Текст книги "Чужое знание (СИ)"

Автор книги: Владимир Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

С Одесской улицы он закоулками поднялся на Очаковцев, дальше прошел сперва по Адмирала Октябрьского, потом по Новороссийской, а за улицей Шмидта Новороссийская заканчивалась и начиналась, собственно, Годлевского.

Улочка эта была неширокая и зеленая. Слева за черной металлической оградой тянулся желтый корпус с балкончиками на верхних этажах, похожий не то на маленькую гостиницу, не то на банальную общагу. Справа вскоре тоже встал похожий корпус, только серый – Швед подумал, что тут расположено либо что-нибудь медицинское, либо что-то образовательное. А сразу за этим корпусом нашелся и дом шестнадцать – симпатичный, двухэтажный, под шатровой крышей, середины прошлого века постройки. Именно такие домики покорили Шведа на Щелкунова – среди похожих прошло его детство, хотя родители жили в обычной пятиэтажной панельке по соседству. А детвора гоняла по всем окрестным дворам без исключения, понятное дело.

Для начала Швед решил обойти дом по кругу. Поглядеть, послушать, оценить ауру. И почти тут же, напротив подъезда, куда было и нужно, ощутил слабые следы магии.

По идее, если вход в искомую квартиру сразу налево, окна левее подъездной двери и есть окна этой квартиры.

Напротив двери Швед задержался.

Правее подъезда на первом этаже был пристроен балкон, опиравшийся на выкрашенные в синий цвет металлические подпорки. Под балконом располагалась дверь в цокольный этаж, к которой сбоку спускалась узкая лесенка. Окна цокольного этажа виднелись и левее подъезда – их отделял от узкого палисадничка невысокий, по колено примерно, железный релинг. Поверх релинга был обустроен наклонный навес, защищающий от дождя. Выше его виднелись два узких вертикальных оконца – теоретически, это было одно окно, почему-то разделенное на две независимых части.

А еще левее таких оконец было аж шесть – три в ряд, а над ними еще три. Нижняя троица по высоте раза в полтора превосходила верхнюю, а оба центральных были раза в полтора шире боковых. И это притом, что любое из этих оконец по отдельности выглядело крошечным, а в сумме они занимали площадь всего одного – правда, довольно большого – окна. Кроме всего прочего, абсолютно все окна прикрывались металлическими решетками с легким намеком на художественность – присутствовали декоративные завитушки. На шестерку окон решетка была большая, общая, а на пару правее – своя на каждое оконце.

Швед хмыкнул и поглядел выше.

Надо всем этим фестивалем окошек нависал довольно широкий балкон; насколько было видно – в квартире выше этажом стояли самые обычные стеклопакеты. Да и вообще, остальные окна в доме выглядели обыкновенно – двустворчатые, с глухими верхними фрамугами и малюсенькими форточками, размером чуть больше книги стандартного формата.

Такие окна и форточки тоже напоминали детство.

Двери подъезда были распахнуты настежь, словно приглашая не тянуть, сразу войти. Швед поразмыслил и решил вокруг дома все же не ходить. Смысла в том все равно особого не было.

Швед повертел головой, оглядываясь – улочка казалась тихой и безлюдной, невзирая на близость к центру. Из тех, на которых встретишь больше автомобилей, чем пешеходов.

Ничьих лиц в окнах он также не заметил, да и большинство окон были заслонены зеленым маревом свежей листвы.

Швед ушел в Сумрак. Исчезли яркие цвета и все звуки. Дом стал выглядеть строже и целее – полуобвалившейся местами штукатурки, во всяком случае, теперь не было видно. Из всех шести оконец нужной квартиры пробивалось слабое серое, с намеком на синеву, свечение. Соседние два вертикальных казались темными, такими же, как и окна прочих квартир. Наверное, дверь в это помещение плотно закрыта, решил Швед. А светится нечто, находящееся в комнате с шестью оконцами.

А вот ничего похожего на дополнительный сумеречный подъезд с улицы видно не было. Наверное, все это во дворе. Или с торца дома, куда Швед пока еще не ходил.

