Текст книги "Укус технокрысы"

Автор книги: Владимир Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)

Глава 18

Черенков, не сняв шубы (хотя и расстегнув пуговицы), полулежит на кровати и время от времени трет покрасневший нос. Полчаса, бедняга, ждал автобуса, и ни одно такси за это время мимо не проехало. Интересные новости у него: оказывается, нить гиперсети «Невод», соединяющая «Тригон» с городским ВЦ, куда я заслал Гришу, вот уже третьи сутки работает на прием информации. И никого это особенно не волнует, потому что раньше, еще до передачи «Тригона» Фонду, он всегда был «в приоритете».

– Они что, и об аварии не знают? – недоумеваю я.

– Знают. Про аварию в Институте знают. Но причем здесь «Тригон», если он нормально работает и исправно поглощает информацию? – ухмыляется Гриша. – Они считали, что в огороде бузина, а в Институте – авария.

– Ты не догадался обрубить эту нить?

– Догадался. Но не обрубил. Вначале надо разобраться, что за информация по ней перекачивается. По предварительным данным абсолютно вся, получаемая городским ВЦ. Я когда тамошним ребятам сказал об этом – они за голову схватились. Чьи-то там коммерческие секреты могут быть нарушены, и вообще… Но попросил: без меня ничего не предпринимать!

Эх, горе-работнички! И это Гриша считает верхом предусмотрительности? В сетях вирус гуляет, может, как раз «Тригон» – его источник, а он – «ничего не предпринимать»… Ну, сейчас я ему выдам по первое число!

– Но прежде, конечно, убедился, что все это время «Тригон» работал только на прием, и, таким образом, по этой нитке сети вирусы в нее запускать не мог, – добавляет Гриша, невинно улыбаясь.

Ах ты, паршивец! За десять лет так меня изучил, что предугадывает каждый следующий шаг, да еще и подтрунивает втихаря! Ну, погоди! Подловлю и я тебя когда-нибудь, да так, что весь «Кокос» смеяться будет. Но не сегодня. Сейчас мне не до шуток.

– Это по одной нитке. А сколько их на данный момент у «Тригона» знаешь?

– Это нетрудно выяснить.

– Я тоже так думал. Но оказалось, легче штаны через голову снять, чем выведать что-то о «Тригоне». Петя в этот раз окопался основательно и держит круговую оборону, без тяжелой артиллерии нам ее не взломать. Придется Колобкова подключать. Пусть, используя мощь Управления, выявит и обрубит все линии связи «Тригона». Не нравится мне, что этот ВК включен в сеть. Совсем не нравится.

– В комиссии – целых два представителя Управления, – подсказывает Гриша. Он, наконец, согрелся, распахнул полы шубейки и даже снял сапоги.

– Один из них – хмурый хмырь, не сказавший пока еще ни слова?

– Во-во. Ты прямо Рембрант, два мазка – и портрет готов.

– Это у Шагала – два мазка. А у Рембранта – тысяча сто два. Все равно придется связываться с Колобковым. Нужно официальное обращение, понимаешь? С подписью, печатью и квитанцией.

Гриша снимает шубейку, вешает ее в шкаф и пытается оживить стоящий в углу телевизор.

– А стоит ли торопиться? Если даже вирус «шизо» и шел со стороны «Тригона», что толку сейчас обрубать ему связи? Мавр уже сделал дело и может уйти. Зато, если не пытаться оживить мертвого припарками, а установить с «Тригоном» двусторонний контакт, да выцыганить у него результаты моделирования… Или даже просто пообщаться с Пеночкиным… Я мог бы завтра прямо с утра этим заняться. Тебе не хочется хоть одним глазком заглянуть в наше светлое будущее? – спрашивает Гриша, мечтательно закатывая глаза к потолку.

Романтик чертов. Когда я уже из него эту дурь выбью?

– Меня гораздо больше волнует мое собственное будущее. А оно сейчас висит на волоске. Рядом с твоим, между прочим. И логика тут простая: есть аварийный ВК, включенный в сеть – есть проблема. Нет такого узла – нет проблемы. Вирус, конечно, не исчезнет, если мы отключим «Тригон». Но, возможно, перестанет так быстро модифицироваться.

