Текст книги "Иметь королеву"

Автор книги: Владимир Неволин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

– Посматривал, – подтвердил Дима. – Там шмон был. Оцепили двойным кольцом, выгнали всех. Потом убрались.

– Вот видишь? Клюнули на дезу.

Он взял в руки трассер, с сожалением поглядел на зеленоватый экран и, грохнув его об пол, для верности припечатал прикладом «Калашникова».

– А с рацией погодим, – сказал он, задумавшись. – Садись, Дима, за стол. Будем разговоры разговаривать.

Они удобно уселись в кресла. Владимир поставил рацию посреди стола и сказал:

– Заяц, ты меня слышишь?

Он ожидал ответа, но все же вздрогнул, когда из черной коробочки раздался глуховатый голос:

– Вас слышу.

Слышимость была прекрасной. Казалось, невидимый собеседник находится совсем рядом – за черным ночным окном.

– Поговорим, – сказал Владимир. – Нам есть о чем.

– Поговорим.

Глава 11
УВЕРЕН?

После того как на «губе» побывали неудачливые визитеры из столицы, жизнь в санатории «Калчи» и у самого Зобова вроде бы нормализовалась. Особняк отделали еще роскошнее прежнего, а место разбитого «Филипса» занял более крутой «Филипсмэчлайн» – лучший телевизор года. Исполненный значимости, генерал с усмешкой говорил адъютанту:

– Со мной, брат, тягаться мало кто может. Разве что из Москвы псы понаедут. Да и тех купим, все они там твари продажные. А тявкам вроде этих пацанов и вовсе уши поотрываю без разговоров. Как там наши дела?

– Дела-то хорошо, – сказал адъютант, отнюдь не разделявший уверенности шефа. – Но, Виктор Сергеич, вы этих зверенышей плохо знаете. Они на всякую пакость способны. У нас сейчас не государство, а сплошь мафиозный клан. Напоют какой-нибудь шишке, что, мол, стратегическая часть превратилась в, извините, собственность командира, которой он распоряжается, как хочет, сунут на лапу поболе нашего и – комиссия. Очень это может быть.

– Н-да? – озаботился Зобов. – Считаешь? Надо упредить. У меня вот какая идея. Надо нам новое подразделение организовать – что-то вроде собственной службы безопасности и контрразведки. Выбери из офицеров и личного состава особо доверенных и объясни ситуацию – мол, если загремим, то все вместе и с бо-ольшим грохотом. Таких немало наберется. Рыльце-то у многих в пушку. Вон какие коттеджи в Калчах отгрохали. И зарплату им утрой, нет, удвой. Разработай метод поощрений. Выявил неблагонадежного в части, сообщил куда надо – премия. Все равно меньше потеряем, чем тем охламонам платить.

– Сделаем, Виктор Сергеич!

Вскоре в части появилась и быстро переросла даже самый многочисленный батальон связи новая единица – подразделение охраны, офицеры и бойцы которого усиленно жрали, спали и накачивались железом в спортзале. На «тридцатке» все чаще стали вспыхивать драки между «крутыми», как их окрестили, и остальным личным составом. Командиры рот жаловались Зобову:

– Господин генерал, вчера «крутые» из ПО двоих солдат измочалили. Придрались, что те им честь не отдали. А ведь и те и другие – рядовые.

– Ладно вам! – прикрикнул Зобов. – Нашли повод для фискальства. Сами виноваты – могли бы и козырнуть, рука не переломится. Впредь – приветствовать личный состав ПО как военнослужащих офицерского ранга. Не кривите рожи-то, бестолочи! Они не меня – вас стерегут.

Не согласных с политикой командира части офицеров постепенно выжили.

– Вот и славно, – говорил Зобов, подписывая очередной рапорт. – Еще одним мудаком меньше.

К весне следующего года часть превратилась в хорошо охраняемый, беспрекословно подчиненный Зобову объект скорее хозяйственно-финансового, чем военно-оборонительного толка. В свободное от боевых работ время, которого из-за отсутствия таковых было предостаточно, личный состав пахал на строительстве дач, коттеджей и в приусадебных хозяйствах офицеров, зорко охраняемых разъевшимся ПО.

В конце апреля в кабинет к Зобову вбежал встревоженный адъютант:

– Виктор Сергеич! Похоже, серьезные неприятности.

