Текст книги "Собственность государства (СИ)"

Автор книги: Владимир Пекальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Ох и неспроста он этот вопрос задает! С другой стороны, если это провокация – то в чем ее смысл?

– Сэр, – сказал я, – у меня все замечательно со слухом и с памятью. Я расслышал этот вопрос, еще когда его задал граф Керриган, и превосходно помню его суть. Повторяя вопрос много раз, вы не добьетесь лучшего понимания его смысла. Мне непонятна подоплека вопроса, а статистических данных у нас нет. Вот если б до нас был другой отряд, прошедший аналогичные условия службы… А пока – все чисто умозрительно. На Краю – одни условия, враги и опасности. Тут – другие условия, враги другие, опасности другие. На Краю – Одержимые и руководимая ими Порча. Здесь – Одержимые, культисты, некроманты и прочие чернокнижники. На Краю Одержимые чрезвычайно матерые и опасные, особенно те, которым много лет, но таких мало. Здесь таких не встретить, тот, которого мы зачистили, был буквально «новорожденным». Но тут есть враги-маги и их пособники. Кто опаснее – большой вопрос. В целом, я бы сказал, что тут меньше шансов для ситуации, когда целое подразделение погибает за двадцать секунд. Но насчет шансов в долговременной десятилетней перспективе… Тут не все так просто и однозначно.

– Хорошо, давайте я немного проясню основной мотив нашей беседы, – сказал Джейсон, – все равно без этого вряд ли обойдется, не сейчас, так позже. В одном дворянском Доме имел место тяжелый конфликт между главой Дома и его сыном. По итогам его последний покинул Дом, отказавшись от всех привилегий наследственного дворянина, и вступил в СТО. Однако вне зависимости от тяжести конфликта он не может перестать быть сыном для своего отца. И теперь глава Дома пытается каким-то образом помочь сыну выжить… например, организовав ему службу в более безопасном месте.

Я пожал плечами:

– Малый, видать, с яйцами. Почему бы отцу самому не арендовать подразделение, в котором служит сын, и не засунуть в самое безопасное место на свете?

– Ответ довольно очевиден: потому что сын будет против.

– А его кто-то спросит?

Джейсон вздохнул:

– Увы, да. Если вы не знали – в стандартном договоре, который подписывали и вы, есть пункт о целевом и нецелевом использовании, который имеет двустороннюю силу. Служба в СТО подразумевает службу в СТО, со всеми вытекающими недостатками и преимуществами оной. Условно говоря, служба на Краю, в самом опасном месте на свете – не только обязанность, но и право.

Вот тут уже я удивился:

– То есть, мы имели право отказаться служить в Варне?

– А вы не знали? Да, если бы вы возражали здесь служить, министерство обороны было бы вынуждено аннулировать частную аренду. А вы предпочитаете на Край?

Я мысленно себя обругал. Надо же, как я мог прощелкать такую очевидную вещь?!! На полном серьезе планировать саботаж, чреватый репутационными потерями, при наличии возможности без проблем для кого-либо вернуться на Край…

– Хм… Не особо. Но мне просто в голову не могла прийти такая трактовка договора, который я, в общем-то, знаю почти наизусть… Собственно, думаю, что знаю ответ на ваш вопрос. Если в Варне появится второе подразделение – то шансы любого из нас, как в моем подразделении, так и в новом, будут удвоены за счет уменьшения выходов на зачистку вдвое.

– Вот тут как раз кроется проблема. Дом, которому я служу, из третьей категории. Де-факто, служба безопасности состоит из меня и еще одного специалиста. Охранное подразделение – двенадцать человек. Дом финансово не потянет отряд СТО. Более того, отряда как такового и нет, от него осталось четыре человека.

Я облокотился на стол.

– То есть, у этих четырех уже есть боевой опыт?

– Да, два года боевого стажа на Краю, а всего они отслужили уже три года. Год назад, во время «черной недели», отряд, в котором служит интересующая нас персона, понес потери, из пятнадцати человек осталось только четверо, и эти четверо год провели в госпитале, на реабилитации и на курсе восстановления и повышения боеспособности. Курс вот-вот заканчивается, и требуется найти им хорошее место службы до того, как они пополнят собой другой отряд.

