Текст книги "Самое таинственное убийство"

Автор книги: Владимир Михановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Где?

– Вон, возле шведской стенки. Оба вгляделись, но разобрать ничего нельзя было.

– Эй, приятель, ты кто такой? Откликнись, – громко произнес Александр, но ответа не последовало, только глухо охнуло эхо пустынного зала.

– Похоже на призрак, который я видел в кабинете Завары, – шепнул марсианин. – Но теперь хоть, слава Богу, у меня свидетель есть. – Сейчас мы разберемся, что это за призрак, – сказал Делион и решительно шагнул к шведской стенке.

Фигура не шевелилась.

Внезапно отворилась дверь и в зал вбежал Мишель в тренировочном костюме.

– О, вечные партнеры, светила мудрости! П.-привет, – бросил он им.

– Привет, молодое поколение, – ответил Делион.

– Здравствуйте, молодой человек, – откликнулся марсианин.

– Решили гимнастикой подзаняться? Рекомендую тренажер. К… космический! – С этими словами Мишель, к ужасу марсианина, направился прямо к подозрительной фигуре, застывшей у шведской стенки.

Существо оказалось всего-навсего курткой, забытой им на перекладине. Мишель озабоченно сунул руку в карман куртки, нащупав там какой-то предмет, и лицо его просияло.

– П… память дырявая, – прокомментировал он свои действия.

– Рановато, молодой человек, – сказал Рабидель. – У вас должна быть память, как у белкового.

– Куда мне до них! – улыбнулся Мишель. – Кстати, не увлекайтесь тренировками: через несколько минут в гостиной общая трапеза! – С этими словами он удалился, прихватив куртку.

– Ущербный парень, – заметил марсианин, когда дверь за Мишелем закрылась.

– Он в семье, похоже, не исключение.

– А раньше казалось – абсолютно благополучная семья.

– У каждой семьи свой скелет в шкафу, – выдал Делион очередной афоризм.

Они рассматривали космотренажер, стараясь разгадать принцип его действия, когда ударил гонг, созывающий всех в гостиную.

– Итак, Сильвина продолжает играть роль гостеприимной хозяйки, – прокомментировал Рабидель. – А я уже, признаться, проголодался.

– Так или иначе, время до полудня мы убили.

– В соответствии со словами покойного Завары, – закончил марсианин.

Когда Делион и Рабидель вошли в гостиную, остальные были в сборе.

– А вот и наши шахматисты. Теперь полный комплект, – облегченно вздохнула Сильвина. Она сделала знак сервороботам, которые начали разносить блюда.

Сильвина сидела на том же месте, которое занимала во время юбилейного празднества.

Стул рядом пустовал.

Все четыре видеостенки были включены – впервые после трагической ночи. Сделать это попросил хозяйку Филимен. Впрочем, у Сильвины хватило такта сменить ролик со шведским королем, вручающим Заваре премию.

– Ты неуловима, моя прелесть, – негромко сказал Арсениго, обращаясь к сидящей рядом Даниель. – Я сегодня прождал тебя полдня, и напрасно.

– Это где ты меня ждал?

– В засаде.

– Мы не договаривались о встрече.

– А разве договаривается с дичью охотник?

– Ты не охотник, а я не дичь, – повысила Даниель голос. Гурули беспокойно заерзал, но в общем шуме голосов их разговор не был слышен.

Между тем серворобот дошел и до них. Арсениго вознамерился положить соседке еду.

– Не надо, Арсени, – попросила Радомилич. – Я и так от безделья растолстела, скоро в платье не влезу.

– По тебе не скажешь.

– Охотник должен быть наблюдателен!

В середине трапезы Даниель поднялась и хлопнула в ладони, требуя внимания.

– Мы живем здесь, словно послушники в монастыре, – начала она. – Не знаю, как кому, а мне это не нравится.

– Она тут стала бойкой особой, – шепнул марсианин приятелю.

