Текст книги "Вовка в Троеклятом (СИ)"

Автор книги: Владимир Черепнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Я зе говойю, это он мне знак подал.

– Какой знак?

– Стобы я пьисел к нему на встьесю.

– Значит, он прилетел не лес палить?

– Не знаю. Мозет, как яз и палить. А встьесю назнасил, стобы меня пьедупьедить. Мы зе дьюзья!

– Надо идти вместе, – предложил кот.

– Погоди. Пусть Со… Вячеслав пока один идет, раз они друзья. По душам потолкуют, а мы по позже подойдем. – Я обратился к разбойнику. – Узнай, что ему надо, зачем прилетел. И попытайся выведать какого хрена такой могучий и всесильный Горыныч служит этому Благоухающему. Хорошо?

– Хоесо. Только обязательно пьиходи. Я есе тогда обесял познакомить тебя с Гойинысем.

– Договорились. Как вас найти?

– Вообсе-то, это тайное место (я развел руками, мол, сам решай), но яз уз все так полусилось… Слусай, помнис когда мы сли в Гойод то место, где высли из леса.

– Да, помню.

– Так, вот, насе место, совсем не там! – Радостно сообщил Соловушка.

– А где?

– В дьюгой стойоне! – Удивился моей тупости разбойник.

– Там? – Я указал предположительно противоположное направление Городу.

– Да, нет зе!

– А как же мы вас найдем?

Кажется, мы вернулись к тому, с чего начали.

– Давай я слетаю на р-разведку! Все р-разузнаю, пр-ровер-рю дор-рожки и тр-ропинки на пр-редмет засад и ловушек.

Я посмотрел на ворона с нескрываемым недоверием. Как бы дров не наломал. С другой стороны в его предложении был резон. И если сейчас не получится добиться от соловушки внятного описания явочного места и способа туда добраться, придется воспользоваться услугами Карла.

Выручил Васька. Он успел смотаться в избушку (когда?). Пренебрегая своими принципами, кот приблизился к нам на задних лапах. И не мудрено. В передней правой он держал клубок. Василий молча провел пару раз мотком шерсти по плечу разбойника, после чего сказал Соловушке:

– Дуй к своему огнемету. Мы потом подойдем. Да, чуть не забыл, по дороге к вашему тайному месту попадаются ручейки или речки?

– Нет.

– Тогда, дуй.

Соловушка было тронулся, но, сделав несколько шагов, остановился.

– Вовка! А как называется то, посему я не пьисол пьеслый яз?

Я не сразу понял, о чем речь, но, благо, на память пока не жалуюсь. Вспомнил.

– Форс-мажор.

– Фойс-мазой! Пьявильно, фойс-мазой!

Повторяя мудреное и посему убедительное оправдание, разбойник засеменил на встречу со своим другом.

– Ну, так я все-таки слетаю? Проверю? – Со слабой надеждой спросил Карл.

Васька, раз уж стоял на задних лапах, а левая передняя была совершенно свободна, умудрился сконструировать из нее фигу и поднес полученную комбинацию из когтей и подушечек под клюв ворону.

– Тебе со стола убирать.

– Ах, вот как! Такое отношение к гер-роям! Значит, для вас ср-ражения с др-раконами и полные опасности р-разведывательные полеты – пустой звук! Кр-рысы тыловые! После всех подвигов – в домр-работницы! Пр-ремного благодар-рен! Нашли, блин, Золушку!

Не смотря на возмущение, Карл влетел в окно, и до нас донесся звон убираемой посуды.

– Наливку не убирай! – предупредил Васька.

– Я, что, дур-рак что ли?!!! – По голосу было похоже, что на это замечание ворон обиделся всерьез. По крайней мере, возмущение было искренним.

Я и кот неспешно поднялись в избушку. Ворон успел не только убрать со стола (оставлена только мисочка с ядрышками лесных орешков для желающих закусить), но и разлить по кружкам наливку.

– Где вы запр-ропастились? Я тут жду, жду. Весь изнер-рвничался.

Перед тем, как выпить, я произнес традиционное и ничего не значащее: «Дай, бог, не последнюю».

Не успели мы опорожнить, уж не знаю какие по счету, кружки… дело в том, что чисто мужская компания кроме некоторых неудобств несет в себе и определенную свободу, особенно в смысле количества употребляемого спиртного. В принципе, Яна не ограничивала никого на этот счет, но работал какой-то внутренний тормоз в ее присутствии.

