрела перед собой, впервые, пожалуй, замечая вкрапления гальки, выбоины и трещины на асфальте старого тротуара. Коляску потряхивало на неровностях, но Егор маневрировал как мог.
– Это просто весна так действует!
– Но ты вспомнила? Вспомнила? – подскакивал рядом Мишка.
Ответ не был так очевиден, как того хотел брат. В момент головокружительного поцелуя голову пронзали вспышки света, образы, которым я не могла найти объяснения. Большое ветвистое дерево без листьев. Стая волков, несущаяся по снегу за санями, в которых сижу... я? Аромат кофе и бензина, узкие окна, в которых еле теплится свет уличных фонарей. Перебинтованная собака. Трасса и колёса большой машины, крутящиеся в воздухе прямо надо мной головой. Яблоко, уже кем-то надкушенное. Зелёное. Гладкое. Сова....
Всё это теснилось во мне, пугало, требовало разъяснений, но кто способен дать их? Больше не хотелось слушать версии даже от самых близких людей. Моя самость подпитывалась изнутри в том числе и памятью, и личными впечатлениями, и ощущениями. Но сейчас в голове бушевал полный хаос.
Грязная рука держала крепко, и было не очень понятно, намеренно или неосознанно раненый разбойник так сильно сжимал пальцы на моём запястье.
– Молви, кликуша, ведаешь ли, когда кончусь, а?
– Пусти! – почти ласково попросила я. – Не ведомо мне, не ведомо!
– Хвастаешь! – удовлетворённый своим разочарованием мужик разжал ладонь.
– А то! – теперь можно было спокойно поменять повязку.
– Сказывали, Мстиславке-купцу угоду творишь, прибыли кличешь. Накличь и мне добра!
Жаль было этого немолодого уже человека, жизнь которого не изобиловала счастьем, но я уже видела его судьбу – удар ножом в печень случится не так уж и скоро, но смерть будет достаточно быстрой. А еще в расстилающейся передо мной картине была старая хрущёвка и женщина, закрывающая лицо от свистящей в замахе тяжёлой пряжки солдатского ремня. Прозрачный экран треснул от надрывного крика, капли крови стекали по нему, ломаясь на сколах.
Дни тянулись невыносимо медленно, я готова была выть от беспомощности, но Эльмира – девушка, которая занималась со мною физиотерапией, на счастье была от природы оптимисткой и не давала разгуляться мрачным мыслям.
Вместе с нею мы радовались прогрессу, и хотя мышцы всё еще оставались дряблыми, я уже кое-что умела делать сама. А ведь когда-то в тренажёрном зале любовалась на свои хорошо проработанные рельефы. Смешно.
Егор приезжал через день, но больше не пытался поцеловать, всё чаще что-то обсуждал с отцом на кухне. На мои вопросы оба отшучивались и ссылались на Ромку-одноклассника, который постоянно латал мое "Рено". Они с Егором были коллегами, и якобы сейчас, когда финансов в нашей семье не хватало, Егор был готов взять на себя доведение до ума моей верной машинки.
Я делала вид, что верила, и мужчины снова закрывались «на чаёк».
Вопрос операции на колене мы еще не обсуждали, сперва нужно было привести в тонус весь организм, создать в нём запасы энергии и сил, выровнять биохимию, как говорила Эльмира.
И я в который раз сжимала в ладони упругий резиновый мячик.
– Глянь-ка то! – Марья вырвала меня из задумчивости. – Это что у нас за богатырь пузо на лавке мнёт?
Светлая голова ребенка, лежащая на согнутых руках, повернулась к ведунье.
– Вот, Марья Моревна, никак хворь не выходит. – я машинально положила ладонь на худенькую, чуть влажную спинку. – Гоним её, гоним прочь, да всё без толку!
– Гнать умеючи надобно! Дай-ка гляну! – мальчик засмущался, когда гостья стянула с него штаны и принялась рассматривать зеленовато-синюю, разбухшую как огромный чирий, рану.
В глазах Марьи я прочитала жестокий приговор. Мальчик не выкарабкается.
– Лешака позовём, заговорную песню мальцу споёт, чтобы не печалился. Дружок-то твой по лужам прыгает, а ты всё с ложки кашку уминаешь. Не к лицу молодцу!
У стола, сначала оглянувшись на ребенка, Марья шепнула:
– Мать зови, не жить ему. Пусть лучше дома...
