Текст книги "Чужое знание (СИ)"

Автор книги: Владимир Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Да, да, расскажи. Мне тоже очень интересно послушать! – раздался вдруг знакомый голос и Швед резко вздернул голову.

Около дверей, скрестив руки на груди, в подчеркнуто театральной позе стоял Завулон.

Швед почувствовал огромное облегчение. Сейчас и ехидный тон, и кривоватая ухмылочка шефа адресовались явно не ему.

– Ну, наконец-то, – проворчал Дункель. – А я все сидел и гадал – чего тянешь, не проявляешься? Уж ты-то настолько увлекательную вечернюю сказку ни за что не пропустишь. Особенно, если учесть, что она про твоего гвардейца-фаворита.

"Ух ты! – восхитился Швед. – Я, оказывается, фаворит!"

Впрочем, пикировочные фигуры речи принимать за истину или хотя бы за обычную похвалу явно не стоило.

– Раз от Инквизиции возражений по поступило, я тогда официально поприсутствую! – сказал Завулон, подошел к столу и уселся по правую руку от Дункеля. Выглядел он сейчас, как показалось Шведу, напоказ самодовольным. Среди своих Завулон никогда так себя не вел.

– Тогда уж и я поприсутствую, а то несправедливо выйдет!

У противоположной от дверей стены из ниоткуда возник глава Ночного Дозора Москвы. Тратить время на дополнительные реплики он не стал, просто уселся по левую руку от Дункеля.

– Ну, вот, – удовлетворенно констатировал тот. – Кворум собрался, как я с самого начала и подозревал. Приветствую вас, Пресветлый Гесер! Больше ждать некого. Рассказывай, Швед!

Для начала Швед вопросительно взглянул на шефа. Тот встретил его взгляд и на секунду прикрыл веки, что однозначно истолковывалось как одобрение и разрешение.

"Что ж, – подумал Швед, расслабляясь. – Теперь меня сложно обвинить в двурушничестве. Как же хорошо, что Завулон тут! Да и присутствие Гесера, пожалуй, больше в плюс, чем в минус. Авось как-нибудь договорятся и решат вопрос с Кондором и его треклятой книгой ко взаимной выгоде обоих Дозоров и Инквизиции".

– Спецэффекты и ужасы, прилагающиеся ко входу в сумеречный подъезд, я с вашего разрешения опущу. К делу они явно имеют мало отношения, а вас вряд ли удивят. Начну с того, что страж, прямо как вы сейчас, решил меня допросить. Точнее даже не допросить – от этого слова веет арестами, казематами и пытками – а задать мне несколько вопросов. Перед стражем я себя чувствовал скорее школьником на экзамене, чем арестантом на допросе.

На Шведа, как говорят, "нашло": он изъяснялся цветисто, образно, скорее по-книжному, а не как общаются друг с другом люди или Иные повседневно. В какой-то мере эта манера речи фиксировала его бесплодный внутренний протест пешки против козней тяжелых фигур.

– Дабы создать соответствующий эмоциональный настрой, страж сотворил иллюзию. Я внезапно оказался в школьном классе, перед своей учительницей. Я всегда считал ее лучшей в школе – и, представляете, вскоре после моего выпуска она стала заслуженным учителем УССР! Антоненко Анна Романовна.

– Что преподавала? – внезапно спросил Гесер.

– Украинский язык и литературу.

– Украинский язык? – Гесер скептически хмыкнул. – А он существует?

– Раз в Советском Союзе преподавали, значит, в то время существовал. В наши дни, как Светлым хорошо известно, вопрос признан спорным.

Швед не был расположен к лингвистическим диспутам. Ему хотелось поскорее закончить. И понять – что ждет его теперь, после инцидента со Светлыми у агентства "Рио" и после визита в сумеречный подъезд.

– Так вот, я сидел за партой, а страж в образе учительницы задавал вопросы. Странные. И, вроде бы, ни в малейшей степени не относящиеся к делу. Но судя по тому, что знаменитый вопрос о железнодорожной стрелке и привязанных к рельсам людях присутствовал, целью было выяснить как у меня с совестью, этикой и прочим человеколюбием.

– Совесть и человеколюбие у Темных? – снова вклинился Гесер. – Мартышкин труд.