– Ты думаешь, это Пеночкин шкодничает, отгородившись «стеной страха»?

– Я хочу исключить такую возможность. Задание насчет сообщения Колобкову ясно? Чтобы его представители завтра же утром обрубили «Тригону» все его связи. Электронная подпись – моя. Выполняй!

Гриша, оставив в покое безнадежно испорченный телевизор, подключает к телефонной сети свою гордость: новенький портативный компьютер «Карат».

– Ты что, телевизор хотел посмотреть? Я мог бы дать тебе свой карманный, – ласково говорю я Грише, разбирая постель.

– Ты взял? – радуется он. – А я в суматохе как-то не подумал.

– Но не дам. Работать надо, а не перед «ящиком» балдеть.

– Жадина-говядина! Кстати, я тут покумекал над «бреднями», и у меня появилась прелюбопытная гипотеза. Даже теория. Достаточно, на мой взгляд, безумная, чтобы оказаться верной. Если сопоставить эти псевдовирусы, появившиеся в артегомах, с тем, что я услышал сегодня на комиссии…

– То каждому профессиональному охотнику на вирусов сразу становится ясно: мы должны немедленно лечь спать. Отправляй сообщение и закругляйся. Спать, спать, спать! – в корне пресекаю я Гришины возражения. – У меня уже глаза не смотрят и язык заплетается.

Неугомонный Черенков бубнит что-то про компьютерное сверхсознание. Я ныряю под одеяло и укрываюсь им с головой. Все, мой рабочий день закончился. Каждый человек имеет право на отдых. Приходите завтра к девяти утра.

Зря я к Элли сегодня поехал. Нужно было вначале Петю вытащить, а потом уже… Крепость так и осталась неприступной. И залп из орудий главного калибра не помог. Конечно, Элли не хуже меня понимала, что это всего лишь игра, никого и ни к чему не обязывающий флирт. Но как-то странно я в этот раз произносил знакомые слова. С одной стороны, как и полагается, уверенно и весомо. С другой же… Словно и в самом деле жениться собрался…

Я переворачиваюсь на другой бок. Гриша, словно крыса Шушара, шуршит чем-то в углу.

А может, и в самом деле жениться? Прихожу с работы, а она… А они с Анечкой уже ждут меня. Элли накрывает на стол, посматривая на меня своим коронным взглядом… в таком же халатике, открывающем коленки и обтягивающем грудь. Анечка рассказывает что-то об уроках – мамиными интонациями и с маминой, двадцатилетней давности, мимикой. У меня будут сразу две Элли: молодая женщина и девочка. И постепенно я узнаю, какой была любимая в десять лет, в четырнадцать… в шестнадцать… И в то же время она будет моей, почти каждую ночь. Я буду обнимать ее и шептать на ушко разные глупости. Но нам обоим будет казаться, что я говорю что-то очень умное и важное…

Я рывком сажусь на постели.

– Ты чего? – пугается улегшийся было Гриша.

– Да так… Покурить захотелось.

Набросив прямо на голые плечи пиджак, я выхожу в санузел, жадно затягиваюсь «Мальборо».

Странное чувство какое-то. Давным-давно позабытое. Уж не заболел ли я? И устал, как собака, и заснуть не могу. Отчего кружится голова – от сигареты или от этого вот? Ишь, как накатило… А ведь такое уже было… Восемь лет назад, когда я впервые увидел Элли и уничтожил созданного Пеночкиным единственного в то время в мире артегома. И так же я стоял и курил, и так же не понимал, что со мною происходит…

Ладно, хватит сантиментов. Завтра будет трудный день, нужно хорошо выспаться. Не до лирики сейчас. Спать, спать, спать…

Глава 19

Утром, отправив Гришу на комиссию, я сразу же иду в кабинет замдиректора. Ключик я, благоразумный Буратино, вчера Сапсанову не вернул, так что в паноптикуме могу даже не показываться.

