Текст книги "Иметь королеву"

Автор книги: Владимир Неволин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)

Глава 26
ЯДЕРНАЯ ГИЛЬЗА

– Вентиляторы.

– Что?

– Вентиляторы, – повторил Зобов. – Работают хорошо. Аккумуляторы отдохнули. Можно закрывать крышку.

– При чем тут крышка? – закричал капитан, посмотрев на него широко раскрытыми глазами. – Он мертв! Вы что, не видите?

– Не ори, – тихо сказал Зобов. – Все вижу. Мертвее не бывает. Отчего только?

Ефрейтор наклонился над трупом сержанта.

– Лопастями порубило, – закончив осмотр, сделал он вывод. – На нем живого места нет.

– Я и говорю – аккумуляторы отдохнули, кивнул Зобов. – Вопрос в том, как он попал в вентшахту. Сами меня убеждали, что туда не пролезть – мало отверстие.

– Маленькое, – подтвердил Ефимов. – Но голова пройдет. А если пролезет голова, протиснется и все остальное.

Зобов махнул рукой.

– Понаслушался сказок. Ерунда все это. На меня посмотри, – он похлопал себя по животу. – Две моих башки пройдут, а все остальное застрянет.

– Так это вы, товарищ генерал, – сказал Галиуллин, – а сержант худощавый был. Он – запросто.

– Запросто. Если по кусочкам толкать.

Зобов вздохнул:

– Чего это он надумал? Дурак.

– Может, он больной был? – предположил капитан. – Боязнь замкнутого пространства. Есть такая болезнь.

– Почему же она раньше не проявилась? – спросил Зобов. – Не первое дежурство, не салага.

– Бывает, что внезапно обостряется, – сказал ефрейтор. – Это как инфаркт. Вроде все нормально, а потом раз – и готов человек.

– Пошли наверх, – приказал Зобов. – Осмотрим там все.

Они поднялись к выходному люку и по очереди заглянули в темную, обдающую свежим дыханием глотку вентиляционной шахты.

– У него с собой штык-нож был? – спросил Зобов. – Я что-то не заметил.

– Был, – уверенно сказал Галиуллин. – Когда сержант к люку на дежурство шел, он всегда нож брал.

– Им он сеточку-то и вскрыл, – сделал предположение Ефимов, трогая края оторванной от крепежа предохранительной сетки.

– Странно все это, – озабоченно произнес Зобов. – Вздумал покончить с собой таким идиотским способом. Если уж крыша поехала, так штык в сердце – и все. Быстрее и мучений меньше.

– Он наверх хотел выбраться, – сказал Галиуллин. – Сорвался и…

– Ладно, – подытожил Зобов, – дело сделано, назад не вернешь. Пошли, похороним.

Они спустились в аккумуляторную, уложили мертвое тело на дно вентиляционной шахты и закрыли ее металлической плитой.

– Когда выберемся отсюда, сделаем все по-человечески, – сказал Зобов. – Жалко парня. Ему бы жить да жить.

Они вернулись в комнату отдыха и молча расселись, каждый на своем месте: Зобов на тахте, капитан в кресле, Галиуллин – за столом.

– Н-да, – сказал Зобов, когда молчание стало невыносимым. – Я когда-то, в соплях, космонавтом хотел быть. Мечтал, так сказать, наследить на пыльных тропинках далеких планет. А теперь вижу – адова у них работенка. Это же надо – с глазу на глаз с одной и той же мордой по полгода в космосе болтаться. Мы тут с вами две недели вожжаемся, а надоели вы мне, если честно, хуже горькой редки. Как, предполагаю, и я вам. Не удивлюсь, если кто-нибудь из нас вскоре того, чертенят станет собирать, которые по стенкам бегают.

– Какие черти? Где? – взвился Ефимов.

– Это шутка такая, – успокоил капитана Зобов. – Говорю, что надо нам срочно менять обстановку. Компьютер надоел, карты тоже. Объявляю конкурс на лучший сценарий по теме – как убить…

– Кого? – снова дернулся Ефимов.

– Время.

– А! – успокоился капитан. – Может, в города поиграем?

– Это на час, – отверг предложение Зобов и, искоса посмотрев на Ефимова, уточнил: – А скорее всего, на десять минут. Мало.

