Текст книги "Самое таинственное убийство"
Автор книги: Владимир Михановский
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Глава 18
Любовь и лыжи
Подошел день рождения Даниель – ее девятнадцатилетие. Однако отмечать именины по ее настоянию не стали – не до того было. Просто собрались для этого в кафетерии здесь же, в Ядерном – ехать для этого в мегаполис времени не нашлось.
Сдвинули столики в один общий – получилось нечто похожее на стол, который стоял в гостиной виллы Завары.
Веселья не получилось – то и дело вспоминали исчезнувшего Арнольда. Когда стол был накрыт, Даниель обратилась к белковым:
– Садитесь и вы с нами.
Среди белковых произошло замешательство.
– Человек, мы не нуждаемся в твоей пище, – пристально посмотрел на нее Первый: ему показалось, что эта молодая особь лучше других понимает их потребности.
– Знаю. Просто побудьте с нами, лишний контакт не помешает, надеюсь.
Делион с беспокойством прислушивался к диалогу именинницы и робота. Между тем белковые, повинуясь сигналу Первого, уселись за общий стол.
– Друзья, – поднялся Делион. – Ветер времени бьет нам в лицо, наша жизнь полна неожиданностей. Мог ли я думать, что окажусь на месте Арнольда в качестве руководителя Ядерного? Но я верю, что в следующий праздник Арни будет снова с нами. Бог свидетель, я буду счастлив уступить ему бразды правления. Нас всех собрала здесь прелестная женщина и будущий ваш коллега. Наши наилучшие пожелания – тебе, Даниель!
Потом говорили остальные, но лучше Делиона не сказал никто. Что касается Первого, то он от имени собратьев поднял символическую чашу за союз всех разумных существ, независимо от их происхождения, обитающих на Земле и других планетах Солнечной системы. Люди были озабочены – то один, то другой поглядывал на часы: скоро должен был начаться мозговой штурм, назначенный Делионом перед проведением эксперимента. Теперь в Ядерном каждый раз проводился штурм, по мере накопления фактов, требующих общего осмысления.
Так, штурм был проведен после необычного снегопада в мегаполисе: физики Ядерного сумели вскрыть его причины. Впрочем, намечавшееся расслоение миров на параллельные, не состоялось. Граница между ними, которую посчастливилось наблюдать Эребро и Арсениго, исчезла, видимо, переместившись.
– Тянет на виллу Завары, сил нет, – шепнула Даниель Делиону, сидевшему рядом.
– И меня, – признался Александр.
Именинница волновалась: ей сегодня впервые предстояло принять участие в мозговом штурме. Радомилич вынашивала одну мысль, которая, она знала, произведет впечатление разорвавшейся бомбы.
Надо сказать, ее давно уже, после странного сна, мучила неотвязная мысль: что ожидает будущего ребенка Мартины, которая – первая из молодых матерей – окунулась в грозное голубое свечение. Вдруг у нее родится мутант? Свои опасения она не высказывала никому, даже Эребро. Прилежно штудировала биофизику, к удивлению своего ментора – Атамаля. Читала и перечитывала, держа под подушкой, книгу Эрвина Шредингера «Что такое жизнь с точки зрения физика», шаг за шагом стараясь постичь ее сокровенный смысл.
– …О чем задумался наш ангел-хранитель? – привел ее в себя вопрос Делиона.
– О штурме.
– И верно. Пора, – Делион поднялся. За ним встали с мест и другие.
Кто-то тронул руководителя центра за руку. Делион обернулся, перед ним стоял Первый.
– У нас общая просьба, – сказал белковый. – Да?
– Разреши и нам участвовать в мозговой атаке.
– Участвуйте, – решил Делион и посмотрел на Радомилич.
– Почему бы и нет? – кивнула она. – Давно пора.
– Думаю, это на пользу дела, – присоединился к ним марсианин.
Даниель не ошиблась: ее сообщение, подкрепленное выкладками, произвело на физиков впечатление. Эребро сидел, как убитый, и по большей части молчал.
Решено было Мартине пока ничего не говорить, но под благовидным предлогом отвезти ее в мегаполис, в медицинский центр, для всесторонних исследований.
Мозговая атака проходила трудно. Еще месяц назад речь шла о том, чтобы пробиться к Арнольду Заваре и попытаться вернуть его, найдя дня этого место стыковки двух расщепившихся миров.