Преодолевая сопротивление Сумрака, он вошел в подъезд, с некоторым усилием поднялся по лестнице в десять ступеней и остановился перед дверью. Очень отчетливо чувствовался стылый металл двух закрытых замков – они явно не отпирались много лет. Синего мха на стенах почти не было – так, жалкие клочки под самым потолком. То ли нечем ему тут питаться, то ли его периодически чистят, тщательно подтирая магические следы чисток.

Коротко глянув на двери квартиры напротив (вообще ничего интересного или потенциально опасного), Швед сосредоточился на охранной магии перед нужной квартирой. Разбирался он минуты полторы.

Защита и впрямь не была ни сильной, ни изощренной. Скорее она походила на примитивный щит против обычных людей, включая воришек-не Иных. Ставилась защита, вроде бы, магом сравнимой со Шведом силы.

Но в магии все часто совершенно не такое, каким выглядит на первый взгляд. Поэтому Швед не спешил и был предельно осторожен. Для начала он тихонько сбросил охранную петлю и поглядел что произойдет.

Не произошло ничего примечательного – петля автоматически поставилась на самовзвод после одного пустого цикла. То есть, Швед теоретически мог входить, отработав этот самый безопасный пустой цикл. Практически же следовало поискать дополнительные сюрпризы. Дециметр за дециметром, шаг за шагом сканировал он все узелки, к которым возможно было привязать охранные заклинания и ничего значительного не находил. Нашел одно непонятное – прикрученный наскоро кем-то бустер, завязанный на недельное хроно: каждую среду от заката до рассвета сила охранной петли удваивалась. Причем, петлю и бустер ставили разные Иные и в разное время – бустер был, понятное дело, моложе. Значительно моложе.

Поразмыслив, Швед прикрылся самым крепким щитом, каким мог себе позволить, задержал дыхание и прошел сквозь дверь. На миг стало темнее, только на миг.

Ничего плохого не произошло. За спиной коротко перетекла Сила и исправно взвелась охранная петля. Изнутри было особенно хорошо видно, что она заточена не пускать гостей из подъезда в квартиру. Обратный путь, насколько можно было судить, оставался безопасным. Но Швед заранее решил, что уйдет как-нибудь иначе – сквозь стену или через окно, и желательно во двор, а не на улицу. Иным порою не грех брать пример со сталкеров и не возвращаться той же дорогой, какой пришел.

Он вынырнул из Сумрака и осмотрелся уже в обычном мире. В коридоре было темно и пыльно. Прямо у входа слева располагалась внутренняя дверь – в туалет. Следующая вела в неожиданно просторную ванную комнату. Именно ванной принадлежала пара вертикальных окон, замеченных снаружи. Собственно ванны тут не нашлось, зато нашлись вполне современная душевая кабина, стиральная машина и гладильная доска. Ну, и раковина-умывальник тоже, понятное дело.

«Душевая кабинка, – подумал Швед с сомнением. – Стиралка. Вполне современная. А кто-то говорил, будто эта квартира закрыта и стоит пустой много-много лет...»

Напротив ванной, справа от входа, помещалась первая из комнат, более всего походившая на кабинет. Прямо – кухня-столовая с теми самыми шестью оконцами в два уровня. Из этого помещения направо открылась еще одна комната, последняя, с большой кроватью чуть ли не на всю площадь и, чему Швед удивился, вторым выходом из квартиры. Вместо простого окна тут обустроили нечто вроде балконной двери – правая створка в виде обычного окна с подоконником, левая – створка-дверь во весь рост. Только вела эта дверь не на балкон, а прямо во двор, на небольшую асфальтированную площадку у дома, на пол-метра заглубленную в грунт по сравнению с общим уровнем двора.

Пыли везде скопилось очень много. На полу она выглядела нетронутой – единственные видимые следы оставил только что сам Швед. Поскольку ни в комнате с кроватью, ни в кухне-столовой ничего похожего на книжный шкаф он не отыскал, вернулся в первую комнату, которую принял за кабинет – в силу того, что там стоял письменный стол. Старый, но не древний – шестидесятых, наверное, годов. Любой советский школьник за таким когда-то делал уроки; Швед – не исключение. В родительской квартире остался почти такой же.