– Вот оно что… – почесал я затылок. – Вы хотите, чтобы они попали в наше подразделение?

– Я интересуюсь, будут ли у них здесь шансы повыше, чем на краю, в первую очередь. Если «да» – то аренду четырех эстэошников глава Дома финансово потянет.

– Преждевременный вопрос, особенно после того, как вы все усложнили своими объяснениями… Чем именно сын мотивировал свой выход из Дома и отказ от дворянства?

– Желанием доказать отцу, что без его наследства и опеки он добьется большего, нежели с оными, и большего, чем добился сам отец.

– Как случилось, что в СТО его пропустили? Отец совсем никак не смог помешать? Мог бы лично обратиться к императору, и…

– Сын оказался хитрее. Он вступил в СТО по поддельным документам, которые, как оказалось, купил у сироты-детдомовца, и на тестах показал первый уровень дара вместо третьего, скрыв свою реальную магическую силу. Ясное дело, с третьим уровнем его бы не приняли…

– Угу. Хотя третий уровень – это все равно практически рудиментарный дар, с таким перспектив мало.

– Перспективы-то были как раз, хоть и скромные. Но теперь их уже нет: парень прошел через «кошмарилку» и стал притупленным. Его реальную личность установили только после этого, когда поделать уже ничего нельзя было.

– Понятно, – кивнул я. – Что по его послужному списку?

– Ничего выдающегося. Два года служил как все, за это время подразделение потеряло всего одного человека. Очень спокойные выдались место и время. А потом – «черная неделя», во время которой его действия показали хороший уровень подготовки и личных качеств, но он и выжившие трое слишком быстро вышли из строя, чтобы сделать что-то выдающееся.

– Возраст?

– Двадцать три года.

– Это он в шестнадцать вступил в СТО?

– Да.

– Хм… Так он принципиально отказывается от протекции отца?

– Именно.

– И что помешает ему отказаться от службы в Варне?

Джейсон хитро прищурился:

– А мы ему не скажем, что тут замешан его отец. Арендатором будет Дом Керриган, при том, что главы Домов никогда не встречались и не водили знакомства…

– Признаться, я даже не слыхал о таком Доме ни разу в жизни, – хмыкнул граф, – разве что краем уха, а потом сразу забыл.

– Вот-вот. Откуда ему узнать, что деньги на аренду дал его отец? Мне сказали – у вас тут служба отнюдь не унылая, кто же в своем уме отсюда добровольно уйдет на Край, особенно после года в госпитале?

Я тяжело вздохнул.

– Думаю, это плохая идея. Второй отряд я бы только приветствовал, а четыре человека в моем подразделении – это лишние проблемы для всех.

– Почему? – хором спросили Джейсон и граф.

– Пункт первый – амбиции. Я уважаю людей, которые готовы самостоятельно добиваться высокого положения, потому что сам такой же, но в моем подразделении нам двоим будет тесно. Конфликт за главенство в подразделении неизбежен, и это второй пункт. Заметьте, я еще не говорю о трех других – а они те еще коты в мешке.

– Почему вы так считаете?

– Вы про конфликт? Ну сами посудите. Мне неполных семнадцать. Ему – двадцать три. У меня шесть недель службы, у него два года. Вы думаете, он будет охотно мне подчиняться? Вряд ли, потому он при любых обстоятельствах покинет мое подразделение, только через реанимацию.

– Простите?!

– В подразделении СТО недопустимы конфликты или двуначалие. Лидер может быть только один. Если при слиянии двух подразделений происходит борьба за власть между двумя лидерами – в это никто не вмешивается, такие порядки. Эта борьба может происходить как в форме поединка, так и в виде групповой драки. Понимаете, мы – не армия. У нас нет званий, у нас нельзя назначить лидера «сверху». В экстремальных условиях – а эстэошники живут и служат именно в таких – люди подчиняются тому, кто демонстрирует нужные качества, наличие или отсутствие погон на плечах ничего не значит. Я занял лидирующее положение в отряде потому, что за четыре года мои парни убедились: я лучше всех подхожу на эту роль. Если новичок не пожелает сразу и безусловно признать мое главенство – мне придется применять жесткие методы убеждения. С учетом того, что за всю сорокалетнюю историю трех учебок СТО никто не набирал более высокого балла по рукопашному бою, чем я, это наверняка закончится реанимацией. После которой наша персона будет зачислена в какой-то другой отряд и все усилия пропадут даром.