– Не факт, что стражу требовалось все это в понимании Светлых, – парировал Швед. – Он просто пытался выяснить как с этим конкретно у меня. Ну... я так думаю.

– Сколько длилось это... собеседование? – поинтересовался Совиная Голова.

– Думаю, минут пятнадцать.

– И... что потом?

– А потом я очнулся. Вне сумрака, во дворе известного вам дома на Годлевского. Рядом – разумеется, совершенно случайно – дожидались два Инквизитора – вот эти бравые ребята, которые и доставили меня сюда. Это все.

Совиная Голова, в очередной раз вытаращив глаза, повернулся лицом сначала к Гесеру, потом к Завулону, а затем снова к Шведу. Он очень, очень напоминал при этом озирающуюся сову. Прозвище приклеилось к европейскому Инквизитору невероятно меткое.

– Ну, что, господа Дозорные? Удовлетворит ли нас сия сказочка?

– Почему сказочка? – небрежно заметил Завулон. – Я уверен, именно это он и помнит. Хотите, снимайте свежую память, я не возражаю.

– Снимем, – буркнул Гесер. – Непременно снимем. Но меня сейчас гораздо больше волнует результат... собеседования.

– А что тут думать? – вздохнул Совиная Голова неожиданно уныло. – Слепому видно – Книга его приняла.

"Во как! – впечатлился Швед. – Меня, оказывается, приняла Книга! Надо понимать – та самая, Пустая. И что теперь?"

– Ну, что? – со вздохом произнес Дункель и забарабанил пальцами по столу. – Как всегда, операция под тройным патронажем, с наблюдателями и взаимным контролем? От себя выдвигаю Хену, такой спектакль он тоже посетит с превеликим удовольствием.

– От нас Алексей Солодовник, – холодно проинформировал Гесер.

– В прошлый раз твой Солодовник не блистал, – заметил Дункель брезгливо.

– С тех пор он повзрослел, – парировал Гесер. – Как и основной наш... фигурант.

Швед с интересом глянул на Завулона. Поскольку предполагаемые события нельзя было квалифицировать как чистую миссию Дневного Дозора (в отличие от питерского инцидента две тысячи третьего), наблюдатель полагался и от Темных.

– Мой зам Юрий, – пожал плечами Завулон. – Для симметрии.

– Солодовник не первый мой зам и даже не второй! – не унимался Гесер.

– Ну, извини, у меня столько замов нет. Обхожусь двумя. Точнее даже полутора... ро...

Глава Темных запнулся.

– Тьфу! Хрен это произнесешь по-русски. В общем, обхожусь одним с половиной.

– Принято, – сообщил Совиная Голова, совершая сложный пасс и ловко перетасовывая Силу. Все необходимые документы будут подготовлены в кратчайшие сроки. По прибытии в Санкт-Петербург надлежит обозначиться и ждать официальной санкции Бюро. Я надавлю, тянуть с отмашкой не будут. Что еще?

Швед задумался – следует ли прояснить последствия недавней стычки со Светлыми, но перехватил жесткий взгляд Завулона и понял, что не стоит. Раз не вспомнили – авось и заслонится событиями посвежее. Числиться в розыске Шведу ни в малейшей степени не улыбалось. Оставалось надеяться что новая миссия под тройным патронажем вытеснит из повестки все досадные столкновения.

"Санкт-Петербург, – подумал Швед. – Опять Санкт-Петербург. Спираль ведет все туда же, только виток другой, теперь уровнем выше. Почему именно Питер – долго гадать не надо. Родовое гнездо Юсуповых именно там. Были у них, конечно, имения и в Москве, и много где еще, но все важное неизбежно сосредоточено в Питере. В Черной Пальмире".

Как встретит она Шведа двадцать лет спустя?

Скоро узнаем...

Глава 4

«Не судьба проехаться в новом двухэтажном вагоне», – подумал Швед и тяжко вздохнул.

Он уже знал почему: двухэтажные не вписываются по габаритам в тоннели перед самым Севастополем. Поэтому поезд «Севастополь – Санкт-Петербург» состоял из привычных немецких вагонов, с купе, отделанными коричневым пластиком. Швед любил их по-прежнему и не понимал – зачем в РЖД затеяли их обновлять. Кто-то из знакомых говорил, что влезть на верхнюю полку нового вагона тот еще квест: не столько трудно, сколько неудобно. Однако в текущей поездке эта проблема не стояла в принципе, поскольку ехал Швед в спальном вагоне, в СВ. Верхние полки отсутствовали.