Привычно уже расположившись за широким дубовым столом, я включаю «Секрет», выхожу в сеть «ГиперЕвро» и роюсь в кокосовском «дупле». И… ничего в нем не нахожу. Интересно, чем это Слава с Леночкой так заняты, что даже ежесуточной подборки новостей для меня не сделали? Девять утра. Слава должен уже быть на работе. Когда я в командировке, привилегия Воробьева приходить позже других исчезает (хотя право работать до полуночи, естественно, сохраняется). Можно оперативно связаться с ним через компьютерную сеть, но… Отчитывать подчиненных лучше по телефону. Эффективность намного выше. А Леночку я отчитаю, когда вернусь… Два раза подряд. Потом отдохну немножко – и еще разочек отчитаю.

– Паша, привет! – восторженно вопит Воробьев, едва устанавливается связь. – Да здравствует фирма «Кокос»! Да здравствует корпорация КОКОС и ее мудрейший Генеральный Директор!

Я растерянно отвожу от уха трубку. Во-первых, потому что Слава слишком громко орет, во-вторых… Да Слава ли это? Голос вроде его, но интонации и слова – явно чужие.

– Ты что, пьян? Или у тебя эйфория началась, по случаю победы над вирусом? – пытаюсь я опустить своего зама на грешную землю.

– Нет, ни грамма, и вирус тоже… ни грамма, – хихикает Воробьев. Да ну его! Знаешь, нам еще никогда так хорошо не работалось, как вчера и сегодня! С восьми утра люди на местах! И все благодаря твоему мудрейшему распоряжению!

Нет, Воробьев все-таки пьян. Не разговор, а оплошные восклицательные знаки. Чем бы его по башке трахнуть, чтобы привести в чувство?

– Какое еще распоряжение?

– Про ультиматум. О полном и безусловном его выполнении, Мы, когда поняли, что ты не шутишь, в такой энтузиазм впали! До сих пор остановиться не можем. У тебя все? Тогда…

– Стоп-стоп-стоп! Не клади трубку! Впадают в маразм, а не в энтузиазм. Прочти мое распоряжение.

– Москва, Кокос, Воробьеву. Подтверждаю необходимость выполнения ультиматума технокрысы. Думай, Слава, думай! – декламирует Воробьев мой приказ, словно гениальное стихотворение. – Ну все, шеф? А то у меня дел по горло…

– Нет, не все! Зачитай мне ультиматум, который я приказал выполнить. И продублируй его через сеть. И не клади трубку, пока я первый не попрощаюсь!

С моими заданиями Слава справляется на удивление быстро. И уже через несколько минут я не верю не только своим ушам, но и глазам, в третий раз читающим на дисплее ультиматум технокрысы, который я, как выясняется, повелел категорически выполнять.

«Требую немедленно начать перестройку данного узла компьютерной сети по схеме «артегом». В этом случае работоспособность узла будет впоследствии восстановлена, в противном случае – необратимо нарушена. Нострадамус».

Парррам, парррам, парррам…

Напустив в голос столько строгости, сколько он только мог вместить, я приказываю:

– Слава, слушай меня внимательно. Работы по преобразованию компьютерного узла фирмы «Кокос» в артегома немедленно прекратить. Все силы…

В трубке раздается щелчок, потом – короткие гудки, но почти сразу же смолкают и они. Я трясу трубку, дую в нее и, наконец, плюю. Безрезультатно.

Парррам, парррам, прррам…

Как такое могло произойти? Вчера Воробьев передал мне совершенно другой ультиматум. Больше похожий на… Да не похожий, а – просто один из штаммов вируса «шизо»! И Слава его мне вовсе не передавал. Вчера на его сообщение наложился, подменил собою вирус, по досадному стечению обстоятельств содержавший нечто вроде моего любимого афоризма: если не знаешь, что делать, думай. Я решил, что Слава шутит, раздраженно пошутил в ответ. Воробьев потребовал подтверждения, но звонок Элли отвлек меня… Потом выяснилось, что «Тригон» подключен к компьютерной сети, я о «неуместной шутке» как-то подзабыл… Идиот.

Ничего. Сейчас… Телефон, правда, не работает, но мы люди не гордые, можем и через «Невод» повторить. Так даже лучше: будет документальное подтверждение отмены дурацкого распоряжения.