– Понятно, – протянул Джейсон.

– Ну и третья причина – этим парням будет лучше всего на Краю. Ян, расскажи про «гвардейцев», что жили на первом этаже.

Джейсон и граф выслушали рассказ Яна, тогда я сказал:

– В общем, они пережили два самых тяжелых и статистически опасных первых года. В СТО служат обычно года четыре, от силы пять. Тех, кто дожил до этого момента с хорошим послужным списком, оттуда забирают – в армию на офицерские должности, в военный спецназ или даже в гвардию императора, если кто-то очень отличился. Понести потери, попасть в госпиталь, не сломаться и продемонстрировать стойкость снова – это практически билет на выход. Этим четверым осталось дождаться еще одной заварушки и продемонстрировать героизм и отвагу – и все. Они получат свой желанный джекпот в той или иной форме. А здесь… Вы поймите, что даже в самом лучшем случае, если не будет никакого конфликта и прочих осложнений, каких-то завышенных шансов тут нет. Ладно еще, если СБ Варны и впредь будет хорошо работать и у нас не будет большого числа зачисток. А если будут? Встреча с чернокнижником-террористом – это ничуть не менее опасно, чем «черная неделя».

Джейсон пристально посмотрел мне в глаза:

– Ну мы же понимаем, что в бою есть более опасные роли и менее опасные? Как понимаем и то, от кого зависит распределение ролей. И то, что любая услуга, особенно ценная, не останется без должной благодарности, тоже понимаем?

Я криво улыбнулся:

– Я понимаю, что вашему Дому стоит завести отдельного переговорщика, а не поручать это деликатное дело бестактному дилетанту. Да-да, сэр, предлагать мне подставить своих старых проверенных товарищей ради чужака со стороны – это бестактность, а делать это в присутствии одного из моих парней – еще и откровенный идиотизм. Я был бы хреновым лидером, если б согласился на такое. Да, и еще: мне не требуются подачки чужих Домов. Если выживу – буду главой собственного. У меня все.

* * *

Седьмая неделя прошла, как и предыдущие. Еще одна ложная тревога – из-за странно выглядевшей собаки – закончилась взбучкой позвонившему в полицию директору ресторана, причем прямо перед камерами репортеров.

Одной рукой я ухватил жирдяя за шиворот, второй поднес к его лицу не очень крупного бродячего песика:

– Вот это, кретин, твоя «очень подозрительная собака»?!! Это, мать твою за правую ногу, щенок!

Директор попытался вырваться и даже сумел это сделать: его рубашка оказалась очень непрочной. Но сразу же после этого Бела ухватил его за волосы и рывком притащил обратно.

– Как вы смеете! – завизжал директор. – Я буду жаловаться!

– Рот закрой, жирдяй, и смотри сюда. Это – мелкий щенок. Собака не может быть вместилищем для эфириала или Порчей, если только это не очень крупная собака, минимум под пятьдесят килограммов. Собака малой массы бесполезна для некроманта. Ты притащил нас сюда по заведомо ложной тревоге, и еще будешь жаловаться?!

Кто-то из репортеров попытался заступиться за директора, но сам стал объектом моего гнева:

– Мы на каждую зачистку едем, как на последнюю, не зная, кто из нас с нее вернется, а кто – нет! Ошибся, говорите? Собака странной показалась? Ну так вот мы и повышаем его грамотность, чтобы впредь не ошибался!

Вечером того же дня выяснилось, что директор сообщил о странной собаке, проиграв пари одному из посетителей. В итоге оба виновника ложной тревоги попали на большие штрафы, директора при этом уволили.