Но с каждым днем выяснялось, что просачивание сумасшедших частиц из будатора имело далеко идущие последствия. И события на Марсе, и синоптические неполадки по соседству, в мегаполисе, и другие происшествия в разных точках Земли убеждали, что трещина в четырехмерном континууме пространство – время, которая образовалась в памятную юбилейную ночь, продолжает блуждать, появляясь то здесь, то там. Для предотвращения катастрофы решено было сшить пространство, ликвидировав трещину.
К следующему мозговому штурму обещал прибыть, несмотря на занятость, Сванте Филимен. А пока решено было бросить все силы на поиски трещины, которая отделяла Завару от остального человечества.
– Мы – род человеческий, до сих пор плыли по реке Времени на одной льдине, – так подвел итоги мозговой атаки Делион. – Всякое случалось на пути, но льдина оставалась целой. Грянул гром – и льдина раскололась. Правда, трещина незрима – тем более она опасна. Обломки могут уплыть в разные стороны – по разным потокам времени, и это будет означать конец единого человечества. Медлить нельзя!..
…К ночи Делион почувствовал, что силы оставляют его. Он вышел в холл, присел на скамью и, привалившись к стволу дерева, задремал.
Ручная белка перешла с ветки на его плечо, добралась до кармана, но убедившись, что нынче там для нее ничего не припасено, ускакала восвояси.
Видно, Атамалю снились кошмары, он тяжело шевелил плечами, словно старался сбросить невидимую тяжесть, один раз чуть не свалился, но даже глаз не открыл.
Здесь и увидели его Даниель, Эребро и марсианин, которые спускались по парадной лестнице.
– Уморился, – посочувствовал Рабидель. – День нынче был сумасшедший у него.
– Как и у любого из нас, – добавил Эребро.
– Может, разбудим шефа? – предложил марсианин.
– Жаль будить… – шепнула Даниель. – Нежданный сон прекрасней многих снов.
– Знаете, друзья, люблю старика, – признался Эребро, глядя на усталое лицо Делиона.
Неожиданно шеф открыл глаза:
– Насколько я понимаю, разговор пошел о любви? – Он поднялся со скамьи и подошел к ним. – Только кто же здесь старик, а?..
– Атамаль, пойди к себе, вздремни, – сказала Даниель. – В любой момент может начаться эксперимент, а ты должен быть в форме.
– А бы куда собрались?
– Хотим присоединиться к поисковикам, – произнесла Даниель.
– Выдался часок свободный, посвятим его поиску трещины в окрестностях Ядерного, – пояснил Эребро. – Чем черт не шутит, когда дьявол спит!
Приборы для поиска трещины еще не были сконструированы, и можно было полагаться только на интуицию физиков.
– Возьмите меня, – сказал Делион.
Они переглянулись.
– Мы хотим прочесать овраг, – сказала Даниель. – Трудная местность.
– Ничего, старый конь борозды не портит, – произнес Делион. – Я эту трещину за десяток метров учую!
Когда они надевали лыжи, Даниель спросила:
– Каким временем мы располагаем? Я имею в виду – до начала эксперимента.
– Временем… Наше время сжимается, как шагреневая кожа, – вздохнул Делион. – Поговорим лучше… о любви!
– Оставим любовь молодым, Атамаль, – произнес марсианин. Он успел экипироваться и поджидал остальных.
– Не согласен, – возразил Делион. – В жизни любого человека любовь должна занимать достойное место. Как ты полагаешь, Даниель?
Она махнула рукой:
– Я уже забыла, что это такое – любовь.
– Твое слово, Эребро.
– Я люблю… люблю, когда работа ладится.
– Остроумно, – констатировал шеф. – Однако не по существу.
– А по существу, Атамаль, все человеческие чувства неразумны, – вступил в разговор марсианин. – Но любовь среди них – самое нерациональное.
– Ты так считаешь?
– Не я.
– А кто?
– Сванте.
– Он так сказал? – удивилась Даниель.
– Это его убеждение.
– И ты с ним согласен? – не отставала Радомилич.
– Как тебе сказать, Дани? Для меня, после известных событий, Филимен – авторитет в том, что касается природы человека. Он смотрит на нас со стороны, и потому объективен.
– Зря улыбаешься, Дани, – заметил шеф. – По глубине мышления со Сванте мог поспорить разве что Завара. Но Арнольда всю жизнь, в отличие от Филимена, губили страсти.