Попутчик пока не объявился, хотя проехали уже и Симферополь, и Джанкой. Подъезжали к Керчи-южной.

Первые часы Швед вообще не выходил из купе. Сидел, бездумно глядя в окно. После Джанкоя меланхолично пересел на противоположную полку: поезд поехал в другую сторону, а по ходу движения смотреть всяко веселее, чем против хода.

Потом навалилась ночь и за окном стало темно. При желании можно было включить ночное зрение, но пользоваться магией без крайней нужды Иные не любят. В этом смысле Швед не был исключением.

Он уже хотел надеть наушники и послушать что-нибудь старое-доброе, но тут поезд сначала замедлился, а потом и вовсе остановился. К тому же, перроны нового Керченского вокзала заливал яркий светодиодный свет, поэтому снова можно было какое-то время глядеть в окно, на предпосадочную суету пассажиров и провожающих. Керчь-южная напоминала скорее затерянную на длинных перегонах небольшую станцию, чем вокзал третьего по населению города Крыма. По платформе рысцой сновали люди с поклажей и было их, скажем прямо, не особенно много. За дверью тоже стало оживленнее – кто-то прошел по коридору мимо купе, задевая чемоданом за переборки. Потом все заглушил голос диктора, с опозданием объявившего прибытие и посадку.

«Выйти, что ли, в коридор? – подумал Швед с ленцой. – Или ну его? Вдруг, попутчика приманю ненароком?»

Делить купе с незнакомым человеком хотелось не очень, а как решил транспортный вопрос тот, кто покупал билет Шведу – неизвестно. Швед не знал даже кто именно занимался билетами. Наверное, кто-то из севастопольского Дозора. А, может, и Ниночка. Если так, то скорее всего она выкупила оба места, дабы шеф ехал в приятном одиночестве. Завулон, говорят, в поездках обычно расширял личное пространство на весь вагон. Но то Завулон...

Общий свет в купе Швед выключил, едва начало темнеть, сейчас горел только тусклый дежурный – так удобнее глазеть в окно. Поэтому когда дверь с грохотом сдвинулась и на пороге возник чей-то темный силуэт в ярком прямоугольнике проема, Швед поначалу ничего не рассмотрел, только разочарованно подумал: «Все-таки, попутчик...»

Но потом этот самый попутчик весело рявкнул:

– Здорово, шеф! Как едется? Не заскучал?

И включил свет в купе на полную.

На пороге стоял Пашка Старов с дорожной сумкой в руке.

– Елки-палки, – буркнул Швед, сдерживая радость и не особо тщательно маскируя удивление. – Ты-то здесь откуда?

– А ты думал, мы тебя одного отпустим?

Пашка запихнул сумку под полку, повертел головой, сориентировался и дважды бухнул кулаком в стену со стороны Шведа.

– Ну, где вы там? Заходите! – вторично рявкнул он. Громко, чтобы было слышно соседям.

Через некоторое время из коридора в купе вплыла Ниночка с пакетом в руке. А за нею – Марта.

– Добрый вечер, Дмитрий Александрович!

Лицо Ниночки было просто дежурно-приветливым, а вот Марта эмоции скрывать умела хуже – легко читалась хитринка, присущая шутникам, чей розыгрыш удался на славу.

– Так-так, – проворчал Швед, смягчаясь. – Прям, делегация сопровождения. Кто тут еще? Давайте уже все сюда.

– Больше никого, – сообщила Ниночка весело. – Только мы четверо.

Пашка посторонился, пропуская барышень на полку напротив Шведа, потом жестом фокусника выудил из сумки бутылку коньяку и бутылку шампанского. А Ниночка принялась вынимать из пакета всякие шоколадки-колбаски-булочки и прочий сыр. Стол был сервирован молниеносно.

– А почему зашли только сейчас? – поинтересовался Швед. – Я тут уже шесть с гаком часов маюсь, в окно таращусь.

– Мне домой заскочить было нужно, – объяснил Пашка. – Шмоток взять... и все такое. На поезд я только сел.