Валлендел меня за это пожурил, но на следующий день госпожа ЛаВей сообщила, что этот инцидент не только не уронил наш рейтинг, а даже немного поднял.

– Ну а что? Люди любят брутальных парней, – пояснила она в ответ на наше удивление. – Главное тут не переборщить. Кстати, песика мы продали на благотворительном аукционе: его купили за триста империалов, которые потом пожертвовали в детский приют в ближайшем городе.

За исключением этого случая, седьмая неделя ничем не отличалась от предыдущей.

Очередная вечеринка началась точно так же, как и все предыдущие. Пустующий кабинет, привычный диванчик и Сабрина. Со стриптизом, правда, не выгорело.

– Ну Саша, я же никогда в жизни этим не занималась, – попыталась оправдаться она. – Танцевать умею только бальные танцы, к сожалению, и только в паре.

Впрочем, я не пал духом и немного разнообразил свою партию, овладев Сабриной не на диванчике, а на столе. А потом мы перебрались на диванчик и она исполнила свою партию так же замечательно, как и всегда до этого.

Когда мы лежали рядом, обнявшись и тяжело дыша, я высвободил одну руку и дотянулся до кармана своей рубашки.

– В общем, я не знаю, что тут и как говорить, потому что делаю так в первый раз. Так что просто – это тебе.

Когда Сабрина увидела изящную серебряную цепочку с относительно крупным сапфиром, ее глаза непроизвольно расширились.

– Ах, какая прелесть! – восхитилась она, а затем перевела на меня озабоченный взгляд: – Саша, а где ты взял столько денег?

– «Столько» – это сколько? Всего-то девятьсот пятьдесят империалов, подумаешь. Нас возили как-то в казино и дали там фишек на тысячу. Ну а я их проигрывать не стал, а просто взял да обналичил.

– «Всего-то»… Саша, это не всего-то. На такие деньги моя семья – я, мама и папа – жили месяц, когда я была маленькой… Ты снова тронул меня до глубины души, но… Это слишком дорогой подарок. Ты же все деньги на него потратил…

Я криво улыбнулся:

– Дело было несколько недель назад, и с тех пор я просто не смог их потратить. Нам не на что тратить деньги, понимаешь? Вся наша жизнь состоит из боевого дежурства, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, тридцать один день в месяц, двенадцать месяцев в год. И так десять лет, или до тех пор, когда удача или фатальная неудача не освободит нас от службы в СТО. Мы не можем пойти в ресторан или снять номер в отеле и заказать выпивку и девочек… А если бы я мог – заказал бы в номер тебя. Понимаешь, мы, эстэошники, не делаем накоплений, не откладываем на будущее. Его у нас нет. Для нас нет «завтра», для нас нет даже «сегодня», потому что через пять минут может взвыть сирена, зовущая меня на зачистку, с которой я уже не вернусь. У меня есть только «сейчас». У большинства парней имеются родственники – а я сирота, у меня есть только ты. Если я покину ряды СТО со щитом – жалкая тысяча империалов уже не будет для меня ощутимой суммой, а если на щите – тогда деньги станут мне не нужны. Так что я решил потратить их сейчас, и лучшего варианта не придумал. Не выживу – хотя бы ты будешь помнить меня…

И тут я заметил, что Сабрина из последних сил пытается не разрыдаться.

В общем, эта встреча получилась для нас незабываемой, а наше пребывание в пустующем кабинете – гораздо более долгим, чем в предыдущие разы. Сабрина превзошла саму себя, но я окончательно понял, что действительно пронял ее до глубины души, только после того, как она сделала для меня многие замечательные вещи, включая то, о чем я, с оглядкой на ее возможную подневольность, не считал этичным попросить.

Еще целых два дня после этого я всерьез подумывал, чтобы изменить свое завещание в ее пользу, но передумал: она не пропадет и так. У нее в жизни перспективы очень даже ничего себе, бесталанным сиротам в одном конкретном приюте моя пенсия нужнее. Ведь четыре тысячи сто шестьдесят империалов в месяц – это сто тридцать восемь империалов в день. Хватит на пирожок с мясом каждому сироте в приюте, и так каждый день на протяжении двадцати лет.