– Ну, тогда давайте анекдоты травить. Стоит солдат возле казармы, а около него гора окурков валяется. К нему генерал подходит и спрашивает: «Военнослужащий! Это чьи окурки?!» А солдат ему в ответ: «Ничьи, товарищ генерал, курите!»

Ефимов заливисто заржал, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Смешно, – сказал Зобов. – Это ты про меня?

Капитан поперхнулся на вздохе:

– Товарищ генерал, что вы? Анекдот ведь.

– Ладно, не боись, – хохотнул Зобов, глядя на растерянное лицо подчиненного. – Я шутки понимаю. А ты, ефр… старший сержант, что молчишь? Предлагай. Будет дельное предложение – благодарность объявлю и у знамени части сфоткаю.

– Я анекдотов не знаю, – пожал плечами Галиуллин.

– Тогда что-нибудь другое давай. Чем в свободное время любишь заниматься?

– У меня в армии одно хобби – наряды, – угрюмо сказал ефрейтор. – Дневалить, на кухню.

– А на гражданке?

– Дома я компьютер хотел иметь, – мечтательно произнес Галиуллин. – Только мы небогато жили. Записался в кружок, потом меня в лабораторию при политехе рекомендовали. В программисты метил, в белые воротнички. А попал в армию… в подворотнички.

Галиуллин невесело усмехнулся.

– Интересно, – сказал Зобов. – Вот и занятие для нас нашлось. Объявляю об открытии первых в стране подземных курсов по изучению компьютерной техники. Руководителем курсов назначаю старшего сержанта Галиуллина. Капитан, ты хочешь в совершенстве владеть компьютером?

Ефимов поморщился.

– Капитан хочет, – сказал Зобов, – горит от нетерпения синим пламенем. Начинайте, сержант.

Они подошли к столу.

– Что это за зверь? – ткнул пальцем Зобов в системный блок.

– Обычный «Пентиум», – сказал Галиуллин. – Сто двадцатый. ОЗУ шестнадцать мегабайт, винт один и три гига, простейшая видеоплата. Предназначен для выполнения рядовых операций.

– Ефимов, – строго сказал Зубов. – Почему сачкуешь? Возьми бумагу, авторучку и записывай все слово в слово. Я потом проверю.

Капитан обречено запыхтел над листом.

– Все, что ты говоришь, очень интересно, – сказал Зобов, усаживаясь рядом с ефрейтором. – Но объясни ты мне, сирому, к примеру, такую вещь: почему, когда я давлю на кнопочку с буквой «А», она, а не другая, выскакивает на этом вот телевизоре?

Зобов показал на экран монитора.

– Потому что в компьютере есть специальная микросхема, которая понимает ваши действия, – объяснил ефрейтор. – В ней записаны все данные о кодах, которые выдает клавиатура.

– Да-а… – с уважением протянул Зобов. – Умные люди придумали. Такое не всякому дано!

– Ну, это не сложно, – усмехнулся Галиуллин. – Достаточно написать коротенькую программку, и вместо «А» будет появляться «Б».

– Да брось ты! – изумился Зобов. – И ты такое можешь?!

Ефрейтор снисходительно пожал плечами и застучал по клавишам.

– Круто! – подытожил генерал, когда Галиуллин закончил перепрограммирование. – Ефимов! Не спать! Все зарисовал?

– Да все, – уныло простонал капитан.

– Отлично! А теперь объясни, почему…

Занятия на «курсах» продолжались до позднего вечера. В конце концов капитан взмолился:

– Товарищ генерал! Может, хватит? У меня голова распухла!

– Серый ты человек, Ефимов, – посетовал Зобов, отбирая у того листок с записями. – Никакой в тебе тяги к знаниям. А я вот сегодня столько полезного узнал, что ты и представить себе не можешь! Ну ладно. Объявляю перерыв до завтрашнего утра.

Они поужинали, и Зобов, довольно поглаживая себя по животу, провозгласил:

– Объявляю отбой! Гасим лампы – электричество, оно… Об этом я уже, кажется, говорил – и спать. В целях появления в наших скудных рядах здоровых ростков демократии спешу сообщить, что я этой ночью буду почивать в кресле, Ефимов – у него был трудный день – ляжет на тахте, а вам, старший сержант Галиуллин, придется провести ночь у выходного люка. Надеюсь, что призрак усопшего – да простит меня Господь за кощунство – не побеспокоит вас своим посещением. Привидений боишься?