Так вот, не успели мы еще опорожнить кружки после моего незамысловатого тоста. Как появился черт.

– Кто здесь взывает к богу и, как всегда, не может дождаться вг'азумительного ответа? Я увег'ен, что он даже не обг'атил внимания на Вашу пг'осьбу, тогда как мы, в случае положительного г'ешения нашего вопг'оса, будем потакать любой Вашей пг'ихоти.

– Шалом, – поприветствовал я врага рода человеческого, допив наливку.

– Здг'авствуйте, – удивленно протянул Луциберг.

Под действием наливки я был весьма добродушно настроен.

– Проходи, садись. Тебя здесь никто не тронет.

Не знаю почему, но он мне поверил. Может, почувствовал мое благостное состояние. Может, повлияло отсутствие моих постоянных спутников. А, возможно, посчитал черного кота и ворона своими союзниками.

Как бы там ни было, но Бес Третьей Гильдии смело покинул дальний угол горницы, в котором материализовался и уселся напротив меня.

– Выпьешь?

– Нет. Но сами не стесняйтесь. Данное пг'истг'астие, весьма пг'иветствуется в нашем ведомстве.

Не смотря на отказ на столе появилась четвертая емкость, и все кружки были наполнены.

– Странно, что-то. Обращение, вроде как, было к богу, а явился ты. Хотя, если честно, на самом деле я ни к кому не обращался. Просто так многие говорят… перед тем как выпить. Но, тем не менее, почему?

– Невег'оятно! Ви не знаете элементаг'ных вещей. Это же пег'вейшее пг'авило искушения. Каждый чег'тенок в куг'се. Когда люди обг'ащаются к богу, в большинстве случаев им что-то тг'ебуется. В г'едких исключениях недалекие святоши благодаг'ят его за кусочек хлеба или какую дг'угую снедь. А чаще всего, все обг'ащения к богу сводятся к пг'осьбам или даже тг'ебованиям. Но ваш бог жадный. Он не слушает стг'аждущих. И тут как тут, мы. Внимательно внемлем. Пг'осит человек бога послать чег'вончик на опохмелку, а в ответ – небесная фига. А в этот момент – встг'ечное пг'едложение: «Шестьсот шестьдесят шесть чег'вончиков хватит на пег'вое вг'емя?». И все дальнейшее – по веками отг'аботанному сценаг'ию. Но как Ви понимаете, в данном случае, Ваша фг'аза послужила лишь пг'едлогом для моего появления. Хотя, как Ви уже, навег'но, заметили, для того, чтобы объявиться, мне не тг'ебуются ни какие пг'едлоги. Пг'осто не хотел наг'ушать сложившуюся гаг'монию и решил ог'ганично вклиниться в г'азговог.

– Ни фига себе вклинился! – Не выдержал Карл. – Пр-росто вор-рвался и не даешь добр-ропор-рядочным собеседникам р-рта р-раскр-рыть. Вер-рнее, клюва, но это не столь важно.

Кажется, где-то в глубине души, на уровне подсознания, мне еще раньше захотелось, чтобы эти два балабола сошлись вместе. И если бы обстоятельства сложились по иному, то вполне возможно, когда это смутное желание оформилось бы в реальную мысль, я бы даже попытался устроить такую встречу. Но теперь все получилось само собой. Мне оставалось, не вмешиваясь, понаблюдать, чем все закончится.

– Твое бесцер-ремонное вмешательство, может быть помешало зар-рождению великой идеи, котор-рая могла осчастливить весь мир-р. Пр-редставь себе на мгновение, хотя это не возможно, но все р-равно пр-редставь, что ты великий гений, и вот-вот должно свер-ршиться то, р-ради чего ты явился в этот бр-ренный мир-р. Р-решение уже близко и, вдр-руг, бац! Чер-рт! Каково?

– Вовка, убег'ите пожалуйста эту назойливую птицу. У нас с Вами сег'ьезные дела, и лицедейство Вашего пег'натого дг'уга кг'айне неуместно.

– Во-пер-рвых, как это, убер-рите?! В данный момент я являюсь полнопр-равным хозяином избушки. А, во-втор-рых, и это главное, Вовка человек не того пошиба, чтобы самолично р-разговар-ривать с какими-то там чер-ртями, тем более такими плюгавыми. Так что я являюсь полномочным пр-редставителем господина Сантехника в его сношениях, не поймите меня пр-ревр-ратно, с потустор-ронним мир-ром. Хотя, если честно, имел он ваш мир-р…

– Вовка, неужели это пг'авда?!