– А мы решили устроить сюрприз и до Керчи не показываться! – добавила Ниночка.

– Шмоток... – покачал головой Швед. – Не привык ты еще жить как Иной, Паша. Что, в Питере шмоток не найдется?

Тот даже озадачился слегка.

– Ну... Найдется, конечно. Только зачем покупать, если свои есть? Да и не только поэтому, я три дня уже как из Севаса домой рванул. Были еще дела. По мелочи.

– Ладно... – махнул рукой Швед. – Куда ж вас денешь... Откупоривай тогда.

Он был одновременно и рад, и тронут. Формально требовать, чтобы новоиспеченная команда сопровождала его в официальной миссии, Швед не имел права. И Ниночка, и Пашка, да и Марта тоже, называли его шефом, это да. Но по сути это были не рабочие, а чисто дружеские отношения. Только Ниночка когда-то подчинялась Шведу на законных основаниях, но эти основания развеялись и умерли десять лет назад, в тот самый момент, когда Завулон велел убираться из Киева.

Швед неожиданно задумался – а какие отношения у него самого с Завулоном? Дружеские? Даже не смешно. Рабочие? В Дозоре Швед больше не служит. Тогда, получается, вассальные?

Н-да.

В любом случае, следовало прояснить хотя бы лично для себя самого: прямо сейчас приказы Завулона и Инквизиции Швед выполнять обязан. А вот отдавать приказы своей команде – не уполномочен. Точнее, они не обязаны эти приказы исполнять. Хотя по глазам видно – горят желанием.

И все равно был чертовски приятен тот факт, что Швед сейчас не один. Что команда – да, покуда зеленая и малочисленная – с ним.

И что нынешнее дело – прекрасный повод команду сплотить и обучить, невзирая что формально к миссии Пашка, Ниночка и Марта отношения не имеют. Но и запретить им сопровождать Шведа не может никто: ни сам Швед, ни Завулон, ни Инквизиция. До тех, разумеется, пор, пока не возникнет какая-нибудь мешающая официальной миссии коллизия – однако и тут запрещать Темным не особенно легко. Могут и ослушаться.

Пашка ловко, с хлопком откупорил шампанское, но так, что ни капли не пролилось. А у Ниночки даже бокалы на ножках с собой нашлись. Два высоких – под шампанское, и два тюльпанчика для коньяку.

– Ну, – весело оскалился Пашка, – за проезд!

*** *** ***

Часа через полтора, когда шампанское иссякло, девчонки засобирались к себе; у Шведа с Пашкой оставалось еще почти полбутылки, да и спать пока не хотелось. Единственное что сделали – это заранее постелились, чтобы в любой момент можно было принять горизонталь и с чистой совестью захрапеть.

Пашка разлил по пятьдесят и наконец-то высказал то, что давно не давало ему покоя:

– Слушай, Швед... Ты бы того... Рассказал бы – чего вообще происходит? Чего там в Севасе стряслось? И куда и зачем мы теперь едем? Хорошо бы знать. Мы за тобой ринулись, это да, но надо ж свой маневр знать.

Швед задумчиво протянул бокал – чокнуться. Так же задумчиво опрокинул, сглотнул и зажмурился.

«А и верно, – подумал он. – Расскажу-ка я все с самого начала. Заодно и сам переосмыслю. Глядишь, что-нибудь дельное на ум и придет, потому что одна голова – хорошо, а две – всяко лучше. Даже если вторая принадлежит неофиту-Пашке, который мир Иных только начинает осмысливать и понимать. Да и первая голова, прямо скажем, на титана не тянет. А повторение – мать учения».

– Расскажу, – сказал Швед вслух, озвучивая собственные мысли. – Авось и сам лучше пойму чего происходит.