– Никак нет, товарищ генерал, – отозвался Галиуллин.

– Ну и отлично! Всем спокойной ночи.

Когда из комнаты отдыха раздался храп капитана, Зобов выждал несколько минут и неслышно поднялся с кресла. На ощупь он прошел в аккумуляторную и, казалось бы, бесцельно стал исследовать источники резервного питания. В самом углу помещения он просунул руку между рядами банок и удовлетворенно хмыкнул. Потом вернулся обратно и сел в кресло.

На следующий день после завтрака Галиуллин спросил Зобова:

– Товарищ генерал, продолжим обучение?

– Знаешь, сержант, что-то недомогаю я, – пожаловался Зобов. – Переутомился. Позанимайтесь с капитаном. Вон у него глаза горят от нетерпения.

Зобов развалился на тахте, упер глаза в потолок и, изредка прислушиваясь к чириканью подчиненных, задумался.

Внезапно он вскочил:

– Тихо! Да тише, я говорю!

– Что случилось? – шепотом спросил Ефимов.

– В шахте кто-то есть!

– Не может быть, – прошептал капитан.

– Может – не может… Ты слушай!

Они притихли, и в наступившей тишине из динамиков донеслись едва слышные шорохи – будто старый-престарый человек брел по асфальту.

– Вот и прибыли по наши души, – загробным голосом произнес Ефимов.

– Не нуди, – перебил его Зобов. – Включай видеокамеру!

На экране появился металлический бок ракеты.

– Поднимай!

Видеокамера медленно поползла вверх.

– Так мы все равно ничего не увидим, – сказал Зобов. – Лестница вне обзора. Хотя какая разница. Если там не случайные люди, а профессионалы, то увидим и услышим мы только одно – пламя, взрыв и темноту.

Камера добралась до верхушки ракеты и остановилась.

– Теперь вниз, – сказал Зобов. – И слушайте!

Дно шахты. Никого.

– Может, это мыши? – предположил Ефимов.

– Не изводи ты меня, капитан, – взмолился Зобов. – Какие на хер мыши возле баллистической ракеты!

Внезапно в шахте вспыхнул свет.

– Слава те Господи! – облегченно сказал Зобов. – Какой-то придурок рубильником балуется. Те бы свет зажигать не стали.

Он наклонился к микрофону:

– Кто еще там светом балуется? Электричество, оно денег стоит. Отвечай, а то как жахну сейчас!

Когда в поле обзора видеокамеры появился человек, Зобов внимательно присмотрелся и уверенно произнес:

– Гражданский.

– Думаете, сумеет? – с сомнением спросил капитан, когда через полчаса беседы гость исчез в ремонтном тоннеле.

– Попытка не пытка. Что еще в нашем положении делать-то?

Вечер и часть ночи прошли в напряженном ожидании.

– Все! – сказал Зобов, хлопнув себя по коленям. – Дохлый номер. Не вышло у него ничего. То ли струсил, то ли попался. Хватит глаза в телевизор пялить. Отбой. Выключай вид…

В шахте что-то громко хлопнуло. Отталкивая друг друга, они бросились к монитору.

У основания ракеты расплывалось белесое пятно. Мелькнула фигура человека, похожая на призрак, раздались негромкие щелчки выстрелов, крик.

– А вот и они, – отрывисто произнес Зобов. – Спецназ. Только не пойму я – при чем тут газовая граната? Они что – друг с другом воюют?

Через пару минут в шахте раздалось громкое шипение, и сверкнула вспышка такой силы, что видеокамера на некоторое время ослепла.

– Заряд подорвали! – закричал Ефимов. – Сейчас топливо сдетонирует!

Но вместо этого что-то громко шлепнулось о металлический пол шахты, и объектив равнодушно уставился на неподвижное тело. Белесое облако исчезло, и Зобов вплотную придвинулся к монитору.

– Ежкин корень! – сказал он пораженно. – Ты только посмотри, Ефимов!

Капитан усиленно пялил глаза на матовое стекло.

– На одежду их посмотри! – с досадой пристукнул кулаком по столу генерал. – Одеты они по-разному. А это значит… что значит?

– Что это значит? – эхом откликнулся капитан, но Зобов не слышал его – отвернулся и надолго замолчал.

Их шахты больше не доносилось ни звука. Равнодушно маячил в полутьме округлый бок стратегической, валялись друг подле друга три мертвых человека. Ефимов выключил монитор. От щелчка Зубов вздрогнул и посмотрел на капитана невидящим взглядом.