«Канал обмена занят. Канал обмена занят…» – шепелявит в ответ на мою попытку «Секрет». Интересно, как это ему удается? Ни одной шипящей согласной в этих словах нет, а он – шепелявит…

То есть как это «занят»? Институт же не работает? Я – единственный пользователь, пытающийся выйти через узел городского ВЦ в сеть «Невод» и дальше, в Москву. И – «занят»? Вчера тоже… Как это я сразу не сообразил, что происходит несуразица? Сейчас мы выясним, в чем дело.

Проходит полчаса, прежде чем я убеждаюсь, что «Секрет» абсолютно исправен. Но при попытке выйти в сеть он каждый раз начинает шепелявить: «Канал обмена занят».

Парррам, парррм, парррам,

Обложили. Кажется, руководить операцией по уничтожению вируса «шизо» отсюда, из Озерца, я не смогу. Несмотря на двадцать первый век, стоящий… нет, стынущий за окном. Как подобное могло произойти? Современная техника такого не допускает, просто не допускает. Если только…

Я вскакиваю с кресла и начинаю быстро ходить по кабинету.

Почему мне это раньше в голову не пришло? Техника здесь не виновата. Просто меня отрезали от всех линий связи! Сделали со мной то, что я собирался сотворить с «Тригоном»!

Я подбегаю к столу, еще раз хватаю трубку городского телефона. Теперь он уже не молчит: после набора цифры 8 автоответчик «междугородки» бубнит голосом, сильно похожим на тембр «Секрета»: «Линия связи неисправна… Линия связи…»

Так… С телефоном просто: все номера института контролируются на городской АТС. Показалось им, что я чересчур активен – и вот «линия связи неисправна». А компьютерная сеть? Ее так просто не заблокируешь. Если только…

Я хватаю свой кейс, достаю из него «Чебурашку» – небольшой приборчик с двумя кольцевыми антеннами, похожими на уши сказочного зверька, – и включаю его. Так, теперь компьютер…

Выудив из кейса нужную дискету, я ввожу в «Секрет» программу «скворец». Эта трудолюбивая птаха в паре с «Чебурашкой» запросто отыскивает «жучков», «сверчков», «гусениц» и прочих насекомых.

«Ой-ой-ой! Ой-ой-ой!» – хнычет «Чебурашка», словно его кто-то укусил. А на его дисплейчике появляется изображение черной мохнатой гусеницы.

Так я и думал. Кабинетик-то мне – подсунули! Нашпиговали его всякой мерзостью – и вот вам ключик, наивненький Буратино!

Я пытаюсь с помощью «Чебурашки» точнее определить место, где прячется «гусеница», но у меня ничего не получается. Профессионально сработано. Или их несколько, или хитрая экранировка… Когда «гусеницу' ставит профессионал, обнаружить ее с помощью глупого «Чебурашки» практически невозможно. Но кто сказал, что этот сетевой компьютерединственный в корпусе? Где я недавно видел дверь с надписью «Коммерческий директор»?

Схватив кейс и пальто, я бегу по коридору. Время, время…

Вскрыть простенький замок – дело трех минут. Включить компьютер– еще столько же.

– Канал обмена занят, – гнусавит противным тенором новенький «Квазар». Я запускаю в него «скворца», включаю «Чебурашку»… Так и есть, «гусеница». Ну что же, господа Крепчалов и Грибников, неплохо сработано. Похоже, каждый мой ход угадан и парирован. Вот и здесь «гусеницы» поставлены профессионально…

Отложив в сторону глупого «Чебурашку», я откидываюсь на спинку мягкого директорского кресла – у меня, кстати, точно такое же – и вперяюсь бездумным взглядом в окно. Морозный узор на стеклах – словно изысканный витраж. Лучше всяких занавесок прячет меня от возможных наблюдателей. Почти так же надежно, как кто-то укрыл «гусеницу» возле или, скорее, внутри компьютера. Бедный «Чебурашка»! Он может только высвечивать ее мерзкий профиль на дисплейчике, а вот найти и выковырять – увы! Хотя… любопытно, любопытно…

На дисплейчике «Чебурашки» рядом с пиктограммой «гусеницы» мигает еще и силуэток «клеща». А если взять приборчик в руки – исчезает…

Через две минуты я нахожу «клеща». Он сидел, «впившись» снизу в ленточный кабель, соединяющий клавиатуру с системным блоком «Квазара». И почти не был замаскирован. Самое же удивительное то, что партию именно этих «насекомых» умельцы из отдела Шепталова изготовили всего три недели назад. Учет и контроль таких штучек – строжайший. Значит, подбросил «клеща» кто-то из наших? То есть – Гриша? И «гусениц» – тоже он поставил? Я же чувствую: профессионал работал. Пока я вчера к Элли ездил, он тут…

Убью гада.