Они двинулись в путь, прокладывая лыжню.
– Оставьте любовь в покое! – с горячностью проговорил Эребро. – Из всех чувств – это самое человеческое. И если оно представляется нелепым с точки зрения чуждого разума, это ничего не доказывает. Разве не во имя любви человек совершает свои лучшие деяния? – он сильно оттолкнулся от наста лыжными палками и добавил: – Вспомните историю… Да литературу, наконец!
– Литературу? – сплошная выдумка, – сказал Делион.
– И это говоришь ты, поэт, – упрекнул его марсианин.
Завязался спор, в котором, как водится, никто никого не сумел переубедить.
Когда они вышли за корпуса, инициативу взял на себя Эребро. Он шел впереди уверенным шагом, остальные потянулись за ним, стараясь не отставать.
– Чует мое сердце, мы сегодня не останемся без добычи! – крикнул Эребро на ходу, не оборачиваясь.
– Почему ты так решил? – спросила Даниель.
– Я ведь здесь все свободное время провожу. – Он приостановился и показал палкой на дальнюю рощу, облитую лунным сиянием. – Видите тот лесок? Он начинается сразу за оврагом. Меня влечет туда, словно магнитом.
Вокруг царил синий фосфорический полусвет. Мороз пощипывал за щеки. Позади остались башня космосвязи, бегущие дорожки, неутомимо движущиеся фигуры белковых. Впереди открылась слабо мерцающая под луной снежная поляна. Женская и три мужские фигуры, отбрасывая гигантские тени, двигались в сторону леска, который сизой подковой охватывал с северо-востока территорию Ядерного центра.
– Давайте заедем на виллу, к Сильвине? – предложила спутникам Даниель.
– Я не против, – сказал марсианин.
Глаза Эребро вспыхнули радостью, и он вопросительно посмотрел на Делиона.
– Слишком далеко, – сказал Александр. – Мы доберемся туда только к утру. У нас нет времени.
Снег под лыжами похрустывал. Местность пошла под уклон.
– Я в сосульку превращусь! – Рабидель остановился, воткнул подле себя палки и принялся варежкой растирать нос, – даже на Марсе таких морозов не припомню.
– Какая потрясающая луна! – воскликнула Даниель. – Круглее ничего не бывает на свете.
– Однажды на вилле я спросил у Филимена: с помощью какого теста можно, отличить белкового от человека? – произнес Делион. – И он сказал: с помощью окружности.
– Окружности? – удивилась Даниель.
– Да. Нужно нарисовать окружность рукой, без помощи циркуля. Как бы человек ни старался, точной окружности у него не получится. А вот у белкового выйдет идеальная окружность.
– Если эту идею развить… – начал марсианин.
– Только чур, никаких ученых разговоров! – перебила Радомилич. – Я игру предлагаю: кто назовет круглый предмет, с которым лучше всего сравнить луну?
– Сковородка.
– Метательный диск.
– Колесо.
– Больше выдумки! – поощрила Даниель.
– Электронная орбита.
– Заумно, Эребро!
– Круг почета, – произнес Делион и с торжеством посмотрел на спутников.
– Лицо славного Атамаля: оно круглее любой луны, – с расстановкой сказал марсианин.
Они остановились у края оврага, откуда повеяло погребом. Постояли, чтобы дать Делиону отдышаться, и начали медленно, лесенкой, спускаться. Воздух здесь казался холоднее, чем на открытом пространстве.
Эребро шел впереди. Видно было, что дорога ему знакома. Дно оврага поросло чахлым ельником. Пахло хвоей.
– Вот сюда я и хотел привести вас, – сказал Эребро, и они разбрелись по дну, каждый в душе надеясь на удачу.
Но не повезло никому. Да и как искать Эфемерную грань, разделяющую расщепленные пространства? По легкому прикосновению внезапного вихря?
Непонятному звуку? По незримой пленке, которая рвется от малейшего прикосновения?
На обратном пути они встретили группу поисковиков, которая тоже без успеха возвращалась в Ядерный.
Глава 19
Весна
Чем жарче пригревало солнце, тем озабоченнее становились лица физиков.