– Неужели решились? – произнес он задумчиво. – На чужой территории – и так рисковать! Не доверяют… Может, и правильно делают. Но ведь не получилось у них!

– Вы о чем, товарищ генерал? – осмелился перебить начальника Ефимов.

– О том, что надо ждать больших перемен, капитан, – сказал Зобов. – Шахту, скорее всего, больше трогать не будут. Жди гостей из других волостей. Например, из-под Рязани.

– Почему? – поинтересовался Ефимов.

– Потому что ни я, ни ты кнопочку не нажали. А должны были с испугу это сделать. Не будут нас теперь бояться, понимаешь?

– А Рязань-то тут при чем?

– Причем, что десантура там обитает. Усек? Их и жди.

Зобов устало поднялся из-под стола и лег на тахту.

Потянулись скучные, однообразные дни. Капитан Ефимов прилежно занимался с Галиуллиным в «компьютерной секции», а Зобов большей частью валялся на тахте и, уперев глаза в бетонный потолок, думал одному ему известную думу. К концу третьих суток он с прищуром посмотрел на красное от бурной умственной деятельности лицо Ефимова и внезапно взревел:

– Эврика!

– А? Где?! – вскинулся капитан.

– В п…, – мимоходом пояснил Зобов. – Все! Считайте, что с завтрашнего дня мы идем на повышение – из разряда зэков переходи на положение вольных.

– Опять что-то придумали, – уныло сказал капитан. – Опять секцию какую-нибудь?

Зобов сел на тахте.

– Мне в голову пришла мысль – одна, но очень умная! Завтра мы с вами выходим наверх!

Галиуллин открыл рот.

– Завтра? А как?

– Будет день – будет пища, – отрезал генерал. – Утром все и узнаете. Сглазить боюсь. Поэтому приказываю – бросайте заниматься ерундой и каждый в свое лежбище. Только ты, капитан, уж извиняй, сегодня тебе в кресле маяться.

– Да я че… – покорно согласился Ефимов. – Только рановато еще спать.

– Давай, давай! Сил набирайся.

Повертевшись пару часов на тахте, Зобов спросил:

– Ефимов! А где старший наш? Галиуллин.

– Так у люка. Дежурный.

– Зови его сюда, – Зобов махнул рукой. – Хватит там торчать. Бессмысленное занятие.

Капитан ушел. Через пять минут раздался грохот сапог по металлической лестнице.

– Убит он! – закричал Ефимов, врываясь в комнату отдыха. – Голова раскровавлена!

Зобов вскочил с тахты:

– Ты что несешь?! Убит? Кем?

– Откуда я знаю? – продолжал кричать Ефимов. – Я наверх поднялся, а он лежит!

Они бросились к входному люку.

Ефрейтор лежал рядом с опрокинутыми стульями, раскинув руки. Поперек лба у него зияла глубокая рана. Зобов прижался ухом к его груди.

– Тьфу, напугал! «Убит! Убит!» Дышит он! Бери за ноги.

Они перенесли Галиуллина вниз и положили на тахту. Капитан сбегал к аптечке, и Зобов туго перевязал рану бинтом.

– Как же это получилось? – сказал он, глядя на бледное лицо ефрейтора. – Со стула упал, что ли? Утомился, задремал. Все ты – курсы, компьютеры. Утомил парня.

– Что вы говорите, товарищ генерал? – обиделся Ефимов. – Сами заставляли заниматься, а на меня сваливаете.

– Ладно, не куксись. Признаю свою вину. Заездил старшого. Хорошо еще не до смерти. Ничего, отлежится, будет лучше нового.

– Не скоро он в себя придет, – покачал головой капитан. – Приложился крепко. Как бы рана не загноилась. Лекарств у нас – кот наплакал.

– Будем надеяться, – сказал Зобов. – Организм молодой, крепкий, выкарабкается. Ты, извиняй, капитан, но сегодня тебе у люка подежурить придется. Не мне же на часах стоять.

– Есть, товарищ генерал! – вытянулся Ефимов. – Но ведь вы сказали…

– Я сказал – иди! – раздельно произнес Зобов. – И наведывайся сюда иногда, проверить состояние раненого. А я нынче в аккумуляторную спать пойду. Храплю я сильно, понимаешь? А больному покой нужен.