– Что же предлагается? – громко поинтересовался Делион.

– Поднять общий дух, иначе мы все свихнемся. Давайте проведем в гостиной вечер, и назовем его… ну, скажем, вечер первого снега.

Мартина и Эребро переглянулись.

– Идея недурная, – поддержал марсианин.

– Вечер – это п…прекрасно, – оживился Мишель, не отрывая глаз от Радомилич.

– И какова его программа? – спросил Делион.

– Я берусь организовать чаепитие по-восточному. А дальше – вольная импровизация.

– Скажите еще – танцы, – в сердцах бросила Сильвина.

– Я и в танцах не вижу ничего дурного, – невозмутимо ответила Даниель. – Тем более, среди нас имеются признанные мастера этого жанра.

Хозяйка побледнела. Как эта мерзавка смеет так вести себя в чужом доме? Гм, чужом… И почему до сих пор Филимен не появился?

– Можно так: каждый расскажет самый интересный эпизод из своей жизни, – предложил Рабидель.

– Чай, чай, – пробурчал негромко Делион, ни к кому не обращаясь. – У меня это тибетское зелье с некоторых пор в печенках сидит!

Предложение Радомилич не вызвало единодушия – мнения разделились.

…Сильвина слушала жужжание голосов, как сквозь вату. Тревожное чувство, охватившее после утреннего разговора с Филименом, не покидало ее. Даже выходка Даниель, намекнувшей на ее кафешантанное прошлое, не особенно зацепила Сильвину. В другой раз она, конечно, поставила бы дерзкую выскочку на место.

Иногда взгляд Сильвины скользил с одной видеостенки на другую, но в сюжеты она не вникала. Реплики киногероев и тех, кто сидел за столом, сливались для нее в нестройный шум.

Как это ни противоестественно, вынужденное пребывание под одной крышей сблизило этих людей, по мнению Рабиделя. Вчера он сказал ей: «Мы здесь живем как одна семья». Хороша семейка, один из членов которой – убийца ее мужа!

Ну, а ее-то семья, – разве она была намного лучше? Немало успела передумать она бессонными ночами, ворочаясь с боку на бок, с тоской поглядывая в окно, за которым никак не хотел разгораться рассвет. Часто вспоминала прошлое, когда Арни был жив.

Все попытки уйти от тягостных дум ни к чему не приводили: ни теннис дурацкий с сервороботом, ни общие трапезы в гостиной, на которые она положила столько сил. Ни к чему не приводили и попытки помириться с детьми.

Однажды, когда часы прокуковали полночь, Сильвина проснулась, как от толчка. Стараясь унять сердцебиение, прислушалась. Тишина стояла плотная, слежавшаяся. Дом, казалось, вымер. Вот подняться бы сейчас и как есть, босиком, побежать к детям – Мартине и Мишелю. Когда началась ее разобщенность с ними, из какого пустякового конфликта выросла? Неважная она была мать, да и жена тоже.

Обед приближался к концу, когда средняя дверь внезапно открылась, разорвав грохочущий экран, и в гостиную вошел Сванте Филимен. Разговоры смолкли, все взоры устремились на вошедшего. Лицо сыщика было по обыкновению замкнуто, глаза смотрели спокойно.

– Приветствую всех, – сказал он.

Хозяйка пригласила его к столу, но Филимен отказался под тем предлогом, что не голоден.

Выйдя на середину комнаты, он произнес:

– Я хочу сообщить о ходе следствия.

Наступила мертвая тишина, прерываемая стуком положенных на стол вилок и ножей.

– Хочу проинформировать всех, без исключения. Несколько позже вы поймете почему.

– Недурно, Сванте, было бы сделать это раньше, – позволил себе замечание Делион, как ментор.