– Чего там? Проверяющий из Хабаровска?

– Комиссия из Москвы. Вылетели сегодня утром. Меньше чем через сутки будут у нас.

– Ну так что? Приготовь достойную встречу, про конвертики с баксами не забудь. Кто во главе-то?

– Генерал-лейтенант Бессонов.

Зобова будто током ударило. Он помрачнел. Бессонов летал на инспекции в те части, где снятие с должности командира было делом решенным.

– Может, пронесет, – сказал он после минуты тягостного молчания. – Документы у нас в порядке. Те, которые для гостей. В части тоже, вроде, все в порядке.

– Не в документах дело, Виктор Сергеич, – вздохнул адъютант. – Они их и смотреть не будут. Тут ФСК, похоже, поработала. И компромата на нас, я чувствую, выше крыши.

– Так, – поставил точку Зобов, – вот оно и пришло, время икс. Пора заметать следы. Всю наличность – за бугор. Акции «Курорт Калчи» продать. В части объявить особое положение. Личный состав ограничить в передвижении. Отпуска отменить, перебьются. В караул на склады оружия, ГСМ, аэродром – своих людей из ПО. Пора им поработать. И в казармы человек по десять. А комиссию все же встреть по-человечески, понял?

– Понял, Виктор Сергеич.

– Иди.

Адъютант топтался на месте.

– Что еще?!

– Виктор Сергеич, а может, лучше покориться судьбе? Так мы можем далеко зайти.

– Покориться судьбе?!

Зобов зверел с каждой секундой.

– Ты что, мать твою, хочешь, чтобы я отдал э-то все? На блюдечке им поднес? Да я глотку перегрызу любому, кто ко мне лапы протянет. Иди и выполняй приказ!

Комиссия прибыла на следующий день. Сухой, выбеленный временем генерал-лейтенант лихо сбежал по лесенке транспортного самолета и в недоумении остановился перед «мерседесом».

– Чья машина? – осведомился он у подполковника – командира подразделения охраны.

– Генерала Зобова, господин генерал-лейтенант.

Бессонов дернулся:

– Какой, к лешему, я тебе господин? Это что еще за обращение?

– Виноват, товарищ генерал-лейтенант.

– Так-то лучше. Нет, брат, извини, мы люди простые и на вон том транспорте доберемся.

Бессонов со свитой направились к машинам сопровождения. Колонна рванула от аэродрома к «тридцатке».

Генерал покосился на камуфляж и погоны водителя, на которых на фоне голубых петлиц красовался щит с двумя, крест-накрест, мечами.

– Это что еще за род войск?

– Подразделение охраны, господин генерал-лейтенант.

Бессонова передернуло.

– Не слышал о таком. Чья инициатива?

– Генерал-майора Зобова.

– Так, – зловеще протянул Бессонов и всю оставшуюся дорогу не проронил ни слова.

Трюк со столом, возлияниями и конвертами не прошел. С аэродрома Бессонов сразу направился в штаб части. Узнав об этом, Зобов немедленно выехал туда же.

Насупя брови, Бессонов сидел за командирским столом и перебирал бумажки. Стараясь повыше поднимать ногу под колыхающимся животом и тянуть носок, Зобов промаршировал в кабинет:

– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! Ожидал вас в своей хате, думал, захотите отдохнуть с дороги, подзаправиться маленько. Может, дела на завтра отложим?

– На том свете отдохнем, – сухо сказал Бессонов. – Пока мои счетоводы с твоей «липой» разбираются, я с тобой поговорить хочу. Закрой дверь. Садись. Ну, рассказывай, как до такой жизни дошел?

– До какой, товарищ генерал-лейтенант? У меня все документы в порядке.

– Наплевать на документы. Вся эта хозвозня меня не интересует. Что творится с частью?

– Часть в полном порядке, товарищ генерал-лейтенант, – заявил Зобов. – Проводите боевые хоть сейчас.

– Почему количество офицеров сократилось едва не вдвое? Почему появилось и на какие шиши существует так называемое ПО? Почему личный состав разболтан, в конце концов? Я спрашиваю – отвечать!

За годы, проведенные в должности командира части. Зобов как-то отвык, чтобы на него кричали. Поэтому, как ни старался ответить со смирением и вежливостью, у него получилось плохо.