– Неужели ничего сделать нельзя? Он же маленький совсем!
Моревна удивлённо посмотрела на меня, словно не веря ушам:
– Нешто маленьким в землю не ложиться? Всякому свой срок.
– Не дам я ему умереть, поняла! Яблоко дай!
– Негде взять, тебе последнее досталось, – прищур Марьи становился всё злее, – но коли печёшься о мальце, то так и быть – плескану ему живой водой.
Ведунья круто развернулась, ударив меня по коленкам тяжёлым, расшитым ракушечником накосником, и зашагала в сторону двери, ведущей в коридор.
Я знала, что спустя несколько минут она вернется в ярости из-за пропажи ценного лекарства. Но подготовиться к тому урагану, что обрушился на мою повинную голову и вошедшего так некстати Лешака, было невозможно.
Нет, Марья не кричала – она шипела по-змеиному, и в какой-то момент даже почудился длинный раздвоенный язык, метнувшийся к моему лицу. Глаза ведуньи выжигали кожу, Лешак стал тихо отходить за печь, но спрятаться не вышло. Моревна высказала ему за недогляд и попущение. Становилось физически плохо, разъярённая богатырка крепко держала за шею, и я была уверена, что при желании она сломала бы позвонки, однако сейчас Марья попросту выкачивала из меня жизненную энергию, упиваясь ею, как хмельной медовухой. Вот уже леденели ладони и перестали слушаться ноги, внизу живота нарастал холод.
Заметивший неладное Лешак протянул было руку, пытаясь остановить неминуемую гибель, но ведунья вперила в него свой магнетический взгляд, и старик стал подходить ближе, пока в морщинистое горло не вцепилась такая слабая с виду женская ладошка.
– Охолонись, любушка, – пропел за спиной жены Иван, – чего людей страшить. Отступись.
Марья сощурила глаза, но мужа послушала, разжала пальцы. Лешак качнулся и с размаху сел на пол, а я пыталась сделать глубокий вдох. Видение предупреждало немного о другом, а кара за воровство всё равно настигла.
Глава 21. Лишь капли истины
Они стояли друг напротив друга, и между ними могло разгореться пламя, так казалось со стороны. Мужчина и женщина, идеально подходящие друг другу по стати и породе. Не день и ночь, не солнце и луна, а две страсти, отличающиеся лишь оттенками. Две натуры, которые притягивались и одновременно отталкивались с непреодолимой силой.
Похоже, ни Иван, ни Марья не осознавали в этот миг, что на них смотрят сразу несколько человек, находящихся в избе Лешака, включая обреченного на смерть ребёнка.
– Оно как... – прошептал рядом старик, с трудом сумевший подняться на ноги.
Оцепенение спало. Я смогла нормально дышать, Марья отвернулась от мужа и снова пронзила взглядом, и тут тело мое задвигалось подобно марионетке, сопротивляться было бесполезно – ноги несли за ведуньей по земляному коридору. Мы пошли уже довольно большое расстояние, когда Моревна повернулась к стене, повела рукой с факелом, и я увидела, как в нарисованном огнем круге расступается утрамбованная земля, и раскрывается перед нами полутёмное вонючее подземелье, в котором не было никакого света.
Меня занесло внутрь, но крикнуть и объясниться не было возможности. Марья постояла немного, вставила факел в железный поставец, и стена сомкнулась между нами.
– Хочешь? – отец гладил мои голые ноги, растирая костяшками пальцев ступни, разминая пальцы.
– Не знаю, пап. Бассейн – это столько препятствий! Не готова я еще.
– Ну так есть же, кому помочь. Егор не откажется, я думаю.
– Тогда точно нет!
Натянув мне колючие шерстяные носки и укрыв одеялом, отец сел в кресло, задумчиво покачивая ногой в старом кожаном тапке.
– Жалеешь себя?
– В смысле?
– В прямом. Пока жалеть себя будешь, не встанешь. Ты же сильная, дочь, ты же многого добилась сама.
– Есть физическая объективная реальность, как ты любишь говорить, папочка! Я не могу ходить, не помню большую часть жизни, потеряла работу, сижу на твоей шее. Этого мало, чтобы пожалеть себя?
– Мало.
– Вот только давай не будем сейчас говорить про ценность жизни и всякую подобную муть. Никому я кроме тебя не нужна.