– Раньше у меня было несколько версий. Теперь осталась одна, наиболее вероятная…

Филимену бросилось в глаза напряженное лицо Мишеля, вдруг покрывшееся мелкими капельками пота. Сыщик, хотя и собрал по следствию огромное количество информации, подвластное лишь компьютеру, знал не все. В частности, ему не было известно, что у Мишеля в последние дни выкристаллизовалась собственная, в высшей степени экстравагантная гипотеза о том, кто является убийцей его отца. Этой гипотезой он еще ни с кем не успел – или не решился – поделиться. И теперь всеми фибрами исстрадавшейся души Мишель жаждал либо подтверждения, либо, наоборот, опровержения своей гипотезы.

– Итак, кто же среди нас убийца? Кто выстрелил в Завару? – не сдержался Арсениго.

– Пока есть только версия, хотя и наиболее вероятная. Вероятность необходимо перевести в достоверность. Надеюсь сделать это в ближайшее время, но мне не достает нескольких деталей.

– Откуда они возьмутся? – спросил Рабидель.

– Мне поможете вы, здесь присутствующие. Детали могли сохраниться только в вашей коллективной памяти. Каждый должен будет сосредоточиться и припомнить ночь убийства, мельчайшие подробности посещения кабинета Завары.

– Каждый из нас и так рассказал вам все, что знал, – подала голос Мартина.

– Это вам только кажется. Остались нетронутые уголки памяти.

– Я, например, ничего не скрывала… – пожала плечами Сильвина.

– Я не ставлю под сомнение вашу добросовестность. Речь о другом. Человеческая память – хитрая штука. Любит припрятывать информацию, как бы про запас. Мы извлечем ее, но только коллективными усилиями.

– Может быть, Сванте, вы собираетесь допрашивать нас под лучами, подавляющими волю? – сказала Даниель. Она не далее, как нынешней ночью прочла детектив, подсунутый Мишелем, где излагался именно такой метод допроса.

– Нет, – покачал головой Филимен. – Нужную информацию я получу методом мозговой атаки.

– П… простите, а что это такое – мозговая атака? – спросил Мишель.

– Вы, подготовившись, соберетесь вместе, я буду задавать вопросы, а вы – без промедления отвечать на них. Это и будет пробуждение вашей коллективной памяти.

– Выходит, нам предстоит последний штурм твердыни, – произнес Делион.

Сильвина спросила:

– А где будет происходить этот самый… бой?

– Здесь, в гостиной. За этим самым столом, при работающих видеостенках. Обстановка должна быть такой, как в ночь убийства.

– Когда это будет? – спросил нетерпеливо Гурули.

– Сегодня вечером.

– А я предлагала сегодня вечером совсем другое, – заметила Даниель. – Значит, не судьба провести нам вечер первого снега…

– Но какова же ваша версия, Сванте? Кто стрелял в Завару? – спросил марсианин.

– Об этом я сообщу позже. – Филимен внимательным взглядом осмотрел присутствующих.

Мартина вертела в руках прозрачный стаканчик с подтаявшим мороженым, не замечая, как белая жижа проливается на скатерть. Сидящий рядом с ней Эребро неподвижностью напоминал мраморное изваяние Аполлона. Рабидель с Делионом обменялись многозначительным взглядом, словно им было известно нечто, скрытое от других. Мишель побледнел, как мел. Сильвина в задумчивости барабанила пальцами по столу. Один только Арсениго сидел с безмятежным выражением, словно все происходящее его не касалось, и смотрел не на сыщика, как остальные, а на Даниель, как будто кроме них двоих в гостиной никого не было.

– До вечера у вас есть время все продумать, – сказал Филимен.

– А если кто-то скажет неправду? – спросил Делион. – Или утаит то, что знает?

– Этого никому не советую. Неправда тут же выплывет при перекрестном опросе.

После ухода Филимена снова вспыхнул шум.

Кто-то выражал радость, что наконец-то наступила определенность, другие выглядели угнетенно.

