Текст книги "Операция без выстрела"
Автор книги: Владимир Орленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
– Вчера по просьбе председателя райисполкома начальник лесхоза пообещал выделить для школ и больниц сухих березовых и грабовых дров. А такое сокровище лежит только в Мокрой балке. Транспорт для перевозки прибудет туда по нашему указанию. Пошлем людей для подсобных работ в сопровождении отряда «ястребков». Одним словом, операцию сможем обеспечить, да и сил, надеюсь, подбросят. Только одно задерживает – разведка бункеров. Как дела у Михайлы Михайловича?
– Волынец передал, что ждет встречи. Есть для нас новости.
После полудня чекисты прибыли на условленное место. Метрах в десяти от него, за скирдой прогнившей соломы, сидел лесник. Заметив на снегу его длинную тень, Кротенко весело окликнул:
– Как поживаете, дядька Михайло?
– Да вы что, насквозь видите? – испуганно выглянул из-за скирды Дарчин Волынец. Потом, глянув на собственную тень, успокоился и добавил, зевая: – А я, знаете, задремал. Устал сегодня так, что едва дышу. Садитесь рядом: и нас не видно, и ветер не так пробирать будет.
Он смахнул иней с дубленой полы потрескавшегося кожуха, подвинулся в глубь скирды. Чекисты примостились рядом, вытянув вперед ноги.
– Так какие же у вас новости, Михайло Михайлович? – спросил Кротенко.
– Недавно застал меня в Мокрой балке хромой Степан…
Волынец достал из-за пояса кожаный мешочек, набил трубку самосадом и, отряхнув мякину с вышитых красным гарусом рукавов, продолжил тем же спокойным тоном:
– Я как раз вышел из саней, чтобы срезать палку для грабель, а Степан ко мне: «Все крутишься возле дров? Ишь, не дают тебе покоя. Или, может, дурь какую в голову забрал? Так скажи, чего хочешь, Михайло?» Постоял, постоял, потом сердито сплюнул и похромал к своим саням, груженным мешками…
– Что было в мешках? – спросил Кротенко.
– Не знаю. Старший лесничий приказал мне возвращаться назад, и уже по дороге в село мы с ним встретились снова. Он пересел в мои сани, а свои пустил следом. В них уже было только сено. Степан опять ко мне: «Послухай, Михайло, думаю, и тебе нужна какая-никакая копейка». Потом оглянулся, запустил руку в карман, вынул деньги и говорит: «Вот тебе. Разбогатеешь, тогда и рассчитаешься. А теперь бери и держи язык за зубами».
– Вы взяли? – перебил лесника майор Шульга.
– А как же, сто рублей на дороге не валяются, – вздохнул Дарчин Волынец и, поправив смушковую шапку, съехавшую набок, усмехнулся: – В тот же вечер пришел ко мне брат Роман, тоже лесник… Так он… – Михайло Михайлович сморщился, раздул ноздри и дотронулся пальцем до своего носа, – понимаете, носом он чует не хуже собаки. По запаху может отличить, прошел человек по лесу босой или в сапогах, и даже скажет, чем мазал обувь – дегтем или ваксой. Роман прекрасно разбирается в лесу.
И хотя Дарчин Волынец явно преувеличивал феноменальные способности брата, Кротенко и Шульга возражать не стали. Они напряженно следили за ходом рассказа. Михайло Михайлович зажег трубку, и сизый дымок поплыл вверх.
– Так вот, Роман хотел купить дочке сапожки и пришел ко мне денег занять. Такой счастливый случай надо еще оценить. Я сунул руку в карман, вынул гроши, отсчитал тридцать рублей и даю ему. А он на меня уставился: «Могилой смердят! Ты что, в земле их держал? Не веришь? Понюхай!»
Дарчин Волынец полез в карман, но денег там не обнаружил.
– Хотел вам показать, да забыл дома. И вправду, воняли землей так, будто их только-только вынули из бункера. Тогда я и подумал: вот куда подевались Степановы мешки и откуда взялись у него эти деньги. Уж из своего кармана он не дал бы мне ни копейки.