Я не понял, что интересует Луциберга, полномочия Карла или мое отношение к потусторонним обитателям, но, с трудом сдерживая смех, кивнул.

– Я не увег'ен, что Ви довег'яете вог'ону настолько, что делегиг'овали его пг'авом подписи, тем более, что эту подпись посчитают пг'авомочной. До настоящего момента подобных пг'ецедентов не заг'егестг'иг'овано.

Бес продолжал обращаться ко мне, и, чтобы не расхохотаться и тем испортить бенефис Карла, я решил спрятать улыбку за кружкой, делая вид, что пью. Ну, а чтобы все выглядело натурально, пришлось сделать несколько глотков.

– Что же касается кандидатуг'ы посг'едника, то, в пг'инципе, она меня устраивает. Конечно, я мог бы пг'едоставить более достойного пг'етендента, но Ви вг'яд ли согласитесь с моим выбог'ом. А учитывая Ваше тепег'ешнее окг'ужение, вог'он наиболее пг'иемлем. Я надеюсь, что мы с ним быстг'о найдем общий язык.

– Кстати, о языке! – Карл впорхнул на стол и принялся чинно прохаживаться взад-вперед, заложив крылья за спину. – Что ты гундосишь? Пр-роблемы с дикцией? Не беда. Это мы быстр-ренько испр-равим. Повтор-ряй за мной: «кар-рл у Клар-ры укр-рал кор-раллы, а Клар-ра у Кар-рла укр-рала клар-рнет…» – и тут же в пустоту, – Клар-ра, сука, вер-рни дудку! Стибр-рила такой инстр-румент! Мне его сам Стр-радивар-ри свар-рганил! Говор-рил, что видит во мне непр-ревзойденного вир-ртуоза… Каррр! Неожиданно для всех присутствующих, новоявленный логопед и музыкант, проходя мимо Луциберга, долбанул того клювом в лоб.

Бес Третьей Гильдии, вытащив глаза, стал медленно заваливаться назад, затем бухнулся на пол и замер, не подавая признаков жизни.

– Ну, чо, вяжем? – Благоразумно предложил кот.

– Если получится, – согласился я.

Получилось.

Связанного и все еще бессознательного Луциберга усадили на полати, уперев спиной о стену. Дабы привести черта в чувство вылили в его утробу остатки наливки. Напиток подействовал, но не очень. бес пару раз что-то вякнул и снова погрузился в прострацию.

– Слабенькое лекарство, – пришел к выводу Василий, – я сейчас.

Через минуту кот вернулся с бутылью, наполненной прозрачной бесцветной жидкостью. Мы продегустировали. вещь оказалась ядреной и как ни странно вкусной. Пол кружки сильнодействующего лекарства привели к требуемому результату. Черт закашлялся, открыл веки, явив нам уже вытаращенные, бешеные глаза.

– Вот и ладушки! – довольно промурлыкал кот. – Очухался милок.

– Это невег'оятно, – едва слышно пробормотал черт, – такого не должно было пг'оизойти… Ладно…

Луциберг притих, на губах начала зарождаться коварная ухмылка, которая, впрочем, тут же и умерла. Глаза беса, в ближайшее время не собирающиеся возвращаться в привычные орбиты, выпучились еще больше.

– Задумал умындить? – Догадался Василий. – Я слышал, ты можешь дымком прикидываться. А тут не вышло. Думаю, наша веревочка мешает.

Черт беспомощно подергался, проверяя надежность пут, но, поняв безрезультатность, успокоился.

– Невег'оятно! Так не бывает! Как это удалось? Я всегда чувствую напг'авленную пг'отив меня агг'ессию, коваг'ный злой умысел, намег'ение пг'ичинить боль…

– А ничего подобного и не было. Я пр-росто так тюкнул, из любопытства, – сообщил Карл, немного обиженный несправедливым обвинением в агрессивных намерениях с побоями, – ни р-разу ведь чер-ртей не клевал.

Просмеявшись, мы задались вопросом, что делать с пленником.

– Немедленно меня г'азвязать и отпустить по добг'у по здог'ову! Отреагировал на наши размышления бес.