Обед был позабыт. Стулья с шумом отодвигались, люди сбивались в группки, обменивались впечатлениями, обсуждали необычное предложение Филимена. Выбрав момент, когда Даниель осталась одна, Мишель подошел к ней.

– Понравилась книга, Дани?

– Спасибо. Знаешь, я в первый раз в жизни так увлеклась чтением.

Мишель вспыхнул от радости.

– Я тебе еще принесу. Такую книгу припас…

– Не надо, не заходи, что-то читать расхотелось.

– Дани, пойдем, прогуляемся, – предложил он, набравшись решимости.

– Забыл, что мы взаперти? – она насмешливо посмотрела на него. – Куда тут пойдешь? Разве что во внутренний дворик, а на тебя со всех сторон в окна смотреть будут.

– А пусть смотрят!

– Нет уж, спасибо.

– О, ты не з…наешь нашей виллы, – загорячился Мишель. – Я п…покажу тебе под домом целый подземный городок: п…подвалы, склады… Я даже пытался в детстве карту подземных помещений составить, да запутался.

– В детстве? Думаю, это было не так давно.

– Мне скоро стукнет…

– Знаю, знаю, все равно я для тебя старуха.

– Ты всего на год старше меня, – возмутился Мишель.

– Может, на год, а может, и нет.

– Что-то не пойму. Ты о чем, Дани?

– Арнольд однажды объяснял мне, что время – понятие условное. Оно может то сжиматься, то растягиваться, как пружина. И еще он говорил, что если случайно попадешь в параллельное пространство, время там течет иначе…

– Но мы-то с т…тобой в одном пространстве, и вообще п…причем здесь мой отец?!

– О, у нас зубки прорезаются.

– Дани, нам надо серьезно поговорить. – Мишель увидел приближающегося к ним Арсениго и замолчал.

Решимость, которую Мишель копил в себе долгими днями, при виде Гурули улетучилась, словно воздух из продырявленного воздушного шарика.

– А я так ждал, что будет вечер первого снега! – сказал Арсениго. – Самый интересный случай в моей жизни вспомнил, чтобы всем рассказать.

– Да, вечером нам предстоит развлечение другого рода, – заметила Даниель.

– А по-моему, м…мозговая атака, или штурм, – это жутко интересно! – воскликнул Мишель.

– Вот иди и готовься! – посоветовал Арсениго. – На два слова, – обратился он к Даниель и, взяв ее под руку, отвел в сторонку.

– Что это значит? – спросил он. – Ты на младенцев перекинулась? Имей в виду, я не мяч, который можно футболить.

– Я никому не даю отчет.

– То ты за этим сыщиком бегала, теперь – этот мальчишка, у которого молоко на губах не обсохло.

– Тебя это не касается.

– Ошибаешься.

– Какие у тебя права на меня?

– Право любви.

Запомни, Арсениго: для меня существует только взаимная любовь. Другой я не признаю.

Гурули крепче сжал ее локоть:

– Дани, нам нужно серьезно поговорить.

– Всем со мной охота поговорить. Надо же!

Мы с тобой можем неслыханно разбогатеть, если будем действовать заодно. Надеюсь, ты догадываешься, о чем я говорю.

У меня голова болит. Давай оставим серьезные разговоры на завтра.

– Даниель!

– Как ты можешь всерьез относиться к этому мальчику, Мишелю?

– Все мужчины – враги.

– Ему до мужчины далеко… Был у меня в комнате, книгу приносил. И представляешь, что сотворил?..

– Говори, – сжал кулаки Арсениго.

– Совсем не то, что ты подумал. Мою фотографию стащил. Совсем ребенок, нельзя к нему относиться серьезно.

– Все, что связано с тобой, я воспринимаю серьезно, – отрубил Арсениго и сжал ее локоть так, что она вскрикнула:

– Синяк оставишь!

– Это на память.