Книжный шкаф нашелся в углу – увидеть его сразу мешала межкомнатная дверь. В открытом положении она шкаф попросту заслоняла. Поэтому добраться до него можно было только войдя в комнату и затворив дверь. Швед так и сделал, оставшись один на один с комнатой-кабинетом.

Самым странным было то, что вблизи не ощущалось никакой остаточной магии. По логике старая и явно не самая простая книга должна была светить в Сумраке будто прожектор портового маяка во тьме ночной, а в обычным мире эманировать так, что уж маг второго уровня (на пиках даже первого) это точно почувствовал бы. Но Швед не чувствовал ничего. Абсолютно ничего. Во всей квартире к магии имели отношение только два заклятья на входных замках.

Существовала, конечно, еще одна возможность. Что маг экстраординарной силы, сравнимый с Завулоном или Пресветлым Гесером, сотворил тут нечто такое, что Шведу и не по силенкам, и не по знаниям. Это вот основное Швед и равные ему по силе маги точно ни в жизнь не ощутили бы. Но зато вторичные следы могучих заклинаний пробивались бы в Сумраке, как свет из-под закрытой двери.

Однако в целом квартира ощущалась так, будто никакой магией дальше входа тут давным-давно не пахнет.

На всякий случай Швед еще раз сходил в Сумрак. И даже попытался уйти еще ниже, на второй слой – не очень, впрочем, настойчиво. У него не получилось. А когда-то ведь получалось – в первый раз от испуга, а потом пару раз нарочно, хотя и не очень уверенно. Размяк, обленился, потерял форму. Это неприятно удивило и, конечно же, огорчило.

Действительно расслабился он тут, в Крыму. Надо бы взять себя в руки и потренироваться хотя бы пару лет – главное, чтобы регулярно.

Потом Швед вручную пересмотрел книги в шкафу – все до единой. На всякий случай соблюдая осторожность, касаясь каждой только с верхнего торца.

В шкафу искомой старой книги не было. Сто процентов. А во всей остальной квартире ни одной книги вообще не нашлось, хотя Швед был прилежен и потому заглянул и в дубовый шифоньер в соседней комнате, и даже в кухонные шкафчики.

Бессистемно послонявшись по квартире еще минут десять и наугад заглядывая в самые немыслимые места (например, во входной электрощиток) он окончательно уверился: в этой квартире книги, о которой рассказал Кондор, нет. Совсем нет. Отсутствует. И никаких следов ее тоже не наблюдается.

Убедившись в этом, Швед решил уходить. Как и наметил с самого начала – другим путем, во двор. Перед белой стелопакетной дверью он благоразумно задержался, но, что его в очередной раз удивило, тут никакой магической защиты не стояло. Совсем. Даже простенькой петли, как на двери в подъезд.

Наверное, это должно было что-нибудь означать, но Швед никак не мог сообразить – что именно. Тихо матюкнувшись сквозь зубы, он канул в Сумрак, прошел сквозь дверь, сквозь решетку и оказался во дворе, маленьком и тихом.

Из под ног бесшумно шарахнулась кошка.

Он поднялся по очередным ступеням, покидая нишу перед домом, и уже там, наверху, оглянулся. Дверь, сквозь которую он только что прошел, потемки внутри покинутой квартиры и около дома – ничего не вызывало ни малейшей тревоги, все вокруг словно вымерло и замерло. И во дворе тоже было пусто, ни души. Ни в Сумраке, ни в обычном мире. Разве что кошка. Но у кошек, вроде бы, нет души. Жизней да, жизней девять. А душой создатель обделил.

«М-да, – скептически подумал Швед. – Интересно, как и кто все эти якобы истины выяснял – и про душу кошачью, и про жизни? Вращаемся в мире баек и суеверий. И ладно бы еще люди так жили – но ведь и Иные живут точно так же! Велика ли между теми и другими разница, если отбросить использование магии?»

Но как ее отбросишь? Кто хоть раз вкусил ее сладких плодов – вовек не откажется. И плевать, что ночь темна и полна ужасов, искушение магией все равно сильнее любых страхов.