– Офицеры разбежались потому, что хотят есть, а, не получая по полгода зарплату, им это удается труднее с каждым месяцем. Подразделение охраны создано для того, чтобы защитить часть и принадлежащие ей ценности от посягательств извне. А насчет того, что личный состав разболтан, тут вы, товарищ генерал, неправы. Солдаты трудятся, а не слоняются без дела по казармам в отсутствие боевых работ, каковых в последнее время стало, благодаря нашему бесхребетному правительству, всего ничего, а точнее, один прибавить один – две штуки в полгода.

Бессонов, ожидавший, что припертый, как ему казалось, к стенке Зобов начнет юлить и изворачиваться, изумленно откинулся на спинку кресла.

– Ну и наглец! – проговорил он минуту спустя. – Я таких еще не видывал. Жрешь, пьешь за счет государства, карман ворованным добром набиваешь, и вместо того, чтобы если не покаяться, так хоть «извините» сказать, зубы мне показывать вздумал? Хотел я сначала понять что-то, разобраться, а теперь вижу – херня дело.

Бессонов торжественно встал, проверил пуговицы на кителе – все ли застегнуты – и раздельно произнес:

– Властью, данной мне государством и президентом, я объявляю, что вы, генерал-майор Зобов, арестованы. Немедленно сдайте оружие и следуйте за мной.

Он сказал это и с облегчением подумал: «Слава Богу, еще одно неприятное дело позади. Через сутки снова дома. На пенсию, что ли, попроситься? Надоело».

Зобов сел, закинул ногу на ногу и, вздохнув, закурил сигарету.

– Вы что, не поняли меня? – произнес Бессонов скорее не грозно, как хотел, а удивленно.

– Да понял я вас, генерал, понял. Только никуда я отсюда не поеду. И вас не отпущу.

– Что?! – взревел Бессонов.

Дверь кабинета открылась, и в проеме появился подполковник в сопровождении двух солдат из ПО.

– Ну что там комиссия? – спросил Зобов. – Устроены?

– Так точно, господин генерал! Правда, места не хватило, по двое пришлось.

– Вы там их не обижайте! Чего попросят – выполнять беспрекословно.

– Где члены комиссии?! – заорал Бессонов. – Да я вас…

– Будет вам, генерал, воздух-то сотрясать! Ничего с вашими драгоценными прилипалами не случилось. В Калчах они, на курорте. Под охраной, конечно. Сядьте вы, ей-богу.

Позеленевший от гнева генерал бухнулся в кресло. Зобов достал из сейфа бутылку водки, плеснул треть стакана и пододвинул Бессонову:

– Пейте, не отравлено.

Бессонов негодующе отвернулся. Зобов сжал зубы и, ускоряя шаг, стал ходить по кабинету. Потом внезапно подбежал к столу и, перегнувшись, спросил генерала:

– Так, значит, я плохой, да?

– Ты подлец, – без промедления ответил Бессонов. – По тебе веревка плачет. Нет, сначала трибунал, а потом – веревка.

– А за что?

– А за все. Попрание кодекса чести офицера. Развал части. Самоуправство. Воровство. Превышение полномочий. За пьянку, в конце концов!

Бессонов поперхнулся, закашлялся и, схватив стакан, одним глотком осушил его.

– Попрание… Эх вы! – Зобов покачал головой. – Слушай, генерал, давай начистоту. Ты ведь, я понял, все про меня знаешь? Сорока на ушко принесла?

– Ну, допустим.

– И сколько офицеры получают, да? И какие у них премии? В каких домах они живут вместо засранных ДОСов?

– Все это имеет первоисточником воровство, – упрямо сказал Бессонов. – И началось оно с восьми лодок типа «Казанка» и полевой кухни пять лет назад.

– Ох, вспомнил! – усмехнулся Зобов. – Ну, своровал. А что, другие меньше тянут? В Кара-Кумах на учениях роты участвуют, а в отчетах – общевойсковые массированные наступления. И списывают потом все, что под руку попадет, от торпед до зимних полушубков. Ну, воровал, каюсь. Делал как все, зато курорт выстроил – а это уже, как говорится, что-то!

– Добренький какой! – иронично сказал Бессонов. – Деньги-то с него ты себе в карман кладешь.