А я не понаслышке знаю, что значит лишний пирожок с мясом в дополнение к сиротскому рациону.

* * *

Сирена взвыла аккурат за полчаса до полудня.

– Ну что за непруха! – воскликнул я. – Ну почему не раньше и не после обеда?!! Пятиминутная готовность!

И мы бросаемся в арсенал лихорадочно напяливать защитные костюмы и броню.

Разумеется, все это показуха для Гюнтера и его камеры: мы знаем, что это «ненастоящая» тревога, он – нет.

Но германец, хоть и взволнован, умудряется пошутить:

– Ну, мне тут в целом понравилось с вами тусоваться, однако я уже начинаю мхом обрастать, так что все-таки надеюсь увидеть вас в настоящем деле.

– Типун тебе на язык, капустник хренов, – беззлобно огрызается Каспар.

Мы трясемся в бронефургоне, который несется по улице с диким завыванием, и перешучиваемся. Смеемся самым удачным шуткам. Гюнтер сосредоточенно снимает нас и то, как помощники оператора проверяют наши нашлемные камеры.

– Парни, свои слова и реплики никто не забыл? – ухмыляюсь я.

– Я их даже прочитать не успел, – виновато подыгрывает мне Стоян. – И что теперь делать?

– Что делать, что делать… Скакать и бегать! Все, теперь молчи всю зачистку!

– Не вариант! – отзывается Гайдрих. – У меня реплики в ответ на его. Стоян, ты должен сказать «Это все свартальвы виноваты!», а я отвечу «и велосипедисты!».

– А при чем тут велосипедисты?!! – опешил Стоян.

– А при чем тут свартальвы? Это как раз наши вторые реплики!

– Матерь Небесная, – поморщился я. – Этому анекдоту сто лет в обед, кто вообще там слова нам пишет?! Короче, парни, в задницу все эти реплики, просто будьте самими собой и стреляйте во все, что движется.

Каспар заржал и повернул свой автомат стволом к себе, чтобы попасть в свою наствольную камеру:

– Дорогие зрители, я вам официально заявляю: это все референты нашего министерства виноваты! Это они нам слова пишут!

– Не гони на них, – прикрикнул я, – нам еще грех жаловаться, все-таки наши реплики в сто раз умнее той чуши, которую они пишут для министра!

Заржал весь фургон, даже водитель за баранкой.

– Так, а что мы чистить должны? – спросил Кай.

– Да вроде какие-то подземные коммуникации… Тоннели с кабелями, ну там телефонные линии и тому подобная фигня.

– Стопудово очередной ложный вызов, и я даже знаю, кто нас вызвал!

– Кто? – приподнял бровь я.

– Да телефонщики, трубопрокладчики или кто там заведует этим хозяйством! Решили нас использовать вместо проверочной бригады!

– Если это действительно так – я использую кота или собаку виноватого вместо глушителя для моего «кишкодера»! – пообещал Кравитч.

– Он шутит, дорогие зрители, он шутит! За время службы Дэви не пострадал ни один кот или пес!

Фургон притормозил, мы начали выгружаться и проверили связь.

На месте нас уже ждал усатый дядька в строительной каске, который показал нам план подземных коммуникаций. Всего нам предстоит проверить каких-нибудь семьсот метров подземных тоннелей.

– Не так уж и много, – сказал Бела, – обед пропустить не должны.

Мы прошли перед толпой зевак к открытому спуску под землю. По пути я скользнул взглядом по большой афише картинной галереи, гласившей, что жемчужина выставленной коллекции – знаменитая «Два на четыре» кисти самого Адольфа Гитлера, «магнум опус», главная работа всей жизни великого пейзажиста. Такая картина наверняка выставлена в самом престижном заведении, значит, мы находимся в самом центре города. А что людей на улицах мало – время-то обеденное. И да, глазеет на нас сквозь окна ресторанов и кафе изрядное количество глаз. В общем, хорошее место выбрали, чтобы показать нас не только по телику, но и вживую. Вы, мол, чаевничаете себе спокойно, а эти парни всегда где-то рядом, делают свою работу…

– Так, ребята, все как всегда. Заходим, ловим то, что там есть, если оно есть, валим и выходим. Благо узкие тоннели – самое оно для шрапнели… Ха, да я уже стихами заговорил.