Швед уже нацелился выйти в реал и окончательно уходить, но вспомнил о сумеречном подъезде. Отступив шагов на пять и внимательно всмотревшись, наконец понял о чем речь.

Правее заглубленной площадки, с которой Швед только что поднялся, виднелась еще одна, похожая. И, кажется, дверь там тоже была, внизу, в непроглядной мгле. Сумеречный подъезд, площадка перед ним, прилегающие части стен – все это тонуло в такой густой иссиня-черной тени, что рассмотреть подробности было невозможно. Выглядело это достаточно зловеще, чтобы совет Кондора не соваться туда показался исключительно мудрым и невероятно здравым.

Швед поспешно вышел из Сумрака и в последний раз огляделся. Двор как двор, припаркованные автомобили да буйная по маю южная зелень.

И он пошел прочь, невольно обдумывая ситуацию, в которую внезапно угодил. Не нашлось ведь книги! Неужели Кондор врал и нужно ему было нечто совсем иное? Или вампир действительно надеялся, что Швед благополучно добудет и вынесет книгу, порадует и его, и, наверное, Завулона, который как всегда держится где-то поодаль и с интересом наблюдает, как другие таскают каштаны из огня?

Швед с неожиданной тоской и остротой ощутил, как ему не хватает Лайка. Опытного, всезнающего... и сильного. Такого, что и Завулон его, не исключено, по-своему побаивался. Не в прямом смысле, конечно, а в том, что не всякую дыру решился бы им заткнуть, хотя лет двадцать назад киевская команда, в которую неожиданно зачислили молодого и мало что умеющего и понимающего Шведа, несколько раз знатно пошумела. И в Питере, и в Барселоне, да и чуть позже в Ашхабаде тоже, даром что туда команда Лайка ездила в несколько усеченном составе.

В целом московская верхушка часто полагалась на Иных из периферийных Дозоров – особенно там, где в процессе могло не слабо прилететь. Либо по магии, либо от европейских чинуш, по административке. Но, нельзя не признать, прикрывали всегда добросовестно, так что таскать из огня каштаны для суперов молодняку было очень интересно и в каком-то смысле почетно.

А вот с книгой сегодня вышло криво и неловко. Кондор может решить, будто Швед затеял какую-нибудь грязненькую игру и вознамерился добычу придержать. Открыться при разговоре, конечно, не проблема, но открываться старому вампиру – не самая лучшая идея в мире. Особенно, когда до Ивана Купалы осталось от силы месяц и магией пропитывается, кажется, даже сам воздух.

Швед вернулся по Годлевского до Шмидта и повернул направо, к площади Ушакова.

На Севастополь медленно оседал теплый майский вечер. Небо постепенно темнело, на нем еле-еле прорезались звезды, безнадежно проигрывающие оптическую схватку с городской иллюминацией.

Машинально свернув на Большую Морскую, Швед вдруг понял, что проголодался; а еще сильно хотелось пить. Взгляд сам собой остановился на вывеске «Барабуля-бара».

«А что? – решил он, воодушевляясь. – Пиво с жареной барабулькой – именно то, что нужно озадаченному Иному ранним вечером!»

И он решительно ступил на зебру, благо на светофоре как раз вспыхнул зеленый.

*** *** ***

Уснул Швед далеко не сразу, даже несколько бокалов пива не помогли – обычно после пива засыпалось легко и вольготно. Но сегодня никак не удавалось отрешиться от подробностей визита в дом на Годлевского.

Как-то все было не так. Швед никак не мог понять – что именно не так, но чутье подсказывало: где-то что-то в нынешней истории не вяжется.

В любом случае утром придется ехать в Балаклаву и убеждать Кондора, что книги в квартире не оказалось. Поверит? Не поверит? Скользкий вопрос.

Вроде бы и вины Шведу чувствовать не с чего. Однако глодало его изнутри, настырно и неотступно, словно нашкодившего пятиклассника перед кабинетом директора школы.

В конце-концов он отключился; снилось что-то тревожное и неприятное, но подробностей в памяти не осталось, только ощущение близкой беды, к счастью, не очень глубокое.

Проснулся он разбитым, нельзя сказать, что совсем уж невыспавшимся, но с явным и бесспорным недосыпом.