Капитан пожал плечами и ушел.

Зобов послонялся немного по комнате отдыха, повздыхал и направился в аккумуляторную.

Ближе к рассвету ефрейтор Галиуллин открыл глаза. Полежал неподвижно с минуту, чутко слушая тишину, и легко поднялся. Вытащил из-за голенища сапога штык-нож, вспорол матрац и стал исследовать его содержимое. Отсутствие боеприпасов неприятно удивило ефрейтора. Он повторил процедуру с подушкой и злобно швырнул ее на пол. Потом, крадучись, стал подниматься к выходному люку.

Капитану Ефимову не спалось. Ну что это за сон, когда приходится каждые два часа бегать в кромешной темноте туда-сюда – вверх-вниз, чтобы пощупать пульс у этого недотепы-ефрейтора. Надо же быть таким олухом – упасть во сне со стула и так себя изуродовать! Хотя, говорят, и насмерть убиваются, бывали такие случаи, старлей Шкодич рассказывал. А может, врал, с него станется. Тот еще выдумщик.

Капитан посмотрел на светящийся циферблат часов. Пора идти к раненому, проверить, как он там. Сачкануть, что ли? Ничего с ним не сделается. Утро скоро. Ночь пролежал, потерпит еще немного.

Ефимов закрыл глаза и попытался уснуть. На этот раз ему это удалось на удивление быстро. Он спал и не мог видеть, как по лестнице к нему бесшумно поднялся «раненый» ефрейтор. Черная фигура наклонилась над капитаном, нащупывая его горло. Ефимов дернулся, на мгновение выныривая из забытья, и захрипел, захлебываясь собственной кровью. Галиуллин еще несколько раз всадил по рукоятку штык в дергающееся тело и радостно засмеялся. Теперь – дело за вторым! Нет, за третьим!

Зобов прошел в аккумуляторную и закрыл за собой дверь на засов. Добрался до крайнего ряда аккумуляторов, нащупал между банками спрятанный автомат, патроны и прищелкнул рожок к «Калашникову». Вернулся к двери.

«Уж лучше бы я ошибся, – подумал он, усаживаясь перед дверью. – Уж лучше бы оказалось, что ты, Фетисов, сам сиганул в вентиляционную шахту. Уж лучше бы мы все без исключения оказались людьми, а не зверями».

Дважды за дверью он слышал топот сапог по лестнице.

«Молодец, капитан, – думал Зобов, – хорошо службу несешь! В голове у тебя, конечно, пустовато, но все равно молодец! Ты только не спи, дорогой, слышишь?»

Когда Ефимов в третий раз забухал в комнату отдыха, Зобов немного расслабился.

«Ошибся, – подумал он с облегчением. – Все нормально. Ну и подозрительный же ты тип, генерал! Везде тебе враги мерещатся».

И задремал, прислонившись головой к двери аккумуляторной.

Шорох за дверью отогнал от него сон. Зобов прислушался. Было тихо. Подозрительный звук не повторялся. Показалось? Может, это вентиляторы шелестят лопастями? Он выждал пару минут, отворил тяжелую дверь и выставил перед собой, штыком вперед, автомат. Никого. Зобов посмотрел на свои «генеральские».

«Мать моя! – всполошился он. – Три часа продрых! А ведь капитан-то не спускался. Я бы этого слона услышал!»

У него заныло сердце. Бесшумно, насколько позволяла его комплекция, Зобов выскользнул из аккумуляторной и стал подниматься наверх.

– Ефимов, спишь? – спросил он шепотом, добравшись до выходного люка. – Уволю, на хрен, без выходного пособия!

Капитан не отвечал. Зобов коснулся ладонью его щеки и отдернул руку. Голова Ефимова, отделенная от туловища, упала к сапогам генерала.

Зобов отшатнулся.

– Ну ведь приказывал я тебе не спать! – простонал он. – Ну зачем ты не послушался меня, капитан. Эх, старое я дерьмо!

Он быстро взял себя в руки. Передернул затвор у «Калашникова», вгоняя патрон в казенник, поставил предохранительную скобу на автоматический огонь и пошел вниз.

В командном пункте запуска тускло горело дежурное освещение. Ефрейтор Галиуллин сидел за клавиатурой боевого компьютера и смотрел на монитор. Пальцы его бегали по клавишам. В помещение командно-пускового пункта донесся приглушенный вой сирены.