– А вот тут неправда ваша, – упер палец в потолок Зобов. – У меня правило – живи сам и давай жить другим. Любой человек – от авторитета до президента – должен этого закона придерживаться. Нарушил – все! Конец правлению. Да вы сами спросите кого угодно – как им сейчас живется? Раньше что солдатня круглый год в столовой жрала? По две ложки сухой картошки. А сейчас? Хотите, в солдатскую столовую свожу?

– Не хочу, – пробурчал Бессонов.

– Вот то-то и оно. Раскричались там у себя на бугре – нарушил! Наворовал! С пониманием подходить надо, объективно.

– Ты, Зобов, даже не в том виноват, что все здесь на свой лад перекроил. Дело в том, что у тебя тут не армия, а курортно-агропромышленный конгломерат. Тебя Родина поставила здесь военные задачи выполнять, а не новую конституцию писать. У тебя же голый финансизм. В армии важна идея, патриотизм.

– Да бросьте вы, генерал, – сморщился Зобов. – Какая, к черту, идея. Семьдесят лет что-то там строили-строили, пыхтели-пыхтели, на восьмом десятке выяснилось – не то. Начали опять что-то строить. Вы в курсе – что именно?

Бессонов промолчал.

– Вот и я не знаю – что. И леплю на свой лад. Может, правильно, может неправильно – время покажет. Но тот факт, что я доволен и люди вокруг меня довольны, убеждает меня, что тактика выбрана верно.

– Утомил ты меня своей болтовней, – сказал Бессонов. – Хитер, лис. Плесни-ка еще мне десять граммов.

Через два часа в кабинет заглянул адъютант и оторопел: на кожаном диване в обнимку сидели Зобов с Бессоновым и вразнобой пели:

 
Мы ракетные войска,
Нам любая цель близка.
Наши мощные ракеты,
Наши точные ракеты,
Безотказные ракеты
Грозно смотрят в облака.
 

– Витя! Мне ведь и самому эта херня не по нутру, – пьяно говорил Бессонов. – Я ж весь там. – Он ткнул большим пальцем через плечо. – Меня не разогнуть. Сломать можно, а разогнуть – ни-ни. Но и ты, Витя, не прав. Если я на одном краю, то ты – на другом. Ты – как собственное государство: тут у тебя и гражданское население, и армия, и курорт. А у нас этого не любят. Чечню знаешь? Ах, знаешь. Так вот – что получилось? И с тобой так же будет. Налетят орлы и поклюют.

– А я им корму подброшу, – засмеялся Зобов.

– Нет, Витя, – зашептал Бессонов, им все надо. Установка такая оттуда, – он показал наверх, – от больших людей. Им все надо.

– А я не отдам, – сказал Зобов, – не на того напали.

– Отберут, Витя, – печально улыбнулся генерал. – Пошлют армию, не отмашешься. И будет это все, – Бессонов развел руки, – принадлежать другому.

На следующий день Бессонов улетал. Загнав в самолет всю свою компанию и задержавшись у трапа, сказал Зобову:

– Ну, прощевай, господин генерал. Первый раз у меня такая инспекция вышла. Рапорт я, конечно, представлю по всей форме, а там уж пусть решают, что с тобой делать. Сам-то я перестал понимать, где правда, а где кривда. По армейским законам тебя надо за решетку упрятать, по нынешним бизнесменским медаль дать, а по-человечески – Бог тебе судья.

Транспортник сотряс аэродром ревом мощных двигателей и ушел за Калчевскую.

– Ну что, Виктор Сергеич, пронесло? – спросил адъютант. – Вон как в обнимку в кабинете сидели.

– Водка, – махнул рукой Зобов. – Мало ли что за рюмашкой бывает. Попробовал под рубаху-парня сработать. Где-то наплел, где-то правду сказал. Только время оттянул. Теперь точно знаю – нас в покое не оставят. И следующими гостями будет группа захвата. Потом суд, арест счетов и имущества и – тюрьма. Эх, сыграть, что ли, в последний раз. По крупной.

– Вы про что, Виктор Сергеич?

– Дать шифровку в Москву – отвяжитесь, мол, ребята, а то хуже всем будет – и нам, и вам. Как думаешь, проймет?

– Вряд ли. Столичные дельцы – народ с гонором, привыкли себя пупом земли считать. Не получится, Виктор Сергеич.

