Текст книги "Раннее утро"
Автор книги: Владимир Пистоленко
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Б о н д а р ь. Даже очень… Может, попитаемся, Юрочка?
Ю р о ч к а. Как-то подсасывает… Решай, комиссар.
Б о н д а р ь. Позволим, бегом… (Наде.) Временно мы остаемся у вас. (Василию.) Никому не открывать. Никого не пускать – занято! Прошу за стол. И вы садитесь – равноправие.
Все садятся за стол.
Ю р о ч к а. Водочки не видать…
Н а д я. В графине.
Б о н д а р ь. Культура.
Ю р о ч к а. Комиссар, признаю стаканы…
Б о н д а р ь. Могу.
Пьют.
Ю р о ч к а. Закусываю после третьего…
Пьют.
Барышне, как женщине, можно не пить, а ты пей…
В а с и л и й. Да я ничего… трудно осилить сразу…
Б о н д а р ь. Люблю культуру. Гитара есть?
Н а д я. Есть. (Подает гитару.)
Бондарь настраивает.
Ю р о ч к а. А я женский пол люблю. Словно какой-нибудь тигр. В доме есть жители?
Н а д я. Никого больше нет.
Б о н д а р ь. Ну, какую?
В а с и л и й. Слышь, эту. (Затягивает.) «Когда б имел златые горы…»
Б о н д а р ь. К черту златые горы – буржуазийская! Надо трудовой пролетариат, об его горе… (Играет, поет.)
А вечер вечереет.
Подруженьки идут.
Маруся отравилась, в больницу повезут.
Ю р о ч к а. Женского полу у нас мало…
Б о н д а р ь. Юрочка, ша! (Играет, поет.)
В больницу привозили
И клали на кровать…
Ю р о ч к а. Вас, барышня, как зовут?
Н а д я. Надежда.
Б о н д а р ь. Симпатичное имя. (Играет, поет.)
Два доктора, сестрица
Старались жизнь спасать.
Ю р о ч к а. Замужем?
Н а д я. Нет.
Б о н д а р ь. Выдадим. Мы и об девушках заботимся.
В а с и л и й. Мутит… (Уходит.)
Б о н д а р ь. Животная некультурная.
Ю р о ч к а. Пойдем, Надя, на минутку. Разговор один есть… Об деле.
Б о н д а р ь. Я сам поговорю с дамой! Уйди!
Ю р о ч к а. Нет, ты уходи…
Б о н д а р ь (выхватив из кармана карты). Тяни…
Ю р о ч к а (тянет). Валет…
Б о н д а р ь (тянет). Туз! Моя! Смойся!
Надя пытается выскользнуть в прихожую, но ее перехватывает Бондарь.
Стой, дама!
Н а д я (пытаясь вырваться). Пустите! Василий! (Увидев Обручева.) Сергей!
О б р у ч е в. А ну прочь! (Стреляет.)
Бондарь и Юрочка отпрянули.
Беги, тебе говорят!
Надя убегает. Обручев прячется за дверью. Бондарь и Юрочка, скрываясь за мебелью, часто и беспорядочно стреляют.
Б о н д а р ь. Юрочка, окружай.
Ю р о ч к а. Сам окружай.
Входят К о б з и н, С е м е н, В а с и л и й, Н а д я, к р а с н о г в а р д е й ц ы.
К о б з и н. Что за стрельба? Прекратить!
Б о н д а р ь. А ты что за тип? Чего надо?
К о б з и н. На квартиру надо.
Б о н д а р ь. Квартира занята…
Ю р о ч к а. Это тебе не кто-нибудь, а комиссар красного отряда Кобзин!
К о б з и н. Я тоже комиссар Кобзин.
Б о н д а р ь. Тоже? Подставной?
К о б з и н. Нет, настоящий. Руки вверх! И ни с места! Чуть что… (Семену.) Забери оружие.
Семен обезоруживает Бондаря и Юрочку.
Поджигали?
Б о н д а р ь. Боже упаси! Мы работаем по золоту…
К о б з и н. Красные банты нацепили… (Срывает банты.) Завтра революционная тройка судить будет.
Б о н д а р ь. За что?
К о б з и н (Семену.) Пусть уведут.
Б о н д а р ь. Пожалуйста.
Семен провожает бандитов за дверь.
К о б з и н (Наде). А ты все дрожишь? Успокойся. Ну?
Н а д я. Возьмите меня в отряд.
К о б з и н (шутливо). Такую кислую? (Меняет тон.) Вот что, девушка, Надя Корнеева, кажется?
Н а д я. Да.
К о б з и н. Слезой дорожить надо. Значит, просишься в отряд?
Н а д я. Я что хотите буду делать – стирать, стряпать.
Входит С е м е н.
Я все умею, возьмите!