Когда нахальный физик увел Даниель, Мишель, в расстроенных чувствах, отправился бродить по вилле. Его угнетала главная мысль, которой он так и не успел ни с кем поделиться. Странно, он расстался с Даниель пять минут назад, а уже не может представить ее лица. Она изменчива, как облако, как Протей. Пожалуй, к лучшему, что он не успел ей сказать то, что задумал. Иногда она так насмешничает над ним, что готов надавать ей пощечин. С кем еще можно поделиться? С матерью? В последнее время она изменилась, стала мягче… Надолго ли? И не актерство ли это? Мартина, Эребро? Нет, они поглощены только собственными проблемами. Хотя сестра его наверно поняла бы… Нужно во всем признаться Филимену. Но только потом, потом… Уж очень боязно глядеть в его немигающие глаза, словно с обрыва в реку бросаешься.

Мартина лежала, натянув до подбородка полосатый плед, когда в дверь постучали.

– Войдите, – сказала она. – А, это ты, Мишель? А я подумала…

– Сосредоточиваешься для мозговой атаки?

– Нет, так прилегла. Знобит немного.

– Я должен сообщить тебе одну вещь.

– Бьюсь об заклад, какую-то тайну, – слабая улыбка тронула ее губы. – Когда Сванте появился в гостиной, ты так смотрел на него… словно завороженный.

– Не смейся.

– Бог с тобой, Мишель. Я не смеюсь. Так что, собственно, произошло?

– Т-ты заметила, как я глядел на Филимена. А вот как он на меня смотрел, ты обратила внимание?

– Как на всех.

– Нет, на м… меня по-особенному. Он ожидал от меня п… признания.

Она рывком села:

– Какого признания?

– Мартина, мне к… кажется, это я убил отца.

В одной рубашке она соскочила на пол, следом соскользнул плед, улегшись у ног пестрым клубком. – Что значит – «мне кажется»?

Мишель опустил голову.

– Говори! Говори все! – схватила она его за безвольную руку.

– Понимаешь, Марти, после той ночи… П…после той проклятой ночи, когда мы все, как сумасшедшие, бегали в кабинет отца, смотреть, как работает будатор… У меня появились провалы в памяти.

– Провалы?

– Да. Необъяснимые. Вдруг в мозгу вспыхивает картина, виденная в глубине шара… П… потом накатывает голубое сияние, которое окружало сферу. И – черный п…провал. Какой-то промежуток времени полностью выпадает из памяти. Я хожу, разговариваю, но п…потом абсолютно ничего не могу припомнить. Мне кажется, в таком вот состоянии, при выключенном сознании, я вошел в к…кабинет и выстрелил в отца.

– Ты с ума сошел!

– Боюсь, что да, – с потерянной улыбкой подтвердил Мишель.

– Давай попытаемся разобраться. Отец был один, когда ты вошел в кабинет?

– Говорю же тебе, я ничего не помню, – с отчаянием произнес Мишель.

– Ну, хорошо. Тогда попытаемся восстановить события. Ты вошел. Предположим, он был один. Сидел за письменным столом, вероятно, записывал наблюдения, связанные с будатором. Револьвер лежал на столе. Ты подошел, взял его… Так?

– Так.

– Сделать незаметно ты это не мог, ведь оружие лежало перед отцом. Все это нам известно от Филимена. А теперь давай рассуждать логически: он ведь должен был насторожиться, когда ты взял регельдан?

– Вовсе нет. Наоборот, отцу и в голову не могло п…прийти, что я выстрелю в него.

– Верно, – согласилась Мартина и поправила рубашку на груди.

– Понимаешь, у меня отключилось сознание.

– Ну да, и в игру вступило подсознание. Сон разума порождает чудовищ…

Брат и сестра дружили, и Мартина многое знала из тайной жизни Мишеля. Знала, что Мишель ревновал отца к Даниель. Кроме того, брат хорошо относился к Эребро и очень переживал, когда отец по непонятной причине уволил жениха Мартины.