В ответ ему были продемонстрированы три вариации жеста, являющегося более грубым аналогом безобидной фиги. Одновременно, не сговариваясь, мы показали черту, кто что мог: я – полруки, Васька – пол-лапы, ну а Карл полкрыла.

– Это нечестно, непг'авильно, неспг'аведливо, – бес шмыгнул носом, – Ви себе думаете, что поймали Луцибег'га и тепег'ь все Ваши пг'облемы г'ешатся? Так, вот, нет!

Начал сказываться побочный эффект микстуры, приведшей незадачливого охотника за душами в чувство: он стал заметно косеть. В прямом и переносном смысле.

– Ви пг'оклянете тот день и час, в котог'ый осмелились поднять г'уку на Служителя Темных Сил! Я вам всем устг'ою такую жизнь, что ви сами станете пг'оситься в ад, чтобы отдохнуть от такой жизни.

Я не обращал внимания на угрозы и посулы, исторгаемые чертом, а припомнил начало сегодняшней беседы с Луцибергом.

– Так, говоришь, вы там прослушиваете даже обращения к богу? Значит, прямое воззвание к вашему верховному уж точно не останется без внимания. Как его, там? Люцифер?

– З-зачем?

– Скажу, мол, нажрался, дебоширил, пришлось связать. Замените, пожалуйста.

– Нет! Хотя пег'ечисленное не является пг'егг'ешением. Будут непг'иятности, но несущественные… Зато после этого я таки устг'ою вам такую г'азвеселую жизнь…

– Тогда скажу, что ты богу молился, силой не позволил мне подписать контракт о продаже моей души…

– Вовка! Не надо! Умоляю! Ви не пг'едставляете…

Слезы и сопли потекли из Луциберга одновременно.

– А я добавлю, что слышал, как ты называл Люцифер-ра хор-рошим и добр-рым пар-рнем, а еще…

– Тихо, Карлуха! Он сейчас полати испачкает! – По-хозяйски озаботился кот об имуществе.

– Все! Сдаюсь! Твоя взяла! Отпг'авляю тебя домой пг'ямо сейчас… начатую визгливым криком фразу бес закончил едва слышным сникшим шепотом.

Было понятно, что он действительно сдался.

В горнице воцарилась неестественная тишина. Казалось, что даже за окном умолк неугомонный птичий щебет.

Вот и все. Конец… Оказалось все не так сложно. Еще пару минут… Однако, что-то неправильно. И неопределенное что-то, а вполне реальные обстоятельства. Вот так, запросто, можно было бы вернуться домой после пьяной ночи с медведем, или через сутки после этого, когда мы отправились в Город, или даже после моего чудесного воскрешения, до того, как я поперся во дворец… Но не теперь.

– Что будем с ним делать? – Я указал на черта, пытаясь придать голосу как можно больше обыденности. – Нас ведь Соловушка ждет.

– А р-разве ты не?.. – Карл не закончил вопрос, который и без того был ясен всем. Голос ворона был даже тише, чем тогда, когда он шептал Яне матерное заклинание.

Я мотнул головой.

– Подумай, Вовка. Может быть, другой возможности не будет, – палочки Васькиных зрачков сейчас не таили постоянно присутствующего там озорства. Кот был как никогда серьезен.

– Я все продумал. Сначала надо расхлебать ту кашу, которая по моей милости у вас тут заварилась. Да и к тому же… Ладно, хватит об этом. Успеем. Куда он теперь от нас денется?

– А, вдр-руг, другие черти освободят?

– Не, он не станет к ним обращаться за помощью. Забыли что ль, я у него первое задание. Любая просьба подгадит испытательный срок. Так куда его денем?

– Как куда? Конечно же в погр-реб!

– Нельзя. Я там окончательно пг'остужусь. Последние очень много лет я находился в помещениях с более высокой темпег'атуг'ой, – и действительно, его прононс стал совсем невыносимым.

– Др-ровишки с угольком подбр-расывал? Кочегар-рил?

– Сейчас эта пг'офессия называется опег'атог'. Но от этого пг'охладней там не стало. И водг'ужение моей теплолюбивой пег'соны в погг'еб – настоящее звег'ство.

