Текст книги "Иметь королеву"

Автор книги: Владимир Неволин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Глава 18
ПЕЛЬМЕНИ ПО-АДЪЮТАНТСКИ

В особняке генерала Зобова горел свет. Были включены все осветительные приборы: люстры в зале, в спальной, бра в коридоре, круглый матовый светильник в вестибюле, но наружу, в синюю прохладу тихого камчатского вечера, сквозь тяжелые металлические ставни не просачивался ни один лучик. В кабинете на втором этаже за вычурным письменным столом сидел Мещеряков и медленно накачивался «Смирновской».

Все было плохо, все шло слишком медленно и не в том направлении, которое заранее было рассчитано и продумано. Время работало против него, и адъютант, чувствуя, что вот-вот грянут непредвиденные и неприятные события, боялся. Страшила потеря контроля над им же выпущенным на свободу джинном – жестоким террором, которому были подвергнуты часть и Калчи. Пугали мысли о том, что предадут сообщники, чья лояльность держалась на обещаниях, из которых пока не сбылось ни одно. Черной змейкой заползала в сознание мысль о мести в виде пули через стекло, – а мстить было кому и было за что. Уверенность в благополучном исходе задуманной гигантской аферы улетучивалась, как кольца дыма с вершины Калчевской под напором ветра. Адъютант сидел за столом в ярко освещенном кабинете с окнами, забранными металлическими ставнями, пил водку и боялся.

«Ночь коротка, спят облака», – мелодично пропел в вестибюле звонок, и адъютант вздрогнул. Открыл ящик письменного стола, вынул оттуда «стечкина» и положил на колени. В приоткрывшуюся дверь заглянул огромного роста ПОшник, личный охранник, вся надежность которого заключалась в получаемой им неизмеримо большей, чем у других, денежной сумме.

– К вам командир подразделения охраны, – доложил он, – с ним командир отделения связи и «подпол» от летунов. Впустить?

– Впусти, – распорядился Мещеряков, стараясь скрыть удивление.

Обычно к нему приходили порознь, ну двое сразу, а тут вдруг явилась вся троица. Не серьезный ли это разговор, за которым последует переворот? Адъютант на всякий случай передернул затвор пистолета и, подумав, выставил на стол пару бутылок водки.

За дверью кабинета загрохотали сапоги.

– Здоров, мудила! – заорал с порога командир ПО, и адъютант сразу определил – «хороший».

Остальные поздоровались скромнее и уселись на кожаный диван в углу кабинета. Командир ПО сразу полез в сервант, вытащил оттуда хрустальный бокал и доверху наполнил его водкой.

– Бум здоровы, – сказал он самому себе и двумя глотками перелил содержимое в желудок.

– Ты поменьше бы пил, – посоветовал Мещеряков, молча наблюдая за действиями подполковника. – Какой пример подчиненным показываешь?

Тот бухнулся в кресло напротив стола и уставился на адъютанта мутными глазами.

– Тебе какая разница? – вопросил он заплетающимся языком. – Сам вон обставился, – и махнул рукой на стол с бутылками.

– Что из Москвы? – меняя тему, спросил Мещеряков командира батальона связи. – Вторую порцию фотографий отослали?

– Отослали, да что толку? – пожал плечами тот. – Те же невразумительные ответы: постарайтесь взять ситуацию под контроль, избегайте огласки, решение принимается. Отговорки, одним словом. То ли они не врубились, что шахта с ракетой вот-вот должна выстрелить, то ли раскусили дезу.

– Даже если и раскусили, сюда все равно не сунутся, – сказал адъютант. – В следующем радиообращении сообщите, что место, где находится в заложниках гражданское население, заминировано. Неверный шаг – и все они взлетят на воздух. Эти две сотни камчадалов – наш козырь.

Командир связистов нерешительно глянул на командира летунов.

– Тут вот какое дело… – замялся тот. – ЧП у нас произошло. Сбежали они.

– Как – сбежали?!

Забыв про пистолет, адъютант вскочил из-за стола. «Стечкин» с глухим стуком бухнулся на грязный ковер.

– А-а… – погрозил пальцем командир ПО. – Пистолетик держишь… Боишься…

– Охрану там положил кто-то, – покосившись на пистолет, сказал летун, – всех пятерых. А потом заложников выпустил.