Теперь они обсудили все это, вспомнили еще случаи отцовской несправедливости и самодурства.

– П…послушай, все это так! – воскликнул Мишель. – Но это же не основание, чтобы я п…пустил пулю в собственного отца, да еще подло, в затылок!

– Тем не менее, отец убит.

– Что же делать? П…пойти к Филимену и все рассказать, п…пока он не назвал меня сегодня вечером?..

В комнату вошел Эребро.

– Привет, – сказал он. – Пьесу репетируете? Я еще в коридоре услышал ваши голоса…

– Такую пьесу, что не дай Бог, – ответила Мартина и вкратце рассказала Эребро о страшном признании Мишеля.

– Святой космос! – воскликнул Эребро. – Я знаю, такие провалы в сознании бывают у фертачников. Ты, часом, не фертачил?

– Никогда.

Мартина, оденься все-таки, – посоветовал Эребро и снова обратился к Мишелю: – А еще такие провалы у тебя бывали?

– Да. Сегодня утром.

– Расскажи подробнее.

– Я решил размяться немного на тренажере. Пошел в гимнастический зал. П…помню еще, там мама оказалась… П…поговорили. П…потом я куртку сбросил, вот эту, вошел в тренажер, задал ему программу. И дальше – провал.

– С кем общался? – спросила Мартина, накинувшая на плечи плед.

– Не помню.

– Это мы выясним, расспросив других, – решил Эребро. – А что произошло, когда память вернулась?

– Это я помню, но смутно, как во сне. П…пришел в себя на верхней галерее. Кто-то открыл окно, и я чуть не околел от холода. Он и привел меня в чувство. Я лежал навзничь на полу, в окно сеялся снег и падал мне на лицо. Я был без куртки. П… первой мыслью было – где мог обронить ее? Дело в том, что в кармане ее лежал… – Мишель замялся, – лежал важный документ.

– Какой еще документ? – спросил Эребро.

– Ну, очень важный…

Оставь его, Эреби, – сказала Мартина, догадывавшаяся об истине. – Это к делу не относится.

Мишель перевел дух.

– Припомнился тренажер, гимнастический зал, – продолжал он. – Побежал туда. Матери в зале уже не было, зато там оказались Рабидель с Делионом… К… кажется, надерзил им…

– А куртка? – спросил Эребро.

– Куртка, к моей радости, оказалась в зале. Видимо, там я ее бросил – это припомнилось уже потом.

Мартина спросила:

– Документ не пропал?

– Не пропал.

– Он хочет пойти к Филимену и рассказать, что считает себя убийцей, – сказала Мартина.

– Не торопись, Мишель, – посоветовал Эребро. – Ведь тот факт, что именно ты выстрелил в отца, еще не доказан. В твоем рассказе для меня многое не ясно. Подожди до вечера. И постарайся припомнить все, до мельчайших деталей, как советовал Сванте.

– Подождем мозговой атаки, – заключила Мартина.

* * *

Хотя марсианин с Делионом держались спокойно, они были взволнованы необычным предложением сыщика не меньше других. Перебирали в памяти каждое слово, произнесенное Филименом, стараясь отыскать в нем скрытый смысл.

– Мозговой штурм – штука обоюдоострая, – покачал головой Делион.

– В старину этим методом пользовались для решения сложных научных проблем.

– Но потом от него отказались.

– Да, метод обоюдоострый. Он может привести к непредсказуемым результатам, запутать задачу.

– Откуда пришла Филимену мысль применить мозговую атаку? Боюсь, здесь есть доля моей вины.

– Ты советовал ему?

– Нет, в вопросах следствия Сванте ни с кем не советуется. Я – только ментор по физике. И рассказал ему однажды об этом методе, который применяли ученые прошлых веков.

– Пожалуй, замысел Филимена интересен.

– Мозговой штурм в уголовном расследовании? Ерунда.