– Звер-рство, говор-ришь? В каком-то смысле – да! – Повеселевший Карл покосился на Ваську. – Но спр-раведливости р-ради, следует добавить еще пар-ру эпитетов. Таких как человечность, – ворон указал крылом на меня, – и птичество, – театральный поклон. – И чтобы внести полную ясность, доношу до всеобщего сведения, что считать Ваську звер-рем можно только в пер-рвом пр-риближении. Да, пор-рой он бывает свир-реп, и я бы не советовал всяким сопливым чер-ртям попадаться ему под гор-рячую лапу. Но на самом деле, он добр-рое домашнее животное. Дабы окончательно р-расставить все точки над «е», поясняю: вместо того, чтобы вер-рещать: «Звер-рство», ты должен был сказать: «человечность, птичество и домашнее животноство». Понял или клюнуть?

Луциберг судорожно закивал, одновременно повторяя: «Нет, нет, нет, только не это!» – Скорее всего, кивки следовало воспринимать, как то, что черт все понял, а слова – ответ на предложение клюнуть. Движения головы беса становились с каждым кивком все более вялыми. Слова превратились в невнятное бормотание, затем перешедшее в причмокивание. Наконец, пятак уперся во впалую грудь, и раздалось гундосое сопение.

– Сварился милок. А выпил всего-то…

– Это он от пер-реживаний. Ну, чо, в погр-реб его?

– Не, соплями все зальет. Пусть тут спит. Все равно избушка никого чужого не пустит.

На том и порешили. Тем более надо было торопиться к Соловушке с Горынычем, и возиться с чертом не было ни времени, ни желания.

Перед тем, как покинуть избушку (сразу после посошка) мне пришла в голову мысль, что не мешало бы вооружиться.

– Василь, а у Яны где-нибудь в загашнике случайно не завалялась автоматическая секир башка? – Поймав недоуменный взгляд, я уточнил, Меч-кладенец. Или что-нибудь подобное из колдовских прибамбасов? Как никак Горыныч. Кто знает, что у него на умах. Да и вообще, мало ли…

Кот развел лапы.

– Нет.

Карл, склонив голову набок, с уважением сделал вывод:

– А ты, Вовка, оказывается, кр-ровожадный!

На поляне Васька бросил клубок на землю.

– Ищи.

Шерстяной шарик покатался туда-сюда, остановился, виляя торчащей ниткой. Словно собака хвостом, давая понять, что след взят.

– Вперед!

Вслед за клубком-ищейкой мы отправились на встречу с трехголовым огнедышащим змеем, которого все почему-то запросто называли просто по отчеству – Горынычем.

* * *

после почти часового блуждания по непролазным дебрям сказочного леса, мы все-таки выбрались на долгожданную полянку, где нас ожидали Соловушка и его друг. разбойник сидел по-турецки. Кажется. Из-под живота торчали разведенные в разные стороны коленки.

Но меня в большей степени привлекал змей. При ближнем рассмотрении он оказался не таким уж огромным. Всего лишь три-четыре железнодорожных вагона. Шипастое тело, покрытое грязно-зеленой чешуей, аккуратно сложенные вдоль спины перепончатые крылья. Три длинных толстых шеи завершали классические драконьи головы, которые возлежали на траве, напротив Соловушки. Если продолжать транспортные аналогии, то каждая из голов была соразмерна с малолитражкой.

Когда мы подошли, разбойник шустро вскочил на ноги, но ворон не дал ему ни малейшей возможности раскрыть рот. Точнее, рот-то как раз и раскрылся. От удивления. А, вот, вставить хоть словечко у грабителя не было ни малейшего шанса.

– Ах ты, толстомор-рдый жир-рножоп! Да если бы ты был мер-ртвым и лежал сейчас в гр-робу, то пер-ревер-рнулся бы в нем не менее тр-рехсот р-раз! В то вр-ремя, когда мы, истекая кр-ровью, не щадя своих жизней, ср-ражаемся с чер-ртями, он нам тут сюр-рпр-ризики устр-раивает! Твое счастье, что тепер-рь у нас каждый воин на счету, даже такой никудышный. Но как пушечное мясо, пр-ригодишься. Но погоди, вот, кончится война…, если начнется, тогда я тебе устр-рою такую жизнь, что ты в ад запр-росишься. Где-то я уже такое совсем недавно слышал… Кстати, у меня есть один знакомый, он твою тр-рясущуюся плоть туда без очер-реди пр-ропустит!

Васька тоже был очень недоволен, но ограничился только тем, что процедил сквозь зубы:

– Конспиратор хренов.

Так же, как и Соловушка, я ни фига не понимал, хотя смутные подозрения начали зарождаться.