– Взяли его?

– Нет. Нашли там какого-то сержанта в отрубе. Без оружия, без документов. Может, он, а может, еще кто.

– Дальше!

– «КА-50» на патрулировании был. Всех их и засек, в баржу садились. Я еще два вертолета поднял.

– Вернули?

Летун посмурнел:

– Не вышло. Ребята раздухарились, ну и… потопили баржу.

– На х… ты это сделал?! – заорал Мещеряков. – Ты понимаешь, что теперь у нас нет ничего?! Как только там узнают, что гражданские на дне – сразу же возьмутся за нас.

– Так личный состав еще в казармах, – напомнил начсвязи.

– Насрать им на личный состав! Одно дело – население, другое – солдатня. Глупость ты сотворил такую, что хуже некуда.

– А я что, – огрызнулся летун, – стреляли-то не мои, а вон его самураи. Мои машины вели – и только. Я и сам в убытке – один из «КА-50» в Калчевскую врезался.

Адъютант медленно повернулся к командиру ПО, несколько мгновений смотрел на его пьяную ухмыляющуюся рожу – и принял решение.

– Я говорил, что буду за самовольные действия наказывать по законам военного времени? – спросил он тихо.

– Говорил, – хохотнул подполковник.

– Я предупреждал, что мне не нужны командиры, которые не умеют управлять своими подчиненными?

– Пере… преждал, – икнул тот.

– Ну так ты мне больше без надобности.

«Стечкин» грохотнул короткой очередью, и подполковник, пуская кровавые пузыри, сполз с кресла.

В дверь ворвался с автоматом наизготовку охранник.

– Убери его, – кивнул Мещеряков на неподвижное тело. – И с этих пор ты – вместо него. Справишься? Нет – скажи сразу.

Охранник посмотрел на дымящийся ствол пистолета.

– Справлюсь.

– Пойдешь в казарму ПО. Выберешь надежных людей и наведешь там порядок. Всех, кого поймаешь пьяными или обкурившимися – к стенке. Действуй жестко – они только силу понимают. Врубился?

Охранник схватил под руки подполковника и поволок его за дверь. Адъютант положил пистолет на стол.

– Ну, что притихли? – спросил он, глядя на оторопевших сообщников. – Херней тут заниматься я никому не позволю. Прошли полпути, будем идти до конца. Возвращаться поздно.

Мещеряков плеснул в рюмки водку.

– Ну, давайте за успех. Да не смотрите на меня так. Я с виду грозный, а так… белый и пушистый.

Они выпили.

– Итак, заложников нет, – сказал адъютант. – Этот козырь битый. По ДОСам много не насобираешь, остались самые стойкие. Да и хватит их фотографиями кормить. Надо придумать что-то новенькое. Сделаем следующее. Ты, – адъютант упер палец в начальника батальона связи, – дашь последнее предупреждение. Если не примут наши условия, передашь, что даем сообщение в эфир открытым текстом. Угроза паники их заставит быть посговорчивее. Упомянешь о том, что Зобов находится в командном пункте и сильно нервничает. Кстати, как он там?

– На связь больше не выходит, – сказал начсвязи. – Видимо, понял, что бесполезно.

– Крышку от шахты открывал, – сообщил летун.

– Слышал, – сказал Мещеряков, – сирена сработала. Черт с ним, пусть балуется.

– Не один раз, – продолжил подполковник. – Раз тридцать туда-сюда дергал. И люди там замечены были с патрульного вертолета.

– Беглые? – задумчиво спросил адъютант. – На всякий случай скажете этому, новенькому, чтобы послал туда человек пяток, пусть посмотрят. И еще – если того, во Дворце культуры которого нашли, пока не кончали, доставьте его ко мне. Поговорить надо, кто таков.

Оставшись в одиночестве, Мещеряков налил водки, хотел выпить, но передумал. Подошел к двери кабинета, закрыл ее на ключ и достал с антресолей чемоданчик. Зеленовато-серые пачки уютно заполняли его.