Несколько раз прилетал Филимен. Когда он появлялся, его стремительную фигуру чуть ли не одновременно можно было видеть в разных концах обширной территории Ядерного. Больше всего времени он проводил в корпусе, где сооружалась громоздкая, неуклюжая на вид установка – сердце эксперимента. На последнем мозговом штурме решено было провести пробный опыт по «сшиванию» расколовшегося пространства. Для того, чтобы пространство предварительно расколоть, нужно было включить будатор. Сделать это решили в уединенном месте, в овраге.
– Возможно, к новой трещине «прилипнет» старая, – высказал Эребро очередную «безумную» идею.
Даниель с любопытством погружалась в новый для себя мир – мир непостижимых скоростей, непостоянных, скачущих величин, мир, где масса переходит в энергию, а энергия – в массу. А как представить себе электрон? Частица – не частица, волна – не волна. Выплыло давнее детское воспоминание – светлячок на ночном лугу.
Этот странный микромир жил по собственным диковинным законам, и его все время потрясали катастрофы. Одни частички гибли, взрываясь, словно маленькие солнца, другие нарождались. Световой луч – эталон прямизны – шел по кривой, и вдруг выяснялось, что это и есть кратчайшее расстояние между двумя точками.
– Как устроен мир? – спросила она однажды Делкона.
– Мне физик из России рассказывал, что у них есть такая игрушка – мат… матрешка, – споткнулся Атамаль на трудном слове. – Одна кукла вкладывается в другую, и так – множество раз… Когда-то физики предполагали, что именно так устроен наш мир. Потом выяснили, что это не так. С изменением масштабов меняются и законы. И в этом, по-моему, главная трудность познания для нас, людей.
…Устроившись в уголке, Радомилич следила за ходом мозгового штурма, на который прилетел Сванте. Он расхаживал у доски с мелком в руке – воплощенное спокойствие. Споры физиков не утихали, они сыпали формулами, терминами, в которых Даниель пока еще не очень разбиралась. Участвовали в работе и белковые, правда, довольно робко – не считая, разумеется, Филимена.
Приготовленный Даниель напиток стоял на столике. Сколько выпили они его за время споров – целое море! Даниель привезла из Тибета «Книгу мертвых», которую ей подарили монахи. Прежде манускрипт, выполненный на старинном пожелтевшем пергаменте, казался ей неинтересным и малопонятным, теперь она читала его взахлеб, отдавая фолианту каждую свободную минуту. Многие места, прежде темные, теперь прояснялись. Иногда чудилось, что текст имеет прямое отношение к трагической судьбе Арнольда Завары…
Отвлекшись от своих мыслей, она прислушалась к тому, что происходит.
Филимен, расхаживая перед черной доской с равномерностью часового механизма, произнес:
– Эта формула доказывает, что граница расщепленного пространства блуждает.
– Она может наделать беды, – добавил Делион.
Прикрыв глаза ладонью, Даниель попыталась представить себе, каково оно, параллельное пространство, в которое попал Арни.
Она стоит на берегу моря. У ног узкая лента прибоя – это и есть граница между двумя стихиями, между двумя мирами. Даниель ныряет в волны, и вот уже вокруг – незнакомый мир: морские чудища, разлапистые водоросли… Она погружается все глубже, ее окутывает вечная ночь. Лишь фосфоресцирующий свет, испускаемый глубоководными тварями, позволяет что-то разглядеть. И вдруг…
Сердце Даниель отчаянно заколотилось: там, вдали, она увидела знакомый профиль, очерченный светящейся линией. Арнольд! Она бросается к нему, изо всех сил разгребая руками неподатливую влагу. Хочет взять Завару за руку, но… хватает пустоту.
Когда Даниель отняла ладонь от лица, в зале, где проходила мозговая атака, стояла тишина. Она поняла, что происходит нечто важное. Все смотрели на Сванте. Тот то выводил какое-то уравнение, то стирал его влажной губкой.
– Вот какая вещь получается, – проговорил он, показывая на математические символы. – Взаимодействие вакуума с биополем. Воздействие альфа-ритма. Короче, опыт, который мы задумали, ничего не даст.
– Пространство с помощью будатора мы расколем, я за это ручаюсь, – сказал Делион.
– И защиту надежную соорудим, – добавил Эребро.
– Расколоть пространство – еще поддела, – покачал головой Филимен.
– А потом сошьем куски с помощью лазерного копья, – произнес марсианин.
– Наши приборы еще несовершенны, – пояснил Сванте. – Видите, слишком большой разброс в точности измерений. Поэтому для того, чтобы сшить два куска, замкнуть их, в соседнем пространстве должно находиться живое существо.