К о б з и н. В отряде кроме стирки дел хватит. Молодец, правильно решила. (Семену, кивнув в сторону Обручева.) Твой студент?
С е м е н. Он, Петр Алексеевич. (Обручеву.) Иди сюда, это наш комиссар…
Обручев спускается по лестнице. Входит А н н а, за ней нерешительно идет С т р ю к о в.
А н н а. Здравствуйте.
Н а д я. Бабуня! (Увидела Стрюкова.) А этот зачем вернулся?
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Прихожая в доме Стрюкова. Справа дверь в гостиную – там комната комиссара Кобзина. На полу ящики с патронами, чуть в стороне – пулемет, два-три седла и другие принадлежности походной жизни. Слегка напевая, С е м е н играет на двухрядке. Входит В а с и л и й.
В а с и л и й. Здорово. Играешь?
С е м е н. Нет. Дрова рублю.
В а с и л и й. Веселый ты человек, Сень. А я, брат, ухожу. Прощай, друг.
С е м е н. Погоди, куда уходишь?
В а с и л и й. В Соляной городок.
С е м е н. В Соляной? К белым?
В а с и л и й. На кой они. Домой иду.
С е м е н. Понятно. Бутовцы будут там расстреливать нашего брата, а ты станешь им на руки воду поливать. Глядишь, зуботычину отвалят. Очень даже просто. Не сидится здесь?
В а с и л и й. И без меня тут голод. Да и сидеть зря нечего. Там, может, в работники наймусь.
С е м е н. Тянет?
В а с и л и й. Есть-пить надо. Стрюков письмишко написал, хорошее такое письмо. На, почитай-ка.
С е м е н (читает). Да, хвалит. Будто ты из чистого золота или вообще драгоценный. Кинь эту бумажку в нужник да оставайся у нас. Подведем всех Стрюковых к ногтю.
В а с и л и й. А что Стрюков? Он мне ничего плохого…
С е м е н. Ну и темно же у тебя в голове. Как в брюхе старой коровы.
В а с и л и й. А ты не злись.
С е м е н. Так за тебя же обидно. Хочется, чтоб человеком стал.
В а с и л и й. А по-твоему, я обезьяна?
С е м е н. Хуже.
В а с и л и й. Ну и пускай. А воевать меня все равно не усватаешь. Ни за красных, ни за белых. Пускай тот воюет, кому жить надоело.
С е м е н. Иди, черт с тобой! Гни спину. Набивай буржуям карманы. А с тебя вот и таких драных штанов хватит. (Играет на гармошке.)
В а с и л и й. Гляжу я на тебя, Семен, ловкий ты. Право слово.
С е м е н. Чем это я ловкий?
В а с и л и й. Всем. Взять хотя бы эту самую гармошку, глядишь ты в сторону, пальцы бегают будто сами по себе, а гармонь ладно играет. Это не всякий сможет.
С е м е н. Я, брат, к музыке привязанность имею.
В а с и л и й. Тебе просто во всем везет.
С е м е н. Ну да?
В а с и л и й. Истинный господь. Опять, скажем, про Надю.
С е м е н. Что про Надю?
В а с и л и й. Видать, поженитесь?
С е м е н. А! Должно…
В а с и л и й. Я так и думал.
С е м е н. Напрасно старался. Она, брат, разлуку мне сыграла. (Напевает.) «Разлука ты, разлука, чужая сторона…»
В а с и л и й. Правда? Побожись!
С е м е н. Я неверующий. Ну, для тебя можно: свят крест, правда.
В а с и л и й. Эх ты, друг! Выходит, у нее кто-то другой?
С е м е н. У самой спроси…
В а с и л и й. Слышь, может, этот студент, а? Я не раз видел их вместе…
С е м е н. А какое наше собачье дело? И вообще, что ты с ней пристал ко мне, как овечий клещ?
В а с и л и й. Да я просто так.
Входит Н а д я.
Н а д я (решительно направляется к двери Кобзина). Сеня, Петр Алексеевич здесь?
С е м е н. Не ходи. По прямому проводу разговаривает.
Н а д я. А мне его вот так надо…
С е м е н. Не велел…
Н а д я. А зачем же играешь?
С е м е н. Гармонь никогда не мешает.
В а с и л и й. Сень, а все ж скажи по правде, трудно играть? А?
С е м е н. Не дрова рубить. Одному без помощи трудно. У меня, знаешь, мечта такая есть. Хочу учиться музыке. Ясное дело, не сейчас, а вот когда советскую власть покрепче на ноги поставим.
В а с и л и й. Смеешься небось.
С е м е н. Чего ж тут смешного? Сам увидишь. Вот, спроси Надю, и она учиться будет.
В а с и л и й. Не верится…
Н а д я. Я, Василий, хоть и большая уже вымахала, а буду жива-здорова, снова пойду в гимназию.