– Научись себе быть нужной, Василёк. Для начала. Это ведь такое приключение – открывать мир заново, узнавать то, что раньше уже не удивляло! – отец щёлкнул пультом телевизора, и на большом экране появился диктор, сообщающий последние новости. – Пойду пройдусь. Если что, звони.
Жуткий полумрак, странные поскрипывающие звуки, холод, пронизывающий сразу и до костей, подвальный запах заброшенного дома, аммиачной своей составляющей вызывающий слабую резь в глазах. Тюрьма что ли? Я крепче сжала деревянную птицу в кармане широкой теплой юбки. Ладно, посидим в тюрьме. Сама убила бы эту Малушу, да и Волче прибила бы!
Огляделась, не обнаруживая, на что бы присесть, привалилась к ледяной стене. Марья, конечно, баба горячая, но не станет же она держать меня здесь без еды и воды. Или станет?
Глаза, постепенно привыкающие к мраку, выхватили из мглы железную решётку. Ну, точно клетка! Я подошла и провела по толстому металлическому пруту пальцами, растерла подушечками капельки влаги. Прислонилась лбом к кованой преграде.
– Грустишшшшшшшь – громкий шёпот совсем близко от лица и чье-то холодное и пахнущее сеном дыхание привели меня в парализующий ужас.
Из темноты смотрели горящие красным огнём глаза. Закрыв лицо руками, я завизжала во всю мощь лёгких, но сделать шаг назад так и не сумела – не слушались ноги.
Роскошная блондинка обещала теплую весеннюю погоду, отсутствие осадков и напомнила зрителям про лекарство, помогающее победить сезонный авитаминоз. Пульт лежал в десяти сантиметрах от кончиков моих пальцев, и чтобы переключить канал с начинавшегося футбола на что-то более удобоваримое, мне нужно было приложить значительное усилие.
– Да блин! – ругательства иногда помогали пережить приступы боли, в этот раз никто не даст болеутоляющее. – Ну спасибо, папочка! Удружил!
На неестественно зелёном поле вяло передвигались футболисты, но вот игроки начали двигаться активнее, и к воротам спортсмены уже бежали, толкаясь и пытаясь отобрать мяч у смуглокожего красавчика в синей футболке. Вот соперник заступил вперёд, и атакующий чужие ворота футболист с размаху хлопнулся оземь, а на него, двигаясь по инерции, упали еще двое.
Стадион взревел, оператор взял дальний план, и стало видно, как к месту падения игрока бегут медики. Спортсмен, зажимая руками колено, буквально вгрызался в газон от боли. Рядом, растерянные и огорчённые, стояли однокомандники.
Мне было несложно прочувствовать то, что испытывал сейчас симпатичный мулат. Вот так заканчиваются карьеры и нормальная жизнь. Удовлетворение от того, что не я одна теряю всё, приятно грело изнутри. У этого хоть деньги есть на операции и реабилитацию, заработал достаточно. Миллионер, наверное. Все они бабки лопатой гребут! Его бы на моё место…
Комментатор сокрушался о потере замечательного форварда, так успешно начавшего сезон, и предрекал перераспределение удачи в игре. Но тут же удивленно присвистнул: футболист, ополоснув лицо из бутылки и пережив пару уколов в ногу, начал медленно подниматься с травы под крики скандирующих какой-то девиз болельщиков. Парень сделал пару робких шагов, не нагружая пострадавшую ногу, а затем стал двигаться всё увереннее и включился в игру.
Матч я досмотрела до конца, мулат несколько раз был близок к голу, но забить не сумел, однако его товарищи, вдохновлённые примером, задачу тренера выполнили и впечатали бело–чёрный мяч в ворота соперников.
Комментатор что-то орал, заходясь в восторге, стадион дымил и гудел, мелькали вспышки камер, игроки в синих футболках обнимали друг друга, а мулат вновь заметно захромал. И вдруг камера взяла его крупный план – тёмно-карие миндалевидные глаза смотрели с экрана прямо на меня. Футболист улыбнулся и поднял большой палец.
Отец ничего не сказал, вернувшись домой, лишь скользнул глазами по моей руке, вяло обнимающей пульт, и значку телеканала Animal Planet, но я знала, что он точно заметил.
– Боишшшься меня, Женя? – лицо говорящего качалось, то выплывая под неяркий свет факела, то утопая во тьме. – Боишшшься… Не нужжжно… Водички дай… Питтть хочччу…
Никак не получалось унять отчаянно колотившееся сердце, и я прижала к груди ледяные ладони.