– Вполне возможно, – сказал Кротенко. – Вы заметили там, в лесу, в каком направлении поехал хромой Степан после встречи с вами?
– Лошади в его санях смотрели туда, где кончается Мокрая балка и протекают ручьи. Они впадают в речку Свинку. Где-то там должны быть бандитские норы.
– Это уже кое-что, – промолвил Шульга, – однако недостаточно, чтобы проводить операцию. Надо как можно точнее определить расположение бункеров.
– А как это сделать? – спросил Волынец. – Хромой Степан запретил мне появляться в Мокрой балке. Даже деньги сунул, чтобы я отцепился. Застукает в другой раз, догадается, что интересуют меня не дрова. Тогда все может сорваться…
– Ну что ж, – поднялся Кротенко. – Настало, видно, время изменить условия, в которых вам приходится действовать. На днях из Мокрой балки начнут вывозить дрова. Как только станет об этом известно, договоритесь с лесником, что будете руководить погрузкой деревьев. Поддерживайте с нами тесную связь. И помните, Михайло Михайлович, от вашего умения будет зависеть успех операции.
Большая лесная полоса тянулась от Жолквы на северо-запад мимо сел Великомостовского и Каменка-Бугского районов в направлении Сокальщины и соединялась с лесами Волыни. На карте все это пространство казалось зеленой лентой, густо прошитой цветными метками. Мокрая балка, которая занимала несколько километров и образовывала Прибугскую низину, имела вид рыжеватого пятачка, разбитого на квадраты. Полковник Соколюк – начальник областного управления госбезопасности – прикоснулся указкой к одному из них и спросил, обращаясь к Кротенко:
– Вы уверены, что именно тут прячутся бандиты?
– Да, – ответил майор. – Об этом свидетельствует и запах воды, взятой из ручья, впадающего в речку Свинку. Если позволите, я коротко объясню.
И майор Кротенко принялся рассказывать о последней встрече с Дарчиным Волынцем, о том, как тот, выполняя поручение чекистов, выследил все-таки хромого Степана, когда оуновец вез на санях харчи бандитам. Волынцу удалось незаметно пробраться до самых зарослей ельника, где старший лесник сбросил в снег несколько мешков. И диво дивное: Михайло Михайлович не смог их разыскать – куда-то исчезли, словно сквозь землю провалились. На снегу и следа не осталось.
«Наверное, мешки попали сразу в бункер, иначе я их нашел бы», – подумал Волынец. Неподалеку от того места он заметил ручей. Зачерпнул ладонью воды, чтобы напиться, и вылил ее. Она пахла мочой.
Михайло Михайлович вышел на связь и передал информацию майору Шульге, тот доложил обо всем Кротенко, и Дарчин Волынец получил задание: еще раз проверить воду в подозрительном ручье.
На следующий вечер Михайло Михайлович раньше отпустил рабочих, которые грузили дрова на вывоз, и когда Мокрая балка опустела, зашагал в том направлении, куда вели вчерашние следы от саней хромого Степана.
Воды он набрал, плотно закупорил бутылку и привез домой. Принюхался: вода мочой не отдавала. «Неужто вчера показалось?» – заволновался Дарчин Волынец и, не долго думая, подался к своему брату Роману. Тот нюхнул и с усмешкой ответил:
– Пей, Мишка, на здоровье. Вода чистая, как слеза.
Михайло Михайлович совсем огорчился. «Как же так?» – раздумывал, возвращаясь домой. И вдруг громко рассмеялся и выплеснул воду в снег. «Вот дурень! – корил себя лесник. – Конечно, вода протекает через бункер, это факт, но его обитатели должны пользоваться отхожим местом перед сном, а спать ложатся, видно, рано. Просто сегодня я опоздал».
На следующий день Волынец пришел к ручью до рассвета, и проба оказалась удачной.
– Расположение остальных бункеров тоже определено, – продолжал Кротенко.
Он подошел к карте и показал несколько точек.