– В овраге есть живые существа, – сказала Даниель. – Я видела там снегирей. Скажите, а им там ничего не будет?
– Я видел там петлю от зайца, – добавил Эребро.
Все заговорили, перебивая друг друга.
– Я не договорил, – поднял руку Филимен. – В параллельном пространстве, с которым мы хотим состыковаться, должно быть не только живое существо, но… разумное существо.
– Пойду туда я, – произнес Первый в наступившей тишине.
– Нет, – сказал Филимен. – Пошел бы и я, но белковый не подойдет. Ни один. И не потому, что я сомневаюсь в его разумности. Таким альфа-ритмом, который необходим, из всех земных существ обладает только человек. Да и то не любой…
– Я пойду! – сказал русский физик – у него было такое трудное имя, что никто не мог его произнести.
– И я! И я! – послышалось со всех сторон.
– Первое право принадлежит мне, – возразил Делион.
Даниель поднялась и двинулась через всю комнату, словно сомнамбула, к Филимену. В голове билась неизвестно где слышанная фраза: «Иду – как на крыльях лечу». Вот он, вещий сон, который ей приснился только что!..
– Сванте, я должна шагнуть за преграду, – произнесла Даниель негромко, но ее услышали все.
– Опыт опасен, Даниель.
– Знаю.
– Попадая в параллельное пространство, ты становишься невидимой для нас. Далее, мы стреляем туда из лазерной пушки, луч при этом изогнется… А вдруг лазерное копье поразит тебя?
– Я верю в свою звезду.
Мозговая атака продолжалась.
Теперь усилия физиков были направлены на то, чтобы выяснить, каков должен быть альфа-ритм человека, который рискует шагнуть через границу расщепленного пространства.
– Не нужно никаких предварительных экспериментов! – сказал Делион.
– Но мы не знаем, как ведет себя расщепленное пространство, – возразил Эребро.
– Именно поэтому? Возможно, тот кусок пространства, который нам удастся отколоть, сольется с тем пространством, в котором находится Завара. Так, океан на нашей планете един – не зря же мы зовем его – Мировой океан.
– Смелая мысль, – одобрил марсианин.
– Да, такая постановка меняет дело, – согласился Филимен. – Но в таком случае, чтобы опыт был эффективен, должно выполняться одно условие: альфа-ритм человека, который проникнет за грань, разделяющую два мира, должен совпадать с альфа-ритмом того, кого мы там ищем.
– То есть с альфа-ритмом Арнольда? – спросил Гурули.
– Да.
– План действий ясен, – сказал Делион. – Добровольцы тут все. Поэтому нужно произвести соответствующие измерения альфа-ритма. Идут все, кроме Даниель.
– Атамаль… – только и смогла произнести она.
– Никто не сомневается в твоей храбрости, Дани, – сказал марсианин.
– Пойми, не женское это дело, – терпеливо промолвил Делион.
– То, что я женщина, к делу не относится.
– Будь по-твоему, – сдался шеф. – Не будем терять время, пойдем в биокорпус.
По дороге физики обсуждали, у кого из них больше шансов «шагнуть за горизонт». Каждый был уверен, что именно его альфа-ритм окажется подходящим. Первым по праву шефа отправился на экспресс-анализ Делион. Взявшись за ручку двери, ведущей в лабораторию, он подмигнул и произнес:
– Что касается меня, я в своем альфа-ритме уверен. И потому остальным подвергаться измерениям не понадобится. Но не печальтесь, друзья: отправившись в расщепленный мир, я вам обещаю, что вернусь вместе с Заварой!
Через несколько минут Александр вышел. Лицо его выражало полнейшее разочарование.
– Увы, – развел он руками. – Мой альфа-ритм оказался неподходящим. Ничего похожего на альфа-ритм Завары.
Физики входили на исследование один за другим, но никто из них не подходил для эксперимента.
– Хороши рыцари, нечего сказать, – раздался голос Даниель. В суматохе о Радомилич забыли – благо стояла она в сторонке, не вмешиваясь в разговоры.
– Дорогу прекрасной даме! – провозгласил Делион и открыл перед нею дверь.
Даниель шла по биоблоку осторожно, словно босиком по битому стеклу.