– Вон бадейййккккааа… Ковшшшшшшиком зачерпни. Горюххха…
Амплитуда раскаивающегося на цепях узника увеличивалась, и теперь я могла разглядеть костистое обтянутое кожей тело. Я видела его уже. Кощей наслаждался моим страхом и замешательством.
– Проси, что хочешшшшшь…
Сотни мыслей носились галопом по моей обезумевшей голове, планы, догадки, озарения, обещания толкались и взрывались яркими сполохами.
– Не дам, – я и сама не расслышала себя, – нельзя тебе воды.
– Можжжно, чччуточччек...
Даже понимание того, что этот высушенный упырь висит на цепях и ничего мне сделать не может, поначалу не успокаивало. Все они, жители этого проклятого места, умели влезать в головы к нормальным людям. И всё же нужно было противостоять Кощею.
– Ни чуточки, ни полчуточки не дам! – и откуда во мне столько смелости? – Я тебе воды, а ты меня прихлопнешь здесь, как мышь серую.
– Пожалеешшшь...
– Знал бы ты, о чем я только не жалею, уверяю тебя – будешь на последнем месте! И это... шипеть прекращай, бесит очень, и совсем не страшно!
Я сделала свой ход и обозначила позицию.
Вопреки законам физики, Кощей мгновенно перестал раскачиваться, но глаза его пронизывали красным светом моё лицо.
– Марью боишься?
– С чего бы?
– Домой не хочешь?
– Хочу, очень хочу, но мне пока и здесь интересно. Такое приключение выпадает раз в жизни. – я вздохнула без всякого притворства. – Тем более, что на той стороне я в коме лежу.
– Худая из тебя кликуха, – жуткая улыбка растянула бескровные губы, и два ряда жёлтых зубов влажно блеснули в свете потухающего факела. – Дома во постели валяешься.
– Серьезно? Спасибо за хорошие новости.
– Дурные вести – ноги у тебя нехожие.
– Ничего, у нас медицина далеко ушла от настойки лопуха, мои родные найдут, как справиться с болезнью.
– Яблочко-то подсобило, вишь-ка. Непростое яблочко-то. С заветной яблоньки.
– Подсобило. Слушай,– я совсем перестала бояться Кощея, – а что в этом яблоке такого? Ну, чем оно помогает-то?
– Сок жизненный, – мой чахлый собеседник еще раз качнулся, больше для веселья, чем для устрашения, – яблоня на лукоморной земле стоит. А море то людям не ведомо, да людьми не видано. Лука далеко уходит, волнами перехлёстывается, бурями треплется, а на земле той невидали всякой...
– И днём, и ночью кот учёный там ходит по цепи кругом. Знаю, в школе учила, только про яблоки у Пушкина не сказано.
– Саша слово давал, – цепь снова скрипнула, – да не удержался...
– В каком смысле – Саша? Ты что, знал его?
– Знавал... Гостевал у меня. Злобливый человек, неспокойный. Обиделся...
– Погоди-погоди... А кто к тебе попадает и зачем? Вот я, к примеру, не Пушкин же совсем, почему я здесь.
– Имя у тебя ладное – Женя. Женой тебе быть, дитя понесёшь, ежели силу свою уразумеешь, родишь светоча. Твой сын людям жизнь лучше сделает, горе отведёт от рода человеческого.
– То есть, я Сара Коннор что ли? А кто у нас Терминатор тогда? Мстислав? Иван? Ты?
– Может, и не родишь... Не всякий, кто за силой сюда приходит, вычищается до конца. Не всякий грязь смывает с рук своих. Яга раньше в баньку водила... Да, было времечко...
– Господи, тут и Яга имеется?
– Яговна обличие меняет, что твою рубаху. Споймает кого, в печку сунет, нутро выжжет, а сама в ту норку и пролезает. Вот нонче молодухой кажется, тело своё бело тешит. Устала, должно, во мраке гостей дожидать, костяным носом в потолок тыкаться. Пусть балУется.
– Ты меня совсем запутал, Бессмертный. Сны, Яга, тело, печка. Бред какой-то...