«Вот напасть! – подумал Швед с неудовольствием. – Свалилась же на голову работенка! Десять лет скучал, десять лет ждал – и на тебе, получи и распишись. Лучше бы и дальше скучал...»

По-хорошему, следовало посетить удобства и завалиться спать дальше – не исключено, что утром получится наверстать все не добранное ночью. Но тогда он опоздает на встречу с Кондором, а этого допустить было никак невозможно.

Поэтому Швед вяленько собрался, испил чаю и поплелся на Большую Морскую, на траверз кинотеатра «Победа», ожидать девяносто четвертую маршрутку-топик. В полусонном состоянии дождался, повисел до Острякова на поручне, а потом удалось занять сидячее место у окна, отчего он стал совсем уж откровенно задремывать. Наверное, так и продремал бы до самой Балаклавы, однако перед пятым километром в кармане внезапно тренькнул мобильник.

Обычно Швед чувствовал входящие звонки за несколько секунд до вызова, но сегодня мобильник натурально взбодрил.

Вскинувшись в кресле, выдернул трубку из кармана. Поставил «полог», провел ладонью по лицу, отгоняя сонливость, и только потом произнес:

– Слушаю!

Швед сразу почувствовал – это Кондор. Спроси: как именно почувствовал – не смог бы объяснить. Просто в какой-то момент стало очевидно: это Кондор. И все.

– Едешь? – требовательно спросил вампир.

– Еду. Минут двадцать еще.

– Везешь?

«Вот оно, – подумал Швед с досадой и болезненно поморщился. – Процесс доказывания что ты не верблюд начинается...»

– Нет, не везу. Пролет случился, понимаете ли...

– В смысле? – насторожился вампир.

– Не было ее там. Искал хорошо, все обшарил. Пусто.

Кондор некоторое время молчал. Швед ожидал, что он рассердится, станет раздраженно переспрашивать, однако этого не произошло. После короткой паузы Кондор неожиданно спокойно поинтересовался:

– Домик Юсупова знаешь? На другой стороне бухты, вглубь.

– Слышал, но не бывал. Хотя в целом представляю где это.

– Сегодня, как стемнеет. В тот самый час, когда силы зла властвуют безраздельно. Будь там.

И вампир сбросил вызов, не дожидаясь ответной реплики.

Швед отнял трубку от уха и мельком взглянул на экран – номер, как ни странно, определился. По изначальному префиксу – питерский Билайн, а чего там с ним ныне – гадать бесполезно.

Разговора окружающие не слышали, что естественно, но видеть им ничто не мешало. Как обычно не обошлось без пары-тройки косых взглядов разной степени презрительности. Да, человек с кнопочным телефоном по нынешним временам стал анахронизмом, но Шведу было плевать. К смартфонам он так и не привык. Уже и Ниночка прекратила его подзуживать по этому поводу – смирилась, видимо.

Топик свернул направо, к остановке перед «огурцом» – автомобильной развязкой на Балаклавском шоссе, местной достопримечательностью. Тут же, кстати, располагался и здоровенный вещевой рынок.

Спешить в Балаклаву теперь не имело никакого смысла. До полуночи еще прорва времени. Можно было спокойно выспаться, встать сильно после обеда и не торопясь стартовать... так нет же, рванул. И, разумеется, впустую. Досадно!

«А наведаюсь-ка я пока к Сидорову!» – внезапно решил Швед, вскочил с сидения и скорее метнулся к выходу пока двери открыты и топик не тронулся.

Сидоров жил за кладбищем Кальфа, на бывшей даче, а ныне частном домике, умеренно запущенном, посреди участка на четыре сотки, столь же умеренно заросшего сорняками. Обитал он в компании жизнерадостной мохнорылой псины и пары мизантропических котов, поскольку общества Сидорова никто, кроме зверушек, сколько-нибудь продолжительное время вынести не мог.

Швед зашел в придорожный магазинчик, закупился снедью и выпивкой, потом дождался двадцать пятую маршрутку и минут через десять вышел напротив кладбища – от «огурца» ехать было всего-ничего, пару остановок.