– А я попробую, – угрюмо сказал Зобов. – Я хозяин, помещик и, стало быть, самодур. Шлея мне под хвост попала. Я ж не собираюсь всему государству угрожать.

– Они и есть государство.

– Тьфу на тебя! Заладил. Сам знаю, что от Москвы до самых до окраин все оккупировали. С такими и надо пожестче. Нет, я все же попробую. Садись, будем радиограмму сочинять.

В 00.00 по Камчатскому времени с антенного поля аэродрома умчалась в столицу шифрованная радиограмма. Приняв ее, дежурный радист отнес листок бумаги в шифровальную группу. Расставив цифры и буковки в том порядке, как требовалось, шифровальщик выпучил глаза и рванул наверх, в правительственные кабинеты. В солидном военном учреждении разгорелся шухер.

Шифровка гласила:

«В последний год участились попытки давления на командование и офицерский состав в/ч 35252. Не получая какой-либо помощи извне в хозяйственном и финансовом отношении, коллектив части сумел все же найти выход из создавшегося положения, и только благодаря этому было обеспечено существование и боеготовность важнейшего форпоста на Дальнем Востоке. Без преувеличения можно сказать: нас забыли. И вот, когда часть процветает, когда нашли решение многих хозяйственных и военно-технических вопросов, кому-то понадобилось наложить лапу на достояние коллектива в/ч 35252. Участились комиссии, проверки и прямые угрозы в адрес руководства части. Мы решительно заявляем, что никому не позволим прибрать к рукам то, что было нажито тяжелым каждодневным трудом, и дадим отпор всякому посягательству на в/ч 35252. В случае применения в отношении нас силы мы вынуждены будем прибегнуть к оружию.

Командование и офицеры в/ч 35252»

Прочитав радиограмму, начальник Генштаба чуть не проглотил сигарету.

– Это что? Бунт?! Восстание? Он что, спятил, этот Зобов? Соедините меня с ним немедленно!

В особняке у Зобова зазвонил телефон. Он взял трубку.

– Господин генерал, вас Москва, Генштаб.

– Давай ее, матерь нашу.

– Генерал Зобов? – раздался в трубке знакомый голос.

– Так точно, товарищ маршал!

– Я получил от вас странную радиограмму. Что там у вас происходит?

– У нас-то как раз все хорошо. Только вот не нравится это кому-то. Оказывают давление, угрожают. Вы бы разобрались, товарищ маршал.

– Я разберусь. Только вместе с вами. Немедленно вылетайте в Москву. Командование сдадите начальнику штаба.

– Не могу я приехать, – угрюмо и решительно сказал Зобов. – Оставьте нас в покое. Службу как надо несем, сзади не плетемся, вперед не высовываемся. Надежный тыл. Никакой от нас никому головной боли.

– Ну что же, хорошо, – сказал маршал. – Всего доброго.

Следующий звонок был командиру Петропавловск-Камчатского гарнизона.

– Петр Васильевич? Здравствуй, дорогой!

– Здравия желаю, Андрей Петрович!

– К тебе есть дело. Надо, не поднимая большого шума, арестовать и доставить в столицу командира в/ч 35252. Десант пока не бросай. Тихо надо, понял?

– Понял. А можно вопрос? Чем он так провинился?

– Ты его давно знаешь? Что за человек?

– Давненько. Командир как командир. С сумасшедшинкой только. И ворует. Не больше, правда, чем остальные.

– Сумасшедший, говоришь?

– Не так выразился. Оригинальничает много. Хитрый. Принципы где-то в лейтенантском возрасте посеял. В общем, «новый русский» в погонах.

Маршал помолчал.

– Как считаешь, может он, если его прижать хорошенько, выкинуть что-нибудь этакое? Часть, например, поднять?

На том конце провода помолчали.

– Не знаю, товарищ маршал… Но вообще-то и крыса, если ее в углу зажать, смелой становится. Пятьдесят на пятьдесят.

– Ну ладно, бывай. Как операцию закончишь, тут же доложи.

На следующий день в Калчи втянулись с разных сторон восемь человек в гражданской одежде. Они встретились на берегу Камчатки, посовещались и порознь двинулись к части. Эпопея с захватом мятежного генерала продолжалась неделю. Троих «шпиенов» взяли прямо у колючки предусмотрительно выставленные Зобовым посты. Подвергнув пришельцев допросу с пристрастием, выяснили место встречи остальных, и через час все восемь сидели в помещении гауптвахты.