«Слинять отсюда, что ли? – подумал он. – Пятьсот здесь, да в загашнике двести. По курсу под пять лимонов будет. Нет, маловато. Это не деньги. Правда, узкоглазого можно еще потрясти. И зачем ему тот человек понадобился? Стоящий, видно, человечек, раз на такие подарки не скупится. Поговорить бы с ним самому».

Адъютант спрятал чемоданчик на прежнее место и снова уселся за стол.

Голова почти не болела, но все тело охватывала такая слабость, что не хотелось ни шевелиться, ни думать. Пересилив себя, Дима все же дотянулся до затылка и нащупал глубокий подсохший рубец. Было обидно – все старания помочь попавшим в беду людям закончились ударом по башке. И от кого – от самих же пленников. Вот и лежи теперь черт знает где, ожидая своей участи, которая явно будет не из приятных.

Дима в очередной раз осмотрел место, куда его приволокли. Какое-то полуподвальное помещение с зарешеченными окнами, пыльные разбитые ящики вдоль стен, куски оберточной бумаги. Скорее всего, разворованный склад, может, даже под тем магазинчиком, где вчера он рылся в поисках продовольствия. Дима вспомнил о Владимире, и ему стало еще горше. Предупреждал ведь тот – один в поле не воин. Не послушался, решил сыграть в героя. И вот – пожалуйста. Как все глупо вышло.

«Почему же – глупо? – спохватился Дима. – Заложников я освободил, пятерых гадов положил, значит, все было не напрасно». Мысль о том, что две сотни людей сейчас на свободе, была приятна. Он через силу улыбнулся. За это и по темечку получить не жалко.

Металлическая дверь склада загремела. На пороге появились двое вооруженных молодцов.

– Выходи, – сказал гренадер в заломленном набекрень берете. – Приехали.

Стало жутко. Неужели конец? Выведут наружу, и так же, как остальных, лениво, с зевками, прикончат рядом с какой-нибудь мусоркой. Попробовать убежать? От таких убежишь…

Подталкиваемый прикладом, Дима побрел по узкой лестнице наверх. Вышел на бетонное крыльцо и слабо удивился – снова утро, только какого дня? Оглянулся, увидел сахарную вершину Калчевской и тут же ощутил сильную жажду.

– Дайте хоть воды попить перед… этим.

Гренадер молча пристегнул его к своему запястью браслетом и потащил за собой.

После того как он закончил учебку, Диму сразу увезли на «четверку», и в части ему довелось побывать за полгода службы на пункте всего раз – на майские праздники. После тайги «тридцатка» показалась ему большим шумным городом. Гуляли по бетонке офицеры с разодетыми женами, трепетали по ветру флаги, из «колокольчиков» на Дворце культуры гремела музыка. А когда вечером на стадионе грянул салют – пусть из ручных ракетниц, жиденький и одноцветный, – городишко и вовсе показался таежнику почти столицей.

Теперь «тридцатка» производила впечатление угнетающее. Мусор на дорожках, когда-то тщательно вылизываемых дневальными, тишина, которую только подчеркивал далекий рокот вертолета, и – безлюдье. Создавалось впечатление, что здесь внезапно поселилась страшная неизлечимая болезнь, и все жители, в панике бросив дома, скрылись в тайге. Диму провели мимо деревянного здания гостиницы. Из выбитого окна на первом этаже свисала тюлевая штора – как белый флаг сдающихся на милость завоевателям жильцов. На изогнутый фонарь перед входом кто-то напялил стоптанный солдатский сапог.

Его вели через всю территорию части куда-то в сторону КПП, и Дима стал понимать, что расстреливать его пока не собираются, за смертью далеко водить бы не стали. Они прошли мимо здания телецентра и дорогой, по обеим сторонам которой уже уронил цветы шиповник, направились в Калчи. Оба сопровождающих молчали, и Дима попытался хотя бы разузнать, куда его ведут и зачем.

– Мужики, вы откуда призывались? – спросил он наугад у того, кто шел впереди, – темноглазого, с редкими усиками парня. Тот коротко обернулся, но ничего не сказал.

– А я с Урала, – сказал Дима. – Из Чернявинска. Ничего себе город. Только все говорят, что радиация там повышенная. Врут. Я сам с дозиметром по городу ходил все нормально. Ну чего молчите-то? За разговор денег не беру.