Парррам, парррам, парррам…

В Москву мне надо ехать, вот что. Корпорацию спасать. Цель достаточная для того, чтобы оправдать любые средства. Любые. А перед отъездом набью Грише морду. Или лучше бороду ему выщипать? По волоску, растягивая удовольствие?

Нет. Это я всегда успею сделать. Не стоит раньше времени раскрывать карты. Пусть Гриша подольше не знает, что я знаю, что он – ихний джокер в моей колоде, а не мой козырной король.

Глава 20

Комиссию я встречаю в коридоре. Все одеты и чем-то взбудоражены.

– Вы что, уже? – хватаю я за рукав Гришу.

– Нет, мы еще! – жизнерадостно отвечает он. – Кино идем смотреть!

– Какое еще кино?

Оказывается, Бранников с вертолета через проталины в окнах заснял видеокамерой внутренности освещенных комнат в корпусе семь. И сейчас все идут в институтскую столовую, где есть видеомагнитофон.

– Слушай, Андреич, все больше фактов ложится в мою гипотезу, да так – словно камни египетской пирамиды, лезвия между ними не просунешь! хвастается Гриша, едва мы выходим во двор института, и тут же поднимает воротник своей шубейки.

– Сейчас я тебе сообщу еще один, и если он тоже не противоречит, так и быть, выслушаю твою гениально-безумную теорию, – холодно говорю я.

– Уверен, не противоречит! – ухмыляется Гриша.

Сказать ему про клеща сразу или чуть погодя морду набить? Когда без свидетелей останемся?

– Терроризирующая нас технокрыса выставила вчера ультиматум: или мы перестраиваем некоторые узлы сетей в режим «артегом», или они перестают работать. Узел «Кокос» входит в число обреченных.

– Шью-ю-ю… – шепеляво, словно «Секрет», присвистывает Гриша. На морозе не больно-то посвистишь. – Мне придется немного доработать свою теорию. Выходит, после того, как мы с тобой уничтожили незаконнорожденного артегома «Элли», Петя решил заставить нас собственными руками воссоздать кибернетического гомункулуса, да еще в нашем собственном доме. Граф Монте-Кристо, да и только! И защиту какую-то хитрую придумал…

– Судя по всему, сюда нужно было не спасателей присылать, а команду «альфа» из Агентства. С наручниками. Ну, да сейчас все увидим своими глазами.

В полутемном зале – Бранников со товарищи. Или теперь уместнее говорить «со господа»? Мы рассаживаемся вокруг квадратных столиков – рядом с нами молодой молчаливый человек в длиннополом тяжелом пальто – и командир «героев» тотчас включает запись.

Вначале на экране появляется стена корпуса семь с мрачными высокими окнами, пять из них, впрочем, освещены и кажутся теплыми и уютными. Оператор, умело орудуя трансфокатором, приближает крайнее правое окно. Оно, как и остальные, примерно до половины украшено морозными узорами, но сквозь верхнюю, незаиндевевшую часть хорошо просматривается интерьер.

– Это операторская, – комментирует сидящий за соседним столиком Бирюков. – На кресле возле дисплея – Петр Васильевич Пеночкин, руководитель работ, на полу лежит, скорее всего, Дмитрий Анатольевич Гольченко, оператор. Лица его не видно, но, говорят, только он на работе белые тапочки носил.