– Замнут они это дело или попрут? – задумчиво расхаживал по штабу Зобов. – Как считаешь?

– Попрут, конечно, – уныло сказал адъютант. – Очень уж одиозная вы личность, Виктор Сергеич. Выбросят десант и повяжут всех. Или пришлют из Москвы спецов и тихо-мирно, извините, вас того… Там есть профессионалы – не чета этим восьмерым. «Альфа», например.

– «Альфе» сюда еще добраться надо. Вот что – позови ко мне подполковника… как его… командира летунов и командира батальона связи.

Вскоре оба стояли в кабинете Зобова.

– Вот что, радиолюбитель, – сказал Зобов командиру батальона связи, – разворачивай часть своих локаторов от побережья на круговой обзор. PC-135 нам теперь не нужны. Будешь просматривать подступы к части. Заметил отметку на экране – сообщаешь летунам. А ты, – обратился Зобов к подполковнику с голубыми петлицами, – немедленно истребитель в воздух и все – слышишь – все летательные аппараты, направляющиеся к Калчам, поворачиваешь назад.

– А если не подчинятся?

Зобов помолчал.

– Вы вообще-то с кем – со мной или с теми? – Он кивнул на запад. – Только честно.

Командир батальона связи, у которого коттедж был «на выходе», кивнул головой:

– С вами, Виктор Сергеич.

– Я тоже, – пробасил подполковник. – Живем мы тут славно, в лишних едоках не нуждаемся. Сбить, что ли, если не подчинится?

– Сбить. Но я думаю, до этого дело не дойдет – повернут.

– Ладно, сделаем.

Первый нарушитель воздушного пространства самостийно возникшего государства Калчидония появился на экране локатора в 12.30 следующего дня. Истребитель немедленно взмыл вверх.

– Вижу противника, – через двадцать минут доложил летчик. – В воздухе «ЛИ-2». Направляется к Калчам.

– Разворачивай его, – приказал подполковник.

– Что-то они не торопятся разворачиваться, – вскоре доложил летчик. – Прут себе помаленьку. Лепечут про горючку, мало, говорят.

Командир летунов мысленно перекрестился и вздохнул:

– Приказываю сбить к едрене фене.

Истребитель кувыркнулся в боевом развороте и всадил «ЛИ-2» в крыло пушечную очередь. Еще одну – в хвост.

– Возвращаюсь на базу, – сообщил летчик. – А эти черти живы, «лашка» горит синим пламенем, они, как муравьи, от нее чешут.

– Ну и ладно, – махнул рукой подполковник.

Убивать ему все же не хотелось. Довольный тем, что все обошлось без крови, он позвонил Зобову:

– Сбили только что самолет, отказавшийся выполнить приказ, господин генерал. Экипаж и пассажиры самолета живы.

– Вот так, – весело сказал Зобов. – Наука впредь. Далеко от Калчей?

– Километров тридцать.

– Говоришь, живые? Дня за три хорошего хода до Калчей могут дойти. И неизвестно, что это за пассажиры. Спецгруппа, точно. Про нашу душу. Давай действуй, командир. Разыщи их и приведи ко мне, поговорим. А если будут оказывать сопротивление, то, – Зобов вздохнул, – вступай в бой и уничтожай. Если враг не сдается – сам знаешь.

Командир в/ч 35252 положил трубку и вышел из штаба. Махнул рукой телохранителям – не нужны – и медленно пошел домой. Встречающиеся на пути офицеры и «крутые» замирали и, козырнув, смотрели на Зобова кто со страхом, кто с восхищением, кто с сожалением и сочувствием, как на человека конченного.

До сих пор все было больше похоже на игру, чем на противостояние командира части и кучки чиновников в Москве. Подумаешь, арестовал комиссию – человек с юмором воспринял бы случившееся как хохму и посмеялся над стариком Бессоновым. Радиограмма – серьезнее, но ее тоже можно рассматривать как попытку привлечь внимание высшего командования к давлению определенной группы людей на часть. Сбитый самолет… Можно что-нибудь наплести про роковую ошибку, случайность и свалить часть вины на летунов. Пока еще не поздно остановиться. Разжалуют, конечно, но под трибунал вряд ли отправят. Откупится, сор из избы выносить не захотят, спустят дело на тормозах. И что? И все. Жизнь, можно сказать, закончена. Будет сидеть остаток лет старичок Зобов на лавочке где-нибудь в Испании перед мраморным бассейном с голубой водой и греть на солнышке свой необъятный живот, который, мать его, растет не по дням, а по часам.