Усатый обернулся:

– Нам-то какая разница, откуда ты? Идешь себе и иди, сопи в две дырочки.

– Ну, просто… Ведь не чужие. Я же не военные секреты у вас расспрашиваю.

– С Алтая, – пробурчал усатый. – От тебя далеко.

– А я был там, – сказал Дима, приободрившись, – к дядьке ездил. Мы с ним на Катунь ходили, я еще ногу о чилим распорол.

– Чилим с босыми ногами не собирают, – сказал усатый и, поотстав, пошел рядом, – надо в резиновых сапогах в воду заходить. У него ж рога вот такие.

– А я его никогда не видел. У нас на Урале орехи не растут. Мы больше по грибы да по ягоды ходим. Рыбачим еще – у нас озер много.

– Эх, помню, я тайменя вытащил, – мечтательно сказал усатый, – вот такого. Точно, – он потряс автоматом, – килограмм на пять. Выудил его, а он весь голубой, прям светится. Здешняя красная рыбешка по сравнению с нашей – чихня. Вот вернусь…

– Если вернешься, – угрюмо перебил его гренадер, – коли так и дальше пойдет, то мы рыбу не ловить, а кормить ее своими потрохами будем. Как те.

– Да-а, – протянул усатый. – Это они зря. Ну, убежали – и черт с ними. Зачем топить-то было?

– Это Конопатый со своим взводом, – сообщил гренадер. – Они на особом положении. Им за каждого убитого деньги дают, вот они и стараются, жопу рвут. Отмороженные. Конопатый-то, говорят, в армии от следствия скрывается. Висит за ним что-то на гражданке.

– Мужики, вы про что? – спросил Дима, не понимая.

Гренадер с сомнением посмотрел на него.

– Кучу гражданских они положили, – сказал он нехотя. – Они из ДК сбежали – то ли сами охрану перебили, то ли помог кто. Вместо того чтобы по Калчам рассосаться, к Камчатке дернули – хотели, наверное, на тот берег переплыть. А тут вертушки. Окружили и давай поливать. Там, говорят, вода красная от крови была. Эй, ты чего?!

Гренадер едва не упал. Скованный с Димой наручниками, он обеими руками пытался поднять Диму с земли, а тот кричал во весь голос и с остервенением колотил кулаком по пыльной дороге. Потом затих и остался лежать, уткнувшись лицом в землю.

– Что это с ним? – недоуменно спросил гренадер, сидя на корточках. – Родня там была, что ли?

– Не врубаешься? – сказал усатый. – Его где нашли? В ДК. Это он их и выпустил.

– Зря ты это сделал, парень, – сказал гренадер и сочувствующе похлопал Диму по плечу. – Хотел как лучше, а получилось…

Дима с трудом поднялся на ноги. Усатый протянул фляжку:

– На, попей. Легче станет.

– Их бы все равно расстреляли, – сказал Дима, проливая воду на грязный подбородок. – Их выводили по одному и при мне… фотографировали еще, гады.

– Всех, не всех – неизвестно, – рассудительно сказал усатый. – Может, кто и выжил бы.

– Да не лезь ты, – остановил его гренадер. – Парня и так колотит.

– Что делать будем? – озабоченно сказал усатый. – Может, отпустим? С него же заживо шкуру спустят на ремешки.

– Хочешь, чтобы с нас спустили? – спросил гренадер. – Этот может.

– Ведите, – сказал Дима, – какая теперь разница.

От шиповника доносился тонкий нежный аромат.

Трое шли медленно и молчали. Гренадер отстегнул с запястья Димы наручники.

– Мы тебя к адъютанту Зобова ведем, – сообщил он. – Хмырь еще тот. Ходят слухи, что генерал не сам в командный пункт залез, а помогли ему. Сечешь? Закрыли его там, и теперь на Москву давят – мол, ракету пустит, если не заплатите. И людей стреляют, чтоб поверили. Ты с ним поосторожнее.

Дорога свернула в сторону от комендатуры, и вскоре Дима увидел несколько шикарных коттеджей, поставленных в ряд на берегу Камчатки. Они подошли к одному из них. Навстречу вышли два охранника.

– Вот, доставили, – сказал гренадер, кивнув на Диму.