– Два слова в рифму – еще не стих, – одернул меня Рюиджи.

– Ну и пофигу, я ж не претендую на лавры Вергилия. Так, все, шуточки отставили, шутить будем потом, если сможем. Порядок стандартный… Хотя нет. Смотрите, вот план, вот точка спуска. Этот отрезок заведомо тупиковый, всего двадцать метров, его проверят сразу два человека. А потом мы идем вот сюда, по этому проходу, вот тут решетка… Да? – обратился я к дядьке в каске.

– Да, все верно, вот тут решетка и вот тут, – показал он, – приварено крепко.

– А как вы попадете в эти тоннели, если надо будет? Отрежете решетку?

– Зачем? Туда есть спуск через люк, просто не отсюда. Люк находится на людной площади через квартал отсюда, а вообще мы закрыли проходы полностью, потому что там нет ничего. Те кабеля уже не используются с тех пор, как новую телефонную станцию поставили. Ну, правда, еще есть линия электропередачи, но ее кабель капитальный и бронированный, с ним ничего не случится.

– Понятно. Значит, идем вот тут до развилки, здесь оставляем четыре человека с двумя щитами и проверяем вот эту загогулину. Возвращаемся сюда и дальше по тоннелю до упора. Рюиджи, Каспар, возьмите в фургоне тактические щиты: два вместе и готово, тоннель перекрыт.

Спустившись под землю, мы убедились, что фонари не нужны: штатное освещение работает хорошо.

– Гюнтер, ты последний идешь, и оглядывайся на всякий случай.

– Так мы же идем по узкому проходу. Кто у нас сзади оказаться может?

– Пф-ф-ф… Ты себе даже не представляешь, какие коленца Порча иногда выкидывает. Ну можешь и не оглядываться, если не хочешь, главное, что ты сзади идешь, а мы, если что, услышим чавканье Порчи…

– Александер, ты сама доброта! – хохотнул он.

– Разумеется, ведь я же предупредил тебя, чтобы ты оглядывался. Все, парни, вперед, в темпе мазурки. А то я обедать уже хочу.

Рюиджи и Каспар двигаются первыми, я сразу за ними и по центру, так, чтоб мне было удобно послать вперед шрапнельный заряд, остальные за нами. Тихо, не считая производимого нами шума, только коробочки на стенах пощелкивают реле, индукционными катушками, соленоидами или что у них там внутри.

Мы миновали первое забранное решеткой ответвление. Решетка крепкая, основательная, такую поди выломай. Доходим до второй развилки: справа тоннель, который надо проверить, слева – решетка. Рюиджи и Каспар занимают оборонительную позицию, пока мы проверим «аппендикс».

– Вы там только быстро проверяйте, – ухмыльнулся Рюиджи, – а то нам тут без вас страшно…

– Стойте, парни… Тихо.

– Что такое?

– Не нравится мне этот тоннель… Кай, подержи.

Я сунул ему в руку свой «кишкодер» и взялся за решетку. Несильный рывок – и она у меня в руках. Тяжелая, прочная – но стальные штыри, к которым она приварена, легко вышли из своих отверстий, куда, по идее, должны были быть крепко вбиты.

Вглядываюсь в темноту – и меня охватывает уже слегка призабытое чувство. Покалывание и омерзение, только трудноразличимые. Впрочем, этому есть простое объяснение: высоковольтная линия скрадывает ощущение чужеродной эфирной сигнатуры, есть у нее такое необъяснимое свойство. И тот, кто скрывается там, в темноте неиспользуемого тоннеля, явно о нем знает.

Я облизал пересохшие губы и взял у Кая «кишкодер».

– База, это Терновский. Валлендел, Мэрриот, вы слышите меня?

Они отозвались почти одновременно.

– Мэрриот! От кого именно поступил вызов?!