Заметив мое недоумение, кот объяснил:

– Видишь вон ту сосну? – Он указал на дерево, расположенное в диаметрально противоположном направлении относительно того места, где мы вышли на поляну.

– Ну.

– Рядом с сосной – тропинка. Пять минут по ней, и мы в избушке.

Теперь я понял негодование ворона с котом и в душе полностью к нему присоединялся. Тем более, что от этого бессмысленного крюка по зарослям больше всех пострадал именно я. Карл, как и положено птице, передвигался по воздуху, перелетая с ветки на ветку. Васька хоть и крупный кот, а ваш покорный слуга – не очень крупный человек, все равно наши габариты несоизмеримы. И там, где, пользуясь кошачьей гибкостью, Василий с легкостью преодолевал заросли, мне приходилось продираться сквозь частый кустарник, богатый колючками и шипами. Удивляло одно. Как умудрился пройти Соловушка?

Но вслух своего недовольства я не выразил. ведь разбойник был искренне уверен, что делает все правильно.

В подтверждение моей мысли, понявший, в чем его обвиняют, Славик таинственно изрек:

– Так было надо! – И тут же приступил к официальной части. Знакомьтесь. Вовка – Гойинысь, Гойинысь – Вовка.

Головы-близнецы. До этого с интересом наблюдавшие за происходящим, немного приподнялись над землей и синхронно кивнули, затем мягко улеглись на место. Я ответил легким реверансом.

– Ну, давай, называй меня…нас, хором потребовали головы, а левая добавила:

– Вячечлав обещал.

– Вячеслав, – машинально поправил я, за что заработал полный благодарности взгляд Соловушки.

– Буду иметь ввиду, – сообщил хор и вновь потребовал, – давай, имена-то!

– Да, погоди ты, – я попытался умерить пыл Горыныча, – мы просили Вячеслава кое-что узнать у тебя.

– Сам все расскажу…расскажем. Но сначала – имена.

Делать нечего. Опять придется становиться Вованом Предтечей.

– Ладно. Сейчас.

Это со стороны кажется, что дать имя – плевое занятие. Ляпнул – и готово. А почему ж тогда будущие родители начинают перебирать версии чуть ли не с момента зачатия? А когда ребенок должен вот-вот появиться на свет, к процессу подключаются всевозможные родственники, и еще несколько дней после рождения длятся баталии, пока ни чего не понимающий, орущий комок плоти обретет имя.

Скажете, то ж родное чадо, а здесь сказочная огнедышащая рептилия, другой случай? Согласен. Но, с другой стороны, новорожденный только лет через пять-десять по какой-либо причине сможет заявить, что ему не нравится его имя, если, вообще возникнет такая проблема. И уж никак не станет поджигать своих родителей, даже если они нарекут его, например, Сигизпулькером.

А здесь сразу три башки жаждут обрести имена. и хоть никаких угроз за некачественную работу (а это работа!) не поступало. и бытует мнение, что все большие – добрые (не уверен, что оно распространяется на таких вот птеродактилей). Все равно следовало быть поосторожней.

Трое. Три. Троица. Отец, Сын и Дух… Тьфу! Мало мне связанного черта, надо еще навлечь на свою задницу гнев небесной канцелярии…Три мушкетера. Атос Горыныч. Портос Горыныч. Опять тьфу. Требуется что-нибудь нашенское. Три богатыря. Илья Горыныч, Добрыня Горыныч, алексей Горыныч. Звучит неплохо, но тоже не пойдет. Вряд ли змей с богатырями в хороших отношениях, хотя здесь все возможно. Но, рисковать не стоит. Осерчать могут обе стороны. А с Илюшей я уже знаком. Он был пьяный и добрый, а если обидится?

Очень туго соображается. Не мудрено. Под пристальным взглядом даже одного глаза, размером с хороший арбуз, чувствуешь себя не в своей тарелке. А тут сразу шесть. Внимательно так смотрят, выжидающе… и нетерпеливо.

В голову ничего не лезло. И, вдруг… А почему бы и нет? Почему не воспользоваться набившей оскомину пресловутой тройкой фамилий – Иванов, Петров, Сидоров? Сказано – сделано.

Приняв независимую позу, я поочередно ткнул пальцем справа налево, нарекая:

– Иван… Петр… Сидор.