– Почему без наручников? – строго спросил один из охранников. – Дай-ка сюда.

– Да он смирный.

– Знаем мы таких.

Со сцепленными за спиной руками Диму повели через вестибюль по лестнице наверх и оставили перед оклеенной ясеневым шпоном дверью. Один из охранников, постучав, заглянул внутрь:

– Привели, господин адъютант.

– Давай сюда. Посмотрим, что за герой.

Диму втолкнули в кабинет. Несмотря на разгорающийся день, окна были забраны ставнями. Свет от включенной люстры тяжело пробивался сквозь волны табачного дыма.

– Обыскали? – спросил человек за столом.

– Обыскали, – сказал охранник. – Пустой.

Они ушли. Человек встал с кресла. Дима без интереса разглядывал его бледное, с мешками под глазами лицо, отметив про себя светлые и оттого пустоватые глаза, нервные пальцы, которыми тот извлек из пачки очередную сигарету.

– Садись, – сказал Мещеряков. – Куришь?

Дима молча сел на черный кожаный диван в углу комнаты.

– Тэкс, – сказал адъютант, – так вот ты каков, Шварценеггер. Положить пятерых из подразделения охраны – это суметь надо.

– Смог бы – больше убил.

– Так это действительно ты сделал? – с удивлением поднял брови Мещеряков. – Не ожидал.

Дима разозлился на себя: его раскусили в первое же мгновение, профессионально и без затей.

– Я-то думал, что уже спецназ работать начал, – продолжал Мещеряков, – а оказывается, свой, ракетчик нагадил. Ну и зачем?

– А затем. Тебе не понять.

– Не хами, – добродушно сказал адъютант. – Не строй героя. Быдло стало жалко, да? Хотел как лучше? А знаешь, что было дальше?

Дима отвернулся.

– Знаешь. Уже напели. Наверное, те двое, которых за тобой посылал. Не умеют держать язык за зубами. Учтем.

Диме стало страшно. Этот светлоглазый, словно злой колдун, знал все, что с ним происходило. Может, он и мысли читать умеет?

«Выпустить бы по тебе пару очередей из „калаша“», – подумал Дима и посмотрел на адъютанта.

– Что зыркаешь? Автомат бы тебе – изрешетил? – усмехнулся Мещеряков.

Дима сжался на краешке дивана.

– Ты из какой роты?

– Из поисковой.

– Не ври. Поисковики все под замком сидят. По списку проверял.

– Я не вру. Поисковик с «четверки».

– Это может быть. Где взял оружие? Там после тебя целый арсенал нашли.

– А часового по башке стукнул возле оружейного склада – и взял, – с удовольствием сообщил Дима. – Он там автоматами торговал, а потом поср… захотел. Я его и подловил.

– Вот в это верю безоговорочно.

Адъютант бросил окурок в пепельницу, затушил ее плевком.

– Значит, говоришь, с «четвертки». Так-так. А по какому же поводу ты на «тридцатку» прибыл? И как?

– Ко мне отец приехал с Большой Земли, – начал сочинять Дима, – в гости. Нам старлей разрешил в городок прилететь. Мы прибыли, а тут все и началось. Стрельба, облавы. Мы в тайге отсиделись, а потом в Калчи ушли. Там сейчас домов пустых много.

– Папаня, значит. Папуля, папашка, – задумчиво произнес адъютант. – Родственники – это хорошо. А где же он сейчас, папка-то?

– В Калчах где-то, – пожал плечами Дима. – А может, снова в тайгу подался.

– А ты решил погеройствовать, – кивнул головой Мещеряков. – Идейная у нас молодежь растет, нетерпимая к порокам общества и отдельных индивидуумов. У тебя, небось, деды на фронте были, за Отечество воевали?

– Прадеды, – сказал Дима. – Были. И погибли оба. Один под Москвой, другой в Кёнигсберге.

– Генетическая наследственность, – усмехнулся адъютант, вспомнив узкоглазого заказчика. – Теория подтверждается. Что-то, видно, есть в этом. Когда на «тридцатку» с батей, говоришь, прибыли? И на чем?

Дима на секунду задумался.