В а с и л и й. А ты что, разве училась?
Н а д я. Три года.
В а с и л и й. Ей-право? Не знал.
С е м е н. Был такой каприз у твоего хозяина Стрюкова. А потом снова – марш на кухню! Господа! Их воля.
Н а д я. Да, было, было.
С е м е н. Но не будет!
Н а д я. Слышал, Василий? Правильно он говорит – не будет!
В а с и л и й. Может, и правильно.
Н а д я. Все небось раздумываешь: пойти к нам или нет?
С е м е н. Какое там раздумывает! В Соляной городок топать собрался. Кулакам прислуживать хочет.
Н а д я. Зря, Василий, зря.
С е м е н. Придет время, сам себе не простишь, да не вернется.
В а с и л и й. Ну и пускай. А я никому не мешаю.
С е м е н. Покрепче головой поработай, не то скажешь… Может, вот такие, как ты, у революции поперек дороги лежат.
В а с и л и й. Ну и неправда, и неправда. Зря так говоришь.
С е м е н (присматривается к Наде). Слушай, Надя, это что у тебя на губе, вроде кровь запеклась?
Н а д я. Где?
С е м е н. На нижней губе, говорю.
В а с и л и й. Правда. Вот.
Н а д я. Да это так…
С е м е н. Нет, не так. Ударил кто?
Н а д я. В общем – чепуха. Нет, конечно, не чепуха: вот я и хотела Петру Алексеевичу рассказать. Кое у кого из деповских коровы есть. А кормить их нечем, я и велела лишки сена у кулаков забрать, стали обмерять у казака Рухлина, ты знаешь его, с рыжей бородой, он и разозлился: «Передушим, мол, всех», а потом кинулся ко мне.
С е м е н. Ударил? Бил тебя?
Н а д я. Раз ударил.
С е м е н. А ты?
Н а д я. Что я?
С е м е н. Да как ты могла допустить?! Зачем тебе революция наган доверила? Да в него надо было все пули покидать! Где он? Где?
Н а д я. Ты чего раскричался? Подтяни малость свои нервы. Он там, где и должен быть. В революционную тройку эту сволочь отправила.
С е м е н. Верно?
Н а д я. Нет, шучу.
В а с и л и й. Значит, у человека середь бела дня собственное сено отнимают, а он помалкивай…
С е м е н. А сено он косил?
В а с и л и й. Он денежки платил. Свои. Кровные. Ну и дела! Прощайте, пойду я.
Н а д я. Прощай, Вася, да не вспоминай лихом.
С е м е н. Счастливой тебе дороги, друг. Слушай, Василий, а что, если мы так договоримся: решил – иди! Но в Соляном городке…
В а с и л и й (торопливо прерывает). Ничего я там делать не буду. Хоть сейчас убивайте, хоть потом.
Н а д я. Да у нас на тебя патронов нет.
С е м е н. Не бойся, никто тебе ничего не поручает. Выслушай: там карательный отряд. Так? Повнимательнее присматривайся и старайся понять все, что увидишь. Для себя. Или трудно?
В а с и л и й. Да нет…
С е м е н. Ну, вот и все. Будь здоров. До лучшей встречи.
Н а д я. А я к тебе в гости наведаюсь. Примешь?
В а с и л и й. Не придешь: там бутовцы. Ну, оставайтесь здоровы. (Уходит.)
Пауза.
С е м е н. Как человеку доказать, чтоб понял?
Н а д я. Не все сразу. Шестакова не видел?
С е м е н. Не видел. А вообще я у него в сторожах не состою. И не буду.
Н а д я. Понятно. Все ж напрасно ты так к человеку относишься, или память короткая?
С е м е н. Пожалуйста, не упрекай… Все хорошо помню! Да лучше бы мне тогда башку продырявили, чем эта его выручка.
Н а д я. С ума человек спятил…
С е м е н. Не бойся, не спятил! Не по моей натуре в должниках ходить. Особенно у Шестакова.
Н а д я. Значит, ему особый почет? Почему так?
С е м е н. Просто… (Пауза.) Ты можешь ответить на один вопрос?
Н а д я. Какой вопрос? Между прочим, я от тебя никогда ничего не скрываю.
С е м е н. Ты с ним всерьез?
Н а д я. Не знаю.
С е м е н. Не знаешь?
Н а д я. Хороший он человек…
С е м е н. А я видеть не могу!
Н а д я. Почему? Ну, почему?
С е м е н. Все потому… Эх, Надя, да разве ты не понимаешь…
Н а д я. Меня во всем вини.
С е м е н. Знала бы ты, что у меня вот тут!
Н а д я. Не говори, Сеня, знаю. Но Сергей ни в чем не виноват. И ты напрасно на него злишься…
С е м е н (вспыхнув). Легко сказать, напрасно! Да у него глаза бывают пустые, словно стеклянные, думаешь, я не замечаю. Иной раз смотрит на тебя, а видит не знаю что, только не тебя!..