– Отметьте красным цветом, – попросил начальник управления, протянув майору карандаш.
Участники совещания с интересом слушали рассказ Кротенко, да и сам полковник больше не перебивал его, видно, мысленно оценивал способности своих подчиненных, сметливость и самоотверженность таких помощников, как Дарчин Волынец, который, несмотря на опасность, продолжал выполнять поручения чекистов.
Майор рассказывал образно. Вот Дарчин Волынец выслеживает в лесной чаще хромого Степана, вот Михайло. Михайлович поднимается выше по Мокрой балке и изучает овражки, наполненные мерзлой водой. Они тянутся параллельно в направлении к речке Свинке на расстоянии полутора-двух километров друг от друга. Мороз сковал землю, насыпанную кем-то в те овражки еще с осени. От глаза опытного лесника ничто не скроется. Столько грунта в каждом русле могло набраться разве что после рытья бункеров. Рыли их, очевидно, на берегу, чтобы не носить землю далеко. Ориентируясь по черному осадку в оврагах, Волынец определил, на какой высоте по течению засели бандиты.
– Эти и другие сведения Михайло Михайлович передал нам через связных, – закончил майор Кротенко.
– Ну что ж, собирали по крупинке, а выходит, уже и кашу варить можно, – сделал вывод полковник. – А каковы ваши соображения, товарищи? – обратился он к присутствующим.
– Я за то, чтобы начать операцию, – ответил Кротенко. – Но для этого в районе мало сил.
– Поможет пограничный отряд. Недавно у нас побывал заместитель начальника штаба отряда майор Зубарев. Он участник подобных операций в Прикарпатье. Думаю, и на сей раз не откажет…
Но случилось не так, как задумывалось. Когда план был уже согласован с начальником пограничного отряда, на улице потеплело. Прошумели дожди, растаял снег. В Мокрой балке раскисло, грязь – ни пройти, ни проехать. Операцию пришлось отложить.
Вскоре майор Шульга получил известие от Дарчиного Волынца: «Хромой Степан куда-то исчез. Не появляется ни в селе, ни в лесу. Надо начинать, потому что скоро весна и все поразбегутся».
В тот же день Волынца уведомили, что старшего лесничего задержали и доставили в область. Завтра начнется операция.
Утро выдалось солнечным, погожим. За ночь земля подмерзла, лед сковал речки и озера. Рядом с чекистами и «ястребками», которые высадились из автомашин, шел Дарчин Волынец с автоматом на груди, указывая колонне дорогу.
Лес был окружен пограничниками. У начала Мокрой балки организовали несколько засад.
К бункеру возле ручья подкрадывались осторожно, но найти лаз Волынцу никак не удавалось. Наконец на поляне, где недавно хромой Степан сбрасывал мешки с продуктами, он нащупал замаскированную крышку. Дернул что есть силы за скобу и отскочил в сторону. Люк с грохотом открылся.
– Сдавайтесь! Вы окружены! – крикнул Шульга.
И в тот же момент сбоку, где тоже разыскивали бункер, прозвучали автоматные очереди. Майор Кротенко бросился на выстрелы. Засев за стволами сосен, чекисты вели прицельный огонь по раскрытой пасти бункера, не давая бандитам пустить в ход гранаты.
– Сдавайтесь! – звучали голоса слева и справа. – Оказывать сопротивление бесполезно! Все погибнете!
Опять застрочили автоматы, прозвучали пистолетные выстрелы. В Мокрой балке разгорался бой. Там, где действовали «ястребки», некоторым бандитам удалось выскочить из своих нор, и теперь они отступали в чащобу, беспрерывно поливая своих преследователей огнем из автоматов.
– Выбрасывайте наверх оружие! – снова крикнул Шульга из-за дерева напротив лаза.
И вдруг из люка вылетела граната. Она упала на мерзлый грунт и покатилась в распадок. Землю тряхнул оглушительный взрыв. Вот мелькнула в воздухе вторая граната, но, словно за что-то зацепившись, упала обратно в люк. В бункере глухо жахнуло, и над ним выгнулась земля. Из нескольких отдушин повалил дым.