Зобов миновал восточный КПП и, по-прежнему задумчивый, медленно пошел по дороге, ведущей в Калчи. «Крутой» в чине сержанта проводил его взглядом, потом снял трубку. На том конце провода произнесли:

– Штаб. Слушаю.

– Он ушел по дороге к поселку, – ответил сержант. – Наверное, туда.

– Молодец, – одобрил невидимый собеседник. Хорошо службу несешь. Не забуду.

На полдороге Зобов свернул на тропинку, ведущую в тайгу, туда, куда маленьким белым пальцем велел идти безымянный указатель. Метров через триста тропа резко пошла вверх и уперлась в небольшой туннельчик, заканчивающийся бронированной дверью. Зобов поднял руку, чтобы нажать кнопку звонка, но дверь уже медленно отъезжала в сторону. Видеокамеры добросовестно рассказали, что на пороге – хозяин.

Ступени круто повели вниз. Там на освещенной площадке стоял капитан и поправлял китель.

– Здравия желаю, господин генерал!

– Здравствуй, Ефимов, здравствуй. Как дежурство? Что новенького в твоем заведении?

– Отделение в составе капитан Ефимов, сержант Фетисов и ефрейтор Галиуллин заступило на дежурство в 15.00 местного времени. За время дежурства никаких происшествий не произошло.

– Это хорошо, что не произошло, – сказал Зобов. – Ну веди, показывай свою конуру.

Они вошли в маленький лифт. Капитан нажал кнопку, и капсула провалилась вниз. Живот у Зобова подпрыгнул к груди.

– Вот отрастил, – пожаловался Зобов капитану. – Хожу, хожу, а толку никакого. Может, бегать начать?

Ефимов скромно улыбнулся – начальство изволило шутить. Лифт затормозил так же резко, как и начал движение. Зобов и капитан вышли из кабинки. Еще одна бронированная дверь. Винтовая лестница. Дверь.

– Все, что ли? – спросил Зобов, когда капитан закончил крутить огромное колесо и овальной формы толстенный щит медленно вывалился наружу.

– Все, господин генерал, – проходите.

Зобов шагнул в невысокое, длинное помещение. Из-за пластикового стола вскочили и вытянулись в струну два солдата. Из стоящих рядов с компьютером колонок донеслись звуки выстрелов, стоны и загробная музыка.

– В игрушки играете? – сказал Зобов и подошел к компьютеру. С экрана в него целился робот. – Как называется?

– Думм, – испуганно сказал один из солдат.

Офицер исподтишка показал подчиненным кулак.

– Ладно тебе, – сказал Зобов. – Пусть играют. В этой яме с тоски сдохнуть можно. Где тут у тебя главная пусковая?

Ефимов повел генерала в небольшой отсек, где в центре пульта, усеянного рядами кнопок, под оргстеклом лежал ключ, похожий на ключ от английского замка. Зобов сел в кресло. Ефимов включил освещение в шахте. На экране появилось изображение хвостовой части и сопел стратегической ракеты-носителя. Капитан щелкнул тумблером, и камера медленно поехала вниз. Возникли и пропали стабилизаторы «Геркулеса», камера воспроизвела мощную колонку корпуса баллистического исполина и бесконечно долго ехала вдоль него. Наконец корпус стал сужаться и закончился пулевидной головной частью. Камера остановилась. Зобов долго молчал.

– Мощь, а, Ефимов? Спит себе и не ведает, на что способна. А пройдет пара лет, заявится сюда лихая команда с импортными наблюдателями, вытащит этого монстра из норки и разрежет на кусочки. Жалко будет, Ефимов?

Капитан пожал плечами:

– Должность жалко, господин генерал. Не будет этой дуры – упразднят. Работа, в общем, спокойная. Отсидел шесть часов – и домой. Команды на запуск все равно ведь никогда не будет.

– А ты бы хотел? – спросил Зобов. – Есть соблазн на кнопочку нажать? Чтобы р-раз – и пол-США вдребезги.