– От одного из техников.

– Задержите его. Это не ложная тревога, все смахивает на ловушку. В перекрытом тоннеле что-то или кто-то есть, решетка буквально выдрана из стены, да вы сами все видели!

– Проклятье, а мы так надеялись, что это снова ложная тревога!

– Мы тоже. Конец связи.

– Саша, а решетка не могла давно уже быть в таком состоянии? Откуда ты знаешь, что там что-то есть? – спросил Кай.

– Да уж поверьте, парни. Дэви – шрапнель, я со «слонобоем». Если это одержимый – то очень матерый, раз сумел скрыться под землей, легкой прогулки не будет. Стреляйте сразу, потом думайте. Вперед, и смотрите под ноги на предмет ловушек!

Минуты три мы молча продвигались по тоннелю, сосредоточенно вглядываясь в темноту, располосованную лучами тактических фонарей, и тяжело сопели. Откуда-то послышался странный металлический лязг.

– Вы слышали?

– Вперед, тут нечего слышать! Я буквально нутром его чую!

Минутой спустя мы нашли место, где одержимый обустроил свое логово: на полу тоннеля спальный мешок и несколько консервных банок.

– Дальше – прямой отрезок и тупик в ста метрах! Кравитч – огонь!

«Кишкодер» грохнул, свист и щелчки картечи по бетону. Я дослал в ствол осколочную гранату и послал ее туда же. Вспышка и грохот – и больше ничего.

– Вперед!!!

Мы ринулись в атаку и через минуту уперлись в тупик.

Я посветил вверх и увидел над головой в двух метрах канализационный люк.

– Сбежал, сволочь! У него было несколько минут с того момента, как он нас учуял! Наверх!

– Он над нами? – спросил Вацлав.

– Над нами его точно нет! За мной!

И я полез по лестнице наверх.

Люк оказался тяжелым – килограммов семьдесят, так что мне пришлось поднапрячься, чтобы отодвинуть его одной рукой. Рывок – и я снова под открытым небом.

Мы оказались на площади, малолюдной, но все же не пустой. Я оглядываюсь, надеясь поймать ощущение покалывания, но безуспешно. А окружающие, ясен пень, с удивлением смотрят на вылезших из-под земли бойцов.

– Эй, кто-нибудь! – завопил я. – Кто-то вылезал из этого люка до нас?!!

– Да, – крикнула в ответ девица из ларька с прохладительными напитками, – только что оттуда выбрался рабочий…

– Как он выглядел?!!

– Ну, в яркой жилетке и в каске, с ящиком инструментов в руках…

– Куда он пошел?!

Девица выглянула из окошка и указала рукой:

– Вон в то здание!

Я махнул рукой парням и трусцой побежал к указанному строению, по пути вызвал базу:

– Что это за здание?

– Картинная галерея на первом этаже, ресторан на втором, – отозвался Валлендел.

– Только там входы разные, – добавил Мэрриот. – С этой стороны в ресторан попасть нельзя. Вы считаете, что все серьезно?

– Вы издеваетесь?! Да, Чужак возьми! Вызывайте медиков, полицию, подкрепление и вообще всех, кого можно!

Уже на подходе к зданию Гюнтер сказал:

– Так это точно будет настоящая зачистка?

– Увы, да… – чувство покалывания уже вернулось. – Это одержимый, никаких сомнений. Ну, парни, тут уж не плошать! И смотрите, куда стреляете, там внутри народа масса…

У двери курил какой-то человек в строгом костюме. Как только он нас заметил, на его лице появилось беспокойство.

– Сюда входил человек в каске, жилетке и с инструментами? – без околичностей спросил его я.

– Рабочий? Да, но не сюда, он через служебный вход прошел.

Вот это уже совсем хреново. Одержимый не только давно постиг законы нашего мира – он постиг даже тонкие нюансы человеческого социума. Пытаясь скрыться в одежде рабочего, он привлек бы к себе внимание, войдя в картинную галерею через вход для посетителей, но когда рабочий входит через черный ход – к нему может вообще не возникнуть вопросов у персонала, каждый подумает, что рабочего вызвал кто-то другой.