Пока «ястребки» откапывали лаз и выносили окровавленные трупы, майор Шульга с Дарчиным Волынцем обнаружили на берегу обрыва еще один бункер. Возле открытого люка валялись стреляные гильзы, из отдушин курился дым, торчали клочья обгорелой соломы. Видно, бандитов уже выгнали из укрытия. И все-таки Дмитро Мусиевич предупредил Волынца:
– Не подходите близко. Может, там кто-нибудь остался.
Внутри загремело, заскрипели ступеньки.
– Не стреляйте, это я, – выглянул наружу капитан Швыдченко.
Он бросил на землю охапку трофейных автоматов и, сказав: «Я сейчас…», стал спускаться через лаз на дно бункера.
Через минуту капитан вышел наверх и передал Шульге туго свернутый пакет.
– Это из бандеровского тайника, наверное, почта.
Неожиданно появился Паливода. Секретарь райкома привез подкрепление и уже успел подключиться к операции.
– Ну что? – разгоряченный боем Ермолай Яковлевич указал глазами на пустой бункер.
– «Ястребки» выкурили бандитов, – доложил Швыдченко. – Отстреливаясь, бандеровцы пытались отойти в глубь леса. Четверо ранено, двум удалось присоединиться к другой группе. Против них ведет бой сводный отряд под командованием лейтенанта Епифанова.
– А это что? – Паливода указал рукой на пакет, который никак не умещался в сумке Дмитра Мусиевича.
– Почта бандеровцев, – ответил майор, наконец запихнув пакет в полевую сумку.
Секретарь райкома оглядел разбросанное трофейное оружие и исчез за пригорком, откуда доносились возбужденные голоса.
…Когда капитан Швыдченко подошел к поляне, вражеский пулемет уже смолк. Чекист одним махом преодолел овражек и, оттолкнув убитого бандеровца, завладел станковым пулеметом. Установил его так, чтобы прикрыть огнем шеренгу «ястребков», которые теснили бандитов из зарослей к открытой лощине. Однако сделать это не удалось. Бандиты неожиданным ударом прорвали цепь атакующих и кинулись в лесную чащу. Им преградил дорогу капитан Швыдченко. Град пуль прижал оуновцев к земле.
– Сдавайтесь! – раздался голос лейтенанта Епифанова.
Стрельба утихла. Четверо бандитов, подняв руки, вышли на поляну и под конвоем двинулись к месту сбора.
– Сдавайтесь! – повторил Епифанов тем, кто продолжал лежать.
Поднялись еще несколько оуновцев, и вдруг ударила автоматная очередь. Сраженные пулями националисты повалились на землю – это стреляли их же верховоды. У одного из них еще курился ствол автомата. От неожиданности «ястребки» оторопели. Прежде чем они открыли огонь в ответ, оуновские вожаки сорвались с места и вместе со своими охранниками бросились к лесу. «Ястребки» пустились вдогонку. Завязалась перестрелка. Тем временем другие бойцы получили приказ выйти в тыл бандитам и окружить их.
Капитан Швыдченко, оставив трофейный пулемет, поспешил на помощь «ястребкам». Бандиты отбежали недалеко. Засев за поленницами дров, они открыли автоматный огонь. А когда «ястребки» залегли, оуновцы кинулись в сторону, перемахнули через овражек и исчезли в зарослях.
Смеркалось. В лесу еще звучали выстрелы, доносились взрывы гранат. Потеряв след беглецов, бойцы остановились передохнуть. Минут через десять вернулись разведчики.
– Товарищ капитан, – обратился к Швыдченко русый паренек, – они в овраге прячутся.
– О чем-то советуются, – добавил кареглазый усач, который тоже ходил в разведку.
– Хотят гады дождаться ночи, а тогда ускользнут и снова заползут в норы…
– Не ускользнут, – перебил капитан. – Готовьтесь, ребята, к бою.