Н а д я. Семен, если ты будешь вот так…
С е м е н. То что? Ну? Говори.
Н а д я. Конец… дружбе нашей конец.
Из кабинета появляется К о б з и н.
К о б з и н. Ну, комиссар продовольствия, рассказывай, чем можешь порадовать?
Н а д я. Ничем, Петр Алексеевич.
К о б з и н. Быть того не может. (Шутливо.) Назначили тебя начальником питания, так будь добра, корми нас.
Н а д я. Да где же я возьму?
К о б з и н. Тебе виднее. (Меняя тон.) Ну-ну, рассказывай.
Н а д я. На железной дороге, среди порожняка нашли три вагона с мукой. Вот и все.
К о б з и н. Да, мало. Капля в море… Вот что, Корнеева, в первую очередь выдели детскому приюту, немного выдай в столовку, остальное голодающим. Да последи, чтоб выдавали с разбором. В городе, товарищи, начинается настоящий голод.
Входит О б р у ч е в, молча здоровается, поднимается в мезонин.
Шестаков, если дома Стрюков, пошли ко мне.
О б р у ч е в. Слушаю. (Останавливается, решительно идет вниз.) Петр Алексеевич, разрешите высказать одну мысль.
К о б з и н. Пожалуйста.
О б р у ч е в. Меня беспокоит Стрюков.
К о б з и н. Стрюков? А что?
О б р у ч е в. Для меня он временно затаившийся враг. Да. Живет в доме, где расположен штаб, а в подвале сложены последние боеприпасы.
К о б з и н. Ну?
О б р у ч е в. От такого человека можно всего ждать. Вплоть до диверсии. Не остаться бы нам вообще без оружия.
Н а д я. Правильно, Сергей, и я так думаю. Выселить его отсюда. Хотя бы на время.
О б р у ч е в. Вот именно. Если бы мы попали в руки бутовцев – с нами бы не стали так нянчиться.
С е м е н. Расстрел. Я уверен!
К о б з и н. В этом и я уверен. Кстати, врагов мы тоже не щадим и щадить не будем. Что касается Стрюкова, то он скорее в петлю полезет, чем решится собственноручно хотя бы кирпич выдернуть из своего собственного дома. Таких людей надо знать. Выселять его пока не будем. Но усилить охрану надо. Позови его.
Обручев уходит.
Надя, в городе надо произвести тщательный обыск, учесть все продовольствие до фунта. Партийная организация поручила тебе руководить обыском.
Н а д я. Мне?
К о б з и н. Да. У тебя уже есть небольшой опыт. Так вот. Командир отряда выделил полтораста красногвардейцев. Сегодня разобьем на группы, а завтра с утра начнешь.
Н а д я. Патронов дадите?
К о б з и н. Ни одного.
С е м е н. А как же?
К о б з и н. Да вот так. Без всякой стрельбы.
Н а д я. А продукты отбирать будем?
К о б з и н. Ни крошки! Пока учесть.
Н а д я. Понятно. А женский монастырь можно тряхнуть?
С е м е н. Что это тебя к монахиням потянуло?
К о б з и н. Что значит тряхнуть?
Н а д я. Пойти с обыском. Я почти на след напала, надо только до конца довести. По-моему, в монастыре хлебом спекулируют. Я вам утром докладывала, Петр Алексеевич.
К о б з и н. Этого дела не оставляй. Но осторожность и осторожность, чтобы не попасть впросак.
Н а д я. Выслежу!
К о б з и н. Вот. Только так. Наверняка, чтобы врагам языки отсечь.
На лестнице показывается С т р ю к о в.
С т р ю к о в (подходит не спеша). Вы звали… комиссар?
К о б з и н. Да. Есть к вам один серьезный вопрос. Скажите, вы как городской голова знали все, что делал в городе атаман?
С т р ю к о в. Откуда мне знать…
К о б з и н. По положению. Да и, как мне известно, вы коротко знакомы с Бутовым. Так?
С т р ю к о в. Знаком. Что знал, что нет. Мало с кем бываешь хорошо знаком, а знаешь про него не все.
К о б з и н. Философствовать на эту тему не будем. Дело вот в чем. В городе люди пухнут и мрут с голоду. Вы знаете об этом?
С т р ю к о в. Кто не знает.
К о б з и н. Продовольствие с вашего согласия вывезли? Ведь вы были головой?
С т р ю к о в. Меня никто не спрашивал. Приказ атамана.
К о б з и н. А вывезли?
С т р ю к о в. Вывезли.
К о б з и н. А вы сами?
С т р ю к о в. Что?
К о б з и н. Выполнили этот приказ?
С т р ю к о в. А иначе нельзя.