Он сжевал кусочек сыру и начал:

– О том, что старые Иные любят загребать жар чужими руками, я уже не раз рассказывал. Про Светлых говорить не стану, им я свечку не держал, а вот наши – и Завулон, и Лайк, и даже бывший наш Совиная Голова постоянно так поступают. Завулон украинскую команду Лайка только на моей памяти использовал раз десять, не меньше. Самые громкие случаи – Питер две тысячи третьего, Барселона седьмого и Ашхабад одиннадцатого годов. В Питер десант высаживался даже дважды с интервалом что-то около месяца. Наверное, это в самой природе старых магов – в любом непонятном случае выпихнуть вперед неопытного и молодого и глядеть что произойдет. В итоге целые цепочки выстраиваются: Инквизиция радует каким-нибудь зубодробительным заданием Завулона, тот находит и озадачивает Лайка, Лайк возглавляет команду из своих подручных и руководит действиями уже непосредственно в эпицентре. Причем, руководит в основном словесно, из гостиницы или кабака... Налей-ка еще по одной, Паша.

Жадно внимающий керчанин с готовностью плеснул в бокалы.

– Правда, – продолжил Швед, – в случае проблем наблюдающие с безопасного расстояния суперы исправно приходят на выручку со всей своей мощью. Уж не знаю – в глобальном ли смысле всегда, или мне просто везло – но на моей памяти они действительно приходили на помощь в трудных ситуациях, ни разу не кинули. Труднее всего было в Питере; помнишь, я тебе рассказывал, как укрощали тамошний распоясавшийся молодняк? Тогда не только Завулон лично участвовал, тогда пол-Европы съехалось, я такой Темной армии ни до, ни после в одном месте не видал.

Что же до текущего задания... Про незнакомого вампира и книгу я тебе тоже уже рассказывал. Как видишь, история далеко не закончилась. Раз мы едем в Питер – значит книга там. Как именно мы ее разыщем я и сам пока не знаю. Наверное, помогут. А не помогут – значит, придется напрягаться самостоятельно. Я уже привык, честно говоря... Хотя за десять лет в Крыму одновременно и отвык. Но чувствую – вспомнится оно легко и непринужденно. Давай, за наш успех, раз уж вы решили не отсиживаться в стороне.

Чокнулись, выпили.

– Только давай сразу условимся: девчонок по возможности держать в стороне, – сказал Швед. – Все что опасно – наше. Все, что не очень – пусть помогают, не отказывать же им. Идет?

Пашка хмыкнул в ответ:

– Конечно, идет! Или мы не мужики?

– Ну и... это... – добавил Швед. – Спасибо тебе. В одиночку и свихнуться недолго, а командой можно горы свернуть. Вот и попробуем!

В ответ Пашка изобразил на лице умеренную скорбь.

– Честно говоря, это больше Марте спасибо. Нина случайно обмолвилась, что шефа опять на амбразуру посылают, так она взвилась: как, мол, а мы что, в тылу отсиживаться станем? Вы как хотите, а я с нем поеду! Даже братца своего мелкого в контору привела и на попечение ведьмочек сдала. Ну и... того. Нина сразу сказала: шеф без ведьмы – это пол-шефа. Тоже еду. А мне уже неловко было заднюю давать. Только сказал, что сначала домой заскочу и уже в Керчи подсяду. Тогда и сюрприз задумали, кстати...

Швед выслушал все это, хмыкнул и задумчиво произнес:

– Говоришь, без ведьмы пол-шефа? Ну, Нинель...

И покачал головой.

Он и сам не понимал, что ему прямо сейчас распирает грудь – радость, гордость или легкое смущение. Скорее всего, некий микс, коктейль из всего перечисленного. Конечно же, было приятно. Но вместе с тем внутри начало вызревать странное, но уже знакомое чувство тревоги за тех, кто ему доверился и кто ему подчинен. Все это он уже испытывал будучи главой сначала Причерноморского Дозора, а потом и Киевского, но, как оказалось, успел во время вынужденного отпуска подзабыть. Начальству тоже трудно, давно усвоенная истина. И если трудности подчиненных в основном физического свойства, но начальству обычно труднее в моральном плане.

– Давай-ка еще по одной, Паша! Дабы пол-шефа не разрыдалось от умиления.

Пашка задумчиво потряс практически пустой бутылкой из-под «Коктебеля».

– У меня, конечно, есть еще одна... Только не пятнадцатилетняя, попроще.

– Да хрен с ней, не баре, пойдет и такая. Доставай.

Он хотел добавить, что остатки пятнадцатилетнего Пашка, так и быть, может налить себе, но тут в сознании внезапно прозвучало, звонко и отчетливо:

«Лучше мне...»