– А ты поглянь, поглянь, кликушенька! Тёсанку свою зажми…
Деревянный ворон был уже еле различим в наступающей тьме, но я крепко сжала пальцы и зажмурила глаза…
…Свист пуль какой-то игрушечный, в темноте казалось, что кто-то рисует ярко-красный пунктир прямо в воздухе. Сбившееся от напряжения и усталости дыхание нескольких мужчин колотилось в уши. Выстрелы прекратились внезапно, и трудно было сказать, ждёт ли еще неприятель в засаде. Они выждали без малого час, пора было возвращаться.
– Че, давай вперёд, пошёл!
Рослый человек, сильно пригибаясь, прятался за большие валуны у подножия огромного холма, очертания которого в сумерках казались силуэтом спящего великана. Мужичина не сильно торопился, он внимательно всматривался, определяя, ожидает ли отряд опасность. Горное селение не светилось огнями, следующий намаз в четыре утра. Впереди дрогнули черные ветки кустарника. Враг выжидал. Один бросок, и славный нож, столько раз выручавший в бою и на привале, мягко вошел в человеческое тело. Молча умирающий старик выронил из рук верёвку, но молодой барашек всё так же продолжал жевать невкусную жухлую траву…
…Они били женщину, как бьют боксёрскую грушу, брызги крови, взлетающие вверх фонтанчиками, вызывали дикий хохот. Красивая девушка, наставив смартфон на происходящее, грязно материлась, подбадривая обкуренных дружков. Когда жертва, превращённая в месиво, перестала двигаться, наблюдательница нагнулась и, вглядываясь в заплывающий разбухающей плотью глаза, процедила:
– Будешь знать, как на чужого мужика смотреть, – и плюнула в обезображенное лицо…
Позыв к рвоте был так силён, что я вынырнула из видений и зажала рот.
– Каждый сам выбирает себе меру – кому горсточка вины, кому бочка. Коли есть в человеке самородочек золотой, света хоть искорка, что людям тепло принесёт, милости просим в наши свояси водицей умыться.
– Н-не понимаю… Кто это там был?
– А не всё ли равно тебе, девица? Гляди ещё, ночь длинная…
… Брат, давай договоримся! – молодой человек с восточным акцентом перегнулся через капот полицейской машины. – Мир лучше войны. За товаром серьёзные люди стоят, слушай, давай денег дам, и поеду. Ждут меня в гости…
За остановленной на обочине фурой притормаживал забрызганный грязью джип. Арестованный чуть улыбнулся и уже уверенно продолжил:
– Соглашайся, брат. Товарища пожалей. Жить вам осталось мало.
Два полицейских так и остались лежать на обочине за служебной машиной.
– Фарик, ты везучий чёрт!
Молодой человек, уверенно держащий руль, загадочно улыбался…
Видения сменяли друг друга, и сердце ныло от того нечеловеческого зла, что мне пришлось наблюдать, от горя, что рождало крики ужаса и слёзы сочувствия. Но рука не слушалась – не разжималась, и деревянный ворон продолжал вести меня по самым страшным закоулкам людской сущности.
… Я шла по коридору клиники и прикидывала в уме, смогу ли взять еще один отгул. Запел сотовый – Ольга.
– Что?
– Ты в курсе, что он разбился? Говорят, что пьяный был. А ведь он совсем не пьёт, Жень! В пятой городской сейчас. Давай навестим? У него перелом на переломе. Ведь у вас же любовь была...
– Хочешь – сама навещай. Оль, не люби мне мозги. Взрослый мужик, а инфантилизма как у принца из «Золушки».
– Вы к нам, как на работу. – гинеколог вскрыла бумажный пакет с инструментами и натянула стерильные перчатки. – Может, нужно ответственнее относиться к контрацепции? Сами же потом по врачам бегать будете.
– Так вам же и лучше – без работы не останетесь, Вера Григорьевна. У меня проект на стадии завершения, мне эти соски-пелёнки ни к чему…
Глаза вязли в бархате непроглядной темноты. Скрипели цепи.
– Дай водицы…
– Это типа за грехи расплата?
– Рученькой поведи, персты сами ковшик найдут…
– У вас тут чистилище, похоже?
– Только глоточек…
– Не верю я во все эти бредни, ты специально это делаешь, пугаешь меня, знаешь, что сопротивляться не могу…
– На донышке…
– Да подавись ты! – серебряные светящиеся капли зависли в воздухе, давая мне возможность осознать сотворённое.
Кощей рванул навстречу – вода сияла, освещая всё вокруг – разинул широко страшный рот…