– На самолете, на чем же еще? Серый такой, марку не знаю. Вертолеты из Питера сюда не летают, а пешком далековато. Неделю назад и прибыли.

Адъютант снял трубку телефона:

– Чегодаев, когда у нас последний транспорт из Петропавловска был? Ага. А другие? Так. А тот, что Зобов приказал сбить? Ну ладно.

Адъютант бросил трубку и задумался. Потом посмотрел на Диму. В его неподвижном взгляде было столько змеиного холода, что у Димы засосало под ложечкой. Опять где-то прокололся.

Мещеряков встал из-за стола и подошел к шкафу. Достал из него бутылку с прозрачной жидкостью, понюхал осторожно и приблизился к дивану.

– Пельмени любишь? – спросил он.

– С мясом?

– Само собой.

– Люблю, – недоумевая, ответил Дима.

– С уксусом или с горчицей?

– По-разному, – уклончиво сказал Дима. – Можно и с тем, и с тем. Главное, чтобы приготовлены были хорошо.

– Хорошо приготовим, – сказал Мещеряков. – Качественно. Ну так вот. Шутить мне с тобой надоело. Если еще один раз соврешь, попробуешь вот это, – он сунул бутылку Диме под нос, и тот почувствовал резкий запах уксусной кислоты. – Для начала я буду тебе ее в сапог лить. Граммов по сто за каждый неверный ответ. К концу экзекуции нога твоя как раз и станет мясным пельменем. Кончится кислота – заставлю снять сапог, и все, что в нем будет, затолкаю тебе в пасть. Вот такие дела, герой, потомок героев. А теперь отвечай быстро и без запинки: он тебе отец?

– Н-нет, – сказал Дима, косясь на бутылку.

– А кто?

– Работали вместе до армии. Знакомый.

– Цель его прибытия на Камчатку?

– Он здесь раньше служил. Давно. Захотел снова приехать, повидать. Ну мы и договорились, будто я – его сын.

– Прилетел на «ЛИ-2», который Зобов сбил?

– Да.

– Шел к «четверке» с группой вооруженных людей, потом тех устранили, и он добрался к тебе один?

– Про людей не знаю, – сказал Дима. – Он мне ничего не говорил.

– Будто бы верно, – сказал адъютант, – пусть будет так. На «тридцатку» вы прибыли на захваченном вертолете. На том, который возле Калчевской ржавеет?

Видно было, что все эти подробности адъютант знает, и Дима с облегчением подумал, что, отвечая на вопросы, предательства по отношению к Владимиру он не совершает.

– Прибыли, – продолжал Мещеряков, – а потом за вами началась охота, но вы благополучно ушли. В Калчи?

– В Калчи.

– И самый главный вопрос: где теперь этот… «папаша»?

– Да я не знаю, – попытался ответить как можно искреннее Дима, говорю же, ушел без него ночью. Дом какой-то. Я в Калчах плохо ориентируюсь.

Адъютант нехотя поднес бутылочку к Диминой ноге и засунул горлышко за голенище сапога. Забулькала пахучая жидкость. Ноге сразу стало холодно, будто к ней прижали кусок льда, потом ее стало пощипывать, словно в сапог залезла стайка муравьев.

– Гад ты, – сказал Дима, стараясь не шевелить пальцами в сапоге, – тебе только в красном капюшоне рядом с виселицей стоять.

– Где этот человек? – вновь повторил вопрос адъютант и снова перевернул бутылку.

Ногу жгло, как будто ее кромсали бритвой. Из глаз Димы невольно потекли слезы.

– Поплачь, мальчик, поплачь, – сказал Мещеряков, – может, полегче станет. А когда кончишь, я не поленюсь спросить тебя еще раз. Только давай быстрее. Пока еще сапог снять не поздно. Ну а промедлишь – останешься калекой.

Изловчившись, Дима откинулся спиной на кожаную подушку и обоими каблуками ударил адъютанта по лицу. Бутылка в его руках треснула, и кислота растеклась по рукам и лицу адъютанта. Взвыв, он бросился прочь из кабинета.