– Но почему? Задачу вполне можно математизировать, как систему уравнений со многими неизвестными.

– Доживем до вечера. Тогда увидим, что даст Филимену его метод. Ну, а если сыщик потерпит провал, или его занесет не туда, – будем действовать, как договорились. Возьмем всю ответственность на себя. Атамаль, Атамаль, мне тебя очень жаль…

– Что это ты себя жалеть вздумал?

– Не только себя. И тебя. А может, и еще кое-кого, – несколько загадочно произнес Александр.

– Наоборот, радоваться надо, что приходит конец неопределенности. А заодно, я надеюсь, и нашему заточению.

– Когда идет штурм крепости, может ведь и невинный пострадать… Сыщик-то наш со странностями, и притом он в единственном лице представляет для нас Фемиду.

Они сидели, отдыхая, на бортике электромагнитного бассейна.

Рядом лежали, небрежно брошенные, плоскости для серфинга. Там, внизу, в глубине бассейна клубились эфемерные силовые волны, по поверхности которых пробегали радужные блики. Гребни самых высоких волн были украшены белым подобием пузырящейся пены.

– Даже не верится, что мы живыми из этой каши выбрались, – показал марсианин вниз.

– Вот так бы нам из другой каши выбраться. Ты где загорел так? Под солнцем Красной планеты?

– У нас так не загоришь, солнышко на Марсе суровое. Это я проводил опыты со временем и попал однажды в переделку. Замкнутая петля времени выбросила на тропический остров в океане. Спасибо, что земном. Этакий новоявленный Робинзон. Представляешь? Ни деревца, ни кустика, ни травинки. Представляешь? А солнце жжет, как сумасшедшее. Едва не сгорел. Спасся чудом – заметили с пролетающего орнитоптера. Но что-то с пигментацией произошло – с тех пор загар не проходит.

– И лицо у тебя, словно обожженное. Обратись в косметический центр, есть такой в мегаполисе.

– К чему? – махнул рукой марсианин. – Пусть внешностью занимаются молодые. Те, кто вокруг Даниель увивается.

– А шрамы на теле там же, в петле времени, получил?

– Да, – ответил Рабидель и помрачнел.

Они оделись и направились к выходу. Потолок над бассейнами представлял собой купол, имитирующий небо. Ночью на нем проступали звезды, проплывала луна, можно было видеть и планеты. Сейчас над двумя физиками роились в утреннем небе кучевые облака.

– У меня из головы не выходит одна фраза Филимена, – нарушил молчание марсианин.

– Какая?

– Помнишь, что он ответил, когда кто-то спросил, долго ли нам еще сидеть взаперти на вилле?

– Помню, конечно. «Ваше заточение скоро кончится». Я эти слова мысленно повторяю, как молитву, – усмехнулся Делион.

– А ты не очень наблюдателен, Атамаль. Он сказал – «вашему», значит, имел в виду всех обитателей виллы. Выходит, Завару убил кто-то со стороны.

– Это невозможно!

– Так получается.

– Случайная обмолвка!

– У Сванте Филимена обмолвок не бывает, я внимательно слежу за его действиями, – произнес марсианин. – Он действует, как машина. Как хорошо отлаженная машина.

– Ты что-то не то говоришь. Возможно, Сванте просто обратился на «вы» к тому, кто задал вопрос.

– Нет, он обвел взглядом всех присутствующих, я это хорошо запомнил.

– Но в доме нет других людей, и проникнуть на виллу со стороны невозможно.

– Нет людей, но есть робы.

– Ты хочешь сказать, что Завару убил белковый?

– Версия не хуже других. Я не удивлюсь, если именно на ней остановился Филимен. Ты погляди, как они действуют: в их щупальцах сокрыты дьявольская сила и ловкость.

– Робот не может причинить вред человеку. Таков основной принцип тех, кто выращивает и воспитывает эти машины. И ты это знаешь не хуже меня.