К о б з и н. Все вывезли?
С т р ю к о в. Все.
К о б з и н. Отвечаете?
С т р ю к о в. Вывозил не я, было велено приказчикам.
К о б з и н. Не вертитесь и не задуривайте нам головы. Речь идет о спасении тысяч человеческих жизней. Если солжете, имейте в виду – к стенке поставим.
С т р ю к о в. Ставьте. Ваша сила.
Н а д я. Эх, Петр Алексеевич, он же радуется, что люди падают.
С т р ю к о в. Скоро хлеб-соль забываются.
Н а д я. Нет, не забываются. Я все помню, до крошечки. Навсегда! И пускай лучше костьми лягу, а такого хлеба-соли есть больше не буду!
С е м е н. Вот благодетель нашелся. Гад!
К о б з и н. Так вот, гражданин Стрюков, я вас предупредил. Второй разговор на эту тему, если вы обманули, будет не таким. Понятно?
С т р ю к о в. Понятно. Можно идти?
К о б з и н. Да. Кстати, ваша дочь все еще отсиживается в монастыре?
С т р ю к о в. В монастыре.
В двери Стрюкова чуть не сшиб стремительный А л и б а е в.
А л и б а е в. Комиссар Кобзин, здравствуй!
К о б з и н. Алибаев, друг мой Джангильдек!
Обнимаются.
А л и б а е в. Корнеева, мое почтение! Семен Маликов – салям!
С е м е н. А мы вас совсем заждались!
К о б з и н. Каким ветром?
А л и б а е в. Попутным, конечно. Везде казачьи разъезды, а я открыто ехал. Со мной полсотни джигитов. Надели погоны и благополучно проехали. Врага обмануть всегда полезно… А в городе стало нехорошо. Голодные люди на улицах! Плохо…
К о б з и н. Да, брат, положение… И день ото дня хуже. Ни хлеба, ни патронов. Ну, рассказывай, как съездил? Был у Ленина?
А л и б а е в. А как же! В Смольном! Ленин назначил меня комиссаром степного края. Понимаете, товарищи? Теперь баи шакалами выть будут! Я сейчас немного в степь завернул, будто попутно, – уже баев стало меньше.
С е м е н. Здорово! Правильно вы говорите, люблю так.
К о б з и н. Смотри, дров не наломай.
А л и б а е в. Из баев дров не получается. «Это есть наш последний и решительный бой!» (Меняя тон.) Ну, слушайте. С Лениным я говорил недолго, но хорошо. Он сказал, что революция не терпит топтания на одном месте! А? Надо нести революцию по всей степи, наступать, чтоб атаман места себе не находил, как бешеная собака. Спросил товарищ Ленин, как у вас с оружием, я рассказал. Он приказал дать оружия, патроны, снаряды. Выделил двести кронштадтских моряков, они доставят оружие и останутся у нас. А? Был я в Самаре с запиской от Владимира Ильича. Товарищ Куйбышев обещал прислать нам на помощь пролетарский отряд.
К о б з и н. Что ни новость – радость! Эх, скорее бы оружие…
С е м е н. Начнем громить?
К о б з и н. Начнем, Маликов!
А л и б а е в. И плохие вести есть. Совсем плохие. Атаману Бутову из Англии отправлено много оружия. Разное. Обмундирование тоже.
С е м е н. Ты смотри! А когда отправлено?
А л и б а е в. Шайтан его знает. Наплевать. Не в этом дело. Верные люди в степи сказали мне, что на днях Бутов все получил.
К о б з и н. Как? Уже? Каким же способом?
А л и б а е в. Говорят, где-то через южную границу переправили, потом степью. И в Соляной городок. Если верить.
К о б з и н. Соляной городок почти крепость… (Вспомнив.) А знаешь что, Алибаев, слух здесь прошел, будто атаман готовится мобилизовать казаков от шестнадцати до шестидесяти лет. Мне он показался просто вздорным.
С е м е н. Мы еще посмеялись: вместо винтовок, мол, палки возьмут.
А л и б а е в. Ленин предупредил: хотят в кольцо взять революцию. Вот зачем мобилизация. Дон, Кубань, Терек, Урал, сибирский Колчак, понимаете? Товарищ Ленин сказал: дело чести местных большевиков – рвать кольцо.
К о б з и н. Да… Дело чести… Вот что – надо немедленно проверить Соляной городок и, если заморский подарок там, захватить или… взорвать.
С е м е н. Петр Алексеевич, я.
К о б з и н. Что?
С е м е н. Пойду в Соляной.
К о б з и н. Ты? Посмотрим. Пройдем ко мне, Алибаев. А ты, Семен, подожди.
Кобзин и Алибаев уходят.
С е м е н. Как думаешь, пошлют?
Н а д я. Могут.
С е м е н. Скажут – пулеметчик.