Три рожи счастливо расцвели, и я понял, что мои треволнения были абсолютно напрасны. С тем же успехом я мог произнести: «Мойша, Виджай, Джек» или «Тузик, Яцек и Абдурахман».

Как бы там не было, но этот вопрос был решен. И не мешало бы узнать, ради чего на самом деле пожаловал Горыныч. Но не тут то было. Пришлось выждать достаточное время, прежде чем перешли к делу. А до этого головы вначале «поперезнакомились» друг с другом, а затем, сей участи, не избежали и мы.

Когда улеглись страсти в трех осчастливленных головах по поводу обретения имен, огнедышащий соизволил снизойти до наших суетных проблем.

– Спрашивай, чо хочешь знать?

– Прилетел зачем? Просто прогуляться или лес палить?

– Ну, палить – это слишком громко сказано. Так, чутка шухеру навести. Вчера – да. Велено было дотла. Но я дурочку «включил» и закосил под больного. А сегодня новое распоряжение. Так слегонца подпалить со всех сторон. Выкурить вашу братию. Один выход с леса оставить, что к Городу ведет. Живьем хотят вас взять. Так сказать, тепленькими.

– И что ты решил?

– Пока не знаю… Тут такое дело… разбойник что-то вдруг заинтересовался, почему я у Емели служу. Ты надоумил?

– Я не стал отрицать.

– Не сказал я ему ни фига…

– Сказал! – Возмутился Соловушка. – Я все знаю. Ты слузис за обесяние, вот.

– Правильно. А за какое? – Хмыкнули головы.

Грабитель в ответ смог только удивленно поморгать.

– Тут Соловушка шибко нахваливал тебя, – продолжал между тем змей, не обращая внимания на обиженное кряхтение разбойника, близко к сердцу принявшего то, что сразу три головы назвали его по старинке, Соловушкой, говорил, что умный ты и все можешь… Короче, разговор есть. Только говорить будем вдвоем, то бишь вчетвером… В общем, ты и я. Тет-а-тет. Согласен?

Как будто у меня был выбор.

Соловушка, решивший, наверное, завоевать почетный титул «герой дня», заартачился было, заявляя, что «у гойиныся не долзно быть от него секьетов». Вовремя подключившиеся Карл и Васька увели строптивого толстячка на другой конец поляны. Увидев, как вышагивал подбоченившись и распушив хвост, к месту ожидания ворон, я искренне посочувствовал горе-конспиратору.

– Служу! Гм… Нашли служаку! – Начал Горыныч, когда мы остались одни. – Услуга за услугу. Вот как это называется. Я пообещал раз несколько слетать по его делам, да и народец попугать…

– Несколько? – Усомнился я, так как знал, что змей уже давно «оказывает услуги» Емеле.

– Триста… Но не в этом дело. Мне Емеля обещал за мои услуги решить одну проблемку… Очень важную… Нужную… Очень нужную. – Змей мялся, не решаясь сказать, в чем же заключается обещанная помощь.

Пришлось подбодрить. Правда, весьма оригинальным способом, но я был почему-то уверен, что Горыныч не воспользуется моим советом.

– Что ты ходишь вокруг да около? Говори напрямую. А если решишь, что зря мне рассказал, фукнешь разочек, и нет меня.

– Тоже верно. Ладно. Слушай. Хочь я и змеюка страшная, огнедышащая и все такое прочее, однако и мужик к тому же. В смысле, особь мужского пола. Одинокая. А Емеля обещал за мои услуги подогнать мне бабу, то есть змеюку. Такую же, как я.

– А сам что, стесняешься?

– Если б. Нету нигде!

– Искал?

– Спрашиваешь! Все облетел. Куда только не заносило! И вопросики всем наводящие задавал. Бесполезно!

– Значит, нигде нет, а у Емели есть?

– Он обещал.

– А ты поверил?

– Если набрешет, сожгу.

– Ты ее видел, хоть?

– Кого?

– Ту, которую Емеля обещал.

– Не-а.

– Может, слышал что, например, где прячет?

– Нет.

– Значит, брешет, – сделал я однозначный вывод.

– Тады гореть ему синим пламенем, – подвел свой итог змей, – а, вдруг, не брешет? Его ж за язык ни кто не тянул. Он сам, первый заговорил про это. Я ж тогда чуть не оженился на одной уродине…

Последнее слово Горыныч произнес с непонятной нежностью, ни как не сочетающуюся со смыслом, а три морды расплылись в блаженной улыбке. Мне пришлось похлопать в ладоши, чтобы вернуть собеседника на бренную землю.