Я украдкой усмехаюсь (какая предусмотрительность: и переобувать его, бедолагу, не надо) и во все глаза таращусь на полутораметровый экран демонстрационного «Рубина». Нет сомнений: за дисплеем – Петя Пеночкин. Сидит, откинувшись на спинку кресла, на голове – наушники, на губах блаженная улыбка, руки – на клавиатуре. Или мне только кажется, что улыбка? Может, это гримаса смерти? Глаза его, кажется, полузакрыты, и опять же непонятно, что прикрыло веки: блаженство или смерть?

По спине моей пробегает табунок мурашек. И освещенные окна вновь становятся не теплыми и уютными, но – зловещими.

– А это машзал, – поясняет для неспециалистов Бирюков. Здесь стоят два «Мудреца», третий – в соседнем помещении.

Машзал как машзал. Серо-голубые кубы, нашпигованные нейропроцессорами, разнокалиберная периферия… Все, как везде. И что-то в то же время не так. Что?

Двери. Двери в машзал настежь распахнуты. И ведущие в операторскую, и запасные, которые выходят прямо в коридор. Ну да, ведь обслуга бежала в панике, не до того было. А возвратиться и закрыть пока никому не удалось.

– Будьте добры, верните предыдущие кадры, – прошу я Бранникова, те, где Пеночкин.

Да, дверь из операторской в коридор тоже открыта. Что из этого следует? Ничего. Пока ничего.

– А четвертое и пятое окна? Почему не показываете? – капризно спрашивает экстрасенс, когда коротенький фильм кончается. Не иначе, гуманоидов надеется там углядеть.

– На общем плане в начале фильма видно, что они замерзли до самого верха, – поясняет Бранников. – Вот я и решил вместо них подробнее дать остальные три.

Сапсанов, протерев очки, водружает их на свой мясистый нос, подходит к телевизору и говорит:

– Продолжим, господа. Только что мы просмотрели уникальный фильм, снятый благодаря мужеству и отваге команды спасателей, У кого какие есть по поводу увиденного соображения?

Ага. Председатель комиссии решил устроить обсуждение просмотренного кино. Диспут на тему: «Образ современного нейрокомпьютера в фильме «Озерецкий кошмар».

Ну, пусть себе обсуждает. А нам с Гришей есть о чем поговорить. Я тяну его за рукав, мы пересаживаемся за самый дальний столик, и я тихо спрашиваю у своего Генерального Помощника, пристально глядя ему в глаза:

– Слушай, Григорий, прежде чем обсуждать увиденное, припомни: «клещей» из новой партии, сделанной ребятами Шепталова, ты давал кому-нибудь?

– Конечно! – удивленно таращит глаза и топорщит бороду Гриша. – Всем своим «охотникам», выехавшим на объекты дам поимки вируса «шизо», по пять штук.

– И сам взял?

– Я тоже охотник.

– Сколько?

– Штук семь, кажется. В журнале записано. Случилось что?

Гриша удивляется так искренне, что мне становится стыдно. Надо же, не первый год работаем вместе, можно сказать, мой воспитанник – и я его заподозрил…

– Да так… Вернемся в гостиницу – проверь, все ли на месте. Еще вопрос: на городской ВЦ кто-то из Управления поехал? Хмурый хмырь сидел с нами за одним столом, а второй?

– Поехал тотчас, как я ошарашил его «Тригоном», подключенным к сети. Они тоже понимают, чем это грозит, так что лишних вопросов не задавали. А что ты думаешь по поводу Пети? Жив он?

– Это его проблемы, – шучу я. – А у меня сейчас своих невпроворот. Судя по всему, Петя к вирусу не имеет никакого отношения, «Тригон» от сетей отрубят и без нас. Так что – едем в Москву.

– А… Мы имеем право вот так, самовольно? – сомневается Гриша.

– Разрешение Крепчалова я сейчас подучу. А ты… Поприсутствуй пока здесь. Мало ли что…

Легко ступая по цементному полу, я, словно ниндзя, бесшумно проскальзываю в приоткрытую дверь и, на ходу застегивая пуговицы пальто, сбегаю вниз по лестнице. Можно было бы, конечно, просто поставить Сапсанова перед фактом. Но лучше заранее прикрыть задницу какой-нибудь бумагой. Чтобы потом не привлекли к ответственности за нарушение пункта восемнадцать Устава – о выделении Комитету людей и оборудования при чрезвычайных ситуациях.