Н а д я. Безработный.
По лестнице спускается О б р у ч е в и направляется к выходу.
С е м е н. Сергей! На минутку!
О б р у ч е в. Пожалуйста. (Подходит.)
С е м е н. Торопишься?
О б р у ч е в. Нет.
С е м е н. Надя, у меня к Сергею секрет.
Н а д я. От меня?
С е м е н. Ну, понимаешь, на одну минуту.
Надя уходит.
Я насчет нее.
О б р у ч е в. Нади?
С е м е н. Да.
О б р у ч е в. Не понимаю.
С е м е н. Давай по душам.
О б р у ч е в. Ну, пожалуйста.
С е м е н. Ты с ней, как говорится, гуляешь? Верно?
О б р у ч е в. Предположим, верно.
С е м е н. Без всякого предположим. Гуляешь. Ну вот. Скажи мне, Сергей, только откровенно, ты к этому относишься серьезно, в общем: жениться думаешь?
О б р у ч е в. Странный разговор.
С е м е н. Почему странный?
О б р у ч е в. О таких вещах, как женитьба, сейчас не думается. Сам знаешь, какое время.
С е м е н. Ну, а потом?
О б р у ч е в. Потом видно будет.
С е м е н. Я так и знал. Зачем же ты человеку голову задуриваешь?
О б р у ч е в. Ничего подобного.
С е м е н. Не нуждаешься ты в ней. Думаешь, не вижу? Все вижу! А не знаю, зачем тебе надо обманывать… Если бы ты знал, какая у нее была вся жизнь…
О б р у ч е в. Я не обманываю Надю. Или ты считаешь, что у меня совести и чести нет?
С е м е н. Одним словом – было бы сказано. И не дай тебе бог…
О б р у ч е в. Да за кого же ты меня принимаешь?
С е м е н. Ни за кого не принимаю и говорю просто.
О б р у ч е в. А почему именно сейчас заговорил об этом?
С е м е н. Давно собирался, а тут, пожалуй, ехать придется, не знаю, когда опять увидимся?
О б р у ч е в. Ты ехать собираешься? Куда?
С е м е н. В станицу Озерную, насчет сена. Только не знаю, пошлют ли. (В дверь.) Надя! Можно!
Входит Н а д я.
Н а д я. Насекретничались?
О б р у ч е в. С избытком.
К о б з и н (появляясь в дверях). Маликов, зайди.
Семен уходит за Кобзиным.
Н а д я. Значит, посылают.
О б р у ч е в. А он сомневался. Хороший парень.
Н а д я. Очень.
О б р у ч е в. Любит тебя.
Н а д я. Знаю. У меня сейчас так неспокойно на душе… Правда, Семен смелый и ловкий… Скажи, если бы сейчас не его, а тебя послали в Соляной городок, пошел бы?
О б р у ч е в. А разве он в Соляной?
Н а д я. Да.
О б р у ч е в. А как же не идти? Конечно, пошел бы!
Н а д я. Я тоже. И за себя, и за тебя.
О б р у ч е в. Нет, Надя, я сам за себя. А знаешь что? (Обнимает.) Давай просить комиссара, чтоб в следующий раз послал нас вдвоем.
Н а д я. С тобой… я ничего не боюсь. Куда угодно. На край света.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Двор Стрюкова. Слева – ворота, справа – дом. Из-за каменного забора виден одноэтажный город; церковь, чуть подальше – мечеть. Голые карагачи и ветлы. Над крыльцом красный флаг. У ворот, где висит полевой телефон, дежурит О б р у ч е в. С опаской оглядываясь, Обручев подходит к дому и закладывает в душник в фундаменте заряд взрывчатки и фитиль, затем снова закрывает душник, торопливо уходит к воротам. Энергичной походкой во двор входит К о б з и н.
К о б з и н. Шестаков, ты дежуришь?
О б р у ч е в. Я, Петр Алексеевич.
К о б з и н. Вот что, Сергей, будет народ идти – пускай. Всех.
Во двор входит ж е н щ и н а с р е б е н к о м.
О б р у ч е в. Вам кого?
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Мне бы комиссара…
О б р у ч е в. Вот он. К вам, Петр Алексеевич.
К о б з и н. Слушаю, гражданка.
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Муж у вас в Красной гвардии состоял. Деповской. Кузнецом был… Осколком поранило, третьего дня схоронили.
К о б з и н. Как фамилия?
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Васильев.
К о б з и н. Так вы – жена Федора Петровича?
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Да. (Заплакала.) Я не пришла бы, а нужда.
К о б з и н. Правильно сделали, что пришли.
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Пока жив был Федя, кое-как перебивались. Теперь хоть ложись да помирай. Себя не жалко, а вот детишки. Старшенький лежит, весь высох, а этот – тоже мощи одни.