– Терновский, это Мерриот! – протрещал наушник. – Первые патрули будут рядом через тридцать секунд.

– Отлично, мы начинаем зачистку через парадный.

На самом деле, войдя через служебный, одержимый сыграл нам на руку: мы войдем через главный вход и тем самым отсечем его от посетителей. Может быть, удастся избежать больших жертв.

Мы вошли в картинную галерею и я сразу же крикнул:

– Внимание! Идет зачистка! Всем срочно покинуть помещение, но без паники! Ян, Бела – налево, Каспар и Юджин направо!

Посетители начали поспешно покидать зал. Паника, к счастью, не возникла: среди посетителей оказалось некоторое число дворян, а все наследственные дворяне – обычно либо маги, либо военные. Они выводили своих спутниц и спутников поспешно, но без паники и неразберихи, я прямо кожей ощущал, как по всему залу сотворяются кинетические щиты.

Один человек – высокий, в обычном костюме без украшений и регалий, остановился возле нас. Вокруг него буквально дрожит воздух – уровень, судя по всему, пятый как минимум.

– Характер угрозы? – деловито осведомился он.

– Одержимый. Весьма матерый.

– Понял.

Он стал за колонну возле нас и вытянул руки вперед и в стороны, натягивая перед нами незримую эфирную ткань защитного барьера. Кажется, повезло нам с подмогой.

Я бегаю глазами по залу, оценивая поле боя. Картинная галерея весьма обширна: до потолка целых восемь метров, в зале даже есть два каменных «внутренних» фонтана, тут и там колонны с кариатидами, поддерживающие плавно изгибающуюся каменную дорожку второго яруса, которая ведет к маленькому кафетерию, расположенному на втором «внутреннем» этаже. Имеются внутренние декоративные стены, необходимые для того, чтобы увеличить общую площадь стен и как результат – одновременно вывесить огромное число картин. По всему залу расставлены картинные витрины: два листа стекла, между которыми висит сама картина. С учетом того, что в помещении имеются фонтаны – влажность закономерно высокая, так что герметичные экспозиционные витрины весьма уместны.

У стены – огромный горный пейзаж шириной в четыре метра и высотой в два: та самая «Два на четыре». Она не влезла ни в одну витрину, потому ее покрыли тонкой пленкой.

Тем временем в зале почти не осталось посторонних, и тут я увидел, как на втором ярусе открылась дверь и из нее появился дебелый мужчина, застегивающий смокинг. Одежка оказалась маловата для него: пуговицы не доставали до петель.

– Два часа, наверху! – крикнул я и вскинул «кишкодер».

Наш дружный залп не застал одержимого врасплох: он успел плашмя броситься на дорожку и оказался в непростреливаемой зоне: мы, находясь на первом этаже, его не видели.

Но второй ярус – это гораздо ближе к потолку, чем я сразу же и воспользовался, выпустив осколочную гранату в то место потолка, под которым находился одержимый. Расстояние четыре метра, для миниатюрной восемнадцатимиллиметровой гранаты это многовато, как ни крути. Однако мелкие осколки хоть и не могли причинить одержимому сколь-нибудь серьезные ранения, основательно его посекли, потому что тварь взвыла и одним длинным прыжком переместилась со второго яруса на первый, за колонну в добрых десяти метрах.

Длинные очереди вспороли воздух, противоположная стена сразу покрылась пулевыми выбоинами. Однако одержимый благополучно избежал этого потока свинца, стали и белого фосфора, поймав одну или две пули всего лишь.

Люди, которые еще не успели покинуть зал, попрятались за фонтанами, колоннами и декоративными стенами, и очень вовремя: за ту секунду, что парни меняли магазины, одержимый выскочил из-за укрытия и вытянул в нашу сторону руку с растопыренными пальцами. Мой выстрел прошел чуть выше буквально на сантиметр, еще немного – и экспансивный «слонобой» оторвал бы твари руку.

А в следующий момент одна из стеклянных витрин оказалась на одной линии между мной и одержимым – и в нас полетел рой бритвенно-острых осколков стекла.