Тучи опустились низко, небо потемнело. Повалил густой снег. Сквозь матовую пелену едва просматривались человеческие фигуры. Вокруг царила мертвая тишина…
И вдруг словно гром расколол землю, прогремели взрывы гранат, на кончиках автоматных стволов задрожали огоньки, завизжали пули и осколки.
После короткого и жестокого боя бандитов осталось не больше десяти. Бросив на снегу трупы своих сообщников, атаманы забились под крутой обрыв и там притаились в выбоинах. Сверху огонь их не доставал. Позаботились и об охране: двое головорезов залегли с автоматами тоже в мертвой зоне, за пригорком, и время от времени посылали в «ястребков» свинцовые очереди. Спуститься вниз бойцы не могли.
Пришлось искать другой путь. Метрах в десяти от того места склон оказался пологим. По суглинку вела тропка, похожая на громадные ступени. На дне оврага она исчезла в снеговой пороше. Отряд остановился. Дальше вверх поднималась круча. До выбоин, где залегли бандиты, оставалось метров сто. Туда можно было бы незаметно подкрасться и пустить в ход гранаты, но мешали оуновские охранники в засаде.
Швыдченко приказал бойцам залечь.
– Надо уничтожить тех, что за пригорком, – зашептал капитан. – Разделимся на две группы. Пять человек, – он назвал бойцов и лейтенанта, – будут блокировать охранников, остальные вместе со мной откроют огонь по выбоинам. Мы заставим этих псов сложить оружие. А не захотят сдаться – забросаем гранатами.
Обе группы ударили почти одновременно… Бой длился три-четыре минуты, а казалось, не будет ему конца. Снежная пыль, поднятая взрывами, заслонила выбоины густой пеленой, но оттуда, посвистывая, продолжали лететь пули.
– Кидай правей, – приказал русому пареньку Швыдченко.
Наконец граната угодила в цель. Окрыленный успехом, «ястребок» сорвался и побежал к яме.
– Стой! – крикнул капитан и кинулся на выручку. Он видел, как запыхавшийся паренек остановился, отскочил в сторону и вдруг пошатнулся… Что-то больно толкнуло капитана в грудь…
В едином порыве «ястребки» бросились вперед, и их автоматные очереди стоголосо отозвались в мрачных пещерах.
Капитан Швыдченко был ранен смертельно. Он лежал на дне Мокрой балки рядом с русым «ястребком». Лейтенант Епифанов прикоснулся к руке чекиста, потом поднялся и снял шапку…
Секретарь обкома готовился к совещанию. На столе лежали выдержки из сообщений Совинформбюро. В них рассказывалось о победном ходе войны, об успехах Красной Армии. Другие материалы, полученные из районов, свидетельствовали о быстром восстановлении народного хозяйства области, об укреплении в городах и селах советского строя. Иван Самойлович Грушецкий взглянул на часы и снова склонился над докладом.
Была та ранняя пора, когда рабочий день еще не начался и ничто постороннее не мешало сосредоточиться на главном. Но вот в кабинетной тиши прозвучал телефонный звонок.
– Алло! Я слушаю. Закончили? Успешно? Поздравляю! Жду вас, Максим Петрович, в обкоме. Хорошо, до встречи! – И Иван Самойлович отложил недописанный доклад, нетерпеливо заходил по комнате. Минуты ожидания тянулись медленно.
Полковник Соколюк вошел в кабинет не один. По телефону он предупредил, что прибыл с важными материалами непосредственный участник операции майор Кротенко, которого он намерен привести с собой.
Секретарь обкома залюбовался военной выправкой прибывших, потом, поздоровавшись за руку, по-штатски, пригласил сесть.
– Устали, наверное, этой ночью? – Иван Самойлович сел напротив. – Время не ждет, товарищи, давайте сразу перейдем к делу.
Он с интересом слушал рассказ чекистов, что-то записывал в блокнот, задавал вопросы. Когда полковник вынул из папки захваченную в бункере почту и зачитал несколько писем, адресованных «1221-му», спросил:
– И где же этот бандитский верховод?