Швед замер. Кто-то стоял за дверью их купе. В этом не было никаких сомнений, теперь Швед ощущал гостя почти физически. Кроме того, он понял, что гость стоит там уже довольно долго, но проявиться решил только сейчас.

Пашка, ничего не подозревая, в полусогнутом состоянии копался в сумке, наполовину выдвинутой из-под полки.

Швед встал и бесшумно переместился к двери. В тот же миг снаружи постучали – коротко, негромко и деликатно. Заслонившись на всякий пожарный легким щитом, Швед выдохнул и отодвинул дверь купе.

Он сразу узнал гостя – невысокого худощавого Иного, в облике которого проглядывало нечто монголоидно-сибирское, отчего сразу же вспоминались всякие якуты-эвенки, хотя лицо его не было слишком уж плоским и округлым, а глаза – узкими.

– Приветствую, Старший! Входи, присаживайся! – пригласил Швед, отступая и торопливо изничтожая щит.

Пашка, к этому времени уже изловивший в недрах сумки обещанную вторую бутылку, с интересом воззрился на гостя. Коньяк он так и держал в руках.

– Это мой... напарник. Паша.

Швед обернулся и взглянул на керчанина.

– А это наблюдатель от Инквизиции, Хена. Из наших, из Темных.

Пашка, простая душа, протянул руку. Хена невозмутимо пожал ее.

Швед тем временем сообразил, что коньячных бокалов у них только два. Есть, правда, высокие, из которых девчонки пили. Но их надо бы сначала вымыть, прежде чем предлагать гостю. Заслать Пашку, что ли?

Однако Хена неожиданно разрешил сию дилемму самостоятельно: поставил на стол собственную емкость – нечто вроде большой лафитной рюмки, масштабом два к одному примерно. Емкость на вид была почтенного возраста – сразу возникал вопрос при каком из русских царей она сработана? Не исключено, что задолго до всех Николаев и Александров.

– Пятнадцатилетний, говорите? – уточнил Хена и улыбнулся – неожиданно мягко. Хотелось сказать – по-домашнему.

Пашка тут же опрокинул бутылку с остатками «Коктебеля» над лафитником. К счастью, натекло достаточно, почти половина емкости.

– А мы спустимся до семи годков! – весело сообщил Пашка и подмигнул, одновременно сдирая пленку с головы второй бутылки, тоже «Коктебеля», только помоложе первой.

Как ни странно, семилетний коньяк понравился Шведу больше пятнадцатилетнего. Глянулся мягче, хотя букет был скромнее. Если, конечно, это не банальный самообман, напрямую связанный с годами выдержки на этикетках.

Хена пил маленькими глоточками, откровенно смакуя каждую каплю. Через несколько минут он счел необходимым высказаться:

– Неплохо по нынешним временам. Хотя, пивал я коньяки и получше.

– Французские, поди? – предположил Пашка.

– Пивал и французские. Но среди лучших их не припомню. Больше всего мне пришлись по вкусу сотворенные в окрестностях озера Ван. Наверное, правильнее назвать их армянскими, хотя сейчас это Турция.

Швед слушал, но думал о другом. Его занимал вопрос – каким образом Хена оказался в поезде? Неужели он едет от самого Севастополя? Но тогда возникает следующий вопрос: а что привело его в Севастополь? Хотя, как говорила Лариса Наримановна, туда нынешним летом стянулись тяжелые фигуры со всей Европы, Швед уже имел счастье лицезреть Дункеля, Гесера, ну и своего шефа, конечно, Великого Темного мага Завулона. А также старых вампиров Юсуповых, две штуки. К вампирам счет на штуки вполне применим – нежить же. Плюс сама Лариса Наримановна (интересно, куда она делась в итоге? Вышла из игры? Вряд ли...). Отчего бы и старейшему оборотню не посетить Крым в нынешние непростые времена? Тем более, Дункель Хену с ходу назначил наблюдателем от Инквизиции.

– И сыр неплохой, – гость похвалил и закуску. – Крымский?

– Джанкой! – сообщил Швед с некоторой даже гордостью – непонятно откуда взявшейся. Не сам же он поднимал сыроварни из украинской разрухи? Да и полноправным крымчанином он стал совсем недавно, с тех пор как поставил подпись под купчей на квартиру в Севастополе. Тем не менее законную гордость он испытал.