– Отдохнули аккумуляторы, – сказал Зобов, распахнув приоткрытую дверь. – Крышечка-то открылась.

Ефрейтор дернулся как от выстрела и повернул к Зобову безумное лицо. Зубы его застучали.

– Сидеть, – сказал Зобов и направил автомат на Галиуллина, – дернешься, пристрелю без разговоров.

– Не успеешь! – захохотал тот, держа палец на клавиатуре. – Давай, кто быстрее – ты или я?!

Он ткнул пальцем в экран монитора, где зловеще горела надпись «Уверен», и, нажав кнопку, зарычал. Надпись мигнула, но вместо «Пусть произведен», загорелась «Error» – ошибка.

На лице ефрейтора отразилась растерянность, потом испуг, потом отчаяние. Он еще раз вдавил кнопку в клавиатуру, но результат был тот же.

– Брысь от пульта! – приказал Зобов и, шагнув вперед, стащил безвольное тело с кресла. Потом, не давая ефрейтору опомниться, стянул ему руки солдатским ремнем, а ноги выдернутым из брюк тренчиком. Галиуллин затрясся в рыданиях.

– Что, геростратова слава покоя не дает? – спросил Зобов, усаживаясь перед компьютером. – Захотел свое имя кровавыми буквами в историю вписать, мразь? Ты сержанта убил?

– Я! – закричал Галиуллин сквозь рыдания. – Он издевался надо мной, унижал! Он недоумок с одной извилиной! Он мне в подметки не годится! Дерьмо!

– Не верещи, – брезгливо сказал Зобов. – Не в нем дело, а в тебе. Ты позволял – он издевался. Ты хоть раз пробовал ему морду набить?

– Он старший по званию! Я боялся! За это губа положена!

– Отсидел бы, – упрямо сказал Зобов, – зато больше бы он тебя не тронул. И вообще, это не повод, чтобы человека жизни лишать. Да и не верю я тебе. Вот твоя цель, – Зобов кивнул на монитор с надписью «Error». – Хотел себя переломить? Мол, никто не смог, а я сделаю? Дорогой же ты ценой хотел самоутвердиться. Матрац с подушкой тоже ты распорол?

– Я, – всхлипнул ефрейтор.

– Боеприпасы искал, – понимающе кивнул Зобов. – Дурачок. Умный ты, согласен, но не хитрый. Да я, как только нас в КПП заперли, только одну цель все время и преследовал – чтобы стратегическая на стартовой позиции осталась. Патроны в аккумуляторной спрятал, а вам наплел, что в матрасе они. Ты и клюнул. А когда сержант погиб, и другие меры предпринял. Дело-то серьезный оборот стало принимать.

– Так вы, когда вчера сказали, что мы отсюда выйдем – наврали?

– Не наврал, а сделал тактический ход, – уточнил Зобов. – Придал событиям ускорение. Вскрыл нарыв. Одно только не учел – что человек слаб и иногда ему хочется спать. Зачем ты Ефимова убил? Он-то тебе ничего плохого не сделал.

– Он мог помешать. Лишний человек – лишние хлопоты.

Галиуллин почти успокоился и, изредка вздрагивая всем телом, с ненавистью смотрел на генерала.

– И тебя бы убил, – сказал он сквозь зубы, – жаль, не добрался.

– Знаю, – согласился Зобов. – Скребся ко мне, как кот к мыши. Да вот незадача – обходит меня смерть стороной. Не скоро, видно, я ей надобен буду. И не зыркай на меня, как волк на барана! Не по зубам я тебе. Вот выйдем отсюда, сдам я тебя куда надо, тогда запоешь.

– Под суд отдадите? Расстреляют?

– Да уж не обессудь, хотелось бы. Только до вышки дело, я думаю, не дойдет. Упрячут тебя в психушку. Ты же больной. А ракета как здесь стояла, так стоять и будет, пока ее не разломают ко всем чертям. Побыстрей бы уж.

– Жаль, не взлетела, – процедил Галиуллин. – Все я вроде правильно сделал. У меня память хорошая.

Зобов расхохотался. Потом достал из кармана кителя бумагу с записями, сделанными Ефимовым, и повертел перед лицом ефрейтора.

– Благодаря тебе не стартанула! Ты научил.

Галиуллин выпучил глаза.