– Убили во время боя, – ответил Кротенко.
– И погибли капитан Швыдченко и «ястребок» Григорий… Жаль, храбрые были воины, да бандитская пуля не выбирает. – Иван Самойлович перелистал бумаги, выбрал одно из писем к «1221-му» за подписью Буй-тура и передал его Соколюку. – Не возражаете, если я использую это послание в сегодняшнем докладе?
– Отчего же, пожалуйста, – ответил полковник. – Только еще не во всем удалось разобраться. Вот слушайте:
К 1221!
Обращаюсь к Вам с плохими новостями. В селах района опасно появляться. Кроме «ястребков» там есть люди из райцентра. Имеют оружие. Несу потери. Порой наши гибнут по-глупому. Погиб друг Назар с двумя боевиками. Не раз предостерегал, чтобы не ходил в Жолкву, где знают его, бывшего полицая, как облупленного. Он не послушался. Верный человек сообщил, что Назар и его боевик лежали на околице Жолквы в крови. Кто-то позвал чекистов, и они забрали их.
Обоих убили не «ястребки» и не органы. Сделал это кто-то из местных, а может, другой боевик, который неизвестно куда девался. Теперь и такое случается.
Имеет большие потери и мой сосед «В». Даже не верится, что это работа «ястребков»! С ними были только два оперативника и один участковый уполномоченный милиции. Говорят, в операции принимали участие и те, кто явился с повинной.
Возвращаюсь к тому, что говорил Вам: нужно смелей идти на ликвидацию ненадежных. Смерть каждому, кто вызывает хоть малейшее подозрение! Не жалейте и тех, кто ничего не сделал для организации!
Жду весны. Может, в лесу будет спокойнее.
Буй-тур.
Стоянка. Январь 1945 г.
– Пока что неизвестно, – продолжал полковник, – кто убил Назара. Как видно из письма, Буй-тур тоже не знает. Отпадает и другой боевик Назара, Униат, – недавно его нашли мертвым в амбаре у одного крестьянина. Видно, забрался туда раненый и умер. Но надеюсь, рано или поздно тайна раскроется.
– Да, да, разберитесь во всем. Это очень интересный случай. Он свидетельствует не только о дальнейшем разложении в среде националистов, но и о ненависти местного населения к бандам УПА. Видите, до чего дошло: оуновцев убивают, как бешеных собак. Я обязательно расскажу об этом на совещании. А может, и вы выступите, Максим Петрович?
Полковник Соколюк кивнул.
– Вот и хорошо, – улыбаясь, одобрил секретарь обкома, – заодно расскажете про операцию в Мокрой балке. – Иван Самойлович возбужденно зашагал по кабинету.
– Работы – непочатый край. Предпринимаются меры, которые вас, безусловно, заинтересуют. Жизнь подсказывает, что настало время пересмотреть кадры лесничества. Вместо таких, как хромой Степан, придут честные люди, ну, хотя бы Дарчин Волынец и его брат Роман…
Секретарь обкома говорил увлеченно, горячо, прикидывал задачи лесного хозяйства края. И не верилось, что там, далеко на западе, стонет земля от взрывов и что еще впереди заветный День Победы над фашизмом.
– Люди верят в конец войны, а тут кучка выродков убивает, поджигает. Я вчера был на собрании интеллигенции города, и мне прислали несколько записок, гляньте-ка.
Соколюк прочитал вслух:
– «Почему вы в выступлении называете националистов немецко-украинскими, да еще буржуазными?»; «Неужели все, кто находится в карпатских лесах, – бандиты, душегубы, убивают или вешают своих же? Ведь есть и такие, кто просто скрывается, может, им нужно помочь?»
Максим Петрович протянул записки секретарю обкома.
– Я, конечно, на вопросы ответил, – продолжал Иван Самойлович, – но был обеспокоен тем, что, видимо, не все знают о призыве правительства и партии являться с повинной. Что же говорить о людях, живущих в селах, Карпатах, если здесь, во Львове, не все знают об этом призыве?