– Как настрой перед делом? – Хена неожиданно сменил тему.

Швед сразу поскучнел.

– В целом – как обычно. Только на этот раз нет никого постарше кто командует.

– Шереметьева имеешь в виду?

– В том числе.

– Скажу тебе вот что: по последствиям возня вокруг Пустой Книги, конечно, куда глубже, чем рейд против Черных дикарок. Но по исполнению – проще. Запомни три «не» и поступай сообразно им. Во-первых, не верь. Никому, даже своим. Слушай, запоминай, учитывай, но не полагайся на чужие слова, даже если это слова Завулона. Во-вторых, не бойся. Страх тебе не поможет, а помешать может легко. Если в этот раз ставку сделали на тебя – значит верят, что ты вытянешь. Ну и чего тогда бояться? И в-третьих...

Хена сделал паузу, в которую неожиданно вклинился Пашка:

– Не проси? – предположил он.

– Почему – не проси? – удивился Хена.

Пашка смутился.

– Ну... – протянул он. – После «не верь» и «не бойся» всегда идет «не проси». Не так?

– Нет, – ответил Хена серьезно и вновь повернулся к Шведу. – Просить бесполезно, об этом сразу забудь. Да и кого ты сможешь просить? Дункеля? Меня? И о чем? О помощи? Если тебе требуется помощь – то зачем ты вообще нужен? Послали бы другого, кто заведомо справится. Нет, третье «не» – это не мешкай. Не мучай себя раздумиями и сомнениями когда нужно действовать. Книга не любит пауз. Она прочтет в тебе все и сразу. Как чувствуешь – так и действуй.

Швед слушал все это разве что не приоткрыв рот. Он совершенно не ожидал, что старый оборотень разоткровенничается и начнет его поучать. Но запомнить все, что он говорит, без сомнений, стоило.

– Вот так-то, внучки. Все, свидетельствую: Хена, наблюдатель от Инквизиции, представился исполнителям. Спасибо за коньяк и за сыр. Бывайте.

Оборотень прихватил со стола мегалафитник, встал и вышел из купе, не отворяя двери. Швед едва почувствовал, как перетекла Сила – на первый взгляд, ее не хватило бы даже муху отогнать. Тем не менее, Хена прошел сквозь преграду и что-то подсказывало: если сейчас выглянуть в коридор, там его не окажется.

– Елки-палки! – Пашка без понуканий налил коньяку. – Это кто вообще был, а? Что Инквизитор – я понял. Что наблюдатель – тоже. А по жизни он кто?

– Оборотень. Очень-очень старый. Говорят, чуть ли не самый старый на Земле. Мамонтов помнит!

– Иди ты! – не поверил Пашка.

– Не пойду, – вздохнул Швед, протягивая бокал. – Давай, за все хорошее.

Коньяк упал в организм и растекся приятным горячим пятном. Поезд несся через кубанские просторы на северо-восток, к Ростову. В соседнем купе спали и видели сны Ниночка и Марта. Напротив сидел жизнерадостный и беззаботный Пашка. И если бы не юсуповская книга и все с ней связанное, Швед, скорее всего, ощущал бы себя счастливым.

*** *** ***

С коньяком они с Пашкой покончили уже засветло, незадолго до Ростова. И залегли каждый на свою полку. Швед подумал-подумал, и подвесил к запору на двери несложного сторожа, не забыв обезопасить девчонок, если они вдруг вздумают войти. Остальным сторож особого вреда не нанесет, только задержит.

Дорожная жизнь шла своим чередом: изредка кто-нибудь проходил по коридору перед купе, хлопали двери где-то вдали, доносились приглушенные свистки локомотива, пели колеса, катящиеся по металлу бархатного пути. Каких-то пятнадцать-двадцать лет назад Швед половину ночей проводил в поездах между Николаевом и Киевом или между Киевом и Москвой. Когда его спрашивали: «Ты где вообще живешь, в Николаеве, Киеве или Москве?» он часто отвечал: «В поезде!», и это было сущей правдой.

Проснулся Швед когда уже миновали Лиски, но еще не доехали до южных окраин Воронежа.