Кладбище было старое, заросшее, но ни в коем случае не заброшенное. Швед время от времени заезжал к Сидорову и все десять лет бывал здесь довольно часто. Предстояло уйти от главной аллеи, срезать угол и в конечном итоге на задах пролезть в дыру в заборе. А кладбищенский забор от домика Сидорова отделяло всего-то метров триста чистого поля. В непогоду тут, разумеется, возникала непролазная грязища, грузовик застрянет, но по сухому идти было одно удовольствие. Швед шагал, распугивая кузнечиков, вдыхал ароматы южных трав, слегка подпорченные нотками свежего навоза – местные даже коров держали. И коз тоже.

Еще на подходе стало понятно – у Сидорова гости.

В покосившейся беседочке сидели хозяин и незнакомый парень лет тридцати – тридцати пяти; на столе возвышались несколько бутылок вина, пара пустых стояли рядом со столом на земле. Жизнерадостная псина тоже сидела на земле, мордой к столу – елозила хвостом, подметая пыль, дожидалась чего-нибудь вкусненького.

В принципе, гости у Сидорова не считались такой уж редкостью. Захаживали иногда. Можно даже сказать – регулярно. Не в одиночку же Сидорову пить? Некоторых Швед знал, некоторых – нет. Сегодняшнего – не знал, и в этом тоже не было ничего удивительного. Удивило Шведа другое.

Незнакомый парень был Иным. Темным Иным. Судя по ауре – магом. Притом, что сам Сидоров был обычным человеком и о существовании Иных ни Швед, ни кто либо еще ему никогда не сообщали.

– О! – обрадовался Сидоров. – Швед! Вовремя ты!

Сидорова Швед знал еще по прошлой, украинской жизни. Когда-то Сидоров жил в Луганске и руководил небольшим частным издательством, выпускающим в основном фантастику, а читать фантастику Швед с детства очень любил. На том и познакомились. С началом войны Сидоров, как и многие, откочевал в Крым, в Севастополь, поскольку тут имелись общие знакомые по той же фантастической тусовке. Издательские дела с некоторых пор шли не очень – в смутные времена людям не до книг. Многим просто прокормиться бы. Швед знал, что полиграфия сидоровская продается ни шатко, ни валко; возможно Сидоров с ней вообще завязал и перебивался то ли редактурой, то ли чем-то подобным. Поэтому в гости к нему Швед всегда ходил не с пустыми руками, а с провиантом, да с таким расчетом, чтобы не все схарчить во время посиделок, а чтобы и хозяину осталось на пару-тройку дней. Выпивка после посиделок почему-то не оставалась никогда; напротив, все время приходилось бегать за добавкой, благо прямо на территории бывших дач предприимчивые аборигены организовали нечто вроде торговой палатки широкого профиля а-ля начало девяностых, где продавалась всякая всячина, от ликера «Амаретто» до игральных карт и презервативов. Ликерами, впрочем, в упомянутой палатке не торговали, зато водка, вино и пиво наличествовали в ассортименте.

– ЗдорОво!

Швед поручкался сначала с хозяином, потом с гостем – крепеньким и кряжистым, практически квадратным мужичком с моряцкой татуировкой-якорем на левом плече.

– Знакомьтесь! Это – Паша! А это Швед!

От внимания Пашки явно не ускользнул тот факт, что Швед прореагировал на якорь.

– Не моряк ли? – в лоб, без затей поинтересовался гость.

– В какой-то мере, – не стал юлить Швед. – Яхтсмен.

– О, так за это надо! Но только после того, как выпьем за знакомство!

Сидоров уже наливал, материализовав откуда-то третий стакан – классический советский гранчак. Швед тоже такие любил.

Пили обыкновенный, даже не марочный, портвейн Солнечной Долины. Как раз идеально подходящий к стаканам.

«Елки-палки, – расчувствовался Швед. – Прямо как в школьном дворе перед выпускным...»

Выпили и за знакомство, и за хозяина, и третий за тех, кто в море, ясное дело. Ну, а дальше все пошло по классике. Говорят, что если два военных, даже если они видят друг друга впервые в жизни, за четверть часа не обнаружат общих знакомых – значит один из них стопроцентно иностранный шпион. С моряками, чтоб вы знали, та же фигня.