– А как реагировали на ваш ответ по первому вопросу? – спросил Соколюк.
– Вы знаете, хорошо! С интересом слушали рассказ о, казалось бы, общеизвестных вещах. Я говорил о том, что национализм – идеология буржуазии, что он всегда отражает интересы буржуазии и ничего общего не имеет с интересами трудящихся. Напомнил и о том, что после Октябрьской революции на Украине были правительства во главе с националистами Грушевским и Петлюрой [12]12
М. Грушевский (1866—1934) – один из идеологов украинского буржуазного национализма. В 1917—1918 гг. – глава контрреволюционного правительства, так называемой Центральной рады. С. Петлюра (1877—1926) – один из главарей украинских буржуазных националистов. В 1919—1920 гг. возглавлял контрреволюционное националистическое правительство.
[Закрыть]. Советские люди до сих пор помнят те контрреволюционные правительства, помнят, как вешали, убивали рабочих, крестьян, интеллигентов, которые выступали, как и русский народ, за власть рабочих и крестьян. И хотя эти контрреволюционные правительства вошли в сговор с белогвардейскими генералами, Антантой, им это не помогло. Победили рабочие и крестьяне. Остановился и на первом вопросе – почему мы называем националистов немецко-украинскими. Во-первых, говорил я, их так называет народ. Народ видел, как националисты шли в обозе фашистских оккупантов, как националисты помогали фашистам устанавливать «новый» гитлеровский порядок. Сколько они убили, повесили советских людей – об этом можно и не рассказывать: многие из присутствовавших были свидетелями расстрела националистами ученых во Львове. А кто их вооружил? Фашистская Германия. Так что народ правильно называет их немецко-украинскими националистами… Думаю я, Максим Петрович, что нам следует принять дополнительные меры по разъяснению воззвания правительства о явке с повинной, особенно в селах. Хочу поехать по районам да взять с собой двух-трех представителей интеллигенции, пусть посмотрят, что творят националисты.
– Мы вам поможем. Доказательств больше, чем нужно. Можно поехать в Перемышляны. Там сын, бандит ОУН, убил мать за то, что она подала заявление в колхоз. Зарубил топором.
– Страшный случай, мне о нем говорили. Я поеду именно в Перемышляны: оттуда родом ученый, который подходил ко мне после собрания и, разводя руками, удивлялся: «Неужели националисты дошли до такого?..»
В Перемышляны Иван Самойлович поехал с профессором Возняком. Побывали в селах, встречались с людьми. Профессор расспрашивал, кто ушел в банду, кого убили националисты, за что убили. Люди отвечали на вопросы, но не могли ответить на один: за что убили. Лишь дедок в одном селе сказал:
– Разве они говорят? На то они и бандиты. Нашего попа убили за то, что он похоронил казненного председателя сельского Совета и его жену. Да что тут говорить!
В Перемышлянах профессору показали оуновца, его земляка.
– Я же знал твоего отца, порядочного человека! Как он мог позволить тебе пойти в банду, убивать людей? – спросил Возняк.
Бандит молчал, переводя взгляд с профессора на чекиста.
– А если бы я приехал в родное село, так и меня повесили бы или расстреляли? – продолжал профессор.
Бандит словно выстрелил взглядом в профессора, потом глянул на секретаря обкома:
– А какая разница между вами, профессор, и этим советским, который привез вас для разговора со мной?
– Значит, убили бы? – допытывался Возняк.
– Я уже сказал, – ответил бандит.
– Скажи тогда, за что убили учительницу и ее ребенка? Она же тебя учила!
– Она тащила детей в пионеры, вот и весь сказ.
Возняк стоял несколько минут, словно не видя бандита; перед его глазами была страшная могила, а в ней – замученные, повешенные, зарубленные топорами…
– Поедемте, – едва выговорил профессор.
Они уже подъезжали к Львову, когда Возняк сказал:
– И хорошо, что я поехал с вами, и плохо. Я многое понял, и это хорошо, но не смогу заснуть, и не только этой ночью…