– Иногда хочется, – признался Ефимов. – Это ведь как ружье в лесу. Дичи нет, так по бутылкам палить начнешь.

– Это верно, – сказал Зобов. – Любой предмет просится использовать его по назначению. Но стратегическая – это не ружье. Нажал на кнопочку, порадовался своей удали, а потом остаток жизни будут по ночам шестипалые младенцы сниться. Старики с облезшей кожей, девушки с лысым черепом. И никуда от них не уйдешь.

– У меня нервы крепкие, господин генерал, – сказал Ефимов. – Если понадобится, я приказ выполню.

– Да? – удивился Зобов. – А вот я, честно скажу, не смог бы. Наплевал бы на все приказы. А ты, значит, герой? Ну что ж…

Зобов крутнулся в кресле к пульту лицом и, отбросив прозрачную пластиковую крышку, защелкал клавиатурой. Засветились экраны мониторов. Из динамиков над головой раздался переливчатый вой сирены. На табло напротив кресла появилась надпись: «Введите кодовую последовательность».

Зобов уступил место капитану:

– Садись. Дальше будешь сам действовать.

– Так я код не знаю, господин генерал.

– Набирай: 2154051276 – «Нарцисс» – 8. Кавычки не забудь.

Ефимов кончил клацать клавиатурой. На мониторе появился вопрос: «Уверен?» и ниже надпись: «Да» – «ENTER», «Нет» – «ESC».

Капитан вопросительно посмотрел на Зобова.

– Жми на «ENTER».

Надпись на табло погасла, вместо нее высветилась новая: «Ключ на старт».

– Ну что ты на меня уставился, – сказал Зобов. – Официальное заявление хочешь? Хорошо: приказываю вам, капитан Ефимов, осуществить подготовку и пуск межконтинентальной баллистической ракеты класса «Геркулес» с вверенной вам пусковой площадки. Действуй.

Мучительная борьба отразилась на лице Ефимова. Двигая пальцами, как во сне, он долго выковыривал из углубления ключ, потом никак не мог попасть им в щель. Когда ему, наконец, это удалось, на табло появилось новое сообщение: «Минутная готовность».

– Ключик повернуть не забудь, – напомнил Зобов. – А потом уже кнопку. Никак не наоборот.

Цифры на экране монитора неумолимо бежали к нулю. По лицу Ефимова заскользили крупные капли пота.

«Нулевая готовность» – выдало табло.

«Уверен?»

Шахта стратегической озарилась слабым белесым светом – наверху отъехала в сторону толстенная металлическая крышка. Вой сирены перешел в непрерывный звуковой сигнал.

– Дави на кнопку, – сказал Зобов, – чего ждешь? Мальчики трехногие в глазах?

Капитан протянул было руку к кнопке «У» на пульте, но в следующую секунду отдернул ее.

– Не буду, – сказал он.

– Почему?

– Не могу.

Сирена продолжала истошно вопить. Зобов подошел к пульту и выдернул ключ. Погасло табло. Потемнели один за одним экраны. Стало тихо. И только на мониторе продолжал висеть немой вопрос: «Уверен?»

– Вот и я не могу, – сказал Зобов, швыряя ключ в углубление. – Хотел бы дать просраться эти мудакам, но – не могу. И ты никогда не нажимай. Кто бы ни приказывал – хоть президент, хоть сам Господь Бог. Иначе потом сгрызешь сам себя. Ну ладно, пошел я. Проводи.

Они стали подниматься по лестнице.

– Господин генерал, можно вопрос?

– Валяй.

– Коды для запуска у президента в чемоданчике хранятся. Как же вы…

– Ну что ты как ребенок, капитан, – в сердцах сказал Зобов. – Какие сейчас на хер секреты. В нашей продажной стране можно купить все, заплатив соответствующую сумму. Не президент же программу полета составляет. Код – это несложно. Вот перенацелить носитель – это действительно проблема. Но если кто-то поставит такую задачу и заплатит достаточно хорошо, я думаю, найдутся умельцы без страха и упрека. Вот так.

Они остановились на верхней площадке.

– Ну ладно, – сказал Зобов. – Бывай, кэп. Неси службу. Наверное, не увидимся больше. Уезжаю.

– На повышение, господин генерал?

– Ага. В Москве жить буду. Будешь мимо «Матросской тишины» пробегать – заскакивай, поболтаем.