– Из Керчи? – ответил Швед на очередной вопрос. – Конечно знаю! Юру Алексина, например, на водолазе старпомом когда-то был. Сейчас, небось, уже капитанит!

– Точно! Капитанит! Только не на СБ-4, а на РВК теперь, это тоже водолаз. Внутренний позывной – крейсер «Неподвижный»!

Пашка от души заржал. Швед тоже засмеялся:

– Чего, давно в ремонте?

– Да там перманентный ремонт! Как завещал Жванецкий!

Пашка снова рассмеялся – весело, с готовностью.

– Я сам больше на лоцман-боте. Он, хвала Посейдону, поновее, ни одной капиталки еще не пережил.

– Так это ж хорошо, – вздохнул Швед. – На новой посудине оно всегда приятнее...

Тут он вспомнил еще одного керчанина:

– Да, еще в портофлоте радиста одного знал, на косе как-то отдыхали в палатках. Андрей Старов его зовут, – сообщил Швед и потянулся к нарезанному дольками яблоку, загрызть принятое. – Только я его давно не видел, с десятого года, как мы вокруг Крыма проехались каботажкой.

– Старов? На косе? На «Комариной Плеши», что ли? – немедленно оживился Пашка.

– Да! Там фантасты собирались несколько лет подряд.

– Е-мое, так я там тоже бывал! Я и сам Старов, чтоб ты знал. А Андрей – мой брат. Старший.

Швед даже жевать перестал. В целом все сходилось – насколько он помнил, Андрей не раз упоминал, что у него есть брат, и вроде бы даже имя называл. Но чтобы вот так внезапно встретить человека, бывавшего на «Плеши»...

Андрей Старов Иным точно не был. С ним Швед общался довольно плотно, и не один год. Никаких признаков. Но в целом это не было редкостью, когда у одного из братьев обнаруживались задатки Иного, а у другого – нет. Кроме того, даже обычного человека мог инициировать низший Темный – чаще всего вампир или оборотень. Но Паша был явным магом. Пожалуй, что старый высший вампир (вроде того же Кондора-Юсупова) или оборотень уровня реликта Хены смог бы притвориться Иным слабее Шведа. Но не магом же?

Нет, с Пашкой явно не тот случай. Он врожденный Иной-маг, добровольно склонившийся ко Тьме. Довольно слабенький, уровня примерно шестого-пятого. Швед в момент инициации был таким же, но тогда ему еле-еле исполнилось десять лет от роду. К совершеннолетию Швед окреп и телесно, и магически, а годам примерно к тридцати вплотную подобрался ко второму уровню Силы, который в дальнейшем иногда перешагивал – сумел же он как-то прорваться на второй слой Сумрака? Туда прорваться – это честный первый уровень, выше только маги вне категорий и Великие. Есть чем гордиться. И есть куда расти.

Что же до дня сегодняшнего – иностранным шпионом ни Швед, ни Пашка Старов совершенно точно не являлись, за что все немедленно и прилежно выпили.

Вскоре Сидоров удалился на кухню – настрогать и разложить по мискам принесенные Шведом копчености, овощи и хлеб. Дебелого бройлера Сидоров самостоятельно раздирать на части не решился – так и принес в итоге на блюде целиком, кверху окорочками. Но пока хозяин отсутствовал, Швед успел перемолвиться с Пашкой на запретную для людей тему.

– Брат твой Иным не был, – заметил Швед негромко. – Давно тебя инициировали?

Пашка изменился лицом и поставил на стол стакан.

– А... ты тоже?

Швед не носил сколько-нибудь действенной защиты, но, как оказалось, банальной «сеточки» от случайного чужого воздействия оказалось достаточно, чтобы начисто заслониться от Старова-младшего.

– Как видишь... – Швед пожал плечами.