К о б з и н. Да, детишки. Где живете?
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. На Барачной, дом сорок.
К о б з и н (записывает в блокнот). У нас сейчас ничего нет. Ни-че-го! Но как будет – пришлем. Тут же. Обязательно пришлем. Может, даже сегодня. И вот что, зайдите сейчас в нашу столовку, знаете где? Дадут солдатский паек. И каждый день ходите. Я позвоню. Правда, паек – счет один, от него ни сыт ни голоден. Ну, а все же.
Ж е н щ и н а с р е б е н к о м. Спасибочко. Больше не от кого ждать помощи. До свиданья. (Уходит.)
К о б з и н. Детишки сохнут, а помочь нечем!.. Ох, дела! На белый свет смотреть тошно. Каким зверем нужно быть, чтоб вывезти из города все продукты, обречь людей на голодную смерть. Сволочи. (Звонит по телефону.) Столовку мне… Кобзин. Кто это? На обед хлеб есть? По четвертушке в день? А приварок? Кипяток. Сейчас зайдет жена убитого красногвардейца Васильева, включите в список на питание. Да. Троих. (Вешает трубку.)
Входит А л и б а е в.
А л и б а е в. Комиссар Кобзин, новость знаешь? Весной немного пахнет.
К о б з и н. К тому идет.
А л и б а е в. Скажи, пожалуйста, почему в монастыре сегодня так торжественно в колокола бьют? И все время поют. Слышишь? Чему радуются?
К о б з и н. Видать, у них свои радости.
А л и б а е в. Садись вот здесь на крылечке, в дом не хочется.
Садятся.
Я сейчас дочь Стрюкова встретил. Она, конечно, к тебе идет.
К о б з и н. Делать здесь нечего.
А л и б а е в. Вот увидишь, придет. Дело у нее большое. Ты только послушай. Мои джигиты перехватили письмо от полковника Рубасова Стрюковой. Ждут ее в Соляном городке.
К о б з и н. Ждут?
А л и б а е в. Должна организовать батальон смерти.
К о б з и н. Где письмо?
А л и б а е в. Осторожно заклеили и отдали по назначению. Скажи, Маликов не вернулся?
К о б з и н. Никаких вестей.
А л и б а е в. Ну, человек он опытный.
К о б з и н. Не знаю. Хочу думать, что все благополучно…
Голос из двери: «Товарищ Кобзин, вас к телефону».
Кобзин и Алибаев уходят в дом. Во двор входит И р и н а.
И р и н а. Мне нужно повидать комиссара Кобзина… Поручик!
О б р у ч е в. Ирина Ивановна… Мы незнакомы…
И р и н а. Простите. Где он?
О б р у ч е в. Там.
На крыльце появляются К о б з и н и А л и б а е в.
И р и н а. Я к вам, комиссар.
К о б з и н. Видимо, наконец решили вернуться домой? Правильно. Давно пора. Монастырь не дом.
И р и н а. Дом перестает быть домом, если в нем хозяйничают чужие.
А л и б а е в. Извините, мы здесь не чужие.
И р и н а. Значит, я чужая. В общем, я решила уехать и пришла просить пропуск.
К о б з и н. Куда уехать и зачем?
И р и н а. Не знаю. Лишь бы отсюда.
К о б з и н. А точнее можно?
И р и н а. Дальнейшее покажет.
К о б з и н. Вы хотите пробраться в Соляной городок, чтоб организовать там батальон смерти? Нам это известно. Документы с собой?
И р и н а. Нет.
К о б з и н. Прикажете сделать обыск?
И р и н а. Вот документы.
К о б з и н. Так, так. Пропуска вы не получите. Прошу пройти в комнату и написать подписку о невыезде и о том, что не будете оказывать нам сопротивления.
И р и н а. А если я откажусь?
К о б з и н. Арестуем. Сейчас же.
А л и б а е в. А если вас поймают за городом без пропуска, расстреляют без суда. На месте.
Ирина входит в дом.
Ее надо арестовать.
К о б з и н. Никогда не поздно. Самим жрать нечего.
Во двор входит Б а л а х н и н.
Б а л а х н и н. Мне к комиссару Кобзину.
О б р у ч е в. Пройдите, вон комиссар.
Б а л а х н и н. Можно?
К о б з и н. Да, да.
Б а л а х н и н. Балахнин, член местного комитета РСДРП меньшевиков. Вы – Кобзин?
К о б з и н. Да.
Б а л а х н и н. А это?
К о б з и н. Комиссар степного края Алибаев. Садитесь. Слушаем.
Б а л а х н и н. Товарищи, в городе нетерпимое положение. Трудно представить себе бедствия, которые обрушились на головы горожан: света нет, воды нет, нет хлеба, в городе голод…
К о б з и н. Мы это знаем. Дальше.