– Согласен. Таковы белковые, когда они выходят из ворот Зеленого городка. Но ведь они развиваются, черт возьми! Самосовершенствуются. Вспомни, и Завара стоял на той же позиции… Ну, а то, что серворобот стреляет более метко, чем человек, доказывать не приходится.

– Получается, Арнольд ратовал за то, чтобы предоставить свободу одному из своих будущих убийц. Вот она, благодарность. Но уже не скажу – человеческая.

– Что делать. Преступность и свобода шагают рядом. Если кто-то из людей совершил преступление, не станешь же ты всех подряд сажать за решетку?

– Выглядит убедительно, – согласился Делион. – Скажем о нашем выводе остальным?

– Ни в коем случае, можно все испортить. Пока это следственная тайна. Наша тайна, – подчеркнул марсианин.

– Филимену сообщим?

– И с ним погодим, он может результат себе присвоить. Хитрая бестия!

– Что ж, подождем до мозговой атаки.

– Благо, ждать недолго.

Увидев мать, подходившую к ним, Мартина и Мишель умолкли. Сильвина уловила их неприязненные взгляды, проглотила горький комок, застрявший в горле, и заговорила первой:

– Нам надо вместе кое-что обсудить… перед этой самой осадой.

– Перед мозговым штурмом, – машинально поправила Мартина.

– Ну да, перед штурмом, – кивнула Сильвина. – В гибели отца так много спорного, неясного… Надо, чтобы мы во время общего разговора не противоречили друг другу.

Когда мать умолкла, Мишель спросил:

– Кто, п…по-твоему, убийца?

– Не знаю.

– А кого подозреваешь? – спросила Мартина.

– Мало ли кого я подозреваю. Мои симпатии и антипатии к делу не относятся. Определить преступника должен Сванте Филимен.

– Убийцей может оказаться тот, кого ты никак не м…могла п…подозревать, – произнес Мишель срывающимся голосом.

– Не знаю, сын, о чем ты… Посмотрим, что вечером скажет Филимен. У меня такое впечатление, что он любому из нас может бросить обвинение в убийстве.

– Не верю ему, – сказала Мартина. – С самого начала, когда он появился в нашем доме. Его глаза – две льдинки. Он каждого вывернул наизнанку, а что толку?

– Он к…каждого видит насквозь.

– Боюсь, он вечером всех заведет, перессорит, столкнет лбами, – вздохнула Сильвина. – Кто-то первый не выдержит, ляпнет что-нибудь несусветное – вот он, пожалуйста, и преступник. А остальные рады будут его утопить, чтобы спасти себя.

– Мама, я хочу сказать т…тебе одну вещь… – начал Мишель.

– Оставь, – сказала Мартина.

– В ту ночь, когда мы все ходили в кабинет отца…

– Замолчи! – крикнула Мартина и закрыла брату рот ладонью.

– У вас тайны от меня?

– Тайны, – вызывающе ответила Мартина.

– Дети, я за эти страшные дни много поняла… Многое переосмыслила. Простите.

– Легко сказать – простите, – заметила Мартина.

– Нет, нелегко! Я словно через свой труп переступаю. Никто не знает, что будет завтра. Иногда мне кажется, мы все в тупике, из которого нет выхода. У меня дурные предчувствия. Этот Сванте… он или сумасшедший, или маньяк. Его глаза безжалостны, ты права.

– Мама, я не д…держу на тебя обиды.

– И я, – сказала Мартина.

– Дети, у нас никого больше не осталось во вселенной… После ухода отца.

Мишель хотел что-то сказать, но Мартина сделала ему знак, и брат промолчал.

– Когда рассеется кошмар… Когда пройдет гроза, если только она пощадит нас… Мы будем жить совсем иначе, – проговорила Сильвина. Она помолчала и добавила: – Этот дом… Он будет без вас мертвым. Дети, вы не покинете меня? Не оставите одну?