Когда он перешел из горизонтали в сидячее положение, Пашка на полке напротив приоткрыл глаз, моргнул, всхрапнул, но следовать примеру Шведа не стал. Закрыл глаз и продолжил дрему. Швед выудил из сумки зубную щетку, пасту, захватил полотенце и отбыл в дальний конец вагона.

Он чистил зубы и глядел в зеркало, когда пришло ЭТО. Короткая и мимолетная волна из Сумрака. Оно было похоже на банальное прощупывание, но Швед совершенно отчетливо ощутил под наружным, поверхностным слоем прикосновения еще что-то, какую-то достаточно сложную магическую структуру. Так бывает, когда основное заклинание маскируют второстепенным. Причем сделано это было на редкость искусно, Швед еле-еле ощутил, скорее даже угадал воздействие на себя, любимого, до того скупым и совершенным оно было. Единственное, что можно было сказать точно – из воздействия старательно исключили все, что имело отношение к огню и усилили составляющие земли и железа. Убрали то, в чем Швед был наиболее продвинут, и нарастили то, в чем он откровенно плавал. Та самая глубинная структура, которую Швед успел ухватить, что-то ему напомнила, что-то простое и знакомое, но никак не удавалось сообразить – что именно.

Швед выплюнул пену и торопливо прополоскал рот. Наскоро прикрылся от возможного удара и выглянул сначала на площадку перед туалетом, а потом в проход.

Никого.

Тогда Швед решительно метнулся в тамбур, дернул двери межвагонного перехода и в два прыжка оказался в начале прохода соседнего вагона – только для того, чтобы увидеть как захлопывается дверь в дальний тамбур.

Теоретически это мог быть и не тот, кто его прощупывал. Уходить в Сумрак Швед не решился – существовал риск вывалиться из поезда, да так, что потом не догонишь. Кто знает, может, этого от него и ждут?

Позади из служебного купе выглянула встревоженная проводница. Швед неподвижно стоял в начале прохода, спиной к водонагревателю, с зубной щеткой и тюбиком пасты в одной руке и полотенцем на плече.

– Что случилось? – спросила проводница настороженно.

Швед обернулся.

– Показалось, – сказал он негромко.

Кажется, проводница ему не поверила, но спрашивать больше ничего не стала. Швед прибегать к магии и ее успокаивать тоже не стал. Он, уже без спешки, вернулся в свой вагон, зашел в туалет – благо его никто не занял – и прополоскал рот тщательнее. Параллельно он пытался выстроить непротиворечивую версию случившегося.

Допустим, его прощупали насчет магической силы, текущей боевой формы, наличия амулетов или артефактов. Допустим. Но кому это может понадобиться? Инквизиция и люди Гесера все это прекрасно знают и так. Свои – тем более. Вампиры Юсуповы? Но они встречались с Шведом, так что прощупать имели возможность и раньше. К тому же, оба князя, и дед, и внук недвусмысленно дали понять, что знают о Шведе больше, чем можно предположить. Дед очень ловко притворился, будто входит в ближнее окружение Завулона и поэтому Швед ему с ходу поверил. А внук откуда-то знал о коротком разговоре с Судьей Мертвых, с Шиндже. Так какой смысл им Шведа прощупывать? Разве что на предмет амулетов-артефактов, но такие вещи гораздо проще засекать по банальным эманациям, обладателя впустую тревожить глупо. Глянул через Сумрак со стороны, оценил мощь по ауре, Швед бы и не заметил ничего. Но нет, его зачем-то коснулись, так, что любой почувствовал бы.

Нет, это кто-то со Шведом незнакомый. И, получается, вряд ли это подручный князей, хоть скопом, хоть какого-то одного из двух. Иначе уровень Шведа можно было бы выяснить с их княжеских слов.

Следовательно, миссией Шведа заинтересовался кто-то еще. А это косвенно подтверждает, что вокруг Пустой Книги завязывается более сложная игра, чем можно было надеяться изначально. Значит, опять существует неиллюзорный шанс, что возня вокруг старого артефакта в конечном итоге приведет к потрясениям для очень многих людей, если вообще не для всего человечества. Что там упоминал в этом контексте Юрий когда просвещал Шведа при встрече в Симферополе? Всемирный потоп точно, и еще войны какие-то, вроде бы – сейчас впопыхах и не вспомнить.