Б а л а х н и н. Больше продолжаться так не может. Никто не имеет права обрекать народ на страдания. Казачьи снаряды падают на жилые кварталы, погибают ни в чем не повинные женщины, дети.
К о б з и н. Что вы предлагаете?
Б а л а х н и н. Наши предложения вытекают из объективной действительности. Народ страдает. И мы все виноваты в этом… Да, да!
К о б з и н. Кто это «мы»?
Б а л а х н и н. Вы – большевики и частично мы.
К о б з и н. Положим, мы день-ночь в боях. Ну, а вас с какой стороны пристегнуть?
Б а л а х н и н. Мы молчаливо потворствовали вам. И в этом наша вина.
А л и б а е в. Заберись, пожалуйста, на мечеть вместо муэдзина и кричи во весь голос: долой большевиков!
Б а л а х н и н. Если так и дальше пойдет, очевидно, мы вынуждены будем принять такое решение.
К о б з и н. Вы не грозите и не шумите… Скажите попросту, что предлагает ваш комитет?
Б а л а х н и н. От имени народа…
А л и б а е в. Нет у тебя никакого народа. Хочешь, мы посоветуем народу, и он на первом телеграфном столбе тебя повесит.
Б а л а х н и н. Я принимаю это как выпад!.. Народ – масса. А она часто не сразу понимает, за кем нужно идти… Вопрос решает история.
К о б з и н. Ну, знаете, здесь по митинг… Еще раз спрашиваю вас: что предлагает ваш комитет?
Б а л а х н и н. Наш комитет изложил предложения в своем письме. Выход один.
К о б з и н. Покинуть город? Читали такое письмо.
Б а л а х н и н. Не иронизируйте. День промедления – десятки, сотни жизней. Иного выхода я не вижу.
А л и б а е в. Неправда, выход есть: драться! А тебя я бы расстрелял как сволочь, как предателя.
К о б з и н. Товарищ Алибаев…
Б а л а х н и н. В таких условиях невозможно вести переговоры. Невозможно.
К о б з и н. А собственно, больше не о чем говорить. Письмо мы еще не обсуждали.
Б а л а х н и н. Письмо можно обсудить сейчас, не откладывая…
К о б з и н. Обсудим. Сейчас, к сожалению, нет времени.
Б а л а х н и н. Хорошо. Я еще зайду. (Уходит.)
Входит И р и н а.
И р и н а. Вот. Подписка.
К о б з и н. Можете идти.
И р и н а. Документы?
К о б з и н. Остаются у нас.
Ирина уходит. Все явственнее доносится церковное пение.
А л и б а е в. Ты что, комиссар, будешь обсуждать их предложение?
К о б з и н. Нет.
А л и б а е в. А почему не сказал этой балаболке?
К о б з и н. Потому что не все ему нужно знать.
А л и б а е в (Обручеву). Где там поют?
О б р у ч е в. А вот. По улице идут.
В воротах показывается т о л п а ж е н щ и н. Впереди с т а р у х а с иконой в руках и ю р о д и в а я монахиня. С пением они входят во двор, подходят к крыльцу.
C т а р у х а. Говори, матушка Мелания, говори, наша заступница перед господом.
Ю р о д и в а я. У-у-у-у! У-у-у! Беси! Беси! Беси!
C т а р у х а. Слыхали, комиссары? Безбожники! Про вас говорит мать Мелания – беси! Говори, матушка.
Ю р о д и в а я. Птенчик. Дитенок. В ямку. В ямку. Ам! Ам!
Г о л о с. Детишков наших в ямку. С голоду!
Г о л о с. Сами полезайте в яму!
Ю р о д и в а я. Убили птенчика. И еще убьют. Господу помолимся. (Кланяется во все стороны.) За упокой. За упокой.
Послышался чей-то плач.
Земля горит. Плачет мать. Плачет! Поклонимся господу! (Запела.) «Ягодинка, ягодника, ягодиночка моя!» (Притопывает в такт песне.)
К о б з и н. А ну хватит этого спектакля. Товарищи женщины, говорите, зачем пришли.
Г о л о с а: Степной волк тебе товарищ.
– Хлеба, хлеба дайте!
– Погибаем!
– Детишки примирают!
К о б з и н. Слушайте, женщины, сестры, матери! Нету у нас хлеба! Нету!
Г о л о с. Так постреляйте нас всех.
Во двор входит С т р ю к о в, затем А н н а.
C т а р у х а. А куда вы хлеб дели? Пока был атаман – и хлеб был.
К о б з и н. Хлеб атаман вывез.
Г о л о с а. Брешешь! За границу вывезли! Ерманцу продали! И сами продались.
Ю р о д и в а я. Продались! Продались! Продались!
Г о л о с. Бабы! Бей!
Замелькали лопаты, вилы.
Г о л о с а. Бей!!