Робот-лаборант показал ей жестом, куда пройти. Даниель легла на узкое ложе энцефалографа и закрыла глаза, чувствуя, как ловкие щупальца робота облепляют голову датчиками. Волновалась ли она? Нет, ни капельки. В глубине души Даниель была уверена, что ее альфа-ритм совпадет с альфа-ритмом Завары. Холодные и влажные электроды приятно холодили лоб и запястья рук. Если говорить правду, она волновалась, но старалась дышать, как положено, ровно и глубоко.
Робот сказал:
– Готово! Поднимайтесь.
– А каков результат? – спросила она о замиранием сердца.
– Ваш ритм совпадает с ритмом Завары.
– Ты уверен?
– Полное совпадение. Оно бывает крайне редко, – пророкотал белковый и протянул Даниель ленту перфокарты. Она прижала ленту к груди, словно боялась, что белковый отнимет ее.
Сообщение Радомилич вызвало возгласы удивления среди физиков и белковых.
Делион с Филименом придирчиво оглядели ленту, на которой две синусоиды почти слились. Русский физик произнес:
– Перст судьбы.
– Что ж, последняя проблема перед опытом решена, – сказал Филимен.
– Энергетики отправляются к месту проведения эксперимента, – распорядился Делион. – Нужно покрыть овраг надежным защитным куполом. Старший – Эребро. Затем доставьте туда будатор и включите его на полную мощность.
– У нас это называется – клин клином вышибать, – заметил русский физик.
– Сколько должен работать будатор? – спросил Арсениго Гурули. – Думаю, суток хватит, – решил Филимен. – За это время пространство расщепится, и мы сможем приступить к эксперименту.
Шеф Ядерного отвел Сванте в сторону:
– За это время мы найдем кандидатуру для опыта. В мегаполисе имеется банк данных по альфа-ритмам.
– А Даниель?
– Не могу я на это пойти, Сванте. И Арнольд бы, думаю, меня одобрил. Неужели ты не понимаешь? Шагнуть за грань – все равно что шагнуть в жерло действующего вулкана.
– Рискует каждый, кто пойдет туда.
– Пусть кто угодно, только не она!
– За сутки они там в медцентре ничего не найдут.
– Отложим опыт.
– Промедление смерти подобно.
– Тебе не понять, Сванте…
– Теперь я понимаю, почему их так влекло друг к другу, – медленно произнес Филимен, не слушая. – Их альфа-ритмы совпадают. Это так прекрасно! Они слеплены, они созданы друг для друга. Они общались, их тянет друг к другу. В этом залог успеха. Кроме совпадения альфа-ритмов, есть еще тончайшие вещи, которые не фиксируются никакими приборами.
– Твоя логика, Сванте, как всегда, безупречна.
Ладно, пойдет Радомилич, – решил окончательно шеф Ядерного.
Однако, подойдя к группе физиков, среди которой стояла Даниель, Александр снова заколебался.
Радомилич следила за ним лихорадочным взглядом, понимая, что решается ее судьба.
– Давайте остановимся вот на чем, друзья, – произнес Делион, избегая смотреть на нее. – Речь идет о жизни человека, и решить этот вопрос единолично я не вправе, этот человек – наша Дани!..
Глаза Даниель блеснули:
– Какая разница, я или кто-то другой?
– Альберт Эйнштейн сказал: для меня жизнь мусорщика и президента представляют одинаковую ценность, – произнес Арсениго.
– Не будем выяснять, кто из нас мусорщик, а кто президент, – сказал Делион. – Решим вопрос большинством голосов: должна ли Даниель участвовать в эксперименте.
Он разорвал на клочки уже ненужную ленту с записью альфа-ритмов Радомилич и Завары, и роздал каждому физику по кусочку.
– Напишите ка клочке да либо нет, – сказал Делион.
Даниель отвернулась, чтобы не смотреть, как физики один за другим подходят к столику и кладут на него клочки перфоленты, написанной стороной вниз.
Подсчет голосов поручили Филимену – никто не сделал бы это быстрее и точнее, чем он.
Голоса разделились почти поровну. Но физиков в группе было нечетное число, и лишний голос в пользу Даниель оказался решающим…
– Я знаю, вы все мне завидуете, – сказала Радомилич, когда физики поздравляли ее.
– Чему завидовать, глупая красавица? – сказал Делион.
– Сами знаете.
– Даниель, Даниель, высока твоя цель, – только и нашелся ответить Александр.