– Меня года три назад, – сообщил Пашка торжественным полушепотом. – Есть один знакомый. Актер в нашем театре. Никогда бы не подумал, что он... такой. Есть, говорит, в тебе задатки, давай с интересными людьми сведу? А мы тогда как раз сидели побухивали, точь-в-точь как сейчас, только в театре, в гримерке. Я и согласился. Ну, и отвел он меня... К одному старичку-магу. Это я потом уже понял, что он маг, поначалу вообще ни во не врубился, понятное дело. Самое смешное, что они Светлые оба – и знакомый мой, и старичок. А я в итоге как-то незаметно ко Тьме склонился. Сам толком не понимаю почему. А... ты давно?

– Я давно, – вздохнул Швед. – Еще при Брежневе.

– Значит, на «Плешь» ты уже Иным приезжал?

– Ну, а как ты думаешь? На первую я не попал, в морях пропадал, а на вторую как раз и заявился, в восемьдесят восьмом.

Пашка вздохнул, вспоминая:

– То-то мне уши насквозь прожужжали, как на некоем монстре из Николаева все девчонки висли...

– Да, прям, так уж и все! Люди обожают преувеличивать. К тому же, на «Плеши» сплошь фантасты... Ты вот лучше что скажи: Сидоров о тебе, случайно, не в курсе?

– Нет. А должен быть в курсе? – удивился Пашка.

– Мало ли... Я ему тоже не открывался. Пожалуй, так и оставим.

– Я вообще никому не говорил. Даже брату. Жаль, что он в этом смысле оказался безнадежен. Вдвоем легче было бы. Я никак не привыкну...

– Научился чему-нибудь полезному?

– Да... Но по мелочи, бытовухе в основном. В Сумрак ходить, глаза отводить, здоровье поправлять. Актер мой Светлый скрепя сердце обещал с практикующей ведьмой познакомить – вроде есть одна заядлая театралка. Дружбы они, сам понимаешь, особой не водят, но здороваются. А раз уж я стал Темным, не Светлому же магу меня обучать?

– Это понятно...

«Да, – подумал Швед с легкой горечью. – Вот она беда провинциальных городов: Иных и поучить толком некому. Это в столице настоящие школы для свежеинициированных существуют – у Темных своя, у Светлых своя. Даже в Питере с этим беда, по другой, правда, причине, но все-таки! Опять Москва впереди России всей».

– Сманить тебя, что ли, с твоего лоцман-бота? – не очень уверенно предложил Швед. – Я, конечно, не супер, но кое-чем поделиться могу. В Дозоре оперативником служил, многому научили.

– А и смани! – охотно согласился Пашка. – Для начала – в отпуск. Я еще прошлый не отгулял, могу два подряд оформить. С некоторых пор это просто!

И он многозначительно подмигнул.

Тут разговор пришлось прервать, поскольку явился Сидоров с курицей. Потом сбегал в дом еще раз и принес остальное.

– Ну, что, гости дорогие, продолжим? Наливай, Пашка!

Пашка налил. И время потекло на удивление незаметно. Потом, конечно же, пришлось ходить в местный ларек за добавкой, уже в сумерках, а около одиннадцати Швед решительно поднялся и стал прощаться. Пора было снова пройти через кладбище к трассе и вызывать такси.

Напоследок Швед и Пашка обменялись телефонами.

«Не помешает, – размышлял Швед, пролезая сквозь заборную дыру. – Много ли я крымских Иных знаю? Сегодня – плюс один. Вдруг и правда сманю...»

*** *** ***

Из такси Швед вышел загодя, у камня-памятника с якорем, в самом начале бухты. Левый ее окоем был богато и празднично подсвечен – сплошные ресторанчики, кафе и отели. Играла музыка, гуляли люди. До полуночи оставалось минут пятнадцать, самое курортное время.

Правая сторона, она же Таврическая набережная, со всем этим великолепием сильно контрастировала. Печать былой индустриальности и нынешней заброшенности чувствовалась здесь очень остро. Слева, со стороны воды – забор с колючкой поверху, справа – дикий склон холма, темный и мрачный.

Швед быстро пошел вперед, сначала мимо забора, потом вдоль бывших гаражей с забранными свежей кирпичной кладкой воротами, мимо входа в тоннели советской базы подлодок, мимо строек и ветхих пакгаузов, чьи стены покрывали многослойные граффити. Дорога изгибалась и вилась, повторяя очертания бухты и облизывая углы ближних к воде зданий.