– Ты какую буковку нажимал? – отсмеявшись, спросил Зобов.

– Ту, которую надо! «Y».

– Так это теперь не «Y», а хрен знает что! Я даже и сам не знаю, кто она такая! A «Y» – вот она!

Зобов протянул руку и показал на клавишу с изображением вопросительного знака.

– Ну что? Прилежный я ученик?

Галиуллин завыл и стал колотиться головой об пол. На губах у него выступила пена.

– Прекращай! – прикрикнул Зобов. – Хватит комедианта из себя корчить! Огрею сейчас прикладом по башке – быстро успокоишься.

Но ефрейтор продолжал биться в судорогах.

– Вот напасть-то, – обеспокоился Зобов. – Ты и вправду умом тронулся? Или сирена на тебя так действует? Сейчас выключу, только оружие разряжу.

Он отомкнул рожок и дернул затвор, выбрасывая патрон из казенника. Зеленоватая гильза выпрыгнула из автомата, описала в воздухе дугу и упала на клавиатуру.

На то место, где на клавише выгибал лошадиную шею глупый вопросительный знак.

Сразу стало тихо.

– Ну вот, – сказал Зобов, – вот…

Он повернулся к монитору и помертвел. На экране вместо «Error» двумя белыми строчками горела надпись: «Пуск произведен».

– Стой!! – закричал Зобов, отшвырнул автомат и бросился к компьютеру. – Да что же это?! Почему?! Ведь я же не хотел!

Но командно-пусковой пункт уже наполнился низким протяжным гулом. Пол под ногами генерала завибрировал. Зобов заметался по отсеку, хватаясь дрожащими руками то за монитор, то за клавиатуру, то за голову.

– Это землетрясение… Это всего лишь землетрясение… Сейчас все кончится.

Но гул неотвратимо нарастал, превращаясь в рев. На мониторе запрыгали цифры, характеризующие состояние ракеты-носителя, и появилась еще одна надпись: «Системы переведены в автономный режим».

Зобов с надеждой посмотрел на экран второго монитора, но тот был темен – видеокамера испарилась в огненном тысячеградусном пекле.

Крик бушующего в шахте смерча достиг наивысшей точки. Зобов зажал уши, чтобы не слышать торжествующий вопль разбуженного демона, но это не помогло. Тогда он бросился к пульту и в ярости стал крушить все, что попадалось ему под руку. Хрустнула белая как кость клавиатура, выбитыми зубами запрыгали по полу кнопки. С глухим хлопком разлетелся экран монитора, осыпая кресло белым люминесцентным покрытием.

Пол еще раз вздрогнул в конвульсии, и рев стал перемещаться куда-то вверх. Ракета покидала шахту. Еще минута – и все стихло.

Зобов упал на пол, засыпанный осколками, и по-звериному завыл, вторя тоскливому плачу ефрейтора. Потом затих и долго лежал неподвижно, словно жизнь ушла от него вместе со стартом ракеты. Потом шевельнулся и пополз к креслу. С трудом взобрался на него, тупо провел взглядом по разбитой аппаратуре. Окровавленные ладони тряслись, и он поднес их близко к глазам, будто пытаясь разглядеть в переплетении линий свою дальнейшую судьбу.

– Своими руками, – прошептал он едва слышно, – вот этими. Что же ты наделал, генерал?

Постепенно он успокоился. Шатаясь, прошел в комнату отдыха. Тщательно умылся, отыскав в кармане брюк расческу, причесал седые волосы. Отряхнул мундир и, вернувшись в командно-пусковой пункт, стал исследовать поверхность стола. Среди обломков того, что ему требовалось, не было. Он опустился на корточки и тяжело полез под стол.

Она лежала, закатившись за ножку – остроносая красноватая пуля, выглядывающая из зеленой гильзы. Зобов обтер ее полой мундира и нагнулся за автоматом. Сердце резанула боль.

– Врешь! – прошептал Зобов, поднимая автомат. – Легко отделаться захотел? Не выйдет.

Он аккуратно вставил патрон в казенник, неловко просунул ствол «Калашникова» в рот и нажал на спуск.

Тяжелое тело, роняя кресло, сползло на пол. Ефрейтор замолчал и, извиваясь, пополз к Зобову. Приподнял голову, уставился на него горящими глазами. Потом прильнул к его лицу и стал с наслаждением жевать дряблую мертвую щеку.