Дима вскочил с дивана и заметался вокруг стола. Зацепил цепью наручников за ручку выдвижного ящика, рванул, пытаясь освободиться. Ящик с грохотом упал на пол, из него вылетел пистолет. Припадая на горевшую огнем ногу, Дима подбежал к «стечкину» и распластался на полу, пытаясь ухватить скованными руками его рукоять. Ему почти удалось сделать это, но как только пистолет оказался в ладони, от дверей раздался окрик:

– Брось оружие!

Лежа на боку, Дима изогнулся и, не видя противника, нажал на курок. «Стечкин» дернулся, кто-то, вскрикнув, упал, но через секунду что-то ударило Диму в плечо. Рука мгновенно онемела, и на пол потянулась тоненькая струйка крови.

Его рывком подняли с пола. Дима увидел близкое, искаженное звериной гримасой лицо охранника.

– Живой, гондон?! Я тебя сейчас сделаю!

Коротко взмахнув, охранник впечатал кулак Диме в живот. Дыхание сбилось. От следующего удара по засохшему рубцу на голове в глазах сверкнула короткая сиреневая вспышка. Извиваясь под ударами сапог, Дима желал лишь одного – поскорее потерять сознание. Как это быстро проходит в книжках! «Он упал и уже не чувствовал тяжелых ударов». Все врут книги!

– Хватит! – раздался знакомый голос, и охранник нехотя отступил в сторону. Над Димой наклонился адъютант. С его лица стекали капли воды.

– Гаденыш, – сказал он с придыханием, – ты хоть понимаешь, что я сейчас с тобой сделаю?

На Диму вновь обрушился град ударов. Бил Мещеряков не так умело, как охранник, однако норовил попасть по раненому плечу, и от этого боль быстро растеклась по груди, сжимая судорожно бьющееся сердце. Сознание Дима так и не потерял. Когда адъютант устал и плюхнулся в кресло, Дима с трудом открыл залитые кровью глаза и попытался улыбнуться.

– Слабак ты, – сказал он шепотом, – а я-то думал… Съел пельмешек?

– Кончать его? – спросил охранник.

– Нет, «скорую помощь» вызвать! – заорал адъютант, вытирая ладонью красное лицо. – Чуть глаза не выжег, скотина! Ну ладно, все, что меня интересовало, узнал. Он мне больше не нужен. Выведешь подальше, чтоб не воняло – и в расход. Что со вторым?

– Мертвый на лестнице валяется, – сказал охранник. – Этот ему прямо в сердце попал.

– Подберешь на свое усмотрение кого-нибудь из ПО. Все, уводи.

Дима сумел подняться на ноги сам. Стараясь не упасть, доковылял до двери и обернулся.

– Ты тут все про меня рассказал, – сказал он, глядя в светлые глаза адъютанта, – все знаешь, все можешь. И я про тебя скажу – подохнешь скоро. Так будешь умирать – никто не позавидует.

Охранник вывел Диму из коттеджа и по тропинке повел в сторону реки. От потери крови Диму водило как пьяного, к горлу подкатывала тошнота, и он старался идти быстрее не хотелось блевануть перед этим, сопящим за спиной, показать свою слабость и бессилие.

Шли они долго – охранник помнил приказ адъютанта и уводил Диму подальше от коттеджа. За полосой деревьев послышался плеск воды.

– Сейчас кончу тебя и в реку спущу, – сообщил охранник. – Пускай рыбки жируют.

– Ты своего напарника не забудь, – сказал Дима, – в нем говна побольше.

Охранник ударом приклада сбил его с ног и, глядя на неподвижное тело, передернул затвор. Повел стволом по спине лежащего и вдруг дернулся. За ухом кольнуло. Он хлопнул ладонью, отгоняя насекомое, и с недоумением уставился на руку. На ладони в капле крови лежала маленькая металлическая стрелка с зазубренным острием. Охранник стоял так еще мгновение, пытаясь что-то сообразить, потом выронил автомат и рухнул в траву.

Сквозь забытье Дима чувствовал, что его куда-то несут, слышал хлюпанье воды, хруст ломающихся веток. Потом его мягко закачало, как на волнах. Перед тем как потерять сознание, он ощутил бережное прикосновение к своему лицу прохладных ладошек и услышал донесшийся издалека тоненький голос:

– Папа, а он красивый…

И, устав бороться, упал в темную глубокую яму.