– Так, вот, говорю, я тогда чуть не оженился…

– Погоди. Ты же только что утверждал, что всю землю облетел, не мог себе пару найти. Неувязочка получается.

– Ни какой неувязочки. Искал я уже потом.

– А на какой хотел жениться, пропала, да?

– Да никуда она не пропала!

– Ни чего не понимаю.

– Давай я тебе все по порядку расскажу, только не перебивай.

Я согласился, тем более в начале змей разговаривал дружным хором, а когда речь пошла на душетрепещущую тему, головы без моей помощи принялись перебивать друг друга.

– Хотел я ожениться, как уже говорил, только на уродине… Гм… А Емеля уже тогда самым богатым слыл. И жил там же. Только дворец поменьше был. Прилетел я к нему. Хотел сверкульку покрупней приобрести. В подарок. он меня как увидел, сперва струхнул жутко. А потом я ему все растолковал, успокоил. Тут он мне глаза и раскрыл…

Выслушав рассказ Горыныча, я сделал собственный вывод, о том, как все было на самом деле. Оправившись от испуга, Емеля смекнул, что иметь такого монстра в услужении – весьма престижно и полезно. Умудрился запудрить сразу три башки. Убедил змея, что негоже ему, трехголовому, иметь жену всего с одной головой, да еще не умеющую огнем плеваться. И что у него, Емели, есть на примете именно то, что требуется Горынычу на самом деле. Трехголовая, огнедышащая. Все чин по чину. А эту восточную уродину следует забыть раз и навсегда. Окончательно и бесповоротно. По-мужски. Но, как говорится, услуга за услугу.

Дальше, все просто. Одноголовую уродину забыл (по крайней мере больше не встречался, разве что издали наблюдал, украдкой, когда находил причину слетать в те края), поручения Емелины выполнял. Однако, змей не дурак. Решил, не дожидаясь истечения контракта (триста боевых вылетов – не шутка), самостоятельно отыскать суженую, которую заочно почти что полюбил. Но многолетние поиски успеха не имели. Но теперь то все скоро должно проясниться. Вместе с сегодняшним осталось три вылета. Али Баба пытался уверить, что четыре, но Горыныч настоял на том, чтобы засчитать несостоявшуюся эвакуацию. Как никак погрузка-разгрузка были.

Так что, момент истины где-то рядом. И радостные предчувствия долгожданной встречи испортил я, вселив в тонкую змеиную душу сомнения и неуверенность.

– Емеля брешет, – безапелляционно заявил я, когда трехголовый закончил свое повествование.

В голос я попытался вложить максимум твердости, одновременно придумывая наиболее веские аргументы, которыми смог бы доказать истинность своего утверждения. Напрасно. Не потребовалось. Змей поверил сразу и бесповоротно.

– Спалю гада!

Я еле успел остановить Горыныча. Он уже начал приподниматься на мощных когтистых лапах и расправлять крылья.

– Постой!

Огнедышащий принял прежнюю позу.

– Что, не брешет Емеля? – спросила левая голова, недавно нареченная Сидором.

Еще при первом рассмотрении, не смотря на кажущуюся полную идентичность внешности трех братьев– близнецов, мне показалось, что в левой паре глаз прячутся ехидные бесенята. Не показалось.

– Брешет, брешет, – поспешил успокоить я недоверчивую голову.

– Тогда в чем же дело? – Поинтересовался хор.

– А что ты собираешься делать?

– Как что? Шашлык из Емели.

– Каким образом?

– Всегда интересовало, красиво ли горит дворец. И, если честно, – три головы синхронно подмигнули и перешли на заговорщический шепот, – давно мечтаю подпалить это нагромождение. Весь вид портит. Особенно сверху.

– А народа внутри много?

– Как грязи.

– И всех на шашлык из-за одного Емели?

– Хм… Как-то не подумал. Да, там шушера одна.

– Не только. Вчера арестовали несколько наших знакомых и наши друзья отправились их выручать. Так что дворец сейчас трогать нельзя

– А чо делать?

– Ничего.

– Нельзя.

– Почему?

– Наказать надо. А то повадятся дурить меня все кому не лень.

– От наказания Емеля не уйдет. Раз уж он нас то спалить приказывает, то выкурить, оставлять все как есть нельзя ни коем образом. Ты не против нам немного помочь?